Текст книги "Песнь крысолова"

Мастер неточных наук

Санда

– Господи, да это же годзилла. Хочешь его спрятать, надень паранджу, – безостановочно шипит Вертекс.

Я раздобыла Зверю одежду. Нашлись огромные перелатанные брюки и толстовка размера XXXL c капюшоном. Для этого пришлось на пару с Джокером вскрыть контейнер с пожертвованными вещами на перекрестке[25]25
  В Германии можно сдавать ненужную одежду в специальные контейнеры, установленные в каждом квартале.


[Закрыть]. Ему это доставило колоссальное удовольствие. Из нас всех, похоже, только он один воспринимал происходящее как бодрящий экшен-фильм.

– Теперь он выглядит как бомжующий рэпер. Прямо жду, когда зачитает, – и тут находит по чему проехаться Вертекс. – А обувь такого размера где возьмешь?

– Хороший вопрос.

Без обуви нельзя. Он поранит ноги. Весь район усыпан осколками разбитых бутылок.

– А кто живет напротив? – мимоходом интересуется Джокер. – Я бы их проверил. Я мелкий, меня сложно заметить.

– Правильно, ломайте мне окна, грабьте моих соседей. Мало еще поводов меня выселить, – цедит Вертекс сквозь зубы.

– Тащи все, что найдешь. Даже если обувь разная, – предлагаю я Джей Пи, раз он такой услужливый.

На самом деле хотелось его временно спровадить и поговорить нормально с Вертексом.

Джей Пи охотно кивает и убегает. Мы наконец-то одни, но царит тишина. Вертекс складывает руки на груди и смотрит на меня в упор.

– Так, слушай…

– Ваш цирк меня бесит, – прямо говорит он.

– А я думала, тебе весело. То-то ты не хлопаешь.

– Я готов помочь, но ты привела ЭТО сюда… Я хочу вообще сдать вас всех к чертям собачьим.

Мгновение мы молчим, буравя друг друга глазами. Я понимаю, что он злится. Но Вертекс – верный друг и никогда не подставит. Сейчас он просто дико раздражен и хочет отвести душу. И, в принципе, он прав.

– Я почти закончила, – мягко говорю я. – Мы уходим. Дальше это на мне. Деньги за окно и моральный ущерб я тебе отдала. Просто узнай про Новака. Это моя последняя просьба.

– Что ты будешь делать с ними обоими? – прерывает Вертекс, стреляя глазами в Зверя, сидящего на кухне. – Ладно, собачку ты, типа, приручила, но этого шута надо гнать в шею к маме. Ему выкупили жизнь, и немного неловко, что это была ты, да и вообще обстоятельства знакомства – не очень. Но он тебе больше не нужен. Джей Пи не может за себя постоять, зато много трындит. К тому же его отец в составе «МИО-фармы». Держу пари, они уже хватились сыночка, и вас всех найдут на раз-два.

– Об этом я уже подумала, – неохотно киваю. – Проблема в том, что, если мы сбежим от него, он сам поедет в клинику. И мы все равно там встретимся.

«Мы все там встретимся, – тревожно екает сердце. – Живые, мертвые, враги, друзья. Все».

– То есть его проще взять с собой? – скептично поднимает бровь Вертекс.

– Именно. Он будет моей второй защитой.

Натыкаюсь на вопрос в его взгляде, и приходится пояснить свой план:

– Если за мной побежит полиция, я скажу, что он – мой заложник. Сын влиятельного человека, как ни крути. Его папа пошел на черную магию и киднеппинг, чтобы жил его собственный ребенок… Да он все сделает, чтобы получить сына живым. А я, возможно, выиграю время. Он и будет моей Джокер-картой.

– Расчетливая же ты сука. Вся в свою мадам Мисо-Суп.

Невольно начинаем смеяться, хотя это не повод для веселья.

– Смотри, чтобы Джокер не раскусил.

– Люди редко вживаются в логику того, что им чуждо. Я его пока не поняла толком. Но почему-то есть ощущение, что если и просечет, то не будет против. Его порядком что-то задолбало в семье. Иначе бы он не саботажничал.

Вертекс только закатывает глаза в обрамлении черной подводки.

– Забываю, что ты эксперт по трудным подросткам.

Мы видим в окне Джей Пи, и так наступает конец нашему короткому разговору. Тот идет напролом через кусты, таща в руках пару армейских ботинок.

– А еще говоришь, зачем он нам нужен, – хмыкаю я.

– Ты будешь гореть в аду, – тихо вставляет Вертекс.

Через мгновение разносится металлический хлопок двери, и вот он уже на кухне.

– Твой сосед был в отрубе, – отрапортовал Джей Пи, швыряя мне оба ботинка.

Ловлю их на ходу и смотрю размер. Нехило. Зверю должно подойти.

– Какой-то торчковый у вас район, – жалуется подросток, ежась в своей разрисованной куртке. – В каждом окне обдолбанный.

– А ты не заглядывай в чужие окна, – буркает ему Вертекс.

Я иду обувать Зверя. Днем он выглядит еще более чуднó. Сквозь него точно проходит свет, настолько белая и прозрачная у него кожа. После нашего разговора в ванной Зверь просто сполз на пол и затих. Я сидела рядом и гладила по голове, слушая его изможденное дыхание. Его отношение ко мне было по-прежнему непонятным, и я не знала, что мне делать с этим подарком.

Ботинки более-менее подошли.

– Пока ходи так. Надеюсь, не натрет.

Хотя кожа на его ступнях настолько ороговевшая, что он, вероятно, и не заметит дискомфорта.

Слепые глаза смотрят сквозь меня, но видят. Только не мой внешний облик, а некую суть.

– Мне бы твое чутье… – бормочу я, поправляя его капюшон. – Но за это тебя лишили другого зрения. Наверное, это плата за познание истинной сути вещей.

Зверь молчит. Провожу по его щеке ладонью, он отзывчиво прижимается.

– Тебе нужно быть все время в машине. Выходишь только когда я скажу. Ты слишком приметный.

Я не слышу, как Джей Пи прокрадывается на кухню и устраивается на подоконнике. Он уже не боится Зверя и разглядывает его, как любопытную находку.

– Скажи-ка… – буднично начинаю я, складывая грязную посуду в раковину, чтобы Вертексу было меньше работы. – А тебя не хватятся?

– Меня это не волнует, – поводит он плечом.

Чувствую, что ему охота поболтать. Однако задавать слишком много вопросов сразу не мой стиль. Но Джей Пи не выдерживает и начинает говорить сам.

– Конечно, хватятся. В полицию капнут. Ну и пусть. Я назад не пойду. Когда узнал, что мои предки сделали, то вообще думал вскрыться.

Выключаю воду и с любопытством смотрю на эту мордашку. Похоже, за шутками-прибаутками начинает проступать правда. Джей Пи отстраненно смотрит в разбитое окно. Выглянувшее солнце золотит его щеку с детским пушком.

– Они скрывали, но я подслушивал обрывки. Во время очередного приступа припер их к стенке, и мама раскололась. У нее нервы не выдержали. Она рассказала, что провела ритуал, и сейчас, мол, самый важный переломный момент… чтобы все их труды не канули в Лету, – внезапно Джокер резко повернул ко мне переменившееся лицо и чуть ли не по слогам прошипел:

– Труды. Старания. Ты понимаешь, надеюсь, что меня здесь коробит?

– Понимаю, – киваю я. – Но они тебя любят. Иначе бы не пошли на это.

– Блин, а меня кто-нибудь спрашивал? – яростно выплюнул он. – Нормальная заявка: «Сынок, ты у нас не настоящий, но не переживай. Мы грохнем другого мальчика вместо тебя, и ты снова будешь нормальным. Глазки в стене закроются».

Кто бы спорил, с таким знанием жить дальше – сложно.

– Что еще ты видел… в приступах?

– Ее, – с невыносимым омерзением в голосе сообщает он. – Мать. То, что меня породило.

Во мне зажигается любопытство.

– Это… существо?

– У него… нет формы. Это чрево. Измерение. Я не знаю, как это описать. Я был в ней во снах, как… как зародыш, не знаю. Со мной были и другие нерожденные. Они все ждут своего часа, как паразиты. Найдем Новака, пусть объяснит, что за хрень придумал. Но ощущать, что я туда возвращаюсь, было вообще жутко. Я не мог спать ночами, слушая ее зов. Он похож на… ультразвук. Особые частоты, не знаю, как объяснить. И мне просто было страшно оттого, что если предки не смогут, то я вернусь туда… А если смогут, то надо дальше жить, зная, что туда ушел Михи. Михи, конечно, сволочь и дегенерат, но такого я даже ему не пожелаю. О том, что это будет он, я узнал задолго до тебя. Шимицу приходила к родителям, и я подслушал их разговор… После того, как узнал про эту выходку, расставил жучки по всему дому. Задолбало жить в их вранье, – сбивчиво закончил он.

– Но ты же понимаешь, что если найдешь способ уничтожить Мать, то это может обернуться против тебя? – возвращаюсь я к вопросу, который мы уже пробовали обсудить. – Мы ничего не знаем про обратные эффекты ритуала.

– По барабану, – огрызается он.

Ох уж эти подростки.

– И ты решил мстить. Начал с YouTube.

– Смейся, смейся. Это прогоняет страх.

Я действительно отпускаю смешок, не потому что хочу поиздеваться над ним, просто наконец понимаю эту маску. Джокер-пересмешник – его единственная защита. Так он отпугивает тьму, которая его окружает.

– Ну что, пошли, ребятки.

Оба встают и идут за мной. С ними все ясно. У каждого своя странная мотивация.

А у меня-то что?

Что я хочу найти в этой клинике?

Это крестовый поход за правдой или призраками?

В чем прок от того и от другого?

До сих пор ищу ответы на эти вопросы. Кажется, что я завершаю какой-то свой собственный ритуал, цепь необратимостей, свитую много лет назад. Она все еще волочит меня куда-то.

«Закончи все. Это то, что ты ей должна. Только это. Ничего больше».

* * *

Мы заклеили окна машины газетами, чтобы Зверя не было видно. Он втиснулся на сиденье лежа, поджав ноги. На пол впихнули Джей Пи, а на переднем сиденье разместилась я в капюшоне, скрывавшем пол-лица. И только Вертекс сидел на всеобщем обозрении в неоновом макияже, затмевающем небесные светила. В таком виде мы доехали до Варшавской, и эта часть пути прошла без происшествий.

Берлин не реагировал. И без нас тут каждый день фрик-шоу.

Вместо клубной стоянки Вертекс припарковался в переулке и отправился в «Туннель» готовить зал для посетителей. Клуб открывался к девяти. Нам следовало ждать, а после отправляться куда глаза глядят. Я планировала задержаться в заброшенном здании на окраине города, которое знала еще по временам попрошайничества.

Вертекс обещал сообщить нам до полуночи.

– Зависит от того, насколько будет развязан язык у верных людей, – лениво сообщил он до ухода.

– Так развяжи своим коктейлем. Он же мертвого поднимет, – проворчала я, припоминая его последнее пойло.

– Не учи. И угробите мою машину – сам сдам вас Шимицу.

На этой теплой ноте мы распрощались.

Уже десять вечера, и от него все еще нет сигнала. Телефон глядит на меня пустым экраном. Ожидание привычно, но в этой ситуации выматывает. Джей Пи раз десять выбегал отлить, один раз курнул стыренные у Вертекса сигареты. Зверь будто умер. Его присутствие за моей спиной ощущается как что-то неживое.

– Удобно с ним, – подмигивает мне Джей Пи.

Не понимаю, от чего его постоянно пробивает на веселье.

– А на чем мы поедем в Вальденбрух?

– На машине.

– На этой?

– Нет.

– А на какой?

– Положись на меня. Я знаю, где достать тачку.

– И кто тебя научил таким пакостям?

– Ты сам вызвался с нами ехать.

– А я рад. Просто любопытно. Логистика важна. А ты умеешь заводить машину без ключа?

– Умею.

– А писать стоя?

– Ты заткнешься или нет?

– Шучу. Вдруг ты все умеешь?

За окном слышится отдаленный гул Варшавской, и в конце переулка мелькают огни машин, оставляющих в воздухе желтый свет фар.

– А что ты сделаешь с Родикой, если найдешь?

Вопрос ощущается как удар чем-то тяжелым по голове. Не выдерживаю и поворачиваю к нему свирепое лицо.

– Ты можешь помолчать?

Он, как всегда, ухмыляется, будто задумал гадость. В отблеске его глаз мне чудится след чего-то иного.

– Могу. Но на этот вопрос тебе все равно придется ответить. Только уже самой себе.

Прежде чем я отвесила бы ему настоящую оплеуху, оживает телефон. На дисплее короткое сообщение от Вертекса:

«Он здесь».

«Лично?» – лихорадочно отбиваю я.

«Да».

«Ты что-нибудь узнал?»

«Спроси его сама. Я проведу тебя через задний. Джей Пи можешь взять, а зверину нет».

– А что там у нас такое? Тиндер? – Нахальная физиономия Джокера перевешивается через переднее сиденье. – Ого! Новак сам в клубе!

– Вылезай, – сквозь зубы говорю я, и он охотно выкатывается из машины.

Я склоняюсь к Зверю. Тот дышит, но пребывает в трансе.

– Эй… спишь?

Веки раскрываются, и на меня смотрят два безжизненных глаза.

– Нам надо уйти ненадолго. Я вернусь. Подожди тут, хорошо?

– Я приду за тобой, – глухо доносится от него.

Звучит почему-то как пророчество.

– Будь здесь.

В ответ молчание. Я выхожу, запираю машину и ставлю на сигнализацию. Ни за кем ты не пойдешь. Хотя кого я обманываю, он бы разнес машину в два счета.

Мы с Джей Пи двигаемся в сторону клуба, оба в капюшонах. Огибаю до боли знакомые баки на заднем дворе и подхожу к лифту, который заперт. Теперь я здесь чужая. Странно, что это ощущается как изгнание, а не как освобождение.

Неужели это все-таки был мой дом?

Отправляю Вертексу сигнальное сообщение, и минут через пять лифт оживает. Вскоре сквозь прутья проступает знакомое лицо, удобренное хайлайтерами всех оттенков.

– Живее.

– Я тут в первый раз, – непонятно к чему сообщает Джей Пи.

– Не сомневаюсь, – закатывает глаза Вертекс. – И скажу тебе честно, вряд ли попадешь сюда снова.

Мы проходим сквозь подвальные помещения и наконец по очереди выходим на танцпол. Здесь царит знакомая атмосфера саморазрушения и экстаза под вспышки неона.

– Он в закрытом кабинете номер девять. Один, – тихо сообщает Вертекс, делая вид, что собирает со столов грязные стаканы.

– Ждет кого-то?

– Не знаю, комната не забронирована. Он просто вошел в свободную с какими-то типами, теперь кукует сам на сам. Удачи, подруга.

Вокруг нас – сплошное мельтешение лиц с расширенными зрачками. Мы с Джей Пи прорываемся сквозь толпу танцующих и наконец доходим до девятого кабинета в самом конце коридора.

– План? – деловито спрашивает Джей Пи. – Можем начать издалека и прикинуться свидетелями Иеговы.

– Не надо пытаться обманывать дилеров, даже бывших. У них нюх на ложь.

В ответ на стук – тишина. Тогда я приоткрываю створку, с тайным волнением глядя на того, кто за ней.

Столько слухов и домыслов об этом человеке…

За столом сидит худощавый мужчина в белой рубашке, с впалыми скулами и короткими светлыми волосами. С виду похож на изможденного офисного клерка. Это и есть легенда «Туннеля»?

На нас фокусируются светло-голубые глаза, и почему-то кажется, что в комнате разряжается кислород. Он не просто уставился, а проглядел нас с потрохами. И наградил молчанием.

– Добрый вечер, – осторожно произношу я. – Анджей… Новак?

Кивок, и в уголках тонких губ наметилось странное углубление. Походит на усмешку.

– Прошу прощения за беспокойство. Нужно поговорить.

Нас внимательно изучают пару мгновений, особенно Джей Пи.

– Кому из нас? – наконец раздается вопрос.

– Всем.

– А по-моему, только вам двоим.

Присаживаюсь напротив него и снимаю капюшон. Мне кажется, он что-то понимает о нас.

– Но охрану вы звать не будете, – утвердительно говорю я. – Вы тут сами – незваный гость.

Он выглядит насмешенным, но молчит, что уже хороший знак.

– Меня зовут Санда. Вы меня вряд ли знаете, но…

– Да отчего же… – вдруг возражает Новак, покручивая меж пальцами стакан, в котором звенят кубики льда. – Я знаю всех пташек Шимицу. Тем более Санду-крысолова.

– Как? – недоуменно вырывается у меня.

– Крысолов, – спокойно поясняет Новак. – Так вас прозвали дилеры. За заслуженный талант. Вы играете на дудочке, а за вами идут дети. И вы аккуратно доводите их до реки.

Это обсуждать некогда, хотя и любопытно. Я перехожу прямиком к делу:

– Мы в курсе Вальденбруха и… вашего ритуала. Нам нужна помощь, и если не вы, то никто не знает больше о том, что там творилось.

Новак подпер подбородок жилистой рукой, глядя на нас с непонятной улыбкой. В этот момент я не к месту стала гадать, сколько же ему лет. Моложавое телосложение не вязалось с усталыми глазами в окружении проступающих морщин.

– Это да. Даже твоя Шимицу не так осведомлена, как я, – неожиданно отбрасывает он формальности. – Да что там, она просто подражала. Кстати, пусть мальчик сядет. Ноги устанут.

Джей Пи охотно плюхается на пуф рядом с нами и таращится на Новака во все глаза.

– Послушай, Санда… Я не в курсе твоих дел, но знаю, что ты больше не часть бизнеса, – деловито продолжил он и перевел взгляд на Джей Пи. – И что тебе нужно… выкупленный подменыш, не понимаю? Тебе нельзя в Вальденбрух. Все, кто обернулся на полпути, плохо кончили. Орфей, Гильгамеш, жена Лота. Запрет оборачиваться – важный мифологический сценарий и часть любого ритуального цикла. Ты не из мира живых. За тобой – омут. Но тебя из него вытащили, отмолили, отплакали, заплатили за тебя цену… Даже крысолова наняли, чтоб ты жил, – со звенящей в голосе насмешкой продолжил Новак. – А ты хочешь все разрушить. Не смотри назад.

Воцаряется неприятная тишина, в которой отчетливо ощущается стук сердца Джей Пи. Он такой громкий и лихорадочный, что мы с Новаком кажемся по сравнению с ним мертвецами. Боязливо подросток обводит глазами помещение и растеряно заявляет:

– Мне не надо такой жизни. Я хочу все обратно сделать. И Михи верните. Это неправильно.

Новак с любопытством заглядывает в его лицо, и в его чертах проявляется что-то птичье.

– Мальчик, тебя выкупили, понимаешь? – чуть ли не по слогам интересуется он. – Ты имеешь право здесь находиться. Жизнь… это не то, что либо дано с самого начала, либо нет. Это то, что можно приобрести, и такие сделки – честные. Поверь мне, я знаю все законы по ту и эту сторону. А правильно или нет – условности твоей личной морали, но не объективной реальности.

Внезапно на Джей Пи накатывает необъяснимый психоз, чьи грани проступали, стоило только завести эту волынку про его право жить. Он резко приподнимается на пуфе и бьет ладонью по столу, сотрясая одинокий стакан. Новак с прежним спокойным интересом взирает на него уже снизу вверх и кажется заинтригованным.

– Заткнись! – орет в ярости Джей Пи. – Ты на моем месте не был и не проходил весь этот ад до откупа! Нужно быть конченым дебилом с памятью бабочки, чтобы забыть эти ощущения и поверить в собственное право жить после… после… зова Матери.

Он тяжело дышит в ярости, и возникает подозрение, что эта встреча не о прояснении положения дел, а о мести. Джей Пи явно очень долго искал виноватого, но своих родителей до конца обвинить не получалось. Теперь перед ним был тот, кто запустил эту цепь.

– А ты забудь, – почти ласково сообщил ему Анджей. – Сделай усилие над собой. Ты вернешься назад, и колдовство обратится вспять. Принц станет жабой. Спящая красавица провалится в кому прямо на свадьбе. А ведьма отодвинет заслонку печи и утащит за собой Гензеля с Гретель. Такие дела с этими сказками.

Джей Пи водружается на место, буравя оккультиста ненавистническим взглядом. Конечно, Новак издевается, но за этим проступает механизм этого странного дела.

– Расскажите нам, – вклиниваюсь я. – Что представляет из себя ритуал? Вы знаете, куда деваются подменыши, которых забрали в клинику? У нас есть… личные причины этим интересоваться.

Новак лениво поворачивает ко мне голову и замечает:

– Ты годами поставляла в клинику биоматериал и не задавала себе вопросов. Что сейчас – совесть взыграла? Впрочем, вижу, вы уже все для себя решили.

В этом он прав, нас с Джей Пи не остановить, и тут мы неожиданно спелись.

– Но мне не сложно рассказать, – неожиданно доверительно добавляет Новак. – Я в этом деле – уже третий лишний и никакой ответственности не несу.

Вблизи заметно, что под водянистыми глазами у него мешки, и он быстро теряет свою обманчивую юность. Этому человеку достаточно лет, и от своих знаний он перегорел внутри.

– Я расскажу вам о принципе ритуала, – тихо заводит он. – В основе всего рабочая формула, которая выводится из понимания структуры людских желаний. У формулы есть определенное материальное воплощение, и еще нужен тот, кто верно ее составит. Ты загадываешь желание, а я нахожу в структуре дверь, отперев которую ты получишь, что хочешь. Дверей много. Все сущее – это сквозные входы и выходы, хлопающие створки, замки и ключи. Какие-то двери существуют издревле, к некоторым утеряны ключи, и ты подбираешь отмычки, а другие двери возникают каждый день сами. Я ищу двери и могу их отпирать. Чик, – он наглядно проворачивает в воздухе оттопыренным мизинцем, – и все, процесс пошел, а дальше несет ответственность тот, кто загадал желание. Это он имеет дело с тем, что за дверью. Мало ведь зажечь свечку на торте, надо ее задуть. Я объясняю, на каких условиях открывается их дверь. Затем создаю символический вход, и начинается перевод желаемого в материальное. Люди зовут это магией, чудом или, наоборот, абсолютным злом… Но правда в том, что вокруг нас сотни дверей, только не все могут их видеть. Нужно иметь… врожденный дар. Впервые я сделал это, чтобы Рихард Крупке осуществил свою мечту по излечению бесплодия жены. Медицина тут не очень преуспела. У его супруги были повреждены маточные трубы. Он сразу сказал, что готов на все. – Новак тонко усмехнулся с еле уловимым злорадством. – А раз так, я подобрал ему самую подходящую дверь. То, что за ней, зовет себя Матерью. У нее нет облика, она абсолютная суть. Я объяснил ему принцип взаимодействия с Матерью: ритуал инициации вернет его жене фертильность, у них появится ребенок. Это пока не их дитя, хотя она выносит его, услышит первый крик и найдет в его чертах свои. Но это болванка, которой нужно дать суть. Когда наступит цикл возврата, их ребенок начнет подавать знаки. Задача родителей – найти замену того же пола, дня и часа рождения и привести к порталу. Мать сама его заберет. Таков выкуп. После – ребенок их до конца жизни. Если выкупа не происходит, дитя убивает родителей и может навредить еще многим. Супруги Крупке сделали все, как я сказал. Мы создали дверь в их клинике, Вальденбрух. – Новак заговорщицки подмигивает нам. – Родилась дочь Агнесса. В возрасте семи лет ее начали изводить кошмары, после которых она ела сырое мясо, а однажды искусала до крови горничную. На ее место подобрали душевнобольную пациентку Вальденбруха, родившуюся в один день и час с дочерью главного врача. Мать не делает разницы. Ребенок есть ребенок. Она принимает всех. Ну, а Агнесса жива и здравствует по сей день за океаном. У нее уже есть свои дети.

Мы слушаем, одинаково вытянув головы. В глазах Джей Пи горит нешуточное напряжение, и он сопоставляет его рассказ с тем, что нарыл и подслушал сам. Пока выходит довольно точно.

– Санда, хочешь знать, как ты получала заказы? – вкрадчиво интересуется бывший дилер. – Шимицу имеет доступ к картотеке всех родильных домов. Она подбирает жертву по дате и времени рождения, пол тоже учитывается. Выбирает из целевой группы тех, кого легче всего украсть, учитывая их проживание и фактор среды. Затем отдает тебе.

– Как это вообще возможно организовать… что это за «магия»? – с плохо сдерживаемым скепсисом вопрошаю я.

– Скажем так, это не точные науки, но от них есть прок, – хмыкает Новак с туманным видом.

– Крупке решил сделать из этого бизнес.

– Не только он. Это и интерес «Туннеля». Я был его дилером. Клиника действительно занималась лечением детей до начала девяностых, но после первого волшебства Крупке решил перепрофилироваться, а «Туннель» помог ему в нахождении спонсоров, у которых были свои медицинские интересы.

– То есть это вы сказали, что можно поставить ритуал на конвейер? – звенящим голосом интересуется Джей Пи.

– Мельхиор, – не очень охотно делится Анджей. – Бизнесом занимается он, а меня больше интересовала практика. Крупке решил подсобить и резко сменил профиль клиники. Ее выкупили частные спонсоры, дольщики в бизнесе Мельхиора. Знаете ли вы, что раньше львиную долю дохода этого заведения составляли оккультные сделки? Не наркота, не оружие, не заказные убийства… То, сколько за это дерут, – цветочки по сравнению с суммами за ритуальные услуги. Так было. Пока я не ушел.

И Новак непонятно почему хохотнул.

– То есть… кроме вас никто не умеет отпирать двери.

– Пока никто. Хотя Шимицу жаждет научиться. Но у нее нет дара. Она не более чем великолепная интриганка.

– После вашего изгнания клуб должен был уйти в минус, – предполагаю я.

– Изгнания? – чуть ли не по слогам интересуется Новак, склонив голову. – Это так тут презентуется?

Похоже, теперь моя очередь делиться с ним общественным мнением.

– Вы подставили Мельхиора, так говорят.

Анджей издает неоднозначный смешок и только раздраженно поводит длинным, птичьим носом.

– Я ушел сам. Но это неважно. Ты права, Санда. «Туннель» потерял очень много клиентов. У нас с Мельхиором… возникли непримиримые разногласия, после которых он решил почти полностью отказаться от оккультных сделок. Но некоторые двери вроде Вальденбруха остались открытыми. Я наладил механизм, дальше он работал сам… И пока эта корова не сдохнет, «Туннель» свое слупит.

– Но Вальденбрух накрылся, – сощурился Джей Пи.

Новак отрицательно покачал головой и, воспользовавшись короткой паузой, прикурил.

– Пропал главврач и пациенты. То есть неудачные подкидыши, которых Крупке изучал ради своего научного интереса. Он не убивал подменышей, хотя следовало бы.

Мое сердце замирает. Это то, что я пытаюсь узнать.

– Портал все еще существует и ждет новых желаний. И поверь мне, Санда, – Анджей склоняется, врастая в меня исподлобья глазами. – Ни Мельхиор, ни твоя Шимицу, которая курирует клинику после меня, не откажутся от этого портала. Что бы ни произошло с Крупке… они все еще контролируют это место и извлекают выгоду. Да и ты продолжала ловить крысят даже после пропажи персонала. Если останется спрос, все пойдет дальше. Одни дети будут рождаться. Другие пропадать.

Новак говорит страшные вещи с ласковой улыбкой. Он пугает меня до чертиков, хотя в нем на первый взгляд нет ничего необычного.

– Говорят, у тебя там сестра, так? – спрашивает он, проницательно вглядываясь в мое лицо.

– Она может быть жива? – сухо интересуюсь я.

– Может, – разводит он руками и зашвыривает окурок в бокал. – Я не слежу за ними. Разбирайтесь сами.

– Как убить Мать? – всполошенно спрашивает Джей Пи. – Это получится сделать без вас?

– Я могу сказать вам только одно, – насмешливо он обводит нас водянистым взглядом и произносит с жутковатой вкрадчивостью: – В конце этой истории не будет воссоединившихся влюбленных или храбрых детей, поборовших зло. В конце этой истории останутся только заклятые враги. – С этими словами он поднимается и берет висящее на спинке стула пальто. – Прошу извинить, но мне пора. А то сейчас понабегут… Дальше вы сами. Желаю удачи…

Его слова отдают необратимостью. Говорят, Новак мог видеть будущее.

– Э, стоять, – возмущается Джей Пи. – Что за предсказание из китайской печеньки? А с культом как?!

– Сами узнаете, – бросает Новак через плечо. – Ну, пока… искатели приключений.

С этими словами он выходит, пряча усмешку под длинный, тонкий нос, и мы чувствуем себя одураченными. Минута проходит в тишине, затем Джей Пи раздосадовано заявляет:

– Какой-то он мутный… И на гуся похож.

Я тоже пребываю в сомнениях. Новак аккуратно разложил по полочкам всю историю, но на вопросы так и не ответил. Его спешный уход наводит на мысль, что и нам пора.

Внезапно дверь кабинета открывается, и к нам забегает взмыленный Вертекс.

– У меня перерыв, могу вас вывести. Как поговорили?

– Мы поняли, что нам ничего не ясно, – ворчит Джей Пи. – Новак только намекнул, что ритуал надо закрыть как-то… символически. Понять бы еще, как работают все эти двери и ключи. Это и есть механизм.

Вертекс тревожно переводит взгляд с меня на него.

– И… каков план?

– Мы переждем ночь в Адлерсхофе, там есть один заброшенный дом, – машинально отвечаю я. – Надо забрать Зверя. Хорошо бы поймать Новака снова, но у нас нет времени.

– Скажу тебе по секрету, он тоже к нам не каждый день забредает, – хмыкает Вертекс. – Вам повезло сегодня. Странно, что он так шустро слился. Обычно сидит тут с какими-то темными типами до часу ночи.

Внутри меня начинает завывать знакомая сирена. Мои локаторы страха безупречные и оглушительно громкие, хотя звучат только внутри меня. Но из-за них я не могу воспринимать окружающий мир.

Я слышу, что кто-то идет сюда, прямо к нам. Ощущение возникает раньше, чем дверь открылась.

Мы оборачиваемся и видим незнакомых мужчин. Один из них постарше, с живыми темными глазами и вьющимися волосами с проседью, другой – молодой блондин с наглой физиономией.

– Все в сборе, молодцы, – довольно крякает первый. – Лука, закрой дверь.

Он извлекает удостоверение, и мы замираем как пришпиленные.

– Ионеску, отдел по борьбе с организованной преступностью, – приятным ровным голосом сообщает мужчина. – И мы как раз вас всех ищем. Джей Пи, твоя мать оборвала телефон в нашем управлении. Вы, молодой человек, подозреваю, являетесь барменом, а также коммуникатором между дилерами. Если наши данные верны, вас зовут Александр Полетаев, и вы находитесь в этой стране нелегально. И еще есть одна давно пропавшая дама, – его насмешливые черные глаза утыкаются в мое лицо. – Добрый вечер, Санда.

Мариус

Теперь перед ним карты с перевернутыми рубашками.

Блудный Джей Пи, недоуменно сдувающий волнистую прядь со своей нежной мордахи.

Разукрашенный как на Пасху русский нелегал, скрывающийся в «Туннеле» от миграционной службы.

И Санда Эдлер, урожденная Андронеску. Вживую она выглядела, конечно, намного старше, чем на детском фото. Длинное темное каре, заостренные скулы и вдовьи вещи. В глазах горел знакомый по снимкам неутихающий голод, какой бывает у людей с дырой в душе. Мариус испытал странное ощущение, что рад ее видеть. Как будто повстречал давнюю знакомую.

– Вы не против, если я позову менеджера? – елейным голосом осведомился Александр. – Не уверен, что он в курсе.

– Нам нужны только вы, – сухо отрезал Мариус.

– Я отказываюсь говорить без Мельхиора! – крикнул русский. – По какому праву вы вообще нас задерживаете?!

Мариус обменялся коротким взглядом с Лукой, и тот внаглую прислонился к двери и извлек пистолет. Это не походило на официальный визит полиции, но они решили действовать по-своему. Мариус обдумал положение и на свой страх и риск продолжил. Только доказательства отправятся не к Оксенкнехту, а прямиком в федеральное ведомство уголовной полиции в Висбаден. Это была рулетка. Если в Висбадене действительно в курсе, то Мариусу в лучшем случае грозило увольнение.

Но он решился на самовольный мини-рейд в этот гадюшник, потому что не доверял Оксенкнехту. Лука тут же предложил помощь, и они навели справки у парочки «туннельцев» прямо на Варшавской. Под угрозой привлечения к ответственности те сообщили имя – Александр Полетаев, известный как Вертекс. Местный бармен.

«Он знает всех дилеров. Считайте, что он – их телефон».

На всякий случай Мариус пробил его по базе и получил информацию, правда, из данных миграционной службы. Мальчик прибыл из Новосибирска и успешно отучился два года менеджменту, пока его не выкинули за постоянные прогулы. Продление визы без разрешения университета он не получил, и миграционная приобрела ему билет в один конец. Но он растворился с концами в день депортации. И неудивительно, что обрел свое место в этом мирке.