Текст книги "Леди и лорд"

Это движение, а также мысль о том, что он может провести с Элизабет Грэм целый день, возбудили Джонни, и, Улыбнувшись хищной улыбкой, он проговорил:

– В таком случае я настраиваюсь на более утонченные игры. Они предполагают наличие меньшего количества одежды и более тесный контакт.

– М-м-м, мне нравится эта идея.

– А мне нравится – с тобой.

– Хорошо. Но не слишком ли я оскорбляю твою тонкую чувствительную душу?

Джонни улыбнулся и потряс головой.

– Значит, сейчас я могу атаковать тебя безнаказанно?

Элизабет наслаждалась всем этим, словно ребенок, забавляющийся новой игрой.

– Ты можешь атаковать меня безнаказанно всегда, – небрежно проговорил Джонни. Уж он-то умел играть в эту игру и занимался этим несчетное количество раз.

«Всегда». Элизабет понравилось звучание этого слова, хотя она прекрасно знала, что если от печально знаменитого лэйрда Равенсби и можно чего-то ожидать, то уж никак не постоянства.

Их тела уже слились и теперь ритмично двигались, то сближаясь, то отдаляясь друг от друга. Элизабет захотела переменить позу, однако твердая рука Джонни удержала ее в прежнем положении.

– Ты, видимо, не поняла. На сей раз будет по-моему, а не по-твоему, – чуть задыхаясь, прошептал он.

– А я люблю, чтобы было по-моему. – Продолжая наслаждаться новой игрой, Элизабет говорила шутливым тоном, глядя на Джонни с кокетливой улыбкой.

– Нет, – мягко, но решительно ответил он. Он улыбался, но выражение его лица непреклонно показывало, кто здесь хозяин. – В другом случае я бы еще мог пойти тебе навстречу, но теперь, когда я собираюсь заниматься с тобой любовью целый день… Исключено.

– А я тогда надуюсь, – игриво предупредила его Элизабет.

– Это тебе не поможет, – усмехнулся в ответ Джонни.

– Какой ты жестокий! – с наигранной обидой упрекнула его Элизабет.

– Нет, – возразил он. – Просто я собираюсь продемонстрировать тебе новую разновидность доброты. А теперь отпусти меня, и я обещаю: твое послушание будет вознаграждено.

Элизабет расслабилась, хотя теперь она начинала ощущать настоящую обиду. Джонни вышел из нее и стоял на коленях. Он все еще был одет, и только штаны его были расстегнуты.

– Рассматривай это в качестве небольшого урока послушания, – проговорил он.

Пальцы Элизабет сжались в кулак, и она метнулась вперед, но Джонни молниеносно увернулся. «Несомненно, у него в этом большая практика», – решила она.

– Я бы с удовольствием заживо содрала с тебя кожу, – прошипела она, сжимая кулачки и гневно сверкая своими изумрудными глазами.

Откатившись по свежей ароматной траве на безопасное расстояние, Джонни с любопытством глядел на Элизабет.

– Но тогда я был бы для тебя бесполезен.

– Ненавижу, когда мужчины командуют мною. – Так уж сложилось, что все мужчины, с которыми Элизабет сталкивалась на протяжении своей жизни, оказывались мерзавцами, и теперь воспоминание о них заставляло ее кипеть еще сильнее.

Несколько секунд Джонни смотрел ей в глаза, а когда снова заговорил, в его голосе уже не было и следа насмешливости:

– Я ведь только шутил.

Бросив на него подозрительный взгляд, Элизабет предупредила:

– Я никогда не буду повиноваться – ни тебе, ни любому другому мужчине.

– Это была бы последняя вещь, которую я бы ожидал от тебя.

Джонни не лукавил. Ему и впрямь больше нравились волевые женщины, а повиновение являлось для него лишь частью любовной игры. И пока Элизабет размышляла над тем, можно ли ему верить или нет, пока раздумывала, может ли вообще ее горячее желание уживаться с какими бы то ни было принципами, Джонни проговорил:

– Здесь ты устанавливаешь правила.

– Ну что ж… возможно, я погорячилась, – полушепотом сказала она, подумав, что мужчины все же отличаются друг от друга и нельзя их стричь под одну гребенку.

– Ты просто устала. – По лицу Джонни блуждала рассеянная улыбка. – Впрочем, я сегодня тоже вытащил Монро из постели очень-очень рано. Это было долгое путешествие.

– Думаешь, я воспринимаю все слишком серьезно? – с улыбкой спросила Элизабет.

Джонни неопределенно пожал плечами и понурил голову.

– Война – это серьезно. Честь нации – это тоже серьезно. Серьезно – когда голод, когда умирают люди… А это нельзя не воспринимать слишком серьезно.

На некоторое время воцарилась тишина, нарушаемая лишь беззаботным щебетанием птиц. Отделенные от всего остального мира непроходимой стеной кустарника и высоченных сосен, они находились на этой лужайке втроем: мужчина, женщина и их трепетная страсть.

В данный момент Джонни не домогался ее, но он се хотел, и для Элизабет это было очевидно. После нескольких секунд раздумий она протянула к нему руку и, улыбнувшись, сказала:

– Ну же, сделай меня счастливой!

Джонни приблизился к ней так же быстро, как и улизнул несколькими секундами раньше. Элизабет окутал его аромат, на лице Джонни расцвела его особенная волшебная улыбка, и, когда он заговорил, в его голосе вновь зазвучали так хорошо знакомые ей насмешливые нотки:

– А теперь, когда мы закончили наш маленький диспут, заказывайте любое фирменное блюдо, мадам.

– Я знаю все ваши фирменные блюда, Равенсби, – ответила Элизабет, смерив его оценивающим взглядом.

– Э-э-э… Ну, в таком случае, – нимало не стесняясь, промурлыкал он, – я надеюсь, леди Грэм не станет возражать, если для начала я ее раздену? Вы сами сказали, что в нашем распоряжении – целый день, и я думаю, мы должны использовать его наиболее рационально…

Элизабет сидела, скрестив ноги. Ее желтое платье задралось, золотистые волосы были растрепаны, а щеки раскраснелись.

– Ты, наверное, полагаешь, что я была бы дурой, если бы сказала «нет»? – игриво спросила она.

Он только кивнул и улыбнулся.

– Высокомерный нахал!

– Высокомерный? Подумай о том, сколько времени я охотился за тобой. Вряд ли это можно назвать высокомерием.

– Но, по крайней мере, твоя честность очаровательна.

– У меня есть еще несколько очаровательных достоинств, и я готов полностью предоставить их в твое распоряжение.

– И выработал ты их, без сомнения, в будуарах многочисленных женщин.

– Нет, я культивировал их, думая только о твоих интересах, и ни о чем больше.

– Врун!

– Я предпочитаю слово «дипломат».

Взгляд Элизабет неспешно скользил по телу Джонни и остановился, дойдя до его расстегнутого гульфика.

– А я предпочитаю, чтобы твой великолепный прибор как можно скорее оказался внутри меня.

Джонни посмотрел вниз.

– Ну что ж, – ответил он с лучезарной улыбкой. – Желание дамы – закон для джентльмена.

Процедура раздевания Элизабет заняла уйму времени, поскольку Джонни расстегивал, развязывал и отшпиливал каждый предмет ее туалета с величайшим тщанием. Она помогала ему, а он – ей, они смеялись, хихикали и обменивались поцелуями, прикасались друг к другу, и, прежде чем обоих наконец захлестнули волны оргазма, Элизабет Грэм поняла, что неспешная любовная игра может дарить не меньшее наслаждение, чем исступленная страсть.

– Ты просто прекрасен, – сказала она позже, когда, поджав по-турецки ноги, они сидели друг напротив друга, лучась от счастья.

Джонни обнял Элизабет и крепко прижал к своей груди.

– Мы оба хороши, – поправил он ее. Уж кто-кто, а лэйрд Равенсби лучше многих других разбирался в науке доставлять наслаждение. Их тела являли собой яркий контраст – белоснежные и утонченно стройные формы Элизабет и бронзовая кожа Джонни, которая бугрилась могучими мускулами. Джонни лениво протянул руку к изголовью их травяной «постели» и, сорвав маргаритку, засунул ее за ухо возлюбленной.

– Поздравляю с двадцать девятым июля, Элизабет Грэм, – прошептал он, мечтая только о том, чтобы можно было остаться на этой отрезанной от всего остального мира полянке до скончания века.

Наклонившись назад так далеко, что Джонни пришлось ее держать, Элизабет также сорвала маргаритку и, в свою очередь, закрепила цветок между его черными вьющимися локонами, а затем проговорила тихим от страсти голосом:

– Ты подарил мне счастье, Джонни Кэрр.

«Удовлетворение» – слишком тусклое слово для того, чтобы описать чувства, которые испытывала Элизабет. Впервые в жизни она познала подлинное наслаждение и теперь пила его, смакуя каждый глоток. Она поглядела на Джонни, и лицо ее осветилось улыбкой.

– Ты должен всегда носить маргаритку в волосах.

«Наверное, именно так выглядят сатиры», – подумала она. И впрямь, Джонни сейчас был похож на мифическое существо, созданное для чувственной любви, – сама красота и сила.

– Если ты этого хочешь, я готов, – ответил он. В этот момент он действительно был готов абсолютно на все.

От продолжительных любовных игр их тела были объяты жаром, и время от времени с его лба падали капли пота.

– Ты весь горишь, – прошептала Элизабет. Прикоснувшись к его лбу, она стерла кончиком пальца одну соленую капельку и попробовала ее на вкус. В этот момент ее переполняло чувство гордости оттого, что хотя бы сейчас этот мужчина целиком и полностью принадлежит ей.

Вместо ответа Джонни зарылся лицом в ее волосы и с наслаждением вдыхал их тонкий аромат. Находясь рядом с ней, он чувствовал постоянное желание. И, словно услышав его мысли, Элизабет поцеловала его и проговорила срывающимся шепотом:

– Ты не возражаешь?.. Я чувствую… Я…

– Не возражаю против чего? – игриво переспросил он.

– Я снова хочу тебя.

– Опять? – Горячий шепот Джонни обжигал ее губы.

– Извини, но это так… – выдохнула Элизабет и провела языком по его верхней губе. – Может быть, ты что-нибудь придумаешь?

– Вполне возможно…

– А я тебя отблагодарю…

– На самом деле? – в притворном удивлении поднял он одну бровь.

– Да. Пожалуйста.

Удовлетворить просьбу Элизабет для Джонни не представляло никакого труда, поскольку он горел не меньшим желанием, нежели она.

– Давай же! – требовательно поторопила она, запуская пальцы в его густые волосы и склоняясь к его губам.

Потом Джонни лежал поверх нее и, чувствуя, как вздымается его грудь, думал, что Элизабет Грэм когда-нибудь доведет его до смерти. Настанет ли такой момент, когда он перестанет испытывать это постоянное всепоглощающее желание по отношению к этой женщине?

– Поехали… со мной… в «Три короля», – с трудом выдохнула она в его влажные от пота волосы.

Скатившись с Элизабет, словно она предложила ему выпить смертельного яда, Джонни распростерся на траве рядом с ней, закинул руки за голову и закрыл глаза. Прошла секунда, вторая, и тогда он, не открывая глаз, тихо шепнул:

– Да.

Позднее, когда его рассудок чуть прояснился, когда Джонни снова обрел способность говорить, когда сообразил, где находится, он спокойно добавил:

– В «Трех королях» мы сможем заниматься любовью в постели. – Элизабет улыбнулась в ответ на эти слова, а Джонни озабоченным голосом добавил: – Кажется, я вконец натер себе колени.

– Ты, видно, не привык заниматься этим на природе, – шутливо заметила Элизабет.

– Точно так же, как я не привык быть одержимым. Наверное, на меня так действует воздух Тинедейла.

– Или мое неотразимое обаяние.

– Да, – согласился Джонни, который после нескольких оргазмов пребывал в философском настроении. – Скорее всего. По крайней мере, колени себе я не натирал уже лет десять.

Мысль о том, чтобы заняться любовью в мягкой, удобной постели, казалась Джонни чрезвычайно соблазнительной, поэтому он немедленно вскочил на ноги и отправился на поиски воды. Вскоре он нашел чистый лесной родник, возле которого они с Элизабет умылись, а затем натянул на себя одежду с быстротой, присущей только военному человеку. Джонни помог одеться и Элизабет – затянул на ней корсет, застегнул многочисленные пуговицы ее платья, приколол булавкой платок на груди и даже извинился за то, что у него нет с собой гребешка.

– Когда я пригласил тебя на эту маленькую прогулку, я меньше всего думал о гребешке, – объяснил он.

– И я тоже, – призналась Элизабет, поправляя свои длинные светлые волосы. – Впрочем, я полагаю, никто из тех, кто нас ждет, не думает, что все это время мы и впрямь гуляли по лесу.

– Ну вот и прекрасно! – жизнерадостно откликнулся Джонни. – А теперь, леди Грэм, позвольте мне завязать ленты вашей шляпки, и постараемся предстать перед вашими телохранителями в лучшем виде.

14

Рука об руку они подошли к карете и расположившимся возле нее мужчинам. Некоторые из них играли в кости, другие просто отдыхали, разлегшись на поросшей травой обочине дороги. Монро, которого вообще было сложно увидеть без книги в руках, и на этот раз был занят чтением. Однако, как только Элизабет и Джонни появились в поле зрения, все до единого оторвались от своих занятий, и последнюю сотню ярдов любовники шли под изучающими взглядами нескольких пар глаз.

– Мы едем в «Три короля» все вместе, – сообщила Элизабет Редмонду, подойдя к карете. – Благодарю вас за то, что… подождали, – добавила она, непроизвольно покраснев.

Редмонд дипломатично потупился, однако, когда в следующую секунду он перевел глаза на Джонни, в их проницательном взгляде читалось предупреждение. Повисло короткое молчание. Два огромных, сильных мужчины, привыкшие сами устанавливать правила, изучали друг друга, словно прикидывая, чего стоит потенциальный противник.

– Леди Грэм пригласила меня, – спокойно произнес Джонни.

– Не сомневаюсь в этом, – ответил Редмонд – вежливо, но по-прежнему настороженно.

– Это мое решение, Редмонд, – пояснила Элизабет, мягко дотронувшись до рукава начальника своей охраны.

Несколько секунд Редмонд, похоже, колебался, словно давая понять, что воины из Ридсдейла не только подчиняются чужим приказам, но способны и сами принимать решения. Затем он кивнул и сказал:

– Очень хорошо, миледи. Надолго вы собираетесь у нас задержаться? – равнодушным голосом охранника, обращающегося к хозяину за инструкциями, спросил он, повернувшись к Джонни.

– Нет, не надолго, Редмонд, – ответила Элизабет за последнего. – Сейчас идет сессия парламента. И я не хочу никаких осложнений, – добавила она, сделав ударение на последнем слове и многозначительно посмотрев на капитана своих гвардейцев, брови которого все еще были сердито нахмурены. – Лэйрд Равенсби – мой гость и едет в «Три короля» по моему личному приглашению. На этом вопрос закрыт. – Элизабет говорила быстро и категорично, в ее низко звучащем голосе слышалась непререкаемая властность.

– Ну вот, видите… – с ленивой усмешкой проронил Джонни. Он прекрасно понимал причины подозрительности, владевшей Редмондом, однако был намерен ехать в «Три короля» вне зависимости от желания главного охранника. – Я тут ни при чем. Леди Грэм решает все сама.

– Что ж, если это действительно ее пожелание… – пробормотал Редмонд.

– Именно так, не правда ли, леди Грэм? – поддакнул Джонни. Взгляд, который он бросил при этом на Элизабет, был весьма красноречивым.

– Совершенно верно, – подтвердила та, ответив Джонни многозначительным взглядом смеющихся глаз.

– Значит, все улажено, – вежливо обратился Джонни к Редмонду.

Когда Монро узнал об изменении их планов, он с радостью согласился отправиться в поместье Элизабет. Молодой архитектор был приятно удивлен перемене, произошедшей в его кузене, который всегда старался сократить время своего общения с противоположным полом до необходимого минимума. Кроме того, он радовался за Элизабет, которая так и лучилась счастьем. Она, бесспорно, заслуживала его, поскольку за свою короткую жизнь видела слишком мало радостей. Монро, впрочем, не строил иллюзий по поводу продолжительности чувств Джонни, но он мысленно махнул рукой на свои сомнения. По крайней мере, сейчас ей было хорошо. Вдобавок ко всему Монро не терпелось взглянуть на дом, строительство которого затеяла Элизабет. Ее архитектурные планы, бесспорно, были интересны.

Итак, прерванное путешествие возобновилось. Монро и Джонни составили Элизабет компанию, перебравшись в ее карету. Они говорили о только что состоявшейся свадьбе Грэмов, о той помощи, которую Монро мог оказать в строительстве нового дома, о парламентской сессии и отце Элизабет. Впрочем, две последние темы давались им с большим трудом. Когда разговор зашел о некоторых сортах вин, которые Элизабет получала из подвалов лэйрда Равенсби, она обратила внимание на то, что в этом вопросе последний, несомненно, является крупным знатоком.

– Но ведь я же, помимо всего прочего, еще и виноторговец, дорогая, – заметил Джонни. – Большую часть шотландских вин продаю именно я.

– Не считая предметов роскоши, а также английских вин, – добавил Монро. – Несмотря на то что тайный совет делает вид, будто их лучшие вина прибывают в Англию вовсе не из Шотландии.

– Война делает прибыли еще более значительными. И это несмотря на все попытки Бинга блокировать нас. Он просто пугливый болван.

– А у тебя самые быстроходные корабли на всех морях.

– Именно поэтому я все еще веду свои дела.

– И богатеешь.

Джонни улыбнулся. Действительно, иногда прибыль, которую приносил ему каждый его корабль, превышала тридцать тысяч фунтов.

– А иначе зачем заниматься делами!

– Часто ли приходится плавать тебе самому? – поинтересовалась Элизабет. Ей хотелось узнать как можно больше об этом восхищавшем ее мужчине. Она была удивлена, что этот воинственный бродяга Приграничья еще и управлял целой торговой империей, да к тому же в самый разгар войны.

– За один только прошлый месяц я дважды совершал путешествия в Роттердам. Впрочем, при попутном ветре плыть туда не очень долго. – Джонни не стал говорить, что тогда же ему дважды пришлось удирать от английских военных кораблей. – А за месяц до этого я побывал в Дюнкерке и Остенде. Кстати, вам нравятся сиамские шелка?

– Конечно, – улыбнулась Элизабет сидевшему рядом с ней Джонни. Он удобно развалился на подушках и непринужденно обнял ее рукой за плечи. Ей хотелось спросить, как ему удается входить во вражеские порты в военное время, однако она полагала, что этот вопрос может насторожить его. Она все же была англичанкой, а он – шотландцем. Так что вместо этого Элизабет сказала: – Только не подумай, что я жажду получить их от тебя в подарок. Но я охотно заплатила бы тебе за них.

– Чушь! Мои склады ломятся от этих шелков. «Форбс» только что вернулся из Сиама. Как ты полагаешь, Монро, какой цвет подойдет ей больше? – обратился Джонни к кузену.

– Ну конечно, зеленый – под цвет ее глаз, – отозвался тот.

– И еще, наверное, красный и персиковый, – предположил Джонни. – Как только я вернусь в Эдинбург, тут же вели прислать их в «Три короля». – Ему было приятно делать Элизабет подарки. Помимо шелков, он пришлет ей ткань для обтяжки стен и штор в ее новом доме, а значит, ему следует слушать более внимательно, когда она и Монро ведут разговоры о строительстве. А вот идея получше: надо заставить Монро нарисовать предполагаемый дом, схему расположения комнат и указать цвета, в которых они будут выдержаны.

Таким образом путешествие проходило вполне мирно и было наполнено неторопливыми беседами. Монро не уставал удивляться, наблюдая за своим кузеном, и еще более изумился, когда тот согласился принять участие в ужине с приглашенными заблаговременно соседями Элизабет.

– Я могла бы отменить этот ужин, – сказала Элизабет, – но в четверг сестра Джорджа Болдуина должна возвращаться в Лондон, вот мы и договорились собраться в среду. Мне бы чрезвычайно не хотелось расстраивать ее отказом. Она очень приятная девушка… и изумительно играет на арфе. Тебе нравится арфа?

Джонни Кэрр на дух не выносил музыкантов-любителей и тем не менее, к вящему изумлению Монро, поспешно ответил:

– Да, очень.

Монро буквально остолбенел и даже закашлялся от неожиданности.

– Надеюсь, ты не простудился, братец? – заботливо осведомился Джонни, глядя, как кузен пытается справиться с шоком.

Да, это путешествие и впрямь было наполнено чудесами, одним из которых, в частности, было безупречное поведение Джонни Кэрра. Монро думал, что в течение этих трех часов – а именно столько они добирались до «Трех королей» – он стал свидетелем самого блестящего спектакля, главный актер которого был движим одним лишь зовом плоти. Однако когда они наконец добрались до конечного пункта, он понял, что то же самое имело место и с другой стороны. Элизабет точно так же, как и Джонни, горела одним лишь желанием – как можно скорее скрыться в своей спальне. Поэтому Монро и Редмонду пришлось коротать время вдвоем, причем, разговаривая, оба мужчины тщательно избегали любых упоминаний об отсутствовавших за столом хозяйке и ее госте.

– Какое счастье, что ты здесь, со мной! – говорила тем временем Элизабет.

На столике возле балконной двери стоял уже остывший и почти нетронутый ужин, по всей комнате в беспорядке были разбросаны вещи. Джонни и Элизабет настолько спешили, что они раздевались так, словно затеяли меж собой соревнование относительно того, кто скорее обнажится. Теперь их разгоряченные тела касались друг друга, их руки были тесно переплетены, а сердца и души наполнены счастьем.

– Ваше приглашение наполняет меня чувством безмерной благодарности, леди Грэм, – пророкотал Джонни. Он снова говорил в присущем ему насмешливом тоне. – Когда я отдышусь, то постараюсь выразить ее вам каким-нибудь самым бесстыдным образом.

– М-м-м… – сладострастно протянула Элизабет. Талант и изобретательность, которые Джонни проявлял в искусстве любовных утех, заставляли ее испытывать непреходящее желание – вне зависимости от того, сколько времени они проводили в постели. – Вряд ли парламент сможет обойтись без тебя целую неделю. А мне нужно не меньше, чтобы хоть чуть-чуть утолить свою жажду.

Несколько секунд Джонни обдумывал ее слова. Остаться здесь на целых семь дней – это было бы потрясающе! Неукротимая и в то же время по-детски наивная и любопытная в постели, Элизабет тоже будила в нем неутолимую страсть. Но подозрительные маневры Гамильтона, двойная игра Куинсберри, щедрость Годольфина в отношении английского золота – все это ставило под угрозу само существование его страны. И так же сильно, как страсть звала его остаться в «Трех королях», долг призывал Джонни Кэрра вернуться в Эдинбург. Он должен быть там не позже чем в воскресенье утром. А это значило, что выезжать надо было в пятницу.

Джонни не мог рассказать Элизабет о том, что он и Флетчер из Салтуна задумали в первый же день, когда возобновится работа парламента, предпринять кое-какие шаги, чтобы положить конец дискуссии относительно субсидирования английской армии. Как знать, кому она могла бы проговориться, а англичане никогда не жалели денег на платных шпионов. Поэтому единственное, что он сказал, было:

– Я мечтал бы о том, чтобы парламент смог обойтись без меня целый месяц, в течение которого мы с тобой не вылезали бы из постели. Однако, к моему великому сожалению, это невозможно. Поэтому сегодня и завтра я постараюсь приложить максимум усилий, чтобы ты надолго запомнила мой приезд сюда.

Элизабет лежала с закрытыми глазами, поэтому она не видела его улыбки, но безошибочно угадала ее по голосу.

– Ах ты, бесстыжий насильник! – пробормотала она.

– Ага, а ты у нас – робкая и застенчивая девочка.

– Не забудь добавить: и целомудренная.

– К тому же давшая обет безбрачия. – В комнате, окутанной полумраком, раздался его мягкий горловой смех. – Наверное, это мне нравится в тебе больше всего, – добавил Джонни. Подергав Элизабет за руку, будто желая привлечь ее внимание, он спросил: – Завтра нам обязательно надо встречаться с этими людьми? – Он имел в виду соседей Элизабет. Ему хотелось запереться с ней в этой комнате и не выходить отсюда до Михайлова дня[14]14
  Михайлов день – 9 сентября.


[Закрыть] или, по крайней мере, до пятницы.

Элизабет полуобернулась к нему, в тусклом пламени свечей ее тело словно светилось матовым светом.

– Я боюсь, сейчас уже слишком поздно что-то менять, но, если тебе не хочется, ты можешь не спускаться вниз.

– Сколько они здесь пробудут? – осведомился Джонни. Ему не хотелось расставаться с Элизабет даже на час. Впервые в жизни Джонни Кэрр взял на себя труд проанализировать, что происходит в его душе.

– Несколько часов.

– Это ужасно, но терпимо.

– Извини, но ты же сам сказал мне, что не возражаешь.

– Я был движим похотью.

– А разве ты не весь состоишь из нее? – поддела его Элизабет.

– Ты меня не знаешь. – В голосе Джонни уже не звучало его обычной иронии.

– Кое в каком отношении знаю, и очень неплохо, – с улыбкой поправила она его.

– Ты вообще-то путешествуешь? – неожиданно спросил он, пропустив мимо ушей намек Элизабет на их исступленные любовные забавы, и она уловила в его голосе какую-то странную нотку.

– Очень мало. А мы что, сменили тему разговора?

Устремив взгляд на обшитый деревянными панелями потолок, Джонни ответил:

– Нет. – Элизабет почудилось, что эхо от этого короткого, резко брошенного слова еще несколько секунд вибрировало в воздухе, а затем она почувствовала, как он еще крепче сжал ее руку. – Почему бы тебе не поехать со мной в Эдинбург?

Как только эти слова сорвались с его языка, ему тут же захотелось взять их обратно. Для мужчины, который на протяжении всей своей жизни больше всего на свете ценил свою личную свободу, они означали смертный приговор. «Боже великий!» – воскликнул про себя Джонни Кэрр, раздумывая, как бы подипломатичнее выкрутиться из сложившейся ситуации. Он не хотел иметь постоянную любовницу и поэтому никогда не связывал себя надолго с какой-нибудь одной женщиной. А уж англичанка, да еще дочь Гарольда Годфри – это вообще немыслимо, учитывая ту роль, которую он играл в политической жизни Шотландии! Привезти в Эдинбург дочь Годфри было бы равнозначно тому, чтобы лечь в постель с дочерью Марльборо и после этого убеждать всех в том, что твои политические помыслы по-прежнему чисты, а принципы – непоколебимы. Никто и никогда не поверил бы в это, и Джонни – в том числе.

– Я бы с удовольствием, но сейчас я не могу. Ты ведь знаешь, я затеяла это строительство… – Элизабет подвинулась поближе и положила голову ему на грудь. – Может быть, позже…

Джонни снова обрел способность дышать и подумал, что, к счастью, она спасла его от его собственной глупости.

– Но все равно, спасибо тебе за это приглашение, – закончила Элизабет. Она была явно польщена предложением Джонни.

– Может, это и правильно. Ты все равно бы там до смерти соскучилась, – ответил Джонни безразличным, как он надеялся, голосом. Сердце в его груди все еще колотилось так, будто он только что пробежал не менее дюжины миль. – Тем более что, разрываясь между заседаниями парламента и спорами в таверне Патрика Стейла, мне редко удается заскочить домой даже для того, чтобы переодеться.

Элизабет сразу же почувствовала, что Джонни отыгрывает назад, но это удивило ее гораздо меньше, чем предложение, сделанное им за секунду до того. Впрочем, она не хуже Джонни знала, что ее присутствие в Эдинбурге сделает его предметом самых немыслимых слухов. «Доброжелатели» могут договориться даже до того, что Джонни Кэрр шпионит в пользу Англии. Ее отец был одним из самых печально известных людей Куинсберри, и его имя бросало тень и на нее. Именно поэтому Элизабет Грэм явилась бы далеко не самым ценным приобретением для политической карьеры Джонни Кэрра.

– Может быть, будет лучше, если ты сам еще раз приедешь в «Три короля» во время очередного перерыва в парламентских слушаниях.

– Да-да, – подхватил Джонни, испытывая несказанное облегчение оттого, что опасность миновала, – когда будет сделан перерыв для уборки урожая. – Его сердцебиение почти вернулось к норме.

– Вот именно, – вежливо согласилась Элизабет, думая, что это – самый вежливый из всех известных ей мужчин. Его спонтанное приглашение явилось для них обоих тяжелым уроком того, к чему могут привести эмоции, если выпустить их из-под контроля, однако даже после этого Джонни Кэрр ничуть не утратил в ее глазах ни своего обаяния, ни привлекательности.

В одиннадцать утра их разбудила служанка, пришедшая доложить о приезде гостей.

Свернувшись в объятиях возлюбленного, Элизабет некоторое время лежала – сонная и не желавшая пробуждаться. Ей было так хорошо, будто целый мир во всей своей красоте раскинулся перед ней и стоило лишь протянуть руку, чтобы прикоснуться к этому неповторимому чуду.

Почти то же самое испытывал и Джонни. Чудесное летнее утро и Элизабет, калачиком свернувшаяся в его объятиях, заставили отойти на задний план тревожные мысли о будущем Шотландии. Более того, эта женщина почти заставила его забыть о своей ненависти по отношению к правлению англичан.

Почти.