Текст книги "Над пропастью во лжи"

– Раздевайся, – повторил приказание и принялся привычно стелить постель с мятым, точно жеваным бельем.

– Но вы сказали… Я думала…

– Быстрее, уже поздно. Я устал.

Я смотрела на его отвисшее брюшко, на кустик курчавых волос, вырвавшийся на свободу из ворота халата, и внутри меня поднималась волна холодного бешенства – та самая волна, которую в течение пяти лет я пыталась побороть нескончаемыми тренингами и бесконечными часами наизнанку выворачивающих исповедей. И я поддалась этой блаженной волне, ласково колыхавшей меня в своих объятиях. Она вздымалась все выше, увлекая за собой, несла к ущербной, глупо округлой луне, взошедшей в просвете оконных занавесей… Под действием этой луны я схватила со стола зазубренный, в ржавых потеках кетчупа нож и занесла его, целясь в самую сердцевину отвратительного студенистого брюха, которое надвигалось на меня, напирало, чтобы в конце концов задавить своей жирной вислой тяжестью…

Что было потом – не помню… Я сбежала по лестнице, будто за мной гнались. И, только миновав несколько кварталов, наконец успокоилась. Колыхавшаяся в небе луна прочно и незыблемо застыла над головой, пришпиленная к высшей точке небосвода, между голыми метелками деревьев и трубой безымянной ТЭЦ. Сонно хрупала мерзлая земля под ногами, как будто кто-то методично грыз сахарные леденцы.

Я понимала, это конец… Пора забирать вещи из общежития, ведь в Центре мне больше нечего делать. Сама себе я напоминала гонимый поземкой рыжий лист, оторванный от ветки осенним ветром, который неудержимо несет его в промерзшую, стылую даль. Опять меня изгнали, отправили в вольное плавание без руля и без ветрил… Лети, лети, лепесток, через запад на восток… Только возращения его никто не ждет. Ни один в человек в мире!

Но все же у меня оставался один, призрачный, мизерный шанс. И я в него вцепилась с яростью утопающего, хватающегося за соломинку. Этой соломинкой был Степан Горелик.

Во время завтрака в столовой я несколько минут стояла с подносом на раздаче, выжидая, когда в темном проеме появится знакомая сутулая фигура босса. При виде ее угловатых очертаний посторонние разговоры в радиусе нескольких метров стихали, выправка охранников становилась строже, а сонные буфетчицы на раздаче начинали работать в темпе скорострельных автоматов.

Мне повезло, он был один.

Хмурясь, босс выбрал из предлагаемого скудного ассортимента наименее неприятные на вид куски и опустился за столик в углу. Вообще-то еду ему обычно приносили в кабинет, и не из общей столовой; а по специальному заказу, но ему нравилось изредка за завтраком поиграть в демократию. А может, ему нравилось, когда все вокруг замирало, ложки начинали стучать глуше, птицы за окном испуганно умолкали, а беспардонно сиявший на золотом ободке тарелки солнечный луч пристыженно переползал от греха подальше на соседний столик?

Горелик молча поглощал пищу, глядя неподвижно перед собой. Его чело бороздили высокие государственные думы.

Я смело двинулась к нему, побледнев от собственной решимости.

Выдавила из себя сбивчивое «Не занято?», опустилась на соседний стул…

Поднялась я с этого стула офицером по особым поручениям, подчиненным лично руководителю Центра.

***

Эдуард Марленович обладал уникальной способностью произносить речи. Он сыпал абсолютно гладкими, красиво построенными фразами, которые, будучи осмысленными, оставляли стойкое впечатление легковесной подсолнечной шелухи – вроде бы и есть что-то в ладонях, да к чему это применить – непонятно, разве только выбросить за ненадобностью.

Менеджер по связям с общественностью организовал нам аккредитацию на пресс-конференцию только что назначенного премьера. Подобраться к сиятельному чиновнику было трудно. В его секретариате вышколенные сотрудницы однообразно твердили, что их начальник по личным вопросам никого не принимает, для встречи необходимо предоставить на рассмотрение бесконечные бумаги, и, если вдруг ими заинтересуется сиятельный выскочка, он сам назначит встречу. Однако писать докладную на тему, которая меня интересовала, – означало заранее выложить козыри и лишить себя преимуществ внезапного удара.

На пресс-конференцию мы прибыли в полном составе – два сотрудника Центра, вооруженные диктофонами, шофер и я. И когда, сойдя с трибуны, премьер заторопился к выходу, сопровождаемый дюжими охранниками (по залу пронесся слух, что его вызывает в Кремль сам президент), моя команда красивым, заранее отработанным маневром организовала искусственную давку у входа.

Пока охрана разгребала завал из человеческих тел, мне удалось протянуть визитку в образовавшийся вакуум и произнести многозначительным шепотом:

– Позвоните. Вам лучше позвонить, не дожидаясь…

Чего именно не стоило дожидаться премьеру, я не уточнила, но один вид моей визитки подействовал как ушат холодной воды на разгоряченного своим успехом чиновника. Поэтому на следующий день тон сотрудницы секретариата, ранее отличавшийся арктическими нотками, заметно потеплел, будто оттаял.

– Да, меня предупреждали, что вы будете звонить. Эдуард Марленович просил перед встречей предварительно изложить суть дела…

– Нет, – резко ответила я. – Должна предупредить, что больше звонить я не буду. И если его не интересует…

Отступать мне было некуда – в спину мне дышал озлобленный недавней ночной эскападой Шаньгин, звание мое было пока только номинальным, держалась я на ногах непрочно – того и гляди, вышибут в отряд реабилитационных проектов (что-то вроде штрафроты или дисбата для провинившихся сенсологов, только нравы покруче)…

Однако все произошло именно так, как я ожидала. Встреча была назначена.

– У меня очень мало времени, – предупредил премьер, едва я возникла на пороге его роскошного кабинета. – Не более десяти минут.

Мы проговорили ровно два часа.

Он вилял, как уж на сковородке, но заметно сник, едва я достала из папки толстую кипу банковских платежек с выразительной аббревиатурой ГЦГ и годовой банковский отчет.

– Оплата за обучение в колледже производилась за счет средств банка «Уником-траст» и нефтяной компании «Уником-ойл». Вот копии заключенных договоров, фамилии окончивших курс сотрудников. Вот суммы пожертвований, поступивших на счет колледжа… Эти данные, опубликованные в прессе, произведут эффект разорвавшейся бомбы, вы не находите?

– М-да… – невнятно промычал он.

Представляете, как ухватятся за эту новость газетчики? Премьер-министр страны пришел к власти при поддержке одиозной тоталитарной секты! А потом, когда всплывет факт расходования вами средств государственной нефтяной компании на обучение персонала в сомнительном колледже… Вы думаете, после этого левая Дума утвердит ваше новое назначение?

– М-нет, – согласился он.

В кабинете воцарилось тягостное молчание. Было слышно, как сипло дышат высокие напольные часы в углу кабинета. В их футляре, буде такая необходимость возникла бы, мог свободно спрятаться взвод автоматчиков…

– Знаете, как это называется? – наконец нарушил молчание премьер, по-куриному окуная голову в плечи. Он выглядел неважно – покраснел, тяжело дышал, стекла очков запотели.

– Любопытно послушать.

– Шантаж.

– Мы называем это стремлением к сотрудничеству.

– Вы хотите меня запугать? Не выйдет! По моему приказу компетентные органы немедленно примутся за расследование деятельности вашего Центра, и после такой проверки вам вряд ли удастся выйти сухими из воды.

– Возможно, – грустно протянула я. – Да, пожалуй, вы совершенно правы. Но ведь и вы кое-что теряете при таком раскладе…

– Что именно?

Вы больше никогда, никогда, никогда не станете премьер-министром! – с элегической грустью заметила я и принялась складывать бумаги. – Всего хорошего. Рада была с вами познакомиться, желаю успехов в управлении страной. Да, и еще… У вас чудесный сын!

– Спасибо, я знаю…

– Он проявляет удивительные способности в изучении сенсологии!..

Его лицо вытянулось. Такого он не ожидал. Очевидно, надеялся, что нападки прессы как-нибудь отобьет, Думу худо-бедно проскочит, но сын… Это было больное место, удар под дых. Что поделать, когда упорно строишь карьеру, на детей совсем не остается времени…

– Погодите, – внезапно севшим голосом произнес Китайцев. – Что вы хотите? Что вам нужно?

– Мы хотим дружить! Во имя всеобщего блага, во имя интересов страны…

На прощание он заискивающе выдавил из себя, пожимая влажными ладонями мою руку:

– А как же мой сын?

– Олег очень способный мальчик, – кивнула я. – Нам будет жалко лишиться такого студента. Но ничего не поделаешь… Уговор дороже денег.

На этом мы расстались.

Достигнутая в тот день договоренность сильно упрочила мое шаткое положение. Отныне на меня посматривали с уважением, как на опытного рыбака, который на голый крючок подцепил пудовую форель.

А Шаньгин вовсю продолжал свои игры с ценными бумагами. Облигации фантастически росли в стоимости, становились все дороже, сулили кучу денег – чтобы вскоре лопнуть, как красивый, радужно флуоресцирующий пузатыми боками мыльный пузырь…

День 16 августа начался как обычно. Обычный серенький августовский денек – в меру тепла, в меру влаги, в меру солнца. Средний день из множества таких же обыкновенных, ничем не примечательных дней… Его размеренное однообразное течение внезапно взорвала истерическая трель телефонного звонка.

– Говорит приемная Эдуарда Марленовича, – отозвался женский голос, уже с утра звучавший устало. – Он просит вас срочно приехать на встречу. У него будет всего три минуты.

Но и одной минуты оказалось достаточно…

Нас встретил референт Китайцева, который выглядел дурной копией своего шефа – те же тонкие очки, тот же дорогой костюм. Сам премьер при всем своем внешнем лоске выглядел неважно – осунувшийся, с красноватыми белками глаз, с серой от переутомления кожей.

– Продавайте, – бросил он на ходу, замедляя шаг. – Срочно!

– Что именно? – не поняла я. В закулисные финансовые игры меня не посвящали, и потому, о чем шла речь, я пока не понимала.

– Все, что есть!

Референт умело оттеснил меня плечом, и премьер растворился в сумраке коридора, ограждаемый от лишних вопросов вышколенной свитой секретарей, переводчиков, охраны.

Нарушив торжественный ход совещания у босса, я взбесившимся торнадо ворвалась в кабинет. Внутри меня все клокотало.

Выслушав сбивчивый доклад, Шаньгин надменно хмыкнул:

– Это все равно что резать курицу, которая несет золотые яйца! Ни в коем случае нельзя продавать! Из достоверных источников мне известно, что цена на ГКО изменится чуть ли не втрое за неделю!

– В сторону уменьшения или увеличения? – ехидно ввернула я.

Но Горелик все же принялся звонить доверенному брокеру на бирже. В тот день он поверил мне, а не своему заместителю. Он знал, что я буду грызть толченое стекло и давить зубами крыс, только чтобы вырваться из многолетнего прозябания. От Шаньгина, откормленного, довольного, пресытившегося властью и деньгами, трудно было ждать подобного героизма.

– Продавай! – бросил Горелик в трубку. – Продавай все!

И растерянно застыл за столом со сложенными горкой руками.

Отныне оставалось только ждать. Сутки прошли как в аду.

Ночь я не спала, ворочаясь на койке в общежитии, как будто мое разгоряченное тело медленно поджаривалось на вертеле. Ведь если паника окажется ложной, мои дни в Организации сочтены. Таких промахов у нас не прощают.

Рано утром я уже сидела на рабочем месте с бледным эмалевым лицом и фиолетовыми от бессонницы подглазьями. Мысленно я прощалась со всем, что мне было дорого в этой жизни, – с работой, с Центром и даже со своей жизнью.

Что от меня останется, если меня вышвырнут из Организации? Пустая телесная оболочка, выеденное яйцо, использованная тара, которую не примут даже на складе вторсырья. Ибо кто я без Организации? Одна из тех, кто сопит в утреннем метро, сонно прикрывая голубоватые веки, чтобы не видеть себе подобных, захлебываясь от отвращения к непрерывно движущейся человеческой массе. Одна из тех, кто, ненавидя службу, направляется утром на работу, кто, ненавидя дом, возвращается в семейное логово, чтобы скорее поесть и уткнуться в голубой мерцающий ящик, полный вранья и несбыточных иллюзий, крошечное окошко в трубе духовного мусоропровода. Я стану одной из тех, кто умрет, не оставив никакого следа на земле, превратится в горстку пыли, которую гонит по однообразной степи холодный суховей – все дальше и дальше, пока не рассыплется по песчинке, по атому, не сгинет бесследно в студеных просторах небытия…. Ибо кто я без Организации? Навсегда забрав мою душу, она вернет мне лишь бренное смертное тело. Без нее я – никто…

Однако в два часа дня 17 августа стало ясно, что тревога не была ложной. Итак, «Золотой Дэн» был у меня в кармане.

Глава 12

– Человек бессмертен. Он проживает множество жизней одну за другой, но вспомнить о них может только во время терапии, – объяснил Маше ее руководитель.

– Ой, как интересно! – загорелась девушка. – А вдруг я не смогу ничего вспомнить? А вдруг я и не жила раньше?

– У нас все вспоминают, – с улыбкой ответил тот.

И тогда Маша выкрала у мамы деньги, предназначенные на покупку демисезонного пальто.

Вскоре она лежала на кушетке, восторженно глядя, как ее пальцы опутывают тонкие провода. Ей так хотелось вспомнить свои прошлые жизни!

После четырех часов бесконечного диалога девушка вышла на улицу блаженно улыбающаяся, ошеломленная, оглушенная новым, только что открывшимся знанием.

– В прошлой жизни я была духом с планеты Одеон, – поведала она матери, справившейся о причине ее радостного настроения. – У меня было шесть рук, синяя кожа и огромные глаза… Я могла одним пальцем сдвигать горы и изрыгать пламя изо рта. А потом бросилась в кипящий океан и родилась уже на Земле.

– Ты выпила? – подозрительно спросила мать, морща нос. – Лучше скажи честно!

Маша отшатнулась, будто ей влепили пощечину.

– Ты что?!

– Скажи, ты колешься? – Мать перешла в наступление. – Принимаешь наркотики? Зачем тебе столько денег? Машенька, родная, скажи, пожалуйста! Мы ничего не пожалеем, чтобы тебя спасти! Скажи, умоляю!

– Ты с ума сошла! – Маша в бешенстве оттолкнула мать.

– Это все твои курсы… Скажи, что они там с тобой делают? Что происходит? Ты стала такая странная!

Девушка усмехнулась, холодно отодвинулась от матери.

– Да, я стала странная – с твоей точки зрения! На самом деле я стала нормальной. Это раньше я была ненормальной. Я была пустышкой, пробковой головой, которую интересуют только шмотки и мальчики. А теперь я знаю, зачем живу!

– Маша, вчера звонили из института. Ты уже второй месяц не ходишь на занятия. С прошлой сессии у тебя не сдана философия. Еще немного – и тебя исключат! – В глазах матери показались крупные, с горошину величиной слезы.

– Ну и пусть, – поморщилась Маша, – все равно я туда больше не пойду. Потому что там вместо истинного знания предлагают лишь суррогат. Настоящее знание – это учение Гобарда.

Мать плакала, закрыв лицо руками.

– Вот взять тебя, – назидательно продолжала девушка. – Вот сейчас ты плачешь – а ведь нормальный человек не должен плакать. Нормальный человек осознает, в чем состоит его проблема, и устраняет ее, вместо того чтобы заниматься глупым размазыванием соленой влаги по лицу, как ты сейчас. Мама, ты должна тоже записаться на курсы. У тебя плохое настроение, ты иногда срываешься, кричишь… Помнишь, когда хулиганы на улице вырвали у тебя из рук кошелек, ты ничего не смогла с ними поделать, даже не могла закричать, а только стояла в растерянности? Это твои граммы мешают тебе действовать! И еще… Ты устаешь, а ведь по учению Го-барда человек должен работать двадцать четыре часа в сутки!

– Нет, ты больше туда не пойдешь! – Мать вырвала у дочери руку. – Я больше не пущу тебя туда! Они там сделают из тебя робота!

– Это ты робот, ты! – закричала Маша разъяренно. – Ты не знаешь, зачем живешь! Ты дрожишь на работе, как бы тебя не выгнали, и вечно пилишь отца! Это ты робот! Зачем тебе жить! Ты даже подруг своих ненавидишь, потому что они удачливее, чем ты! Я знаю, почему ты такая, – ты в прошлой жизни убила человека, поэтому ты несчастна… Я узнала об этом сегодня во время терапии. Тебе надо очиститься! А я теперь полностью счастливый человек, я могу справиться с любой проблемой. Но сейчас моя проблема – ты!

– Нет, ты больше туда не пойдешь! – в ужасе прошептала мать. Она встала на пороге и раскинула руки, загораживая проход. – Не смей!

Но Маша зло оттолкнула ее и выбежала из дома.

Вскоре девушка сидела перед супервайзером.

– Родители не дают мне денег. Они прячут их на сберкнижке и снимают по сто рублей в день. – Она расстроенно шмыгнула носом. – Я пыталась продать на рынке свое колечко, но меня отвезли в милицию за несанкционированную торговлю драгметаллами. Я не могу больше платить за курсы…

– Не беда, думаю, мы сможем тебе помочь. Ты просто отработаешь стоимость обучения в Центре. Мы иногда решаемся на такой шаг для особенно ценных сотрудников. Думаю, проблем не будет.

Девушка расцвела счастливой улыбкой. Она так и знала: здесь ее выслушают, здесь ее поймут, здесь ей помогут. Это не то что дома. Ведь теперь ее дом – здесь!

– Что ты выбираешь, – спросила вызванная из отдела кадров менеджер по персоналу, – раздавать рекламу у метро, продавать книги в электричках или работать в столовой?

– Мне все равно, – счастливо пробормотала Маша, – я буду делать то, что нужно для Организации.

– Ну, тогда будешь продавать книги в электричках.

***

– Только не это! – воскликнула я, узнав о назначении Антоновой. Вспомнила бледное, точно нарисованное кистью умелого живописца овальное личико, огромные наивные глаза, розовые губы, походившие на красиво изогнутый лук. Кого-то она мне напоминала… Но кого?

Может быть, младшую сестренку Ленку? Прочь воспоминания, прочь сердечную боль!.

– Бедная девочка не сможет по шестнадцать часов в сутки таскать тяжеленные сумки с книгами… Она через месяц превратится в черт знает что! Нет, она нужна мне…

И я написала рапорт о переводе студентки Марии Антоновой в свое личное распоряжение. Мне нужна была преданная помощница. Пре данная Организации и мне лично. Готовая на все. Даже на то, на что не готова я.

***

Тоскливый серый денек начался обычно. Из-за дождливой погоды слегка клонило в сон, но среди сотрудников Центра показывать подобную телесную слабость считалось дурным тоном, и поэтому Инга Храпко, невысокая аккуратная девушка с непримечательным скромным лицом, усиленно хорохорилась, стараясь казаться бодрее, чем была на самом деле.

В ее обязанности входило тестирование впервые пришедших в Центр посетителей по методу Кембриджского теста способностей. Свое дело она знала очень хорошо. Почти лучше всех. И во второе воскресенье сентября на праздновании Дня терапевта, когда будут объявлять лучших работников, она вполне могла бы оказаться этой лучшей.

Инге так хотелось заполучить звание прайма! Его присваивали тем, у кого максимальный процент посетителей записывался на курсы, напуганный отвратительным состоянием собственного духа. Чем выше был этот процент, тем больше приближалась девушка к вожделенному званию. Если она в этом году станет праймом, то ее пошлют в Данию на Всемирную конференцию сенсологов… Недаром она только что успешно закончила специальный курс под названием «Как преподать людям результаты теста, чтобы они захотели изучать сенсологию»!

А потом… А потом она станет работать еще лучше, и тогда ее отправят на стажировку в Америку, в легендарный Блэкуотер, землю обетованную, где бьют хрустальные фонтаны, цветут райские кущи, а люди беззаботны и счастливы, все поголовно работая в сенсологии…

К столу робко приблизился неприятный прыщавый юноша в мятых джинсах и не слишком чистом свитере. Больные глаза, нервные движения слишком больших, не по росту рук, гнойник в углу рта. Он был противен, но показывать неприязнь категорически запрещалось!

– Чем я могу помочь? – сердечно улыбнулась девушка, глядя на незнакомца так, как будто он был прекраснейшим мужчиной в мире.

– Пока не знаю, – растерянно ответил он. – Я пришел сюда, потому что прочитал в Интернете, что использование методики Дэна Гобарда избавляет от множества болезней. Хочу узнать, правда ли это.

– Для начала вам нужно пройти тест способностей…

– Нет, вы скажите сначала, правда ли, что…

– Этот тест бесплатный – с него, и только с него начнется ваше знакомство с сенсологией.

– Но вы мне скажите, я хочу узнать…

– Первый вопрос теста такой…

– Я отвечу, только если вы мне скажете, правда ли, что…

– Ваше имя, фамилия, отчество? Возраст? «Делаете ли вы необдуманные замечания, о которых потом жалеете?»

– Максим Кодер, – наконец сдался упрямый посетитель и дернулся в припадке нервного тика. – Двадцать один. Ответ – да… Может, вы все-таки скажете, правда ли, что…

– «Сводит ли у вас иногда мышцы, даже когда для этого нет логического объяснения?»

– Какое логическое объяснение может быть… – сварливо начал было посетитель, но осекся под леденящим действием спокойного взгляда и судорожно дернулся. – Да, да, конечно…

Через несколько минут, когда в результате теста у посетителя определилось отвратительное состояние всего, что только могло быть отвратительным, – неуверенности, нервозности, безволия и пассивности, упрямый гражданин Кодер вновь встрял со своим вопросом:

– Скажите, я слышал, что сенсология лечит тяжелые болезни… Это правда?

– Вам нужно пройти первый уровень тренинга и оплатить несколько часов терапии, – выпалила девушка затверженно. – Наши высококвалифицированные супервайзеры научат вас справляться с личностными проблемами, а наши терапевты проанализируют ваш внутренний мир и определят источник духовных и телесных проблем…

– Значит, все-таки это неправда, что вы лечите тяжелые недуги? – упрямо гнул свою линию посетитель.

Было очевидно: получив отрицательный ответ, он встанет и уйдет. Навсегда! А Инге Храпко так хотелось, чтобы против ее фамилии в табеле появился еще один плюсик… Поэтому, доверительно склонившись к посетителю, она произнесла:

– Вообще-то мне не положено ничего говорить, чтобы не нарушать технологию. Да и гарантировать ничего нельзя… Но я вам ответу – да!

Юноша жадно впитывал каждое ее слово.

– Дэн Гобард открыл, что все болезни человека происходят от его аберрированного, искаженного ума. Очистив свой ум, вы автоматически очищаете все тело. Если вы будете успешно сотрудничать с нашими терапевтами и супервайзерами, вы почувствуете себя заново родившимся! У вас исчезнут: псориаз, конъюнктивит, нервный тик, артрит, понос, насморк, сифилис, СПИД, гонорея, стафилококк. У вас перестанут болеть зубы, пройдет хронический тонзиллит, исчезнет гайморит, уменьшится раковая опухоль, зарубцуются язвы, исчезнут послеоперационные шрамы, вылечится миопия… Вот у меня лично раньше была близорукость минус пять. А теперь я хожу без очков! – Девушка торжествующе взглянула на собеседника.

Тот задрожал от радости и с надеждой прошептал:

– Скажите, а эпилепсия тоже пройдет?

– Думаю, да, – не раздумывая ответила вербовщица.

– Тогда записывайте меня. Мне так надоело глотать таблетки!

Юноша навалился впалой грудью на стол. Он в нетерпении глядел, как девушка выписывала на листок названия рекомендованных курсов, будто от них зависела вся его жизнь.

От них действительно зависела его жизнь! Только он об этом пока не догадывался.

После ухода осчастливленного клиента Инга, близоруко щурясь, вывела в своем блокноте еще один плюсик. Теперь заветное звание прайма у нее в кармане!

***

Совещание было назначено за городом, в закрытом пансионате, находившемся в ведомстве Администрации президента. Элитное место, прекрасная природа, эксклюзивные условия, нелюбопытный персонал… И еще – тишина.

Территорию окружал двухметровый бетонный забор, малейшие щели в котором заделывались задолго до их появления. Миновать бдительную охрану на воротах посетители могли ^только на основании паспорта и официального пропуска, выписанного Администрацией.

Машины подъезжали к автоматическим воротам одна за другой, они были разные: яркие и неприметные, новые и не очень. Проблема возникла только с председателем «Общества друзей Кришны» Вишванарати. Дело в том, что Вишванарати – это был творческий псевдоним, а по паспорту «друг Кришны» значился Афанасием Петровичем Чичковым, чего отчаянно не желала понимать тугодумная охрана.

Вишванарати, в оранжевой рясе, с обритой, сияющей на ярком солнце головой, был сильно раздражен неприятным инцидентом на въезде. В руках у него красовались четки из 108 драгоценных камней стоимостью в целое состояние, а губы непрерывно шевелились, читая мантры. Оскорбленный «друг Кришны» Афанасий Петрович сгоряча пообещал охранникам, что в следующей жизни они станут земляными червями или мускусными крысами, уж он-то об этом позаботится. Охрана лишь вежливо откозыряла на эти угрозы и пропустила «мерседес» нездорового серого цвета на территорию пансионата. Самая дорогая машина оказалась у главы «Свидетелей Иеговы», прибывшего из Петербурга на лощеном «БМВ» последней модели.

Председатель «Церкви завета последнего дня» (он явился на форум на запыленной «шестерке» преклонного возраста) при появлении коллеги затряс было бородой, заплевался и походя окрестил владельца «БМВ» Антихристом. Пришлось организаторам встречи напомнить ему, что столь высокие гости собрались здесь для выработки общей стратегии, а не для разжигания межконфессиональной розни. Гневливый старец вновь затряс головой и уже было хотел кого-нибудь проклясть на веки вечные, но одумался и благоразумно затих.

Организаторы встречи, председатель Московского отделения Церкви Сенсологии Степан Горелик, сопровождаемый своим замом и некой белобрысой особой в бесцветном английском костюме, встречал гостей на крыльце крепким рукопожатием и широкой американизированной улыбкой. Только представитель ортодоксальных баптистов устранился от рукопожатия, усмотрев в этом акте телесный контакт с Диаволом, приспешниками коего, по его мнению, и являлись сенсологи.

Почетным гостем религиозного форума оказался депутат Государственной Думы Сергачев. В этом состоятельном господине, одетом в дорогой костюм от известного кутюрье, трудно было узнать недавнего попика, яростно клеймившего грешников на проповеди. Нынче с самыми страшными из грешников он, не моргнув глазом, лично здоровался за руку.

После легкого завтрака началась рабочая часть форума.

– Задача нашей встречи – выработка совместной тактики борьбы против ограничений, которые выдвигает правительство, – начал Сергачев. – Я, как председатель объединения за свободу совести, считаю, что наступившие в обществе изменения свидетельствуют о беспрецедентном давлении на духовные организации со стороны официальной Церкви. Русский народ еще помнит времена, когда с гонений на духовных пастырей начались беды нашей многострадальной Родины, и считает своей целью не допустить начало новой эры насилия… И мы, духовные наставники, целенаправленно идущие к высокой цели просветления русского народа, должны объединиться против мракобесных сил замаскировавшегося коммунизма, тоталитаризма и распоясавшегося капитализма…

– Подаяния мешают в электричках собирать! – перебил оратора обиженный голос рядового представителя широких сектантских масс.

– Налогами давят, как будто мы коммерческая организация! – застонали сенсологи.

– Милиция в метро гоняет, мешает нести свет истины народу, – завыло «Братство Христово».

– Газетчики замордовали, верующих отпугивают…

Тише, тише! – успокаивающе поднял ладонь Сергачев. – Реплики потом. Сейчас у всех тяжелые времена, всем трудно… Вот поэтому мы и должны сообща решить, как жить дальше. Известный борец с неофициальными религиями Коркин подал иск в суд, в котором утверждает, что в наших организациях насилуют детей, как в «Детях Семьи», вымогают деньги, как в сенсологии, истязают людей непосильным трудом и отсутствием сна, как у «Друзей Кришны». Мы должны вместе опровергнуть на процессе эти инсинуации, выступить единым фронтом! Кто за? Тягостная тишина в зале.

– Вообще-то мы не хотим бороться, – нерешительно выступил владелец синего «БМВ», – но если Иегове будет угодно, тогда он нам даст знать о своем желании…

– Хорошо, мы записываем вас условно… Еще кто?

– Если наш батюшка Виссарион скажет добро, тогда и мы присоединимся, – нерешительно произнес представитель «Церкви Последнего Завета», во главе которой стоял бывший милиционер по фамилии Тороп, ныне обретающийся в Минусинске. – А вообще, разве они нас достанут, в Сибири-то? До нас только на вездеходе и можно добраться по тайге…

Бритый Вишванарати блеснул хитрыми глазами:

– Кришна всегда говорил: «Сражайся, Арджуна!» Харе Кришна, харе рама, рама, рама, харе, харе… – забормотал оранжеворясый. Это означало, что кришнаиты за объединение в суде.

– Дело будет громкое, может выгореть… «Богородице дево, радуйся, покойся, благословенная, Господь с тобою…» Мы будем ждать знака свыше и молиться, – туманно выразился глава «Богородичного Центра» и забормотал дальше.

– А нам шумиха ни к чему, – фыркнул представитель «Семьи», пробираясь к выходу из зала. – Нам это без надобности! Мы светиться без нужды не желаем! Счастливо оставаться!

Итак, лишь три Организации выразили желание участвовать в процессе. И это было уже много. Можно было начинать борьбу.

***

– Вы часто болели в детстве?

– Я и теперь болен. У меня эпилепсия, – ответил Максим Коцер.

– О! – уважительно произнес терапевт и заверил пациента: – Сенсология дает хорошие результаты именно при эпилепсии.

Юноша обрадованно задрожал.

– Мы найдем источники аберраций, искажений в вашем прошлом, сотрем их, и вы встанете с этой кушетки здоровым человеком!

– Отлично! – счастливо выдохнул Коцер.

– Конечно, это произойдет не за одну сессию, и даже не за две. Нужно не менее пятидесяти часов кропотливой работы. Вы готовы их оплатить?

– Да, я смогу… У меня умерла бабушка, я продал ее дом в деревне и теперь…

– Отлично! Думаю, за сто часов мы справимся полностью… Скажите, вы сейчас лечитесь по месту жительства?

– Конечно, ведь я состою на учете в поликлинике.

– У нас единственное условие, которое служит залогом успеха. Во время терапии вы не должны посещать своего врача.

– Хорошо.

– Вы не должны принимать прописанные им лекарства… Лекарства искажают нормальный фон человека. Вы принимаете лекарства?

– Да, мне прописали противосудорожное для предотвращения припадков.

– Выбросьте эти таблетки в мусорное ведро. Больше они вам не понадобятся никогда! Во время сессий вы не должны ни пить, ни есть – сами понимаете, сытое брюхо…

– Да, я помню… К ученью глухо.

– Хорошо… Ну что, приступим? Смотрите в потолок. Когда я сосчитаю до семи, ваши глаза закроются. Вы будете осознавать и помнить все, что происходит. Вы сможете вывести себя из любого состояния, которое вам не понравится. Итак: один, два, три… семь! А теперь давайте вернемся к пятому дню от вашего рождения… Ваша мать дала вам грудь и сказала…