Электронная библиотека » Станислав Дробышевский » » онлайн чтение - страница 1


  • Текст добавлен: 29 декабря 2021, 02:51


Автор книги: Станислав Дробышевский


Жанр: Биология, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Станислав Дробышевский
Палеонтология антрополога: как мы становились людьми и кто приложил к этому лапу?

© Дробышевский С.В., текст, 2020

© Арутюнян Л.С., иллюстрации, 2020

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

* * *

Введение

Павианы, свиньи, кошки, гиены… люди – что между ними может быть общего?

Человек возник не на пустом месте и далеко не в одиночестве. С эволюционного младенчества его окружали самые разнообразные существа. Одни влияли на наших предков совсем уж косвенно или были просто забавным фоном, другие активно участвовали в нашем появлении. Колыбель человечества оглашалась воплями родственников, конкурентов и хищников. Движения материков и изменения климата, смена ландшафтов и доступных ресурсов – всё это влияло на пращуров, подталкивало изменения в их строении и поведении. Так мы стали людьми.

При взгляде издали может показаться, что Африка всегда была Африкой. Всегда в центре были джунгли, их окаймляли саванны, а по краям бесплодные пустыни отграничивали удивительный африканский мир от соседних. Но нет! Всё было не так. Хотя на протяжении последних нескольких десятков миллионов лет контуры Чёрного континента остались почти неизменными, внутреннее содержание преодолело множество трансформаций. Животные и растения прибывали извне и мигрировали за пределы, климат и за ним границы экологических зон менялись, диктуя новые правила жизни. Во всей этой кутерьме наши предки должны были как минимум не вымереть, а как максимум – превозмочь и стать успешнее прежнего. И, судя по тому, что я пишу эти строки, а кто-то – читает, нашим пращурам это удалось.

Каково же было хитросплетение нужд и судеб наших предшественников и их навязчивого окружения? Среди великого изобилия тварей, суетившихся на африканских просторах, особенно повлияли на нас павианы, свиньи, кошки и гиены. Рассмотрим же этот зверинец повнимательнее.





Поздний олигоцен – начало раннего миоцена, 29–20 млн л. н

Маленькое замечание…

Разделение по главам, как легко заметить, в книге проведено не строго по рамкам геохронологической шкалы. Это сделано оттого, что главные эволюционные события в истории приматов не идеально совпадают с границами периодов и эпох. Да и насыщенность периодов находками далеко не равная. Так что использованные интервалы в немалой степени выделены для удобства изложения. Стратиграфически ранний миоцен кончился около 16 млн л. н.

Заря человеческой эволюции занималась в конце олигоцена. К сожалению, наши знания об этом времени довольно смутны. Мы знаем, что в конце олигоцена климат на некоторое время резко потеплел, но граница олигоцена и миоцена – 24 млн л. н. – ознаменовалась довольно существенным похолоданием. С чем были связаны эти колебания – вопрос. Рост Анд и возникновение Красного моря, причаливание Индии к Азии и подъём Тибетского плато, первые подвижки в районе будущего Великого Африканского рифта – все эти титанические процессы меняли течения, ветры и обмен теплом в общепланетарном масштабе. Огромные массы облаков упирались в возникшие горы, проливаясь дождями в прибрежных районах и оставляя засыхающими глубинные материковые области. Конечно, это не могло не сказаться на животном мире. Например, на границе олигоцена и миоцена произошло массовое вымирание кораллов. Менялись и приматы.

Примерно 28–29 миллионов лет назад эволюционные линии человекообразных и мартышкообразных приматов ещё не разошлись, чему свидетельством замечательный череп Saadanius hijazensis из Саудовской Аравии. Жизнь уже тогда была небезоблачна, ведь по краю лица сааданиуса сохранились глубокие отметины от чьих-то острых зубов. К сожалению, в сопровождающей фауне хищники неизвестны, но, судя по следам погрызов, они точно были.

24–27 млн л. н. человекообразные приматы или очень на них похожие существа уже бегали по ветвям лесов Восточной Африки. Мы мало что о них знаем: сохранились лишь обломки челюстей Kamoyapithecus hamiltoni (24,2–27,5 млн л. н.) и кусок нижней челюсти Rukwapithecus fleaglei (25,2 млн л. н.); один маленький клык из Лосодока (24–28 млн л. н.) мог принадлежать какому-то ньянзапитецину. Важно, что камойяпитек, хотя в целом крайне примитивный (его вообще не всегда относят к человекообразным), имеет черты, сближающие его с проконсулинами и афропитецинами, а руквапитек – с ньянзапитецинами, то есть три ключевых подсемейства примитивнейших человекообразных закладывались уже в это время, но до конца ещё не разошлись.


Челюсть Rukwapithecus fleaglei


Параллельно возникли и мартышкообразные – зубы Nsungwepithecus gunnelli найдены в одних слоях с останками руквапитека, а фрагменты челюстей Alophe (21,9–22,2 млн л. н.) заметно моложе. При этом моляры алофии по некоторым чертам даже примитивнее: на них нет двух гребешков – билофодонтии, столь характерной для мартышкообразных. Судя по всему, алофия питалась фруктами, а на листву ещё не перешла, то есть ресурсов более чем хватало. Впрочем, у нсунгвепитека билофодонтные гребешки на месте, так что мартышкообразные с низкого старта начали приспосабливаться к малопитательной растительной пище, что сильно позже позволило им выйти в саванну и переключиться на траву.

Что происходило вокруг обезьян – покрыто мраком. Мы ведаем, что температуры в это время поднялись, хотя и не вернулись к былому эоценовому счастью. Под деревьями ходили примитивные хоботные и странные рогатые Arsinoitherium, паслись даманы и антракотерии – болотные предки бегемотов, а потенциальную опасность для наших предков представляли гигантские креодонты Hyainailouros и Isohyaenodon, а также виверроподобные Mioprionodon. Интересно, что многие олигоценовые звери Африки имеют местное происхождение, а многие евразийские в Африку не попали. Видимо, дорожки в Евразию пока были достаточно труднодоступны. Что ж, тем лучше для наших предков, у них было время окрепнуть и подготовиться к будущему обмену фаунами.

Любопытное о чудищах…

Креодонты возникли в конце палеоцена в Северной Америке, очень быстро проникли в Азию, Европу и Африку, стали главными хищниками в большинстве экосистем и продержались вплоть до 9 млн л. н. Часть креодонтов (в том числе Isohyaenodon) иногда выделяется в самостоятельный отряд гиенодонтов Hyaenodonta, хотя его самостоятельность признаётся не всеми палеонтологами.

Параллельно с креодонтами развивалась альтернативная группа – мезонихии Mesonychia. Они появились даже несколько раньше, ещё в начале палеоцена в Азии и тогда же успели расселиться по Европе и Северной Америке, но в Африку не попали. Эти существа очень странные: по родству они примитивные копытные, по состоянию души – хищники, падальщики и рыболовы, а по судьбе – ближайшие родственники предков китообразных. Как и многих примитивных хищных зверей, мезонихии отличаются чрезвычайно массивным и большим черепом, вытянутыми пропорциями тела и укороченными ногами. Быстрых копытных тогда ещё не было, гоняться за добычей можно было и не торопясь, вперевалочку.

Трудно сказать, как мезонихии и креодонты делили экосистемы, но по факту вторые оказались успешнее и уже в начале олигоцена полностью победили, а мезонихии – вымерли.

Можно предположить, что появление вёртких древесных хищников стало тем толчком, который двинул эволюцию приматов. Современные виверры и циветты вполне способны ловить лемурообразных, хотя против настоящих обезьян они бессильны. Видимо, именно такой переход и происходил в олигоцене. Преследуемые новыми врагами обезьяны пошли двумя альтернативными путями. Мартышкообразные стали ускоряться, оставаясь мелкими: шустрому существу проще убежать, прыгая с ветки на ветку. Человекообразные, напротив, увеличились в размерах: на большого зверя мелкий хищник не нападёт, а крупные тогда по деревьям лазить не умели. Между прочим, побочным эффектом стало исчезновение хвоста, ведь зверь весом килограммов тридцать (а такова примерная оценка для камойяпитека) уже не может лихо скакать с ветки на ветку, руля хвостом. У всех крупных приматов хвост укорачивается; у человекообразных он и вовсе исчез (правда, про олигоценовых мы этого точно не знаем, но у чуть более поздних проконсулов и нахолапитеков хвоста уже не было).

Впрочем, известные нам африканские олигоценовые хищники не выглядят особо устрашающими для древесных обезьян. Коротконогие и не слишком быстрые, с маленькими мозгами, похожие не то на пришибленных собак, не то на циветт-микроцефалов, в современном африканском лесу они бы померли с голоду. Но и приматы тогда не были такими совершенными, как нынешние. Как уже было сказано, кто-то же откусил лицо сааданиусу, стало быть, опасность была нешуточной.


Stenoplesictis


Главная же проблема зрела в Азии и Европе. Еще в эоцене там возникли предки кошек, гиен, виверр, мангустов и их близких ископаемых родственников, иногда объединяемые в группу Feliformia. Взаимные отношения их ранних представителей пока крайне туманны, родственные связи многочисленных и разнообразных протовиверр и протокошек расцениваются разными специалистами по-разному. Некоторые из них зачастую включаются в возникшую в Монголии и Китае группу Stenoplesictidae – мелких и среднеразмерных хищников, нечто промежуточное между виверрами и кошками; в середине олигоцена их представители Stenoplesictis и Viretictis достигли Европы, а в миоцене Stenoplesictis проник и в Африку. Вероятно, именно к этой группе относился и уже помянутый кенийский Mioprionodon. Судя по всему, это были охотники, нацеленные на грызунов, птиц и, вероятно, приматов. Хуже того, во французских местонахождениях конца олигоцена появляются настоящие кошачьи Proailurus (а некоторые – Haplogale и Stenogale – могут быть и не вполне настоящими, разными учёными они относились к нескольким разным семействам). С тех пор покоя нашим предкам не было. Правда, Африка некоторое время ещё оставалась обезьяньим раем, свободным от кошек, но роковой отсчёт до апокалипсиса уже пошёл. Неспроста именно в это время обрываются почти все линии архаичных приматов – адаписовых и омомисовых полуобезьян, а также эосимиевых, парапитековых, амфипитековых и проплиопитековых обезьян.

Конец раннего миоцена, 20–15 млн л. н.

Маленькое замечание…

Стратиграфически ранний миоцен охватывает время с 23 млн л. н. до 16 млн л. н., а средний – с 16 млн л. н. до 11,6 млн л. н.

После похолодания на границе олигоцена и миоцена всю первую половину миоцена климат постепенно теплел. Понятно, что в таких условиях жизнь у человекообразных обезьян стала налаживаться: ранний миоцен – время расцвета гоминоидов. Среди них выделяются две основные группы: дендропитековые и проконсуловые. Обе они настолько примитивны, что иногда определяются как самостоятельные надсемейства – Dendropithecoidea и Proconsuloidea, выходя, таким образом, за пределы человекообразных. Всё же чаще они рассматриваются в ранге семейств – Dendropithecidae и Proconsulidae.


Proconsul


Дендропитековые – Dendropithecus, Micropithecus, Simiolus – малопонятные обезьяны, несмотря на то, что от них сохранилось не так уж мало – найдены не только челюсти, но и фрагментарные скелеты; впрочем, никто до сих пор не сподобился сделать полноценную реконструкцию такого скелета. Судя по всему, дендропитеки были в чём-то похожи на гиббонов – тоже длиннорукими и с короткой мордой, только вряд ли были столь же лихими брахиаторами, скорее они лазали по ветвям подобно современным крупным широконосым обезьянам типа ревунов и саки или мартышкообразным лангурам.

Проконсуловые куда разнообразнее и изученнее. Их внутренняя систематика хитра и запутанна, в первом приближении их можно разделить на классических Proconsulinae, страхолюдных Afropithecinae и мелких Nyanzapithecinae. Проконсуловые были четвероногими древесными обезьянами с руками и ногами одинаковой длины. По ветвям они бегали подобно нынешним макакам, при ходьбе опирались на ладонь, а при лазании не умели подвешиваться на руках.

Виды проконсуловых многочисленны, к тому же нет ни малейшего сомнения, что мы знаем лишь незначительную часть их реального разнообразия. Проконсулины включают роды Proconsul, Kalepithecus, Limnopithecus и самого позднего Nacholapithecus; афропитецины – Afropithecus, Morotopithecus, Ugandapithecus, Equatorius и Heliopithecus; ньянзапитецины – Rangwapithecus, Nyanzapithecus, Turkanapithecus и Mabokopithecus. Среди них особо стоит отметить гелиопитека, так как его челюсть найдена в Саудовской Аравии. Также интригует фрагмент моляра неопределённого ньянзапитецина из Южной Африки – он важен своей географией, так как вместе с более поздним отавипитеком показывает, что на территории нынешних Калахари и Намиба в миоцене росли густые тропические леса.


Челюсть Afropithecus turkanensis


Череп Ugandapithecus


Угандийский Kogolepithecus вообще непонятно кому родственен. Особняком стоит Lomorupithecus harrisoni из той же Уганды: одни его признаки похожи на таковые у евразийских плиопитеков, вообще не относящихся к человекообразным, другие – восточноафриканских лимнопитеков.

Мораль сего перечисления проста: ранние человекообразные были многочисленны и разнообразны. Дендропитековые в среднем были мелкими, от 3 до 6–9 кг; проконсулины куда больше – от 5 до 50 кг; афропитецины сочетали умеренные размеры – 14–55 кг (Ugandapithecus major – до 60–90 кг) с очень массивными челюстями с толстыми клыками; ньянзапитецины весили в среднем 8–15 кг, хотя некоторые могли быть и заметно больше. Понятно, что тип питания у разных видов мог отличаться – кто-то ел больше листьев, кто-то фруктов, хотя подробности ускользают. Проконсулы держались лесов по берегам рек, дендропитеки предпочитали более сухие равнинные леса. В любом случае, все они были древесными четвероногими жителями и на землю старались не спускаться. Лишь Equatorius africanus в своём скелете демонстрирует черты перехода к наземной жизни, впрочем, в меньшей степени, чем у современных павианов.

Что же их окружало?

В интервале 20–16 млн л. н. нам известны несколько мартышкообразных обезьян. Восточноафриканские Victoriapithecus и Noropithecus, египетские Prohylobates и ливийские Zaltanpithecus представляют самую примитивную стадию развития и выделяются в особое семейство Victoriapithecidae. Это были обезьяны весом 3,5–4,5 кг. Современный турист, увидя такое животное, уверенно назвал бы его мартышкой, но в реальности это были существа, сочетавшие черты гораздо более примитивных ранних узконосых, мартышковых и колобусовых обезьян. Голова их была приплющена, сужена и вытянута, размер мозга – как у лемура-индри и меньший, чем у карликовой мартышки. Увеличенные обонятельные луковицы выдают значимую роль запахов в жизни викториапитецид. Судя по костям конечностей, Victoriapithecus был вполне приспособлен для бега по земле, хотя и на деревьях чувствовал себя неплохо. Получается, мелкие мартышкообразные начали спуск на землю гораздо раньше, чем человекообразные.

На земле же было не так уж плохо. Фауна тропических лесов раннего миоцена почти не содержит антилоп и совсем не содержит лошадей. Среди мало-мальски крупных травоядных преобладали примитивные хоботные и лесные носороги, халикотерии, антракотерии, оленьки и странные родственники жирафов – климакоцератиды. Среди этого зоопарка появляются и свиньи. В начале миоцена они минимально пересекались с нашими предками, но после их потомки сыграли важнейшую роль в нашей эволюции.


Череп Nyanzapithecus alesi


Череп Victoriapithecus macinnesi

Любопытное о хрюшках и обезьянках…

Как показывают наблюдения за мартышками, павианами и свиньями в Африке, иногда они очень даже взаимодействуют: привередливые обезьянки едят не всё, что срывают, а много просто бросают на землю. Там же эти огрызки часто подбирают неприхотливые хрюшки, которые достаточно целенаправленно держатся под фруктовыми деревьями и внимательно следят за приматами на ветвях. Так что павиан свинье очень даже товарищ!

В Азии лангуры и макаки подобным образом подкармливают оленей.

Можно смело утверждать, что в миоцене Африки свиньи, как и человекообразные обезьяны, пережили свой расцвет. Свиньи достаточно зависимы от воды, хотя и не настолько, как антракотерии. Свиньи живут в среднем в более закрытых местообитаниях, чем большинство прочих парнокопытных, медленнее бегают, обычно ведут ночной образ жизни. Неспроста почти все африканские виды хавроний в итоге вымерли именно после осушения климата.

Любопытное о хрюшках…

Ныне в Африке остались три вида свиней. Гигантская лесная Hylochoerus meinertzhageni – огромная и косматая – последняя сохраняет облик древних лесных палеопятачков. Кистеухая свинья Potamochoerus porcus (иногда выделяется второй вид P. larvatus) тоже обитает в густых зарослях; она гораздо скромнее в размерах, зато несравненно ярче в окраске, а её ушки украшены чудесными кисточками. И только бородавочник Phacochoerus africanus (иногда выделяется второй вид Ph. aethiopicus) приспособился к открытой саванне, да к тому же единственный дневной из всех. Правда, это далось ему явно не легко: шерсть сильно редуцировалась, траву щипать приходится, ползая на коленках, а ночевать – в норах.

Гигантская лесная свинья Hylochoerus meinertzhageni


Одними из древнейших и примитивнейших свинообразных Африки оказались Sanitheriidae – маленькие животные, сочетавшие в строении своего тела черты свиней, а в морде и зубах – признаки разных парнокопытных. Интересно, что они, похоже, возникли именно в Африке в начале миоцена в лице Diamantohyus, где дожили до 14 млн л. н. В среднем миоцене они мигрировали в Европу, а в позднем добрались до Пакистана. В отличие от современных свиней они были быстро-бегающими животными с длинными и стройными ногами и горизонтально посаженной головой. Острые главные буккальные бугорки на их вторых и третьих премолярах указывают на более хищный образ жизни, чем это типично для современных свиней. Возможно, в отсутствие гиен и собак – а их тогда в Африке не было – диамантохиусы занимали их экологическую нишу.

Настоящие свиньи Suidae появились в олигоцене Азии и довольно быстро распространились на другие материки.

Первая группа ранне-среднемиоценовых истинных свиней Африки – Listriodontinae. Lopholistriodon был очень мелкой хрюшкой с маленькими прямыми клыками и зубами, приспособленными для пережёвывания травы. Он отлично занимал экологическую нишу мелких копытных.

Вторая группа ранне-среднемиоценовых африканских свиней – Namachoerinae (иногда они включаются в листриодонтин как триба) – включает лишь один вид Namachoerus moruoroti из Кении и Намибии. Эта маленькая порося тоже, похоже, питалась в основном травой; она дожила до примерно 14,5 млн л. н.


Кистеухая свинья Potamochoerus porcus


Бородавочник Phacochoerus africanus


Третья группа – Kubanochoerinae (иногда они тоже рассматриваются как триба листриодонтин) – наверное, самая странная и контрастная. Эти длинноногие создания мигрировали в Африку 21 млн л. н., быстро и широко распространились и на некоторое время стали едва ли не главными всеядными тварями континента. Кубанохерины включают внешне очень разных животных: самые древние и совсем крошечные Nguruwe namibense (21–20 млн л. н.) и N. kijivium (20–17 млн л. н.); их потомки и одновременно предки следующих родов – среднеразмерные фруктоядные и всеядные Kenyasus rusingensis (17,8 млн л. н.); крупные – до 300–400 кг – и длинноногие Libycochoerus с широкой мордой и маленькими рожками на лбу и над глазами, похожие на единорогих евразийских Kubanochoerus. Libycochoerus jeanneli (17,8–17 млн л. н.), кроме Африки, обнаружен и в Индии – судя по всему, из Африки на юг Евразии дорожка иногда появлялась; L. massai дожили до 15,5 млн л. н. Самым же монструозным был Megalochoerus (он же Kubwachoerus) – в ряду его раннемиоценовых видов, начиная с кенийского M. marymuunguae (17,2 млн л. н.), размеры увеличивались от вполне кабаньих до буйволовых, достигнув 600 кг. Разнообразие кубанохерин само по себе говорит об успехе группы – эти существа смогли занять самые разные экологические ниши. Мощные премоляры и бугристые моляры недвусмысленно намекают на то, что в меню кубанохерин входили далеко не только плоды и травы. Пропорции и весь облик этих животных немало напоминают комплекцию американских и евразийских энтелодонтид Entelodontidae – огромных свиноподобных чудищ с адскими рожами, терроризировавших северные просторы, но никогда так и не проникших в Африку.


Kubanochoerus

Любопытное о хрюшках…

Кубанохерины получили своё название совсем не случайно. Первонайденный вид Kubanochoerus robustus был описан по черепу из Беломечётского местонахождения на Ставрополье, то есть на Кубани. После другие виды кубанохерусов были обнаружены в Китае. Самая удивительная черта этих огромных – до метра с лишним в холке и полутонны веса – животных – длинный тупой горизонтальный рог посреди лба. Думается, им самцы бодались во время брачных турниров. Был ли подобный рог у каких-нибудь африканских кубанохерин – неизвестно, так как в основном от них сохранились фрагменты челюстей и отдельные зубы.

Энтелодонтиды появились намного раньше свиней, ещё в середине эоцена, когда в условиях климатического оптимума млекопитающие начали быстро увеличиваться в размерах. Появлялись самые странные и несуразные формы, среди которых достойное место заняли как раз энтелодонтиды. Особенно знамениты Entelodon, Daeodon и Archaeotherium – длинноногие и одновременно тяжеловесные, с гигантскими головами, мощнейшими выростами на морде, огромными клыками и бугристыми задними зубами. Самые крупные достигали пары метров в холке. Судя по всему, энтелодонтиды были всеядными, они равно успешно охотились на верблюдов и носорогов, ели падаль и драли кору с деревьев. Эти монстры расселились по степям Европы, Азии и Северной Америки и успешно жили до начала миоцена, когда были, наконец, побеждены более продвинутыми конкурентами. Наше счастье, что такие чудища не попали в Африку; неизвестно, как они повлияли бы на местные фауны и какие были бы последствия.

Между прочим, энтелодонтиды по облику и образу жизни во многом схожи с мезонихиями, антракотериями, бегемотами и древнейшими китами – у всех этих животных вытянутые черепа, тяжёлые челюсти и огромные клыки. Некоторые древние существа занимают неопределённое положение. Например, знаменитый среднеэоценовый монгольский Andrewsarchus mongoliensis, чей череп достигал 83 см в длину, чаще относится к мезонихиям, но в некоторых исследованиях – и к энтелодонтидам, а порой обозначается как родственный антракотериям, бегемотам и китам, то есть как раз всем перечисленным выше группам.

Показательно, что некоторые ранне– и среднемиоценовые виды свиней обнаруживаются и в восточно-, и в североафриканских, а порой и южноафриканских местонахождениях. Это ясно говорит о том, что Сахары на севере и Намиба на юге в то время ещё не было, животные свободно перемещались по всему материку.

Свиньи и другие копытные входили в меню хищников. Правда, особым систематическим разнообразием последние в раннем миоцене не блистали. В основном роль плотоядных исполняли многочисленные креодонты Creodonta, из которых самыми обычными были уже знакомые нам Hyainailouros, тогда как всего в Африке насчитывается как минимум десять родов – размером и обликом от виверры до белого медведя. Самым ужасным был Megistotherium – до четырёх метров в длину, при этом пропорции его черепа и зубов были весьма похожи на гиеновые, только грыз он кости не антилоп, а слонов. Угандийская Simbakubwa kutokaafrika весила от 280 до 1550 кг. Креодонты были столь успешны, что не раз покидали Африку – тот же гиайнайлурос оказался и в Европе, и в Азии. Впрочем, по деревьям они по-прежнему лазали не очень здорово, так что реальную опасность представляли разве что для полуназемных экваториусов и викториапитеков.


Megalochoerus


Вероятно, главными конкурентами креодонтов были амфициониды Amphicyonidae – «собакомедведи». Эти коренастые клыкастые твари, действительно похожие на помесь волка и медведя, в своё время были едва ли не самой страшной грозой растительноядных Евразии и Северной Америки. На Чёрном континенте они впервые появились 20,5 млн л. н. и на протяжении раннего миоцена были представлены родами Cynelos, Ysengrinia, Amphicyon и Afrocyon. Амфициониды жили по всей территории материка, но никогда так и не стали обычны в Африке. Не очень понятно, что помешало им стать главными хищниками; вероятно, поначалу – недостаток открытых пространств с копытной фауной, а после – мощная конкуренция с другими плотоядными.


Megistotherium


Экологически к амфиционидам, вероятно, были близки примитивные медведи Hemicyoninae, представленные в Африке единственным зубом предположительно рода Hemicyon из Русинги (18–17 млн л. н.).

Как уже говорилось, в предыдущую эпоху в Евразии возникли кошачьи. В Африке кошкоподобные твари появляются примерно 20 млн л. н. Правда, первыми были не совсем кошки, а саблезубые Barbourofelidae: кенийский Ginsburgsmilus – самый древний и примитивный; Afrosmilus известен не только из Кении, но и из Намибии, и Испании; ливийский Syrtosmilus чуть более поздний и продвинутый. Барбурофелиды – оригинальная группа, конвергентная настоящим кошкам. Вероятно, возникли они именно в Африке, по крайней мере, древнейшие представители найдены именно тут (впрочем, они вполне могут иметь и азиатские корни). Тем более интересно, что после они успешно расселились и в Европу, и в Азию, и даже в Северную Америку, причём миграции, видимо, совершались неоднократно. Барбурофелиды были крупными хищниками с тяжёлыми головами, огромными клыками и коренастыми лапами. С такими пропорциями вряд ли они были слишком опасны для древесных обезьян, но свиней они должны были любить.

Любопытное о котиках…

Кошкообразные хищники возникали не однажды. В среднем эоцене в Азии зародились нимравиды Nimravidae, в конце олигоцена в Европе – кошачьи Felidae, а в начале миоцена в Африке – барбурофелиды Barbourofelidae. Благодаря изначальному родству и примерно одному образу жизни, внешне они были очень похожи, так что на взгляд обычного человека это всё – «саблезубые тигры». После все они переселялись взад-вперёд, но показательно, что самые примитивные – нимравиды – в Африку так и не проникли.

В Африку 20–18 млн л. н. просочились и настоящие несаблезубые кошачьи Felidae. Древнейшим был Asilifelis coteae с острова Русинги. Впрочем, этот котейка достигал размера лишь самых мелких современных мурок, так что был не опасен для проконсулов. Ко времени 17,5–17 млн л. н. кошки подрастают: Diamantofelis ferox был вполне среднеразмерным, а Namafelis minor – с современного каракала. Оба вида найдены в Намибии, в восточноафриканских местонахождениях их останки не сохранились; однако, учитывая евразийское происхождение семейства, нет сомнений, что в северных частях континента подобные хищники тоже имелись. Несмотря на то, что первые кошачьи выглядели далеко не столь устрашающе, как барбурофелиды, именно они и нагоняли жуть на наших предков. Саблезубость и крупноразмерность хороши для борьбы с толстокожими, но не дают никаких преимуществ в погоне за акробатами. Так что с этого момента и во все последующие времена кошки жрали обезьян (а если кому-то не нравится это «нелитературное» слово, то я добавлю: не только жрали, но и громко чавкали, и кровь с усов шершавым языком слизывали. И из пасти у них воняло).

Халява кончилась.


Diamantofelis ferox

Маленькое замечание…

Среди как обычных людей, так и профессиональных палеонтологов бытует мнение, что словом «останки» должно называть лишь останки людей, тогда как древние части животных недостойны этого и могут означаться лишь как «остатки». Антропологу же это не очевидно, так как антрополог прекрасно знает, что человек – это лишь один из видов животных. Выделение человеческих «останков» как особенных в основе своей восходит к религиозному воззрению на человека как единственного обладающего душой, а потому странно использовать такое разделение в книге о наших предках. Так что, заранее навлекая на себя гнев со всех возможных сторон, всё же в нашем повествовании все останки будут уважительно именоваться именно так. Конкуренты и соперники были важнейшей частью нашей эволюции, без них мы не стали бы собой, а потому звери явно не заслужили унижения.


Страницы книги >> 1 2 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации