Текст книги "Доисторическая история"

13. Долгая зима

* * *

Положив раненого на землю у входа в хижину, Олан и Лон разожгли костер. Нгао села на песок, положив голову мужа себе на колени. Взяв лоскут кожи, она смывала кровь с груди Нуо, а Лон прижигал рану, останавливая кровотечение. Таким же образом Эяо и Олан обрабатывали рану на животе. Остававшиеся в поселении Оуи, Миа и Леа помогали им.

Эяо плакала навзрыд. Миа, Оуи и Леа тоже роняли слезы. Даже Олан и Лон отводили заблестевшие глаза. Нгао же словно окаменела. Слезы показались в ее глазах и тут же высохли, только невыносимая боль терзала все внутри. Сын Сиума не умрет! Нуо не может умереть!

Обработав раны и смыв кровь, Олан и Лон занесли Нуо в хижину. Нгао и Эяо вошли вместе с ними. Уложив сына Сиума на постель, Олан и Лон вышли. Они не представляли, чем тут можно помочь.

На глаза Нгао и Эяо попались принесенные из леса мешочки с травами. Эяо взяла один из них и принялась разминать траву. Они не сказали друг другу ни слова, понимая, что такие раны смертельны, но были намерены до конца бороться за жизнь мужа и брата.

Нгао плотнее укутала шкурой ноги сына Сиума и снова склонилась над мужем. Теперь, когда кровотечение остановилось, она смогла рассмотреть раны.

В груди зияла глубокая колотая рана. Нож попал в середину груди правее и выше сердца и вошел по рукоять. Нгао привычно обложила рану размятой травой. Эяо чуть приподняла Нуо, Нгао провела ему под спину лиану и закрепила повязку.

Солнце уже садилось, и в хижине быстро становилось темно. Эяо метнулась разводить огонь в очаге. Снаружи слышались голоса вернувшихся карамов. Сиху не стали драться и отступили. Нуо в любом случае выиграл поединок, ведь сын Воуна уже давно мертв, а сын Сиума ушел после поединка сам, своими ногами.

Нгао склонилась, разглядывая рану на животе мужа. Нож рассек мышцы немного выше пупка от одного бока до другого, пройдя насквозь до брюшной полости и лишь чудом не задев внутренние органы.

Содрогаясь от ужаса, она попыталась свести края раны вместе и наложить повязку, но ничего не получилось. Края раны не держались, расходились в стороны. Нуо стонал в забытьи и вздрагивал от боли. Нгао в отчаянии опустила руки, пытаясь придумать какой-нибудь выход.

В детстве мать рассказывала ей один невероятный случай. До сих пор Нгао не верила, что такое возможно, но сейчас у нее не было выбора. Сын Сиума мог умереть от такого лечения. Но он тем более умрет, если ничего не делать. Надо попробовать сделать так, как когда-то рассказывала Ула. Вот только выдержит ли это Нуо?

– Что с Нуо? – спросила вошедшая Оуи. – Оуи может помочь Нгао?

– Нужен сладкий дым, которым дышала Нгао в обряде очищения, – решилась она. – Нуо должен дышать дымом.

– Сладкий дым зажигается в обрядах для связи с духами, – растерялась Оуи. – Сладкий дым не зажигают просто так.

– Только духи могут помочь Нуо, – вздохнула Нгао. – Сын Сиума умирает. Нгао не может перевязать рану. Пусть Оуи просит духов о помощи, а Нгао будет лечить рану.

– Что Нгао хочет сделать? Зачем нужны духи сладкого дыма?

– Края раны расходятся, и Нгао не может наложить повязку. Нгао проколет края иглой и соединит жилами, тогда рана заживет. Нуо может умереть от боли. В обряде очищения Оуи просила духов сладкого дыма укрыть Нгао. Дочери Тхена не было больно. Пусть Оуи попросит духов сладкого дыма укрыть сына Сиума, пока Нгао будет лечить рану. Пусть Оуи просит духов помочь Нуо! Пусть духи не забирают сына Сиума!

– Хорошо, Оуи позовет духов. Нгао хорошо придумала.

Она вышла из хижины. Нгао обернулась к сидевшей у костра Эяо. Та с надеждой слушала этот разговор.

– Эяо помнит, как Нгао жгла пахучие ветки, когда лечила Лона?

– Да, – вскочив на ноги, обрадовалась Эяо. – Эяо скажет сыну Нома. Эяо и Олан принесут много пахучих веток.

Она выбежала из хижины счастливая от того, что может хоть чем-то помочь брату.

Оставшись одна, Нгао достала костяную иглу и жилы, которыми недавно прошивала шкуры. Вернувшись к постели, она выбрала из мешочка самые сочные стебли и листья и, тщательно размяв, смочила иглу и жилы соком.

Вскоре вернулась Оуи. Она высыпала в костер порцию порошка и вывела Нгао из хижины. Несколько минут они стояли на улице, ожидая, пока Нуо уснет. Наконец Оуи позволила Нгао войти и зашла сама. Читая нараспев, она остановилась посреди хижины.

Сдерживая дыхание, Нгао склонилась к мужу. Она взяла одну из приготовленных жил и вдела в иглу. Нгао проколола один край раны у самого бока, затем другой, продернула через проколы жилу и завязала концы. Через небольшое расстояние она продела второй отрезок жилы, а за ним еще и еще. Так она прошила всю рану, соединив ее края.

Наложив повязку, Нгао теплее укрыла мужа и оглянулась. Оуи жестом показала, что она должна выйти.

Нгао прихватила мешочки с травами и вышла наружу. Ее уже саму мутило от дыма, хоть она и старалась не дышать. У входа лежала большая охапка веток душистого дерева. Олан и Эяо сидели возле своей хижины. Увидев вышедшую Нгао, они подошли.

– Что с Нуо? – с надеждой спросил сын Нома.

– Сын Сиума еще жив, – тихо ответила Нгао, разводя костер у входа. – Нгао сшила и перевязала рану на животе. Оуи просит духов не забирать Нуо. Нгао нужна вода.

Олан принес ведро воды. Нгао высыпала в него горсть травы и поставила ведро возле огня, чтоб вода согрелась. Они сидели молча, не зная, о чем говорить.

Наконец Оуи вышла из хижины. Все с надеждой посмотрели на нее.

– Сын Сиума жив, – сообщила она. – У Нуо согрелись руки и ноги.

– Нуо потерял много крови, – вздохнула Нгао.

– Дочь Тхена может войти, когда дым рассеется, – кивнула Оуи и ушла.

Нгао дождалась, пока вода в ведре станет горячей, и занесла его в хижину. Олан шагнул следом, занося пахучие ветки. Эяо тоже вошла с ними. Нгао села у постели мужа. Нуо спал глубоким сном, похожим на смерть. Он был очень бледен. Светлая кожа стала совсем белой. Дыхание было слабым, и сердце еле билось.

Нгао зачерпнула сосудом настой из ведра. Нуо потерял много крови, теперь ему надо побольше пить. Она бережно приподняла голову мужа и стала осторожно вливать настой ему в рот.

Олан разжег потухающий огонь в очаге. Эяо принесла из своей хижины продукты и стала готовить еду.

– Надо зажечь огонь возле постели, – сказала Нгао. – Нуо будет замерзать в лихорадке.

Олан выкопал в полу в ногах постели широкую неглубокую ямку, обложил ее занесенными с улицы камнями и разжег в этом очаге второй костер. Нгао растерла горячим настоем руки и ноги Нуо и снова тепло укутала его.

Только теперь ее глаза наполнились слезами. Закусив губу, Нгао опустила голову. Слезы потекли по ее щекам.

– Не надо Нгао плакать, – сказал Олан, присев рядом с ней. – Дочь Тхена вылечит Нуо.

– Пусть Нгао поест, – добавила подсевшая к ним Эяо, протягивая ей кусок мяса и лепешку.

– Нгао не голодна, – покачала та головой.

– Нгао ела только днем, – возразил Олан. – Дочь Тхена ослабнет от голода и не сможет лечить Нуо.

Нгао съела половину лепешки и немного мяса. Поев, она снова склонилась над мужем, давая ему новую порцию настоя. Затем она бросила по душистой ветке в каждый костер.

– Пусть Олан и Эяо отдыхают, – взглянула она на друзей. – Эяо нельзя уставать. Эяо носит ребенка.

– Олан и Эяо придут утром, – согласился сын Нома.

Всю ночь Нгао меняла повязки на ранах мужа, поила его и натирала настоем трав. Она снова и снова заваривала травы, поддерживала огонь в кострах и жгла душистые ветки.

Под утро у Нуо начался жар. Он бредил. Лицо и тело Нуо горели огнем, а ладони и ступни снова стали холодными. Нгао поменяла повязки на ранах и напоила мужа настоем. Она подогрела настой у огня, обильно растерла им Нуо и укрыла второй шкурой.

Сын Сиума метался в бреду. Его морозило даже в душной хижине под двумя шкурами. Нгао подбросила в костры еще дров и добавила по две душистые ветки в каждый, но Нуо все равно замерзал. Его руки и ноги стали ледяными. Тогда она скользнула в постель и обняла мужа, согревая его своим телом.

Постепенно Нуо перестал метаться. Пот крупными каплями стекал по его лицу. Нгао немного задремала, но почти тут же проснулась. Пора было менять повязки. Трава на ранах высыхала очень быстро буквально на глазах.

Нгао встала и добавила в костры еще пахучих веток. Откинув шкуры, она сняла повязки и промыла начавшие воспаляться раны. Кожа вокруг покраснела и горела огнем.

Нгао осторожно подвигала жилы, стягивавшие рану на животе, чтоб они не врастали в тело. Размяв траву, она обложила раны, смочила все настоем трав и перевязала. Убрав мокрые от пота шкуры, Нгао тщательно растерла раненого и укрыла сухими шкурами. Зачерпнув сосудом настой, она приподняла Нуо голову и стала вливать жидкость ему в рот. В хижину вошли Олан и Эяо.

– Уже утро? – удивилась Нгао.

– Утро, – кивнул сын Нома. – Пусть Нгао отдохнет. Олан и Эяо посмотрят за Нуо.

– У Нгао кончились травы, – покачала она головой. – Пусть Олан и Эяо останутся с Нуо. Нгао пойдет в лес.

Она не чувствовала усталости.

– Лон и Миа сходят с Нгао, – кивнул Олан. – Пусть дочь Тхена зайдет в хижину сына Ора.

– Нуо холодно, – сообщила она. – Пусть огонь так и горит. Пусть Олан и Эяо часто дают Нуо пить.

– Хорошо, – пообещала Эяо. – Эяо и Олан сделают, как скажет Нгао.

Дочь Тхена взяла несколько кожаных мешочков и вышла из хижины. Лон и Миа сами подошли к ней, спрашивая, как Нуо, и не могут ли они чем– нибудь помочь. Они с радостью пошли вместе с ней.

В лесу Нгао торопливо собирала травы. Миа старалась помогать ей. Лон тем временем нашел пахучие деревья и наломал много веток.

Вернувшись в поселение, Нгао сразу же зашла в хижину Нуо. Эяо сидела у постели и осторожно поила брата настоем. Олан грел у костра новое ведро воды.

* * *

Последующие дни Нгао не отходила от мужа ни на минуту, почти не ела и не спала. Засыпала она только когда ложилась рядом с Нуо, чтоб согреть его, да и то ненадолго. Олан и Эяо чуть ли не силой заставляли ее поесть. Жар у Нуо так и держался.

В хижине почти все время горел огонь. Олан и Лон каждый день приносили много дров. Нгао постоянно жгла пахучие ветки. Первое время Олан и Лон приносили ветки из леса, потом срубили душистое дерево целиком и разрубили его на дрова. Все части таких деревьев были пропитаны ароматными веществами, поэтому дрова лечили даже лучше, чем ветки и листья.

Травы собирали Эяо и Миа. Они видели, какие травы рвала Нгао, и теперь могли справляться и без нее.

На третье утро, сняв повязку с груди, Нгао увидела, что воспаление вокруг раны немного спало. Рана на груди Нуо начинала заживать.

С замирающим сердцем Нгао сняла повязку с живота. Убрав высохшую траву, она замерла, не смея поверить своим глазам. Края раны схватились и начали срастаться. Не в силах сдержать слезы радости Нгао осторожно подвигала стягивающие рану жилы. Нуо вздрогнул и застонал в забытьи. Дрожащими руками Нгао обложила рану толстым слоем размятой травы, смочила ее настоем и наложила повязку. Жар еще держался, но руки и ноги Нуо потеплели. Нгао снова растерла его настоем трав и тепло укутала.

В хижину вошли Олан и Эяо.

– Что случилось? – увидев на ее глазах слезы, встревожилась Эяо. – Что с Нуо?

– Сын Сиума выздоравливает, – Нгао улыбалась и плакала одновременно. – Раны Нуо заживают. Срастается рана на животе. Нуо снова чувствует боль. Скоро сын Сиума проснется.

– Такие раны никогда не заживали! – в изумлении только и смог выговорить Олан. – От таких ран умирают в течение двух дней!

Жар еще держался, но Нуо больше не мерз. Его руки и ноги оставались теплыми. Костер в ногах постели потушили, да и костер в центре хижины теперь зажигали только на ночь. Нгао реже жгла пахучие ветки и дрова, но теперь еще чаще меняла повязки на ранах.

Сиум и Оуи каждый день заходили проведать сына. Часто заглядывали и другие карамы. Выздоровление Нуо всем казалось невероятным, но уже никто не сомневался в том, что он поправится. Его раны медленно, но верно срастались. Нуо реагировал на боль, стонал, когда Нгао перевязывала его, но в сознание так и не приходил.

Сын Сиума очнулся на десятый день. Утром Нгао как обычно перевязала его раны и напоила настоем. Затем, измученная бессонными ночами, она обняла мужа и, положив голову ему на плечо, задремала.

Она проснулась от того, что Нуо пошевелился. Что-то необычное было в этом движении не похожее на движение в бреду. Подняв голову, Нгао увидела, что Нуо лежит с открытыми глазами. Его взгляд был вполне осмысленным.

– Нуо, – не смея поверить, тихо позвала она. – Сын Сиума слышит Нгао?

Нуо перевел взгляд на нее, затем оглядел хижину и снова посмотрел на Нгао.

– Нгао… – слабо улыбнувшись, еле слышно прошептал он. – Разве Нуо не умер?

– Нет, – с трудом сдерживая слезы, замотала она головой. – Нуо не может умереть! Сын Сиума обещал защищать Нгао! Скоро у Нуо родится ребенок. Разве Нуо может умереть?

– Нуо не умер, потому что у Нуо есть Нгао, – так же тихо прошептал сын Сиума.

Морщась от боли, он поднял руки и обнял ее. У него еще держался жар, и сознание было как в тумане, но он уже полностью осознавал происходящее. Не в силах сдерживаться Нгао уткнулась лицом в его плечо и с облегчением разрыдалась.

В хижину вошла Эяо и замерла в проходе так, что шедший следом Олан остался снаружи.

– Нуо! – в восторге подпрыгнув, Эяо бросилась к брату. – Нуо проснулся!

Олан стремительно вошел следом. Сев у постели между Нгао и Эяо, он крепко сжал ладонь друга обеими руками. Обняв брата за шею, Эяо любовно поглаживала его впавшие от тяжелой болезни щеки, перебирала мокрые от пота волосы. Нгао подняла голову, вытирая слезы руками.

– Пусть Нгао не плачет, – шептал Нуо, успокаивающе поглаживая ее по спине, хотя каждое движение причиняло боль. – Нуо не оставит Нгао.

– Нуо надо попить, – вспомнила она.

Привычным движением она зачерпнула сосудом настой из ведра. Эяо приподняла брату голову, и Нгао поднесла сосуд к его губам. Он жадно выпил весь настой.

– Нуо надо поесть, – заметил Олан. – Сын Сиума не ел уже много дней. Сын Нома отошел и начал разжигать огонь в очаге посреди хижины.

– Сколько Нуо болеет? – тихим шепотом спросил сын Сиума.

– Сейчас луна полная, – вздохнула Нгао. – Когда Милон ранил Нуо, на небе была половина луны.

– Много дней, – кивнул Нуо.

Эяо сбегала в свою хижину и принесла оставленное на утро мясо. Попутно она сообщила встретившейся Миа, что Нуо очнулся.

Вернувшись, Эяо отдала мясо Олану.

– Не надо, – вмешалась Нгао. – Нгао приготовит мясо.

Она разрезала мясо на небольшие куски. Затем Нгао сделала на каждом из них несколько глубоких разрезов, вложила туда кусочки горьких луковиц и обильно посыпала сухими душистыми травами. В костер Нгао добавила немного пахучих дров.

– Теперь можно жарить, – кивнула она Олану и вернулась к постели мужа.

– Олан никогда не ел такого, – проворчал сын Нома, недоверчиво глядя на мясо и принюхиваясь к дыму.

– Так будет лучше для Нуо, – ответила Нгао.

Недоуменно пожав плечами, Олан пристроил подготовленные куски мяса над огнем. Эяо принялась печь лепешки. В хижину вошли Сиум, Оуи и Миа.

– Эяо сказала, что Нуо открыл глаза, – проговорила Оуи.

– Сын Сиума выздоравливает, – ответила Нгао.

– Как Нуо? – спросил Сиум. – Что Нуо чувствует?

– Нуо не знает, как сказать, – слабо улыбнулся сын Сиума. – Нуо был за краем смерти и еще не совсем вернулся.

– Нуо поправится, – кивнул Сиум.

– Нгао спасла Нуо, – Оуи ласково обняла Нгао за плечи. – Вода не зря привела дочь Тхена к Нуо. Нгао вернула Сиуму и Оуи сына.

– Сын Сиума еще очень слаб, – сказала Миа. – Пусть Нуо отдыхает.

Они ушли. Вскоре Олан сообщил, что мясо готово. Эяо разложила мясо и лепешки на листья.

– Нуо не сможет есть лежа, – заметила Нгао.

– Надо поднять постель, – кивнул Олан.

Он вышел и через несколько минут вернулся с охапкой веток и папоротника. Бросив все возле постели, Олан сел рядом и приподнял Нуо, удерживая его в сидячем положении. Нгао и Эяо уложили ветки и папоротник, подняв изголовье постели, и застелили их шкурой.

Олан осторожно опустил друга на постель. Теперь сын Сиума полулежал, откинувшись на высокое изголовье. Так ему было легче есть и пить.

Нгао села рядом с постелью и стала кормить его, отщипывая маленькие кусочки мяса.

– Необычный вкус, – заметил Олан. – Мясо стало совсем другим.

– Эяо нравится, – улыбнулась Эяо.

– Так готовила Ула мать Нгао, когда кто-то болел, – пояснила Нгао.

– Вкусно, – Нуо, улыбаясь, смотрел на нее. – Такое мясо можно есть не только, когда болеешь.

– Если Нуо нравится, Нгао всегда будет так жарить мясо, – совсем смутилась она.

– Нуо очень нравится, – ответил сын Сиума. – Нуо нравится все, что делает Нгао.

Дочь Тхена очень похудела и совсем осунулась за эти дни, ведь она все время проводила возле него. Нуо помнил, как Нгао выхаживала Лона одну ночь, а возле Нуо она провела четверть луны без сна и отдыха.

Сын Сиума постепенно выздоравливал. Первые дни он так и лежал в постели почти неподвижно. Жар и слабость были еще достаточно сильными. Потом жар спал, и Нуо стал самостоятельно переворачиваться с боку на бок и садиться в постели. Теперь, когда он мог есть и самостоятельно пить приготовленные Нгао настои, выздоровление пошло быстрее.

В один из дней Нгао как обычно меняла повязки на ранах. Рана на животе уже затягивалась. Ее края крепко схватились и зарастали. Нгао осторожно подвигала стягивавшие рану жилы.

– Может можно снять жилы? – изогнувшись от боли, прохрипел сквозь зубы Нуо. – Края раны соединились.

– Наверно можно, – нерешительно согласилась Нгао. – Жилы врастают в рану.

– Нгао не знает, когда снимать жилы? – удивился сын Сиума.

– Нет, – качнула головой Нгао. – Сиху лечат только легкие раны. Тяжелораненых сразу убивают. Ула мать Нгао встречалась с охотником из другого племени. У охотника был шрам на животе. Когда Ула спросила, охотник рассказал, как лечить такую рану, а Ула рассказала Нгао. Ула долго ходила с тем охотником. Нгао не дочь Тхена. Нгао дочь того охотника.

– Из какого племени был охотник?

– Нгао не знает, – вздохнула она. – Нгао не знает отца.

– Тогда Нуо будет звать Нгао дочерью Иуша, – серьезно ответил Нуо. – Иуш любит Нгао больше, чем Нуо и Олана. Пусть Нгао снимает жилы.

Нгао заранее размяла траву, чтобы сразу обложить ею рану. Осторожно развязав концы жил, она стала выдергивать их одну за другой. Со стоном закусив губу, Нуо напряженно изогнулся в постели. Нгао старалась сделать все быстро, чтоб ему не было так больно. Убрав жилы, она обложила рану толстым слоем травы, смочила настоем и перевязала. Нуо медленно расслабился.

– Кто учил Нгао лечить травами? – спросил он.

– Ула показывала Нгао травы. А Ула узнала о травах от отца Нгао. Еще Нгао нравится наблюдать за травами и животными. Нгао интересно, когда какие животные едят одну или другую траву. Даже Ирр, когда болеет, ест траву.

– Нгао на самом деле не дочь Тхена, – покачал головой Нуо. – Нгао не похожа на других сиху. Духи дали Нгао особые знания и привели в племя карамов.

14. Нгао дочь Иуша

* * *

Только спустя два месяца Нуо стал потихоньку вставать и двигаться по хижине. Его раны совсем затянулись, но слабость после долгой болезни все не проходила. Каждый день Нгао выводила его из хижины и сидела с ним на камне у входа. Нуо радовался таким прогулкам как ребенок. Он с наслаждением дышал свежим воздухом, с нетерпением ожидая, когда, наконец, сможет снова пойти на охоту или окунуться в море.

В это время у хижины собирались находящиеся в поселении карамы, радостно приветствуя выздоравливающего охотника и с удовольствием разговаривая с ним. Нгао уже не накладывала повязки на раны, и карамы с содроганием смотрели на свежий шрам, пересекающий живот Нуо. Между тем шрамы на спине и плече поблекли и уже не так сильно выделялись на коже.

Сам Нуо с тревогой смотрел на округляющийся живот Нгао. Он никогда не забывал о ребенке, которого она носила, и с грустью думал, сколько Нгао пришлось пережить, пока он лежал без сознания.

Только к концу зимы сын Сиума окончательно окреп и стал сначала помогать в повседневных работах в поселении, а потом и выходить в лес. В лесу его обычно сопровождали Олан и Лон. Нгао и Эяо к этому времени уже не выходили за пределы поселения.

В один из дней в конце зимы Нгао и Эяо готовили еду на общем костре посреди поселения. Разговаривая с Нгао, Эяо передвинула ведро с водой ближе к огню и застонала от внезапной боли. Обхватив живот руками, она опустилась на песок. К ней тут же подбежали Олан и Миа.

– Пусть Олан отведет Эяо в хижину, – взглянув на сестру, распорядилась Миа. – Нгао пусть позовет Оуи. Сегодня у Олана и Эяо родится ребенок.

Сын Нома подхватил жену на руки и бережно отнес в хижину. Миа ушла с ними. Нгао побежала к хижине вождя Сиума, передать слова Миа.

Занеся Эяо в хижину, сын Нома осторожно уложил ее в постель. Миа разожгла огонь в очаге и выставила испуганного и обрадованного Олана за дверь. Выйдя из хижины, он столкнулся с подошедшей Оуи.

По хижине снова расплылся сладкий дым. Олан, Нуо и Нгао сидели у хижины Нуо, в нетерпении прислушиваясь к происходящему в хижине Олана.

Родила Эяо легко и быстро. Не прошло и получаса, как из хижины послышался плач ребенка. Радостный Олан в нетерпении подбежал к своей хижине, вслед за ним подошли Нуо и Нгао. Им навстречу вышла Оуи.

– Эяо родила девочку, – с улыбкой сообщила она и тут же посерьезнела.

– Нгао может зайти в хижину, а мужчины пусть уходят.

– Опять, – притворно вздохнул Олан. – Олана снова выгнали из дома. Можно увидеть ребенка?

– Через три дня, – строго ответила Оуи. – Три дня мать и ребенок находятся под защитой духов.

– Счастливый Олан поживет у Нуо, – засмеялся сын Сиума и, обняв друга за плечи, увел с собой.

Нгао робко скользнула в хижину. Эяо полулежала в постели укрытая шкурой. На руках у нее был завернутый в шкуру ребенок. Эяо кормила его грудью. Миа сидела рядом с постелью. Эяо радостно улыбалась, хотя и выглядела уставшей, а ее волосы были мокры от пота.

– Как Эяо? – подходя к ним, спросила Нгао.

– Эяо хорошо, – улыбнулась та. – Эяо счастлива. Как Олан?

– Сын Нома обиделся, – засмеялась Нгао. – Олана не пустили в хижину.

Все три дня Нгао провела в хижине Олана, помогая Эяо ухаживать за ребенком и готовить пищу. Только на четвертый день с утра Олан вошел в свою хижину и сразу же бросился к Эяо и дочери. Нгао с улыбкой выскользнула наружу и попала прямо в руки Нуо.

– Нгао устала? – спросил сын Сиума и потерся щекой об ее щеку.

– Нгао не устала, – улыбнулась она. – Нгао скучала по Нуо.

– Нуо тоже скучал. Скоро у Нуо и Нгао тоже будет радость, как у Эяо и Олана.

– Скоро.

* * *

Спустя луну родила Нгао. Теперь Олан и Нуо сидели под дверями хижины. Эяо с дочкой находились в своей хижине. Нгао тоже легко родила. Вскоре из хижины послышался плач, а потом вышла Оуи.

– Ну что? – нетерпеливо спросил Нуо.

– Мальчик, – тихо вздохнула Оуи. – У Нгао горячка и совсем мало молока. Нгао много переживала и ослабла за эту зиму.

– Почему?! – в отчаянии воскликнул Нуо. – Нгао уже так много пережила!

– Значит, дочь Тхена прошла еще не все испытания. Странно сложилась судьба Нгао. Кто знает, что еще ждет дочь Тхена.

– Нгао не дочь Тхена, – вспомнил Нуо давний разговор.

– Кто же тогда отец Нгао? – удивился Олан.

– Нгао не знает. Мать Нгао встречалась с охотником из другого племени. Нгао родилась от этого охотника.

– Из какого племени был охотник? – насторожилась Оуи.

– Это знает только Ула мать Нгао.

– Нужно найти Улу и узнать. Нгао должна знать, кто отец Нгао.

– Нуо найдет Улу, когда сиху будут проходить через земли карамов, – кивнул сын Сиума.

Нгао лежала почти без памяти, лишь время от времени приходила в чувство. Эяо и Миа ухаживали за ней, ведь Нуо и Олану нельзя было заходить в хижину. Молока у Нгао было совсем мало, поэтому Эяо кормила и ее малыша. Нуо в отчаянии бродил вокруг хижины, не зная, чем помочь жене, и не имея сил ничем заниматься.

На третий день, не выдержав напряжения и безделья, он ушел один в лес. Какое-то время сын Сиума бесцельно бродил по лесу, разглядывая травы и сожалея, что не догадался расспросить Нгао о травах на такой случай. Миа и Эяо заваривали Нгао траву, какой она поила Нуо и Лона, но ей эта трава мало помогала.

В конце концов, Нуо забрел к поселению обезьян Кичи. Опомнившись, он нарвал плодов для вожака. Выйдя на поляну, Нуо издал приветственный возглас обезьян. Вожак Кичи ответил таким же возгласом и радостно заковылял к человеку. Нуо привычно угостил его.

Вожак взял плод и начал есть. Тихонько ворча, он коснулся свободной лапой шрама на животе Нуо.

– Нуо был ранен, – сев на землю, проговорил сын Сиума и протянул Кичи второй плод. – Поэтому Нуо долго не приходил к Кичи.

Второй плод вожак обезьян отдал одной из своих жен. Нуо протянул ему третий. Вожак обезьян раздал все плоды, которые принес человек, лишь время от времени пробуя некоторые из них.

Нуо сидел, опустив голову и обхватив руками колени. Вожак Кичи был озадачен поведением человека. Он подошел к Нуо и с ворчливым рычанием похлопал его по плечу.

– Нуо плохо и грустно, – вздохнул в ответ сын Сиума.

Вожак обезьян сел рядом с человеком, держа лапу на его плече. Нуо с грустной улыбкой так же положил руку ему на плечи. Карамы не зря считали Кичи похожими на людей. Вот вождь Кичи понимает печаль Нуо и сочувствует ему.

– У Нуо болеет Нгао жена Нуо, – попытался объяснить сын Сиума, используя жесты и возгласы обезьян. – Вот жена Кичи родила малыша, – он указал на одну из обезьян, державшую на руках детеныша и жевавшую какой-то корень. – Жена Кичи и ребенок здоровы и веселы. Жена Нуо тоже родила ребенка, – он показал жестом. – Но жена Нуо заболела.

Вожак обезьян сочувственно проворчал. Тем временем обезьяна с малышом выкопала новый корень и собралась его есть. Внезапно вожак Кичи обернулся к ней и что-то заверещал.

Испуганно взглянув на него и Нуо, обезьяна робко приблизилась и протянула им свою добычу. Ничего не понимая, Нуо взял у нее растение и осмотрел.

Вполне обычная трава, растет по всему лесу. У нее сочные, но горьковатые корневища. Самки Кичи часто едят эту траву, особенно после родов.

Внезапно поняв, сын Сиума удивленно взглянул на вожака и его жену.

– Вождь Кичи хочет сказать, что жена Нуо должна есть эти корни, тогда Нгао будет здорова, как жены Кичи? – спросил Нуо.

Вожак обезьян закивал, одобрительно похлопывая его по плечу. Изумленный Нуо вернул корень испуганной обезьяне. Не зная, как выразить свою радость, он принес для обезьян множество самых вкусных плодов и скорее отправился домой, по пути собирая указанные корни.

Прибежав в поселение, Нуо промыл собранные корни водой и отнес их к своей хижине.

– Миа, – остановившись возле хижины, позвал он. – Миа.

– Что случилось? – выйдя из хижины, спросила дочь Сиума.

– Как Нгао? – встревожено поинтересовался Нуо.

– Горячка не проходит.

– Нуо был в поселении Кичи. Вождь Кичи понял печаль Нуо и дал корни, – он протянул Миа принесенные корни. – Жены Кичи всегда едят такие корни, когда носят малышей. Пусть Нгао поест.

– Хорошо, – удивленно кивнула Миа. – Нгао проснулась и пила настой. Миа даст корни Нгао.

– Нуо наберет еще корней, – сообщил сын Сиума, отходя от хижины.

На этот раз вместе с ним в лес пошли Олан и Лон. Нуо пришлось несколько раз повторить им разговор с вожаком обезьян. Олан и Лон только изумленно качали головами. Они быстро набрали корней и вернулись в поселение. Возле хижины Нуо их встретила Миа.

– Нгао захотела есть, – с радостным удивлением сообщила она. – Дочь Тхена съела все корни, которые принес Нуо. Нгао сказала, что такие корни хорошо утоляют жажду и снимают жар.

– Нуо принес много корней, – радостно улыбнулся сын Сиума.

На следующий день у Нгао спал жар, и появилось молоко. А еще через день она выздоровела. Радости Нуо не было предела.

– Нуо не говорил, что знает травы, – спустя несколько дней сказала Нгао, когда они вечером вчетвером собрались в хижине Нуо.

Дети к этому времени уже крепко спали.

– Это не Нуо, – улыбнулся Олан. – Это подарок Кичи. Нгао сразу понравилась вождю Кичи.

– Кичи? – переспросила Нгао, вспомнив большую рыжую лохматую обезьяну, которую она когда-то кормила плодами. – Почему Кичи?

– Нуо сильно горевал, когда Нгао заболела, – ответил Нуо. – Сын Сиума ходил в лесу и пришел в поселение Кичи. Вождь Кичи заметил печаль Нуо и стал утешать. Вождь Кичи показал, какие корни могут помочь Нгао, и Нгао поправилась.

– Надо поблагодарить Кичи, – задумчиво проговорила Нгао. – Подарок Кичи помог Нгао. Дочь Тхена не знала об этих корнях.

– Когда Нгао пришла на равнину, в племени карамов стали происходить чудеса, – заметил Олан. – Оуи говорит, Нгао должна узнать, кто отец Нгао.

– Оуи велела найти мать Нгао, – подтвердил Нуо. – Пусть Ула расскажет, кто отец Нгао.

– Сиум разрешит Уле остаться в племени? – с надеждой спросила Нгао.

– Ула мать Нгао, – кивнул Нуо. – Ула может жить с карамами, ведь Нгао жена Нуо.

* * *

Только спустя луну сиху, наконец, появились на переправе через реку. Нгао оставила сына на попечение Эяо и отправилась искать мать. Вместе с Нгао пошли Нуо, Олан, Лон и еще несколько охотников в полном вооружении. С племенем сиху они встретились уже возле леса.

– Мир мудрому Воуну сыну Ирума и всему племени сиху, – остановившись на некотором расстоянии, громко произнес Нуо на вражеском языке.

– Мир Нуо сыну Сиума и всем карамам, – выступив перед племенем, ответил Воун на языке карамов. – Что привело карамов к тропе сиху?

Он с суеверным страхом смотрел на огромный шрам, пересекающий живот Нуо, и на шкуру леопарда, надетую на Нгао.

Нет, это не Нгао, а вселившийся в нее Оур убил сына Воуна. Сама Нгао не могла этого сделать. И простой карам не мог выжить после такой раны. Нуо не простой человек. Надо быть осторожнее с ними. После того поединка сиху всю зиму преследовали одни несчастья.

– Нгао ищет Улу мать Нгао, – перейдя на родной язык, сообщил Нуо. – Дочь Тхена заберет Улу. Зачем сиху одинокая женщина? Ула только обуза для охотников сиху.

– Ула? – Воун обернулся к племени. – Где Ула?

Ула испуганно вышла из толпы и подошла к Воуну. Эту зиму ей приходилось совсем несладко. После смерти Тхена она жила в семье одного из сыновей, питаясь объедками и терпя побои.

– Ула пойдет с Нгао и карамами?

– Как будет угодно Воуну сыну Ирума, – робко ответила та.

– Воуну угодно, чтобы Ула покинула племя сиху, – распорядился вождь и вернулся к племени.

Он не будет больше связываться с карамами. Племя сиху скрылось в лесу, оставив Улу одну.

– Мама! – Нгао подбежала и обняла мать. – Пусть Ула не боится. Никто не обидит Улу.

Она подвела мать к карамам и познакомила со всеми.

– Нуо сын Сиума рад приветствовать Улу мать Нгао, – приветливо улыбнулся Нуо. – Карамы с радостью примут Улу в племени.