Текст книги "Грех и чувствительность"

Шей фыркнул.

– Тебе нужно проводить больше времени в цивилизованном обществе.

– Нет уж, покорно благодарю. Лучше проводить там меньше времени. Тогда оно перестанет меня раздражать.

– Ты безнадежен.

– Мне говорили об этом.

Когда они вошли в гостиную, все леди над чем-то смеялись. Элинор тоже улыбалась. Он замедлил шаги, глядя на нее. Как все странно, однако. Всего несколько недель назад он считал ее всего лишь сестренкой своего друга, ребенком, которого он знал много лет, существом, скорее похожим на любимое дитя, чем на женщину.

Когда он вошел в комнату, леди Голдсборо обратилась к нему.

– Лорд Деверилл, там есть свободное место рядом с леди Вендермир, – воскликнула графиня, жестом указывая на старую даму.

– Вижу, – сказал он, усаживаясь рядом с Элинор.

– Вам следовало сесть рядом с леди Вендермир, – пробормотала Элинор. – Она туга на ухо, и ей не помешает компания молодого джентльмена.

– Пусть кто-нибудь другой развлекает ее. Я здесь не единственный мужчина, и предпочитаю, чтобы разговор был двусторонним.

Ему хотелось спросить, как она себя чувствует и не сожалеет ли о прошлой ночи. Однако, задав вопросы, пришлось бы остаться, чтобы выслушать ответы, а ему этого не хотелось.

– Я была удивлена, увидев вас здесь сегодня, – тихо проговорила она, пока остальные гости уговаривали леди Голдсборо сыграть что-нибудь на фортепьяно.

Валентин пожал плечами.

– Здесь можно поужинать не хуже, чем в любом другом месте.

– Значит, это никак не связано со мной?

Какое-то мгновение он просто смотрел на нее. Элинор предпочитала говорить прямо – он знал эту ее особенность. Обычно он тоже предпочитал прямолинейность, но только не сегодня.

– А разве должно быть связано?

– Нет. Наверное, нет.

– Видите ли, я подбросил монетку, – солгал он, – чтобы решить, пойти ли сюда или на суаре к Стюартам. Стюарты, правда, выиграли, но я вспомнил, что у них две незамужние дочери. Этим и объясняется мое присутствие здесь.

– Понятно. – Она взглянула на группу гостей, собравшихся вокруг фортепьяно. – Вы позволите мне задать вам вопрос? – медленно сказала она.

– Конечно.

– Прошлая ночь что-нибудь значит для вас? Проклятие!

– Прошлая ночь? Разумеется. Она была очень приятна, вы были необычайно красивы, а я очень давно не плавал. – Он чуть было не добавил, что не прочь повторить эксперимент, но вовремя спохватился.

– Плаванием вы давно не занимались, – согласилась она. – Зато остальным занимаетесь чаще.

– Я никогда не делал из этого тайны, Элинор, – сказал он в ответ. Боже милосердный, не может быть, чтобы она ревновала! Он этого не хотел, но не хотел, и обсуждать прошлую ночь. – Как покатались с Роджером Ноулвиллом этим утром?

– А как вы поболтали с сестрами Мэнделей?

– Скучнее не придумаешь, но это позволило убить время.

Она пристально посмотрела на него.

– Значит, не было ничего такого, что вы предпочли бы делать?

Он не понимал, то ли она хотела высказаться об отсутствии у него предприимчивости, то ли просто напрашивалась на комплимент. В любом случае ему пришлось бы кое в чем признаться, а он не был готов к этому, как не был готов терпеть ее разочарованный взгляд.

– То, чем я предпочел бы заниматься, было невозможно, поскольку вы оказались заняты.

Элинор удивленно приподняла брови.

– Вот как? Значит, вы…

– Да, но вы поставили условие, и я намерен отнестись к нему с уважением.

– Значит, вам всего лишь остается переключить внимание на следующую женщину?

Как будто он мог выбросить из головы Элинор. Разговор становился слишком откровенным и мог подтолкнуть его к анализу собственных поступков, то есть к самокопанию.

– Элинор, ведь это не я хотел изменить что-то в своей жизни. Этого хотели вы. И если вы пожелаете чего-нибудь еще, я с радостью помогу вам. Но не ждите, что я изменюсь хотя бы на йоту. Я вполне доволен своей жизнью в том виде, как она есть.

– Вы хотите сказать, что предпочитаете безответственность и ограничиваетесь ни к чему не обязывающими связями? – спокойно сказала она.

– А это уж вас, черт возьми, не касается. К тому же именно вы сказали «только одна ночь». – Он встал, все еще стараясь говорить тихо: – Не ждите, что я стану монахом или еще кем-то в этом роде потому лишь, что…

– Извините, – перебила она, тоже поднимаясь на ноги. – Если не возражаете, я должна выполнить кое-какие обязанности и заодно принять серьезные решения о своем будущем. От ваших слов у меня разболелась голова.

– Это у меня от вас болит голова, – сердито заявил он. – Оскорбляйте меня, если от этого вам становится лучше, но советую немного подумать. И тогда вы обнаружите, что скорее завидуете мне.

– Возможно, вы кое в чем правы, – призналась она, крайне удивив его. – Вы говорите и делаете, что хотите, водите компанию с теми, с кем нравится. Но вы ведь не любите никого, кроме себя самого.

Это было уже слишком.

– Спасибо за откровенность, – резко сказал он и, повернувшись, вышел из комнаты.

Только оказавшись в своей карете, он осознал, что все еще держит в руке бренди. Осушив одним духом стакан, Валентин бросил его противоположное сиденье. Если бы он лучше соображал, то напомнил бы этой девчонке, что всего лишь прошлой ночью она объявила его, чуть ли не героем. Разумеется, он не бесчувственный чурбан, но предпочитает ни с кем не делиться своими чувствами.

Валентин застонал. Плохо, когда человек начинает задумываться. Он давно понял это. Высунувшись из окошка, он стукнул ладонью о дверцу.

– Доусон, отвези меня в «Будлз».

– Слушаюсь, милорд.

Элинор вернулась за стол, пытаясь не смотреть на пустой соседний стул. Она слушала и не слышала монотонный разговор гостей, светскую болтовню Шея, мелодию джиги, которую извлекали из фортепьяно уверенные пальцы леди Голдсборо. Ну что ж, ей следовало ожидать, что Валентин не станет сидеть и слушать, как она его порицает.

Предполагалось, что сегодня все будет проще. После минувшей ночи все встанет на свое место, и она будет довольна. У нее состоялось приключение, она претворила в жизнь самые греховные свои мечты, причем всякий раз, когда видела Валентина, ей хотелось повторить все снова. Проклятие! Ведь предполагалось, что она забудет о том, что было вчера, и сосредоточится на том, как устроить свою дальнейшую жизнь.

Похоже, в этом и заключается проблема. Деверилл обеспечил ей приключение и пошел своей дорогой дальше, а она все не может сдвинуться с той точки, когда впервые ощутила восхитительную свободу, потому что были рядом с ним.

– Нелл, – сказал Шей, опускаясь на софу рядом с ней. – Я видел воров, приговоренных к казни через повешение. Они выглядели гораздо лучше тебя. Что случилось?

– Ничего. Я просто задумалась.

– Ты этим занимаешься с тех пор, как вернулась утром с прогулки с Ноулвиллом. – Брат бросил взгляд в сторону Роджера. – Он чем-то обидел тебя? Если так, то, несмотря на договоренность не вмешиваться в твои дели, я с радостью разорву его на части.

Интересно, высказался бы Шей подобным образом, если бы знал, что в ее задумчивости виноват не Ноулвилл, а Деверилл? Разорвать на части Валентина было бы, конечно, затеей более трудной и более опасной для жизни брата.

– В этом нет необходимости, – ответила она. – Я просто устала. Ты не проводишь меня домой?

– С удовольствием. – Встав, Шарлемань протянул ей руку. Извинившись перед лордом и леди Голдсборо, они попрощались и ушли. Как только подали их экипаж, Шей помог сесть Элинор и сам разместился возле нее.

– Извини, что заставила тебя уехать, – сказала она, пытаясь привести в порядок свои мысли. Ей не хотелось больше думать ни о Деверилле, ни о прошлой ночи. Но прервать поток воспоминаний оказалось непросто.

– Откровенно говоря, я сам искал повод удрать оттуда. Поехал только ради тебя и, само собой, ради знаменитого десерта.

Элинор заставила себя улыбнуться.

– А теперь говори, что случилось.

– Я уже сказала тебе, что просто…

– Устала. Да, я слышал. Похоже, у тебя с Валентином был интересный разговор. Пока он не ушел. Может быть, он был невежлив? Отпустил одну из своих обычных низкопробных шуточек?

Она поняла, что действительно расстроилась из-за того, что Деверилл ей сказал. Это были обычные циничные сентенции пресыщенного человека. Она привыкла их слышать – и всегда находила забавными. Но не сейчас. Нынче он пытался уверить ее, что ничто не затрагивает его чувств и не имеет для него никакого значения. Но ведь это подразумевало, что и она для него пустое место.

– Пожалуй, так оно и есть. Но когда слушаешь Деверилла, надо быть готовым воспринимать всякий вздор.

– Это уж точно, – согласился Шей. Они несколько минут сидели молча. Элинор делала вид, что ее клонит в сон, и притворялась, что не замечает, как насторожила Шарлеманя. Но тот был встревожен в течение последних нескольких недель, с тех пор как Элинор заговорила о свободе. Она вздохнула.

– Итак, кого ты считаешь лучшей кандидатурой для того, чтобы войти в нашу семью в качестве моего мужа?

Он вздрогнул.

– Что? Ты спрашиваешь меня? Ведь ты вроде бы поклялась не прислушиваться к нашим советам.

– Одно не исключает другого, – поддразнила его она. – Я лишь хочу узнать твое мнение.

– Ну что ж, только не Ноулвилл. Он страшный зануда, – пробормотал он.

– Разве его нет в списке Мельбурна?

– Мне кажется, там несколько неприемлемых кандидатур.

– Понятно! Шей нахмурился.

– Что тебе понятно?

– Я так и знала, что Себастьян не преминул составить список потенциальных мужей для меня. А теперь расскажи подробнее.

Он отодвинулся от нее как можно дальше, насколько позволяло ограниченное пространство кареты.

– Ну, уж нет. Если хочешь, спроси у Мельбурна.

– Чего ты боишься?

– Ответственности. Ведь ты начнешь отказывать каждому приличному мужчине из этого списка для того лишь, чтобы досадить его светлости.

– Тогда мне придется отказать каждому приличному жениху в Лондоне, чтобы он случайно не оказался в числе его фаворитов.

Шей усмехнулся.

– Не будь ребенком, Нелл. Мы сделали все, как ты хотела. А ты продолжаешь вести себя, как воинственная амазонка.

Амазонка. Надо же! Ей понравилось это сравнение.

– Дело в том, Шарлемань, что я больше не ребенок назови мне хоть одну вескую причину, по которой ни кто из вас даже не подумал о том, чтобы ознакомить меня со столь важным списком. А ведь предполагается, что включенные туда мужчины проведут со мной всю оставшуюся жизнь. Однако мне даже не позволяют узнать их имена! Кто принял такое решение?

– Что плохого в том, что тот, кого ты выберешь, случайно окажется в списке Мельбурна?

Элинор хотелось закричать. Она замечала, что чем больше она меняется, тем сильнее ее поведение возмущает и злит братьев.

– Я-то думала, что Мельбурн считается с твоим мнением. Интересно, покажет ли он мне список потенциальных невест для тебя?

У Шея побагровело лицо.

– Для меня такого списка не существует, – заявил он. – И тебе не удастся вытянуть у меня какую-нибудь информацию. Поговори с Себастьяном. Или, еще лучше, составь собственный список и покажи ему. Тогда у тебя будет какая-то основа для начала переговоров.

Она чуть было не сказала в ответ, что не намерена этим заниматься, но, достаточно хорошо зная своего старшего брата, понимала, что от нее, несомненно, будут ожидать каких-то уступок. Возможно, Шарлемань прав. На мгновение она представила себе человека, занимавшего все ее мысли за последние недели. Но не могла же она включить в список Валентина! Это было бы абсолютно бесполезным занятием, если вспомнить приверженность маркиза холостячеству. Себастьян никогда не станет в серьез рассматривать его кандидатуру. Ей тоже не следует это делать. Но после прошлой ночи и даже после их недавнего, неприятного разговора он не покидал ее мысли.

– Нелл?

Она вздрогнула и подняла голову.

– Что?

Брат наклонился и провел пальцем по ее щеке.

– Ты плачешь, – сказал он.

– Вовсе нет.

Шей приподнял бровь, – признавайся, в чем дело.

– Ни в чем, – попыталась отнекиваться она. – Я ужасно счастлива. Делаю все, о чем мечтала. И все идет именно так, как я это представляла.

– Оно и видно. Шарлемань долго смотрел на нее, а она пыталась держаться в тени и не шмыгать носом. Все мысли занимал Валентин. Не была ли она для него всего лишь сестрой его ближайшего друга? Не послужила ли нынешняя беседа ему сигналом к тому, что пора переключить внимание на следующий объект?

– В твоем настроении виноват не Ноулвилл, – медленно произнес брат. – Слишком уж серенькая это личность, чтобы из-за него плакать.

– Перестань, Шей.

– Это Валентин, не так ли?

– Валентин? При чем здесь Валентин? Мне вовсе нет до него никакого дела.

Шей, кажется, хотел сказать что-то в ответ, но карета, к счастью, подъехала к их дому. Она вышла из кареты, как только Стэнтон открыл дверцу.

– Милорд? – произнес Стэнтон, заглядывая внутрь кареты, где продолжал сидеть Шарлемань.

– Время еще раннее, – ответил Шей и постучал в потолок кучеру, – а мне надо кое с кем встретиться.

Глава 17

– Я вам еще буду, нужен сегодня вечером, милорд? Валентин оглянулся через плечо.

Хоббс стоял в дверях и уже готов был направиться к помещение для обслуживающего персонала.

– Нет. Отдыхай. И Мэтьюзу передай, чтобы шел спать.

– Спасибо, милорд.

Кивнув, Валентин сделал еще глоток бренди. В «Будлз» ему сегодня не повезло. Перед этим Элинор своими вопросами о его жизни, как видно, спугнула удачу, и, про играв в «фараона», «двадцать одно» и «мушку», он, будучи уже довольно пьяным, сообразил, что все-таки лучше отправиться домой.

В это время кто-то постучал во входную дверь. Только этого не хватало! Наверное, какая-нибудь дама, которую он не горел желанием видеть, либо муж одной из любовниц, которого он еще меньше хотел принимать в своем доме. Хоббс, который наверняка еще не успел уйти, знал, что следует делать в таких случаях. Устроившись поуютнее в кресле перед камином в своей библиотеке, Валентин осушил стаканчик бренди и тут же вновь наполнил его до краев. Янтарная жидкость выплеснулась через край хрустального стакана на старинный стол красного дерева. М-да. Видно, он и впрямь здорово пьян, если разливает такой превосходный напиток.

Стук повторился. Мгновение спустя он услышал, как Хоббс открыл дверь и вполголоса заговорил с кем-то. Валентин нахмурился.

– Шарлемань? – пробормотал он и повернул голову к открывающейся двери в библиотеку.

– Так значит, тебя нет дома? – проворчал брат Элинор, с грохотом захлопывая за собой дверь.

Сначала Валентин подумал, что Элинор рассказала членам своей семьи об их свидании прошлой ночью. Будь это так, в комнату ворвался бы Мельбурн с заряженным пистолетом, а не средний брат.

– Это значит, что я не расположен, ни с кем общаться, – заявил Деверилл. – Но раз уж ты пришел, я к твоим услугам.

– Что ты ей сказал, Валентин?

– Извини, не понял?

Шей шлепнулся на стул напротив него.

– За ужином. Ты разговаривал с Элинор, а потом ушел. Что ты ей сказал?

– Не помню. Но что бы это ни было, это, черт возьми, не твое дело. Меня с помощью шантажа заставили присматривать за ней, а не сообщать о моих разговорах.

– Ты заставил ее плакать, Деверилл. Валентин приподнял бровь, пытаясь скрыть внезапно охватившее его смятение. Слава Богу, можно было свалить эту эмоцию на то, что он был вдребезги пьян.

– Ты уверен, что виной тому я? – медленно произнес он.

– А кто же еще? И ты отлично это знаешь. Мельбурн призвал тебя на помощь не для того, чтобы ты заставлял ее страдать.

– Он так это называет? Призвал на помощь?

– Не меняй тему разговора.

– Я не помню, о чем мы говорили, – солгал Валентин. – У слабого пола вечно глаза на мокром месте. Откуда ты знаешь, может быть, просто ветер подул не в ту сторону? Надеюсь, ты не теряешь голову всякий раз, когда женщина плачет? Этак у тебя ни минуты покоя не будет.

– Я теряю голову только тогда, когда плачет Элинор. Она это делает довольно редко.

Валентин отхлебнул еще глоток бренди. Проклятье. Они просто болтали, и она его разозлила. Во всяком случае, она первая начала выяснять отношения.

– Я не стал бы придавать большое значение тому, что говорит женщина, Шарлемань. Несомненно, она хочет что-нибудь получить от тебя. Может быть, новое платье. Надеюсь, одно из этих, с глубоким декольте. Они великолепны.

– Ну, хватит. И за что только ты нравишься женщинам, если относишься к ним с таким презрением?

– Это не так. Просто у них есть свое место, на которое никто не посягает. Пусть ведут хозяйство, рожают детей, ублажают мужчин.

– Не может быть, чтобы ты говорил это серьезно, – возмутился Шарлемань.

Валентин тоже поднялся, хотя с большим трудом, чем обычно.

– Я в этом убежден. И ты тоже. Только ты слишком щепетилен, чтобы признаться в этом.

– Вовсе нет, – возразил Шей, и в его тоне не были даже намека на юмор. – Просто я не могу, да и не хочу быть таким циником. У меня была мать, ее сестра и племянница. И никого из них я не желаю сравнивать с какими-то бессловесными тварями. Что бы ты ни сказал Элинор, ты обязан перед ней извиниться.

– Вздор, – проворчал Валентин, сделав еще глоток бренди. Но напиток не принес облегчения, как это бывало обычно. Боже милосердный, если уж он дошел до того, что даже бренди его не берет, то не лучше ли пустить пулю в лоб? Похоже, что он опустился ниже некуда. – Ты извинишься…

– У меня тоже была мать, дорогой мой, – нарочито растягивая слова, произнес он. – Однако когда я пытаюсь мысленно воссоздать ее образ, ее заслоняют бесчисленные физиономии шлюх, которые спали с моим отцом после ее смерти, и я уже перестал соображать, где моя дорогая мама, а где какая-нибудь шлюха. – Он передернул плечами. – Вот я и решил, что, наверное, все женщины одинаковы.

И тут Шарлемань его ударил. Если бы Валентин не был так пьян, он бы увернулся, но, получив удар в левый глаз, маркиз покачнулся назад и тяжело шлепнулся в кресло.

– Не знаю, какой дьявол дернул Себастьяна поручить тебе, приглядывать за Элинор, но можешь считать, свинья, что ты отныне освобожден от своих обязанностей. – Средний брат герцога Мельбурна вытер пальцы о носовой платок и бросил его на пол, как будто не желал больше прикасаться к нему. – И, чтобы внести в это дело полную ясность, добавлю: держись от моей сестры подальше, Деверилл. Как можно дальше.

Даже после того как дверь библиотеки с грохотом захлопнулась, Валентин оставался в кресле. Будь он трезвым, скорее всего, принял бы ответные, меры: вызвал Шарлеманя на дуэль или вступил в рукопашную.

Но за что? За то, что брат Элинор назвал его свиньей? Видит дьявол, его называли и похуже, причем по менее веским причинам. Нет, даже в пьяном виде первая мысль, когда его сбили с ног, была о том, что никто – абсолютно никто – не запретит ему снова увидеть Элинор Гриффин.

– Гори оно все синим пламенем, – пробормотал он и залпом допил остатки бренди.

– Я хочу видеть список, – сердито заявила Элинор, входя в кабинет старшего брата.

Себастьян оторвал взгляд от гроссбуха, но посмотрел не на нее, а на мистера Риверса, главного бухгалтера семейства Гриффин.

– Риверс, подождите минутку, хорошо?

– Конечно, ваша светлость. – Поклонившись в сторону Элинор, бухгалтер выскользнул из комнаты, прикрыв за собой дверь.

– Ну что ты хотела, Нелл?

– Во-первых, я не знала, что ты занят с мистером Риверсом, – пробормотала она, подходя к окну и возвращаясь обратно. Пропади все пропадом. Она ведь была намерена продемонстрировать полную уверенность в себе и здравомыслие. – Извини, что я тебя прервала.

Серые глаза окинули ее оценивающим взглядом.

– Не имеет значения. Ты, кажется, сказала что-то о списке?

Элинор решительно уселась на стул, с которого только что, встал Риверс.

– Да. Речь идет о составленном тобой списке мужчин, которых ты считаешь подходящими кандидатами на роль моего мужа.

– Ничего подобного у меня нет.

– Есть. Шарлемань сказал… Себастьян наклонился вперед.

– Неужели ты всерьез полагаешь, что я сяду, возьму перо и бумагу и начну составлять список мужчин, за которых ты могла бы выйти замуж? Конечно, у меня есть кое-какие кандидатуры на примете. Как, я надеюсь, и у тебя тоже. Но я бы никогда не стал составлять какой-то список. Это было бы просто глупостью с моей стороны, не так ли?

– В таком случае, не будешь ли ты любезен, назвать имена тех, кто у тебя на примете?

– Зачем?

– Ты же у нас распоряжаешься всем, – сердито огрызнулась она, не успев вовремя остановиться.

– Ты преувеличиваешь мои возможности. Скажи, дорогая, ты всерьез интересуешься моим мнением или намерена избегать всех, кого я назову, только для того, чтобы досадить мне?

– Разумеется, всерьез. По правде, говоря, моя новая жизнь приносит мало пользы. К чему мне нашествие глупых мужчин, буквально разбивших лагерь у нашего порога? Я ожидала совсем другого.

Бунт завел ее на запретную территорию гораздо глубже, чем она предполагала, легкость, с которой она предалась греху, ошеломила. Как и тот факт, что она не переставала мечтать о том, чтобы повторить свой опыт, причем с тем же самым мужчиной, хотя в данный момент была страшно сердита на него.

– Означает ли это, что ты готова вернуться к благонамеренности? – спросил он, приподняв бровь.

– Нет! Я всего лишь хочу узнать, кого ты мог бы счесть идеальной парой для меня.

Себастьян закрыл гроссбух.

– Может быть, мы обсудим этот вопрос позднее? – спросил он.

– Почему же?

– Просто в данный момент в гостиной твоего появления ожидают пятеро джентльменов.

Пропади все пропадом!

– И что же мне делать?

– Что хочешь. Если желаешь положить «фронде» конец – пожалуйста. Но я не намерен высказывать свое мнение о джентльменах, потому что ты сама настоятельно просила не делать этого. Запомни, однако, что некоторые из этих мужчин только и ждут удобного случая, чтобы скомпрометировать тебя и таким образом вынудить выйти за них. Будь осторожна Элинор. Как я тебе уже говорил, за свободу приходится платить.

Девушка рассердилась.

– Значит, мне остается либо сражаться, либо сдаваться?

– Я в любой момент готов начать переговоры. И нисколько не тороплю тебя. Но не забывай о возможных последствиях обретенной свободы. За все в этой жизни приходится платить. В том числе и за удовольствия. А теперь иди, потому что твоего появления ожидает, возможно, уже целая дюжина визитеров.

Расстроенная сверх всякой меры, Элинор вскочила.

– Я не сдамся. Если бы ты отнесся ко мне с сочувствием, я, возможно, подумала бы. Но ты лишний раз показал себя тираном.

– Если бы я был тираном, Элинор, ты давно уже была бы замужем, – сказал он в ответ. – И не забудь сообщить Стэнтону или кому-нибудь другому, куда отправляешься и с кем.

Она вышла из комнаты, но даже сквозь громко захлопнувшуюся массивную дубовую дверь Себастьян чувствовал на себе ее сердитый взгляд. Вздохнув, он потянулся к звонку, чтобы позвать Стэнтона и вернуть в кабинет Риверса. Но тут дверь распахнулась, и в комнату вошел Закери, увлекая за собой упирающегося Шарлеманя. Картина была сама по себе непривычной, так как обычно к нему приводили провинившегося Закери.

– Ты слышал, что натворил этот чудак? – воскликнул Закери, шлепаясь на стул.

– Надеюсь услышать, – сухо заметил герцог. – Выкладывай.

– Это было необходимо, – сердито проворчал Шей, не вдаваясь в подробности.

– Что произошло, Шарлемань?

Гриффин сложил руки на груди, демонстрируя упрямство.

– Он ударил Деверилла, – ответил за него Закери. – И предупредил, чтобы тот держался подальше от Нелл.

Себастьян стиснул зубы.

– Ты ударил Деверилла? И он тебя не убил? Удивительно.

– Он был пьян.

– А почему, позволь поинтересоваться, ты решил ударить моего друга и тем самым освободить его от обязательства передо мной?

– Он… он вчера вечером сказал Нелл что-то такое, из-за чего она плакала.

Только этого не хватало.

– Что же он сказал? Шей скорчил гримасу.

– Не знаю.

– Как так?

– Элинор не захотела сказать мне. Он тоже. Но она весь день была сама не своя, а потом… Зачем этот шалопай нам вообще нужен? Она ведь все равно просит именно нас сопровождать ее. Ты хотел, чтобы человек, которому ты доверяешь, присматривал за ней? Мы больше подходим для этой роли, чем Деверилл. Я бы ему никогда не доверил Нелл, послушал бы ты, что он говорит!

– Он сказал что-нибудь неуважительное о Нелл? – насторожился Мельбурн.

– Нет. Он грязно рассуждал о женщинах вообще. В частности, о своей матери. Хотя мне кажется, что Нелл сама не понимает, что делает, но человеку, который так говорит о женщинах, следует держаться от нее на расстоянии не менее ста миль.

Себастьян медленно поднялся.

– Значит, ты подошел к пьяному человеку, выслушал его откровения о представительницах прекрасного пола, а потом ударил его за это. Кто-то при этом присутствовал?

Шеи переступил с ноги на ногу.

– Нет. Это случилось в его библиотеке.

– Значит, он пил в одиночку. Странно… Что же заставило Валентина пойти на то, что совсем нетипично для него?

– Может быть, он переживал, что ляпнул что-то такое, что задело чувства Нелл? – подсказал Закери, толкая Шарлеманя локтем в спину.

– Как будто Деверилл умеет переживать.

– Что вообще происходит? – спросил Себастьян, едва сдерживая гнев и возмущение. – Валентин был, кажется, единственным человеком, которому Нелл доверяла. Так мало того, что этот тип с ней поссорился, Шарлемань набросился на него с кулаками. Кто же теперь присмотрит за Элинор? – Он даже крякнул с досады.

– Придется извиниться, Шей. Брат побагровел и покачал головой.

– С какой это стати?

– Извинишься, или это сделаю я, от твоего имени.

– Слишком уж ты снисходителен, Мельбурн. Себастьян фыркнул.

– Скажи это Нелл. Не тревожь Валентина сегодня, Шарлемань, но постарайся встретиться с ним завтра. А ведь я считал тебя здравомыслящим человеком.

– И сильно ошибался, – возмущенно добавил Закери, но братья не обратили на него внимания.

Выругавшись, Шей выбежал из комнаты. Младший брат взял сигару и прикурил от свечи.

– Ну и каша заварилась, – заметил Закери.

– Ты мне мешаешь, Зак. Я проверяю счета. Уходи. И пришли ко мне Риверса.

Закери поднялся со стула.

– Смотри, как бы тебе не остаться без союзников, Мельбурн. Даже поведение Нелл мне начинает казаться разумным.

Герцог глубоко вздохнул. Все происходящее напоминало какую-то трагикомедию, и чем скорее каждый из них возьмется за ум, тем лучше.

Это напомнило ему кое о чем. Не спуская глаз с полуоткрытой двери, он достал из ящика письменного стола листок бумаги, быстро просмотрел его, чтобы убедиться, что это именно та бумага, которая ему нужна, и поднес листок к свече. Как только бумагу охватило пламя, он бросил его в камин. Незачем оставлять подобный документ. Ведь его могла найти Элинор.

Был промозглый вечер, и теплый воздух, вырываясь из открытой входной двери, превращался в туман. Валентин, приехав на суаре к Галфаксам, отдал пальто, шляпу и перчатки одному из лакеев. Он не собирался присутствовать на этом мероприятии, но после выходки Шарлеманя не хотел давать этой горячей головушке повод думать, что его удалось запугать. К тому же он целый день не видел Элинор и решил перед ней извиниться.

Он, правда, не совсем понимал, в чем был не прав, но чувствовал, что сделать это должен. Она была умна, умела сострадать, и вот надо же – плакала. Следовательно, он, скорее всего, зашел слишком далеко в своих суждениях. В его планы не входило, чтобы она проливала слезы из-за него.

Валентин понимал, что самое лучшее, что он мог сделать для Элинор, – это держаться от нее на почтительном расстоянии. Он почувствовал облегчение, когда его освободили от обязанности наблюдать за ней, и благодарил за это Бога. И все-таки при первой же возможности отправился ее искать.

Когда он вошел в зал под звуки зычного голоса важного дворецкого, объявляющего о его прибытии, то сразу увидел ее. Она была в новом – желтом с коричневым – шелковом вечернем платье от мадам Констанцы, которое выглядело так, словно его могло просто сдуть с плеч, если бы ветер был посильнее. У него пересохло во рту.

Она повернулась, услышав объявление дворецкого. Они встретились взглядами, но она сразу же отвела глаза, потому что к ней подошел лорд Джон Трейси. Великолепно. Только его здесь не хватало. Он и не знал, что этот сукин сын вернулся в Лондон. Наверное, Трейси всюду рассказывает о своих героических подвигах на Пиренейском полуострове.

Валентин некоторое время смотрел на них, любуясь ее раскрасневшимися щечками и милой улыбкой, пока кто-то не подошел и не заслонил от него эту приятную картину.

– Добрый вечер, Деверилл, – пробормотал Шарлемань Гриффин, протягивая ему руку.

– Какого черта тебе нужно? – сердито спросил Валентин, не подавая ему руки.

– Я хочу извиниться. За прошлый вечер, – сказал Шей, опуская руку.

– Какая муха тебя укусила? Шарлемань пристально взглянул на него.

– Честно?

– Если можешь.

– Мельбурн заставил меня принести извинения.

– Давай внесем некоторую ясность, ладно? Если бы я не был пьян, тебе не удалось бы меня ударить. Но поскольку ты это сделал, я надеюсь, у тебя были для этого серьезные причины.

– А ты вспомни, как высказывался о женщинах в тот вечер. Но тебя, видно, не переделать. К тому же я не хочу, чтобы мы были врагами, Деверилл.

– В таком случае никогда больше не делай этого. – Взглянув, через плечо Шея, он заметил, что к ним направляется Мельбурн. – И прими еще один дружеский совет: исчезни. На сегодняшний вечер клану Гриффинов лучше оставить меня в покое.

Принимая во внимание, что он обесчестил их сестру, ему бы, наверное, следовало быть более осмотрительным, но последние несколько дней его мысли находились в полном разброде и он плохо соображал. Элинор танцевала вальс с Джоном Трейси и, казалось, старательно избегала смотреть на Валентина. Возможно, она уже нашла кого-то другого, с кем можно повторить приключение.

У него сжались кулаки. Нет, все гораздо хуже. Она никогда не рассматривала свое приключение как удовольствие на один вечер. Она искала момент свободы, нашла, а теперь намерена вернуться в лоно общества. Для клана Гриффинов это означало замужество.

Джон Трейси отлично подходил для этой цели. Черт возьми, если верить сплетникам, то он даже повышение до чина майора получил, будучи на передовой. Молодой, преданный делу, красивый брат графа Хсфлина имел также гарантированный доход от собственности, которую тот передал под его управление. – Сукин сын, – пробормотал Валентин.

– Ты меня окончательно бросил? – послышался за его спиной нежный женский голосок.

Он повернулся.

– Лидия? Ну конечно, нет. А старый подагрик Фрэнк здесь?

– Здесь. Кого-то обхаживает у камина. Валентин протянул ей руку.

– В таком случае он не будет возражать, если его жена станцует с одним обаятельным джентльменом?

– Он будет только благодарен. – Она с улыбкой взяла его под руку и позволила увести в круг танцующих. – Я знала, что ты ко мне вернешься, дорогой.