Текст книги "Тяжесть венца"

11. Вудсток

Ей было душно, но порой ее охватывал озноб, так что она стучала зубами, ища хоть искру тепла в окружавшем ее мраке. Слышался какой-то гул, иногда переходящий в голоса. Один раз она различила голос Томаса Стэнли. Что-то сказала ему, кажется, назвала по имени… У него были мягкие руки, они касались ее лица. Мягкие руки… Как и его душа. Он всегда всем уступал – ее отцу, Эдуарду Йорку, своей жене, Ричарду Глостеру…

– Напиваться – это не выход…

Кажется, это тоже сказала она. Анна открыла глаза.

Стэнли рядом не было, возле ее ложа стоял Уильям Херберт. Прекрасный, как ангел.

– Ты явился за моей душой?..

– Похоже, она приходит в себя. Леди Анна, вы слышите меня?

«Уил… Уил, береги Кэтрин…»

Она не знала, произнесла ли она это, ибо гудящая тьма вновь поглотила ее. Смутный инстинкт подсказывал: там, во мраке – покой, там можно скрыться от невыносимой правды. Там она найдет Филипа, падет перед ним на колени и станет молить прощения, за то что неверно истолковала знаки небес в ту ночь, когда решила стать женой его убийцы. Кажется, снова грохочет гром! У нее раскалывается голова. «Филип, ты говорил: нет! нет! Ты являлся во сне Кэтрин, ты предупреждал, чтобы мы не предавали тебя. Глупая маленькая Кэтрин… Она сидит на сундуке и ест яблоко. А рядом жаровня… Они сожгут ее девочку! О, какой огонь! Жара! Нестерпимая жара!»

– Воды! Умоляю, воды!

Она пьет. Прекрасная прохладная влага! И ласковый голос рядом:

– Моя бедная королева! Прости меня, если сможешь…

Она поднимает тяжелые веки.

– Дебора… Как хорошо, что ты со мной. Оставайся здесь, не уходи…

– Нет, нет! Я не уйду.

Она чувствует легкое пожатие руки и успокаивается. «Дебора… Он убил и твоего мужа. Он убил многих. Я хочу плакать с тобой, плакать – и ничего больше. Слезы…» Снова дождь и грохот грома. Сами небеса сказали – нет… Ночь, шум дождя. Еще можно что-то изменить. Она убьет Ричарда…

Шаги. Она знает, что это шаги Филипа. Сейчас откроется дверь, и он, нагнув голову, войдет в комнату «Леопарда». Грохочет гром, хлещет дождь. Тень Ричарда надвигается на нее. Шаги удаляются. Ведь ее Фил видел, как она венчалась с горбуном…

– Филип! Вернись, Фил!..

Она пытается бежать по темному коридору за ним. Как здесь холодно! Она догонит его, укроется в его объятиях, согреется. Какие-то люди встают между ними. Жуткие маски хохочут, обнажая желтые клыки. Все они здесь, ее враги – Дайтон, Тирелл, Матильда Харрингтон. Это враги. «Дебора, прогони их, мне страшно… С ними сам сатана!»

– Я здесь!

Она цепляется за ее руку. Боже! Из всех, кто был с ней, осталась одна Дебора.

– Прогони их, Деб!

У сатаны черные прямые волосы, темные провалы глаз, одно плечо выше другого… Где-то вдали замирают шаги Филипа…

– Холодно, – шепчет Анна. – Мне холодно без тебя.

– Я здесь. Я сейчас укрою тебя.

Покачиваются и звенят звезды над головой. Маленькие колокольчики звезд. Как они высоко! Ее укачивает, как в конных носилках или на море… Море… Скоро они прибудут в Бордо. Бьет бубен, оглушительный бой отдается у нее в мозгу… В Бордо будет счастье… И опять наваливается духота. Во мраке копошатся обрубки изувеченных тел. Она касается их, она ищет останки Дэвида. Боже, сколько крови, как она алеет!

Неожиданно Анна осознала, что это вовсе не кровь, а складки пунцово-красного полога у нее над головой. По углам свисают золоченые кисти.

– Где я?

Свет кажется ослепительным. Высокое открытое окно, раздвинутые занавески и пение птиц. Анна лежит неподвижно, вслушиваясь в их голоса. Как это чудесно – птицы и шелест листвы! Слушать их, ни о чем не думая.

Открылась дверь, и вошла женщина в темном платье и развевающемся белом покрывале. Подошла к столу, взяла вышивание и направилась к ее постели. Поднявшись на ступени, поправила одеяло, хотела было сесть на скамью рядом, но неожиданно замерла, встретившись взглядом с Анной.

– Дебора, – тихо произнесла Анна. – Дебора, что со мной? Где я?

– О Анна, как я рада! Вы наконец-то пришли в себя! Хвала Господу и Деве Марии, вы наконец-то очнулись!

– Я болела?

– Очень долго. У вас была горячка, страшный жар, и вы все время бредили. Это продолжалось больше месяца, с самого дня коронации.

Коронация! Анна сразу все вспомнила и, мучительно застонав, закрыла глаза.

– Лучше бы я умерла.

– Пресвятая Дева, что вы говорите! Я так молилась за вас.

– Лучше бы я умерла. Оставь меня, уйди. Прошу тебя…

Леди Дебора покорно отступила. В дальнем конце просторной комнаты она опустилась на колени перед старинным складнем с изображением Святого Семейства и принялась жарко молиться. Анна отвернулась к стене и лежала так, глядя невидящим взором перед собой. Она вновь возвращалась к кошмарной действительности. Она королева, и Ричард ценой жизни ее дочери купил ее покорность. Слезы медленно потекли из ее глаз. Так, вся в слезах, она и уснула.

После этого сна она начала понемногу поправляться. Дебора кормила ее, ухаживала за ней, как за ребенком, стараясь пробудить в Анне интерес к жизни. Малейшего вопроса Анны было достаточно, чтобы она пустилась в пространные объяснения. Раньше она никогда не бывала так многословна. Так Анна стала постепенно узнавать, что произошло с ней после того, как она потеряла сознание в потайном ходе Вестминстера.

При дворе было объявлено, что королева внезапно занедужила. Это вызвало множество толков. Однако осмотревший ее лекарь подтвердил, что у королевы тяжелая горячка, нервное расстройство с бредом и частичной потерей сознания. Однако, как ни странно, были и такие, кто усомнился в свидетельствах врача. Так, Томас Стэнли, герцог Бекингем, граф Нортумберленд и молодой граф Хантингтон хотели воочию убедиться, как обстоит дело. Король им не препятствовал. Лорды побывали у королевы и разнесли печальную весть: ее величество действительно тяжело больна.

Теперь Анна, кажется, припоминала. Голос Стэнли, голос Уильяма.

– Что с моей дочерью?.. Я имею в виду принцессу Кэтрин…

Дебору несколько удивил ее вопрос. Что же может статься с этой юной леди? Когда король отбыл в турне по Англии, он прихватил ее и принца Джона с собой. Анна облегченно вздохнула. Их договор остается в силе, и Кэтрин, пока ее мать покорна, вне опасности.

Дебора поведала и о том, что ей не сразу было разрешено ухаживать за королевой. Матильда Харрингтон неусыпно следила за тем, чтобы не допустить баронессу к ее величеству. Однако ей помогла сестра короля Анна Сент-Лежар, бывшая герцогиня Экзетер, вместе с которой Дебора наконец навестила королеву.

– Вы метались в бреду, миледи, и просили прощения у Филипа Майсгрейва. Дежурный лекарь позволил мне напоить вас, и тут вы меня узнали. Я даже расплакалась, когда вы стали молить меня не уходить. Вы успокоились, держа меня за руку, но, как только я попыталась встать, вновь начали метаться. Тогда лекарь попросил его величество, чтобы он позволил мне ухаживать за вами, ибо мое присутствие влияет на вас благотворно. Кажется, король был против, но вступилась его сестра, а также архиепископ Кентерберийский, который молился за ваше выздоровление. И его величество не смог отказать, но глядел на меня с неудовольствием. Однако после того, как он погубил Кристофера, меня уже ничем нельзя испугать. Что же до вас… Господь свидетель, король Ричард люто вас ненавидит. Я иногда наблюдала за ним, когда он приходил навестить вас. Пречистая Дева! Если бы вы только видели, какое у него в эти минуты бывало лицо! Дьявол, сущий дьявол!

– Я знаю, – бесцветным голосом проронила Анна. – Странно, что он велел лекарям лечить меня, а не дать умереть.

У Деборы на сей счет было свое мнение.

– Это вызвало бы слишком много толков. Со времени вашей болезни вокруг короля сгустилась какая-то напряженность. Слишком много людей, как оказалось, подозревали, что с вами может случиться нечто дурное. Об этом беспрерывно шептались, а у короля даже вышел неприятный разговор с верным Бекингемом. Несколько позднее король с огромной свитой отбыл из столицы, а спустя несколько дней перевезли и вас – сюда, в замок Вудсток.

– Вудсток?!

– Да. Знаете ли, когда вас перевозили, герцог Бекингем пожелал сопровождать вас, отстав ради этого от королевского кортежа. Он был крайне обеспокоен и мрачен, слыша ваш бред. Но вскоре ему пришлось поспешить к королю, а вас сопровождал далее Роберт Рэтклиф, который назначен комендантом замка.

– О, это выдающийся тюремщик!

Дебора взволнованно смотрела на королеву.

– Вы считаете, что Вудсток для вас – тюрьма?

– Разумеется, тюрьма, – равнодушно ответила Анна. – Если не ошибаюсь, Вудсток построен Генрихом II для самой красивой девушки Англии Розамунды Клиффорд. Здесь он прятал ее от ревнивой королевы Элеоноры. Замок любви! Кто заподозрит Ричарда в дурных помыслах, если его королева будет поправлять здоровье в этом овеянном преданиями прекрасном поместье.

– Замок действительно необычайно красив, – заметила Дебора, с беспокойством глядя на Анну. Ее начинало всерьез тревожить полное безразличие королевы ко всему происходящему.

– Когда вы окрепнете настолько, что сможете вставать, я проведу вас по его переходам и покоям. Это поистине лабиринт, в котором есть на что посмотреть.

Однако Анна не желала вставать. Она утратила интерес к чему бы то ни было. Целые дни проводила она в постели, уставившись в пространство пустым взглядом. Она исхудала, под глазами залегли темные тени, волосы ее были в беспорядке. Деборе стоило немалых трудов заставить ее поесть или выпить целебного отвара.

Временами в Вудсток наезжали посетители справиться о ее самочувствии, гонцы доставляли подарки от короля: заморские фрукты, забавную обезьянку, сказочной красоты наряды. Здесь побывала Маргарита Бофор, в другой раз – депутация северян, прибыл даже этот прелат Стиллингтон, который ныне возвысился и стал епископом Уэльским. Их всех приводили в ее покои, но Рэтклиф неизменно присутствовал при каждом свидании, молча стоя в стороне и пристально следя за всеми, словно ожидая, что посетитель извлечет из-под полы веревочную лестницу или напильник для побега. И лишь явившийся лорд Генри Перси решительно выпроводил Рэтклифа из опочивальни королевы.

– К вам это тоже относится! – рявкнул Перси, обращаясь к Деборе.

Но королева сказала:

– Пусть она останется. Я ей верю.

Перси потоптался, взгромоздил на возвышение у ложа королевы кресло и сел. Однако, сколько он ни всматривался в лицо Анны, оно оставалось бесстрастным, а взгляд был устремлен мимо него.

– Правду сказать, я опасался, что Ричард вас просто отравит. Я понял, что случилось неладное, когда узнал об этой вашей неожиданной болезни. Это ведь связано с нашим последним разговором, не так ли? Вы что-то проведали про Нейуорт, верно?

Анна молчала. Перси поерзал в кресле, а затем, чтобы хоть как-то разрядить напряженное молчание, принялся рассказывать о поездке короля Ричарда по Англии, которая превратилась в настоящий триумф. В каждом уголке, где король останавливался, он устраивал празднество. В Оксфорде Ричард вступил с докторами университета в теологический спор, в Глостере даровал городу хартию свободного города, а в Ковентри устроил невиданное доселе пиршество.

– Но что повсюду смущало меня, Земляника, – это слухи. Множатся толки о том, что вы сопровождаете короля, в то время как многим известно, что вы на одре болезни. Вашему супругу по-прежнему небезразлична слава дочери Делателя Королей, и он, клянусь святым Георгием, готов ею воспользоваться, даже если вы зачахнете в Вудстоке.

Видя, что Анна все еще никак не реагирует, он снова взялся рассказывать о том, с какой помпой встретил государя город Йорк, короновавший его вторично.

Дебора негодующе поднялась. Вряд ли королеву можно развлечь сообщениями об успехах Ричарда. Перси, кажется, тоже понял, что речи его неуместны, и умолк.

Наконец Анна подала голос:

– Почему вы не остановили казнь юного Грея? Разве вы не знали, что это сын Филипа Майсгрейва?

Перси выпучил глаза.

– Дьявол! – выдохнул он наконец. – Дьявол и преисподняя!.. Но откуда же мне было знать?

– Ричард Грей очень похож на отца. И всем ведомо, что у Элизабет до брака с королем был роман с Филипом.

Перси взъерошил волосы.

– Очень похож, говорите… Проклятье! Как я мог это разглядеть, если все его лицо было обезображено, даже волосы покрыты кровавой коркой. Его под руки подняли на помост, сам он стоять не мог… Мне и в голову не могло прийти… К тому же у меня был приказ короля.

Анна вновь устремила взгляд на полог над головой.

Перси смешался, потом, во внезапном приступе бешенства, стукнул кулаком по подлокотнику кресла:

– Какого дьявола! Он и без того был уже никуда не годен. А так – раз, и конец мучениям.

И он выразительно провел ребром ладони по горлу.

Внезапно Анна ровно и бесстрастно заговорила. За четверть часа она успела поведать Перси о том, как пал Нейуорт. Граф слушал, набычась. А когда Анна умолкла, несколько минут подряд сквернословил яростным шепотом. Затем вдруг решительно заявил, рубя воздух кулаком:

– Все должны узнать об этом! Весь Север! Вот, оказывается, на что способен наш король! Пуп Вельзевула! Помогать шотландцам!..

Анна приподнялась на локтях.

– Ради самого неба, не делайте этого! Первое же слово, сорвавшееся с вашего языка, будет означать мучительную смерть для моей дочери!

Перси ошеломленно умолк и снова заерзал, недоумевая.

– Зачем же вы мне все это рассказали, Земляника?!

Анна опустилась на подушки.

– Затем, чтобы вы не допустили этого дьявола в Пограничье. И вот еще что… Теперь, когда Ричарду уже незачем со мной заигрывать, когда мы стали врагами, он может разрушить Гнездо Орла. Хотя бы ради того, чтобы причинить мне еще бóльшую боль. И я прошу вас, сэр Генри Перси, не оставить своей милостью крепость Нейуорт, где погребено мое сердце. Жизнью с Ричардом я предала память Филипа, и все же помогите сохранить единственное, что осталось нетронутым и что было так свято для Бурого Орла, – замок на скале…

Когда Нортумберленд уехал, Дебора открыто выразила неудовольствие его визитом, решив, что своими мрачными вестями он лишь усугубил и без того тяжелое состояние Анны. Но вышло наоборот. На следующий же день королева как будто ожила.

– Дебора, Перси сказал, что Ричард всех извещает о моей болезни, и я все это время сама играла ему на руку. Однако же он нашел способ, не обагряя рук кровью, избавиться от меня. Но этому не бывать! Неси мне сию же минуту зеркало, вели подать одеваться, жаркое и вина. Я хочу вновь стать красивой, я хочу, чтобы, невзирая на его слова, все знали, что я все еще сильна, здорова и что он содержит меня узницей в Вудстоке!

Однако возвращение к жизни давалось ей с трудом. Душа ее все еще пребывала во мраке, и, чтобы хоть чем-то себя развлечь, Анна принялась изучать знаменитый замок любви Розамунды Клиффорд.

Вудсток и в самом деле представлял собой лабиринт, беспорядочное нагромождение многочисленных и запутанных дворов и построек. Позднейшие владельцы перестраивали и украшали его каждый на свой лад, еще более запутывая первоначальный план замка. Здесь были древние сооружения, возведенные еще во времена норманнов, и изящные залы с готическими окнами и ажурными потолками, сооруженные уже при династии Ланкастеров. Среди всевозможных закоулков Анна обнаружила даже построенный Генрихом для своей Розамунды дворик в восточном стиле – с тенистой колоннадой, выложенный фаянсовой плиткой, и прекрасным мраморным фонтаном с бассейном, вокруг которого стояли кадки с пряно благоухающими лимонными деревцами.

И все же Вудсток был крепостью, окруженной мощными стенами и рвом с водой. Сразу за стенами тянулись знаменитые охотничьи угодья. Замок любви и охоты – так прозвали Вудсток. Здесь Генрих II любил свою Розамунду, сюда позднее приезжал поохотиться со всем своим двором его беспутный сын Иоанн Безземельный, здесь проводил долгие месяцы с прекрасной графиней Солсбери Эдуард III. В Вудстоке уединялась для свиданий с Суффолком Маргарита Анжуйская, где и выследили ее враги Йорки и донесли несчастному Генриху VI о неверности его черноглазой анжуйки. Прежний король, любвеобильный Эдуард IV, тоже часто бывал здесь, и, как правило, без королевы. Но в последнее время замок пустовал, и если не выглядел запущенным, то лишь благодаря заботам смотрителя – хромого старичка, который, кажется, просто боготворил эту груду камней и реликвий. Когда королева пошла на поправку и изъявила желание ознакомиться с замком, он буквально просиял.

– Сюда, сюда, ваше величество! Видите эту восхитительную оленью голову над камином? Такие царственные рога у оленей встречаются только в наших краях. А вот здесь, если отогнуть гобелен, видна кладка куда более светлая, нежели в других местах. Тут был знаменитый потайной ход, по которому должна была скрываться Розамунда, в случае если бы Элеонора Аквитанская захотела навестить короля в Вудстоке.

Затем он продемонстрировал Анне фреску, где была изображена дама с двурогой лирой в руках, и стал уверять, что это подлинный портрет той самой леди Солсбери, которая уронила на балу подвязку, после чего и появился самый почетный орден Англии[73]73
  Имеется в виду легенда, по которой, когда фаворитка Эдуарда III уронила на балу подвязку с ноги и была этим чрезвычайно смущена, король поднял эту принадлежность туалета и, чтобы отвлечь всеобщее внимание, надел ее на свою ногу ниже колена, произнеся: «Позор тому, кто плохо подумает об этом». В память о том случае и был учрежден Орден Подвязки, а произнесенные королем слова стали его девизом.


[Закрыть]. После этого последовало удивительное сооружение – огромная трехъярусная люстра, целая гора литого серебра с позолотой, вся унизанная пучками белых свечей.

– Последний раз ее зажигали, когда покойный государь Эдуард – да смилостивится Господь над его душой – приезжал сюда с хохотушкой Джейн Шор. Видели бы вы, государыня, какое это было великолепие, такого и в раю наверняка нет. Не желаете ли приказать зажечь? – спросил он с робкой надеждой в голосе.

Анна согласилась не из любопытства, а чтобы порадовать славного старичка и позлить скучающего во время этих экскурсий Роберта Рэтклифа. Сэр Роберт неизменно находился там, где была королева, и его присутствие напоминало Анне, что Вудсток для нее все та же золотая клетка.

Несмотря на все усилия Анны не поддаваться отчаянию, ее порой охватывала глубокая апатия. Зачастили дожди, дороги стали непроезжими, и она одиноко бродила в сопровождении ненавистного Рэтклифа по пустынным переходам Вудстока.

Чтобы окончательно не отчаяться, Анна начинала строить планы мести. Три человека стали объектом ее ненависти, и она постоянно твердила их имена: Ричард, Джон Дайтон, Майлс Форест. Она повторяла их, словно магическое заклинание, но когда возвращалась к действительности и слышала стук дождя, видела толстые стены и запертые двери, ее охватывала тоска. Не помогала и обычно облегчавшая душу молитва. Порой ей казалось, что даже небеса отвернулись от нее, предоставив решать судьбу королевы хромому дьяволу. И тогда она неожиданно нашла утешение в вине. Иногда она просиживала с кувшином в маленькой уютной комнате, которая, как выяснилось, была когда-то любимым местом ее свекрови. Здесь был красивый камин цвета топленых сливок с вызолоченной решеткой, перед ним стояли круглая, покрытая шкурой барса кушетка, резное, обитое гобеленом кресло и круглый столик на массивной резной ножке. Его столешница была инкрустирована цветами и арабесками из драгоценных пород дерева и кусочков полированного камня – яшмы, сардера, оникса. Анне нравилось, как легко скользит кубок по цветному узору, она расплескивала вино по столу и машинально касалась пальцем поверхности кроваво-красных лужиц душистого бордо.

– Ричард, Дайтон, Форест… – твердила она, залпом осушая полный кубок неразбавленного вина.

Но однажды, когда одиночество и тоска вновь заставили Анну уединиться в комнате Маргариты Анжуйской и она лишь едва пригубила сладковатый напиток, то услышала сквозь шум дождя звук рога у ворот замка. Давно уже никто не появлялся в Вудстоке, кроме торговцев и гонцов от короля. Анна подошла к окну. Сквозь круглые, в свинцовом переплете стекла была видна лишь часть двора, но она заметила, как всадник в светлом плаще с капюшоном легко спрыгнул с коня, небрежно бросив повод подбежавшему слуге. Конь был вороным, с белыми до колен ногами. Анна сразу же узнала Молнию. Значит, прибывший всадник – Бекингем. У нее сильнее забилось сердце.

– Дебора! – громко позвала она. – Дебора, взгляни, все ли в порядке с моим туалетом?

На Анне было платье из гладкого темно-синего бархата, схваченное под грудью широким поясом, сплошь расшитым узорами из синего бисера различных оттенков – от темно-лазурного до бледно-голубого. Таким же бисером был унизан и длинный шлейф платья. От пояса к плечам поднимался воротник из белоснежных кружев, волосы были расчесаны на итальянский манер и гладкими полукружьями лежали вдоль щек, а на затылке были стянуты узлом и покрыты сверкающей синим бисером частой сеткой. Анна выпрямилась, щеки от волнения покрылись румянцем. Она была все еще похудевшей, однако глаза ее заблестели, придавая лицу прежнюю живость и очарование, и Дебора, улыбаясь, признала, что давно уже королева не выглядела так хорошо.

Бекингем вошел вместе с Рэтклифом, взглянул на нее без всякого выражения и поклонился. Анна приветствовала его легким наклоном головы, баронесса Шенли – низким реверансом. Герцог сбросил на руки сэру Рэтклифу мокрый плащ и, испросив разрешения у ее величества, подошел к камину.

– Если мне будет позволено, я хотел бы беседовать с моей королевой с глазу на глаз.

Дебора, взглянув на Анну и уловив кивок, вышла. Рэтклиф несколько замешкался, но тоже вынужден был удалиться. Он не смел перечить человеку, который возвел короля Ричарда на трон.

Генри протянул руки к огню и негромко сказал:

– Как я и предполагал, слухи о том, что вы все еще мучимы недугом, ложны. Кроме того, с Севера пришло известие, что вы две недели назад удалились вместе с сыном в Мидлхем.

– Что?

– Да-да. Дороги ужасные, вести противоречивые, и, если бы я не знал, что король отправил вас поправлять здоровье в Вудсток, я подумал бы, что так оно и есть.

Он говорил, не глядя на нее, его голос был тихим и каким-то подавленным. В герцоге сейчас не осталось и тени веселого легкомыслия, той очаровательной живости, которая обычно была ему так свойственна.

– Хотите немного вина, милорд? – спросила королева, чтобы прервать неожиданно возникшее тягостное молчание.

Бекингем согласился, отпил немного, покосился украдкой на вместительный кувшин и перевел взгляд на Анну.

– Вы пьете неразбавленное вино?

Анна почувствовала, что теряется. Что сказать на это?

Бекингем вдруг отставил бокал и, взяв ее руки в свои, усадил в кресло у огня.

– Расскажите, что произошло между вами и Ричардом? Надеюсь, это не последствия вашего самовольного отъезда из Понтефракта? Ричард не настолько глуп, чтобы раздувать распрю в семье, когда его трон не столь уж устойчив. Что же тогда?

Чуть подняв бровь, Анна надменно взглянула на герцога. С какой стати он решил, что она доверится ему, человеку, столько сделавшему для короля Ричарда III? Человеку, ставшему его правой рукой?

Бекингем верно понял этот взгляд. Выпустил ее руки, печально улыбнулся, глядя на огонь.

– Я считал его самым одаренным человеком в Англии. Я безгранично верил Ричарду. Первое сомнение закралось в мою душу, когда он не отдал мне земли Богенов, а вверил лишь управление ими в качестве наместника. А следом – ваша странная болезнь. Повсюду поползли слухи об отравлении. Я не верил этому, но ведь именно я сопровождал вас из Лондона и слышал то, что вы говорили в бреду. Вы называли супруга худшим из демонов ада и беспрерывно повторяли, что Господь покарает его за убийство Филипа Майсгрейва. Все это показалось мне более чем странным, как и ваши опасения, что король убьет Кэтрин. Пустой бред, решил я и постарался не задумываться над вашими словами. И тем не менее, встретившись с королем в Оксфорде, я испытал двойственное чувство. Он очень изменился: стал холоден, недоступен, а когда я сообщил о вашем самочувствии, лишь пожал плечами. И это человек, который уверял, что безгранично любит вас!

Анна устремила на Генри Стаффорда долгий взгляд, но он, казалось, даже не заметил его.

– И тогда, вспомнив то, что вы говорили в горячке, я подумал, что Филип Майсгрейв умер весьма своевременно, словно бы только для того, чтобы Ричард мог жениться на самой богатой наследнице Севера Англии. Признаюсь, мне не хотелось в это верить. Но то, что король не испытывает к своей супруге нежных чувств, я заметил уже вскоре после вашего прибытия в Лондон. Когда вы заболели… О, мне никогда не приходилось видеть такого брезгливого, полного злобы выражения в глазах любящего мужа! К этому добавилось и странное беспокойство Стэнли, и необычная растерянность Нортумберленда… Я никогда не был близок ни с тем, ни с другим и потому не стал расспрашивать. К тому же, как я уже сказал, я не желал верить ничему.

Анна внимательно вгляделась в лицо Бекингема.

– Когда же вы изменили свое мнение?

– Когда понял, что за человек этот король, которому я так желал послужить. Он все еще оставался достаточно откровенен со мной, и он сказал… Одним словом, он потребовал от меня еще одной услуги в обмен на то, чтобы окончательно вернуть мне земли Богенов. Словно и без того я недостаточно сделал для его величия.

– В чем же заключалась эта услуга? – спросила королева, наблюдая, как темнеет лицо Генри Стаффорда.

Он устало отбросил со лба волосы. Глаза прятались под длинными ресницами.

– Я должен был вернуться в Лондон. Как маршал Англии я имею доступ к заключенным в Тауэре, и на меня возлагалась обязанность проследить за умерщвлением сыновей Эдуарда IV.

– Пресвятая Богоматерь! – испуганно воскликнула Анна. – Зачем ему это? Ведь парламент признал их незаконнорожденными.

– Об этом же и я тотчас сказал Ричарду. Это будет бессмысленной жестокостью, даже если не касаться того, что я не в состоянии поднять руку на ребенка – независимо от того, потомок он августейшей особы или отпрыск простого фермера.

– И что же Ричард?

– Он изменил свои намерения. Заявил, что поддался минутному порыву – видно, сам нечистый попутал его, если такая мысль могла прийти ему в голову. Но я уже не верил его словам. Мы расстались тепло, обменявшись на прощание поясами с кинжалами в знак дружеских чувств. Но в некий день Джон Мортон, мой пленник, попросил разрешения встретиться со мной и сообщил, что ему было видение, будто оба мальчика мертвы.

Анна встала.

– Милорд Бекингем, его преосвященство Джон Мортон слишком скверный священнослужитель, чтобы ему было ниспослано Божественное откровение. Зато он большой хитрец и незаурядный честолюбец.

Герцог тяжело вздохнул, привстал и, плеснув вина в бокал, сделал большой глоток.

– Вы, ваше величество, уже предупреждали меня об этом. Именно поэтому я здесь. Мне нужен ваш совет, Анна.

Королева еле сдержала вздох разочарования. Она-то надеялась, что причина приезда Генри Стаффорда была иной. Одиночество, видимо, лишило ее разума. Нельзя забывать, что Генри Бекингем влюблен во всех красивых дам. Давным-давно, в Нейуорте, он признался ей в любви, но это было шесть лет назад. Как много изменилось с тех пор, казалось, прошла целая вечность. Тогда она гнала его прочь, теперь мучительно нуждалась в его поддержке. В том кошмаре, в каком она пребывала, ей необходима была хоть капля тепла.

Она вздохнула и выпрямилась, вновь став холодной и сосредоточенной.

– Милорд Стаффорд, если Джон Мортон сказал, что именно таково было его видение, значит, все, что нам остается, – это молиться за упокой души юных принцев. Скорее всего, его заточение в Брэкноке не настолько строгое, что он не может видеться со своими шпионами. Они и донесли ему, что Ричард исполнил задуманное.

Бекингем глядел на нее с восхищением.

– Я поражен, моя королева! Право же, вы говорите то, что и было на самом деле. Я же, признаюсь, не сразу в это поверил. Я отправился в Лондон и потребовал, чтобы меня допустили к принцам.

– И вас не допустили, – холодно констатировала Анна.

– Разумеется, ваше величество. Несмотря на то что я упорно настаивал, комендант Тауэра Брэкенбери остался непреклонен. И это тот Брэкенбери, который всегда спешил первым склониться при моем появлении. Правда, он казался смертельно напуганным, и все же я ничего не смог от него добиться. Тогда я поступил иначе: отправил своего слугу послушать, о чем болтает прислуга в Тауэре. После этого сомнений у меня уже не осталось. Оказалось, что в конце лета в Лондон приехал Джеймс Тирелл со своими головорезами – Дайтоном и Форестом. Тирелл на одну ночь отобрал у Брэкенбери ключи и отправил коменданта в город. Потом… Словом, моему слуге удалось выведать у кухарки, что с того дня прекратили носить еду в Фонарную башню, где содержались принцы.

Он умолк. Королева медленно опустилась на колени и, сложив руки, стала читать заупокойную молитву. Бекингем молчал, вглядываясь в сгущающийся за окном сумрак, где по-прежнему лил дождь.

– Но даже и тогда я не хотел поверить в преступление. Они были одной крови с Ричардом, сыновья его родного брата. Я хотел думать, что их просто увезли и скрыли в ином месте. Однако страх, витавший над Тауэром, свидетельствовал о другом. И я беспрестанно ломал голову, зачем Ричард сделал это, зачем умертвил мальчишек, если они были ему вовсе не соперниками на пути к власти?

– А зачем погубили Генриха VI? – поднимаясь с колен, негромко проговорила Анна. – Дети и полоумные – всегда лакомая добыча для заговорщиков. Наш король отлично сознает, что уж слишком сложен и замысловат был его путь к трону. И принцы – дети его брата – куда более законные в глазах англичан наследники престола, чем человек, взошедший на трон посредством интриг и крючкотворства. Король Эдуард IV считал наследником трона своего первого сына от Элизабет. Именно за него он просил лордов, собравшихся у его смертного одра. И хотя, как оказалось, все эти годы он прятал Стиллингтона, но и ему не приходило в голову, что это давно забытое дело можно так переиначить.

– Когда вы так говорите, королева, мне хочется провалиться в преисподнюю от стыда. Ведь я и был тем человеком, который громче всех кричал о незаконнорожденности принцев. Но, клянусь памятью предков, я не ведал тогда, что за человек Ричард Йорк.

– Я верю вам. У Ричарда тысяча обличий, и он дьявольски умеет перевоплощаться. Я и сама ему верила, хотя мой отец и раскрыл мне некогда, что это за человек. Но, как и вы, я угодила в расставленную им ловушку, как и вы, верила ему. По крайней мере, когда согласилась стать его женой.

И она рассказала герцогу о том, что давно знала о ненависти, которую Ричард питал к старшему брату. Начав говорить, она уже не могла остановиться, и поведала о том, какую роль сыграл Ричард в гибели Филипа Майсгрейва, как спрятал ее здесь, в Вудстоке, распространяя слухи о том, что королеве необходимы для здоровья тишина и уединение, как шантажировал ее жизнью маленькой Кэтрин. Теперь по лицу королевы бежали слезы. Бекингем бережно привлек ее к себе, но слов, чтобы успокоить, у него не было, он словно окаменел. Он был слишком поражен, и когда Анна умолкла, в комнате было слышно лишь гудение огня да нервное всхлипывание королевы.