Текст книги "«Когда мы были на войне…» Эссе и статьи о стихах, песнях, прозе и кино Великой Победы"

III глава

Этот марш не смолкал на перронах…

К столетию «Прощания славянки»

То был патриотический сострадательный порыв: двадцативосьмилетний русский военный музыкант осенью 1912 г., в дату столетия Бородинской битвы, написал марш «Прощание славянки», посвящённый началу войны на Балканах. Мог ли он знать, что марш этот отзовётся в сердцах всех славян, станет важной духовной составляющей русского народа, обретёт многие варианты текстов в разные периоды тяжкого ХХ века?

Не мог Василий Агапкин предвидеть и того, сколь торжественно будет отмечаться 100-летний юбилей его легендарного детища, первая публикация нот которого состоится в Крыму, в Симферополе, а первая пластинка с записью выйдет в Киеве в 1915 г.

Юбилей марша «Прощание славянки» В. И. Агапкина широко отпраздновали в Тамбове, – в День независимости России, 12 июня. Как сообщили СМИ, торжества начались с открытия мемориальной доски на здании Музейно-выставочного центра и продолжились фестивалем духовых оркестров «Марш столетия», в котором приняло участие более восьми сотен музыкантов из разных областей России.

В открытии уникальной памятной доски в Тамбове (так сразу и не вспомнишь, существуют ли ещё случаи такого мемориального посвящения какому-либо музыкальному произведению) принял участие приехавший внук композитора Агапкина Юрий Свердлов. Говорят, он огорчился, что не сохранился дом, в котором был сочинён марш.

Юрий Михайлович вспоминал, что дед, написавший более сотни маршей, вальсов и песен, был очень скромным человеком: «Он часто слушал пение птиц и что-то записывал за ними. Я говорю: дедушка, что ты пишешь? А он говорит: я записываю. Вот они выводят трели музыкальные, я за ними записываю. И из этого рождается музыка».

Дочь композитора, Аза Васильевна Свердлова-Агапкина, хранит партитуры отца и помнит о его рассказах про тяжёлую общественную атмосферу перед Первой мировой, о том, как уходили на фронт призывники, как их провожали матери и жёны. «Я, говорит, сидел ночью, закрылся в комнате, и у меня посыпались звуки».

* * *

Сегодня вряд ли найдётся русский человек, который бы не взволновался при звуках марша Агапкина «Прощание славянки». Эта музыка за век вросла в наш национальный ген, стала его сущностной составляющей, неотделимой от истории Отечества.

Марш этот прозвучал более чем в двух десятках кинофильмов и многих спектаклях. Грампластинки со знаменитым маршем неоднократно выпускались огромными тиражами. На нашей памяти он всегда был в репертуаре отечественных военных оркестров.

Словно в подтверждение слов «этот марш не смолкал на перронах», ежевечерне «Прощание славянки» звучит из репродукторов при отправлении поезда «Харьков–Москва», под его звуки отплывают в рейс и пассажирские теплоходы на Волге, а также отправляется фирменный поезд «Россия» из Владивостока в Москву. Звучит он и на вокзалах других городов Отечества.

Не лишённую резона мысль некогда высказал поэт-нобелиант И. Бродский, живший уже в США и попросивший виолончелиста М. Ростроповича убедить президента России сделать марш «Прощание славянки» гимном страны.

Точно замечено: у русского человека всякий раз при звуках этого марша возникает чувство личной причастности ко всему вокруг и чувство безсмертия, хотя и погибнуть не страшно, если, конечно, за дело. «Снова и снова слушаю этот великий марш и всякий раз плачу» – такие записи приходилось не раз читать в Интернете.

Музыковед, полковник в отставке Ю. Бирюков, посвятивший немало статей истории создания этого произведения, утверждает, что в основу марша В. Агапкиным была положена мелодия песни времён Русско-японской войны 1904–1905 гг. Песня начиналась словами:

 
Ах, зачем нас забрили в солдаты,
Угоняют на Дальний Восток?
Неужели я в том виноватый,
Что я вырос на лишний вершок?
Оторвёт мне иль ноги, иль руки,
На носилках меня унесут.
И за все эти страшные муки
Крест Георгия мне поднесут…
 

Официально песня была запрещена, но благодаря легко запоминавшемуся напеву быстро распространилась. Трудно сказать, где и когда впервые услышал эту песню молодой штаб-трубач Василий Агапкин, крестьянский парень из рязанской деревни, рано оставшийся сиротой и нашедший приют в хоре музыкантов (так тогда назывались военные оркестры). Может, в Тверском драгунском полку, где он служил в 1906– 1909 гг.? А возможно, и в Тамбове, куда попал, отслужив срочную и поступив в музыкальное училище на медно-духовое отделение.

Историки свидетельствуют: марш поначалу состоял из двух частей, мелодической первоосновой которых послужили запев и припев упомянутой песни. Известный симферопольский военный капельмейстер, композитор и нотоиздатель Яков Богорад помог начинающему композитору с третьей частью, помог записать клавир и оркестровал его детище. Вместе они придумали и название маршу. На обложке первого, симферопольского издания помещён рисунок: молодая женщина прощается с воином, вдали видны Балканские горы, отряд солдат. И надпись: «Прощание славянки» – новейший марш к событиям на Балканах. Посвящается всем славянским женщинам. Сочинение Агапкина».

За пластинкой, выпущенной в Киеве, последовали тиражи по всей России. Впервые в исполнении «живого оркестра» марш прозвучал на строевом смотре 7-го запасного кавалерийского полка в Тамбове, где служил его автор. Очень быстро мелодия марша получила известность за пределами Отечества: «Славянку» стали исполнять военные оркестры в Болгарии, Норвегии, Румынии, Франции, Швеции, Югославии и других странах.

* * *

Хотя бы кратко очертим биографию автора безсмертного марша.

Родился композитор в семье крестьянина-батрака. Рано осиротел, вместе с братьями и сестрами нищенствовал. В десять лет был зачислен учеником в духовой оркестр 308-го Царевского резервного батальона Астраханского пехотного полка. Через пять лет признан лучшим солистом-корнетистом полка – случай редчайший. В 1910 г. Агапкина зачислили штаб-трубачом квартировавшего в Тамбове 7-го запасного кавалерийского полка. В 1911 г. поступил в Тамбовское музучилище. В 1918 г. ушёл добровольцем в Красную армию и организовал духовой оркестр в первом красном гусарском полку. В 1920 г. вернулся в Тамбов, где руководил музыкальной студией и оркестром войск ГПУ. В 1922 г. с оркестром переехал в Москву. Оркестр Агапкина участвовал и в похоронах Ленина. В 1928 г. музыкант организовал духовой оркестр из безпризорников. С началом Великой Отечественной войны Агапкину было присвоено звание военного интенданта I ранга, и он был назначен начальником духовых оркестров отдельной мотострелковой дивизии им. Дзержинского. 24 июня 1945 г. на Параде Победы оркестр В. Агапкина входил в состав сводного оркестра. Скончался музыкант 29 октября 1964 г., похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве.

Заслуженный деятель искусств России И. Рыбаков сообщает, что, по некоторым сведениям, В. Агапкин, как и другие военные деятели, за заслуги в Великой Отечественной войне получил так называемый «сталинский подарок» – земельный участок, где и обосновался; по другим – купил часть дома после ухода в отставку. Сохранился дом, в котором он жил в Хотькове, близ Сергиева Посада: на ул. Береговой, напротив Абрамцевского музея, через речку Ворю.

В. Агапкин прожил 80 лет, отдав 61 из них военной музыке. Своеобразным звёздным часом его биографии стал военный парад 7 ноября 1941 г. в Москве на Красной площади, где Василий Иванович дирижировал сводным духовым оркестром Московского гарнизона, провожавшим участников того исторического парада прямо в бой. Существует легенда, что будто бы тогда звучал марш «Прощание славянки». Однако архивы сохранили точный список всех исполнявшихся тогда на Красной площади произведений: «Славянки» среди них нет.

Считается, что марш к русской жизни вернул фильм М. Калатозова «Летят журавли», где он звучит в хрестоматийной сцене – проводов добровольцев. После всемирного успеха фильма была выпущена пластинка с записью «Славянки», но широкое распространение марш получил после исполнения его коллективом п/у Александрова на одном из праздничных концертов в 1960-х.

Как справедливо указывают в энциклопедиях, «мелодия марша “Прощание славянки” сочетает в себе живительную веру в будущую победу и осознание горечи неминуемых потерь от грядущих сражений. В названии марша отражено одно из тяжелейших испытаний, которые возлагают все войны на женщин – провожать своих мужчин на войну и верить в их возвращение».

Похоже, сердце славянина, «объятое» этим маршем, не только скорбит, но и поёт от восторга, устремляясь за собственные пределы. На музыку марша написано большое количество самодеятельных и более или менее профессиональных текстов.

Хронологически первыми считают слова А. Мингалёва «Встань за Веру, Русская земля!», в годы Гражданской войны распевавшиеся в рядах Белой гвардии, в частности, в войсках А. Колчака, что и стало причиной запрета марша в первые советские десятилетия. Первый куплет и припев его таковы:

 
Много песен мы в сердце сложили,
Воспевая родные края,
Беззаветно тебя мы любили,
Святорусская наша земля.
Высоко ты главу поднимала,
Словно солнце твой лик воссиял,
Но ты жертвою подлости стала,
Тех, кто предал тебя и продал.
 

Припев:

 
И снова в поход! Труба нас зовёт!
Мы вновь встанем в строй
И все пойдём в священный бой.
Встань за Веру, Русская земля!
 

Существует также вариант 1970-х, с таким началом:

 
Этот марш не смолкал на перронах
В дни, когда полыхал горизонт.
C ним отцов наших в дымных вагонах
Поезда увозили на фронт.
Он Москву отстоял в сорок первом,
В сорок пятом шагал на Берлин,
Он с солдатом прошёл до Победы
По дорогам нелёгких годин.
 

Припев:

 
И если в поход
Страна позовёт,
За край наш родной
Мы все пойдём в священный бой!
 

С литературной точки зрения наиболее безупречным, пожалуй, является вариант Александра Галича «Походный марш». Трогательны первые строки этого сочинения «Снова даль предо мной неоглядная, / Ширь степная и неба лазурь. / Не грусти ж ты, моя ненаглядная, / И бровей своих тёмных не хмурь!..», но последние – особенно: «Будут зори сменяться закатами, / Будет солнце катиться в зенит – / Умирать нам, солдатам, солдатами, / Воскресать нам – одетым в гранит».

В 1984 г. в Тамбове при открытии мемориальной доски на здании музучилища, которое В. Агапкин закончил в 1913 г., состоялась премьера «Славянки» с текстом В. Лазарева:

 
Наступает минута прощания,
Ты глядишь мне тревожно в глаза –
И ловлю я родное дыхание,
А вдали уже дышит гроза…
Дрогнул воздух туманный и синий,
И тревога коснулась висков.
И зовёт нас на подвиг Россия.
Веет ветром от шага полков.
Прощай, отчий край,
Ты нас вспоминай,
Прощай, милый взгляд,
Прости-прощай, прости-прощай…
...........
 

И далее:

 
Лес да степь, да в степи полустанки,
Повороты родимой земли,
И, как птица, «Прощанье славянки»
Всё летит и рыдает вдали.
Нет, не будет душа безучастна –
Справедливости светят огни…
За любовь, за великое братство
Отдавали мы жизни свои…
 

Кстати, именно В. Лазарев высказал идею о необходимости создания памятника маршу «Прощание славянки». Своеобразными памятниками можно считать и живописные одноимённые полотна русских художников. Кстати, рабочим названием замечательного кинофильма В. Хотиненко «72 метра» (2004) было «Прощание славянки».

На обильных Интернет-форумах, посвящённых выдающемуся маршу В. Агапкина, можно найти разные исполнявшиеся варианты, в том числе совсем лирические. Вот примеры:

 
Разбирая поблекшие карточки
Окроплю запоздалой слезой
Гимназисточку в беленьком фартучке,
Гимназисточку с русой косой.
 

Один из моряков, служивший в Севастополе на крейсере «Слава» в 1969–1972 гг., вспомнил, что пели «Славянку» и с «морскими» словами и таким припевом:

 
Прощай, не горюй,
Напрасно слёз не лей.
Лишь крепче поцелуй,
Когда сойдём мы с кораблей.
 

Марш «Прощание Славянки» с текстом на слова Roman Ślęzak под названием «Rozszumialy sie wierzby placzace» («Расшумелись плакучие ивы») в годы борьбы с гитлеровскими оккупантами в Польше 1939– 1945 гг. был гимном главного партизанского течения – Армии крайовой.

Убедителен Э. Поляновский, поддержавший в своё время идею поэта И. Бродского о гимне: «Между мировыми войнами была ещё Гражданская. И для красных, и для белых “Прощание славянки” было своим. Музыка оказалась вечной… Конечно, в этой музыке много тревоги, в ней – вечные междоусобья и распутье России. И её одиночество в мире. Военное происхождение музыки – не суть… Эта музыка внушает нам, что наше Отечество всё же лучше и чище того, что в ней всегда происходило. И, может быть, главное, что звучит в мощном марше, – надежда, единственное и вечное наше спасение, потому что все века мы не живём, а готовимся жить».

«Славянка» не стала гимном России; может быть, до поры (марш теперь является гимном Тамбовской области). Как бы то ни было, похоже, земной путь легендарного марша, прожившего столетие, только начинается. Ни «Славянка», к счастью, не прощается с нами, ни мы с ней. Славяне остаются – «с этим маршем на пыльных губах…»

2006–2012

Русский песенник Матвей Блантер

Теперь словоблудам вольно обзывать его как угодно, даже «придворным композитором Советской власти». Но Государственную Сталинскую премию СССР (второй степени) в 1946 г. Матвей Блантер получил за песни «В путь-дорожку дальнюю», «Под звёздами балканскими», «Моя любимая», «В лесу прифронтовом». Последняя в этом списке была создана осенью 1942-го, той самой, когда началась Сталинградская битва, и кто скажет, что её мелодия и строки Михаила Исаковского не стали частью духа советских людей, перенёсших страшную войну и победивших в ней, тот не наш человек.

 
С берёз неслышен, невесом,
Слетает жёлтый лист.
Старинный вальс «Осенний сон»
Играет гармонист.
Вздыхают, жалуясь, басы,
И, словно в забытьи,
Сидят и слушают бойцы –
Товарищи мои.
 

Это тоже остаётся теперь в нашей национальной памяти, прежде всего в каноническом исполнении победного 1945-го – певца Г. Виноградова и ансамбля Красной Армии под управлением А. В. Александрова. Неотменимые свет и надежда, подаренные народу в песенной – мелической и словесной – красоте:

 
Пусть свет и радость прежних встреч
Нам светят в трудный час.
А коль придётся в землю лечь,
Так это ж только раз.
Но пусть и смерть в огне, в дыму
Бойца не устрашит,
И что положено кому –
Пусть каждый совершит.
Так что ж, друзья, коль наш черёд,
Да будет сталь крепка!
Пусть наше сердце не замрёт,
Не задрожит рука.
Настал черёд, пришла пора, –
Идём, друзья, идём.
За всё, чем жили мы вчера,
За всё, что завтра ждём.
 

Мы читаем здесь простые и ясные строки Исаковского, а всё равно слышим песню. Песню Матвея Блантера.

Музыковеды указывают, что новаторскими приемами Блантера-песенника являются «маршевая ритмизация мелодических оборотов, характерных для русского лирического романса, принцип динамизированной повторности, разноладовое мажорно-минорное “окрашивание” одних и тех же мелодических фрагментов». Но народ слышит песни сердцем, вне аналитики.

Блантер скромно и спокойно замечал: «Успех моих песен я наполовину отношу на счёт соавторов-поэтов. Легче писать музыку, когда располагаешь высококачественным литературным материалом». В самом деле, в литературном вкусе, интуиции композитору не откажешь. Простой факт: текст «Катюши» он взял у Исаковского, когда от этих стихов отказался коллега.

И не случайно к его простым песням обращались не только звёзды эстрады, но и крупнейшие мастера оперной сцены – М. Рейзен, И. Козловский, Е. Образцова. «На всю жизнь осталась в памяти неповторимая, полная необычайного дарования, обладательница замечательного голоса Надежда Андреевна Обухова, – подчёркивал композитор. – Для такой певицы, как Обухова, я, должен сознаться, с удовольствием писал бы всегда. Слушать её было одно наслаждение. И, конечно, я хотел бы выделить незабываемого певца Георгия Павловича Виноградова».

Более 20 песен – как ни с кем другим – Блантер написал на стихи Исаковского. «Удивительно легко было писать на стихи Исаковского, – вспоминал он. – На самые, казалось бы, сложные. И творчески мы сразу понимали друг друга. Вот один из примеров. Встречаю я возле нашего дома, на улице Горького (мы жили с Исаковским тогда всего лишь на разных этажах) Александра Трифоновича Твардовского. Он говорит взволнованно: “Идите скорее к Мише, он написал замечательные стихи. Убеждён, что если вы возьметесь, получится песня, что надо…” Поднялся я к Исаковскому, и он мне прочитал… “Враги сожгли родную хату, сгубили всю его семью. Куда ж теперь идти солдату, кому нести печаль свою…” и т. д. А потом как бы даже извинился: “Очевидно, Саша ничего в этом деле не понимает. Здесь слов – целая простыня. В какую же песню все это влезет?”. Однако через час, уже у меня дома Исаковский слушал нашу песню».

Знаменитая «Катюша», написанная на стихи того же Исаковского ещё в 1938 г., обширно зазвучала именно во время войны. Она сразу стала одним из лирических памятников Великой Отечественной, увековеченная, как считают, в том числе в названии знаменитого реактивного оружия. Её распевали на фронтах и в тылу, нередко дополняя народными боевыми куплетами. Её сделали своим гимном бойцы итальянского сопротивления, пели как свою и французские патриоты Сопротивления. В послевоенной жизни песня стала одним из символов СССР и России, визитной карточкой страны, исполняемой, как и «Подмосковные вечера» В. Соловьева-Седого и М. Матусовского, во всех уголках планеты.

В том же 1938-м Блантер сочинил и свой знаменитый «Футбольный марш».

Международная жизнь произведений М. Блантера приобретала порой и характер несанкционированного присвоения. Вальс «В лесу прифронтовом» неизгладимо прописался в душе известного французского шансонье, режиссёра, актёра русского происхождения Сержа Генсбура, который выпустил песню «Zéro pointe vers ́linfini» («Ноль стремится к безконечности») в исполнении своей высокоодаренной дочери Шарлотты Генсбур, тоже известной певицы и актрисы. Искушение было столь велико, что русский француз указал в выходных титрах лишь своё имя. Так песня получила во Франции иное продолжение. Трактовка по-своему красивая, хоть и непривычная для русского сердца, навсегда связавшего этот вальс с Великой Отечественной войной.

* * *

Известны вехи становления музыканта. Матвей Исаакович Блантер родился 10 февраля 1903 г. по нов. ст. в южнорусском городке Почеп, принадлежавшем в былые времена время территориям Малороссии (после Переяславской Рады с 1654 г. в составе Левобережной Украины принятом под юрисдикцию России), а ныне находящемся в Брянской области.

Блантер вспоминал: «Когда в начале войны четырнадцатого года в Курск эвакуировалось из Риги музыкальное училище, я был принят туда на фортепианное отделение. Занимался успешно, но понял вскоре, что пианиста из меня не получится. К тому времени у меня оказались достаточно широкие представления о музыке. В Курске часто гастролировали известные музыканты, я не пропускал ни одного концерта, а вместо платы за билеты переворачивал ноты аккомпаниаторам. Весной 1917 г. приехал в Москву, чтобы учиться в консерватории, но по совету друзей выбрал училище филармонического общества, класс скрипки знаменитого А. Я. Могилевского. Но и на этот раз решил, что скрипачом мне не стать. А тут ещё на уроке теории и сольфеджио, посмотрев мой четырехголосный хорал, профессор Н. С. Потоловский спросил меня, четырнадцатилетнего юнца, не пробовал ли я сочинять? Вопрос этот я запомнил и позволил себе роскошь подумать о сочинительстве. Шла Гражданская война, было голодно, за паёк я начал работать концертмейстером в клубе воинской части и получил полный простор для импровизации».

Следующим шагом был театр «Мастфор» («Мастерская Н. М. Фореггера»). Молодые энтузиасты под руководством режиссера-новатора ставили сатирические представления, высмеивающие Антанту, белогвардейцев, мещанство, спекулянтов. Художниками были двадцатидвухлетний С. Эйзенштейн и шестнадцатилетний С. Юткевич, литчастью заведовал двадцатичетырехлетний В. Масс, музыкой – семнадцатилетний М. Блантер. На их представлениях можно было увидеть Маяковского, Мейерхольда, Таирова…

В 1920–1921 гг. Блантер брал уроки композиции у Г. Э. Конюса, а уже на рубеже 1920-х /1930-х заведовал музыкальной частью Ленинградского театра сатиры. Первые композиторские опыты молодого музыканта, опубликованные в начале 1920-х, относятся к сфере развлекательной музыки: это были эстрадные песни и танцы, довольно быстро приобретшие популярность – фокстроты и танго «Джон Грей», «Фудзияма», «Багдад», «Сильнее смерти». Шлягеры Блантера инсценировались в петроградском кабаре «Балаганчик» (1922) с участием Рины Зеленой («Домик в Батавии» и др.); в московском «Павлиньем хвосте» (1923) исполнялся иронический романс «Кожаный ремень» («Он был апаш, она апашка»).

В начале и середине 1930-х, в период работы Блантера уже в Магнитогорском драматическом театре, характер его произведений изменился. Появились «Песня о Магнитогорске» и стилизация «Мальчишку шлёпнули в Иркутске» (на стихи И. Уткина), а также, на стихи М. Голодного, очевидца Гражданской войны на Украине, суровая южнорусская баллада «Партизан Железняк» («В степи под Херсоном высокие травы») и «Песня о Щорсе» («Шёл отряд по берегу, шёл издалека…»), «Молодость», «С нами поёт вся страна», «В путь-дорожку дальнюю» (слова С. Острового, 1937). Песни вошли в репертуар Л. Утесова и Л. Руслановой.

Война изменила всех и, конечно же, отразилась в сочинениях советских композиторов. произведения М. Блантера. Первой его песней того периода стала «До свиданья, города и хаты» (слова М. Исаковского), написанная 23 июня 1941 г., с ней уходили на фронт новобранцы.

А за ней – около полусотни песен: «Сады-садочки», «Огонёк», «У колодца», «Полюбила я парнишку», «Моя любимая» (на стихи Е. Долматовского, «Я уходил тогда в поход в далекие края…», и в исполнении самого М. Блантера, в 1945-м), «Под звёздами балканскими» (канонический вариант исполнения ансамблем Красной армии, в исполнении Большого детского хора Всесоюзного радио и ЦТ, 1980, пели её ещё молодые актеры Е. Дятлов и О. Погудин).

Песню Блантера на стихи Симонова «Жди меня» исполнил на радио солист Большого театра С. Лемешев. Стихотворение, как известно, в годы войны было самым читаемым и хранимым в солдатской среде.

На стихи К. Симонова написана и «От Москвы до Бреста» (Песня военных корреспондентов), к пьесе «Жди меня», поставленной в годы войны. Поразительная, даже мистическая история: для сцены в этом спектакле, где девушки-партизанки тихо напевают тяжело раненному летчику, по замыслу московского режиссера Н. Горчакова, нужна была старинная песня, словно сохранившаяся ещё с давней войны. Блантер и Симонов, договорившись, что это будут лирические страдания, но с трагедийным оттенком, отправились на ночь по домам. Утром выяснилось, что оба написали произведение в одном и том же размере. Эта песня – «Как служил солдат» – многими считается народной. Кажется, как народную слушатели просили исполнить её и в популярной радиопередаче В. Татарского «Встреча с песней», где я впервые её и услышал мальчишкой, в конце 1960-х.

Младший брат композитора Яков погиб на фронте в первые дни войны. А самому Матвею, чьё композиторское «боевое крещение» прошло, вместе с поэтом В. Гусевым, под Можайском, довелось встречать Победу в Берлине, поскольку в конце марта 1945 г. он был направлен вместе с Т. Хренниковым на Одерский плацдарм. Коллеги оказались одними из первых, кто сообщил о близкой победе, отправив из Берлина 23 апреля необычную телеграмму: «Москва, Союз композиторов. Сердечный привет из Берлина. Блантер. Хренников».

В 1947 г. «Песня единства» М. Блантера была удостоена премии на Всемирном фестивале молодежи и студентов в Праге. Впоследствии были созданы песни «Токио – Москва», «Красавица Прага». Блантер несколько раз посетил Чехословакию.

Однажды он рассказал: «Вы знаете, что я стал музыкантом благодаря чеху? Он жил у нас, в Курске. Когда я был маленьким, лет пять-шесть мне было, мама послала меня к соседке за уксусом. Пока соседка искала в кладовке уксус, мой взгляд упал на фортепиано. Я не устоял, я должен был дотронуться до клавиш. Я был околдован его звуком. Соседка позволила мне изредка заходить к ней и играть на пианино. Родители накопили денег на инструмент. А учил меня играть на пианино чех, которого звали Эрно Коштял». Э. Коштялу, впоследствии известному чешскому музыканту, было тогда неполных 20 лет.

В послевоенные годы приобрели популярность песни Блантера «Лучше нету того цвету» (слова М. Исаковского, 1946), «Летят перелётные птицы» (слова М. Исаковского, 1948), «В городском саду играет» (1947), «Присядем, друзья, перед дальней дорогой» (1962), «Пушки молчат дальнобойные» (слова М. Матусовского, 1963), «Черноглазая казачка» (1966), цикл песен-размышлений на стихи Б. Окуджавы (1967) и даже приснившаяся автору «Кони-звери» (на стихи. И. Сельвинского). Всего М. Блантер написал чуть ли не две тысячи песен.

«По моему глубокому убеждению, – говорил композитор, – лирика – один из важнейших жанров песенного искусства. Через лирику можно раскрыть большую тему общественно-политического значения, в лирической песне можно воспеть высокие гражданские идеи, затронуть самые тонкие струны души человека».

Вот ещё интересные признания М. Блантера: «Я не страдаю манией величия, отдаю себе отчёт в том, что работаю всего лишь в области популярной музыки. Так уж повелось с давних времен, что песенки и даже песни, как бы широко известны они ни становились, уходят из жизни, не в пример классической, большой, как я её называю, музыке, которая в лучших своих образцах живёт века. Возраст обязывает меня трезво оценивать успех некоторых моих песен в смысле их долголетия. И чем старше я становился, тем всё более и более укреплялся во мнении, что лишь те песни, истоки которых народны, могут существовать довольно продолжительный срок. Кроме истоков успех песни определяет, прежде всего, стихотворный материал. Убеждён, если есть у меня песенные удачи, то я обязан разделить их с поэтами, с которыми вместе работал. Мне очень повезло! … Какая блистательная плеяда!»

Невозможно отрицать, что наличие в песнях Блантера чёткого мелодического и зрительного образа роднит его творчество с традицией русской народной песни.

В области театральной музыки обычно отмечают работы Блантера с эстрадными театрами: Ленинградским театром миниатюр А. Райкина (песенки к спектаклю «Времена года», 1956); Московским мюзик-холлом (музыка к спектаклю «Москва–Венера, далее везде» (1961) и «Тик-так, тик-так…» (1963); оперетты «Сорок палок» (1925), «Нос президента» (1926), «На берегу Амура» (1938).

В своей книге «Когда душа поёт» известный советский певец В. Бунчиков рассказывал: «Я уже не раз писал, что война открыла многих композиторов и дала много новых песен. С Матвеем Блантером я был знаком еще с 1926 г. … Его песни – это целые произведения. Все они разные – грустные и веселые, патриотические; петь их и легко и одновременно трудно. … Блантер удивительно чувствовал песню, хорошо знал вокал. Его музыка запоминается мгновенно. Я очень люблю его нежную и грустную песню “Грустные ивы”, где чудесная музыка сливается с замечательными стихами: “…Грустные ивы склонились к пруду, месяц плывет над водой…”. Или “…В городском саду играет духовой оркестр, на скамейке, где сидишь ты, нет свободных мест…”. Удивительная музыка. Но, пожалуй, самая замечательная его песня это “Летят перелётные птицы“ (1948). Да и название какое! … Песня звала на подвиг, и её последние слова “Не нужно мне солнце чужое, чужая земля не нужна” звучали как призыв к Советскому солдату. После исполнения этой песни я стал получать потоки писем от радиослушателей. А когда я пел её в Колонном Зале, то видел слезы на глазах у зрителей. Я исполнял много песен М. Блантера, но ни одну из них не пел с таким воодушевлением, с такой любовью, как эту. В 1976 г., в связи с юбилеем, мой большой друг Матвей Блантер писал в газете «Советская Культура»: «Я счастлив, что В. Бунчиков пел мои песни!». То же самое я могу сказать сейчас и ему – и я счастлив, что пел его песни».

Г. В. Бунчикова дала своё примечание к этим словам отца: «…Когда вышел сборник песен М. Блантера, папа увидел, что вверху страницы написано «Песня посвящается Владимиру Бунчикову». Для него это было неожиданностью, так как Блантер заранее ничего не сказал. Слова песни, которую папа любил, пожалуй, больше всех («А я остаюся с тобою, родная моя сторона…») мы написали на его памятнике».

Известна забавная история, как гроссмейстер М. Тайманов увидел в квартире Шостаковича рядом с портретом Бетховена портрет Блантера. Шостакович сказал: «Это Мотя принёс свой портрет и повесил. Ну и пусть висит».

Герой Социалистического Труда (1983), народный артист СССР (1975), воистину народный советский композитор Матвей Блантер ушёл из жизни в преклонном возрасте, 27 сентября 1990 г. Думается, его песни ещё очень долго будут оставаться с нами. Портрет его – по-прежнему висит на заветной стене отечественной памяти. «Пусть висит».

2013