Текст книги "Обманы Локки Ламоры"

– Что ж, это меняет дело. Мы все наслышаны о святости отца Цеппа, – чиновница сгребла кошелек с прилавка и встряхнула его. Прислушалась к жиденькому звону и вздохнула: – Все это, конечно, непросто…

– Мой господин будет признателен за любую помощь, какую вы сможете оказать, – еще один кошелек появился на прилавке, и женщина наконец улыбнулась.

– …Но, в принципе, возможно. Однако я не могу обещать наверняка.

Локки достал третий кошелек, и это решило дело.

– Отлично, малыш, – кивнула чиновница. – Я поговорю с Мастером Веревок.

– Мы даже привезли свою тележку, чтобы не создавать вам лишних проблем, – прибавил Локки.

– Никаких проблем, – на какое-то мгновение смягчилась женщина. – И не сердись. Я не хотела обидеть вас, когда говорила насчет попрошаек.

– Я и не сержусь, мадам. В конце концов, вы правы, – мальчик одарил ее своей самой обворожительной улыбкой. – Я же действительно УПРАШИВАЛ вас. Вот вы и пошли мне навстречу – просто по доброте сердечной, а не из-за денег, ведь так?

– Именно так все и было, – согласилась чиновница, подмигнув Локки.

– Двадцать лет благополучия вам и вашим детям, – пожелал Локки и, низко склонившись, скрылся из ее поля зрения. – Благослови вас Господин всех сирых и беспризорных!

5

Все прошло быстро и аккуратно. Герцогские Мастера Веревок знали свое дело. Локки спокойно наблюдал за казнью – это была не первая и не последняя смерть, которую ему довелось видеть. Они с братьями Санца даже помолились за одного из осужденных, который попросил последнего благословения Переландро.

На время казни движение через Черный мост прекращалось, поэтому перед Дворцом Терпения собралась небольшая толпа, состоящая из стражей, жрецов Азы Гуиллы и зрителей. Мертвецы раскачивались под мостом на поскрипывающих веревках, а Локки и близнецы скромно ждали в стороне со своей тележкой.

Наконец под бдительным присмотром жрецов «желтые куртки» начали по одному втаскивать трупы на мост и укладывать на подводу, запряженную парой лошадей в черно-серебряных попонах. Дальше покойники поступали в руки жрецов Богини Смерти. Последний из них был худым мужчиной с бритой головой и длинной бородой; его левая рука оканчивалась красной культей. Четыре «желтых куртки» понесли тело к поджидавшей тележке. Их сопровождала жрица Азы Гуиллы. При виде таинственной серебряной маски Локки почувствовал, как по спине его побежали мурашки.

– Маленькие братцы Господина Переландро, – заговорила жрица. – И что же вы будете просить у своего бога для этого несчастного?

Судя по голосу, жрица была совсем юной девушкой – наверное, не старше пятнадцати-шестнадцати лет. Но это лишь усилило ее таинственность в глазах взволнованного Локки. Горло у мальчика пересохло от испуга, так что вместо него пришлось ответить Кало:

– Мы просим о том, что будет дано, – произнес он положенную фразу.

– Не нам предсказывать волю Двенадцати, – закончил Гальдо.

Жрица медленно, едва заметно кивнула.

– Мне сказали, что вдова этого человека захотела провести погребальную службу в храме Переландро.

– Наверное, ей виднее, с вашего позволения, – заметил Кало.

– Да, такие случаи бывали. Но обычно скорбящие ищут покровительства Госпожи.

– Видите ли, – очнулся наконец Локки, – наш хозяин торжественно пообещал вдове, что мы позаботимся о ее муже. Мы никоим образом не хотим оскорбить Всемилостивейшую Госпожу, но слово есть слово.

– Конечно, поступайте должным образом. Все равно он в конце концов попадет к Госпоже. Она по справедливости взвесит и оценит его душу – вне зависимости от того, что говорилось или делалось перед захоронением бренного тела.

По знаку девушки «желтые куртки» положили тело на тележку. Один из них набросил на Антрима дешевое хлопковое покрывало, оставив открытой лишь бритую макушку.

– Благословение Госпожи Долгого Молчания – вам и вашему хозяину, братья, – напутствовала их жрица.

– И вы примите благословение Господина всех сирых и беспризорных! – откликнулся Локки и вместе с близнецами почтительно, в пояс поклонился юной жрице. Она была не чета простым послушникам вроде них самих – серебряный витой шнур на шее девушки свидетельствовал о достаточно высоком ранге в ордене. – И ты, и твои сестры и братья.

Близнецы взялись за оглобли спереди, а Локки пристроился сзади, чтобы подталкивать тележку и следить за ее равновесием. И тут же пожалел о своем решении – как водится, преступник обделался во время казни, и запах от него исходил еще тот. Скрипнув зубами, Локки скомандовал:

– К Дому Переландро, со всем достоинством.

И они поковыляли прочь. Санца покатили тележку к западному концу Черного моста, затем свернули на север, направляясь к низкому широкому мосту, который выводил к восточной части Плавучего рынка. Не самый прямой путь к Дому Переландро, но такой крюк не вызвал подозрений у публики, по крайней мере, той, что наблюдала их отбытие. Главное, поскорее покинуть место казни. Мальчики бойко катили тележку со своей скорбной ношей – им нравилось, что люди на улице почтительно расступаются при их появлении. Прогулка получилась довольно приятная для всех, кроме старины Антрима – и бедного Локки, который по-прежнему шел с наветренной стороны и пожинал плоды последнего гнусного акта в жизни этого человека. Наконец они свернули влево и двинулись к мостам Фории.

Еще один поворот на юг, и вот они уже на Виденце – достаточно чистом и просторном острове, хорошо охраняемом «желтым куртками». В самом центре Виденцы располагалась рыночная площадь – здесь собирались те торговцы и ремесленники, которые гнушались толчеей Плавучего рынка. Они предпочитали торговать с первых этажей своих милых аккуратных домиков со свежевыкрашенными рамами. Каждое здание щеголяло добротной черепицей. Все крыши были разного цвета – голубые, пурпурные, красные, зеленые, и это делало район похожим на лоскутное одеяло.

На подходе к рынку Кало метнулся прочь и растворился в толпе. Вздохнув с немалым облегчением, Локки заступил на его место. Вдвоем с Гальдо они подкатили свою тележку к лавке Амброзины Стролло – первой дамы среди торговцев свечами, поставлявшей свой товар самому герцогу.

Отец Цепп считал жителей этого района не такими, как все остальные каморрцы. Как-то он сказал: «Если в Каморре и есть место, где имя Переландро не вызывает обычного жалостливого презрения, то это Виденца. Как правило, купцы скуповаты, а у ремесленников хватает своих забот. Но те, кому удается должным образом поставить дело и получать выгоду, в самом деле счастливы. Простые труженики живут здесь, как у Богов за пазухой… когда остальной мир им не мешает».

И в самом деле, катя свою тележку к четырехэтажному дому мадам Стролло, Локки с удивлением отмечал необычайно теплый и почтительный прием, который оказывали горожане их маленькой похоронной процессии. При виде покойника купцы и торговцы склоняли головы, многие даже делали жест безмолвного благословения Двенадцати – касались обеими ладонями сначала глаз, затем губ и сердца.

– Какая честь, мои дорогие! – воскликнула мадам Стролло, – Что за необычное поручение привело вас к нам?

Знакомая Цеппа, немолодая уже худощавая женщина, являла собой прямую противоположность судейской чиновнице, с которой Локки общался утром. Амброзина Стролло буквально излучала почтительное внимание, будто два вспотевших, красных как раки послушника и впрямь были настоящими жрецами могущественного ордена. Видать, мадам отличалась не слишком чутким обонянием, иначе любезности бы у нее поубавилось.

Она сидела у окна под тяжелым деревянным навесом, который на ночь опускался и наглухо закрывал доступ в лавку. Традиционный для этого района широкий подоконник образовывал своеобразный прилавок размером десять на пять футов, и повсюду на нем были разложены свечи. Они громоздились аккуратными рядами и ярусами, словно дома и башни сказочного воскового города.

В аристократических кругах и среди богатых горожан дешевые свечи были уже изрядно потеснены алхимическими шарами, поэтому свечных дел мастерам приходилось идти на всяческие ухищрения, чтобы сохранить покупателей. К примеру, они добавляли в свои изделия различные ароматические добавки, создавая удивительную палитру запахов. И конечно, за ними оставалась целая область ритуальных служб – каморрские храмы и простые верующие по-прежнему покупали свечи, находя совершенно невозможным заменить их холодным алхимическим светом.

– Мы обещали похоронить этого человека, – объяснил Локки. – А до того собираемся три дня и три ночи совершать над ним обряды. Мой хозяин велел купить свечей для церемонии.

– Ты имеешь в виду Безглазого Священника? Славный старина Цепп! Так, давайте посмотрим… Наверное, вам понадобится лаванда для очищения, осенний кровоцвет для благословения и серные розы для Всемилостивейшей Госпожи, не так ли?

– Да, пожалуйста, – кивнул Локки, вытаскивая скромный кожаный кошелек с серебряными монетами. – И еще мы возьмем свечи без запаха – для жертвенных подношений. Думаю, по полдюжины каждого из видов.

Мадам Стролло тщательно отобрала свечи и завернула их в промасленную мешковину.

– Не дергайся, это подарок от нашей лавки, – проворчала она, заметив, что Локки открыл рот для возражений. – Скажешь Цеппу, что я добавила свечей от себя… так сказать, с походом.

Мальчик немного поупрямился для виду, но мадам Стролло весьма кстати оглохла на те несколько секунд, покуда заворачивала товар.

Локки вынул из кошелька три солона, продемонстрировав при этом, что внутри лежит еще не меньше дюжины, пожелал мадам Стролло и ее детям добрую сотню лет здоровья во имя Всеблагого Господина и засобирался обратно. Пакет со свечами он положил на тележку, засунув под покрывало рядом с трупом.

Он уже развернулся, чтобы занять свое место рядом с Гальдо, когда из толпы выскочил высокий паренек в оборванной одежде и якобы случайно сбил его с ног.

– Ой! – крикнул мальчишка, роль которого исполнял Кало Санца. – Тысяча извинений, я такой неуклюжий… Позволь тебе помочь.

Схватив Локки за руку, он рывком поднял его на ноги.

– Клянусь Двенадцатью, да это послушник! О, простите, простите, святой братец! Клянусь, я нечаянно… – все так же причитая и приговаривая, сорванец помог отряхнуть пыль с белой рясы. – Вы в порядке, святой брат?

– Да-да, в порядке.

– Простите мою неловкость, я не хотел вас обидеть.

– Ничего. Спасибо, что помог встать.

Кало отвесил насмешливый поклон и затерялся в толпе. Через секунду его и след простыл. Еще полминуты Локки одергивал и отряхивал одежду, тем временем медленно считая в уме до тридцати. На счет «тридцать один» он внезапно сел возле тележки, спрятал лицо в ладонях и начал всхлипывать. Второй мальчик – Гальдо Санца – присел рядом и начал его утешать.

– Эй, ребятки, в чем дело? – окликнула их Амброзина Стролло. – Ты не ушибся? Или этот олух обидел тебя?

С нарочитой тревогой Гальдо что-то зашептал Локки на ухо, тот так же тихо ответил. После чего сам Санца тоже плюхнулся на землю, сдернул с головы капюшон и картинно воздел руки, изображая отчаяние.

– О нет, мадам Стролло, – проговорил он, глядя на торговку расширенными глазами. – Все гораздо хуже.

– Хуже? Не поняла… Да что стряслось-то?

– Серебро, – невнятно пробормотал Локки, жалобно скривившись и размазывая слезы по грязным щекам. – Он украл мой кошелек. Залез в мой к-карман…

– А там была плата от вдовы, – упавшим голосом пояснил Гальдо.. – И не только за свечи, но и за весь обряд, за благословения, захоронение – за все. Все это мы должны были принести отцу Цеппу вместе с…

– С те-елом! – в голос разревелся Локки. – А мы не смогли-и!

– О Двенадцать, ну и сукин же сын! – воскликнула старая дама. Перегнувшись через прилавок, она открыла рот и завопила с неожиданной силой: – Вор!!! Держи вора!!!

Локки продолжал рыдать, уткнув лицо в ладони.

– Лукреция!!! – снова возопила пожилая мадам, вскинув голову.

– Да, бабуля, – ответили ей из открытого окна. – Что случилось? Какой вор?

– Зови братьев, дитя мое. Пусть спускаются вниз и прихватят свои дубинки! – торговка снова повернулась к Локки с Гальдо. – Не плачьте, мои дорогие, не плачьте. Мы как-нибудь все уладим.

– Что за шум? – к ним подошел сержант в желтой куртке. В руках он держал дубинку. За ним следовало еще двое стражников.

– Хорошо же вы работаете, констебль Видрик! Эти мелкие ублюдки-карманники из Чертова Котла приходят в наш район и грабят честных покупателей прямо под окнами моей лавки!

– Что? Здесь? Кого? – сержант переводил растерянный взгляд с тележки, на которой лежал закутанный труп, на разгневанную пожилую женщину. Его брови поползли вверх. – Но, мадам… я бы сказал, что этот человек мертв.

– Конечно, мертв, пустая твоя башка! Бедные мальчики везли его в Дом Переландро для отправления погребальной службы, а тут налетел проклятый карманник и спер у них кошелек с деньгами, которые дала им вдова покойника!

– Кто-то ограбил служителей Переландро? – вступил в разговор пузатый мужчина апоплексического вида. В одной руке он держал трость, в другой – топорик; все его жирные подбородки тряслись от негодования. – Этих милых мальчиков, помощников слепого жреца? Ах он, поганый крысеныш! Такой позор! В Виденце, среди бела дня!

– Простите, – всхлипывал Локки. – Простите… Я сам виноват. Мне надо было держать деньги крепче, но я не знал… все произошло так быстро…

– Глупости, малыш, – сердито оборвала его мадам Стролло. – Ни в чем ты не виноват!

Разобравшись наконец, сержант засвистел в свисток. Толстяк с тростью продолжал шуметь. Из-за угла дома мадам Стролло появились двое крепких парней с толстыми дубинками и тут же кинулись выяснять, в чем дело. Убедившись, что с их бабушкой все в порядке, они немного успокоились и переключили свое внимание на причину происшествия. Парни были искренне возмущены и грозили всеми смертными казнями нечестивому похитителю кошельков.

– Значит, так, – произнесла мадам Стролло. – Слушайте меня, мальчики. Я не возьму с вас денег за свечи, пусть они будут моим подарком отцу Цеппу. В Виденце редко случаются подобные вещи, и мы этого так не оставим. – Она отдала назад три солона, полученные от Локки, и поинтересовалась: – Сколько было в том кошельке?

– Пятнадцать солонов… до того, как мы расплатились с вами, – ответил Гальдо. – Значит, двенадцать у нас украли. Отец Цепп выгонит нас из храма.

– Не болтай ерунды, – заявила мадам Стролло и, поколебавшись, вложила в руку Локки еще две монеты. Толпа тем временем разрасталась.

– Черт побери, вы абсолютно правы, мадам, – подхватил толстяк. – Мы не можем допустить такого позора! Сколько вы им дали? Я дам больше.

– О боги, что за хвастливая свинья! Я же делаю это не напоказ, а для того, чтобы…

– А я дам корзину апельсинов для вас и Безглазого Священника, – перебила одна из торговок в толпе.

– И у меня кстати завалялся лишний солон, – заявил другой купец, проталкиваясь сквозь толпу с монеткой в кулаке.

– Видрик! – прервав спор со своим жирным соседом, мадам Стролло повернулась к сержанту. – Видрик, это твоя вина! Ты тоже должен дать денег бедным мальчикам!

– Моя вина? Но послушайте…

– Это ты меня послушай! Теперь, вспоминая Виденцу, они станут говорить: «Это то место, где грабят священников! Там нападают на мирных послушников Переландро!» Клянусь Двенадцатью, будто мы живем в Огневом районе! – торговка в сердцах сплюнула. – Немедленно возмести им убытки. Иначе я пойду к твоему капитану, и ты вмиг окажешься на барже с помоями. Будешь работать гребцом до самой старости, пока не поседеешь и не потеряешь все зубы!

Страдальчески скривившись, сержант вынул кошелек и шагнул к мальчикам. А их уже со всех сторон обступили сердобольные горожане. Локки дарили деньги, фрукты, мелкие безделушки. Каждый пытался утешить плачущего мальчика, говорил слова ободрения, хлопал по спине. Один купец отдал им свой кошелек, правда, перед тем переложив в подкладку камзола самые ценные монеты. Локки и Гальдо принимали дары с выражением радостного удивления на лицах, разумеется, пытаясь отказаться – но не слишком убедительно.

6

Где-то в четвертом часу пополудни тело Антрима Однорукого уже лежало в сыром и затхлом святилище Переландро. Трое мальчишек в белых облачениях (Кало благополучно присоединился к ним на самой границе Храмового района) спустились по ступеням и предстали перед отцом Цеппом. Старик восседал на своем обычном месте, опустив крепкую руку на край медного кувшина для пожертвований.

– Итак, мальчики? – поинтересовался он. – Не придется ли Джиссалине пожалеть о том, что она спасла мне жизнь?

– Вовсе нет, отец, – ответил Локки.

– Мы достали ей отличный труп, – похвастался Кало.

– Правда, он чуть-чуть пованивает, – вставил его брат.

– Но в остальном – замечательный труп, – заключил Кало.

– Его повесили лишь сегодня в полдень, – уточнил Лркки. – Свежатина.

– Что ж, я рад, – кивнул священник. – Очень, очень рад. Но еще мне хотелось бы знать, почему это, черт побери, последние полчаса незнакомые люди кидают деньги в мой кувшин со словами: «Сожалею о том, что случилось в Виденце».

– Наверное, им и в самом деле жаль, – пожал плечами Гальдо. – Там не было никакого пожара, клянусь Благодетелем! – поспешил заверить его Локки.

– Отвечайте, мальчики, – отец Цепп говорил медленно и внятно, словно увещевая упрямую домашнюю скотину. – Что вы сделали с трупом до того, как принесли его мне?

– Мы заработали на нем деньги, – сказал Локки, бросая в кувшин тяжелый кошелек. – Двадцать три солона, если быть точными.

– А еще корзина апельсинов… – напомнил Кало.

– …Набор свечей, – добавил Гальдо, – два каравая пряного хлеба, вощеная коробка пива и несколько алхимических шаров.

Пару мгновений Цепп молчал, затем, сделав вид, будто поправляет повязку на глазах, приподнял ее и заглянул в горшок. Братья Санца начали наперебой пересказывать примерную схему плана, составленного Локки и проведенного в жизнь совместными усилиями.

– Лодочный багор мне в задницу, – воскликнул Цепп, когда они закончили свой рассказ. – Не припомню, чтобы включал этот долбаный уличный балаган в набор рекомендуемых методов.

– Но мы должны были вернуть деньги! Нам пришлось потратить пятнадцать серебряных, чтобы заполучить тело во Дворце Терпения. А теперь мы остались в плюсе, даже не учитывая хлеб, пиво и свечи.

– И апельсины, – снова встрял Кало, любивший эти фрукты. – Не забудь про светильники, – добавил его брат. – Они просто прелесть.

– Клянусь Лукавым Благодетелем! – вздохнул Цепп. – После сегодняшней истории я, честно говоря, готов усомниться, что это я чему-то вас учу.

Некоторое время они помолчали. Солнце завершало свой путь по небосводу, и на улицах города залегли глубокие тени.

– Что ж, разрази меня гром, – старик покрутил запястьями, пытаясь восстановить кровообращение. – Я заберу себе сумму, которую изначально выдал вам на расходы. Вы, Кало и Гальдо, получите по серебряной монете – делайте с ними, что хотите. А ты, Локки, можешь по праву распоряжаться всем остальным. Ты ЧЕСТНО украл свои деньги.

В этот момент к ним приблизился респектабельный мужчина в кафтане цвета лесного мха и четырехугольной шляпе. Он опустил в кувшин полную пригоршню монет, судя по звону – медных и серебряных. Приподняв шляпу, купец поприветствовал мальчиков и объяснил:

– Я из Виденцы. Хочу, чтобы вы знали – я глубоко возмущен сегодняшним случаем.

– Сто лет здоровья вам и вашим детям, – почтительно ответил Локки. – Благослови вас Всеблагой Господин!

Глава 5. Серый король

1

– Похоже, Лукас, что большая часть наших денег разошлась очень быстро, – заявила донья София Сальвара.

– Течения благоприятствуют нам, прекрасная госпожа, – Локки позволил себе улыбку, прямо-таки победную по меркам Фервита – сжатые губы слегка дрогнули. У другого человека это сошло бы за гримасу боли. – Все идет по плану – корабли, люди, груз. Скоро нам останется лишь упаковать ваш дорожный гардероб!

– О да, о да…

Что значат эти темные круги под глазами? И не появилось ли легкой настороженности в ее отношении к северному гостю? Эта донья совсем не проста… Локки решил про себя, что следует несколько ослабить давление. Не стоит торопить события. Это была виртуозная игра, сродни замысловатому танцу – требовалось чистосердечно и радостно улыбаться человеку, знающему, что ты обманщик, но не догадывающемуся, что тебе известно о его подозрениях.

С легким вздохом донья София приложила свою личную печать к разогретому голубому воску на пергаменте и нанесла поверх отпечатка несколько волнистых линий – свою монограмму в изящном теринском шрифте (в последнее время это стало популярным среди знати).

– Если вы утверждаете, что требуется еще четыре тысячи, значит, так оно и есть.

– Искренне признателен, госпожа.

– Убеждена, что скоро вы расплатитесь. Даже с лихвой… если наши надежды оправдаются, – она весело улыбнулась, отчего около глаз собрались морщинки, и протянула Фервиту очередную расписку.

«Так намного лучше, – подумал Локки. – Куда легче управлять жертвой, когда та уверена, что сама контролирует ситуацию». Это был очередной афоризм Цеппа, который неоднократно оправдывался на практике.

– Пожалуйста, передайте дону Лоренцо мои самые горячие приветы, – произнес Локки, принимая пергамент с печатью. – Боюсь, я должен вас покинуть. Мне нужно встретиться с несколькими людьми и сделать кое-какие выплаты, которые… хм-м… надеюсь, не войдут в официальные расчеты.

– Конечно, я все понимаю. Конте проводит вас.

Сегодня старый солдат был несколько бледнее, чем обычно. Локки даже показалось, что тот немного прихрамывает. Бедняга явно страдал от жестоких ушибов. При воспоминании о минувшей ночи желудок Локки болезненно сжался. Ох, как он понимал слугу Сальвары!

– Прошу извинить меня, Конте, но все ли с вами в порядке? – вежливо произнес он. – По-моему… не обижайтесь, но мне кажется, что у вас выдались тяжелые деньки.

– Да нет, все хорошо, мастер Фервит, – уголки рта солдата чуть сжались. – Слегка расклеился из-за сырости, вот и все.

– Надеюсь, ничего серьезного?

– Так, небольшая ломота в суставах. Со мной такое бывает в это время года.

– Ох уж этот местный климат! Слава Сущностям, я пока что избавлен от подобных неприятностей.

– И все же следите за собой, мастер Фервит, – бесцветным голосом произнес Конте. – В Каморре порой случаются самые непредсказуемые неприятности.

«Ага, – снова подумал Локки, – значит, в подробности ночного визита посвящена не одна донья София, и гордость не позволяет слуге полностью скрыть свою осведомленность. Возьмем на заметку».

– Благодарю вас, дорогой Конте, я и так сама осторожность, – Локки засунул расписку за отворот черного камзола и на ходу поправил шейный платок, который пышными складками ниспадал ему на грудь. – Я всегда тщательно проветриваю комнату, чтобы в ней не застаивались ядовитые испарения, а после Лжесвета ношу только дешевые кольца. Кстати, что до ваших суставных болей… полагаю, несколько дней на море совершенно исцелят вас.

– Несомненно, – согласился Конте. – Морское путешествие, бесспорно, пошло бы мне на пользу, и я не упущу такую возможность.

– Вот и отлично, значит, мы пришли к согласию! – Локки подождал, пока слуга распахнет перед ним дверь из стекла и железа, кивнул сухо, но учтиво и пообещал: – Завтра я помолюсь за ваше здоровье, мой друг.

– Вы так добры, мастер Фервит, – почти бессознательным движением старый слуга стиснул рукоять кинжала. – Хотя я бы советовал вам помолиться за себя самого.

2

Локки неспешно шагал на юг, с Дюроны в сторону Серебристой рощи, следуя тем же путем, который они с Кало проделали несколько ночей назад. Ветер Палача усилился, и Локки чудилось, будто шорох и шелест листьев – это вздохи невидимых существ, таящихся в зелени.

Почти семнадцать тысяч полновесных крон меньше, чем за неделю; игра с доном Сальварой оказалась куда выгоднее, чем он предполагал изначально. Локки почти не сомневался, что без особого риска сумеет по меньшей мере еще раз вытряхнуть деньги из Сальвары. Именно так он формулировал текущую задачу – перевалить за двадцать две или двадцать три тысячи, а затем исчезнуть. Залечь на дно, расслабиться и оставаться в стороне, пока не уляжется «сумятица с Серым Королем. А уж затем – если будет на то воля Богов – как-нибудь отменить помолвку с Наццей. Отговорить капу Барсави, причем сделать это деликатно, не хватая старика за задницу… Локки вздохнул.

Наступление истинной ночи не означало внезапного исчезновения Лжесвета. Он никогда не исчезал просто так, а словно отступал, вползая обратно в Древнее стекло, как ссуда в руки жадного заимодавца. Тени ширились и росли, пока весь парк не оказался в их власти. В листве тут и там загорались изумрудные фонари с их мягким светом, пугающим и расслабляющим одновременно. Этого света хватало, чтобы рассмотреть мощеные дорожки, вьющиеся меж деревьев и изгородей. Локки чувствовал, как накопившееся напряжение постепенно отпускает его, вслушивался в приглушенный хруст гравия под своими туфлями и с удивлением осознавал, что в эти минуты ощущает почти полное умиротворение.

А что еще надо? Он жив, богат и самостоятелен; он сам принял решение не прятаться от опасности, надвигающейся на Благородных Подонков. На какой-то краткий миг, посреди огромного города с населением в восемьдесят восемь тысяч, с его дыханием, вонью, вечным шумом, торговлей и техническими приспособлениями, Локки вдруг показалось, что он совсем один на всем свете.

ОДИН.

Волосы на голове у Локки встали дыбом. Старый, холодный страх, вечный спутник одиноких людей, внезапно ожил в нем. Стоял тихий летний вечер, вокруг безмятежно шелестела Серебристая роща – самый безопасный из всех общественных парков Каморра. Его постоянно патрулировали «желтые куртки» с фонарями на шестах. А сколько здесь обычно крутится молодых аристократов обоего пола! Шагу ступить невозможно, чтобы не наткнуться на парочку, которая прогуливается в поисках уединенного уголка.

Локки окинул быстрым взглядом лабиринт извилистых дорожек: он и вправду был совсем один в Серебристой роще. До него не доносилось ни звука шагов, ни голосов – лишь шелест листьев и жужжание насекомых. Вор повел правым предплечьем, и тонкий стилет вороненой стали скользнул из рукава прямо ему в ладонь. Крепко сжав в кулаке неразличимый издали клинок, Локки заторопился к южным воротам парка.

Поднимался туман, медленно сочился сквозь траву, словно испаряясь из нее. Несмотря на душный вечер, Локки пробирала дрожь. Туман казался неестественно плотным – кончика носа не разглядеть. Точно такой же туман окутывал город в последние несколько ночей. Но откуда он берется?

Вот и южные ворота парка. Локки стоял перед ними, рассматривая пустынную улицу и мост, чьи красные фонари мягко и зловеще светились в тумане.

Перед ним снова была Арка Древних, ведущая назад на Дюрону.

Выходило, что Локки каким-то образом сделал круг. Как это могло случиться? Сердце забилось, как сумасшедшее, затем в голове мелькнула спасительная мысль: донья София. Эта хитрая подлая шлюха что-то сделала с ним… Наверное, какое-то алхимическое чародейство на пергаменте. Чернила? Воск печати? Может быть, это яд, затмевающий разум перед тем, как убить человека? Или наркотик, изготовленный с целью обезопасить его? Мелкая, совершенно бесполезная месть обозленной женщины? Локки потянул руку за отворот камзола, к пергаменту… и промахнулся. Рука застыла в воздухе. Он сознавал, что делает все слишком медленно и неуклюже – его движения явно отставали от мыслей…

Под деревьями двигались какие-то люди. Один слева, другой справа…

Арка Древних куда-то пропала, Локки снова стоял один в самом сердце перепутанных тропинок, уставившись в темноту, подсвеченную только изумрудными фонарями. Усилием воли он заставил себя сдвинуться с места. Он крался, сжимая стилет в руке, тяжело дыша и едва не падая от внезапно нахлынувшей слабости. Мужчины в плащах: один слева, другой справа. Шаги по гравию, чужие… Темный контур арбалета, свет бьет в спины пришельцев… Голова закружилась.

– Мастер Бич, – раздался приглушенный мужской голос, – вам придется уделить нам час-другой.

– Спаси нас, Лукавый Хранитель, – выдохнул Локки. Затем неясные тени деревьев выплыли из его поля зрения, и он провалился во тьму.

3

Очнувшись, Локки обнаружил, что сидит. Очень странно… С ним и раньше случались провалы в забытье после раны или наркотика. Но сейчас все было тначе – точно какой-то экспериментатор попросту щелкнул рычажком и снова включил его сознание. Или шаловливый мальчишка разом выдернул затычку из вераррских водяных часов.

Локки огляделся и понял, что сидит за столом, на простом стуле, в комнате самой обычной таверны. Он разглядел стойку, очаг и другие столы, но все было запустелым и сырым, пахло пылью и плесенью. В глаза светил мигающий желтый огонек масляной лампы. Стекла на окнах казались затуманенными или смазанными каким-то жиром. Они отражали свет и не позволяли выглянуть наружу.

– За вашей спиной взведенный арбалет, – донесся голос сзади, с совсем близкого расстояния. Судя по всему, он принадлежал еще не старому мужчине, образованному, определенно каморрцу, но с каким-то странным акцентом. Возможно, этот человек долгое время прожил в другой стране? Как Локки ни старался, он не мог узнать этот голос. – Лучше не дергайтесь, мастер Бич.

По спине Благородного Подонка пробежал холодок. Он напрягся, припоминая последние секунды в парке: вроде бы один из этих людей еще там назвал его Бичом. Он с трудом проглотил комок в горле.

– Почему вы так ко мне обращаетесь? Мое имя Лукас Фервит. Я эмберлинский подданный, служащий дома бел Аустеров.

– Вполне убедительно, мастер Бич. Не знай я доподлинно, кто вы такой, наверняка бы поверил. Акцент неплох, а упорство, с которым вы кутаетесь в эту черную шерсть, заслуживает уважения. Неудивительно, что дон Лоренцо и донья София пребывали в заблуждении – пока вы сами их не разубедили.

Это не Барсави, с отчаянием осознал Локки. Там все было бы по-другому. Барсави предпочел бы провести дознание сам. Благородные Подонки корчились бы в недрах Плавучей Могилы, а рядом стоял бы Мудрый Праведник с наточенным и отполированным ножом.

– Меня в самом деле зовут Лукас Фервит, – настойчиво повторил Локки. – Не понимаю, чего вы хотите и зачем привели меня сюда. Что с Грауманном? Он цел?

– Жеан Таннен в абсолютном порядке, – ответил мужской голос. – Впрочем, вы и сами это знаете. О, я бы не отказался полюбоваться на то, как вы заявились в дом дона Сальвары с дурацкой печатью под черным плащом. Пришли и уничтожили его веру в Лукаса Фервита. Как отец, ласковым голосом объясняющий детям, что Благословенного Дарителя не существует. Да вы великий артист, мастер Бич!