Текст книги "Леди и лорд"

– Который придаст моему бесстыдству еще больший блеск… – Последовавший за этими словами отрывистый вздох свидетельствовал о том, что Джонни был подлинным мастером в том, что касалось искусства нежных прикосновений, и его умение по достоинству оценено.

После короткой паузы он согласился:

– Да, и это не будет лишним.

– Сегодня в тебе чувствуется особая сила, – прошептала она, лениво потершись о его мускулистую руку.

– А в тебе – желание, – ответил он, одарив ее смеющимся взором голубых глаз.

– И что же? – Эта фраза, произнесенная тихим шепотом, прозвучала как команда.

– То, что через минуту я вернусь к тебе, – прошептал Джонни в ответ и, высвободив пальцы из сладкого плена, поднялся с кушетки.

Она проводила его взглядом. Остановившись перед большим гардеробом с богато инкрустированными дверцами, ее муж нагнулся и выдвинул нижний ящик. Сегодня Джонни был одет просто: его туалет составляли сюртук темно-фиолетового цвета, бриджи и сапоги. Темные волосы, на сей раз не завязанные на затылке, рассыпались по плечам. И все же именно сегодня вечером он казался ей самым совершенным творением Господа – высоким, изящным и настолько красивым, что она не в силах была оторвать взгляда от его утонченных черт, хотя знала каждую из них наизусть.

Быстро перевернув кипу шейных платков, Джонни достал с самого дна небольшую шкатулочку, обтянутую голубым бархатом. Оставив ящик незадвинутым – будучи с детства окруженным целой армией слуг, он так и не научился аккуратности, – человек-полубог вернулся и с нежной улыбкой протянул ей этот маленький футляр.

– Поздравляю тебя с одиннадцатым днем праздника, любимая.

Сев у нее в ногах, он принялся стаскивать сапоги.

Заметив на крышке шкатулки отчеканенный в золоте геральдический значок, который обычно украшал гербовый щит Валуа[18]18
  Королевская династия, утвердившаяся на французском троне в начале XIV века.


[Закрыть], Элизабет испытала жгучее любопытство. Нетерпеливо откинув крышку, она изумленно распахнула глаза – темно-багровый, почти черный камень буквально ослепил ее своим блеском. Овальный кулон, в центре которого сиял крупный рубин, лежал на подушечке из белого атласа. Гравюра на камне представляла собой вдохновенное изображение Леды и лебедя, обрамленное двумя рядами Драгоценных камней помельче. Первый ряд состоял из бриллиантов, второй – из прекрасно подобранного жемчуга. Три жемчужины неправильной формы, подвешенные снизу, завершали это произведение искусства.

– Просто неподражаемо! – восторженно воскликнула Элизабет, бережно прикоснувшись к темному рубину, мерцающему загадочным светом. Ее пальцы заскользили по контурам запечатленной на камне пылкой мифической сцены.

– Впервые этот подарок был преподнесен Карлом VII[19]19
  Король Франции с 1422 по 1461 год.


[Закрыть] Агнессе Сорель. Эту вещицу подыскал мне Робби в Амстердаме, – пояснил Джонни, поворачиваясь к ней лицом. К этому времени он уже успел разуться. – Теперь у тебя есть с чем носить жемчужные серьги.

– Замечательно… – протянула она, мысленно представив себя в столь ослепительном гарнитуре. – Подумать только, его носила Агнесс Сорель… До чего романтично!

– Дарю тебе это в знак любви, – несколько напыщенно произнес Джонни, – прошлой и настоящей. – Вынув кулон из шкатулки, он забрал у нее футляр из-под драгоценности и положил его на пол. – Все зависит от того, как ты захочешь носить эту вещицу, – продолжил щедрый супруг. – Нам может понадобиться золотая цепочка… – Его голос стал вкрадчивым. – Или…

– Или? – Это словечко заинтриговало ее.

Джонни осторожно положил кулон на подушку. Казалось, он не расслышал вопроса – его задумчивый взгляд был прикован к грудям красавицы жены.

– Одно из твоих ожерелий сползло вниз, – озабоченно пробормотал он, наклоняясь к ней. Приподняв на ладони ее правую грудь, Джонни потянул вверх нитку жемчуга, поправляя украшения, дополняющие роскошь обнаженного женского тела. Затем его ладонь коснулась левой груди. Осторожно погладив выступающую из-под жемчуга розовую плоть, которая сама по себе была прекраснее любых сокровищ, он тихонько опустил ее на жемчужное ложе.

– От твоих грудей можно сойти с ума, – признался Джонни, в то время как его палец продолжал описывать круги вокруг вздыбившегося соска.

Ее груди немедленно отреагировали на дразнящее прикосновение. Соски набрякли, став твердыми как камень. Ощутив, как горячая волна окатила все ее тело сверху донизу, Элизабет выгнула спину в предвкушении экстаза.

– Зрелище, что и говорить, впечатляющее, – зашептал Джонни, и подушечки его пальцев еще раз бережно обвели восхитительные полукружья, обрамленные жемчугом. Беременность сделала ее груди еще полнее и соблазнительнее.

– Я знала, что тебе понравится, – блаженно выдохнула она. Тепло, зарождавшееся под его пальцами, растекалось волнами по всему телу, доходя до самого сердца. – Но угождаю тебе только в собственных интересах…

На пестрых вышитых подушках Элизабет лежала перед ним во всей своей бесстыдной красе. На ее теле, казавшемся в скупом освещении ослепительно белым, переливались всеми цветами радуги драгоценные камни. Сейчас она казалась Шехерезадой, созданной для любви.

Джонни, сбросивший сюртук и ощущающий жгучее желание, действовал тем не менее все так же неспешно. Он слегка раздвинул ее ноги, несколько изменил позицию, поскольку бриджи вдруг стали ему тесны, и потянулся за рубиновым кулоном, который нелегко было различить на фоне цветастой вышивки, сплошь покрывающей подушки.

– С этим камнем связана довольно любопытная история, – неторопливо начал он повествование, раздвигая тем временем ее ноги и сгибая их в коленях. Его пальцы, поглаживающие бедра Элизабет с внутренней стороны, постепенно все ближе подбирались к цели жгучего желания.

Буквально впитывая кожей каждое из этих прикосновений, легких и плавных, как полет бабочки, Элизабет зажмурилась от наслаждения. Это ощущение полностью парализовало ее сознание, и она лишилась способности вести диалог.

– Однажды вечером король велел Агнесс Сорель надеть этот рубин на бал… Кстати, тебе не холодно? – заботливо осведомился Джонни, в то время как его пальцы, добравшись наконец до двух пухлых валиков, раздвинули их и обнажили трепетную перламутровую плоть. Затем он осторожно поместил рубин внутрь этих влажных складок. Гладкий овальный камень плотно вошел в ее тело, словно был предназначен для этой цели. Жемчужный ободок нежно щекотал сочную мякоть, ждущую новых услад.

Любуясь завораживающим зрелищем, Джонни кончиком пальца слегка качнул три жемчужины, подвешенные к рубину.

– Время от времени король сам удостоверялся, свободно ли они свешиваются, – пробормотал он. – Ты чувствуешь их? – Этот вопрос был излишним. Ее кожа пламенела от страсти, дыхание участилось, а глаза видели только то, что услужливо рисовало ей разыгравшееся воображение.

Казалось, каждый нерв Элизабет вибрирует от возбуждения, словно это рубин, спрятанный внутри ее, посылает волшебные импульсы. Дикая жажда, казалось, и без того вот-вот испепелит ее, а потому жемчужины, покачивающиеся снаружи, делали это желание почти невыносимым.

– Придворные заключали пари о том, сколько сможет продержаться дама, носящая подобную драгоценность. Прикоснись к нему сама, попробуй, – тихо предложил Джонни и направил ее руку туда, где жарко тлел ярко-красный огонек желания. – Только не очень сильно, – предупредил он, – чтобы камень не погрузился слишком глубоко. – Одной рукой он подводил робкие пальцы Элизабет к рубину, в то же время ощупывая другой нежную кожу, туго натянувшуюся там, где ее распирал жемчужный ободок украшения. Эти осторожные прикосновения еще больше распалили ее, плоть набухла. Ее пальцы коснулись рубина. Кроваво-красная поверхность камня была покрыта перламутровой жидкостью. Увлажнившаяся плоть пульсировала в ожидании.

– Она была похожа на тебя, – продолжал бормотать Джонни, осторожно сдвигая ее колени. Рука Элизабет осталась лежать на драгоценном изделии.

Камень погрузился глубже. Она тихо застонала.

Откликнувшись на этот звук, Джонни тут же поднял голову. Это был стон не боли, но радости, и умелый любовник, на лице которого отразилось удовлетворение, положил ладони на бедра любимой, а затем слегка качнул их из стороны в сторону. Она была близка к исступлению. Все мысли и желания померкли перед одной потребностью – излить накопившиеся в ней соки любви.

– Ее хватило всего на один танец, – словно издалека прозвучал вкрадчивый голос Джонни.

– Откуда у нее взялось столько терпения?.. – простонала Элизабет, удивляясь, как у нее самой хватает сил говорить. Тело женщины корчилось от импульсов мучительного наслаждения, которые посылал во все стороны рубин, согретый ее жаром. Она почти ощущала эти импульсы собственной рукой, которая по-прежнему лежала на камне.

На лице Джонни расцвела улыбка знатока.

– Она не смогла больше танцевать, потому что король сделал вот это… – Положив свою руку на ладонь Элизабет, он заставил ее пальцы скользнуть по гладкой поверхности камня до самой жемчужной каемки. Бугорок на тыльной части подвески мягко надавил на самое чувствительное место. Пальцы Джонни, лежавшие сверху, совершали круговые движения.

Глухой стон был сигналом первого сладостного спазма. Затем словно раздалась серия взрывов, переросших в ураган, от которого невозможно было не закричать. Ее восторженный вопль быстро растаял в полумраке спальни, и теперь в стенах, где только что умерло эхо, остались только тишина и блаженная расслабленность.

Элизабет лежала, не в силах отдышаться. Драгоценности, вздымавшиеся на ее груди, отражали свет огня в камине. Ничто, кроме ее прерывистого дыхания, не нарушало воцарившегося безмолвия.

– С Рождеством, – шепнул Джонни, склоняясь, чтобы поцеловать жену в раскрасневшуюся щеку.

При прикосновении его губ ресницы Элизабет дрогнули и поднялись.

– Ты нужен мне… постоянно, – откликнулась она, тоже шепотом, и в ее словах прозвучало нечто, похожее на удивление.

– И это делает меня счастливейшим человеком на свете, – сказал он, проведя тыльной стороной пальцев по ее подбородку, обвороженный ее простодушным изумлением.

Элизабет потянулась всем телом, и находящийся внутри камень сразу же дал о себе знать. Его прикосновение к разгоряченной плоти по-прежнему пьянило. Красавица лукаво улыбнулась мужу.

– Но как же быть с тобой? – томно проговорила она. – Ведь я уже удовлетворена.

– Обо мне не беспокойся, – с невозмутимым видом успокоил ее муж.

– А это? – спросила Элизабет, дотронувшись до мощного бугра, выступавшего под тонкой шерстью бриджей.

– Вообще-то, – усмехнулся Джонни, накрывая ее ладонь своею, – я уже подумываю, не заменить мне рубин Агнесс Сорель собой?

– А что, если мне больше не хочется? – Однако, вопреки напускному равнодушию, ее глаза говорили о совершенно обратном. По мере того как столб под ее ладонью продолжал неудержимо наливаться силой, в зрачках Элизабет снова загоралась страсть.

Его же улыбка оставалась все такой же беспечной.

– В таком случае подожду еще минут пять. Авось захочется.

Впрочем, ждать не пришлось и пяти минут.

Драгоценный камень был осторожно извлечен из разгоряченных недр, и эта процедура лишь подхлестнула желание Элизабет. Джонни, который к тому времени уже снял сорочку и бриджи, посадил жену себе на колени, вернее, насадил на столб, который, будучи освобожден от всяких пут, выпрямился во всю длину. Это произошло в одно мгновение и не доставило ни одному из супругов ни малейшего неудобства. Разделенные лишь сверкающими нитями жемчуга, они двигались в едином ритме – свободные, жаждущие друг друга и подчас даже безрассудные в своей всепоглощающей страсти – до тех пор, пока не разразились одновременно торжествующим воплем наслаждения.

Через несколько минут Элизабет шутливо столкнула Джонни на ковер. Ей хотелось лежать с ним на полу, обнимать, целовать его, тереться о него, каждой своей клеточкой ощущая его прекрасное мускулистое тело. Однако, стремясь как можно быстрее прильнуть к нему, она зацепилась бусами за край кушетки. Нити лопнули, и сотни жемчужин раскатились по всему полу.

Сокрушенно вскрикнув, Элизабет принялась собирать их, ползая на четвереньках в поисках разбегавшихся от нее сокровищ. То, что ей удавалось найти, она бросала в невысокую вазу, которую взяла со столика рядом с кушеткой. Разлегшись на ковре вблизи огня, Джонни зачарованно наблюдал за женой. Это зрелище действительно заслуживало внимания: придя в движение, обнаженное женское тело стало еще прекраснее. Его глаза упивались видом зрелых грудей, дразняще подрагивающих, когда Элизабет ползла за очередной жемчужиной, изгибами цветущих ягодиц и полных бедер. Сама ее поза – на четвереньках – была провокационной: жена словно приглашала его внутрь себя.

В погоне за жемчужинами, закатившимися под кушетку, Элизабет наклонилась еще ниже, и Джонни, протянув руку, провел пальцем по густым струйкам, стекавшим по ее бедрам, а затем – медленно – по влажному вместилищу наслаждений и молочно-белым ягодицам. Повинуясь первобытному инстинкту, он бессознательно желал оставить на ней свою метку – знак собственника.

– Оставь, служанка завтра соберет, – остановил Джонни жену, все еще любуясь упругой полнотой ее грудей, атласной кожей ягодиц, блеском драгоценностей и эротическими следами бурной любви на ее теле.

При его прикосновении она замерла, и сердце ее снова учащенно забилось. Одного лишь прикосновения пальцев Джонни было достаточно, чтобы все ее чувства опять обострились до предела. Это было похоже на землетрясение, имевшее, впрочем, свое объяснение. После нескольких недель утонченных любовных утех ее тело пребывало в постоянной готовности, словно тонкий и чуткий сосуд, немедленно отзываясь на малейшее прикосновение любимого, его голос, его настроение…

– Оставь их, – проговорил он громче. Элизабет обернулась и воззрилась на него сквозь пелену белокурых волос. – Приблизься ко мне.

Боевой конь снова был готов к походу. Он на глазах креп, рос, наливался неудержимой энергией. Его размеры становились поистине угрожающими, отчего она невольно содрогнулась. Однако затем ее, как и прежде, начали омывать знакомые теплые волны. Глядя на Джонни, подававшего признаки высшего возбуждения, Элизабет почувствовала ответную жажду. Исходя сладким соком желания, она снова чувствовала себя открытой.

– Иди же! – нетерпеливо повторил муж, и столб вознесся еще выше. Повернувшись на бок, он поймал ее за лодыжку, оплетенную золотой цепью с замочком в виде сердца. Подтянув Элизабет к себе, Джонни отпустил ее ногу, улегся на спину и, поддерживая жену на весу, переместился под нее.

Ее тяжелые груди находились к каких-нибудь нескольких дюймах от его рта. Большие круглые соски нежились в его теплом дыхании, когда он разговаривал с ней.

– Я никак не дотянусь до тебя, – пожаловался Джонни и продемонстрировал это. Его высунутый язык едва касался качавшегося над ним соблазнительно-розового круга.

Содрогнувшись всем телом от еле ощутимого прикосновения, Элизабет повиновалась его негромкому приказу и опустилась ниже. Его губы тут же сомкнулись вокруг соска, который всего секунду назад был для них недоступен, и желание с новой силой пронзило ее тело. Рот Джонни медленно блуждал по кусочку плоти, похожему на готовый раскрыться бутон, выпускал и вновь хватал его: большой младенец был голоден. Как следует исследовав деликатный предмет, сильные губы наконец впились в сосок, который за время беременности стал гораздо больше и чувствительнее. Элизабет, как в ознобе, дрожала мелкой дрожью наслаждения.

А Джонни все играл с великолепными полусферами, приникая к ним ртом и нежно их поглаживая, отчего соски опускались все ниже к его губам. Послушная белая плоть с готовностью отдавала себя во власть цепких темных пальцев.

Томимая жестокой жаждой, которая уже вошла у нее в привычку, ощущая требовательные толчки между ногами, отдававшиеся глухими ударами в мозгу, Элизабет потянулась к живому утесу, который больше уже не устрашал ее своими размерами. Она стиснула пульсирующий столб так сильно, что Джонни от неожиданности даже вскрикнул. Однако ее ладонь тут же поползла вниз, и он забылся в блаженном упоении. В отсвете бившегося в камине пламени показалась пурпурно-красная вершина утеса. Элизабет повела ладонью вверх, закрыв едва распустившийся цветок, и сразу же почувствовала, как губы мужа отпустили ее грудь. Из его уст вырвался стон наслаждения.

– Я хочу почувствовать тебя, – вымолвила она умоляющим шепотом. Внутренний огонь испепелял ее. Элизабет попыталась опуститься, чтобы оседлать его. Однако Джонни не терял бдительности. Его зубы немедленно снова впились в ее сосок, а цепкие пальцы завладели обеими грудями.

Изнывая от нестерпимого желания, она взмолилась:

– Джонни…

И опять качнулась вниз, стремясь слиться с ним воедино.

Но его пальцы сжались еще крепче, и боль, на мгновение пересилившая наслаждение, заставила ее остановиться.

В ту же секунду он по очереди нежно поцеловал ее в оба соска, словно извиняясь за причиненные страдания.

– Чуть помедленнее, милая, – тихо пробормотал Джонни, проведя пальцем по глубокой расселине между ее грудей, а затем снова водрузил ее на себя и с улыбкой взглянул в прекрасные зеленые глаза, в которых зрела буря.

– А может, я вовсе не хочу медлить. – Злая, раздраженная, страстная, она впилась в него напряженным взглядом.

Он слегка усмехнулся:

– Кому-то из нас придется уступить.

– Я хочу, чтобы было по-моему!

Уголок его рта игриво загнулся вверх.

– У тебя вечно одно и то же желание.

– Ты деловой человек… Что ж, попробую подкупить тебя. – Ее голос изменился, став вместо злого вкрадчивым. – Отдаю тебе все свои драгоценности и обязуюсь целую неделю приносить тебе завтрак в постель.

– Не нужны мне твои драгоценности. – В его глазах прыгали озорные чертики. – К тому же как ты сможешь носить мне завтрак в постель, если каждое утро я встаю на несколько часов раньше тебя?

Элизабет обидчиво надула губы.

– Предложи мне что-нибудь другое, – подсказал ей Джонни.

Ее взор взметнулся, их взгляды встретились.

– Мы с тобой имеем в своем распоряжении два часа. Потом приедут гости. Сегодня у нас званый ужин.

– Гости? Ужин?! – Элизабет не смогла удержаться от возгласа удивления.

– Не беспокойся, госпожа Рейд свое дело знает, – со всегдашней невозмутимостью заверил ее Джонни. – А у меня есть к тебе одно предложение. – Голубые глаза изучали ее с бесстыдством, которое тоже можно было с полным основанием считать характерной чертой этого человека.

Беспокойство по поводу предстоящих хлопот с гостями мгновенно улетучилось, поскольку в этом чувственном взгляде Элизабет безошибочно угадала обещание ни с чем не сравнимых плотских наслаждений. Теперь она знала, чего хочет Джонни, и на ее губах расцвела улыбка, исполненная чисто женского лукавства.

– А все-таки получается по-моему, – торжествующе произнесла она, и губы ее потянулись к мощному столбу.

– Значит, наши желания совпадают, – улыбнулся он в ответ. Широко раскинув руки, Джонни самодовольно ухмылялся. – Я весь к вашим услугам, миледи, так что можете безотлагательно удовлетворить свое нетерпение. Выражаясь точнее, мой шалун – в вашем распоряжении. В каком виде вам его подать?

– Ну-у… – задумчиво протянула Элизабет, сползая с Джонни, чтобы оценить его со стороны. – Сразу и не придумаешь…

Его брови встревоженно поползли вверх.

– Но ты же не говорил, что собираешься ограничивать меня, – шутливо напомнила она, усевшись рядом с ним по-турецки.

– О Господи, поскорее бы ты родила. Боюсь, к тому времени от меня останутся кожа да кости! – театрально посетовал он. Конечно же, об истощении в данном случае можно было вовсе не беспокоиться. Джонни был сложен как молодой жеребец. Он весь состоял из мышц и неуемной энергии.

– Думаю, что в предстоящие пять минут твоему здоровью вряд ли будет нанесен непоправимый ущерб, – поддразнила его Элизабет, – так что для начала было бы неплохо прокатиться на тебе верхом…

– К вашим услугам, мадам, – произнес он с комической покорностью, сделав рукой приглашающий жест.

Джонни даже не шелохнулся, когда она с бесподобной медлительностью опустилась на мощный утес, непокорно устремленный вверх. Из-под полуопущенных темных ресниц он с усмешкой наблюдал за ее размеренными движениями. И когда Элизабет окончательно «села на кол», его руки умело подхватили ее, с жаром взявшись за дело. Муж так быстро довел ее до оргазма, что она охнула не столько от удовольствия, сколько от удивления.

Однако не успели утихнуть последние судороги наслаждения, как он с ловкостью подлинного виртуоза снова вверг Элизабет в пучину сладостного исступления. Джонни удовлетворял ее с поразительной скоростью. Серия восхитительных толчков превратилась в продолжительное землетрясение, от которого хотелось смеяться и плакать одновременно. При этом ему каким-то необъяснимым образом удавалось удерживаться от вулканического извержения. В конце концов он поцеловал ее в онемевший рот и оставил лежать распластавшись на полу, а сам уютно пристроился на кушетке.

Через несколько секунд ее глаза открылись и тревожно забегали по сторонам в поисках волшебника, которому удалось то, что ранее казалось абсолютно невозможным. Наконец заметив его, Элизабет довольно улыбнулась.

– Спасибо, спасибо, спасибо… – обессиленно. – Ах, Джонни, ты само совершенство.

– Которое в нетерпении ждет, когда же и ему перепадет причитающаяся частичка удовольствия.

– М-м-м… – потянулась она. – Может быть, позже? Мне что-то больше не хочется…

– Ты уверена? – Его голос прозвучал самодовольно.

Элизабет кивнула и повернулась на бок, лицом к нему.

– Ты не обижаешься?

Он с улыбкой покачал головой. А его пальцы между тем тихонько массировали твердый столб, который никак не хотел опускаться. Ритм движения руки был деловит и размерен. Он занимался этим легко, естественно, без малейшего стеснения.

– Не вздумай… – испуганно произнесла она.

Отвлекшись на секунду от своего занятия, он взглянул на нее, и его брови недоуменно дрогнули.

– Он мой, – твердо произнесла Элизабет.

Джонни ухмыльнулся:

– Но ведь ты сама сказала, что тебе больше не хочется, значит, сейчас ты не можешь им распоряжаться.

– Я распоряжусь им позже.

– Вот позже его и получишь. – От интенсивной ласки столб затвердел, как скала.

– Джонни… – Она быстро поднялась с пола. Голос ее был столь же отрывист, как и движения.

– Милая, только за последние минуты ты кончила четыре раза, а я остался ни с чем, – мягко напомнил он. – До сих пор я держался, как подобает джентльмену. Но нельзя же, чтобы все удовольствие доставалось тебе одной.

– Почему бы и нет? – спросила Элизабет невинным тоном.

– Потому что, – ухмыльнулся Джонни, – не такой уж я джентльмен, как могло тебе показаться.

– Разреши мне помочь тебе.

– Не утруждай себя. Ты и так устала… Это не займет много времени.

– Но я хочу, – капризно настояла она на своем. Ее голос задрожал от проснувшегося вожделения.

Движения его руки замедлились, и он лениво посмотрел на нее из-под полуопущенных век.

– Неужто так сильно хочешь? – поинтересовался Джонни и провел пальцами вниз по живой колонне, которая красотой не уступала античной. Его тон снова стал небрежен и властен.

– Сильнее, чем этого хочешь ты. – В хрипловатом шепоте Элизабет звучали просьба, желание и неугасимая страсть, которая вторглась в ее прежде безмятежную жизнь одновременно с человеком по имени Джонни Кэрр.

– Что ж, тогда возьми его, – прошептал он в ответ и, легко скользнув на край кушетки, раздвинул ноги, устремив на Элизабет объект ее желания.

Она быстро подползла к нему и села на корточки, опершись руками на разведенные в стороны бедра Джонни.

– Я страшная собственница, – объявила жена тоном, не терпящим возражений.

– Знаю, – откликнулся муж. – Я и сам такой. – Крепкая ладонь, скользнув по волосам Элизабет, остановилась у нее на затылке. С нарочитой медлительностью он притягивал ее голову к себе. – Я хочу почувствовать твои язык, – пояснил Джонни внезапно севшим голосом.

В то же мгновение ее губы коснулись атласной кожи, и язык торопливо побежал вокруг живого утеса. Круг за кругом, круг за кругом…

– Нет… только вершину, – тихо приказал Джонни. – Не отпускай меня. – Он вернул ее ладони на свои бедра. – Вот так, хорошо… А теперь возьми его в рот. Очень хорошо… – Его глаза блаженно сузились.

Стоя перед ним на коленях и держа в губах разбухшую твердую плоть, Элизабет почувствовала внутреннее покалывание. Его отрывистые приказы будили в ней похоть. Все это было ново для нее и крайне необычно.

– Возьми его целиком, – пробормотал Джонни и осторожно подался вперед. Его член наполнил собой рот Элизабет. Какое-то мгновение ее супруг оставался неподвижен, отдаваясь во власть ощущения, уносившего его к заоблачным вершинам счастья. Вернувшись наконец на землю, он нежно провел кончиками пальцев по ее щекам, чувствуя, как распирает их изнутри его же плоть. Затем погладил ее лоб, повторяя очертания бровей. И она подняла на него глаза. Поддерживая ее голову обеими руками, Джонни начал медленно покачиваться взад-вперед. Мягкое трение се языка и губ, прикосновения к гортани доставляли ему ни с чем не сравнимое наслаждение.

– Посмотри, – призвал он жену, заметив их отражение в зеркале у кровати, – ты выглядишь очень заманчиво. – Они оба отражались в зеркале в профиль. Элизабет, склонившая перед мужем колени, действительно выглядела в высшей мере соблазнительно. Изгибы белой плоти заключали в себе призыв, длинные светлые волосы волнами рассыпались по ее спине и ногам ее мужа.

Джонни завел непослушные пряди ей за уши, и теперь в зеркале стали отчетливо видны черты ее лица, а также его размеренные движения. Живой столб то исчезал в ее устах, то появлялся снова.

Скосив глаза, она увидела собственные губы, с готовностью принимающие любовный инструмент ошеломляющих размеров, и от этого зрелища жаркий уголек, тлевший где-то глубоко внутри ее, распалился еще сильнее.

– Такое впечатление, будто кто-то подглядывает за нами, – поделился своим наблюдением Джонни. Продолжая поглаживать шелковистые щеки Элизабет, он не отрывал взгляда от ее рта. – А что, если бы сейчас кто-нибудь и в самом деле следил за тобой? – Он медленно, с наслаждением отстранился от нее. – Следил с нетерпением, ожидая своей очереди? Ведь ты так хорошо делаешь это… – Джонни осторожно провел пальцем по ее верхней губе, изогнувшейся полукругом. – Тебе захотелось бы отведать другого мужчины?

Элизабет покачала головой, и глаза ее округлились. Ей стало стыдно, потому что от предположения, произнесенного мужем вполголоса, ее изнутри словно ошпарило, а между ногами опять забился требовательный пульс.

– Ты точно знаешь? – продолжал шепотом допытываться он. От него не укрылось то, как ее лицо залила краска желания и нервно дрогнула щека. – Признайся, ведь тебе это могло бы понравиться…

Пытаясь добиться ответа, Джонни нетерпеливо потряс ее голову, но нежное трение при этом усилилось, едва не лишив его чувств. Пытаясь справиться с захлестнувшей его волной возбуждения, он закрыл глаза.

Пальцы Джонни конвульсивно вцепились ей в волосы. Несколько секунд он сидел, крепко зажмурившись. Когда же темные ресницы разомкнулись, взгляд его голубых глаз был необычно холоден. Ему внезапно подумалось, какая жажда, страсть, ненасытность гнездится в этой женщине. Циничный взгляд заправского повесы никогда не упускал даже малейшего признака подобных качеств. Он и теперь безошибочно подметил, сколь взволнованно Элизабет отреагировала на его слова.

– Только попробуй лечь с другим мужчиной, и я убью тебя, – злобно выдохнул Джонни, опять погружаясь в ее рот. – Нет, вернее, я убью его, – тут же поправился он, – а тебя до конца твоих дней продержу взаперти!

Он снова был в ней, его руки обхватили ее голову, а между черными бровями пролегла грозная морщина.

– Я не допущу, чтобы ты вела себя как какая-нибудь женщина из тех, которые постоянно вертятся на скачках, – мрачно пробурчал Джонни. Впрочем, за несколько месяцев, прошедших со дня его свадьбы, он уже изрядно подзабыл, каковы они – подобные женщины, хотя они по старой памяти и теперь роями вились вокруг него, наперебой предлагая себя.

Выражение глаз Элизабет мгновенно изменилось, она отдернула голову. Однако уже в следующее мгновение оскорбленная жена ринулась вперед и изо всех сил укусила супруга, нанесшего ей непозволительную обиду.

– Какие еще женщины? – зловеще спросила она, напрягшись, как пантера, готовая к прыжку. Ее глаза еще больше позеленели от гнева.

– Больно!.. – вскрикнул Джонни.

– Вот и хорошо. А ну-ка, говори, о каких женщинах ты ведешь речь? – допрашивала Элизабет неосторожного мужа, уперев руки в бока.

– Нет никаких женщин, – пошел он на попятную. – Просто с языка сорвалась глупость какая-то. Но если ты еще хоть раз укусишь меня…

– Что-то я не припомню, чтобы ты говорил мне, что собираешься наведаться на скачках к старым знакомым. Теперь-то я, кажется, понимаю, почему ты не взял меня с собой. – Да, теперь она видела его насквозь – с его наглостью, похотью, блудливостью и еще Бог знает чем! – Значит, ты там катался не только на лошадях?

– О Господи, Элизабет, я ездил на скачки. Понимаешь? Скачки, и больше ничего! Да и сама подумай, откуда, черт возьми, у меня возьмутся силы, если мне приходится ублажать тебя по десять раз на дню? – Джонни все еще злился на нее за этот укус. Его пенис, на раздувшейся верхушке которого отчетливо виднелись следы острых зубов, нервно пульсировал. А поскольку накануне он решительно отверг все соблазнительные предложения дам легкого поведения, повергнув в шок всех, кто знал его беспечный нрав до брака, обвинения жены звучали для него сейчас особенно обидно.

– Если заниматься любовью со мной тебе в тягость, то можешь считать себя освобожденным от этой непосильной обязанности, – выпалила она, сама не своя от бешенства.

– Когда мне станет это не под силу, то, можешь быть уверена, Элизабет, я перестану утруждать себя, и не спрашивая твоего разрешения.

– Естественно, ведь у тебя всегда будет выбор. Все эти женщины всегда будут с готовностью ждать тебя – на скачках, охоте или даже за одним столом со мной, черт бы их всех побрал! – взорвалась Элизабет, снедаемая дикой ревностью.

– Да, будут, – вызывающе ответил Джонни, потому что сам был взбешен. – Но это не имеет никакого значения, потому что мне нужна только ты. Твое нежное тело. Твое, и ничье больше! – Объявив это с видом мрачным и решительным, он совершенно не по-джентльменски положил растопыренную пятерню на ее роскошный обнаженный бюст. И тут же получил болезненный шлепок.

– Не смей прикасаться ко мне, после того как прошлялся целый день с этими низкими тварями!

Получивший неожиданный отпор, муж ошеломленно замер на месте.