Текст книги "Грета Гарбо. Исповедь падшего ангела"

Глава 11
Леопольд Стоковский. Несостоявшийся жених

В конце 1937 года на американские экраны вышел фильм под названием «Завоевание» – это была героическая и вместе с тем трогательная картина о любви Наполеона и его возлюбленной Марии Валевской (роль Наполеона сыграл Чарльз Бойе).

Незадолго до начала съемок фильма Грета Гарбо познакомилась с мужчиной, занявшим в ее жизни важное место. Им стал дирижер Леопольд Стоковский («Стоки»), приехавший в Голливуд специально для работы в фильмах.

Актриса и дирижер повстречались на званом обеде в доме Аниты Лоос в Санта-Монике, а спустя всего несколько месяцев отправились в совместное путешествие по Европе. Первую свою остановку они сделали на вилле Чимброне в Равелло, на побережье Италии. Не удивительно, что газеты запестрели первополосной новостью: суперзвезда выходит замуж, «гип-гип, ура!» скоро брачующимся…

Пришлось Гарбо разочаровать слишком ретивых писак; в опровержении, сделанном актрисой по поводу предстоящего брака, говорилось: «Ни о какой свадьбе не может быть и речи, по крайней мере в ближайшие два года, из-за моих контрактов в Голливуде и творческих планов. После чего я снова стану обыкновенной женщиной и в частной жизни вольна делать что угодно. Надеюсь, что обо мне позабудут и репортеры наконец-то перестанут беспокоить меня».

Гарбо и ее новый возлюбленный провели в путешествии несколько месяцев, напоследок посетив родные места Греты. Это свидетельствовало об особом доверии актрисы. В Швеции они остановились в поместье, незадолго до того приобретенном Гарбо (к этому времени актриса владела немалой недвижимостью, в том числе и в США).

Непонятно, почему не сложился этот союз (а может, наоборот, слишком понятно, и дирижер, в котором преобладало здравое начало, отвергал распущенность), но вскоре после описываемых событий Леопольд Стоковский женился на Глории Вандербильт.

* * *

Разочарованная шведка находит для себя новую отдушину и присматривается к партнеру по съемочной площадке – актрисе Ине Клэр.

В 1939 году обе девушки задействованы в комедии «Ниночка». Гарбо, понятное дело, блистала на первых планах, тогда как роль Ины Клэр, которая играла великую герцогиню, пришлось изрядно урезать, чтобы та не заслоняла собой Грету. В последующие годы Ина Клэр не раз признавалась, что Гарбо горела желанием сойтись с ней, но она твердо дала понять, что не допустит ничего подобного, мол, непристойное поведение – не ее стезя.

В сентябре 1939 года началась Вторая мировая война в Европе. Когда началась война, Грета Гарбо все еще находилась в Голливуде, работая над фильмом «Ниночка». Мерседес, наблюдавшая за работой подруги, так описала ее состояние:

«Грету было не узнать. Она, как и прежде, регулярно заходила за мной после съемок, и мы отправлялись бродить по холмам. По крайней мере, я неторопливо прогуливалась, а она летела вприпрыжку. Она то и дело смеялась и повторяла один и тот же вопрос: «Почему?» – так, как она делала в фильме… Она изображала для меня сцены из картины. Казалось, будто в один прекрасный день она действительно превратится в Ниночку. Я смотрела на нее словно завороженная, наблюдая за тем, как веселая роль, вместо привычных печальных, целиком и полностью изменила все ее существо».

Не потому ли эта роль, хоть и принятая публикой с прохладцей, стала на всю жизнь любимой ролью самой Греты Гарбо… к тому же пройдет совсем мало времени – и великая Гарбо навсегда покинет кинематограф…

«Мой самый любимый фильм – «Ниночка». Благодаря Любичу получилась замечательная комедия. Я так устала от всех этих роковых женщин, что восприняла фильм как отдушину. Кстати, мало кто верил, что Гарбо может играть в комедии», – многие годы спустя разоткровенничается звезда. – Всего несколько человек в Голливуде понимали мои проблемы. К их числу принадлежал и Любич. Как и я, он был эмигрантом и говорил по-английски со страшным акцентом. И вот в «Ниночке» мне предстояло сыграть сцену, где моя героиня произносит несколько грубых слов. Например, там была такая реплика: «Вот пну тебя под зад». Едва прочитав сценарий, я выразила протест руководителям студии. Видимо, они думали, что если фильм не будет вульгарным, то не вызовет интереса. А может быть, они полагали, что моя героиня, русская комиссарша, должна выражаться только таким образом. Одним словом, когда пришла пора произносить эту реплику, я от смущения выскочила из павильона и, забившись в угол, дала волю слезам. Потом кто-то вошел и по-отечески положил мне на плечо руку. «Маленькая девочка, ты права. Не плачь!» Услышав этот акцент, я поняла, что передо мной Любич. Вечером он позвонил мне домой и согласился, что женщина не должна говорить таких слов».

«На протяжении военных лет, – констатирует Хьюго Виккерс, – Мерседес большую часть времени оставалась в Голливуде, где нашли пристанище такие выдающиеся личности, как Стравинский и сэр Чарльз Мендль со своей супругой Элси де Вольф. Однако работа перепадала ей не так уж часто, а затем Мерседес и вообще вызвала к себе некоторую неприязнь тем, что наняла экономку-немку. Поэтому, когда Мерседес узнала, что Бюро военной информации издает в Нью-Йорке пропагандистский журнал «Победа», она обратилась туда с просьбой предоставить ей редакторскую работу и вскоре перебралась в Нью-Йорк, поселившись в доме № 471 на Парк-авеню. Ее прибытие совпало во времени с переездом Гарбо в расположенный напротив отель «Ритц», и подруги частенько обменивались световыми сигналами, несмотря на строгие предписания военного времени. Мерседес продолжала писать пьесы, в том числе и «Мать Христа», к которой Стравинский впоследствии сочинил музыку».

Можно справедливо сказать, что военные годы стали малоуспешными как для Греты Гарбо, так и для ее приятельницы Мерседес де Акосты.

В эти годы Мерседес побывала в Польше, в Индии, дважды съездила во Францию, «расширив тем самым круг своих романтических увлечений», однако, как констатировали историки литературы и кино, ее творческая карьера пошла под уклон, «как, впрочем, и ее здоровье и уровень терпимости к ней ее друзей».

Глава 12
Гейлорд Хаузер. Супруги Шлее. Пострадать от соблазна

Незадолго до начала 40-х годов Мерседес познакомила свою подругу Гарбо с Гейлордом Хаузером. Встреча послужила началом бурного, но скоротечного романа.

Нет ничего удивительного, что этот господин появился в ряду многочисленных знакомых испанки, ведь Гейлорд был своего рода народным лекарем, проповедником здорового образа жизни. Мерседес, страдавшей от частых головных болей, он советовал долгие изнурительные прогулки, могущие непременно избавить ее от физических страданий.

Связь Гарбо и Хаузера не могла длиться долго, слишком разными темпераментами они обладали. К примеру, когда Хаузер рвался на очередную премьеру или вечеринку, его пассия заставляла его сидеть в ее обществе дома взаперти. Но Гейлорд Хаузер не для того подбирался к голливудской публике, чтобы о нем так скоро забыли в обществе, – и все из-за этой знаменитой затворницы, которую он звал «миледи»…

В первое время он еще всеми силами стремился развеять ее меланхолию, изгнать ее чувство одиночества. В 1939 году он писал Мерседес: «„Миледи” опять впала в очередную полосу депрессии и не в состоянии делать что-либо, что, впрочем, может служить объяснением, почему она мне не позвонила. Надеюсь, что к тому времени, как ты получишь это послание, она уже даст о себе знать…»

Как-то Хаузер, будучи в Нью-Йорке, притащил Грету в «Шерри-Нидерланд-отель» – модный магазин дизайнерской одежды, принадлежавший русской по имени Валентина. Весьма примечательно, что, прежде чем стать успешной, Валентина предпринимала несколько попыток обзавестись своим делом. Так вот одно из ее первых предприятий потерпело крах, потому что подвел партнер. Благодаря одному из друзей она сумела выбраться из бедственного положения. И кто бы мог быть этим благородным рыцарем? Да, как узок круг сих служителей прекрасного вожделенного… К счастью, на помощь Валентине пришел уже упоминаемый дирижер Леопольд Стоковский.

Но вернемся к моменту появления в магазине модистки актрисы Греты Гарбо.

Муж Валентины, Джордж Шлее, в тот момент оказался в магазине и был сильно поражен, когда увидел, как клиентка его супруги, готовясь к обыкновенной примерке, сняла с себя всю одежду. О том, что Гарбо осталась в магазине в чем мать родила, свидетельствовала нью-йоркская журналистка Элеонора Ламберт, сопровождавшая актрису и ее друга.

Прием соблазнительницы сработал. Грета и Валентина «подружилась», и Джордж Шлее не раз сопровождал обеих женщин на какую-нибудь вечеринку, причем «обе были одеты в совершенно одинаковые синие матросские костюмы».

* * *

Кем же были Валентина и ее супруг Джордж Шлее? Биографы Гарбо раскрыли их частную жизнь, обнаружив корни этих людей в дореволюционной России.

Адвокат Георгий Матвеевич Шлее, коего в США прозвали на американский манер Джордж Маттиас Шлее, был интеллигентен, образован, пользовался уважением в литературных и художественных кругах. Впрочем, некоторые знавшие этого человека находили его крайне неприятным внешне, даже чрезвычайно уродливым.

Шлее родился в Санкт-Петербурге 1 июня 1896 года в зажиточной семье. Гонимый большевистской революцией на юг, он оказался в Севастополе, где сотрудничал с местным университетом и издавал газету. Затем служил в Белой гвардии (ходили слухи, будто к 1921 году он дослужился до генерала). Слухи же приписывали ему связь с четырнадцатилетней сиротой Валентиной Саниной, которую он приютил и с которой вместе покинул гибнущую Россию. «С длинными огненно-рыжими волосами, она была красива неземной красотой».

Валентина Николаевна Санина родилась в Киеве примерно в 1899 году. Это была глубоко религиозная и суеверная женщина. Она верила, что ее род ведет свое происхождение от самой Екатерины Великой, – так это или нет, никому достоверно не известно. До роковой встречи с будущим супругом Валентина училась драматическому искусству в Харькове.

Вот как все происходило, по ее словам: «Мой муж сказал, что хочет на мне жениться, на что я ответила ему: «Я не обещаю тебе любви. Я не знаю, что это такое – любить кого-то, но если тебе нужна моя дружба, что ж, я готова выйти за тебя замуж». И он ответил: «Если ты выйдешь за меня, то я до конца своих дней буду о тебе заботиться». Что он и делал на протяжении двадцати двух лет…»

Супруги Шлее бежала из России сначала в Грецию, а когда кончились бриллианты, обеспечивавшие им нормальную безбедную жизнь, они отправились дальше, в Рим, а затем в Париж. Шлее организовал популярное ревю «Russe», а Валентина снялась в одном из фильмов в роли ангела. В 1923 году супруги вместе со своим театром отправились в Америку.

Одной из первых, с кем познакомилась Валентина по ту сторону океана, была вездесущая Мерседес, которая опишет эту сцену так: «Когда мы познакомились с ней, у нее были пышные рыжие волосы, такие длинные, что, когда она их распускала, они волочились по полу. Она обычно носила их, собрав в огромный узел на затылке, хотя я несколько раз видела, как она обматывает их вокруг шеи наподобие золотого воротника. В тот вечер, когда мы с ней познакомились, она была вся в черном и вид у нее был просто потрясающий. Она мне сразу понравилась и Джордж тоже, и, как мне кажется, мы почувствовали друг к другу симпатию».

Муж Мерседес, Абрам Пуль, очарованный колоритной внешностью новой знакомки, написал два портрета Валентины – один в полный рост, другой по пояс.

Очутившись в Нью-Йорке, Валентина принимала участие в одной из постановок, но позже разочаровалась, оставила сцену и увлеклась миром моды. Ее новое начинание получило название «Платья от Валентины». Кто-то из мира театра и кино как-то обмолвился, что ничто не смотрится столь величественно, как простое платье от Валентины.

«По мнению Валентины, человеческое тело сродни механизму, а ведь все механизмы различны. И тогда у нее зарождались идеи, что и как надо изменить. Валентина терпеть не могла, когда что-нибудь сковывало движения, и поэтому обожала глубокие декольте или же небольшие капюшоны»; «Валентина служила себе самой лучшей рекламой – „она носила платья так, что другим тоже хотелось примерить их на себя”».

Валентина шила платья исключительно на заказ; она одевала таких великих звезд своего времени, как Кэтрин Хепберн, Глория Свенсон, Мэри Мартин, Норма Ширер, Полетт Годар, Розалин Рассел и др. Излюбленными цветами русского дизайнера были «земляные» оттенки белого, желтые (от шартреза до охры), оливково-коричневые, зеленые и черный. Она также обожала стилизацию под яркий, богатый халат мандарина. Платья, которые она предлагала носить клиенткам, чаще всего плотно прилегали к телу, сообщая женщине грациозную утонченность и сексуальность.

Валентина делала особый упор на простоту, и ее повседневная одежда состояла из накидок, юбок и блуз. «Простоте не грозит изменчивость моды, – емко сказала модистка в конце 40-х годов. – Шикарные женщины до сих пор носят платья, сшитые у меня в 1936 году… Шей с расчетом на целый век. Позабудь, какой на дворе год».

К 40-м годам ХХ века чета Шлее достигла в нью-йоркском обществе уже известного веса: они пользовались признанием, были богаты. Жили же в просторной квартире на четырнадцатом этаже дома № 450 по Пятьдесят Второй Восточной улице; этот район считался престижным. Через какое-то время своего пребывания в этом городе Грета Гарбо поселилась в этом же доме, но несколькими этажами ниже супругов Шлее. «Ее жизнь была наполнена нескончаемыми путешествиями, встречами, спортивными упражнениями, метаниями от одного «таинственного рандеву» к другому». Как оказалось, квартира на 52-й Восточной улице, в которую Гарбо переехала в 1953 году, стала ее последним американским пристанищем.

Весной 1946 года Сесиль встретил Гарбо в Нью-Йорке на вечеринке, которую давала редактор журнала «Вог» Маргарет Кейс. Актриса появилась там в обществе Джорджа Шлее. И если ее увлечение рыжеволосой Валентиной вполне понятно, то вызывает некоторое недоразумение связь актрисы с пожилым Джорджем. «Я никак не мог уразуметь, как это ему удавалось, но он обладал над Валентиной и Гарбо безграничной властью», – с нескрываемой завистью высказывался один доброжелатель. «Шлее – просто проходимец», – констатировал другой. «А потом там была еще Мерседес де Акоста. Гарбо по отношению к Мерседес была тем же, кем Шлее – по отношению к ней самой. Мерседес была всей душой предана Гарбо, в то время как та обращалась с ней точно так же, как Шлее обращался с ней».

Глава 13
Джордж Шлее. Вкус любовного скандала

И коль мы попали вместе с великосветской публикой на прием, устроенный редактором журнала «Вог» Маргарет Кейс для узкого круга друзей, то присмотримся к тому, что же там происходило. Главной изюминкой вечера была дегустация икры, доставленной прямо из России по заказу одного из магазинов деликатесов. Водка лилась рекой. Сесиль, который не видел Гарбо более десяти лет – с 1932 года, был «поражен тем, как ей удалось сохранить свою красоту». Гарбо протянула старому другу угощенье, сказав: «Когда ты видел меня раньше, я еще не красила губы». Грете Гарбо идет 42-й год.

Как настоящий эстет и фотограф Сесиль стал внимательно разглядывать былую пассию. Она похудела, отчего нос слегка заострился, а когда она улыбалась ему, то на ее лице появлялись мелкие морщинки. «Все та же красота пепельных «мышастой масти» волос никуда не исчезла, но вот худые руки слегка увяли, щиколотки и ступни стали какие-то шишковатые. И никакого шика. Шляпа, как у кукольного Пьеро, рубашка, как у разбойника с большой дороги. Потрясающие голубые глаза и веки; чистая радужная оболочка глаз. Былая красота».

Впрочем, и «былая красота» так проняла Сесиля, что он вывел актрису на крышу террасы, где они долго-долго болтали и страстно целовались. «Она все говорила и говорила, тараторила без умолку, как расшалившееся болтливое дитя, – словно пытаясь тем самым защитить себя от той неловкости, которую наверняка испытывала, слушая те глупости, которые я бормотал, одновременно нащупывая бугорки ее позвоночника, вдыхая свежий аромат ее щек, мочек ушей и волос».

Далее произошло совсем неожиданное – Сесиль Битон «несколько скоропалительно предложил Гарбо руку и сердце». Обратившись за цитатой к Виккерсу, мы узнаем следующее: «В ответ та заявила: «Моя постель слишком мала и целомудренна. Я ее ненавижу. Я ни разу не думала о ком бы то ни было как о возможном супруге, но в последнее время я частенько задумывалась о том, что годы идут и все мы становимся все более одиноки и что я, возможно, совершила ошибку – пошла не по тому пути».

Сесиль тотчас же уцепился за эту мысль:

– Да, но почему бы тебе не выйти замуж за меня?

Гарбо, что, впрочем, и неудивительно, не ожидала такого напора.

– Господи, – сказала она. – По-моему, тебе не стоит столь легкомысленно бросаться словами».

Много позже, когда они будут по разные стороны морей и континентов, Сесиль Битон, замученный постоянным молчанием и небрежением женщины, в которую он вдруг заново влюбился, пришлет ей письмо, где будут такие строки: «Ты помнишь, как я в третий раз во время нашей встречи сказал тебе, что хотел бы на тебе жениться, и ты сказала, что это весьма легкомысленное заявление с моей стороны, – но это не так, всегда было не так. Неужели тебе непонятно, что мы созданы друг для друга. Я знаю, что не буду счастлив до тех пор, пока ты не сделаешь из меня честного человека. Ты не забыла об этом? Ты помнишь, как сама сказала мне, что хочешь поведать один секрет, и я почувствовал себя таким маленьким и неопытным и стыдился самого себя из-за этого секрета».

Но даже это притворство, эта эротичная игра в слова не тронет ее угрюмого, углубленного в себя самое сердца.

Однако итог их страстных объятий и воспоминаний в тот весенний вечер 1946 года был весьма внушителен, если не для них самих, то для истории кино уж точно. Благодаря той встрече на свет появилась целая фотосессия, устроенная Битоном для Греты, давшей согласие на съемку. «Бесценнейшая коллекция», – называл фотографии сам Сесиль.

В своих книгах фотограф так описал эти редчайшие фотосъемки звезды: «Она неподвижно застыла у стены. Затем я начал давать команды: «Будь добра, поверни голову в эту сторону, теперь в ту, а теперь – в профиль». Гарбо, по натуре великая притворщица, постепенно прониклась духом этого представления. Она устроила прекраснейший немой спектакль. Выражение ее лица полно жизни и на каждом снимке неповторимо. Гарбо – замечательная актриса. Это воистину ее стихия; она просто не мыслит себя без игры. Это было небольшое импровизированное представление. Фотографии получились просто чудо. Это прекрасная иллюстрация тому, что она мастерица на спонтанное перевоплощение в своих пластичных позах, жестах и настроении».

А позже, как и следовало ожидать, разгорелся скандал.

Сесиль утверждал, что Гарбо собственноручно поставила карандашом крестики на тех фотографиях, которые он мог поместить в журнале «Вог».

Сесиль отнес эти фото художественному редактору Александру Либерману, которого они привели в восторг, и он даже назвал их «бесценным урожаем».

В результате на свет появился номер журнала с несколькими фото звезды. Впрочем, когда номер готовился к печати, Грета уже вовсю препиралась с фотографом, чтобы он не смел размещать более одного ее фото в прессе. А так как исправить уже ничего было невозможно, Гарбо всерьез обиделась на фотографа – несостоявшегося жениха.

В преддверии этих нерадостных событий они еще продолжали перебрасываться письмами. Сесиль Битон отплыл в Британию, а по прибытии немедленно написал Гарбо, приглашая ее остановиться у него в Лондоне по пути в Швецию (актриса собиралась в свое первое послевоенное путешествие). Гарбо ответила, поясняя, что будет путешествовать не одна, а в сопровождении Шлее (естественно, без его супруги), и самое большее, на что он может рассчитывать, – что она заглянет к нему, будучи в Лондоне. Позже сгоряча Сесиль в обществе назовет Шлее «помощником второсортного портного» и еще – «русским осетром».

А получив от нее скупую весточку, он вновь раскисает и поддается чувствам. «Временами я чувствовал себя совершенно подавленным из-за того, что утекло столько воды с тех пор, как мы с тобой виделись в последний раз, – пишет он возлюбленной. – Тем не менее я всегда искренне верил в нас с тобой, я знаю – что бы ты ни сказала мне, – что у нас с тобой совершенно искренняя взаимная симпатия и любовь друг к другу и что такое случается порой только раз в жизни. Я всегда мысленно обращался к тебе, словно ты была совсем рядом, и как бы занят я ни был, мне всегда хотелось, чтобы ты находилась здесь, подле меня, чтобы делить со мной мою радость… я знаю, что ты полна понимания, что ты настоящий друг, в чем я всегда был уверен. Что касается меня самого, то никогда прежде мне не хотелось посвятить себя целиком только одной женщине, но я знаю, что в один прекрасный день все преграды будут преодолены и мы счастливо заживем вместе. Ты занимаешь львиную долю моих планов – и я пока не тороплюсь непременно взяться за их воплощение, поскольку ни ты, ни я не были бы абсолютно счастливы без взаимного доверия, и, как мне кажется, тебе стоит снова увидеться со мной, чтобы до конца осознать, насколько я искренен…»

* * *

Грета Гарбо с новым возлюбленным в лице супруга рыжеволосой модистки прибыла наконец в Лондон («Ты в Лондоне, а это величайшее событие – как если бы Венера посетила Марса», – напишет Сесиль), а погостив там немного, отправилась в Париж, куда прибыла 17 августа. Ей удалось скрыть от прессы тот факт, что она путешествует в обществе Джорджа Шлее.

Любовники прибыли на юг Франции, где остановились на «Вилле королевы Жанны» у Поля Луи Вейлера, командующего, с которым Грета познакомилась благодаря своей приятельнице леди Мендль (Элси де Вольф). «Здесь, – как сообщают биографы, – ей удалось провести дни отдыха в полном уединении. Скрытая от посторонних глаз, она купалась по утрам обнаженной, пока еще не пробудились остальные гости. Эта просторная вилла словно была нарочно построена для тех, кто обожал затворничество. Во время своего пребывания там Гарбо держалась настолько обособленно, что Пандора Клиффорд, также гостившая в этом доме в то же самое время, только догадывалась о ее присутствии, но ни разу не столкнулась с ней».

Насладившись столь полным уединением и оторванностью от мира, Гарбо вместе с Шлее проделала путь вдоль всего побережья до Канна, навестив «Шато де ля Гаруп», владельцами которого тогда были чилийский коллекционер Артуро Лопес и его супруга Патрисия. Там Гарбо встретила Майкла Даффа и Дэвида Герберта, которым довелось насладиться с этой полуголой красоткой во время купания.

Папарацци, от которых она всегда убегала, настигли актрису в этом райском уголке. 7 сентября «Нью-Йорк таймс» опубликовала вполне приличное фото Греты Гарбо, прогуливающейся по улицам Канна в шортах и широкополой шляпе.

И пока парочка наслаждалась обществом друг друга, Сесиль Битон в буквальном смысле засыпал Гарбо письмами. В одном из них жалкий влюбленный писал: «Как мне кажется, тебе следует как можно чаще наезжать в Европу, где, согласись, окажешься в более теплой и приветливой обстановке. Нет никаких причин, которые не позволяли бы тебе сделать попытку и начать здесь новую жизнь. Расстанься с кино и веди ту жизнь, какая тебе самой нравится. Просто ужасно, что ты постоянно вынуждена прятаться от своих тупоголовых поклонников на Мэдисон-авеню или бульваре Сайсет. Все вышеизложенное не что иное, как приглашение попробовать свить гнездышко здесь у меня в „Реддиш-Хаусе”».

Расстанься с кино и веди ту жизнь, какая тебе самой нравится; кто бы мог подумать, но именно так и поступит кинозвезда, игнорируя и любимое прежде творчество, и свою мировую славу…

Так и не встретившись с любимой, проводившей дни в объятиях Джорджа Шлее, Сесиль страдал и нервничал, мучился и писал трогательные письма…

«…Тем временем «Куин Мери» полным ходом удаляется прочь, и дни до прибытия должны казаться тебе абсолютно нереальными – вне времени, вне человеческих представлений. После чего ты прибудешь к себе на Манхэттен. А дальше что? Этому старому осетру придется предстать перед ликом разгневанной супруги. Боже упаси, чтобы я когда-нибудь узнал всю подноготную этих Шлее, и к тому времени, когда «Куин Мери» вернется, заправится и снова ринется через Атлантику, надеюсь, она захватит с собой и меня».

А когда закончился октябрь, Сесиль Битон действительно отплыл через Атлантику, чтобы по заведенной уже традиции провести за океаном три зимних месяца, работая на журнал «Вог».

Через годы Сесиль – оставшийся в жизни Греты Гарбо, напишет о Джордже Шлее – также постоянно присутствовавшем в жизни звезды: «Она снова опутана по рукам и ногам своей странной преданностью этому довольно-таки зловещему Распутину из «Дорожной Компании», и я даже не представляю, удастся ли ей когда-нибудь освободиться от этих пут. Этот ее друг ужасно ревнив и настоящий хищник. Он словно околдовал ее. Все это весьма прискорбно. Когда мы все-таки встречаемся, то пылаем, как два дома, охваченные пламенем. Непохоже, однако, чтобы ей снова удалось улизнуть от него»; «…то, как ему удалось взять в свои руки интересы Гарбо, вселяет тревогу, и я не вижу никакой возможности освободить ее из-под его влияния; и хотя общество друг друга их больше не возбуждает и они частенько сидят, не проронив ни слова, она придает чувство важности его тоскливому существованию, и вряд ли он позволит ей выскользнуть из его мертвой хватки. Она же, в свою очередь, до глубины души глубоко тронута его преданностью и его попытками помочь ей, и это еще теснее привязывает их друг к другу».

В те же годы давняя подруга актрисы Мерседес де Акоста тоже с горькой язвительностью подметит: «Какая жалость, что столько драгоценного времени растрачивается впустую. Влияние зашло столь далеко, что она начала разговаривать при помощи «знаменитых» коверканных «шлеизмов» – этакой смеси славянского и бруклинского диалектов с детским сюсюканьем! Какое низкое падение для столь благородного существа, какое до обидного бессмысленное существование!»

В чем загадка этой странной на первый взгляд связи Греты Гарбо и Джорджа Шлее, мы расскажем чуть позже…