Текст книги "Прелестная наставница"

Глава 20

– Нет, я права, права! – Александра топнула ногой. – Он не должен был так поступать! Не имел права!

– Ты споришь не со мной, а с собой. – Эмма Гренвилл усмехнулась. – Быть может, тебе это доставляет удовольствие, но мне приносит только головную боль.

– Прости, Эмма, дорогая. – Александра снова топнула ногой. – Все дело в том, что он меня ужасно рассердил!

– Да, я уже успела это понять, – сухо заметила молодая женщина с очаровательными ямочками на щеках и кудрявыми волосами, которые ей никак не удавалось уложить в строгую прическу. – Сядь и успокойся! Я попрошу, чтобы принесли чаю с пирогом. Полагаю, Шекспир тоже не откажется от кусочка.

– Бедный! Я теперь так часто и так громко кричу, что он, должно быть, совсем оглох.

– Так ты сядешь или нет?

– Ну хорошо, хорошо.

Эмма больше напоминала шаловливого эльфа, чем директрису, но если нужно, умела принимать авторитетный вид и казаться старше своих двадцати четырех лет. Тогда ей невозможно было не подчиняться.

Когда она вышла, Александра со вздохом опустилась в кресло у окна. Из коридора доносились голоса и смех воспитанниц, направлявшихся в трапезную на обед. Именно в трапезную, никак не иначе, потому что школа располагалась в бывшем монастыре. Чтобы приспособить темные и угрюмые кельи под классные комнаты, пришлось выломать перегородки и прорубить в толстых стенах окна, но в остальном здание полностью сохранило прежний вид.

– А теперь поговорим без крика и беготни, – сказала Эмма, когда чай был подан. – Из твоих нечленораздельных возгласов я поняла лишь то, что у вас с лордом Килкерном вышла ссора.

– Причем по его вине!

Александра умолкла и стала разливать чай, а потом угостила своего четвероногого питомца пирогом. Получив солидный кусок, Шекспир унес его под стол, откуда вскоре послышалось бодрое чавканье.

– С каких это пор гувернантке позволено ссориться с нанимателем?

– А ты считаешь, что наниматель имеет право на все?

Александра возмущенно хмыкнула и поглубже уселась в кресло с чашкой в руке. Здесь она не раз сиживала в прошлом, изливая душу другой директрисе, делясь с ней своими бедами. Вернуться в эти стены было так радостно, так чудесно… Вот только бед не убавилось за время разлуки, и они стали серьезнее прежних. Впрочем, нет, они были все те же, просто Люсьен Балфур раздул их почти до неузнаваемости.

– Вообрази себе, он меня запер в своем винном погребе!

– Правда? Что за варварство!

– И даже не в самом большом!

– Ах вот на что ты обижена, – усмехнулась Эмма. – Запри он тебя в погребе попросторнее, и все было бы в порядке.

– Не подшучивай надо мной!

– И не думала. Скажи, а зачем он тебя запер?

Три дня дороги в переполненном дилижансе прошли в раздумьях на эту тему, но и сейчас Александра была не ближе к ответу, чем вначале. Она поставила чашку и подошла к окну. Несколько коров мирно паслись у пруда, по темной воде плыла флотилия уток, в саду трепетала на ветру листва старых яблонь…

– Откуда мне знать, зачем он меня запер? Это был не худший из его поступков!

– Я так и подозревала.

– Он дал званый вечер и пригласил герцога Монмута, не спросив на это моего согласия!

– Кошмар!

– Словом, это ужасный человек, коварный и испорченный, и мне не следовало поступать на службу в его дом.

– Он дружен с твоим дядей?

– Нет, что ты! Просто наше примирение было в его интересах.

– Ах, в интересах! Точнее?

Александра стукнула кулаком по подоконнику так сильно, что рука заболела.

– Точнее не могу!

– Вот что, Лекс, я рада была снова тебя повидать и охотно дала бы тебе место учительницы…

– Но?

Александра подавила дрожь. Проклятое слово «но» неизменно сопровождало ее в последнее время.

– Но я должна в первую очередь думать о благе школы.

Александра разрыдалась, уткнувшись в ладони. Ну вот, теперь ей и вовсе некуда идти!

– Да погоди лить слезы, глупая гусыня! – прикрикнула Эмма. – Я не могу позволить влюбленной дурочке учить других уму-разуму. Это не пойдет на пользу воспитанницам. В любом случае ты надолго здесь не задержишься.

– Я не влюблена! – огрызнулась Александра. – И я точно здесь задержусь, потому что он позволил мне уехать!

– Ты уверена, что не искажаешь каждое его слово и поступок?

– Конечно, уверена! – Александра чуть было снова не затопала ногами, но на этот раз удержалась.

– Тогда вот что… – Эмма открыла верхний ящик стола и достала письмо. – Думаешь, почему я даже не поинтересовалась, что так задержало тебя в Лондоне? Взгляни на это – получено позавчера.

Слезы на глазах у Александры мигом высохли; она с опаской приблизилась и протянула руку за письмом, но, еще не коснувшись его, узнала на сургуче печать Люсьена.

– Я прочла письмо дважды и все никак не могла понять, на самом ли деле это писал лорд Килкерн. Стиль письма совершенно не вяжется с моим заочным представлением о нем.

Александра развернула письмо и стала читать его вслух, мысленно слыша глубокий голос Люсьена:

– «Мисс Гренвилл! Как вам, без сомнения, известно, в недавнем прошлом мисс Галлант поступила в мой дом в качестве гувернантки и компаньонки. Вы предложили ей место учительницы в вашей школе, и хотя я нахожу ваш выбор в высшей степени удачным, позволю себе заметить, что наши взгляды на будущее мисс Галлант серьезно расходятся».

– Настоящий эпистолярный стиль! – заметила Эмма, когда ее гостья умолкла, чтобы перевести дух.

Александра смущенно кашлянула.

– «Без сомнения, вас настораживает тот факт, что мисс Галлант не явилась в назначенный срок. Дело в том, что это я убедил ее задержаться».

– Думаешь, он имел в виду заключение в подвале? – спросила Эмма с иронией.

Александра бросила на нее укоризненный взгляд и продолжила:

– «О любых переменах в положении дел вы будете извещены незамедлительно».

– Не похоже, чтобы этот человек имел низкие намерения, – заметила Эмма.

– Если и так, из письма видно, как он самонадеян!

– Ты не хочешь дочитать?

– «Мисс Галлант упоминала о вас как о самой близкой своей подруге, и я надеюсь однажды быть вам представленным. Люсьен Балфур, граф Килкерн».

– Завоевать сердце повесы – дело нешуточное.

– Ошибаешься. – Александра перечитала письмо и покачала головой. – Когда нужно, он – само обаяние.

– Да, но зачем лорду Килкерну расточать свое обаяние на директрису провинциальной женской школы?

– Ну… не знаю! Возможно, он писал искренне, но с тех пор многое изменилось. Ведь это было до званого ужина. Кроме того, быть о женщине высокого мнения еще не означает любить ее. К примеру, я высокого мнения о премьер-министре, но при чем тут любовь?

– В самом деле!

– Подожди, я не договорила! Он хочет на мне жениться только потому, что ему со мной удобно, потому что это разом решит все его проблемы, в том числе по производству наследника!

– Жениться? – Эмма вскочила, выхватила у Александры письмо и с недоумением уставилась на аккуратные строчки. – Ты ничего об этом не говорила!

– Потому что я уже отказала ему, и не раз! Я так долго добивалась независимости, училась зарабатывать на жизнь и не позволю мужчине решать мою судьбу! Даже ему! В особенности ему! Я сама могу о себе позаботиться!

– Боже, как ты меня утомила своим криком! – Эмма вздохнула. – К чему этот спор, если я в глаза не видела лорда Килкерна? О том, что он самовлюбленный эгоист, я знаю только с твоих слов. Но раз ты так уверена, я тебе поверю на слово.

– Благодарю!

– С завтрашнего дня можешь приступать к своим обязанностям, а к понедельнику твоя комната будет готова.

Шагая рядом с Эммой к трапезной, Александра почувствовала глубочайшее облегчение. Ей просто необходимо было чем-то себя занять. Первый урок, думала она, явится первым шагом на пути к ее исцелению.

– Тебе надо забыть эту женщину, – сказал Роберт Эллис, направляя жеребца под сень старых вязов Гайд-парка. – Ты сделал попытку – и какую попытку! Не получилось, значит, не суждено.

Люсьен подстегнул Фауста и, когда тот пошел рысью, даже не оглянулся. Он мучился жестоким похмельем, так как накануне безобразно напился в «Будлсе», и все же головная боль была лучше, чем постоянные раздумья о том, в чем он ошибся и чего не доделал, добиваясь Александры Беатрисы Галлант.

– Подыщешь кого-нибудь другого, – продолжал Роберт, снова пристраиваясь рядом. – На мисс Галлант свет клином не сошелся. За тебя с радостью пойдет любая.

– С радостью, как же! – Люсьен хмыкнул.

– Почему бы и нет – ты богат, знатен, хорош собой. Не каждый холостяк может похвастаться таким набором достоинств.

– Довольно болтать! Я не в настроении.

– Это заметно. Но надо же как-то разрядить обстановку…

Люсьен осадил жеребца и хмуро уставился на приятеля.

– Скажи, кто стоял у тебя на очереди?

– О чем речь?

– Кто был сразу за Розой? Если бы она отказала, за кем бы ты теперь ухаживал?

– Хм… за Люси Халфорд или Шарлоттой Темплтон. Но мне ни к чему забивать этим голову, раз уж Роза приняла мое предложение и все сложилось к лучшему.

– Значит, на ее месте могла быть другая. – Люсьен покрутил поводья. – А для меня другой быть не может, в этом все дело. Александра – единственная женщина, на которой я мог бы жениться. В глубине души я знал это даже тогда, когда подыскивал невесту.

– Раз она отказала тебе, а вопрос с женитьбой не снят с повестки дня, значит, пора заняться кем-то еще, – резонно заметил Роберт. – Мисс Галлант всегда казалась мне не самой подходящей кандидатурой на роль жены. Из брака не выйдет толку, если жена оспаривает каждое слово мужа.

– Оставь! – Люсьен снова тронул жеребца. – Александра не доверяла мне поначалу и не доверяет теперь. Я не уверен, что делу может помочь даже отказ от состояния и титула и уход в трубочисты.

– Ну так забудь ее и иди по жизни дальше.

– Хорошо бы. Только сперва надо научиться не дышать, это будет полегче.

– Пожалуй, от тебя лучше держаться подальше, чтобы не заразиться хандрой.

– Хандра тут вовсе ни при чем! – Люсьен, стегнув Фауста, послал его в галоп. – Должна же она когда-нибудь взяться за ум! Я сказал, что теперь ее очередь идти на уступки.

– А если этого вопреки твоим надеждам так и не произойдет?

– Произойдет, обязательно!

Это был слово в слово тот самый диалог, который Люсьен вел сам с собой со дня отъезда Александры.

– Думаешь, женщина, которая не сумела оценить принесенные ради нее жертвы, примет к сведению то, что теперь ее очередь идти на уступки? Святая наивность!

– Это мы еще посмотрим, кто из нас святая наивность.

И вновь начались светские обязанности: балы, званые обеды и ужины, встречи в клубе и тому подобное. Все это время Люсьен задавался вопросом, в чем его ошибка. Быть может, не следовало выпускать Александру из подвала? Или не стоило устраивать ей встречу с дядей, к которому она испытывала застарелую неприязнь? Но разве сама она не вынудила его воссоединиться с родней, которую он терпеть не мог? Он кротко это принял, а она в такой же ситуации выставила его негодяем. Почему?

Ответ пришел нежданно-негаданно, во время обсуждения размеров приданого Розы. Он задумал выделить ей сумму, проценты с которой принадлежали бы лично ей и никак не зависели от того, как сложится брак.

– Но, кузен, это излишне, – запротестовала девушка в смущении. – Ты и так даешь мне больше того, на что я могла надеяться…

Мистер Маллинс подмигнул раз, другой, предлагая согласиться, но Люсьен сделал вид, что ничего не замечает.

– Не спорь и пользуйся моей щедростью.

– Мама бы точно не спорила, – хихикнула Роза.

– Она выбрала чудесную тактику, когда отказалась со мной разговаривать, теперь может соглашаться или нет – я все равно об этом не узнаю. А деньги советую принять.

– Я их принимаю с благодарностью.

Роза потянулась, чтобы чмокнуть его в щеку, и Люсьен подумал, что ее общество день ото дня доставляет ему все больше радости. Пару месяцев назад он не позволил бы ей коснуться своей щеки поцелуем из чистой антипатии к такого рода нежностям; впрочем, тогда он едва мог выносить ее присутствие. Чем терпимее он становился, тем увереннее она держалась с ним и даже совсем перестала хныкать. Одним словом, в Розе не осталось ничего от пуделя, разряженного павлином, который так ужаснул его когда-то.

Но как же все это случилось? Что вызвало такую перемену в его отношениях с Розой? Ну конечно! Перемена в ней и в нем самом! Они оба изменились, потому что стремились к этому. Александра не хотела перемен и потому осталась прежней. Ее представления о себе и о жизни устарели, они все еще были двухмесячной давности – представления затравленной, нелюбимой, нежеланной бедной родственницы, которая не смеет ни на кого опереться из страха, что почва тут же ускользнет у нее из-под ног.

Так вот оно что, ей просто нужно открыть глаза! Люсьен встал. Сам он никогда бы не додумался до перемен, его потребовалось к ним подтолкнуть, и теперь он должен сделать то же для Александры. Она очнется от своего страшного сна, когда сумеет взглянуть на себя беспристрастно.

– Кузен, что случилось? – встревоженно спросила Роза.

– Мистер Маллинс, составьте нужные бумаги и принесите их мне на подпись в мой кабинет – нам нужно кое-что обсудить наедине.

Александра обвела взглядом свежие, полные наивного юного любопытства лица своих учениц. Когда-то и она была так молода… Была ли? Порой ей всерьез начинало казаться, что у нее вообще не было молодости.

– Итак, если мы высказываем мнение о литературном произведении, оно принимается как наше собственное.

– Но это и есть мое собственное мнение, мисс Галлант! – запротестовала одна из учениц. – Я считаю, Джульетте следовало послушаться родителей.

– Мисс Галлант подразумевала, что иметь собственное мнение не обязательно. Достаточно знать, что сказать.

– Пенелопа, если есть что сказать, прежде всего надо поднять руку, по крайней мере пока ты в школе, – заметила Александра.

Она была от души благодарна Эмме за то, что ей выделили самый немногочисленный класс; но даже при этом, когда ученицы говорили все разом, требовалось время, чтобы навести порядок.

– Тихо, тихо! Ромео и Джульетта и без того немало пережили, и давайте на сегодня оставим их в покое.

Дверь классной комнаты распахнулась, и в нее влетела выпускница Джейн Хантфелд. Не глядя по сторонам, она пронеслась к окну и вытянула шею. Лицо ее так и пылало от волнения.

– Вы только гляньте!

– Мисс Хантфелд! У нас урок.

Окрик Александры потерялся в топоте дюжины пар ног: ученицы дружно бросились к окнам.

– Кто это?

– Какой красивый!

– Настоящий джентльмен!

– А мне так нравится лошадь! – вставила одна из девушек, но на нее тут же зашикали.

Александра с трудом протолкалась к окну, делая при этом вид, что ей нимало не интересна причина суматохи. Однако, когда она выглянула наружу, у нее занялся дух.

На редкость импозантный на вороном жеребце и в темно-сером дорожном плаще, Люсьен был уже на полпути от высоких монастырских ворот к зданию школы. Стайка воспитанниц, возникшая откуда-то словно по волшебству, с восторгом предавалась созерцанию столь редкого гостя.

Когда чуть позже ему навстречу вышла Эмма, Люсьен спешился и почтительно склонился к руке молодой дамы. Воспитанницы разом присели в реверансе и направились к школе, продолжая бросать через плечо заинтересованные взгляды.

Вскоре Александра узнала много интересного о том, что думают о незваном госте ее ученицы. По их словам выходило, что этот мужчина, без сомнения, богатый и знатный, прибыл в школу мисс Гренвилл в поисках невесты.

– Кто бы это мог быть? – рассуждали девушки, сгорая от любопытства. – Герцог, никак не меньше.

– Это граф, – не удержалась Александра. – А теперь давайте вернемся к уроку.

– Так он вам знаком? Откуда? Расскажите все, мисс Галлант, и поскорее! – Крик поднялся такой, что у нее заложило уши.

– Это лорд Килкерн, и он, должно быть, сбился с дороги. Так как же насчет урока?

– Ой-ой, он уже уезжает! – простонала Элисон. – Вот жалость-то! Я надеялась, что он останется хотя бы до завтра.

– Чтобы ты могла подстеречь его в темном коридоре и упасть в его объятия, как будто от испуга? – съязвила Джейн. – Учти, обмороки вы еще не проходили, ты можешь опозориться.

Александра сама была на грани обморока. Взгляд ее не отрывался от Люсьена до тех пор, пока он не скрылся за воротами. Как граф оказался в этих местах? Неужели хотел ее повидать? Но если он проделал ради этого такой долгий путь, то почему вдруг повернул назад? Это совсем не похоже на Люсьена Балфура, каким она его знала.

Ее разочарованию не было предела.

– Где вы познакомились с лордом Килкерном, мисс Галлант? В Лондоне, не правда ли?

– Да. – Она подавила вздох и вернулась за свой стол. – Итак, продолжим. Следующая тема – вежливая форма выражения собственного мнения.

Ученицы неохотно подчинились, но урок не задался: Александра совершенно утратила способность мыслить рационально. Как мог Люсьен оказаться в сотнях миль от Лондона, в Гемпшире? Ни о чем другом она теперь думать не могла.

Немного погодя явилась Эмма и, вызвав ее в коридор для разговора, увела подальше от двери классной комнаты. Когда она повернулась, лицо ее носило выражение полнейшего бесстрастия. Нечего было и думать прочесть ответ на этой каменной маске.

– Полагаю, все видели нашего гостя, в том числе и ты, Александра?

– Не понимаю, зачем он явился! Я же ясно сказала, что не желаю…

– Он спрашивал о тебе…

– И?..

– Я сказала, что ты здесь и в добром здравии, но свод правил, которые мы строго соблюдаем, запрещает мужчинам находиться на территории школы.

Значит, Люсьен ею интересуется! Может быть даже, он по-прежнему надеется склонить ее на брак! А вдруг он явился сюда лишь для того, чтобы убедиться, что надежно сбыл ее с рук?

– Лекс!

Она так углубилась в свои мысли, что оклик заставил ее вздрогнуть.

– Лорд Килкерн вернется завтра в полдень – вот тогда вы все и обсудите.

– Но как же это? – воскликнула Александра, внезапно испытав настоящий ужас. – Я понятия не имею… я не могу…

– В нашем заведении дают уроки манер и хорошего тона. Дурная молва не пойдет нам на пользу. – Эмма произнесла это назидательным тоном, но в глазах ее прыгали веселые бесенята.

– Знаю, знаю! – Александра зажмурилась. – Понимаешь, я не думала, что он приедет, и не подготовилась! Я даже не знаю, зачем Люсьен здесь!

– Он здесь, и это главное. – Эмма легонько тряхнула ее за плечи, заставив открыть глаза. – Тебе придется с ним встретиться, хочешь ты или не хочешь.

– Вот и видно, что ты не влюблена.

– То, что влюблена ты, Лекс, видно еще лучше.

Глава 21

Люсьен прибыл в школу мисс Гренвилл раньше назначенного срока и вынужден был коротать время за решетчатыми воротами, словно грешник, которому заказан доступ в райские кущи. Он чувствовал себя преглупо, однако ему ничего другого не оставалось, как подчиниться кодексу этого в высшей степени благопристойного учебного заведения. Да и что он мог поделать? Взять школу штурмом, чтобы девицы с визгом разбежались по углам или, еще того хуже, скопом попадали в обморок?

Стараясь не поддаваться нетерпению, Люсьен углубился в разработку стратегии, но сразу все забыл при виде своей римской богини и того, как она шествует к нему по короткой подъездной аллее. Вот бы схватить ее, перекинуть через седло и вихрем умчаться прочь! В конце концов, они не виделись две недели – целую вечность!

– Добрый день, Люсьен, – сказала Александра приблизившись.

Что ж, по крайней мере не лорд Килкерн и не милорд. Он подошел к решетке вплотную.

– Как поживает Шекспир?

– Благодарю, здоров.

– А ты?

– Тоже.

Продолжать в том же духе не было никакого смысла. В прошлом прямота себя оправдала, и теперь на нее была вся надежда.

– Ты перевернула всю мою жизнь вверх дном. Вот уж не думал, что это кому-то по плечу!

– Значит, вверх дном?

– Я хотел сказать, что ты все в ней изменила, заставила меня иначе взглянуть на мир, на людей, на себя самого. Ты совершила нечто столь грандиозное, что заслуживаешь всяческих похвал.

С минуту Александра молчала, упорно избегая взгляда Люсьена.

– Мой труд был щедро оплачен, – выдавила она.

– Очевидно, недостаточно щедро, раз ты сбежала. – Люсьен невесело усмехнулся, протянул руку сквозь решетку и коснулся ее щеки. – Мне тебя недостает.

Она отпрянула.

– Верю! Тебе так нравится играть чужой жизнью, что волей-неволей придется подыскивать кого-нибудь на мое место, а это хлопотно.

– Это была игра вдвоем, – напомнил Люсьен. – Ни с кем другим мне этого не захочется.

Щеки Александры порозовели.

– Довольно играть словами! Зачем ты здесь?

– Я все еще тебе по душе, верно?

– Душа здесь ни при чем! К тому же я лишь усложнила тебе жизнь.

– Разве из нас двоих не я – виноватая сторона? Выходи ко мне, и давай погуляем.

– Нет. Лучше уезжай.

– Я как будто пытаюсь обольстить монахиню! – хмыкнул Люсьен, надеясь поймать в глазах Александры отблеск присущего ей юмора.

В самом деле, губы ее дрогнули.

– В прошлом это был монастырь, и теперь здесь мало что изменилось.

– Тогда стоило ли покидать подвал? Разве дело в размерах тюремной камеры? Дело – в отсутствии свободы! – Для наглядности Люсьен слегка потряс решетку. – Хотя бы подойди поближе!

– И не подумаю. Хочу напомнить, что в подвал меня запер ты, а это место я выбрала сама. Добровольное заключение – не чета вынужденному.

– Ты здесь только потому, что тебе некуда больше идти.

– Ошибаешься, теперь мне открыты любые пути. Я перестала быть отверженной, и все благодаря великодушной поддержке моего дорогого дядюшки.

– Прости, что все так вышло, но когда-нибудь тебе все равно предстояло помириться с герцогом Монмутом.

– Это еще почему?

– Потому что иначе ты осталась бы отверженной даже в браке со мной. Мой титул дал бы тебе богатство, но не отпущение грехов. Поддержка герцога Монмута обелила тебя в глазах света, и ты можешь со спокойной душой принять мое предложение.

Александра смотрела на Люсьена во все глаза.

– Это была не единственная причина для отказа!

– Я помню. – Он достал из нагрудного кармана аккуратно сложенный лист пергамента и протянул ей сквозь решетку. – Вот, возьми. Надеюсь, теперь мы разом устраним все остальные причины.

– Что это? – Она поколебалась, но взяла лист.

– Прочти на ночь и, если можно, в одиночестве.

– А что будешь делать ты? Ждать за воротами до утра?

– Нет, я сейчас же выеду в Лондон. Роберт решил венчаться еще до конца сезона, пока все не разъехались по своим поместьям.

– Значит, мы снова расстаемся?

– Надеюсь, ненадолго, – твердо ответил Люсьен. – Я по-прежнему хочу, чтобы ты стала моей женой, но просить больше не стану. Прочти то, что я тебе передал, и если вдруг почувствуешь охоту к перемене мест, найдешь меня в Балфур-Хаусе, где я останусь примерно до середины августа. – Он снова потянулся через решетку, но на этот раз Александра вовремя отскочила. – Помнишь, я как-то сказал, что однажды просить придется тебе?

– Не надейся понапрасну, – отрезала она.

– И все же я буду надеяться. – Уже тронув лошадь, он повернулся. – До встречи, Александра.

Он так ни разу и не оглянулся, уезжая.

Возможно, она предпочтет остаться в Гемпшире, но он по крайней мере сделал все, что мог.

Только когда дорога повернула за рощу, Люсьен обернулся. У ворот уже никого не было.

Александра торопилась к арочной двери школьного здания; пергамент едва слышно шуршал в кармане ее ротонды, словно что-то заговорщицки нашептывал. По ее щекам беспрерывно катились слезы, именно из-за этого ей и пришлось бежать от ворот – не хватало только, чтобы ее истерику заметили воспитанницы!

Когда она переступила порог, то уже плакала навзрыд и потому не заметила Эмму, пока не столкнулась с ней вплотную.

– Ох, прости!

Эмма молча протянула ей носовой платок, и Александра вытерла слезы.

– Совершенно невозможный человек! Мне не следовало к нему выходить.

– Надеюсь, вы объяснились?

– Мы сделали это еще в Лондоне, просто он не хочет ничего понимать. Все кончено, Эмма… Впрочем, ничего толком и не начиналось.

– Глядя на тебя, верится с трудом. Почему бы тебе не признать тот факт, что ты любишь этого человека?

С тяжелым вздохом Александра повернулась и направилась в жилое крыло. Эмма последовала за ней.

– Почему? Откуда мне знать почему! Не могу – и все! Быть может, потому, что он от меня этого ждет. Люсьен поставил себе целью вскружить мне голову… и добился своего!

– А это идет вразрез с твоими представлениями о любви, – хмыкнула Эмма.

– Он чересчур самонадеян, черт возьми!

С лестничной площадки послышалось дружное хихиканье, смутившее Александру. Опуститься до того, чтобы чертыхаться в присутствии воспитанниц!

– Мисс Галлант, вы расстроены, но это не оправдывает подобных выражений! – отчеканила Эмма. – Надеюсь, вы хотели сказать что-нибудь вроде «вот беда!», но обмолвились?

– Да, конечно, мисс Гренвилл. Больше подобного не повторится.

– Ну вот и славно. – Эмма взяла ее под руку. – Не унывай! Главное, что все позади. Сегодня концерт, и это тебя отвлечет.

Александра кивнула, в глубине души понимая, что ничего не позади и что концерт, как бы он ни удался, не отвлечет ее от мыслей о Люсьене ни на минуту.

Весь остаток дня она была слишком погружена в себя, чтобы реагировать на окружающее, хотя обычно с удовольствием присутствовала на еженедельном концерте, тем более что некоторые воспитанницы играли и пели великолепно. Ей все никак не удавалось забыть о листе пергамента, ждущем своего часа в ее комнате, в ящике туалетного стола.

Что в нем? Обещание оставить ее в покое? Ведь именно этого она хочет, мечтая жить в гордом одиночестве, в стороне от чужих интриг, от искушений, от страданий…

Но неужели она сможет забыть о том, как чудесно быть рядом с Люсьеном, обсуждать с ним тысячи самых разных вещей, как упоительно находиться в его объятиях? Если бы можно было стереть все это из памяти! Тогда ее жизнь пошла бы дальше своим чередом. Дважды во время концерта Александра порывалась ускользнуть, но так и не нашла в себе сил нарушить указание Люсьена.

Лишь когда последний номер программы был завершен, она поднялась с места и устремила взгляд в окно. Солнце стояло низко над горизонтом – если не придираться строго, вечер уже наступил.

– Мисс Галлант! – окликнула ее одна из преподавательниц, когда Александра проходила мимо. – Надеюсь, за ужином вы просветите нас насчет вашего загадочного гостя? Девушки просто сгорают от любопытства!

– Боюсь, я не смогу спуститься к ужину, мисс Тулс: страшно разболелась голова. Будьте добры, передайте это мисс Гренвилл.

Александра не ждала, что хоть кто-нибудь поверит в ее отговорку – все, без сомнения, решат, что она уединилась для любовных мечтаний. Впрочем, так оно и было на самом деле. Кухарка уже успела принести ее псу вечернюю порцию еды, которую он тут же с удовольствием съел. Александра затеплила лампу, достала письмо и уселась на кровать.

– Узнаешь запах, малыш? – спросила она и почесала Шекспира за ушами. Потом развернула лист.

Против ожиданий это было не личное письмо, а официальный документ со всеми необходимыми подписями и печатями. В него была вложена записка, которую она поднесла к глазам в первую очередь.

«Александра! При всем своем непомерном упрямстве ты должна признать, что остаются лишь две причины, по которым ты не можешь за меня выйти».

Девушка затаила дыхание. Почему Люсьен упорствует? На его месте она давно уже махнула бы на все рукой.

«В моих глазах ты якобы представляешь собой подходящее лоно, в котором может быть зачат и выношен наследник моих земель, состояния и титула, чтобы все это не уплыло в руки Розы и особенно Фионы. Будучи в здравом уме и твердой памяти, заявляю, что нет никого менее подходящего на эту роль. – Александра против воли улыбнулась. – К сему прилагаю документ, составленный и заверенный мистером Маллинсом. Там изложено, что независимо от наличия или отсутствия детей я уступаю свое право наследования детям Розы».

Александра ахнула.

– Это шутка! Он не мог написать это всерьез!

Она схватила лист пергамента, прочла его несколько раз подряд и уронила на колени.

Описанная сложными юридическими терминами, запрятанная среди оговорок и статей закона, там присутствовала простая истина: по смерти Люсьена Балфура, графа Килкерна, право наследования переходит к семейству Делакруа. Детям и супруге, если та переживет его, выделялась сумма в пять тысяч фунтов в год – и только, из всего теперешнего изобилия.

– Боже! – прошептала Александра и вернулась к письму.

«Надеюсь, этот пункт твоего списка можно считать вычеркнутым. Остается последний и самый важный – мое неверие в любовь. Я думаю, что могу воздержаться от пылких заверений. Если ты до сих пор не поняла, как сильно я люблю тебя, никакие заверения не помогут делу, только унизят меня в твоих глазах. Я мог бы сказать, что теперь уже ничто не стоит между нами, но это не совсем так. Мне тоже знакомы сомнения, поэтому сейчас моя очередь спросить: любишь ли ты меня, Александра? Люсьен».

На листок упала крупная светлая капля, и девушка поняла, что снова плачет. Им с Розой стоило бы посоревноваться, кто прольет больше слез. Но как тут было удержаться? Люсьен Балфур, каким она его когда-то знала – надменный и холодный Люсьен, – не уступил бы никогда и никому, в особенности семейству Делакруа. И вот он совершил это – ради нее.

Александра вскочила и принялась расхаживать по комнате, держа в руках завещание, подписанное Люсьеном и заверенное мистером Маллинсом в присутствии двух свидетелей: Роберта Эллиса и незнакомого ей стряпчего. Оно было подлинным, подлиннее некуда.

В этом весь Люсьен – он сделал широкий, бесконечно великодушный жест, от которого невозможно отмахнуться, который нельзя просто выбросить из головы, даже не оставив ей возможности оспорить этот жест.

Заметив на кровати письмо, она схватила его и смяла, потом бережно расправила и прижала к груди. Это было лучшее письмо в ее жизни.

– Боже мой, Шекспир, я совершенно разучилась владеть собой! Он сводит меня с ума!

Пес сочувственно вильнул хвостом. Александра уселась и погрузилась в раздумья, время от времени бормоча что-то не вполне галантное, благо поблизости не было посторонних ушей. В конце концов она решила, как поступит: вернется в Балфур-Хаус, даст Люсьену хорошего тычка под ребра, а потом задушит его в объятиях. Он поступился всем ради любви к ней, это неоспоримо. Зато оставались загадкой мотивы другого человека – того, по чьей вине она чуть было не потеряла Люсьена навсегда…

В дверь постучали. Александра вернулась к действительности.

– Войдите!

– У тебя все в порядке? – спросила Эмма, не торопясь переступать порог.

– Не уверена, – ответила Александра с истерическим смешком.

– Случилось еще что-нибудь знаменательное? – Директриса вошла и прикрыла за собой дверь.

– Знаменательнее некуда. Я получила хороший урок, а посему… – Она наклонилась, чтобы вытащить из-под кровати дорожный сундук.