Текст книги "Прелестная наставница"

Глава 18

В соответствии со своим планом Люсьен перехватил вернувшихся леди Делакруа в холле.

– Я бы не против побеседовать с кузиной, тетушка, – сказал он любезно, изо всех сил сдерживая желание плюнуть Фионе в глаза. Горячиться не следовало – время для мести еще не настало. Ему оставалось утешаться тем, что рано или поздно он с ней посчитается.

– Разумеется, племянник, только не слишком долго. Не забывай – сегодня вечером у нас выезд в оперу. Розе нужно отдохнуть, чтобы восстановить цвет лица.

– Хорошо, я все понял.

Люсьен повел Розу в ту же комнату, где состоялся их первый разговор по душам, закрыл дверь и принялся нервно расхаживать перед окном. Ему хотелось перескочить сразу на несколько ходов вперед, чтобы осталось больше времени на общение с Александрой, но увы – подобный скачок мог отнять у него Александру навсегда.

– Что-нибудь случилось, кузен?

– Я говорил с Робертом.

Роза вздрогнула, да так сильно, что ее светлые кудряшки подпрыгнули.

– Ну же! Он на меня обижен? Он…

– Он мечтает на тебе жениться.

– О, кузен! – Девушка повисла у него на шее и звучно чмокнула в щеку. – Боже, как я счастлива! Теперь мне не придется выходить за тебя!

– Не придется, – хмыкнул он.

– Но ведь ты тоже не хочешь этого, – резонно заметила Роза. – Ты сам так сказал. – Она вдруг отодвинулась от него. – Ты ведь не передумал, нет? Не отказал Роберту?

– Я дал согласие на то, чтобы он просил твоей руки, причем дал с такой охотой, что не хватало только колокольного звона. Да не тискай меня так, задушишь!

Роза спрятала руки за спину, но была не в силах сдержать счастливую улыбку.

– И что теперь? Ты дашь знать Лекс, что дело улажено, и она вернется в Лондон?

Люсьен заколебался. После прошлого разговора с кузиной он долго мучился сомнениями и страхами и сейчас предпочел бы не сообщать больше того, что она уже узнала. Однако ему нужен был союзник, и приходилось идти на риск.

– Александра в Лондоне, – наконец сказал он.

– Да неужто! Где же она? Я должна с ней увидеться и поделиться новостями!

Девушка сделала движение, словно собиралась от радости закружиться по комнате, но Люсьен ухватил ее за руку.

– Тише, Роза, тише, иначе ты взбудоражишь весь город. Нам нужно соблюдать осторожность.

– Ах да, конечно… – Роза перестала улыбаться. – И что теперь?

– Для начала скажи матери, что вопрос с помолвкой между мной и тобой улажен и о ней будет объявлено в следующую среду.

– Да, но…

– Для этого будет дан ужин, на котором я объявлю… о вашей с Робертом помолвке.

– Вот уж мама будет в ярости! – Роза неожиданно хихикнула и тут же зажала рот ладонью.

– Ничего, я с ней как-нибудь разберусь.

– А Роберт в курсе твоих планов?

– Разумеется. Ну как, ты согласна?

– Да. Все это странно и ужасно романтично! Но что будет с тобой и Лекс? Где она? Ты ведь так и не сказал.

Люсьен сделал глубокий вдох, как перед прыжком в воду.

– Она в погребе Балфур-Хауса.

– Как – в погребе?

– Ты даже сможешь ее повидать, если ни слова не скажешь об этом матери.

– Не скажу, не скажу! Я ведь обещала. Но почему погреб?

– На то есть причины, и скоро ты их узнаешь. Главное, смотри не выпусти Александру – эта упрямица вполне способна сбежать.

– Ну конечно, раз она не желает за тебя замуж!

– Логично.

Хотя Люсьен посвятил Роберта в детали своего плана, он не решился сказать Розе всего из страха, что его простодушная кузина, сама того не желая, проболтается Александре. Даже ему, при всем его жизненном опыте, приходилось следить за каждым словом, произнесенным в присутствии этой не в меру проницательной гувернантки.

– И когда я смогу повидаться с Лекс?

– Сначала скажи матери то, о чем мы договорились. Она не велела тебе здесь задерживаться, и к тому же новость слишком важна, чтобы надолго ее откладывать.

– Я обещала сообщить немедленно, как только ты попросишь моей руки.

– Тогда не стоит держать миссис Делакруа в неведении, – вкрадчиво произнес Люсьен.

– А можно сказать Лекс, что я за тебя не выйду?

– Даже нужно. И не поскупись на эпитеты, когда речь зайдет о Роберте. Пообещай, что вы будете счастливейшей парой на свете. Но сначала скажи своей матери то же самое о нас с тобой.

– А это все не трюк с твоей стороны? – вдруг подозрительно спросила Роза.

– По-твоему, это похоже на трюк с целью увлечь тебя к венцу?

– Пожалуй, нет, и слава Богу.

После короткого раздумья Люсьен решил, что лучше будет, если он сам преподнесет тетке вожделенную новость: Роза могла смешаться и оплошать. Рука об руку они поднялись в комнату Фионы, где та проводила время, свободное от сплетен и интриг.

– Тетушка, мы пришли сообщить вам важную новость!

– Да, дорогие мои? Что же это за новость?

Она осведомилась об этом с видом такого безмерного превосходства, что Люсьену едва удалось сохранить хладнокровие.

– Мы решили, что каждый из нас только выиграет от брака.

«Но не друг с другом», – добавил он про себя, так как не хотел идти на прямую ложь, которую потом можно будет обратить против него.

– Отменная, отменная новость! Иди и поцелуй мамочку, дочка!

Роза повиновалась с несколько неуверенной улыбкой, и Люсьен отметил, что ей недостает артистических способностей. Какое счастье, что он решил взяться за дело сам!

– Дорогой Люсьен! – многозначительно произнесла Фиона, протягивая руку.

Потребовалось титаническое усилие воли, чтобы приложиться к этой руке без гримасы отвращения. Впрочем, Люсьен готов был заглянуть в лицо Горгоне Медузе, лишь бы это помогло ему в достижении цели.

– Мне не терпится поставить в известность весь свет! – провозгласила Фиона с отвратительными нотками торжества в голосе.

Без сомнения, она хотела поскорее сделать помолвку явной, чтобы отрезать племяннику путь к отступлению. Эта женщина понятия не имела, как мало его заботит мнение света.

– Чему мы охотно поспособствуем, – сказал Люсьен, – и причем прямо здесь, в Балфур-Хаусе. Я назначу на среду ужин специально для этого.

– Давайте никого не извещать заранее, и тогда сюрприз удастся на славу! – Роза захлопала в ладоши. – Люсьен, а принц Георг приедет, если ты его пригласишь?

– Принц Георг! – ахнула Фиона, немедленно забыв обо всем остальном.

Мнение Люсьена об артистических способностях Розы тут же значительно поднялось. Ей просто недоставало опыта.

– Да, если приглашение будет исходить лично от меня, он непременно приедет.

– Но я все-таки сообщу самым близким своим подругам… – Фиона просительно посмотрела на племянника.

– И они тут же перескажут новость всем и каждому. Впрочем, дело ваше. – Люсьен с показным спокойствием пожал плечами.

– Ах нет, так не годится! Я хочу непременно всех удивить! – захныкала Роза. – Мама, ты вечно все испортишь!

– Это я-то! А кто сделал тебя леди Килкерн? Может быть, мисс Галлант, которой ты пела дифирамбы?

– Нет, но…

– Виконт Белтон, конечно, огорчится. Ничего страшного, невелика птица. Надеюсь, ты не жалеешь, что он исчез с твоего горизонта?

– Ну, вы тут поболтайте, а у меня в связи с помолвкой уйма дел. – Люсьен стал медленно отступать к двери.

Фионе, как и следовало ожидать, было не до него, и она милостиво позволила ему ускользнуть. Распорядившись оседлать лошадь, он спустился в холл, где предупредил Уимбла, что уезжает и, возможно, вернется поздно.

– Будут какие-нибудь распоряжения на время вашего отсутствия, милорд?

– Если миссис Делакруа отправится с визитами, покажите мисс Делакруа мои коллекционные вина, чтобы она не скучала. Да не забудьте следить за сохранностью самих вин.

– Можете быть спокойны, милорд, они не покинут отведенного для них места.

– Я вполне полагаюсь на вас, Уимбл.

Появился Винсент с вороным жеребцом. Фауста Люсьен предпочитал всем другим своим верховым лошадям. Вскочив в седло, он вопреки обыкновению не сказал, куда направляется, так как не хотел посвящать Александру в свой план.

На Ганновер-сквер он спешился перед элегантным особняком и с удивлением понял, что нервничает. Он тревожился не за себя, а за Александру, зная, что один неверный шаг с его стороны еще больше испортит ей жизнь и что она никогда ему этого не простит.

Медный молоток звонко ударил в дверь, и она немедленно отворилась. Седовласый дворецкий изумленно поднял брови, прежде чем придать своей физиономии выражение полного бесстрастия.

– Милорд?

– Люсьен Балфур, граф Килкерн. Я желаю переговорить с его светлостью.

– Извольте подождать в гостиной, я сейчас справлюсь.

– Передайте, что я настаиваю.

– Хорошо, милорд.

Прошел всего час с тех пор, как Люсьен простился с Александрой, а ему уже не терпелось снова ее увидеть. Никогда прежде он не испытывал такой властной потребности видеть женщину как можно чаще, это было ново и несказанно изумляло его. Он называл это тяготением, чтобы не путать с любовью, которая всегда казалась ему чем-то вроде удава, чьи кольца душат, но глубоко в сердце знал, что это и есть сама любовь.

При виде герцога Монмута Люсьен поднялся. Присутствие этого высокого, костистого человека могло бы подавлять, если бы с годами он не исхудал и не сгорбился. В молодости герцог слыл грубияном и задирой, и, как видно, никто не поставил его в известность, что новый его облик являет собой лишь пародию на прежнего забияку. Трепет Александры перед ним, должно быть, отчасти объяснялся тем, что она давно не видала своего дядю.

– Заранее предупреждаю, что не открою двери своего дома ни для нее, ни для ублюдка, которым вы ее наградили! – прорычал он с порога.

– Добрый день, ваша светлость, – с изысканной вежливостью раскланялся Люсьен и взглядом указал на того, кто жался в тени герцога Монмута. – Я думал, вы поймете, что разговор будет конфиденциальным.

– Скажите спасибо, что вас вообще допустили сюда, Килкерн! – подал голос Вирджил Реттинг, расхрабрившись в присутствии отца.

– Простите, с кем имею честь? Ах, лорд Реттинг! – Люсьен произнес эти слова с ледяной вежливостью – изысканные манеры имели свои преимущества.

– Что вам угодно, Килкерн? – Герцог чуть сбавил тон. – Надеюсь, вы явились не для того, чтобы подкупить меня или шантажировать. Эта женщина ничего не получит, с вашей поддержкой или без, и я не желаю иметь с ней ничего общего!

Люсьен уселся, положил ногу на ногу и изящно смахнул с колена воображаемую пылинку.

– Я еще ничего не просил, ваша светлость, кроме нескольких минут вашего безусловно драгоценного времени.

– Для нас не секрет, к чему вы ведете, потому что мы хорошо знаем вас! – вспылил Вирджил.

– Знаете, да только не все. – Люсьен вперил взгляд в черные, как маслины, глаза герцога. – Милорд, я не скажу больше ни слова, пока не останусь с вами наедине.

Несколько секунд продолжался поединок взглядов. Очевидно, Монмут пожалел, что согласился допустить сына к разговору, так как теперь ему приходилось уступать еще до начала, пусть даже в мелочи.

– Выйди, Вирджил, – приказал он наконец.

– Но, отец…

– Я дважды не повторяю!

Вирджил бросил на Люсьена испепеляющий взгляд и вышел, хлопнув дверью.

– С тем же успехом он мог бы остаться, – буркнул герцог, усаживаясь напротив. – Вы все равно ничего не добьетесь.

– Посмотрим.

– Вы самонадеянны.

– Как правило.

Люсьен уселся поудобнее, положил ногу на ногу, открыл часы и долго на них смотрел. Александра любопытна, думал он, будем надеяться, что это фамильная черта. Часы показывали четверть четвертого. Не стоило затягивать визит, если он не желал, чтобы возможный разговор Александры с Розой увенчался общим решением помочь пленнице бежать.

– Итак, чего же вы от меня хотите, милорд? – нетерпеливо осведомился Монмут.

– История с лордом Уилкинсом стоила вашей племяннице репутации. С тех пор она чувствует… некоторую непрочность своего положения.

– И поделом потаскушке! Мне понадобились недели, чтобы замять скандал.

– Как благородно с вашей стороны. Тогда почему вы не замяли его до конца?

– Замял настолько, чтобы это больше не угрожало мне и моей семье. Если бы Александра убралась из Лондона, со злословием было бы покончено. Наняв ее, вы снова развязали языки сплетникам.

– Одним словом, скандал продолжается, и вам это невыгодно.

– Мне стоит только щелкнуть пальцами, и ее имя будет навсегда вычеркнуто из анналов нашей семьи. Это разом решит все проблемы.

Люсьен некстати вспомнил, что Александра сравнивала его со своим дядей. Теперь это понравилось ему даже меньше, чем тогда. Герцог представился ему в виде преграды на его пути, которую он решил во что бы то ни стало преодолеть.

– Итак, Килкерн, вы пришли ко мне…

– Потому что вашей племяннице нужна поддержка семьи. Леди Уилкинс постоянно мутит воду и мечтает передать Александру в руки закона вопреки тому, что на ней не лежит никакой вины в смерти старого развратника Уилкинса.

Монмут усмехнулся, затем нахмурился. Люсьен дал ему время поразмыслить, зная, что на месте герцога тоже не спешил бы верить тому, что идет вразрез с уже сложившимся мнением.

– Она в Лондоне, вот в чем все дело! – наконец проворчал старик. – И уже успела привлечь к себе всеобщее внимание, поселившись в вашем доме, а также повсюду появляясь в вашем обществе. Держу пари, она делит с вами постель!

– Я бы не советовал держать на это пари, чтобы не осложнять и без того серьезное положение дел.

– Только послушайте, кто читает мне лекцию о приличиях! Отпрыск человека, которого король застал в тронном зале под юбками у леди Геффингтон! И это через неделю после венчания с вашей матерью!

– Я слышал иное, – холодно заметил Люсьен. – Они баловались прямо на троне.

Герцог развел руками, показывая, что у него нет слов, и направился к горке с напитками.

– Похоже, мне до самой смерти придется расплачиваться за глупую прихоть сестрицы! Художник, скажите на милость! Хорошо хоть, не сапожник! – Он налил себе бренди, не потрудившись предложить бокал гостю. – Если достойную дочь своей матери бросят в тюрьму, крик будет стоять до небес, и все газеты набросятся на имя Монмутов, как голодные псы. Можете передать своей пассии, что я дам тысячу фунтов отступного, если она немедленно уберется в провинцию. Там есть одна школа или пансион, где ее всегда привечали, и пусть не смеет носа оттуда высовывать! Это мое последнее слово.

Люсьен осознал, что вертит в руках часы и уже успел повредить на злополучной вещице цепочку. Он поспешно спрятал часы и поднялся.

– Если бы речь шла о деньгах, тысяча фунтов не составила бы для меня проблемы. Я бы дал и больше.

– А я не дам!

– Попытайтесь вообразить себе иной выход из положения, который не включал бы отъезд Александры из Лондона.

– Я не потерплю ее здесь, и точка!

Едва герцог поднес бренди к губам, Люсьен выбил бокал у него из рук, и тот разбился о каминную решетку, покрыв персидский ковер крохотными солнечными бликами от бесчисленных осколков.

– Напыщенный осел! – процедил он сквозь зубы. – У Александры никого нет, кроме вас и вашего бестолкового сынка! Положим, невелика радость, но если вы соизволите раскрыть для нее объятия и покажете всем, что отныне она под вашим покровительством, это отчасти искупит ваши прегрешения перед женщиной, в жилах которой течет ваша кровь!

Вирджил сунул голову в дверь и вытаращил глаза на осколки.

– Отец, что это было?

– Вон! – рявкнул Монмут.

Когда дверь за его отпрыском захлопнулась, герцог обратил к Люсьену разъяренный взгляд.

– Как вы посмели!

– Я хотел оскорбить вас и именно это сделал. А почему бы нет? Вы столько раз оскорбляли Александру.

– Да я…

– Знаю, знаю. Вы меня в порошок сотрете и все такое. Только речь не обо мне, а о вашей племяннице, поймите это наконец. Признайтесь, вы вели себя по отношению к ней как последний негодяй. Перед вами она совершенно беззащитна, и ваша позиция не делает вам чести.

– Беззащитна, как же! С таким покровителем, как вы!

– И все же она нуждается в вас.

– Что вы задумали, Килкерн? – подозрительно спросил Монмут.

– Я хочу жениться на Александре.

– Вы не в своем уме!

– У меня есть на то причины.

– Раз так, женитесь на здоровье! Ваше имя и титул защитят ее ничуть не хуже, чем мои. Я буду только счастлив переложить эту обузу на ваши плечи.

Люсьен против воли усмехнулся. Теперь ему было ясно, что упрямство Александры все же идет от ее родни по матери.

– Вы должны сделать первый шаг к примирению. Не стану вдаваться в объяснения, потому что детали вас не касаются.

– Когда будет объявлено о помолвке?

– В среду. Я даю в Балфур-Хаусе ужин по этому поводу.

Ну вот, осталось самое трудное: пригласить герцога и тем самым дать ему шанс отказать наотрез.

– Вам следует явиться в мой дом – это покажет всем, что ваши отношения с племянницей восстановлены.

Монмут помрачнел. Наконец он поднял голову и вздохнул:

– Я уже стар для того, чтобы заводить могущественных врагов. Итак, Килкерн, чем бы ни был обусловлен ваш безумный поступок, мне он выгоден. Я приду.

– Один, без сына.

– Без сына, будь он неладен!

Когда на закате Люсьен переступил порог погреба, он выглядел еще более усталым, чем Томкинсон.

– Вижу, день выдался не из легких, – заметила Александра, откладывая вышивание.

– Роза была здесь?

– Да. Час назад ей пришлось уйти – Уимбл предупредил, что вернулась миссис Делакруа.

Глядя, как Люсьен бесшумно прикрывает за собой дверь, Александра строго-настрого приказала себе не поддаваться больше на его уловки. Объятия и гнев слишком плохо рифмовались, чтобы их сочетать.

– Узнаю свою скамеечку для ног, – сказал Люсьен, оглядев Шекспира, свернувшегося клубком на зеленом плюше.

– Если помнишь, эта ему всегда нравилась. Правда, поначалу я перепробовала все остальные.

– Неужели все?

– Ну почти. Шекспир очень разборчив.

– Это неудивительно при разборчивой хозяйке. – Люсьен уселся, затем, поколебавшись, спросил: – Так о чем ты говорила с Розой?

Все время, прошедшее после ухода Розы, Александра готовила обличительную речь на тему «Как низко пользоваться простодушием семнадцатилетней девушки», однако мимолетное колебание графа насторожило ее. Очевидно, интрига была куда более запутанной, и Люсьену удалось вовлечь в нее не только Розу. Что он еще задумал?

– Мы говорили о том, как удался бал, как чудесен новый наряд для оперы и как обаятелен Роберт Эллис.

– А о моем обаянии речь не шла?

– Разумеется, шла. В своей наивности Роза может счесть очаровательным и самого Люцифера.

Люсьен хмыкнул.

– С трудом верится, что мое имя ни разу не было упомянуто за все время разговора. – Он многозначительно приподнял бровь. – А! Ты, кажется, покраснела?

– Мог бы из деликатности обойти это молчанием! – Она снова взялась за вышивание. – Я по крайней мере только краснею, а ты бы взглянул на себя! – Судя по тому, как жгло щеки, румянец стал малиновым. – Как вам, мужчинам, хоть иногда удается держать эту часть тела в узде? Она же совершенно неуправляема!

– Ну, во‐первых, с возрастом она становится не такой своенравной, а во‐вторых, мы можем подробно обсудить степени мужского возбуждения. У меня даже есть наглядное пособие.

– Ты невозможен, Люсьен!

– А ты обольстительна, Александра. – Он бессовестно ухмыльнулся, весьма довольный собой. – Или выкладывай, о чем вы говорили с Розой, или идем в постель.

Александре пришлось взять себя в руки, чтобы с ходу не принять второе предложение.

– Роза вне себя от счастья.

– Не смотри с таким видом, словно это результат каких-то гнусных махинаций с моей стороны. Она никогда не хотела за меня замуж, и наилучшим выходом было женить на ней Роберта, который по молодости и глупости от нее без ума. То, что и для меня это наилучший выход, всего лишь игра случая.

– А ты подумал, чем все это кончится? Фиона, как я поняла, ни о чем не подозревает.

– Не волнуйся, она узнает… в должное время.

– Когда именно?

– Скоро, очень скоро. Я же обещал, все у тебя будет хорошо.

– Ты не обязан вызволять меня из бед.

– Ничего этого не случилось бы, если б ты сразу приняла мое предложение.

Александра вздохнула. Всему виной ее упрямство. Когда человек готов ради тебя горы свернуть, отказывать ему – черная неблагодарность. Но ведь ей не семнадцать! Она повидала жизнь и знает: исправить повесу – задача почти невозможная. Кроме того, нельзя ответить согласием и не признаться при этом, что любишь. Если в конце концов окажется, что он всего лишь ведет ловкую игру, это ее убьет.

– Ну что ж, буду продолжать плести интриги. – Люсьен поднялся и поцеловал Александру в лоб. – Сегодня я вывожу гарпий в оперу. Если тебе скучно одной, Уимбл отлично играет в вист.

– Играть в вист с дворецким самого графа Килкерна! Вот оно – воплощение моих самых смелых мечтаний.

Люсьен нагнулся и погладил Шекспира по голове.

– Присмотри за хозяйкой, малыш.

– Даже если ты продержишь меня здесь год, это ничего не изменит, – бросила Александра ему вслед.

– Как это понимать? Ты не веришь, что люди могут меняться?

Что-то во взгляде Люсьена сказало ей: на этот раз ее ответ очень важен, он должен идти от самого сердца.

– Я думаю, неправильно, если человек меняется в угоду другому или обстоятельствам – это обесценивает даже перемену к лучшему. Меняться надо ради себя самого.

– А если кто-то другой внушит желание перемениться ради себя самого – такое не считается?

– Считается… – прошептала Александра. – Только это и считается, Люсьен.

– Что ж, – сказал он с обольстительнейшей из улыбок, – большего я пока не прошу.