Текст книги "10 способов умереть"

20

Только когда он опустился на колени и начал протирать плинтус, понял, насколько тот грязный. Что он уже вовсе не белый, а весь в пятнах. Он хотел, чтобы вокруг были чистота и порядок.

Он где-то прочитал однажды, что, как бы странно это ни звучало, пол, а иногда и унитаз были на самом деле самыми чистыми в доме. Самыми грязными и к тому же чемпионами по количеству бактерий на них были, по-видимому, мобильный телефон, пульт от телевизора и клавиатура компьютера, а уже за ними следовали в списке плинтуса.

Ночная миссия в некотором смысле тоже была уборкой. Все прошло, как он и планировал, так что он наконец снял этот камень с души. Миссия была выполнена, и предыдущее фиаско, можно сказать, полный провал, теперь не было открытой воспаленной раной. Она была продезинфицирована, как следует промыта и со временем должна превратиться в красивый шрам.

Уже завтра снова наступит время для нового задания, но он не чувствовал никакого напряжения. Большая часть была под контролем. Сегодня утром он достаточно быстро преодолел свое обычное расстояние в бассейне и впервые смог уложиться в два часа. Он даже заказал резиновую лодку с подвесным мотором, закупил припасы и упаковал большую часть снаряжения.

Но не бывает так, что везет во всем. Внезапно очнулся дверной звонок в прихожей и начал звонить. На этот раз он даже не вздрогнул. Та женщина-инспектор теперь бывала здесь так часто, что было бы удивительно, если бы она не пришла и не позвонила и сегодня тоже.

Это начинало раздражать. Вся его гармония и сосредоточенность, над которыми он так долго работал, чтобы продолжать двигаться вперед, были разбиты на мелкие кусочки этим действующим на нервы звуком. Если бы только он мог забить на это… Пусть бы звонила себе! Но у него не получалось забить. Назойливый сигнал мешал ему думать. Он даже не мог закончить отдраивать чертов плинтус.

Может быть, стоило покончить с этим раз и навсегда. Можно было без проблем просто открыть дверь, впустить ее, выслушать, и совершенно спокойно избавиться от нее одним из способов, который выберут кости.

Времени было не так много, так что сначала нужно получить ответ «да» или «нет» на вопрос: позаботиться об этом сейчас или оставить все как есть? Он снял перчатки, достал одну из шестигранных костей, которые всегда лежали у него в кармане, потряс кубик в руках и бросил на пол.

Тройка.

Вместе с единицей и двойкой это означало «да», это не могло не радовать: кости снова были заодно с ним. Теперь оставалось только решить, как все будет сделано, тогда ему останется только открыть дверь. Он бросил кости еще раз, чтобы выяснить, в какой категории следует продолжать. Как всегда, нечетные числа означали орудия убийства, а четные – способ убийства.

Пятерка.

Список различных видов оружия, пронумерованных от одного до двенадцати, он знал наизусть, поэтому мог сразу же приступить к броску, который определит, использовать ему одну или две кости.

Тройка.

Значит, надо продолжать использовать один кубик, и под назойливый сигнал дверного звонка он взял его, потряс в сложенных ладонях, а потом снова бросил на пол и не сводил с него взгляда, пока он в какой-то момент не остановился.

Двойка.

Кости сделали свой выбор, к тому же весьма продуманный. Он будет использовать веревку, которая была идеальным оружием, учитывая то, что он находился дома в квартире. Она не сможет ни закричать, ни издать других звуков. Не будет никаких брызг крови или другой грязи теперь, когда он так хорошо прибрался. Кроме того, он уже купил веревку и упаковал ее вместе с остальным снаряжением, которое должен был взять с собой этой ночью.

Он точно знал, в каком отделении сумки она лежит, и ему понадобилось не больше нескольких секунд, чтобы достать ее и выйти в коридор.

Посмотрев в глазок, он пришел к выводу, что она выглядит более подтянутой, чем он помнил ее во время допроса. Так что не было никаких причин ждать, надо было как можно скорее втащить ее в квартиру и сбить с ног, прежде чем она успеет понять, что произошло.

Он положил веревку на пол так, чтобы ее можно было легко достать, когда придет время. Затем повернул несколько замков и открыл дверь. Но он не успел сделать и полшага и поднять руку, чтобы схватить ее за куртку, когда мозг уже обработал увиденное настолько полно, чтобы он понял, что перед ним совсем не тот человек, которого он ожидал увидеть.

– О боже. Значит, вы дома, – сказала женщина, стоявшая перед ним. – Я уже как раз собралась уходить. – Она была такого же роста и с такой же прической, как у той женщины из полиции. Но это была не инспектор, а почтальон с широкой улыбкой и большой коробкой.

– Что ж, хорошо, что вы этого не сделали, потому что я очень ждал эту посылку. – Он взял длинную узкую коробку, испытывая одновременно и облегчение, и разочарование.

– И подпись здесь, будьте добры.

– Да, конечно. Без проблем. Никаких проблем. – Он улыбнулся ей и расписался.

– Желаю вам хорошего дня.

– Спасибо, день точно будет хорошим. Особенно с этим. – Он поднял коробку, еще раз улыбнулся ей и попятился в квартиру.

Заперев все замки, он снял упаковку и открыл коробку. После этого взялся за рукоять, чтобы осторожно вытащить сверкающий меч и изучить его во всю длину.

21

Кошельки, телефоны, ключи. Даже небольшой пакетик, в который Соня положила любимые конфеты Теодора, все это они были вынуждены оставить на контроле безопасности в датской тюрьме. О чем они думают? Что они добавили в конфеты наркотики и спрятали в них ключи, которые подходят к любому замку?

С того момента, когда они сошли с парома в порту Хельсингёра, это ощущение не покидало их. Ощущение, что все было против них. Осуждающие взгляды охранников, которые отказывались понимать по-шведски, когда он спрашивал, действительно ли им необходимо снимать одежду и проходить досмотр. Чем дальше они заходили в здание, тем сильнее становились удары закрывающихся за ними решетчатых дверей. Голубой свет ламп на потолке и звуки их шагов, которые эхом разлетались по одному коридору за другим, пока их провожали к месту встречи с сыном.

То, что их сын провел целые сутки в этих стенах, было почти невозможно осознать. Тревога, должно быть, одолевала его, когда он лежал там и пытался заснуть на жесткой койке в камере, которая, конечно, была не больше трети его комнаты дома на Польшегатан.

Еще хуже обстояли дела с внезапным решением продлить срок содержания под стражей и не отпускать его домой до окончания суда. Решение, которое было принято без каких-либо объяснений, кроме того, что они якобы имели серьезные основания для дальнейшего содержания его под стражей.

А ведь он был так уверен в том, что делал… Он был убежден, что абсолютно прав. Уверен в том, что правда была единственным путем, которым можно идти, и больше ничего не имело значения. Теперь он уже не знал, было ли все сделано правильно или нет. Может, все это было ошибкой? Что, если бы он послушался первых протестов Сони до того, как она сдалась и приняла его сторону? Или Теодора, который готов был пойти на самоубийство, лишь бы избежать всего этого. Он не знал ответов на эти вопросы и мог только надеяться на лучшее. Что все как-то само собой образуется.

Комната для посетителей, в которую их провели, была обставлена весьма лаконично: диван и кресло в голубую крапинку, круглый стол с четырьмя стульями и кровать с матрасом в полиэтиленовой упаковке. Люминесцентные лампы на потолке. Никаких картин на стенах. Никаких зеркал. Даже ковра на линолеуме не было.

Через шесть минут после назначенного времени дверь отворилась, и Теодора ввели два конвоира. Он смотрел в пол, серая одежда следственного изолятора была слишком ему мала. Еще одна деталь, которая заставила их почувствовать себя плохо. Но хуже всего были наручники. Он прекрасно знал правила, и надевать их на Теодора было явным перебором.

– Зачем вы надели на него наручники?

Один конвоир повернулся к другому.

– Ты понял, что он сказал?

Второй покачал головой.

– Наручники. Зачем они? Он же не убийца.

– Ну, этого мы еще не знаем, не так ли?

– Дорогой, они только делают, что им сказали. – Соня положила руку ему на колено, чтобы он остался сидеть. – Будет только хуже.

– Сообразительная дамочка, – сказал первый и снял с Теодора наручники.

– И аппетитная, – тихо сказал другой.

Фабиан услышал и понял каждое их слово, но так как Соня, казалось, ничего не поняла, он послушался ее совета и позволил ухмыляющимся охранникам покинуть комнату для посетителей.

Теодор сел напротив них, он смотрел на стол. Фабиану захотелось встать, подойти и обнять его. Показать, как сильно он его любит, приободрить и вселить уверенность в том, что все будет хорошо. Но он остался сидеть, боясь нарушить тишину.

– Привет, Теодор, – наконец сказала Соня, наклоняясь вперед. – Как ты? – Она ждала ответа, но его не последовало. – Теодор, дело не в том, что я не понимаю, как тебе сейчас плохо и как вся эта ситуация кажется безумно несправедливой. Мне просто нужно самой осознать, как я все это ощущаю. Как мне больно оттого, что ты заперт в этом месте с охранниками, которые надевают на тебя наручники потому, что ты должен встретиться с нами. Для тебя, конечно, все это намного хуже. Но почему бы тебе все же не поделиться со мной? Как прошла ночь? Получилось ли поспать? – Она подождала, но никакой реакции не последовало.

– То, как они обращаются с тобой, с нами, в целом ведут себя во всей этой ситуации, просто ужасно, – сказал Фабиан. – Но мы сможем пережить все это. Я тебе обещаю. Я позабочусь о том, чтобы ты получил самого лучшего адвоката, и мы сделаем все возможное, чтобы ты вернулся домой как можно скорее. Ты слышишь? Что бы ни случилось, мы всегда будем рядом.

– И еще кое-что, – добавила Соня. – Мы с папой решили, что одобряем вашу с Матильдой идею. Как только ты вернешься домой и все это будет позади, мы купим лодку. – Она повернулась к Фабиану и улыбнулась ему: – Думаю, будет здорово.

Фабиан кивнул и почувствовал, как к нему наконец возвращается энергичность.

– Мы хотим сказать, что ты не одинок. – Он встал и подошел к Теодору. – Ты понимаешь? Мы вместе. – Он наклонился и обнял сына. – Ты, я и мама. – Но он тут же почувствовал, что все происходящее кажется каким-то неправильным, возможно, даже фальшивым. – И всего через несколько недель все это закончится, и мы выйдем в море и поднимем паруса. Холодность, с которой Теодор отреагировал на его объятие, заставила его из чувства самосохранения просто отстраниться.

И тут наконец они увидели реакцию сына. Теодор выпрямил спину и посмотрел в их сторону.

– Думаю, мы закончили, – сказал он. – Вы начинаете повторяться.

– В смысле «закончили»? – воскликнула Соня. – Мы же только что приехали, и у нас осталось больше сорока минут. Или что ты имеешь в виду? Ты хочешь, чтобы мы ушли?

Теодор кивнул.

– И я был бы вам очень признателен, если бы вы оставили меня в покое и больше не приезжали. – Он встал, повернулся к ним спиной и, подойдя к закрытой металлической двери, нажал на кнопку.

– Но, Теодор, что ты такое говоришь? – последовал за ним Фабиан. – Ты не можешь просто взять и уйти, ведь мы приехали к тебе!

– Я не так уж много могу, но именно это сделать имею полное право.

Дверь открылась, и вошел один из охранников.

– Мы закончили, – сказал Теодор.

Мужчина кивнул и надел на него наручники, и все, что Фабиан мог сделать, – только обнять Соню, пока Теодора выводили из комнаты для посетителей.

22

Назвать это лифтофобией можно было с трудом, но Лилья действительно никогда не любила лифты. Особенно такие вот старые и тесные, которые могут поехать вверх, когда ты меньше всего этого ожидаешь. Но сейчас все уже было решено. Она поедет в лифте, а остальные поднимутся по лестнице, так что единственное, что ей оставалось, – это надеяться, что он сможет преодолеть весь путь до третьего этажа.

Наверху была ее новая квартира, на двери наклеена липкая лента с ее именем. Но она не собиралась идти домой. Отнюдь. Вероятно, пройдет еще много часов, прежде чем она будет готова войти туда.

Она подошла к двери квартиры справа с табличкой П. Милвох, сделала несколько глубоких вдохов, чтобы собраться с мыслями, и нажала на серую кнопку рядом с дверью. Внутри послышался назойливый звук.

Было совершенно абсурдно, что они разыскивали именно его, ее соседа. Но благодаря необычной фамилии они смогли быстро опознать его, и, даже несмотря на то, что на снимке в паспорте он был с бородой, все сошлись на том, что это тот самый мужчина, который ездил на разведку в «Ика Макси» в Хюллинге.

По данным миграционной службы, он приехал из Китая, ему было предоставлено убежище 9 августа 2010 года. Даже это само по себе было очень необычно. А будучи членом вдохновленного цигуном политического движения «Фалуньгун» он смог претендовать и на статус политического беженца.

Его кошмарная история о том, как он в воскресенье 15 сентября 2002 года был захвачен китайскими властями и отправлен в трудовой лагерь «Масанцзя» в районе Юхонг недалеко от Шэньяна на северо-востоке Китая, по-видимому, произвела немалое впечатление на сотрудников миграционной службы.

Лагерь представлял собой одну из нескольких фабрик живых человеческих органов, где он вместе с тысячами других последователей «Фалуньгун» содержался под стражей и занимался тем, что можно назвать только рабским трудом. Он пробыл там в совершенно ужасных условиях семь лет.

Богатые клиенты на нелегальном рынке органов могли через китайские сайты заказывать внутренние органы, которые затем извлекались у заключенных. За годы своего пребывания в лагере он потерял левую почку. Когда было принято решение продать его сердце и остальные органы, ему удалось выбраться оттуда и бежать из страны, проделав путь до самой Швеции, где ему предоставили гражданство, и он стал называться Понтус Милвох.

Лилья отпустила маленькую кнопку и стала изучать круглый отпечаток на кончике пальца, а тем временем из квартиры доносился мелодичный звонок.

– Как я и думала, – сказала она и обернулась. – Он не открывает.

– О’кей, мы входим, – послышался из темноты голос Утеса, который поднимался по лестнице вместе со слесарем и группой быстрого реагирования из трех человек.

Лилья кивнула слесарю, который уже приготовил дрель и тут же принялся высверливать верхний замок. Тем временем она и Утес надевали бронежилеты, проверяли оружие и готовились войти в квартиру вслед за группой быстрого реагирования.

Не прошло и нескольких минут, как первый замок был взломан, а вскоре и второй, после чего слесарь отступил в сторону, уступив место командиру группы, который, в свою очередь, схватился за ручку двери и нажал на нее, чтобы впустить двух других сотрудников полиции. Но дверь не поддалась, она все еще казалась запертой.

– Что происходит? – Лилья повернулась к слесарю. Пожав плечами, он вернулся к двери. Нехорошо это все. Совсем нехорошо. Они должны были схватить его именно сейчас. До того как он успеет забаррикадироваться вместе со всем своим оружием, взорвать себя и всех остальных или что-нибудь в это роде, один бог знает, на что он способен.

– Странно. Очень странно, – пробормотал слесарь, открывая сумку с инструментами и вынимая сложенную палку с прямоугольным зеркальцем, которую он просунул в щель для почты. – Ну, теперь понятно. Интересно. Очень интересно.

– Вы можете перейти прямо к делу? У нас же не целый день впереди.

Слесарь вытащил зеркало из почтового ящика и повернулся к Лилье.

– Там шпингалеты, которые входят и в верхнюю, и в нижнюю часть дверной коробки.

– И что это значит? Что дверь заперта изнутри?

– Можно сказать и так. – Слесарь кивнул.

– О’кей, – Утес повернулся к остальным. – По крайней мере, мы знаем, что он в квартире.

– Значит ли это, что мы должны выломать всю дверь? – спросила Лилья.

– Не всю. Но ее потом придется менять, и кто будет отвечать за это, оплачивать все…

– Не беспокойтесь об этом, – перебила его Лилья. – Мы берем это на себя. Просто делайте то, что должны, и не думайте о последствиях.

– По крайней мере, это хоть не бронированная дверь, – сказал слесарь, ловко вставляя новое сверло в дрель и начиная сверлить отверстие в середине двери. – Хоть это радует. – Затем он достал сабельную пилу, ввел лезвие в отверстие и выпилил достаточно большую дыру, чтобы просунуть в нее руку и открыть шпингалеты изнутри.

Все это заняло не больше минуты, и вот он смог отойти в сторону и дать спецотряду возможность распахнуть дверь и ворваться в квартиру, затем быстро вошли Лилья и Утес.

Ирен не знала, чего ожидать. Засады. Укрытия из забаррикадированной мебели. Необходимости освобождать заложников, которая не оставит им другого выбора, кроме как отпустить преступника. Но единственным, с чем они столкнулись, была тишина. Тишина, отсутствие мебели, выкрашенный в черный цвет потолок. Такие же черного цвета совершенно голые стены прихожей внушали ощущение, что ничего не будет так, как можно было ожидать.

Члены группы захвата, казалось, испытывали ту же тревогу, потому что продолжили путь в квартиру в тишине и в гораздо более спокойном темпе. Все общение происходило на языке жестов, и, прикрывая друг друга, они обыскивали комнату за комнатой.

Даже в ванной комнате потолок, стены и пол были выкрашены в черный цвет так же, как ванна, раковина и унитаз. Везде было пусто и чисто, чистота была почти идеальной. То же самое касалось кухни. Все было черного цвета, все предметы стояли на своих местах, а раковина, дверцы кухонных шкафчиков и все ручки блестели.

Лилья подошла к балконной двери, которая была заперта изнутри, открыла ее и вышла на черный бетонный пол балкона. Кроме табурета и маленького столика, там ничего не было. Она вернулась в квартиру и присоединилась к Утесу, который был в гостиной. Несмотря на немалый размер и небольшое количество предметов мебели, комната казалась какой-то тесной, человек начинал испытывать что-то типа клаустрофобии, этому способствовали черные стены, черный потолок и черный пол. Даже диван, занавески и обеденный стол со стульями были черного цвета.

– Здесь никого нет, – сказал глава группы захвата, выходя из спальни. – Квартира пуста.

– Но? Я не понимаю, – Лилья огляделась. – Дверь ведь была заперта изнутри. Как и балконная дверь. Он должен быть где-то здесь.

Мужчина пожал плечами.

– Я не знаю. Здесь его точно нет. Мы проверили всю квартиру. Так что, если мы больше не нужны, то мы готовы оставить вас здесь и уехать.

– Но подождите минутку. – Лилья подняла руку. – Вы действительно везде проверили? Она вернулась на кухню и стала открывать один за другим кухонные шкафы. – Например, здесь или здесь. Или почему бы не здесь. – Последним она открыла холодильник, который тоже был черным изнутри.

– Ирен, говоря откровенно… – Утес вздохнул. – Ты действительно веришь, что он мог спрятаться в холодильнике?

– По-моему, он способен на все, что угодно. Как, например, потратить кучу времени на то, чтобы покрасить внутреннюю часть холодильника в черный цвет. Кто, черт возьми, делает такое?

– Ирен, я не знаю.

– И я тоже. Все, что я знаю, – это то, что он должен быть здесь.

– Но, очевидно, его здесь все-таки нет. – Утес повернулся к главе группы захвата. – Все в порядке. Вы можете идти.

Тот кивнул остальным, и они покинули квартиру.

– Ничего, если я тоже откланяюсь? – спросил слесарь, который аккуратно заглянул в комнату. – Я заменил защелки в замке, так что вы сможете запереть дверь в ожидании ее замены.

– О’кей. – Утес получил ключи и подождал, пока слесарь покинет квартиру, прежде чем вернуться к Лилье, которая изучала содержимое холодильника.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказала Лилья, вытаскивая отсек для овощей. – Но мы правы. Я знаю, что мы правы. Это он. Посмотри на это. Баночка гуакамоле, маринованная селедка, полкило мясного фарша, органические помидоры и один огурец. – Она повернулась к Утесу. – Это более или менее точно соответствует тому, что он покупал на записи с камер наблюдения, которую ты показывал.

– Ирен…

– Не хватает только коробки от такос, но она наверняка где-то здесь, свежевыкрашенная черной лаковой краской.

– Ирен, я не сомневаюсь в том, что мы правы. Но дело в том, что его здесь нет. Поэтому я предлагаю осмотреться и понять, можем ли мы найти здесь что-то интересное. В противном случае остается только ждать, когда Муландер освободится и сможет приехать сюда.

– Но если его здесь нет… – Лилья достала мобильный и набрала номер. – Как ты тогда объяснишь то, что он сумел запереть дверь изнутри?

– Я не знаю. – Утес развел руками. – Надеюсь, Муландер сможет найти этому объяснение. Кстати, кому ты звонишь?

Лилья включила громкую связь и подняла телефон повыше.

Вы позвонили Ингвару Муландеру, криминалисту полиции Хельсингборга. Пожалуйста, оставьте голосовое сообщение после сигнала.

Она со вздохом положила трубку.

– Он никогда не отвечает, когда очень нужен.

– Думаю, он очень занят, как и все мы.

– Чем же? Прошло уже больше трех часов с тех пор, как он начал осматривать комнату Эстер Ландгрен, и если только он не нашел что-то очень интересное, то по крайней мере мог бы ответить.

– У него, конечно, есть свои причины. – Утес повернулся к ней спиной и подошел к дивану. – А теперь давай все осмотрим и начнем отсюда. Хорошо?

Лилья осталась стоять, не отвечая. Она не была готова расслабиться. Ещё не время. Все произошло слишком быстро. Не прошло и десяти минут, как они поняли, что Милвоха здесь нет, но разумного объяснения, как он отсюда выбрался, они еще не нашли.

В итоге она пошла в спальню, которая, как ни странно, не была черного цвета. Комната оказалась оклеена обоями в серо-голубых тонах, которые были популярны в шестидесятых. Очевидно, это была единственная комната, которую он еще не успел отремонтировать, перекрасив в нагнетающий тоску и страх черный цвет.

В комнате было совсем немного мебели: небольшая тумбочка, платяной шкаф, а также напольная вешалка для одежды у окна. Большую часть пространства занимала заправленная кровать. Спальни не обязательно должны быть большими, но эта была необычно маленькой. Сама бы она впала в панику, живя в настолько маленькой комнате: кровать едва можно было обойти.

Внезапно она снова почувствовала какую-то тревогу. Она очень тонко ощущала ее. Как она распространяется по телу вверх, начиная с низа живота. Как будто она подобралась к нему слишком близко. Как будто могла бы услышать его дыхание, если бы вела себя достаточно тихо. Если бы ее сердце только могло биться немного спокойнее.

Она посмотрела на свои мартинсы, которые сливались с черным полом. Конечно, идея просто идиотская. Разумеется, группа захвата уже проверила это.

Тем не менее она не могла отделаться от мысли, что они, возможно, слишком торопились и упустили именно это. Может, именно в этом месте под кроватью он и прятался. Может, в любой момент могут появиться две руки, которые схватят ее за лодыжки и собьют с ног.

У нее не будет ни единого шанса, он быстро набросится на нее. Пульс, черт его побери, заглушал все ее мысли, но наконец она опустилась на колени и медленно наклонилась, чтобы заглянуть под кровать.

Было темно и практически невозможно что-то разглядеть, но когда она достала телефон и включила фонарик, то увидела, что там никого нет. Но облегчения все равно не почувствовала. Где же Милвох? Он просто не мог исчезнуть, как какой-нибудь Гудини.

Она засунула руку под кровать как можно дальше и провела пальцем по поверхности пола. Ни единой пылинки. Он не просто сделал уборку. Он отдраил всю квартиру, не осталось ни единого волоска. Вероятно, здесь не было ни одного отпечатка пальца, а на зубной щетке в ванной абсолютно точно не будут обнаружены образцы ДНК.

Она встала и вздохнула. Оставался непроверенным только шкаф слева. Но там все было точно так же, как и с кроватью. Почему она не может положиться на то, что группа захвата отлично сделала свое дело?

Приготовившись, с пистолетом в одной руке, она взялась за ручку дверцы другой и быстро открыла шкаф. Чего она ожидала? Что он будет сидеть там, спрятавшись за одежду, как будто они играют в прятки?

В шкафу, разумеется, были вешалки с одеждой. Но их было не так уж много. Когда она потом думала об этом, то пришла к выводу, что одежды было крайне мало. Не было выдвижных корзин с носками и нижним бельем, одна только штанга для одежды на самом верху.

Не зная точно, что ищет, она отодвинула вешалки в сторону и снова включила фонарик на телефоне, чтобы осветить пространство внутри шкафа.

– Ирен! Ты где? – Послышался крик Утеса.

– Здесь! В спальне!

– Кажется, я понял, как он выбрался из квартиры! Иди сюда, посмотришь!

Лилья выключила фонарик и пошла к Утесу, стоявшему у входа в кухню.

– Здесь есть балкон.

– Я знаю и уже проверила его. Балконная дверь была заперта изнутри.

– Балконная дверь – да. Но не балконное окно. – Утес указал на окно рядом с дверью. – Видишь? Оно действительно прикрыто, но ручку вниз он не повернул. – Утес прижал указательный палец к оконной раме, и окно скользнуло вверх. – Оказавшись на балконе, он просто прикрыл его как следует, а потом спустился по водосточным трубам с балкона на балкон. Даже я мог бы это сделать, будь я на несколько килограммов полегче.

Так вот что она пропустила. Это означало, что преступник все еще на свободе. И все же она почувствовала некоторое облегчение.

– Может быть, он видел нас на улице, когда мы приехали? – продолжал Утес, и она кивнула.

Во всяком случае, кусочки пазла снова сложились воедино. Они пытались поймать не какое-то сверхъестественное существо, а человека из плоти и крови, который, в конце концов, подчинялся тем же законам природы, что и они сами.

Чем дальше кто-то уходил от кухни, тем больше он продвигался в черную гостиную, и тем более неразборчивыми становились голоса Лильи и Утеса. Из спальни их голоса казались почти отдаленным шепотом, слова различить было невозможно.

Дверь шкафа оставалась открытой, а немногочисленные вешалки с одеждой все еще были отодвинуты в сторону. Обнажилась задняя стенка шкафа, и теперь можно было рассмотреть круглое маленькое отверстие, достаточно большое, чтобы можно было просунуть туда палец и легко дотянуться до продолговатой металлической пластины чуть выше отверстия. Если отодвинуть ее в сторону, то можно было открыть то, что на самом деле было потайной дверью.

Там, по другую сторону задней стенки шкафа, за двойным слоем звукоизоляции и за опущенной блокирующей свет гардиной, которая служила для того, чтобы сильный свет от люминесцентных ламп не просачивался наружу, находилось пространство без окон размером всего в несколько квадратных метров.

На полу лежал собранный рюкзак. В метре от него стоял письменный стол с подключенным к интернету ноутбуком, на нем лежал блокнот с большим крестом на обложке и круглая пластина с краем в несколько сантиметров высотой, обтянутая зеленой войлочной тканью. На стене висела большая карта Сконе, разделенная на двенадцать раз по двенадцать квадратов, некоторые из которых были помечены мелкими символами.

Противоположную стену по большей части занимали массивные книжные полки, некоторые из них были совершенно пусты, а другие заполнены разными предметами, начиная от большой коллекции игральных костей и шприцев для инъекций до отстриженной пряди волос и маски, которая изображала голову темнокожего человека.

Чуть ниже на узкой кровати под одной из книжных полок лежал Понтус Милвох. Он лежал совершенно неподвижно на спине с открытыми глазами, положив меч на грудь.