Текст книги "Любовь никогда не перестаёт"

Материнское благословение

– А-а-а-а-а!

Истошный крик жены заставил содрогнуться сердце Серёги. Звук шёл по нарастающей и волнами, то спадал, то пробивал окна роддома на втором этаже.

В голове молодого лейтенанта крутились мысли: «Что будет?! Там же и обвитие пуповины! И этот дурацкий резус-фактор несовпадающий! Господи, так хочется позвонить маме! Нет, она опять не станет разговаривать со мной… Трубку бросит…»

 
                                     * * *
 

Служба Серёги, повидавшего и Чечню, и другие горячие точки, предполагала перевод в N-скую часть ближе к югу Осетии. Холостой офицер решил проставиться перед сослуживцами в офицерской столовой и обратился к начальнику пищеблока с просьбой дать кого-нибудь в помощь для организации ужина.

– А вон, возьми Диляру! Видел, скромница такая у меня работает?

– Конечно видел! Я давно её заприметил…

– Даже не мечтай к ней подступиться, уже многие пытались – от ворот поворот все получают – не верит она мужчинам, обожглась уже, дочку сама растит.

– Да я чего? Помогла бы мне с ужином – и всё…

Во время офицерских посиделок Серёга искоса наблюдал за волоокой дагестанской красавицей, укутанной в платок и в юбке до пят. Потупив глаза, она тихо скользила вдоль стола, возникая с новым блюдом или убирая тарелки. Но по незаметным движениям её глаз он замечал, что она бросает на него быстрые стрелы карих очей и тут же опускает их долу.

В комнате общежития Серёга не находил себе места, всё вспоминая хрупкую беззащитную фигурку молодой женщины. Он ничего о ней не знает! Кто её такую оставил с ребёнком? Как она живёт? Заметила ли его?

В комнату заглянул друг и увидев, что Серёга мечется, как тигр в клетке, поинтересовался причиной его отчаянного состояния.

– Слушай, ну всё проще простого! Она там ещё убирается в столовой, пошли, поговоришь с ней!

– Да не… Мне сказали, она всех отшивает.

– Ну, отошьёт так отошьёт, хоть определённость какая-то будет!

– Ладно, пошли!

В столовой Диляра как раз завершала уборку и собиралась уходить. Серега хоть и знал, как её зовут, но спросил:

– Девушка, а как вас зовут? Спасибо хотел сказать за помощь, но имени не знаю…

– Диляра, – вскинула она на него свои глаза-стрелы и повернулась, чтобы уйти.

– А меня Сергей! Я уезжаю завтра в другую часть, можно ли ваш телефончик?

Женская милость снизошла на стройного, высокого, голубоглазого лейтенанта, и заветный номер был увезён за сотню километров. Полгода шла переписка, и многочасовые разговоры по душам сделали их родными.

К тому времени начальник столовой распрощался с Дилярой, так как узнал, что её сердце занял молодой лейтенант и его похотливым мечтам не суждено сбыться.

Девушка переехала к родным в горы Дагестана. И однажды возле белого дома с аркой остановился зелёный уазик. Серёга решился «выкрасть» любимую и позвонил, прячась за раскидистой зеленью.

– Выходи, Диляра, я приехал! – шёпотом прозвучало в трубке.

Занавеска на втором этаже качнулась, и через несколько минут стройный силуэт красавицы возник в проёме калитки. Подхватив любимую и усадив в салон «зелёного» коня, Серёга помчался в свою часть, где молодых уже ждала квартира, которую лейтенант выбил всеми правдами и неправдами из штабного начальства.

Расписались тихо и без шума. Никого не звали, счастья вполне хватало на двоих. Вскоре забрали дочку Диляры к себе. Но знакомить молодую жену с родителями Серёга побаивался – мать имела на сына свои планы и мечтала его женить на образованной русской девушке, разведённая дагестанка из аула никак не входила в её планы.

И когда он всё-таки решился привезти Диляру к родителям, мать устроила скандал и выпроводила молодожёнов из дома, не посадив за стол. Отец пытался угомонить супругу, но та вошла в раж и вспомнила и «разведёнку», и «чужой приплод», и «посудомойку» – успела собрать все данные о новоиспечённой невестке.

– И не будет тебе моего благословения на этот брак! – вдогонку крикнула обозлённая на непослушного сына мать и хлопнула дверью.

Вскоре Диляра понесла, беременность проходила сложно – токсикоз, резус-фактор ребёнка не вписывался в материнский, угроза выкидыша… Но молодая жена дошла-таки до финишной прямой…

И теперь её истошные крики рвали на части сердце солдата, прошедшего огонь, воду и медные трубы. Не выдержав переживаний, Серёга начал ломиться в закрытую дверь приёмного отделения в надежде, что его пустят к жене. Но дверь оказалась крепкой, и охолонили бойца только угрозы медсестры вызвать полицию.

В отчаянии набрал номер матери – она была известным в округе врачом и только недавно вышла на пенсию.

– Да, сынок! – как ни странно, мать ласково ответила в трубку.

– Мама, Диляра рожает! У ребёнка обвитие! Резус-фактор не совпадает – она кричит! Я боюсь, мама! Я люблю её!

– Сынок, ну что ты кричишь?! Я всё знаю уже давно – твоя сестра мне всё рассказала. Рядом с Дилярой лучший врач в Осетии, моя старая подруга – я её попросила присутствовать при родах. Не волнуйся, с твоей женой и моей первой внучкой всё будет хорошо!

– Спасибо, мама… – ослабевшим голосом сказал Серёга.

Решительности у лейтенанта прибавилось, и он подогнал свой автомобиль под самые окна роддома, помяв газон с осенними цветами, взобрался на крышу машины, подтянулся к окну на втором этаже, из которого доносились стоны его измученной жены. И в тот момент, когда его любопытная голова показалась в окне, дочка решила, что пора! И покинула чрево матери! Молодой папашка первым увидел свою малышку и, не в силах висеть больше на карнизе, рухнул от радости на клумбу и домял последние живые цветы.

Через четыре дня счастливый отец нетерпеливо метался перед дверью роддома.

– Сынок, угомонись! – мать с отцом приехали встречать невестку с дочкой.

Когда дверь открылась и медсестра вынесла белопенный кулёк с малышкой, мама решительно отодвинула Серёгу и забрала внучку. Приоткрыв кружевной уголок, сладко пропела: «Ну, вся в меня, внученька! Расти здоровой и всем на счастье! Благословляю тебя и твоих родителей!» Перекрестила.

Через девять лет уже подполковник Сергей согревал своё сердце под Донецком, листая фотографии любимой жены и четырёх детей. Они ждут своего любимого папку…

Измена

Многочисленная семья Фёдоровых ежегодно стремилась стянуться в родовое гнездо – деревню Пашкино, где ещё крепко стоял пятистенок, построенный их отцом Александром. В семье родилось 11 детей, но с годами места за столом пустели. Давно не стало и матери, и отца, и сами дети уже отправлялись в неведомый небесный путь, но оставшиеся в живых их дети, и внуки, и правнуки продолжали собираться в родной деревне на праздник Троицы.

Избу, правда, уже давно продали местному предпринимателю, который из сохранившихся домов деревни мечтал сделать охотничью заимку. Огромные зайцы тут наглели и с любопытством разглядывали автомобили, что пылили в сторону дома, покрашенного зелёной краской и окутанного столетними берёзами, еле вмещавшимися в палисадник.

Сначала все толпой шли на кладбище, где прибирали могилки предков, подправляли изгороди, клали цветы, молились за упокой их души.

Новый хозяин в родительском доме по-доброму разрешал семье расстелить скатерть-самобранку, на которую выставлялись яства и напитки из багажников, а сам уходил, чтобы не мешать семейному разговору о прошлом, настоящем и будущем.

На одной из таких встреч, где уже не все знали друг друга, – клан Фёдоровых разрастался, и уже не было понятно, кто кому сват, кто зять, а кто сноха, – появилась женщина в возрасте. Одна из старших сестёр Елизавета, которой было уже ближе к 70, внимательно вглядывалась в женщину, находя в ней семейные черты, но не понимала, чья она?

Когда от тёплых разговоров и сытной еды родня расслабилась, из-за стола встали младшие двойняшки Люба и Гена (им уже за 60).

– Вот, родные наши, мы долго не решались, но всё-таки не можем держать больше тайну… Хотим вас познакомить с нашей сводной сестрой – Марией! Она почти на год младше нас, и мы её знаем, вместе росли…

Над столом повисла тишина, лишь тихо звякнула упавшая вилка…

 
                                     * * *
 

Великая Отечественная война для всех была нежданной. Мечтали о мире и труде, и посему в семье Фёдоровых в декабре 1941 ждали двойню. Жена Клавдия уже в третий раз приводила в этот мир пары, но не все выживали. На тот момент на печке и полатях спали уже шестеро детей – мал-мала-меньше.

Отец Александр работал председателем сельсовета, был тружеником и мужиком с золотыми руками, со спокойным характером, любви которого хватало на всех членов семьи. Хозяйство его было на хорошем счету, и это ценилось вышестоящим руководством. Как и большинство, он пришёл в военкомат с заявлением, но ему отказали. Знали о семейном положении и о том, как он крепко держит хозяйство.

Но Александр продолжал носить заявления добровольцем на фронт. Тогда однажды к ночи к нему приехал большой районный начальник и долго с ним разговаривал на кухне за стопочкой самогона. Сошлись на том, что жена разродится, а через год, если война не кончится, заявление примут и пойдёт он добровольцем за Родину воевать.

Родилась двойня, а война не заканчивалась. В деревню стали приходить похоронки, и женский плач звучал почти в каждой избе.

Помощницей Александра работала молодая вдова, так и не успевшая зачать потомство от погибшего на войне мужа.

Районное руководство сдержало своё обещание, и через год Александр ушёл на фронт.

А ещё через некоторое время у вдовы-помощницы родилась девочка и назвали её Марией.

Через полгода на Александра пришла похоронка. В двух избах выли женщины. А через три месяца принесли телеграмму – Александр жив, но находится на лечении в госпитале Ташкента.

Во время одной наступающей операции он был тяжело ранен, но бойня была столь велика, что завалило его трупами, и не сразу отца многочисленного семейства нашли – похоронку успели отправить.

Привезли на руки жены и восьмерых детей. Клавдия выходила его своими молитвами и любовью.

Все деревенские дети запросто бегали из дома в дом, не смущаясь и не скромничая – всех как могли подкармливали. На маленькую Машу и внимания не обращали – мало ли их тут бегает. После войны старшие стали вылетать из родного гнезда и редко навещали родителей.

Младшие же двойняшки Гена и Люба часто видели, как мать подкармливает девчушку, курносым носом похожую на их отца. Шила ей платья из отрезов, что привозил отец с рынка. Часто оставляла у себя дома, и двойняшки росли с Марией, как с родной сестрой.

Лишь когда Люба и Гена стали взрослыми, а мать – совсем старой, узнали они о том, что это их сестра по отцу. Ни разу не слышали они упрёков Клавдии в сторону мужа. Ни разу не было выяснений отношений и ссор. Девочку она принимала как свою и помогала встать на ноги.

Однажды, когда один из многочисленных внуков связался, как считала родня, с дурной женщиной и та забеременела, все стремились разлучить парня с пассией. Но приехала бабушка Клава, села за стол и тихо сказала только одну фразу: «Чей бы бычок не был, а телёнок наш!»

И тогда ещё одна Мария появилась на свет…

Елизавета

В деревне Пашкино 7 сентября 1937 года в избе председателя правления колхоза Александра Игнатьевича закричали два младенца – родилась очередная двойня.

Уборка в Оренбургской области была в разгаре, и отцу большого семейства – 8 детей – некогда было ехать в райцентр регистрировать девочек. Только через неделю Александр Игнатьевич смог вырваться и записал Елизавету от 15 сентября, а вернувшись домой, вспомнил, что вторую-то забыл освидетельствовать. Ей досталась дата 25 сентября. Так в метриках у близняшек и записали – 15 и 25 сентября.

Елизавета росла смышлёной и легко осваивала школьные предметы в деревенской школе – учителя в село посылались образованные. Бегали в школу за три километра то в лаптях, то в валенках, то в колодках, как у японок, – отец мастерил такую обувь, чтобы дети могли через лужи весной-осенью проходить.

Однажды её рвение к учёбе регулярно начал нарушать мальчик, довольно плохо одетый, постоянно опаздывающий и мешающий учителю своим поведением. Возможно, он был из многодетной неблагополучной семьи, и хорошим манерам его не учили. Белокурая Елизавета, старательно впитывающая знания, раздражала пацана своим рвением, и однажды он посмел сильно дёрнуть её за косы. Её Величество лишь смерила недостойного презрительным взглядом и не стала даже реагировать на выпад. Однако после повторного опрометчивого жеста «плохого мальчика» Елизавета пришла домой, попросила конверт у старших и, никому ничего не говоря, написала письмо в министерство образования страны. Суть сводилась к тому, что «такой-то мальчик посмел дёргать её за косички!». Опустила в почтовый ящик и забыла. Сколько шума поднялось, когда в забытую Богом школу приехала комиссия, она же посетила многодетный неблагополучный дом и «приняла меры»! Больше Елизавете никто не мешал учиться!

Глубина знаний деревенской девочки по математике и русскому удивляли преподавателей медицинского техникума в Бугульме, что в 30 километрах от деревни. Туда она приехала на велосипеде поступать после 7 класса.

Елизавета окончила техникум с красным дипломом, и ей порекомендовали ехать учиться дальше в Уфу в медицинский институт. Студенческие годы были самыми беззаботными и счастливыми. Позднее, став мамой, Елизавета Александровна частенько рассказывала истории из своей студенческой жизни детям. Питание было почти диетическое – ливерные пирожки! На столовой экономили, предпочитали деньги на кино потратить в кинотеатре «Родина». Смеялись много, и оптимизм спасал в любых ситуациях. Елизавета все долгие 6 лет была старостой группы и порой прикрывала опаздывающих, но нерадивых не щадила.

Однажды опаздывающий на лекцию преподаватель застал «примерную» старосту, танцующую на его преподавательском столе – веселилась молодёжь в надежде на возможное «окно». Шок его был столь велик, что он даже не решился поведать об этом начальству – всё равно не поверили бы, что эта ответственная, с корзиночкой из кос староста на такое способна!

Главный юморист группы Стасик мечтал о том, чтобы весёлая староста стала его женой, но признание его было выслушано, а предложение отвергнуто. Елизавета прогуливалась под ручку по улицам Уфы с ухажёром, студентом младшего курса, который был нежен, с опытом годичной супружеской жизни за плечами и внушал доверие глубиной философских рассуждений, чувством юмора и настойчивостью.

В 1961 году случились два важных события – Елизавета или, как её звали друзья, Лида, блестяще закончила медицинский институт и вышла замуж за будущего врача-отоларинголога, взяв его фамилию. Свадьбы как таковой не было. Молодые в промежутках между сдачей экзаменов сбегали в ЗАГС, потом опять в библиотеку – готовиться. Вечером в тёплой дружеской компании была распита бутылка шампанского вприкуску с жареной картошкой! Скромный праздник тем не менее скрепил пару на 61 год!

До ухода в декрет Елизавета работала в Башкирии. После рождения дочери переехала на родину к мужу в Мелекесс, который стал ей родным. Начинала с участкового терапевта по улице Куйбышева, где они и жили с мужем. Неравнодушного молодого врача сразу полюбили пациенты, здоровались все – от мала до велика. Она принимала близко к сердцу все семейные истории и помогала не только как врач, просто как добрый человек. Могла запросто после выписки рецептов дать рекомендации по перестановке мебели, а то и вместе с пациентами начать двигать шкафы и диваны до состояния уюта. Больные не противились – это ж Елизавета Александровна, она на Доктора училась! Неважно, что сама Елизавета порой ходила по заснеженным улицам в резиновых сапогах и тонком пальтишке, часть денег она отсылала мужу, который должен был вот-вот закончить институт.

Через несколько лет после рождения сына она решила стать эндокринологом и на 4 месяца уехала учиться в Ленинград (теперь Санкт-Петербург) и продолжала учиться постоянно, уезжая на месяц то в Харьков, то в Москву. Когда же сама стала бабушкой, возмущалась, если молодые родители оставляли ей малышей больше чем на неделю – разве можно так надолго покидать детей!

Практически всю свою жизнь проработала в одном месте в районной поликлинике, где её знала вся область, район и город. Её портрет часто висел на Доске Почёта, где отмечали лучших людей города. Елизавету Александровну даже выдвигали в депутаты Городского Совета, но она предпочла помогать людям своим врачебным талантом.

Её неравнодушие к людям поражало! Иногда в общественном транспорте она видела пассажира с внешними симптомами какой-то болезни. Тогда могла тихонько подойти и настойчиво пригласить к себе на приём, видя опасность для здоровья этого человека.

Её уважали и далёкие московские профессора. Однажды она легко добилась, чтобы тяжёлого пациента забрали в столицу в качестве уникального случая в медицинской практике. И из Москвы в глубинку запросто прилетел вертолёт, чтобы срочно госпитализировать этого больного. Профессора не сомневались в своей коллеге – она обладала не только глубокими знаниями в области эндокринологии, но сохраняла интуитивность терапевта, редко ошибаясь в диагнозах.

Многие пациенты становились друзьями и запросто были вхожи в семью. Соседи, не скромничая, обращались за помощью, и она стремительно шла и помогала советом и действием. Её пробивная энергия, уверенность, знания спасали и продлевали жизнь очень многим. Её любили за честность, искренность и смелость. Она всегда находила выход из самых сложных ситуаций – жизненных и врачебных. Лишь когда Елизавете Александровне исполнилось 72 года, и внуки подросли, она решилась уйти на пенсию, сохраняя дружескую связь со своими медсёстрами, врачами, пациентами. И ещё многие годы раздавались звонки в доме, и кто-то далёкий спрашивал её совета.

Она пережила своего мужа, который был ей и верным другом, и поддержкой, и сам любил её преданно и безгранично, лишь на 8 месяцев. Такие пары надолго не разлучаются.

Цыганская свадьба

Очередь в церковной лавке двигалась медленно, прихожане подолгу беседовали со служащей за прилавком о том или ином акафисте или молебне, выбирали православные календари и иконки. Когда, наконец-то, очередь дошла до меня и я уже открыла рот, чтобы сделать заказ, рядом возник молодой человек в белой наглаженной рубашке, в брюках со стрелками и очень цыганским лицом.

– Пожалуйста, пустите меня, – сверкая чёрными глазами и очень нервничая, торопливо говорил парень, – у нас уже жених с невестой в храм заходят свечки ставить и оператор с камерой, а свечек нет!

– Да ради Бога, берите, пожалуйста!

Наспех буркнув «спасибо», цыган исчез. Меня разобрало любопытство, и я оглянулась. В рамках больших окон церковной лавки нарисовалась пёстрая толпа молодых цыган. Девушки и женщины, словно букет разноцветных астр, толпились у крыльца храма и истово крестились. Мужчины, не смешиваясь с женским составом, чинно осеняли себя крестным знамением, обрамляя по краям сей летний букет. Лишь когда они ручейком затекли в храм, от входных ворот забелелась невеста в пышном платье рюмочкой, которое у подола уже впитало пыль дорог к памятным местам нашего городка. Лица издали не было видно. Я озиралась в поисках жениха, но девушка волокла под руку лишь маленького мальчика лет 10—11 в синем костюме. Странно, шафер, что ли? Но вроде не фату несёт…

– Ох, – выдохнула служащая, – никак жених?! – грустно покачав головой, добавила: – Недавно сюда девочка-цыганка приходила и плакала. Не хочу, говорила, ой, не хочу быть цыганкой! Нравы у них строгие – замуж по указке выдают и когда посчитают нужным старшие. Любишь, не любишь – никого не волнует! Но зато разводов нет, и аборты, в отличие от наших, не делают.

Поднималась со свечками в храм, пробираясь сквозь праздничную встречную цыганскую волну. Молодые женщины все были на удивление красивые, ладные, просто загляденье. Пыталась разглядеть в толпе возрастных родителей, но старше 25—28 никого не обнаружила.

У входа наткнулась на видеооператора славянского типа, он пристраивался снять жениха и невесту, идущих от алтаря. Венчания не было, ограничились возложением свечей. Оператор махнул рукой, и красавица невеста потащила за собой пацана, который, судя по комплекции и развитию, мог только теоретически предполагать, что нужно делать ночью с молодой женой. Замученные лица их ничего не выражали. Надо так надо.

Свадебная толпа на время рассыпалась по церковному дворику, прячась от жары в тени деревьев. Молодые женщины крутились около невесты, подправляя причёску, а та так и не выпускала из рук заветную игрушку в синем жениховском костюмчике. Возможно, в окружении пары были и родители в возрасте до 30 лет, только определить это было сложно.

Все ещё сомневаясь в увиденном, подошла к оператору, который на время опустил камеру.

– Этот мальчик в руках невесты кто?

– Да кто! Жених!

– Бог мой, а сколько им лет?!

– Ну, невесте точно 14 только исполнилось, а ему не знаю…

Пересказывая историю родителям, вспомнила слова родственников о том, что моя бабушка в 1910-м году была повенчана с дедушкой. Им было по 14. Но гормоны ещё не запустили свои процессы, и лишь через год невеста стала девушкой, успев перерасти мужа на целую голову. Но это не помешало им дружно пройти все исторические испытания вместе со страной и воспитать восемь достойных граждан отечества.

Счастья этой молодой цыганской паре в XXI веке!