Текст книги "Кульбиты на шпильках"

Глава девятая
Роман с Олимпом

В 14 лет, выиграв чемпионат Европы, я получила почетное звание заслуженного мастера спорта России. А теперь в моем багаже был еще один чемпионат мира. После него я уже не боялась никаких травм и готовилась к Олимпиаде в Атланте как заведенная. Мне нужна была только победа. И зная, что лишние килограммы, набранные в ЦИТО (Центральном институте травматологии и ортопедии), не исчезнут сами собой, я всерьез занялась своим весом. Кроме того, я понимала: если поеду домой (а это было как раз накануне Нового года), то привезу оттуда еще «трешку» килограммов. И тут уж никакая сила воли не поможет, поскольку на праздник у нас всегда стол ломится от вкусных угощений, искусно приготовленных мамиными и Юлькиными руками. И, естественно, я не смогла бы только смотреть на них.

Борис Васильевич вернулся в Белгород, а я осталась на «Круглом». Бегала кроссы, ходила в зал, делала подкачку на тренажерах, плавала, чуть подсушивалась в баньке и сильно ограничивала себя в еде. Вообще-то я люблю вкусно покушать и с удовольствием ем все, кроме морских ежей. Уже тогда я поняла, что особых ограничений в еде мне не требуется, разве что по количеству потребляемой пищи и хлеба. Пирожные и торты я и так не люблю. Из сладостей – только шоколад. Времени на восстановление у меня было не очень много – всего полгода. И хотя я была в команде в числе лидеров, мне буквально дышали в спину еще несколько гимнасток. Это Дина Кочеткова и Роза Галиева, с которыми мы были вместе еще в сборной СССР. Они обе – ученицы Аркаева. И он, естественно, лоббировал их интересы, когда, как представитель команды, распределял порядок выступления спортсменок на турнирах. А меня все время выпускали в первых рядах, хотя по расстановке сил в команде я была лидером, поэтому должна была выступать в конце. Но меня это не пугало, я шла как забойщица и, несмотря на это, показывала лучшие результаты в команде.

И тем не менее буквально до последних дней перед выездом в Атланту не было известно, кто точно будет выступать на Олимпийских играх. Ведь это была первая Олимпиада для России и российской сборной, и все старались заполучить себе место в команде. Конкуренция и интриги были жесточайшими. Каждый из спортсменов чувствовал себя как под микроскопом. Следили за каждым шагом друг друга. Особенно этим увлекались те, у кого было меньше всего шансов попасть на Олимпиаду. Мы же все готовились в одном зале, и все могли видеть, кто выполняет задание полностью, а кто мухлюет. А замеченные недочеты специально обсуждали так громко, чтобы информация долетела до ушей главного тренера.

А уж он поступал с провинившимися по собственному усмотрению: кого карать, а кого миловать… И если кто-то из явных претендентов, не дай бог, сделал что-то не так либо попался на глаза с бубликом или еще какой-то сладостью, этот компромат тут же доносился до старшего тренера. Место в команде никому не было гарантировано. Отбор в нее шел все-таки по спортивным результатам: как правило, это происходило на чемпионате или Кубке России. Именно на этих соревнованиях и закручивались самые жесткие психологические игры. Там могли подстроить какие-то ситуации, пустить сплетни или сказать обидные слова перед самым выходом на помост – чтобы сбить тебя с ритма, чтобы у тебя что-то не получилось, чтобы ты психанула и уже не смогла успешно выступить. И у меня бывали такие ситуации, но я проявляла максимум выдержки, чтобы на них не реагировать. Ведь в этой психологической войне выживали сильнейшие. Меня это откровенно шокировало: я всегда любила честную игру. Но Пилкин научил меня погружаться в себя и не обращать ни на кого внимания. И вместе с тренером мы были сильны. Как показал чемпионат мира в Японии, я могла абстрагироваться не только от всего происходящего вокруг, но и от собственной невыносимой боли. Кроме того, все понимали, что Олимпиада – это не только престижный результат и звание, но и немалые призовые деньги.

Тем не менее на Кубке России я не старалась лезть из кожи вон. Мне казалось более разумным хорошо подготовиться к Олимпиаде. У меня был абсолютно новый элемент на брусьях, которого не делал еще никто в мире. И я должна была его досконально выверить, прежде чем вставлять в свою олимпийскую программу.

За месяц до начала Игр мы вылетели на предолимпийский сбор в американский город Джексонвил. Нужно было акклиматизироваться, привыкнуть к жаре, которая доходила до 40 градусов. Нас разместили в университетском городке. Удивительно, что там не оказалось нормального гимнастического зала – олимпийские снаряды расставили в обычном универсальном игровом зале. Это означало, что мы должны были ежедневно по несколько раз в день приземляться со всех прыжков на жесткую опору, а не на привычные смягчающие покрытия, которые мы использовали на тренировках, чтобы защитить от ударов ноги и спины. Даже здоровому организму трудно было такое выдержать. Уже после нескольких тренировок из-за этих жестких приземлений и у меня, и у Алексея Немова, который одновременно со мной в ЦИТО лечил плечевой сустав (ему даже делали операцию), воспалились наши недолеченные травмы. Мы, естественно, стали сокращать нагрузки. Это заметил не только Аркаев, но и все недоброжелатели. Особенно когда мы стали отказываться от участия в контрольных «прикидках». И начались разговоры о том, что нас, лидеров сборной, вряд ли стоит ставить в команду, у нас ведь «болячки». Тогда на одном из построений Аркаев попросил меня и Лешку выйти из строя и перед всеми задал вопрос прямо в лоб:

– Вы сможете выступать в полную силу на Олимпиаде? Вы вообще сможете бороться?..

Мы уверенно ответили:

– Сможем!

Тогда он спросил у доктора:

– Вы берете на себя ответственность за их здоровье и подтверждаете, что они смогут бороться?

И доктор ответил:

– Я за них отвечаю! Они смогут!.. Они бойцы!

И мы с Лешкой облегченно выдохнули: нам дали карт-бланш.

В древности во время проведения Олимпийских игр прекращались все войны. В наши дни Олимпиада – это для многих экстремистов возможность заявить о себе, ведь в одном месте сосредоточиваются представители практически всех стран мира. Именно поэтому в последние годы, особенно после терактов 11 сентября 2001 года в США, на Играх принимаются беспрецедентные меры безопасности. Но в 1996-м, несмотря на бдительность охраны, вблизи олимпийской деревни все-таки прогремел взрыв. Мы были на тренировке, когда к нам в зал прибежали какие-то люди и сообщили, что неподалеку эвакуировали всех из зала по художественной гимнастике, поскольку кто-то предупредил, что там заложена бомба. Потом по той же причине последовала эвакуация всех, кто находился в пищеблоке. Но взрыв прогремел совсем в другом месте – в малом развлекательном комплексе, совсем рядом с олимпийской деревней. Не знаю, были ли там пострадавшие, но ощущение страха у нас появилось. И, естественно, после этого серьезно усилились меры безопасности. До олимпийской деревни, где находился дворец спорта по спортивной гимнастике, было не очень далеко. Но водители, которые возили нас в специальном автобусе на состязания, долго крутились по окрестностям, прежде чем доставить нас в зал. Уж не знаю, то ли они настолько плохо знали улицы Атланты, что все время в них путались, то ли делали это специально, чтобы усыпить нашу бдительность, но уставали мы от этих переездов немало. И это тоже давило психологически. Причем происходило это исключительно с автобусами, на которых ездили российская и румынская команды – явные претенденты на медали.

С первых же часов на Олимпиаде развернулась отчаянная борьба в командных соревнованиях. Наши гимнастки, в том числе и я, показали хорошие результаты. Однако американки, вдохновленные поддержкой зрителей и присутствием на состязаниях президента США Билла Клинтона, с помощью судей, которые довольно беспардонно обеспечивали им улицу без светофоров и перекрестков, показали результат, значительно превышающий их объективные возможности, и стали олимпийскими чемпионками. Огромное напряжение командной борьбы сменилось неизбежным спадом в индивидуальных состязаниях. В программе многоборья я сорвалась со своего любимого снаряда (брусьев) как раз на том самом элементе, который я успешно опробовала накануне в России… После «штальдера» с поворотом на 360 градусов следовал перелет Шапошниковой с поворотом на 180 градусов с нижней жерди на верх-нюю. Это довольно известный перелет, который мы с тренером серьезно усложнили. Настолько серьезно, что до сих пор его не делает в соревновательных комбинациях ни одна гимнастка в мире.

Мы с Борисом Васильевичем пошли ва-банк, включив прямо накануне старта в мою программу на брусьях этот новый элемент. Мы всегда отличались смелостью. Кстати, ведь и прыжок, который я совершила в австралийском Брисбене, тоже назван моим именем… Да, мы сильно рисковали, поскольку у меня все-таки были шансы выиграть и абсолютное первенство. В то же время мы получили возможность проверить новый элемент для финальных соревнований на брусьях, чтобы уже там бить наверняка, рассчитывая на победу. Да, все медали в абсолютном первенстве достались тогда представительницам других стран. Но зато через день я с помощью этого же коварного элемента блестяще выполнила свою сложнейшую комбинацию на брусьях и опередила всех соперниц. И стала олимпийской чемпионкой! Несмотря на то что американские зрители, как и все предыдущие дни, кричали и топали так, что спортивный помост во время моего выступления ходил ходуном. На сей раз им не удалось мне помешать и сделать так, чтобы американцы стали лучшими.

В прессе потом писали, что нужно было обладать недюжинной психологической устойчивостью и большой силой воли, чтобы через день на этом же снаряде никому не оставить шансов на победу. И что золотая медаль Хоркиной оказалась единственной наградой у российских гимнасток в личных соревнованиях.

Ну не стала я тогда абсолютной чемпионкой, и что с того? Зато выиграла точно такую же олимпийскую медаль на брусьях. И достоинством она ничуть не ниже, и звание и почести приносит такие же. Главное, что Олимп был-таки покорен. А может быть, это было и к лучшему, что я не стала тогда абсолютной чемпионкой Олимпийских игр. Ведь завоюй я тогда медаль в абсолютном первенстве, глядишь, на этом моя спортивная карьера и закончилась бы: ведь мечта осуществилась и стремиться больше некуда. И я ушла бы из спорта.

А как же, – спросите вы, – те семь олимпиад, на которые я замахнулась, когда делала только первые шаги в сборной СССР? Ну, прежде всего, мне тогда казалось, что Олимпиады проводятся каждый год. И я еще понятия не имела о том, какая это сумасшедшая психологическая нагрузка – Олимпийские игры. Но уже после первой победы я думала, что на большие подвиги меня уже не хватит. Однако тогда, после Атланты, я даже не предполагала, что мой роман с Олимпом затянется еще на целых восемь лет! И что я побью все существовавшие до меня в спортивной гимнастике рекорды.

Мы закончили свое выступление на Играх, но Олимпиада еще продолжалась. И у нас оставалась целая неделя на развлечения. Уж мы побесились в Атланте! Исколесили ее вдоль и поперек. А что вытворяли в «Six flags»! Это своего рода Диснейленд, там замечательный комплекс с горками – петли, накрученные одна на другую. И мы там, заведенные всеобщим ажиотажем, хотели бесконечно летать и орать, как обычные посетители. Нам-то, конечно, не было страшно, мы и не к таким кульбитам привыкли. Но там все кричат, поэтому и мы за компанию наорались. На этих аттракционах мы просто «зависали» – не было, пожалуй, ни одного, который мы бы не посетили. А все эти игровые автоматы, развлекательные комплексы – для нас это было в диковинку, а там, в Америке, все абсолютно доступно. Особый кайф мы испытывали оттого, что нас на каждом шагу узнавали и просили автографы, причем не только американцы, но и туристы со всего мира. Ведь мы были героями Олимпиады!

Кстати, только совсем недавно я узнала от известного тележурналиста Владимира Владимировича Познера, что для Штатов большое количество толстых людей стало настоящей проблемой: порядка 60 процентов населения страдает от ожирения, причем американцы не просто толстые – они огромные. Нам все время говорят о том, что здесь многие увлекаются здоровым образом жизни, ходят в фитнес-клубы, бегают в парках. На самом деле, и мы это видели, бегают в Штатах далеко не все, хотя это очень распространено. А увлечение спортивным образом жизни, как ни странно, стало классовым признаком. «Стройная и худощавая» Америка, которая правильно питается, не курит, бегает, следит за собой, – это Америка образованная и хорошо оплачиваемая, то есть высший класс. Америка «толстая» – та, что ест «фаст-фуд», пьет пиво в больших количествах и не занимается спортом, – это Америка рабочая, низший класс. Ведь если посмотреть, как они едят, просто в ужас приходишь от размеров их порций. И их никто и ничто не может убедить есть поменьше, даже тот факт, что в США модно быть стройным и на это работает гигантская индустрия похудения. Но все это их как будто не касается. Хотя, мне кажется, каждый в Америке понимает: если хочешь преуспеть, ты не должен так выглядеть. Ты должен следить за собой и своей внешностью.

Олимпийская деревня в Атланте и в самом деле напоминала огромную деревню, хотя и не была одноэтажной. И по сравнению с другими «деревнями», в которых я потом жила в Сиднее и в Афинах, она мне понравилась больше. Национальные делегации разных стран были размещены по разноцветным зонам. Россияне жили в голубой, украинцы – в желтой и так далее. Мы с украинцами были соседями. После завершения нашей олимпийской программы мы устроили себе «расслабуху» в полный рост. Накал борьбы был столь велик, а захлестнувшая нас радость – такой бурной, что нужно было полностью расслабиться, чтобы потом начинать новую жизнь с чистого листа. Мы столько лет шли к этой вершине, отказывая себе во многих удовольствиях, что теперь, достигнув ее, могли «оттянуться»: по-черному нарушить режим и даже злоупотребить алкоголем. В ход шло все: горилка, водка, шампанское, вино, виски – у кого что было припасено. И коктейль получился зверский. Мы гуляли с русским размахом, не задумываясь больше ни о чем, – главное, что у нас в команде были золотые олимпийские медали: наши мальчишки стали золотой командой, у Немова было и «золото», и «серебро», и «бронза», девчонки получили «серебро» в команде и у меня были «золотые» брусья. А потом к нам присоединились чемпионы и в других видах спорта. И все понимали, что на русской улице – большой праздник.

Это гуляние продолжалось и в самолете, когда мы больше десяти часов летели в Москву. Наш самолет, по-моему, летел не горизонтально, а переваливаясь то вверх-вниз, то из стороны в сторону. Даже командир корабля несколько раз во время полета обращался к нам с просьбой: мол, ребята, я, конечно, все понимаю, победа есть победа, но вы бы все-таки рассредоточились по всему салону, а не собирались все в одном месте, а то у нас постоянно хвост вниз заваливается… Для меня это гуляние стало своеобразным испытанием на прочность. Вообще-то я крепких напитков не пью. В винах мы тогда не разбирались, шампанское изредка могли себе позволить в дни рождения, и то по капельке. Обычно перед днем отдыха (как правило, в субботу после бани) я могла выпить немного пива. Я, между прочим, до сих пор ненавижу водку. А тогда вообще многие крепкие напитки попробовала в первый раз. Но и олимпийская победа у меня была в первый раз! И на волне этих эмоций я просто не ведала, что творила. Почти у каждого кресла мне наливали и поднимали тост за мою победу! Где-то во второй половине полета я, решив прогуляться до туалета, просто не смогла до него дойти – свалилась. Это меня, видимо, и спасло. Поскольку к моменту прилета в Москву я успела проспаться и немного прийти в себя. А то меня бы пришлось, наверное, из самолета выносить. И что бы подумала моя мама, увидев меня в Шереметьево в таком виде! Остальные, кстати, в итоге тоже выходили на своих ногах.

Тогда я для себя твердо решила, что со спортом завязываю. Наконец-то серьезно займусь учебой, буду, как все нормальные юноши и девушки, ходить на занятия в университет. Как раз накануне Олимпиады я экстерном сдала все хвосты за 10–11-е классы, выпускные экзамены и успела поступить в Белгородский университет на спортивный факультет. Конечно, мне, как уже именитой спортсменке, пошли навстречу: по правилам, мастера спорта при поступлении сдавали только один экзамен – сочинение. Ну а поскольку я не могла это сделать вместе со всеми (должна была уезжать на предолимпийский сбор), меня посадили в аудиторию, где писали сочинение абитуриенты, поступавшие на литфак. Несмотря на то что меня предупредили об особой строгости преподавателей на этом факультете, я, естественно, запаслась шпаргалками. И когда объявили темы, перекрестилась от счастья – такие темы у меня были. Выбрала сочинение по пьесе Горького «На дне». А вот моя соседка по парте решила писать про войну. Вижу: девчонка растерялась.

Я порылась в своих «шпорах» и нашла ту, что требовалась ей по военной теме. И, прикрывая друг друга, мы бросились списывать. Моя операция прошла успешно: поступила. Надеюсь, что и моя соседка тоже.

И когда я вернулась после Атланты в Белгород, то поняла, что правильно сделала, сдав все экзамены до Олимпиады. И во время победной эйфории мне уже не нужно было изыскивать возможности уединиться, чтобы сесть за учебники. Как в Москве, так и в Белгороде на разных уровнях чествовали героев Олимпиады. В столице меня называли национальной звездой, постоянно приглашали на какие-то встречи и вечера в клубах. В Белгороде прямо на перроне встречали с оркестром и на лимузине катали по всему городу: везде на улицах стояли люди с цветами и флажками. Губернатор устроил прием, было море подарков. Ведь это была первая золотая олимпийская медаль для города.

Потом всех сильнейших гимнастов мира собрали в США на гимнастическое супершоу, с которым мы проехали по самым крупным городам Соединенных Штатов, выступая в лучших спортивных комплексах и огромных концертных залах. От России поехали я и Алексей Немов. Я даже не представляла себе, что в США настолько популярна гимнастика. Это был настоящий гимнастический бум: люди ломились в залы. Поверьте, это были не пяти– или десятитысячные залы, а гораздо более вместительные. Я не знаю, сколько стоили билеты. Но думаю, что тоже недешево. За все то время, что мы гастролировали, я не видела ни одного пустого места в зале. И это зрелище стоило того, чтобы его посмотреть. Оно было поставлено мастерски: мы в ярких красочных костюмах, эффектная музыка, свет, голография. Участвовавшие в нем спортсмены – чемпионы по спортивной и художественной гимнастике, акробатике – чувствовали себя еще и артистами. Это было эффектное зрелище с элементами риска и в то же время театрализованное шоу. И оно будоражило и захватывало зрителей. Не случайно после каждого представления мы часами стояли в зале, окруженные восторженной публикой, и раздавали автографы. Причем это было не только данью уважения к своему зрителю (которого я всегда очень ценила и любила, никогда не обходя вниманием), но и одним из важных пунктов наших контрактов. Мы должны были раздавать автографы в течение часа после окончания шоу, но фактически делали это до последнего зрителя.

В Америке эти программы проходили просто «на ура». И в плане зрительского интереса, и в плане организации. Мы всегда выступали в лучших залах, жили в отличных гостиницах и ездили на шикарных комфортабельных автобусах, в которых можно было жить: там тебе и полки-кровати, как в поезде, и кухня, чтобы поесть, и телевизор, и музыка, и кондиционер, и туалет. Предусмотрено все и на все случаи жизни. Жаль только, что у организаторов этих шоу не хватило пороха на то, чтобы продолжать их и дальше, находить свежие идеи для сценариев, постановок и оформления.

И уже после афинской Олимпиады шоу чемпионов не проводилось.

А ведь эти шоу-программы, а также этапы Гран-при и Кубка мира помогали нам, чемпионам, неплохо заработать. Причем не только для себя, но и для нашего спортивного руководства и федерации. Ничего не поделаешь – такова спортивная жизнь: тебя вырастили, воспитали, вывезли на Олимпиаду, а теперь и ты должен поработать на тех, кто стоит у руля российского спорта.

И мало кого волнует, что спортивный век короток, и ты не знаешь, что ждет тебя потом, сможешь ли найти достойное место в жизни и обеспечить себе спокойную старость. У западных спортсменов с этим было гораздо лучше. Они зарабатывали на рекламе и коммерческих турнирах, вкладывали эти средства в бизнес, и это позволяло им впоследствии жить припеваючи, не зная забот и тревог.

Впрочем, мы не были настолько избалованы радостями жизни, для нас и такие заработки были большим подарком. Мы были рады уже тому, что нам платили стипендию, что мы жили на сборах на полном обеспечении, имея возможность с утра до ночи тренироваться. А уж выиграв Олимпиаду в 1996 году и получив премиальные (тогда Международный олимпийский комитет в первый раз стал выплачивать за золотую медаль по 50 тысяч долларов – по тем временам очень приличные деньги), я смогла купить себе норковую шубу. Руководство города и области подарило мне шикарную на тот период машину – 99-ю модель «Лады». До покупки собственного дома я тогда еще не доросла. Да и зачем мне был дом в Белгороде? Ведь большую часть времени я жила в Москве, в общежитии, и тогда не было со мной рядом никого, кто смотрел бы вперед, на перспективу. Я могла позволить себе покупать модную дорогую одежду. И на эти немалые средства мы уже могли нормально жить, не ограничивая себя. Хотя мои родители – люди старой закалки – привыкли жить скромно и меня никогда особенно не баловали. Тем не менее у меня всегда было все необходимое. Я росла в нормальной русской семье, где знают цену деньгам, понимают, как они зарабатываются и как их надо тратить. Тогда же мы с родителями решили положить большую часть премиальных на банковский счет, и они до сих пор там лежат. Я жила в Москве достаточно скромно на свою зарплату, периодически переправляла что-то родителям. И нам всегда хватало.

Постепенно стихли все празднества, связанные с чествованием героев Олимпиады, наступила осень, и я с удовольствием начала ходить на занятия в университет. На лекциях я долго удивлялась, как это студенты успевали так быстро записывать за лекторами.

Я пыталась писать сокращенно, но уже не следующий день не могла разобраться в своих конспектах. Пришлось брать тетради у однокурсников и заново все переписывать. На спортивных занятиях я проходила азы других видов спорта, даже в баскетбол научилась играть. Так прошла неделя, вторая, третья, месяц. И, поверьте, мне нравилось учиться, но все-таки я почувствовала, что мне чего-то не хватает, я как будто не в своей тарелке.

Ставлю видеокассету с записями своих выступлений на разных соревнованиях, смотрю ее и плачу. Мама вернулась с работы, а я чуть ли не в голос рыдаю, даже не стараясь сдержать слез. Она испуганно спросила: «Что случилось?» И в этот момент из динамика телевизора прозвучало: «Первое место – Светлана Хоркина…»

А дальше шла запись пресс-конференции, где Аркаев комментировал мое желание завершить спортивную карьеру. Он твердо убежден, что Хоркина поторопилась с этим решением, что как гимнастка она еще не полностью раскрылась и только-только начала понимать, что такое вкус победы, что такое слава… Но ведь я тогда и сама не знала, что мой потенциал еще настолько велик.

Я осуществила свою детскую мечту, но не до конца осознавала, как сильно влюблена в гимнастику. Я еще не попробовала всех изысканных блюд, не наелась нагрузками и психологическим стрессами, да и самой гимнастикой. Я не могла знать тогда, что такой долгой разлуки мое сердце не выдержит.

«Соскучилась?» – спросила мама, утирая мои слезы. Я вместо ответа только закивала головой, потому что у меня снова из глаз покатились слезы. «Ну что ж, – сказала она, – пойдем собирать вещи, поезжай на „Круглое“. Молодняк там наверняка уже вовсю тренируется…»

После этих слов мою депрессию как рукой сняло. Мамуля всегда точно знала, что и как мне сказать, чтобы я воспрянула духом. Быстренько собрав шмотки, я рванула на «Круглое». И одновременно со мной туда приехала моя подружка – Ленка Грошева. Мы снова поселились вместе. И вместе возобновили тренировки после полуторамесячного перерыва. Соскучившись по нагрузкам, мы хотели выполнять все на равных с остальными. А на следующее утро еле-еле сползли с кровати – все мышцы до единой болели. Ковыляя, как инвалиды, и смеясь (мы ведь были еще и пухленькие, как колобки: за время отдыха набрали килограмма по три), побрели в зал. И всю тренировку дурачились с нашим тренером-хореографом Мариной Васильевной Булашенко. Она, конечно, как женщина, понимала, насколько тяжело нам было возвращаться, после того, как мы вкусили свободы «на гражданке», оттянулись по полной программе. Мы смеялись над собой и над своим рвением, вспоминали веселые истории из прошлой, доолимпийской жизни. Вспоминали, как она нас иногда запугивала, какую твердость проявляла, чтобы мы выполняли то, что она просила. И как потом она нас расслабляла и восстанавливала.

На этих страницах я хочу выразить ей свою благодарность за терпение, понимание и почти материнскую любовь, которой она нас тогда окружила. Именно Марина Васильевна очень помогла мне, когда я еще совсем маленькой попала в сборную СССР, почувствовать себя уверенно на бревне. Когда она давала нам тренировки с утяжелителями (это такие грузики, которые прикрепляются как манжеты на голеностопе и запястьях), взрослые гимнастки успевали расхватать легонькие, а мне доставались самые тяжелые. Но не могла же я выступать с претензиями против старших. Приходилось тренироваться с этой тяжестью на руках и ногах. Марина Васильевна все это, конечно, видела и восхищалась моим терпением. Она оставалась после тренировок, и мы с ней могли отрабатывать многие упражнения индивидуально. Как сейчас помню те конфетки «Чебурашка», которые она вставляла мне в кисти между указательным и безымянным пальцами для «запоминания» правильной балетной постановки руки. Естественно, после этих мучительно-соблазнительных тренировок на бревне, меня ждал сладкий приз – «Чебурашки» отправлялись в рот. И благодаря этой «сладкой жизни», которую устроила мне Марина Васильевна, я довольно быстро «надрессировалась» на бревне, в движениях появилась какая-то особенная красота и своя индивидуальная линия.

Вообще всю спортивную жизнь бревно меня напрягало. Я ведь была девочкой высокой, длинноногой. А это означало, что центр тяжести у меня довольно высоко и мне труднее остальных стоять на бревне и держать равновесие. Но мы решили, что я вполне могу сражаться в многоборье, не слишком зацикливаясь на других снарядах и имея аккордную точку на брусьях.

Одна забавная история, приключившаяся со мной в марте 1997 года в Лозанне, куда я приехала в составе делегации нацио-нального олимпийского комитета, на долгие годы внесла загадочную интригу в мою жизнь. Хотя начиналось все достаточно прозаично. Мы, известные российские спортсмены, олимпийские чемпионы и официальные представители страны, проводили презентацию Санкт-Петербурга на конкурсе городов, претендовавших на право принимать у себя летние Олимпийские игры 2004 года. Будучи еще новичками в спортивной дипломатии, в ее официальных и закулисных играх, мы посеяли тогда зерна, взошедшие только через десять лет. В 2007 году Сочи смогли выиграть претендентскую гонку и стать столицей зимних Игр 2014 года.

Как-то в свободный вечер, после очередного выступления, мы с моей подругой Юлей Бордовских решили поужинать в одном знаменитом лозаннском ресторане. Идти нужно было по набережной красивого озера, а я была одета слишком легко для вечернего променада. Но меня это не очень испугало: пойдем быстрым шагом, не замерзну. И вдруг Юля увидела своего приятеля и спросила меня:

– Ты не против, если я приглашу вон того симпатичного молодого человека в нашу компанию?

– Да с удовольствием, – рассмеялась я. – Мужчина наше общество только украсит. А ему еще и позавидуют, что он пришел поужинать сразу с двумя симпатичными дамами.

Кирилл оказался не только приятным компаньоном, но и галант-ным джентльменом: как только мы оказались у озера, он набросил на мои озябшие плечи свое легкое кашемировое пальто. В ресторане мы тут же заказали себе согревающего глинтвейна и стали живо обсуждать предстоящую презентацию. После ужина, раскрасневшиеся, сытые и довольные, вернулись в отель.

На следующий день мы неплохо выполнили свою задачу, но молодая Россия тогда была еще не в состоянии потянуть такой груз, как Олимпиада. И хотя я блестяще выступила с пламенной речью на чистом английском языке, право провести юбилейные Игры предоставили стране, где Олимпиада зародилась, – Афинам. Тогда я, конечно, не предполагала, что именно Афины станут последней ступенькой в моей спортивной карьере.

К сожалению, в Лозанне мы должны были расстаться с моим новым знакомым. Он улетал в Санкт-Петербург, где тогда жил и работал. А я возвращалась в свои пенаты – на «Озеро Круглое». Тогда же в Лозанне Кирилл сделал мне сумасшедший по тем временам подарок – мобильный телефон, чтобы в любую минуту, когда мне понадобится его помощь или просто моральное участие, я могла с ним связаться. Таких благородных ухаживаний в моей жизни до тех пор еще не было.

Мы часто созванивались, при любой возможности он прилетал в Москву, чтобы поддержать меня на чемпионатах и Кубках России, бывал в группе поддержки на чемпионате Европы в Питере и Москве, а потом и в коварном Сиднее. Он всегда оказывался рядом, как в самые трудные, так и в самые счастливые мгновения моей спортивной жизни.

Хотя лично я в то время, как никогда, активно занималась делами спортивными, а не амурными. Смех смехом, но мы понимали, что уже не за горами чемпионат мира в швейцарской Лозанне. И я четко осознавала, что именно в Швейцарии должна сделать сверхмощный рывок, показав гимнастическому миру, что вернулась и готова к бою. Мои соперники тоже не дремали. Но козыри, которые мы заготовили с Пилкиным, придавали мне уверенности.

В командных состязаниях мы стали вторыми, и я завоевала право выступать в абсолютном первенстве. Вместе со мной это право получила Лена Продунова, воспитанница Аркаева. Перспективная была девчонка, очень прыгучая и с шикарной шевелюрой. Жаль только, что в голове у нее был ветер, и эта легкомысленность все время выбивала ее из тренировочного графика. Она как-то несерьезно ко всему относилась, не осознавала своих возможностей. Но тогда я думала, естественно, не о ней, а о своем собственном выступлении. Я была готова к жесткой борьбе, и дело было лишь за жребием.