Текст книги "Песнь крысолова"

По его следам нашли в итоге всех: валета червей, джокера и даму пик.

Лука взглянул на Полетаева с ехидной улыбкой и поинтересовался:

– У вас есть документы, подтверждающие вашу личность?

– Конечно, – яростно воскликнул Александр. – Выпустите меня, и я принесу! Куда я их, по-вашему, положу, а? – и он развел руками вокруг голого торса: на нем одни латексные брюки.

– Никто отсюда не выйдет, – отрезал Мариус. – Нам нужно поговорить. О пропажах детей, а также… о Вальденбрухе. Знакомая тема, Санда?

Он медленно сел рядом, внимательно вглядываясь в ее бледное, невыразительное лицо – на нем жили только большие черные глаза. Она настороженно следила за ним и пока хранила молчание.

Во взгляде читалось понимание, но не страх. Из этого короткого контакта Мариус уяснил, что, если встанет вопрос, убивать его или нет, Санда не будет думать долго. Он часто ощущал это сжатое спокойствие у пойманных преступников. Их взвинченность была сравнима с заточенным ножом, и они могли поступиться абсолютно всем ради своей цели. Вывести их из этого состояния было уже почти невозможно.

– Не понимаю, в чем дело, – наконец холодно произнесла она.

– Мы нашли тебя по хлебным крошкам, – тихо сообщил Мариус. – Ты попалась на видео, когда увела девочку. Дальше клубок завертелся, и вот мы здесь. Еще у меня твои письма из Вальденбруха.

– Почему думаешь, что это я?

– Потому что ты взяла дочь Маттмюллеров за руку и увела. Она до сих пор не вернулась, – впечатал Мариус. – Тебя видел Юсуф, одноклассник Михи, и нарисовал по памяти вот этот молодой человек, которого ты держишь в заложниках.

– Алле, дядя, – вдруг неожиданно встрял Джей Пи, и Мариус недоуменно замолчал. – Она меня не воровала. Я сам с ней пошел. У нас дела. Личные. Маме можете передать привет. Позвоню потом.

– Во сколько закрывается клуб? – сощурился Мариус, взглянув на Лука.

– В три ночи.

– У вас есть два с лишним часа, чтобы рассказать все самим, – развел следователь руками. – Кто первый?

Ответом послужило молчание. Джей Пи смотрел на него с искренним раздражением, не походя на пленника. Более того, стрелял в Санду вопросительными взглядами и все подавал какие-то знаки бровями. Она игнорировала его, скучающе глядя сквозь Мариуса. Полетаев выругался по-русски и закурил, поняв, что это надолго.

– Мы можем отвезти вас двоих в изолятор и допросить по всем правилам, – заявил Лука.

– Основания мне покажи, – процедил Александр.

– Ты – нелегал, – развел руками Мариус. – Санда – пропавшая без вести, которая имеет доказанную связь с кланом криминального авторитета Дады, и, по его показаниям, ее забрали дилеры «Туннеля». Вы оба – вне закона. За вас никто не вступится. Ваш менеджер, может, и сам по локоть в этом дерьме, но на рожон при очевидных доказательствах лезть не будет. Даже в этом месте вы – те, кого можно заменить.

Внезапно Санда подалась к Мариусу и произнесла:

– Посмотрите, какой храбрый следователь. Ваше правосудие действует так же, как и беззаконие. Если человек – никто, не сковывай себя ничем, ровняй их и дальше с землей ради своих целей. Но если мы – нули, то и отнять у нас больше, чем это уже сделали другие, ты не сможешь. Так почему мы должны соглашаться с твоими условиями?

Мариус уважительно кивнул, признавая ее логику, но возразил:

– Будь вы нулями, не оказывали бы сопротивления. – Затем указал на Полетаева, который обливался тройным потом. – Ему, кажется, есть что терять. Не хочет он назад в Россию. Да и ты от чего-то бежишь.

Неожиданно она молниеносным движением подтянула к себе сидящего рядом Джей Пи, и у его шеи сверкнуло острое лезвие складного ножа. Медленно Санда двинулась в дальний угол, имея в поле зрения обоих: следователя и его сподручного.

– Порежу его, если нажмешь на курок, – тихо сказала она Луке. – Убьешь меня, убьешь его. И его родители вас засудят.

– Положила нож! – крикнул Лука, целясь ей в голову. – У тебя вообще нет шансов выйти!

Джей Пи водил туда-сюда выкатившимися глазами и пока не очень понимал, что происходит.

Мариус заинтригованно дал ассистенту знак не стрелять.

– Давай договоримся, Санда. Хочешь… я дам тебе фору? Расскажешь мне все, а потом уходите, и я обещаю не искать час. У тебя будет целый час.

– Отпускай его, – она кивнула на Полетаева, в ступоре следящего за этой сценой. – Он выходит отсюда.

Воцарилось молчание, в котором, казалось, растворились даже биты клуба. Лука переводил взгляд с Мариуса на Санду, а она смотрела на них немигающим взглядом, прижимая нож к горлу Джей Пи.

Мариус коротко кивнул Александру, и тот пулей вылетел из кабинета. Теперь они остались вчетвером.

– И что дальше? – вопросил он.

– Я тебе расскажу кое-что, попробуй поверить, – вкрадчиво начала она, не отрывая от него страшных, черных глаз. – Ты, конечно, из-под земли меня отроешь. Но это как лечить симптомы, а не болячку. Зараза здесь, в этом месте. Детей похищают для ритуала. Организатор киднеппинга – местный дилер Вивьен Шимицу, которую покрывает владелец клуба Мельхиор Кац. Докажешь их причастность – вырвешь все цветы зла на корню. А хочешь… гоняйся за мной. Но после меня ничего не закончится. Подумай об этом, Ионеску.

Джей Пи хотел было что-то сказать, но боялся, что случайное движение приведет к вскрытию сонной артерии.

– Твоя сестра пропала вместе с другими пациентами в Вальденбрухе. Как это связано с твоими похищениями детей?

Она молчит. Мариус вопросительно поднимает брови и повторяет свое предложение:

– Час форы. Я серьезен. Я дам тебе время, чтобы уйти. Но ты должна отвечать на мои вопросы.

– Я не знаю, – наконец отрывисто произносит она. – Может, ты мне сообщишь, когда разузнаешь?

– Хорошо. Тогда скажи, скольких ты похитила для этого ритуала.

– Около сорока детей в течение последних пяти лет.

– Почему полнолуние, Санда?

Половина ее скрыта за Джей Пи, и она походит на странную ожившую тень.

– Так велела Шимицу. Это часть ритуала. Почитай Мориса Сендака. «Где-то снаружи». Ты поймешь… Отходите от двери в дальний угол. Оба.

Лука не сдвинулся с места, а Мариус слегка отступил.

– Что за ритуал?

– Я не знаю. Мы пытаемся это понять.

– В чем его суть?

– Почитай Сендака, черт возьми. Отходите, или я начну его резать.

Мариус дал Луке знак, и они начали отступать в угол, в то время как Санда бесшумно перемещалась к двери, по-прежнему держа их в поле зрения.

– Можешь предоставить доказательства причастности Шимицу и Каца к этому делу?

– Могла бы, если бы отдала тебе свой телефон, но он мне пока нужен. Обещаю, Ионеску, я тебе его сама вышлю с пин-кодом, если выберусь живой и решу все свои дела.

Она почти дошла до двери, и, прежде чем исчезла бы, Мариус задал последний вопрос:

– Зачем ты стала это делать, Санда? У тебя был выбор.

В уголках ее губ обозначились жесткие складки. Она стояла спиной к полуоткрытой двери, и их время выходило.

– У тебя тоже. Но ты стал тем, кем ты стал.

С этими словами они с Джей Пи выскользнули в коридор.

Лука был готов ринуться за ними, но Мариус перехватил его на полпути.

– Вы серьезно с форой? – охренел Лука.

Мариус тяжело моргнул. Ему действительно хотелось помочь Санде? Абсурд…

– Вы спятили!

С этими словами Лука бросился следом, и спустя мгновение к следователю вернулось чувство, что надо действовать. Санда гипнотизировала своей паучьей пластикой и матовостью зрачков. Возможно, поэтому и брели за ней все эти дети.

«Дурак старый!» – досадливо сказал он себе, несясь по неоновым коридорам клуба.

Перед ним столпились существа непонятного пола, которые дымили, как черти, что усугубляло и без того плохую видимость. Кто-то засмеялся вслед сюрреалистичным, дробящимся смехом, и он словно сам раздвоился в этих сумасшедших коридорах.

Лука бежал впереди. В разряженных вспышках света виднелись чужие лица.

– Полетаев! – заорал он и сломя голову бросился в сторону бара.

Где-то в конце зала мелькнула куртка с ухмыляющимся Джокером.

– Нет, туда! – крикнул Мариус.

Похоже, тот его и не расслышал.

Невольно им пришлось разделиться.

Мариус ринулся в сторону второго хода, расталкивая локтями мокрые латексные тела. Они напоминали ему копошащихся насекомых.

Путь лежал по темному коридору, освещенному слабыми красноватыми лампами. Мимо мелькали пустые камеры. Джей Пи и Санда неслись впереди, взявшись за руки, и Мариус нагонял их с каждым шагом.

К его неожиданности, решетчатая дверь, за которой они скрылись, вела в кабину лифта. Он добежал, когда тот с тяжелым лязгом стал отъезжать наверх.

Здесь должна быть лестница…

Она нашлась в конце тупика, и на его счастье дверь была открыта. У входа смолили траву очередные разноцветные мальчики, и при виде Мариуса они отскочили как ошпаренные, но он их едва заметил. Санда с Джей Пи бежали по внутреннему двору вдоль пустых ящиков из-под пива. Когда они задержались перед воротами, он их настиг.

Теперь никаких преимуществ.

Мариус резко перехватил сзади ее правую руку и прижал пистолет к виску.

– Не двигаться, – прошипел он.

– Ты сказал, что дашь нам час! – завопил Джей Пи.

Иногда он и впрямь был еще ребенком.

– Значит, я наврал. Санда, тебе придется отправиться со мной.

– А ты со мной не хочешь? Прямиком на хер? Я как раз туда собиралась, – огрызнулась она, напряженно следя за ним краем глаза.

– Джей Пи, в твоих интересах следовать за нами.

– Да пошли вы… – он начал нерешительно пятиться, а Мариус толкнул створку ворот носком ботинка.

Сейчас не до Мейербахов и их шального дитятки. Выбирая между ними двумя, он предпочел тащить за собой Санду. Она ключ к большим и страшным делам.

Они вышли в темный проулок. Машина была неподалеку.

– Ты придурок! – орал ему вслед Джей Пи. – Какие права на арест? Что ты за коп такой, мать вашу?!

Санда молчала, двигаясь с ним в унисон. Хорошо умеет приспосабливаться. Вывернутая правая рука лишала ее подвижности, а под угрозой пистолета она не смела дать отпор.

Джей Пи кричал им вслед что-то еще.

Внезапно его настиг тяжелый удар, и руки разжались. Пистолет с глухим лязгом упал на землю. Мир полетел вниз под скошенным углом, и затуманенным взглядом он увидел чьи-то огромные ноги в армейских ботинках, через него переступившие. Кто-то другой легко перепорхнул к нему и поднял с земли пистолет.

– Ионеску, ты упрямый, упрямый мерзавец, – тлеющим голосом произнесла Санда на ухо, и его настиг новый удар, уже от нее.

– Надо уходить. Оставь следопыта… – раздался новый, глухой голос, который был знаком ему.

– Он еще не потерял сознание.

Невесомые руки обыскали его карманы и извлекли что-то.

– За ним придет другой. Уходим.

Паучья тень над ним пугливо вспорхнула, и послышался звук удаляющихся шагов под дикий хохот Джей Пи.

«Ха-xа-xа», – так смеялся Джокер в комиксах.

«Зверь… Как я мог не учесть…» – последней вспышкой пронеслось в голове Мариуса.

Глаза залило чернилами.

Часть вторая. Мистерия зла

 
Did you get the letter, the one I never sent ya
I'm all alone on my own misadventure, seeking something
That I don't want to find, 'cause if I do there's no rewind.
 
 
Spraying our names on the trains in silver and black
Then I make my way back across the tracks
I can always find you wherever you are
There's fire in your eyes in the miracle park
I'm on the very last train to wherever, reckon that
I'll see you sometime like never, not even in
My wildest did I think that it would go like this,
Moving through the air, crazy kinda poet kid
 
 
I owe you this I say to myself
I owe you this and nothing else
* * *
Ты получила письмо, которое я никогда не отправлял?
Я совсем один в своих злоключениях, в поисках того,
Что не хочу искать, потому что, если найду, назад пути не будет.
 
 
Разбрызгиваю наши имена черным и серебром на поездах,
Чтобы по рельсам вернуться назад.
Я всегда смогу найти тебя, где бы ты ни была.
Огни в твоих глазах как парк аттракционов.
Я взял последний поезд куда угодно, считай,
Что мы увидимся как-нибудь никогда,
Даже в самых диких снах не думал, что все пойдет так:
В воздушном потоке я сошедший с ума поэт.
 
 
Я должен тебе это, говорю я себе,
Я должен тебе это и ничего больше.
 

Télépopmusik, Last Train To Wherever

Охота на крысолова

Санда

Мы бежим по улицам без оглядки. Я не знаю, что мы ищем. Спасительную подворотню? Дверь в стене в волшебное никуда? Джокера дважды чуть не переехала машина, он движется медленнее всех. Зверь мог бы обогнать нас меньше чем за минуту, но держится моего темпа.

Наконец вижу вход в неосвещенный тупик меж домами. Там мы и останавливаемся, еле дыша. Руки упираются в колени, и я чувствую, как с меня градом льет пот.

– Что дальше? – севшим голосом интересуется Джей Пи.

Вдруг Зверь делает странное заявление:

– Следопыт знает Ма. Он просил найти тебя. Тогда Ма отправила Зверя.

Я припоминаю наш последний разговор в ванной у Вертекса.

– Так кто велел меня убить? Он или Ма?

– Ему ты нужна живой. Он пойдет за тобой, чтобы найти всех детей. Но Ма велела Зверю убить Санду.

Напряженно думаю о расстановке фигур. Против меня двое: мой бывший босс и это лицо закона и порядка. У них разные интересы, но все связаны со мной.

– Получается… этот Ионеску… просил дилера «Туннеля» о помощи? – уточняю я, едва веря в такое.

Следует отстраненный кивок, Зверь недвижно смотрит сквозь меня, походя на жуткое привидение. Его глаза и кожа точно испускают излучение.

Цель следователя – найти детей и наказать злодея. Цель Ма – убрать соскочившего дилера, который где-то наследил. Получив заказ на меня от Ионеску, она начала двойную игру. Босс ожидала, что Зверь уберет меня, но он сорвался с цепи, устроил беспорядок и привел по своим следам Ионеску. Сама она затаилась и ждет, чтобы вмешаться в выигрышный для нее момент.

Если что-то понимаю я, это понимает и Шимицу. Мы с ней всегда находились в странной корреляции выводов, к которым приходили поодиночке.

– Так что за план? – начинает действовать на нервы Джокер.

Ему никто не отвечает. Надо понять, как поступить, чтобы не потащить за собой всю полицейскую свору. И еще Вертекс… Господи, хоть бы он сбежал к чертям. Я невольно задумываюсь о том, что услышала от следователя. Надо признать, что мы никогда не рассказывали друг другу правду о себе до недавнего времени. Я не знала, что он из России и живет здесь нелегально. У него, видно, тоже были причины не возвращаться домой. «Туннель» выбирают, когда идти совсем некуда.

– А вообще прикольно вышло. Ионеску этот не дурак, но… странный, не находите? Нормальный следователь разве будет вести торги с преступником?

– Какой нормальный следователь вообще пойдет к нашему дилеру, чтобы найти преступника? – перебиваю его я. – Он сам, судя по всему, повязан с нами по рукам и ногам. Зверь… что ты знаешь об этом Ионеску? Откуда он в курсе про твою Ма?

Зверь возвращается из транса.

– Они давно знакомы. Зверь… я… мы помогали Следопыту. Он просил находить то, что потеряно. И Ма отпускала Зверя по его подсказкам. – Он вдруг едва заметно улыбается, что не вяжется с его рассказом. – Следопыт не любит причинять боль, он не как Ма. Но готов на все ради цели. Следопыт… много говорил с Ма, и они часто спорили. На самом деле… он ненавидит Ма. Я чувствую это. Но раньше она была ему нужна. Когда Следопыт рядом… – Зверь вдруг понижает голос, – я слышу его мысли. Он думал о тебе, Санда. Ему жаль тебя. Ваши пути сойдутся снова. Это как… замыкающийся круг. Я вижу это. Сейчас. Там, где ты стоишь.

– Он видит… что? – недоверчиво блеет Джокер, пугливо вглядываясь в его лицо. – У него же нет зрения…

Вся история напоминает закручивающуюся спираль, и мы уже отсюда поодиночке не выберемся.

За грубой физиологией Зверя размещен какой-то очень тонкий механизм. Его слова идут резьбой по воздуху вокруг нас и повисают, как нечто материальное. Он чувствует то, что между людьми. Их мысли. Причинно-следственные связи. Это больше, чем нюх.

– Санде надо бояться Следопыта, – тихо произносит Зверь. – Он ищет иначе, чем я. Он не чувствует, но знает. И сам не понимает, что хочет с тобой сделать. Но ты для него – ключ.

Непроизвольно провожу ладонью по его скулам, мне хочется как-то его отблагодарить, но я не умею быть благодарной. Каждое мое действие ощущается как ненужная взятка.

– Ты сказал, что придешь за мной.

Кивок. И это значит, что машина Вертекса должна быть всмятку.

– Ты… предчувствовал, что нас перехватит Ионеску?

– Зверь знал.

– Ты знал.

– Я знал, – покорно повторяет за мной он.

В эти моменты он напоминает слабоумного. Внезапно меня накрывает отчаяние, такое неуместное во всей ситуации, о том, что ему никогда не вернуть целостность личности и рассудка. Он просто… заточенный кристалл, ловящий сигналы из людских душ. Все остальное стерто, чтобы обнажилось это прекрасное, чувствительное нечто. Меня берет очередной приступ ненависти к Шимицу.

Так хочется повторить с ней трюк «руки на горло». Только в этот раз не отпускать до конца.

– Ребят, я прерву ваше интимное молчание, но мы по-прежнему торчим в зассанном тупике, и это не клиника.

– Ты слышал, что сказал Новак? – поворачиваюсь я к Джей Пи. – Ты умрешь там.

– Не умру, – поводит он костлявым плечом. – С собой я как-нибудь разберусь. И ты мне не мать. Так что заткнись и вези меня в Вальденбрух.

Проглатываю это, потому что Джей Пи абсолютно прав. Я ему не мать. Его предупредили, и, если он так хочет поехать, никто не должен его останавливать.

– Тем более я тебе пригожусь. Классно ты придумала с заложником, я аж офигел сначала, а потом подумал – гениально! Меня же все ищут, и пока я с вами – не тронут, – он хлопает меня по плечу с дурацким смехом. – Ты, блин, так серьезно с этим ножом давила, я реально купился, будто ты меня порежешь, если они нас не выпустят.

Он натыкается на мой угрюмый взгляд, и, похоже, до него доходит, что тогда в клубе я вообще-то не шутила. Но это ему лучше обдумать наедине с собой. Раз он идет с нами, я при необходимости повторю все снова. Правда, не знаю, как далеко придется зайти.

– Мы поспим где-нибудь на полпути в клинику. В Берлине оставаться нельзя, – наконец решаю я. – Идем за машиной. Мне нужно будет забрать ее кое у кого.

Осторожно выбираемся и движемся по неосвещенной стороне улицы в сторону парковки на Курт-Шумахер-Дамм. Один из автодилеров держит здесь краденые машины с подложными номерами. Спрашивать его, правда, я не собиралась. Когда они хватятся, мы будем уже далеко.

Мариус

Полетаев сидел перед ними, зарыв маникюр в растрепавшийся ирокез. Косметика растеклась по лицу, и он был чумазым, но мерцающим. Сейчас Александр глядел в пол и молчал. Лука поймал его, когда тот удирал через главный вход, и приковал к себе наручниками. Затем он нашел Мариуса на тротуаре и привел в чувство.

Санда его обокрала. Забрала пистолет, патроны и бумажник.

Теперь они со своим остаточным уловом сидели в кабинете Мариуса, но Полетаев словно зашился.

Под затылком зрела здоровая гематома, к которой Мариус прикладывал пакет со льдом. В переносице давило, и иногда черепная коробка казалась ему слишком тесной.

– Так и будем молчать? Ты понимаешь, что только хуже себе делаешь? – вопросил Мариус. – Если нет показаний, мне просто останется передать тебя на депортацию. Чем дольше ты будешь говорить, тем дольше будешь здесь.

В ответ тишина.

Лука, сидящий у двери, хмыкнул. Он не особо жаловал мигрантов. Положение Полетаева пробуждало в нем скрытый садизм.

Мариус вздохнул и встал со стула. Он прижал нелегала к спинке и насильно поднял голову.

– Смотри на меня и отвечай на вопросы.

В ответ уставились голубые глаза, в которых, как осколки, застыли злые слезы.

– Ты слышишь меня. Понимаешь. Не усугубляй свое положение. Ну… что ты упрямишься? Это принципы? Честь? Ты понимаешь, кого ты покрываешь? Тебе рассказать, в чем Санда подозревается?

– Да знаю я, сукин ты сын, – наконец отвечает Полетаев.

– И что? – Мариус непроизвольно тряхнул его за челюсть. – Ты гордишься этим? Считаешь нормой, что она воровала детей для какого-то непонятного ритуала? Ее не останавливали ни закон, ни страх, ни их возраст.

Русский снова начал играть в молчанку. Но лед тронулся. Мариус ощутил сквозь этот контакт, что надо давить. Миллиметр за миллиметром проходиться по его статусу, чувству собственного достоинства, страхам…

Лука с любопытством следил за ними, понимая суть происходящего.

Мариус отпустил Полетаева и переставил свой стул прямо напротив него.

– Смотри на меня. Голову поднял, я сказал. Иначе я заставлю тебя, – отчеканил он, и с внутренним сопротивлением на него снова уставились глаза-льдинки. – Если ты поможешь найти Санду, это будет расценено как помощь следствию. Если нет, я не просто тебя отсюда вышвырну. Я сделаю так, чтобы расследование продолжилось и в твоей стране. За такого, как ты, никто не вступится. Для «Туннеля» ты расходный материал. Для этой страны – никто, без права на жительство. А если ты бежал, то и на родине тебя не ждут. Не будешь помогать, так и останешься на своих нулях.

– Вам же сказали, – тлеющим от ненависти голосом произнес Вертекс. – Ищите не ее, а Шимицу и хозяина клуба Мельхиора Каца. А заодно Анджея Новака, сраного оккультиста, который вообще все это затеял. Это они втроем начали.

– Ими мы тоже займемся, не переживай, – ободрил его Мариус. – Но у твоей дорогой подруги в заложниках ребенок семьи Мейербах. Он ей доверяет, судя по всему, но она с ним сделает то же, что и с другими…

Внезапно Александр начал смеяться. Хрипло, истерически, судорожно сводя плечи. Картина была дикая. Казалось, что он сходит с ума. Иногда Полетаев поднимал голову, чтобы взглянуть на Мариуса, и его начинало разбирать еще больше. Конца этому не наблюдалось.

– Дайте я, – не выдержал Лука.

Он встал с места и отвесил Александру звонкую оплеуху. Его смех захлебнулся, и подозреваемый сплюнул на пол тонкую струю крови.

– Лука, сядь, – рявкнул Мариус.

– А что? – возмутился тот. – Он же контуженый какой-то, этот русский.

Полетаев снова рассмеялся, уже незнакомым, низким голосом.

– И вот это… закон, – с придыханием вымолвил он. Кажется, у него садились голосовые связки. – Молоденький расист, который устанавливает порядок ударом по морде. И большая взрослая сволочь-морализатор.

На них взглянули исподлобья отравленным взглядом, и Мариус чувствовал, что сейчас Полетаев сорвется. Слова уже подбегали к его горлу. Они его спровоцировали.

– Я скажу, зачем тебе Санда. А твой подпевала поймет наконец-то суть вашего правого дела, – дрожащим от ненависти голосом продолжал пленник. – Потому что нужен козел отпущения. Нужен виноватый. Тот, на кого можно показать пальцем, и чтобы он не мог себя защитить. Общество растревожено. Люди боятся. Дети пропадают. Что-то плохое творится в городе, а полиция не защищает! На кой черт нам эти органы правопорядка? Они бесполезны! И вот тут Ионеску находит того, кто творил злые дела. Но он не хочет разрушить преступную сеть, уже бог знает сколько лет существующую в клубе. Ему нужна одна-единственная Санда, ну и можно приплести ее дружка-нелегала. Он найдет их, поймает, выставит на всеобщий суд. Пресса разнесет, что злодеи пойманы. Злодеи – еще и не немцы, а понаехавшие! (И никто не заикнется, что сам Ионеску – черт знает кто.) Что нужно сделать? Собирать камни. Забивать сволочей до последнего, и не только их. Других чужаков тоже. Вдруг они все детей воруют? Спятившие русские, нищие румыны, арабы-террористы… Ионеску даст им врага, которого общество желало. Санду посадят за дело. Меня выпрут из Европы по статье закона. А Шимицу, Кац и Новак будут на свободе. И на место Санды придет другой человек. Снова начнут пропадать дети. Но это уже другая история, и бить в ней будут не нас. Мы к тому времени уже будем мертвые.

Воцарилась чудовищная тишина. Лука выкатил глаза, глядя на скорчившееся на стуле существо. Похоже, эта речь взорвалась в его голове как бомба. Полетаева прорвало, но на другую тему.

Мариус внимательно смотрел на него, ощущая бесполезную, мимолетную жалость. Все эти люди, за которыми они гоняются, нули. Они достигли самой нижней планки: что Санда, что Александр. Они не боятся падать, вся их жизнь – свободный полет вниз. С них нечего взять, их можно только унизить еще больше. Внезапно он вспомнил слова своей спившейся матери: «Когда мир к тебе зол, ты не сможешь думать о правильном и хорошем. И на закон тебе будет наплевать. Он-то тебя от беды не защитил». Так же и с ними. Для них преступления – норма жизни. Они даже вины не ощущают.

– Санда права, – спокойно ответил Мариус. – Вы только цветы зла, а под вами его корни. И ты прав, общество – дерьмо, у него коллективный инстинкт. Ему нужно обратить свой страх во что-то видимое. Так с ним легче бороться. Когда страх… в твоей голове, он непобедим. У него нет формы. Но если придать ему лик Санды, то можно попробовать засадить страх за решетку. Мы ведь не ее сажаем. А наше беспокойство. Только… не умаляет ведь это того факта, что детей все-таки похищала она? Значит, по закону все равно она виновна. Но, – он заговорщицки приподнял указательный палец, – «Туннель» можно аккуратно взять через его же людей. Если ты и Санда скажете нам всю правду… и дадите доказательства, то мы передадим это на федеральный уровень в Висбаден. Сейчас исход этого дела зависит от тебя. Станешь молчать, правду никто не узнает, все так и будут видеть пару злобных нелегалов. Мы и дальше будем забивать козлов.

И он приятно усмехнулся, давая понять, что настроен на сотрудничество.

Александр дрожал и молчал, но думал о его словах.

«Доверяй мне, – говорил Мариус всем своим видом. – Доверяй, ибо никто тебе не поможет больше».

Он умел настраиваться на вибрации другого. Это как поймать волну в воздухе между вами и плавно на ней покачиваться, врастая в ритм чужих тревог. Вот он уже в них – спокойный и устойчивый элемент. Если выдержать этот момент, то другой спроецирует на него все. Слова. Главное – слова.

– Мне нужна Санда, потому что с ней все их тайны. Я не обещаю тебе, что Санда избежит наказания. Может, она и не зло. Но она была его руками долгие годы. А ты… ты другое дело. Сильнее тебя самого в этой комнате тебя никто и не обвиняет на самом деле, – вкрадчиво струилась речь следователя навстречу обнаженному и израненному взгляду Александра. – Да, ты нелегальный мигрант. Ты знаешь многое о дилерах и даже дружишь с Сандой. Но ты ничего не делал. Формально похищениям не содействовал. Если не усугублять, выйдешь из воды сухим. Ну? Что скажешь?

Полетаев наконец что-то обдумал и вопросил сухим, ломким голосом:

– Где гарантии?

Мариус пожал плечами и возвел глаза к потолку.

– Не могу их дать. Пока. Но если ты просто знал о том, что она делает… это меньше, чем преступление.

– Лапшу мне не вешайте.

– И не думаю. Но хочу, чтобы ты осознал свое место в этой истории.

Лука словно растворился. Да и комната перестала существовать. Они сидели с Александром под светом тусклой лампы где-то вне всего сущего. И это пространство нигде держалось до тех пор, пока они говорили.

– Что с тобой произошло, что ты пришел в «Туннель»? – с легким сочувствием спросил Мариус, цедя интонацию с безупречной расчетливостью.

– Хотите знать?

– Хочу. Потому что не понимаю, что могло толкнуть студента-отличника на такой путь.

Александр искривил окровавленные губы в страшноватой улыбке. Но даже в таком виде мальчик оставался по-андрогинному смазливым.

– Пусть этот урод выйдет. Тогда скажу вам.

Он имел в виду Луку. Тот возмущенно раскрыл рот, но Мариус кивком указал ему на дверь. С большим неудовольствием ассистент вышел, и теперь они остались вдвоем. Мариус понимал, что выходка Луки была мерзкая, но трюк со злым и добрым полицейским сработал.

Атмосфера в комнате изменилась. Слова полились.

– Мой парень сел на кокаин. Я пахал на двух работах, чтобы его вытащить и оплатить долги. Мне не до учебы было. А когда меня турнули из университета и у меня были проблемы с визой, он послал меня. Хотя фирма его сестры могла пробить мне рабочую визу, и он даже мне это обещал когда-то. Такие дела, – издевательским тоном завершил он. – Я расплатился с его дилерами. Определил его в клинику. А он сказал мне, что моя виза – это мои проблемы.

Сейчас не нужно было ничего комментировать. Просто смотреть на него в молчании, без осуждения и гнева. Откровения этого парня походили на раскрытие цветка с окровавленными листьями.

– Когда я напивался в «Туннеле» и готовился к депортации, то разговорился с тогдашним барменом, Конрадом. Он сказал, что все мои беды можно решить, если я готов стать его помощником в делах клуба. Меня привели к Мельхиору… Да, к самому Кацу, он существует, хоть и мало кто его видел. Конрад сказал, что возьмет меня под свою опеку. Мельхиор согласился. Но я должен был исчезнуть для всего мира. Это мне удалось легче, чем запомниться кому-либо. Все было хорошо, пока вы не пришли.

– Почему ты не вернулся домой? – полюбопытствовал Мариус.

– Куда? – брезгливо скривился Полетаев. – У меня нет дома. Мне там житья не давали из-за моей ориентации. Знаешь, что с такими, как я, у нас делают? Выдавливают из общества, с работы, отовсюду. Бьют и насилуют. Со мной уже это было. И вот что я тебе скажу, Ионеску, мне нравятся мужчины, но не нравится, когда они из-за своих гомофобских комплексов увечат меня и занимаются надругательством над моим телом. Что еще ты хочешь знать? Вот тебе жалобная история, поплачь и отпускай меня. Я тебе не нужен. У меня ни хрена нет.

– У тебя есть информация о том, что происходит. Что ты скажешь про ритуал? Санда дала мне много намеков. Если бы она не хотела, чтобы я знал, то не сделала бы этого. Она не похожа на болтливого человека.

С промедлением Александр начал новый, уже совсем другой рассказ, от которого кровь стыла в жилах. Это был калейдоскоп зловещих образов. Санда и Родика. Шимицу и Зверь. Джокер-перевертыш. Подменыши. Тайный бизнес «Туннеля». Пособничество Рихарда Крупке. Культ матери. Анджей Новак. И Вальденбрух, где сходились все пути. Александр говорил без пауз, судорожно набирая воздух посреди недосказанных слов, и комната наполнялась чужими тайнами.

Мариус поднял руку, давая понять, чтобы Полетаев замолчал. Ему пришла идея.

– Приведи меня к Санде, раз ты ее друг. Я пойду следом. – Мариус склонился к его уху и прошептал: – А потом беги со всех ног. Если попадешься на глаза снова после, придется тебя забрать. Извини. Но кажется, ты умеешь растворяться. Сам сказал.

И он с улыбкой заглянул в его глаза. Они вернулись в обычный мир. Кристаллы пыли, горы папок вокруг. Четыре утра. Небо над Берлином рассветало тусклыми полосами, походящими на грязные разводы. Никто не произнес ни слова, но сделка была заключена.