Текст книги "Прелестная наставница"

– Нет, не захочу! Чего ради?

Александра заметила на глазах своей подопечной слезы и поморщилась. В последнее время Роза прекрасно обходилась без этого, и ей хотелось надеяться, что ежедневные осадки прочно сменились наконец солнечной погодой.

– Милорд, почему бы вам не потанцевать с Розой? Общество сразу поймет, что вы целиком и полностью поддерживаете кузину в ее намерении выйти замуж.

Граф обратил к ней взгляд, полный невыразимого высокомерия, потом нацарапал на программке свое имя против кадрили и сунул ее Розе в руки.

– Чудесно! Изумительно! – закудахтала Фиона.

С этим Александра была полностью согласна, но благоразумно оставила восторги при себе. Не важно, почему граф уступил – главное, что он сделал шаг навстречу своей кузине.

– Ах, ах! Кого это мы здесь видим? Неужто Александру Беатрису Галлант?

Узнав голос, девушка почувствовала, что смертельно бледнеет. В голове ее мелькнула вызванная отчаянием мысль: может быть, если не смотреть в ту сторону, он исчезнет!

– А кто вы, позвольте узнать? – ледяным тоном осведомился граф.

Александра угадала в этом холоде ревность и едва удержалась от истерического смешка. Какое право он имеет ревновать ее к кому бы то ни было? И какой в этой ревности смысл, если он не может встать на ее защиту?

– Перед вами лорд Вирджил Реттинг, – ответил вновь прибывший, и поскольку она продолжала смотреть невидящим взглядом на яркие сполохи фейерверка, сам обратился к ней. – Александра, в конце концов ты могла бы меня представить!

– Не имею ни малейшего желания! – отрезала она и повернулась.

Со дня их последней встречи этот человек сильно прибавил в весе: лицо округлилось, шею подпирал крахмальный воротничок. Единственной потерей были волосы на макушке, но он постарался компенсировать нанесенный временем ущерб тем, что оставалось спереди.

Стараясь скрыть недоумение, Люсьен переводил взгляд с нежданного гостя на Александру. Она уже достаточно хорошо знала его, чтобы понять, насколько обманчива эта непринужденная поза: так леопард, прильнув к земле, готовится к прыжку для драки за свою добычу. Вот только Вирджил Реттинг был хищником иной, более жалкой породы – ему нравилось терзать добычу, волочить ее в грязи и потом оставлять на корм стервятникам.

– Фу, какая невоспитанность! – сказал он, наслаждаясь каждым словом. – А еще гувернантка! Ведь ты гувернантка, верно?

– Еще один, последний раз спрашиваю вас, милорд, кто вы такой? – раздельно произнес лорд Килкерн.

– Ну, раз меня не желают представить по всем правилам хорошего тона… Вирджил Реттинг, сын герцога Монмута и кузен Александры.

– К сожалению! – процедила она, больше всего на свете желая незаметно исчезнуть.

– Так вы приходитесь герцогу Монмуту племянницей? – удивился Люсьен. В его голосе смешались досада и упрек.

– К сожалению, – повторила Александра.

– Если кто и должен сожалеть, так это ее родня, – хмыкнул Вирджил. – Гувернантка, шатается по всему Лондону, предлагая свои услуги и позоря семейство, чье генеалогическое древо восходит… хотя что это я! Всем известно, куда восходит генеалогическое древо Монмутов!

Из полумрака вокруг ложи поднялся внятный ропот. Александра вдруг сообразила, что они не одни и каждое слово этого разговора завтра будет обсуждаться светом. Очевидно, это понял и Люсьен.

– Лорд Вирджил Реттинг, вы непроходимый тупица.

Александра обратила к нему изумленный взгляд.

– Что, простите? – Реттинг явно не ожидал такого поворота событий.

– Я вас прощаю, милорд, – милостиво кивнул Люсьен. – Люди недалекие просто не умеют себя вести.

– Ну, знаете… э-э… Килкерн! Ведь вы Килкерн, верно?

– Какой блеск ума! Оказывается, и у тупиц бывают моменты прояснений.

На сей раз из полумрака послышались мужские смешки и женское хихиканье. Александра была в полном восторге. Всю свою жизнь она мечтала поставить своего кузена на место, но ни разу не осмелилась.

– Вы не имеете права оскорблять меня! Это недопустимо!

– А что допустимо, как по-вашему? – добродушно поинтересовался Люсьен. – «Жирный невежа» подойдет?

– Я не потерплю!

– Почему это вы не потерпите, позвольте спросить? Вы оскорбили леди в присутствии джентльмена и надеялись уйти безнаказанным? Впрочем, слово «джентльмен» вряд ли вам знакомо. Впредь будьте осторожны, иначе вас затянет трясина собственной глупости.

С минуту Вирджил беспомощно пыхтел, подыскивая достойный ответ, и, не найдя, пронзил испепеляющим взглядом Александру:

– Отец об этом узнает, будь уверена!

– И весь свет тоже, – миролюбиво произнес Люсьен.

Когда лорд Вирджил Реттинг убрался восвояси, он с деланым зевком опустился на свое место и жестом подозвал лакея с подносом.

– Мадеры всем четверым.

– Милорд, я прошу позволения удалиться, – поспешно сказала Александра, чувствуя, что у нее начинается озноб.

– Не надо мадеры. Пусть подадут мою карету.

– Будет исполнено.

– Благодарю вас… за все, – прошептала Александра, зябко кутаясь в теплую шаль.

Люсьен благодушно кивнул.

– Всегда к услугам дамы, чья честь задета мерзкой жабой во фраке.

– Бедняжка! – Фиона потрепала гувернантку по руке с большим чувством, чем когда-либо прежде. – Какой неприятный человек этот ваш кузен! А вы в самом деле приходитесь племянницей самому герцогу Монмуту?

– Не сейчас, мама! – вмешалась Роза с неожиданной твердостью в голосе. – Для расспросов будет время и позже.

Лорд Килкерн не вымолвил ни слова на протяжении всей дороги до Балфур-Хауса. Лишь когда леди Делакруа направились к себе и Александра хотела последовать их примеру, он удержал ее за руку.

– Уимбл, вы мне больше не понадобитесь. Мы с мисс Галлант будем в саду.

– Как желаете, милорд.

Дворецкий снова подал Александре ее накидку и с поклоном удалился.

– Вы, конечно, хотите знать, почему я ничего не сказала о своем знатном происхождении, – начала она, как только они оказались среди дорожек розария. – Потому, что меня давно уже ничего не связывает с этими людьми, кроме родства.

– Раз вы так откровенно избегаете своих близких, у вас нет права поучать, как мне вести себя с моими. Это сильно отдает лицемерием, вы не находите?

– Мы в разном положении, милорд. Если честно, я вообще не желаю это обсуждать. К тому же я очень устала.

– Нет уж, давайте обсудим.

Александра знала, что услышит именно это. К тому же, защитив ее честь, граф имел право знать ее историю, хотя бы в самых общих чертах.

Она вздохнула, и вздох воплотился в нечто вещественное, став облачком пара в студеном воздухе ночи.

– Что вас интересует?

– Этот ваш кузен – напыщенный болван, но у него есть старший брат, Томас. Что вы скажете о нем и, кстати, о вашем дяде?

– Томас, маркиз Кройден, живет в Шотландии, и я его почти не знаю. Дядя и я… мы чужие друг другу, и нас обоих это устраивает.

– Я так и понял. Но в чем причина вашего отчуждения?

– А в чем причина отчуждения между вами и вашими близкими?

– Вопросом на вопрос? – Граф усмехнулся и указал на скамью. – Присядем.

После короткого колебания Александра села. От Люсьена исходило такое ощутимое тепло, что она бессознательно подвинулась настолько близко, насколько позволяли приличия.

– Вы очень любезны, предлагая мне дружеское плечо, но я вовсе не намерена выплакивать на нем свои беды.

– Дружеское плечо? Дружба здесь ни при чем.

Он повернулся, и Александра поймала отблеск яркой звезды в глубине его темных глаз.

– Вы защитили мою честь, милорд. Вы добрее, чем хотите казаться.

– Однако случившееся наводит меня на размышления. Я не раз ощущал на себе остроту вашего языка. Почему вы не обратили это оружие против своего кузена? Он показался мне легкой добычей.

– Это мое дело! – Александра вскочила и принялась ходить взад-вперед около скамьи. – В прошлом я сама разбиралась со своими неприятностями, разберусь и впредь!

– Я не говорил, что буду раз за разом бросаться грудью на защиту вашей чести, – спокойно парировал Люсьен. – Просто я хочу знать, что у вас за неприятности.

– Хорошо! – отчеканила она, зная, что другого пути все равно нет. – Я расскажу. Но сначала вы!

– Упрямица! Ведь вам известно, к чему приводят споры со мной.

– Я не скажу ни слова, пока не услышу ваш рассказ!

Довольно долго длилось молчание. Пар от дыхания был единственным свидетельством того, что на скамье сидит живой человек, а не статуя.

– Не люблю исповедей, – наконец сказал граф.

– А кто любит?

Александру снова начала бить дрожь.

– Идите сюда. – Люсьен откинул полу теплого плаща. – Идите, иначе примерзнете к земле.

Она и в самом деле начинала зябнуть, но все же на всякий случай села подальше. Тогда он подхватил ее и придвинул ближе, очень близко, закутав, как ребенка. Она словно оказалась у пылающего камина.

Александра со вздохом прильнула к широкому плечу.

– Что вам известно о моем отце?

– Немногое, милорд. То, что он содержал любовниц и что пятнадцать лет как мертв.

– Содержал любовниц! Это все равно что ничего не сказать. Распутник, выпивоха, игрок – вот кто был мой отец. С матерью он жил месяца три, до зачатия наследника, потом отправил ее в крохотное имение в Ноттингеме, где я и появился на свет. Одиннадцать лет жизни я не слышал от матери ничего, кроме жалоб на жизнь и на утраченных друзей, однако им она даже ни разу не написала. Отца я видел всего шесть раз, включая его похороны.

– Как печально!

– Мне не раз приходилось слышать, что ничтожество матери, низость отца и их пародия на брак навсегда поселили во мне отвращение к этим святым узам. Очевидно, так оно и есть.

– И все же вы изменили себе, не так ли? Вы собрались жениться?

– По праву наследования Балфур вместе с титулом должен был достаться Джеймсу и в дальнейшем переходить к его потомкам мужского пола. Однако мой кузен погиб в Бельгии, во время наполеоновской кампании, когда ядро угодило в пороховой склад. Я даже не знаю, чьи именно останки похоронены в нашем фамильном склепе.

Люсьен говорил бесстрастно, но волнение отозвалось напряжением во всем его теле.

– Вы скорбите о нем.

– Безмерно. После смерти Джеймса и дяди Оскара других родственников мужского пола у меня не осталось.

– Значит, поместье, состояние и титул могут перейти к потомству кузины?

– Отсюда мое намерение жениться вопреки отвращению.

– А почему не уступить все детям Розы?

– Я не настолько презираю своих предков, – возразил Люсьен со смешком. – К тому же подобная уступчивость не позволит мне в точности повторить путь отца. До сих пор я успешно следовал по его стопам.

– Нет! – вырвалось у Александры.

Она слышала скандальные истории про похождения лорда Килкерна и, разумеется, осуждала его – до последнего времени. Теперь ей трудно было поверить в его намеренное бездушие.

– Итак, я исповедался. Ваша очередь.

Значит, она зря надеялась, что до этого не дойдет.

– Моя история проще, милорд.

– А точнее?

– Учтите, это не будет попытка смягчить ваше сердце и заставить сострадать мне!

– У меня нет сердца, Александра, так что можете смело начинать.

Она попробовала отстраниться, но это ей не удалось.

– Моя мать Маргарет, урожденная Реттинг, вышла замуж за художника, внука обнищавшего графа. К тому времени дядя уже унаследовал титул герцога, да и вообще презирал людей ниже себя по положению, так что Кристофер Галлант был для него попросту никто. Он вычеркнул мою мать из завещания в день ее замужества. Родители хорошо понимали, что мне уже не разбогатеть по праву рождения, и пытались дать хорошее образование, чтобы позже я могла прокормить себя. Так я оказалась в частной школе мисс Гренвилл, где проучилась два года. Когда эпидемия инфлюэнцы унесла разом отца и мать, почти все, что мы имели, ушло на достойные похороны, а имущество было распродано за долги.

Горло у Александры стеснилось; она живо припомнила, за какие гроши пошли с молотка драгоценности матери и чудесные полотна отца.

– А что же ваш дядя? Неужели ничем не помог?

– Мне хотелось хотя бы закончить текущий год обучения. Я проглотила гордость и написала дяде письмо с просьбой о деньгах. Ответ пришел почтой, с пометкой «за счет адресата», так что мне пришлось оплатить доставку. Его светлость герцог Монмут сообщал: «Я предупреждал сестру, что романтические капризы дорого обходятся, и не считаю себя обязанным нести ответственность за ее ошибки».

– Как приятно узнать, что где-то живет еще больший мерзавец, чем я. – Люсьен положил теплую ладонь на руку Александры, и ей мучительно захотелось, чтобы их пальцы сплелись. – Чем же все кончилось?

– Поскольку мои оценки давали мне определенное преимущество, мисс Гренвилл согласилась оставить меня учительницей без жалованья. Я окончила школу, пошла в гувернантки, и дело кончилось милой болтовней с лордом Килкерном в розовом саду под луной.

– А что там все-таки было с этим Уилкинсом?

– Милорд! – Александра встала. – Эта история не имеет ни малейшего отношения к моей знатной родне.

С нее довольно; и без того уже граф получил достаточно сведений, которые с успехом мог употребить ей во зло, если бы захотел. Да и вообще она поклялась, что никто никогда не узнает, что произошло между ней и лордом Уилкинсом.

– Значит, не скажете?

– Нет.

– А я думаю, скажете. Позже, когда доверитесь мне безоговорочно.

– Я никогда и никому не доверяюсь безоговорочно, милорд, а вы – человек, которого лишь завещание вынудило принять у себя тетку и кузину. Вы ничуть не лучше моего дяди!

– Но и вы не кроткая голубка, мисс Галлант. Не пытайтесь отыграться на мне за чужие грехи – это бессмысленно и несправедливо. Доброй ночи!

Граф поднялся и, не оглядываясь, пошел к дому. Александра подождала, пока он войдет в парадную дверь, и прошептала:

– Доброй ночи…

Глава 10

Вирджил Реттинг длинно зевнул, стараясь удержать глаза открытыми. Он терпеть не мог рано вставать. Всем его приятелям предстояло видеть сны еще по меньшей мере часов пять, и он охотно поменялся бы местами с любым из них. Всю ночь он топил в вине досаду на лорда Килкерна и теперь мучился от жестокого похмелья.

– Вирджил! Я к тебе обращаюсь! Если ты так по мне соскучился, что не мог подождать до ужина, по крайней мере не спи за столом! Ты похож на отравленную стрихнином крысу.

– Ты приказал мне рта не открывать, отец, – буркнул он, уставив налитые кровью глаза на импозантного человека, сидевшего во главе стола.

– Я приказал не открывать рта, если речь идет о деньгах, – уточнил герцог Монмут, доедая медовую коврижку. – Против других тем у меня возражений нет.

Взгляд черных, как угли, глаз неприятно напомнил Вирджилу ту пору его детства, когда он еще мочился в постель и бывал за это наказан. К счастью, герцог вернулся к утренней газете. Без сомнения, он встал еще затемно и успел отдать все необходимые распоряжения по обустройству городского дома к сезону. Казалось, он вообще не нуждался в отдыхе, а если ему случалось задремать, его чуткие уши ловили все, что нужно знать такой важной персоне.

Вирджил ни за что не явился бы лишний раз к отцу, если бы не крайняя необходимость. Нельзя допустить, чтобы тот узнал скандальную новость из посторонних уст.

– Я пришел не за деньгами. Отец, почему ты всегда предполагаешь худшее?

– Потому что мои лучшие предположения вряд ли когда-нибудь оправдаются.

– Ну, тогда…

– Ваша светлость, прибыли лорд Ливерпуль и лорд Хастер, – сообщил дворецкий.

– Я буду через пару минут.

– Да, ваша светлость.

– А теперь, Вирджил, или говори, зачем пожаловал, или приходи завтра. Завтра я свободен от десяти до одиннадцати утра.

– Вчера я встретил Александру.

Герцог помедлил, держа чашку с чаем у тонкогубого, неулыбчивого рта.

– И одно это вытащило тебя сегодня из постели? Разумеется, Александра в Лондоне – ведь Фонтейны прибыли еще четыре дня назад.

Вирджил помотал головой, испытывая в этот момент неописуемое злорадство: удивить его светлость было так же трудно, как сорвать банк в казино, а раздосадовать – как сорвать банк дважды подряд.

– Она не была с Фонтейнами.

– А, так ей повезло найти место! Ну и хорошо. Значит, с прихлебательством для нее покончено. Я ухожу, нельзя заставлять премьер-министра ждать.

Вирджил хорошо знал, что другой такой возможности может и не представиться.

– Место она и в самом деле нашла… в Балфур-Хаусе, – сказал он в спину отцу.

– Где?! – Герцог круто повернулся.

– В Балфур-Хаусе, – с наслаждением повторил Вирджил. – Я встретил ее в Воксхолл-Гарденз, в ложе Килкерна, бок о бок с ним. Когда я подошел, чтобы всадить в нее пару словесных шпилек, он чуть не вцепился мне в горло.

– Что ж, у Килкерна есть кузина, которая только что вошла в пору.

– Я видел и ее. Прехорошенькая! Но до Александры ей далеко.

– Хм! – Герцог вернулся к столу и сел. – А ты ничего не перепутал? Когда ты как следует наберешься…

– Что ты, отец! – Вирджил и в самом деле начал пить (то есть пить в полную меру) уже после того, как покинул Воксхолл. – Это был Килкерн собственной персоной. Он так на меня фыркал, что пришлось поставить наглеца на место. И все это при свидетелях.

– Проклятие! – взорвался герцог. – Даже с примесью низкой крови можно вести себя более рассудительно! После истории с этим ничтожеством, Уилкинсом, Александра могла бы поумнеть. Что будет с нашей репутацией, с нашей фамильной честью, если она влипнет в историю с таким человеком, как Килкерн?

– Я сам был потрясен до глубины души, – подтвердил Вирджил, скрывая усмешку. – Делает, что ей заблагорассудится, у всех на виду. Ей совершенно все равно, какой ущерб будет нанесен нашему доброму имени.

– Если у нее на уме была карьера содержанки, могла бы убраться подальше от Лондона, в какой-нибудь Йоркшир! – Герцог стукнул кулаком по столу, и фарфор, стоящий на нем, жалобно зазвенел. – А я как раз собрался провести через парламент новый билль о пошлинах. Надо разнюхать, что думают обо всем этом в свете. – Он встал. – Если понадобится, я выступлю с публичным порицанием.

Вирджил дождался, пока отец хлопнет дверью, и приступил к более чем обильным остаткам завтрака. При этом он тешил себя мыслями о том, что покажет Александре и этому задаваке Килкерну, как связываться с сыном самого герцога Монмута. То-то они удивятся, когда их интрижка будет вытянута на свет божий!

– Глупая была затея, – сказала Александра, глядя в окно на тихую узкую улочку.

– Твоя глупая затея, – уточнила Виктория. – Только не надо смотреть с такой тревогой, словно лорд Реттинг вот-вот выскочит из-за угла.

– Ничего не могу с собой поделать.

Александра улыбнулась служанке, подошедшей с приборами и чаем. Идея увидеться в этой маленькой харчевне была сама по себе хороша, вот только возникла она еще до фейерверка в Воксхолле и конфронтации с Вирджилом Реттингом.

– Твой кузен наверняка еще спит, но даже если нет, он отсюда далеко.

– Ты права, я веду себя нелепо.

Дело было не только в Вирджиле, но и в том, что разговор состоялся при свидетелях и уже был достоянием всего Лондона. Александра принужденно улыбнулась.

– Расскажи лучше о своей последней победе.

– Знаешь, никто не желает верить, что я не хочу выходить замуж, – пожаловалась Виктория. – Зачем мне это? Выйдя замуж, я буду хранить верность и уже не смогу поболтать с мужчиной запросто, как с твоим Килкерном тогда на балу.

– О! Я знала, что вы болтали, но понятия не имела, что запросто.

– Ревнуешь! – обрадовалась Виктория. – Она ревнует, ревнует!

– Вот уж нет, – возмутилась Александра. – Как я могу ревновать мужчину, если он мне даже не нравится? И потом, он не мой. Так о чем вы болтали?

– Ты мне больше не гувернантка. В чем хочу, в том признаюсь, а об остальном могу и умолчать. Мало ли о чем можно поболтать с Килкерном!

Александра спросила себя: если она нисколько не ревнует, почему же ей хочется придушить Лисичку?

– Подумаешь! Наверняка он и слова дельного не сказал!

– Надо лучше скрывать свои чувства, дорогая, – назидательно заметила Виктория.

– Перестань!

– Ладно уж, я по натуре не жестокосердна. Он выспрашивал о тебе.

– Что именно?

– Разное. Всегда ли ты так несносна, почему упорно стараешься всех переспорить… и тому подобное.

– Неправда!

– Клянусь! – Виктория залилась смехом.

– В таком случае он об этом пожалеет. – Александра встала и взялась за сумочку.

– Прежде чем испепелить несчастного, вспомни, что он был с тобой мил.

Александра покраснела. Откуда Лисичка могла знать о происшедшем между ней и Люсьеном в ту ночь в розарии? Она ни словом об этом не обмолвилась! С некоторым опозданием она сообразила, что речь идет о сцене в Воксхолле.

– Да… верно!

– Вижу, не только мне свойственно умалчивать. – Виктория снова принялась хохотать, к большой досаде Александры.

– Пойдем отсюда, пока мой тяжко заработанный выходной не подошел к концу.

– Так ты говоришь, что понятия не имел о ее родстве с герцогом Монмутом? – спросил Роберт за кружкой эля и жареной куриной ножкой.

– Я слишком занят собственными скандальными историями, чтобы следить за чужими, – буркнул Люсьен.

– Какая разница! – пожал плечами их сосед по столу, некто Фрэнсис Хенинг. – Любовнице родословная ни к чему, была бы горяча.

Люсьен затянулся сигарой и с неудовольствием оглядел говорившего. Кому пришло в голову пригласить к столу этого болвана? Впрочем, теперь его буквально осаждали болтуны и сплетники, словно свет забыл, до чего ему противно злословие.

– Я бы предпочел слово «гувернантка».

– Согласись, между друзьями эти нюансы излишни, – отмахнулся Роберт.

– Между друзьями? – Люсьен криво усмехнулся. – Не был, не знаю.

– Да брось, Килкерн! – едва выговорил Добнер с набитым ртом. – Ты сам виноват в том, что люди болтают. Никто бы не придал значения этому эпизоду, если бы ты не зарычал на лорда Реттинга, словно он явился тебя ограбить.

Роберт многозначительно поднял бровь, но Люсьен продолжал отмалчиваться. Не то чтобы он раскаивался в словесных оплеухах лорду Реттингу, но сожалел, что это случилось при свидетелях.

Привыкнув быть объектом злословия, Люсьен не беспокоился на свой счет, однако его не устраивала реакция Александры – она, как он успел понять, принимала разговоры о себе близко к сердцу. По-видимому, ей и в самом деле не на кого опереться, некуда бежать. Роль покровителя была ему внове, и он выступил в ней не самым удачным образом, еще сильнее подогрев всеобщую недоброжелательность. Столь же неприятным являлось то, что его сравнили с герцогом Монмутом – этим воплощением бездушия.

Люсьен настолько погрузился в раздумья, что пропустил мимо ушей большую часть застольной беседы. И очень кстати, если судить по встревоженной физиономии Роберта.

Он потушил сигару и встал:

– Джентльмены, мне пора.

– Мне тоже! – воскликнул Роберт, а когда они покидали клуб, облегченно вздохнул. – Сегодня ты демонстрируешь чудеса сдержанности! Я думал, будет взрыв и дело кончится кровопролитием.

– Возможно, у меня заложило уши.

Примерно половину пути они прошли в молчании. Виконт выглядел озабоченным, но Люсьен не спешил с расспросами, и в конце концов Роберт заговорил сам.

– На сей раз ты превзошел себя, старина!

– В чем это?

– Ищешь жену, собираешься выдать замуж кузину – и все это в присутствии своей высокородной любовницы, особы с подмоченной репутацией, которой приписывают не только разврат, но и убийство! Должно быть, это добавляет специй в жизнь холостяка и повесы, однако в преддверии женитьбы по меньшей мере неосмотрительно! Ни одна девушка строгих правил не согласится и шагу ступить в твой дом.

– Тем лучше для тебя. Будешь иметь широкий выбор.

– Не пытайся увести разговор в сто…

– Погоди! – Люсьен остановился как вкопанный, внезапно сообразив одну важную вещь. – Повтори, что ты сказал!

– Что ни одна девушка строгих правил…

– До этого!

– Не помню. Я метал бисер перед тобой, а не перед собой.

– Ты сказал «высокородная любовница», или мне послышалось?

– Конечно, послышалось! – испугался Роберт. – Наверняка я сказал «высокородная гувернантка».

– Совсем из головы вон! Ведь у меня дела. Встретимся на балу!

Он подозвал кеб и вскочил в него, бросив: «Гросвенор-стрит!», а его приятель так и остался стоять на тротуаре с открытым ртом.

Люсьен думал о том, как все переменилось. Александра не была простой гувернанткой. Вот откуда это достоинство, этот аристократизм! Независимо от репутации она была ему ровней.

– Я не иду.

Александра со вздохом расстегнула замочек ожерелья и, сняв украшение, посмотрела на Шекспира. Пес согласно завилял хвостом.

– Вот и хорошо, что ты того же мнения.

– Лекс! – раздалось из-за двери.

– Входи, Роза.

– Неужели я похожа на фламинго? – Девушка заглянула в зеркало поверх плеча Александры, отошла и сделала поворот. – Ну скажи, похожа?

– Ничуть. Ты прекрасно выглядишь.

– Я тоже так думаю! – Она закружилась в вихре розового шелка, кружев и локонов. – А вдруг кузен Люсьен скажет что-нибудь про фламинго?

– Ему это и в голову не придет! – поспешно заверила Александра.

– Но отчего ты все еще не готова? – удивилась Роза, заметив, что ее наставница сидит босиком, без всяких украшений, а ее волосы свободно ниспадают на спину, вместо того чтобы быть уложенными в прическу. – Кузен не любит ждать. Поторопись, не то он рассердится.

– Сегодня я останусь дома. – Чтобы не тревожить Розу, Александра улыбнулась. – Миссис Делакруа вполне способна сыграть мою роль.

– А вдруг я забуду что-нибудь важное, сделаю промах или уделю собеседнику больше внимания, чем следует?

Наибольшим промахом было бы явиться со скандально известной гувернанткой, подумала Александра, но высказывать это вслух не стала.

– У меня страшно разболелась голова, – солгала она. – Не волнуйся, ты отлично справишься.

– Ну что ж, ладно.

Роза вышла, и Александра снова уставилась в зеркало. Не нужно мучиться угрызениями совести, говорила она себе, это не то же самое, что бросить подопечную на произвол судьбы. Сейчас, пока слухи еще свежи, она принесет больше пользы своим отсутствием.

В течение нескольких дней, миновавших со злосчастного фейерверка в Воксхолле, Александра боялась выходить даже на утреннюю прогулку с Шекспиром. Ей мерещилось, что первый же встречный окажется Вирджилом, а если и нет, он непременно рассмеется ей в лицо, отлично зная, кто она такая и что думает о ней ее родня. И уж конечно, появиться в свете было сейчас выше ее сил.

Неожиданно дверь распахнулась.

– Одевайтесь! – бросил ей лорд Килкерн с порога.

Александра вскочила и схватилась за сердце. Зря она перестала запираться – ведь Лисичка предупреждала, что с этим человеком нужно быть настороже!

– У меня болит голова.

Граф хмыкнул. Вид его не был рассерженным, скорее он забавлялся.

– У меня тоже заболит, если некому будет сегодня пасти гарпий. Одевайтесь, и немедленно!

На этот раз он оделся во все черное. Дух захватывало от его внушительной, стопроцентно мужской красоты, которую не сумел бы передать в мраморе ни один скульптор. Мраморной копии лорда Килкерна наверняка недоставало бы едкой иронии во взгляде и откровенной, ему одному присущей надменности. В этих сильных руках нельзя было укрыться от опасности, потому что они были опасны вдвойне – опасны для того, что еще оставалось от ее репутации, для ее тяжко завоеванной независимости, для ее сердца.

– На что вы так пристально смотрите?

Александра вспыхнула.

– Простите! Вы… вы неплохо выглядите, милорд.

– Вот как? – Граф приблизился. – Я еще не видел вас с распущенными волосами. Это вам к лицу. – Он взял одну прядь и медленно пропустил между пальцами.

– Вы опоздаете. Да и вообще вам не подобает здесь находиться.

– Оставим чопорность. Вот что, мисс Галлант, у вас уже был один выходной на этой неделе. Сегодня вы на службе.

– Мне кажется, для всех только лучше, если я не поеду.

– Не думал, что вы так бесхребетны.

– Что, простите? – удивилась она.

– Оказывается, вы трусиха.

– Я не трусиха!

– Докажите.

– Дело не во мне, дело в…

– Довольно! Или вы покинете эту комнату на своих ногах, или я вынесу вас отсюда, перекинув через плечо. Все ясно?

Что ей оставалось делать? Устроить истерику? Но этого Александра не умела.

– Я выйду через пару минут.

– Нет уж, лучше я подожду здесь. – Граф скрестил руки на груди, показывая, что не собирается двигаться с места.

Вздохнув, Александра смирилась и села укладывать волосы. Как она ни старалась, игнорировать лорда Килкерна было невозможно. Каждый раз, когда взгляды их встречались в зеркале, она заново осознавала, что он следит за каждым ее движением, и по спине у нее бегали мурашки.

– Вам нужна горничная.

– По-вашему, я плохо справляюсь сама?

– При таком изобилии волос кто-то должен их расчесывать.

– Я делаю это сама с семнадцати лет. Довольно долгая практика, вы не находите? Мы уже можем идти?

Граф кивнул.

Проходя по коридору и спускаясь по лестнице, Александра безуспешно пыталась подавить инстинктивный страх. Подумаешь, перешептывания! Она привыкла к злословию и ничуть, нисколечко не боится его! Она повторяла и повторяла это себе, но все попусту.

– Никто не посмеет косо на вас взглянуть, – взбодрил ее Люсьен вполголоса. – Иначе ему придется иметь дело со мной.

Александра остановилась. Она была благодарна ему за эти слова, однако вовсе не хотела каких-либо скандалов.

– Это очень любезно с вашей стороны, милорд, но я сумею за себя постоять. Я не трепетная барышня!

– Вот и не трепещите! – посоветовал он так же негромко.

– Лекс! – вскричала Роза, заметив их. – Слава Богу, ты едешь! Теперь мне не о чем беспокоиться!

– Как это удобно – переложить свою ношу на чужие плечи, – едко прокомментировал граф, подхватывая восторженно вилявшего хвостом Шекспира и передавая его дворецкому. – Уимбл, не ждите нас.

– Хорошо, милорд.

В карете Люсьен, как обычно, уселся напротив Александры, и она поспешила занять себя какими-то необязательными наставлениями Розе. Само его присутствие в небольшом замкнутом пространстве нервировало ее больше, чем предстоящая конфронтация с высшим светом.

– А принц Георг будет? – лепетала Роза; ее большие глаза стали совсем круглыми. – А что, если он захочет пригласить меня на вальс!

– Наступи ему побольнее на ногу, и он оставит тебя в покое отныне и навеки, – буркнул Люсьен.

– Племянник, нельзя ли повежливее! У меня и без того нервы на пределе. Роза, дорогая, улыбайся, все время улыбайся!

– Если его высочество изволит тебя пригласить, – вмешалась Александра, – сделай реверанс, поблагодари и скажи, что вальс тебе еще не дозволен. Если он будет настаивать, прими приглашение. В конце концов, он принц-регент и волен поступать, как ему заблагорассудится.

– Обязательно приму. А лорд Белтон будет?

– Будет, будет. – Люсьен бросил взгляд на часы.

– Твоя карта заполнена, – напомнила Фиона.

– Да, но я надеялась… если он захочет…

– Я уступлю виконту свой танец, – сказал Люсьен; его затравленный взгляд напомнил Александре взгляд черной пантеры, впервые посаженной в клетку.