Текст книги "Мой дерзкий герой"

Он вскинул брови:

– Неразделенная любовь?

– Это была не любовь.

От его улыбки стало теплее.

– Тогда позвольте сказать, что, если вы когда-нибудь передумаете, позвоните мне. У вашей сестры есть мой телефон.

– Я учту. Но хотела бы сказать, что у меня есть подруга, которая вчера страстно мечтала познакомиться с тем, кто мог оказаться вашим близнецом.

– Я в самом деле терпеть не могу свидания вслепую.

– Подумайте. Она милая. Ее зовут Лив, и ее номер – S-E-E-S-N-O-W.[20]20
  Получается «see snow», что в переводе с английского означает «видеть снег».


[Закрыть] Она заядлая лыжница.

– Хорошо. Я подумаю. – Он резко поднял голову. – Мы, кажется, остались одни.

Касси уже заметила, как мать потихоньку выгоняет всех из столовой, но пресечь ее инициативу, еще раз поставив себя в неловкое положение, она не хотела. Для матери деньги Дрю, судя по всему, оказались фактором более весомым, чем непродолжительность его брака.

– Хочешь уехать отсюда?

– Определенно.

– Я скажу, что мы поедем в кино. Увидишь, как широко улыбнутся мама с Мег – подобрали, мол, тебе в пару привлекательную незамужнюю женщину, – и мы сбежим.

– Но не в кино?

– Уж прости.

Он улыбнулся:

– Что ж, попробовать все равно стоило.

– Тебе когда-нибудь говорили, что ты похож на парня из «Секса в большом городе»?

– Не более двадцати раз в день.

– Ладно. Тогда представь себе, что я Саманта, и следуй за мной.

Касси оказалась права.

Сестра с матерью чуть ли не вытолкали их за дверь. Перед тем как разойтись по машинам, Касси от чистого сердца поблагодарила Дрю. Наверное, она должна была испытывать чувство вины за то, что сбежала, думала Касси, открывая машину. Но ничего подобного она не чувствовала. Она ликовала. И прошедший вечер оказался не так уж плох, решила она, выруливая на улицу. А черничный пирог – вообще пальчики оближешь.

Глава 38

Все последующие месяцы Касси жила, стараясь загружать себя как можно больше, не оставляя ни одной свободной минуты. Играла с Лив в теннис, который терпеть не могла. Приезжала по выходным в музей, что раньше случалось с ней крайне редко. И копалась у себя в саду, тщательно, до самой последней травинки, выпалывая сорняки и ухаживая за цветами, пока те благодаря ее неусыпной заботе не распустились во всей своей красе. Даже капризные розы и те радовали своим цветением. Благоухание, многоцветие и бурный рост свидетельствовали о прилагаемых ею усилиях, направленных на то, чтобы избежать меланхолии.

Артур время от времени отпускал какие-то замечания по поводу Бобби, чтобы подразнить ее, но Касси пропускала их мимо ушей. Теперь, когда отношения между ними изменились, он не особенно ее изводил.

Но однажды за столом в кофейной комнате Эмма сказала:

– Бобби Серр вернулся в Штаты. Он в Монтане. Я слышала, как Артур с ним разговаривал. Кажется, о страховом отчете, что ли.

К Касси это не имело никакого отношения. Где бы ни находился Бобби Серр – в Европе, в Монтане или даже в соседнем квартале, – ее жизнь от этого не менялась. Он пребывает в другом мире – там, где легионы женщин желают завладеть его телом. И мир этот никаким боком не соприкасается с тем, в котором живет она.

– Надо думать, у него все прекрасно, как обычно, – ответила она, стараясь не выдать голосом горечи отвергнутой или удрученной женщины. А также стремительно сдающей свои позиции.

– Ты могла бы ему позвонить. Что ты теряешь?

– Самоуважение. Он не ждет моего звонка.

– Откуда ты знаешь? Когда он был здесь, вы вроде прекрасно ладили.

– Вот именно – когда он был здесь. Он просто иллюстрация к песне Бобби Дилана «Перекати-поле».

– До Монтаны совсем близко, – заметила Эмма, продолжая гнуть свою линию: ведь с тех пор, как уехал Бобби, Касси не вылезала из депрессии. – Я могу достать его адрес. У Артура он должен быть.

– Вот здорово! Я появляюсь на пороге его дома, а он открывает дверь и говорит: «Я не заказывал пиццу» или «Уборщица уже приходила». Вероятность того, что он меня еще помнит после десяти тысяч женщин, которые с мая у него перебывали, равна нулю.

– А ты ему на это: «На мне нет трусиков», – с улыбкой продолжала Эмма. – Он тебя и впустит.

Касси расхохоталась:

– Самое скверное в твоем варианте развития событий – это то, что ты скорее всего права.

– Я знаю, что права.

– Личный опыт? – улыбнулась Касси.

– А ты попробуй, попробуй. Это всегда срабатывает.

– Мне бы твою смелость.

– Ну, словом, если вдруг передумаешь, скажи. Я дам тебе его телефон.

Бобби Серр тем временем, как и весь последний месяц, был практически недоступен по телефону. Просидев у себя на крыльце минуты полторы, он позвонил своему двоюродному брату, обитавшему в долине на ранчо, и спросил, не желает ли тот немного побродить по горам.

– Немного – это сколько? – спросил Чарли Вулф.

– Недельку-другую.

– А потом и третью, и четвертую. Знаю я тебя. Жена будет недовольна. Давай вот как поступим: поедем на неделю, и если Марлис не пришлет за мной кого-то из детей, я останусь подольше.

– Идет. Как насчет завтрашнего дня?

– Во второй половине. Чтобы успеть все уладить со старшим помощником… и с Марлис.

– Подъеду к тебе часа в четыре.

Мужчины верхом отправились в горную долину реки Мэдисон, где в юности жили неделями и даже месяцами. И в этот раз Чарли остался с Бобби еще на неделю, поскольку Марлис была не против. Однако по окончании второй недели за ним послали старшего сына. Вернувшийся домой Чарли сказал Марлис, что не видел Бобби таким подавленным с тех пор, как на выпускном вечере в десятом классе с ним не захотела танцевать Кэти Сью Гарденер.

Тот факт, что Бобби Серр сохнет по женщине, стал темой живейшего обсуждения в городском баре «Дагаут». Имени той женщины, по словам Чарли, Бобби не упоминал, но, хорошо зная своего брата (как-никак с тех самых пор, как начали ходить, они не разлей вода), готов поклясться, что у того синдром Кэти Сью. И он даже может поставить на это своего лучшего пегого мустанга со светлой гривой.

Бобби вернулся из гор к концу месяца – небритый и заметно похудевший. Кожа от солнца стала еще темнее, отросшие волосы были собраны в хвост, ладони от верховой езды покрылись мозолями. Чарли сказал, что на День независимости Бобби собирается съездить к родителям и брату в Нантакет, а потом скорее всего до конца лета останется во Франции. Какие-то там у него дела, связанные с новым управляющим, объяснял Чарли завсегдатаям бара «Дагаут». После этого разговор переключился на Кэти Сью, которая уехала в Голливуд и теперь являлась одной из ведущих телеигры «Правильная цена». И по общему мнению, в платье без бретелек выглядела она по-прежнему шикарно.

Глава 39

О Дне независимости Касси старалась не думать. Она любила этот праздник с детства, когда они всей семьей отправлялись с фермы в их маленький городок (с тех пор превратившийся в пригород большого города) на гулянья. По прибытии в город они выбирали на тротуаре место получше – чтобы все было видно – и располагались на раскладных стульчиках, которые отец привозил с собой в кузове грузовичка. Затем они смотрели парад, разглядывая проплывавших мимо них на колесных платформах «принцесс» и «королев»; бойскаутов-волчат[21]21
  Бойскауты-волчата – младшая дружина бойскаутов; от 8 до 10 лет.


[Закрыть] и девчонок-скаутов в форменной одежде; жен ветеранов Американского легиона со знаменосцем и его ассистентами, которые с каждым годом все прибавляли и прибавляли в весе; приехавших из больших городов клоунов из шрайнеров;[22]22
  Шрайнеры – масонская организация в США (от английского слова «shrine» – святыня, храм); занимаются благотворительностью, устраивают увеселительные шоу, одеваются в яркие костюмы, принимают участие в парадах и всячески стараются создать себе рекламу.


[Закрыть] местный школьный оркестр, парившийся в шерстяной форме в жаркий день Четвертого июля; сына торговца инструментами за рулем дорогущего, стоимостью в сто тысяч долларов, трактора «Джон Дир» с кондиционером и телевизором; обитателей дома престарелых в открытой, запряженной лошадью коляске и прочий люд на грузовых пикапах – всех, кто пожелал участвовать в параде.

После парада они всей семьей, пройдя несколько кварталов, оказывались в городском парке, где устраивалась ярмарка с аттракционами. И тут не пропускали ни одной лошади, катались на всех, до тошноты объедались сладкой ватой, маленькими пончиками, жаренными на гриле початками кукурузы и свиными отбивными на косточке. В ночных танцах на улице хотели участвовать все от мала до велика. На импровизированной танцплощадке на Второй авеню между Мейпл и Мейн, проявляя снисхождение к малышам, путавшимся у них под ногами, кружили в танце взрослые.

Однако настроиться на праздник в этом году Касси никак не удавалось. Их городок почти стал частью мегаполиса, и поэтому поездка туда, по сути, стала поездкой на озеро, придумывала себе отговорки Касси, словно последние десять лет было как-то иначе. Она тем не менее упорно выискивала причины остаться дома, и особенно потому, что мать с сестрой настойчиво звали ее с собой. Но пока что Касси отражать их атаки удавалось.

«До поры до времени», – подумала она, поглядывая на мобильный телефон, валявшийся рядом на кровати. Его звонок громко тренькал, отдаваясь от стен почти пустой спальни.

На дисплее высветился номер Мег.

«Будь же ты наконец взрослым человеком. Ответь».

Ее рука неохотно потянулась к телефону и еще более неохотно нажала кнопку и поднесла трубку к уху.

– Мы сегодня вечером собираемся на озеро. Заедем за тобой.

– Я приеду завтра. Мне сегодня вечером нужно закончить кое-какие отчеты.

– Это накануне праздника? У тебя же впереди целый уик-энд. Возьми их с собой. Я тебе помогу.

– Это результаты инвентаризации некоторых рисунков. Я сверяю их с систематическим каталогом. Но за предложение спасибо. Передай маме, что увидимся завтра.

– Я не могу как-то повлиять на твое решение?

– Приеду утром. Не задержусь – дорога будет свободная.

– Обещаешь?

– Обещаю, – солгала Касси, решив, что у нее впереди ночь, а утро вечера мудренее – она уж что-нибудь придумает посолиднее. – Будь осторожней на дороге.

Мать, должно быть, обладала телепатическими способностями, потому что едва Касси отключила телефон, как он затрезвонил снова.

– Я не допущу, чтобы ты в День независимости сидела одна дома и куксилась. Вот отец то же говорит. Скажи, Джим! – прокричала Митци в сторону.

– Привет, мама. – В воображении Касси тут же возникла картина: мама в кухне дома на озере, отец, как обычно, с газетой на террасе пьет пиво. После просмотра вечерних новостей – ужин. В этом раз и навсегда установленном распорядке, изменить который не в силах ни дождь, ни снег, ни ночная тьма, было что-то умиротворяющее. Но все же недостаточное, чтобы заставить Касси провести уикэнд на озере с семьей, тогда как намного проще сидеть, не шевелясь, перед экраном своего телевизора.

– Папа говорит, ты непременно должна приехать, – командным тоном заявила Митци. – Он возьмет тебя с собой на рыбалку.

– Спасибо. Я уже разговаривала с Мег. Завтра приеду. Машин на дороге будет мало. – Или скорее всего никакой дороги вообще не будет, думала Касси. Ведь не самоубийца же она, в самом деле. Однако продолжала врать: – Привезти тебе чего-нибудь из «Тобиз»?

– Деточка моя, это было бы так мило с твоей стороны! Привези дюжину дрожжевых пончиков и несколько папиных любимых, с глазурью из кленового сиропа. И пожалуйста, осторожней на дороге.

– Хорошо.

Насколько все же легче врать по телефону. Никто не видит твоих глаз, которые бегают, как у припадочной. Или твоей кровати, которая после дня, проведенного тобой в постели, похожа на груду мусора. Касси не осмелилась признаться своим, что не была на работе. Как не сказала никому в музее, что завтра утром в День независимости останется дома.

Ведь прежде чем сесть в машину и поехать, нужно сначала найти в себе силы, чтобы собрать с постели липкие обертки от мороженого, пару почти порожних пакетов из-под чипсов с солью и уксусом, а также совсем пустую коробку из-под шоколадных шариков. Она долго настраивала себя на то, чтобы подняться и приготовить молочно-шоколадный коктейль, но для этого потребовались бы уж совсем нечеловеческие усилия, на которые Касси сейчас не была способна.

Она даже начала всерьез подозревать, не подхватила ли она, случаем, мононуклеоз – слишком уж вялой она стала. Хотя единственный человек, от которого она могла бы его подцепить, находился сейчас в тысячах миль от нее, совершенно позабыв о ее существовании, и, кажется, был в такой физической форме, что ни о какой болезни не могло быть и речи.

Воспоминания о превосходных физических данных Бобби почти заставили Касси пожалеть о том, что она не вполне современная женщина и не обладает достаточной широтой взгляда на секс (хотя это зависит от вашей точки зрения на любовные утехи), чтобы в течение вечера или двух запечатлеть безупречное тело Бобби и его упражнения в постели на видео. Если бы в ней только жили такие наклонности, то сейчас они сослужили бы ей хорошую службу, предоставив возможность сказочно обогатиться, наподобие того человека, который заснял развлечения пьяных, почти голых студентов на пляжах Флориды и Мексики во время весенних каникул и теперь живет себе поживает в многомиллионном особняке в Беверли-Хиллз.

Если б можно было хоть как-то затемнить ее лицо на пленке, она бы подобное предложение рассмотрела с готовностью, потому что Бобби Серр должен быть доступным широким массам. По крайней мере пока он не с ней. Касси вообще не была мстительной… ну если только самую малость. Просто ей очень нужны были деньги, куча денег, и тогда она, возможно, снова почувствовала бы себя счастливой. Хотя Бобби, надо признать, довольно щедро отмерил ей денег из кармана Артура. И все ее долги теперь были оплачены, выписка с банковского счета радовала глаз, и как-нибудь в один прекрасный день, когда у нее появится настроение прошвырнуться по магазинам, она поедет и купит себе мебель.

У нее будет кресло, оплаченное Бобби Серром, диван, оплаченный Бобби Серром, и стол в столовой, который он хотел купить, то есть будет что-то вроде «дома, который построил Джек». Только у нее будет дом, который обставил Бобби Серр.

Интересно, нельзя ли, преобразив таким образом дом на средства, полученные исключительно за счет бурного секса, попасть на телеканал «Дом и сад»? Возможно ли на телевидении подобное шоу?

«Не ехидничай и не злобствуй, – сказала она себе. – Будь благодарна за удовольствие, о котором до этого и мечтать не могла. Рассматривай себя как старлетку Бобби Серра из Миннеаполиса. Как тридцатидвухлетнюю женщину, которой никогда больше не встретить мужчину, способного выдержать с ним сравнение. И кто бы там что ни говорил, – подумала Касси, – а в моем положении любая стала бы ехидничать и злобствовать».

И тут ей срочно потребовалось выпить чего-нибудь или съесть плитку шоколада, а может, и то, и другое.

Прокатившись по оберткам и мятым пакетам, она встала с кровати и направилась в кухню, где стала шарить в шкафах. Ругаясь и проклиная все на свете, она выудила-таки из одного из них плитку шоколада «Вальрона», прятавшуюся за жестяной банкой овсяных хлопьев крупного помола, которые пролежали там не меньше двух лет как рудимент некогда проснувшегося в ней порыва наладить себе правильное питание. Банка так и осталась невскрытой.

В отличие от «Вальроны». Шоколад оказался наполовину съеден. Вот дьявол! Словно сбежавшая с курорта для тучных, Касси за считанные секунды слопала шоколадку и тщательно облизала обертку.

На нее скоро будет жалко смотреть. «Возьми же ты себя наконец в руки, – мысленно приказала себе она. – Ни один мужик не стоит того, чтобы так тосковать и хандрить. Не прошло и двух месяцев, черт возьми, как ты решила навсегда отказаться от мужчин. Вот и давай исполняй свой зарок. Прими это как данность, – сказала она себе, – подобно просвещенному гуру или йогу, который стремится достичь нирваны».

Ну вот. Так-то лучше. Отныне мантра «ни один мужчина не стоит этого» станет ее путеводной звездой.

Встряхнув себя таким образом, Касси вытащила из холодильника бутылку шампанского, припасенного на всякий пожарный случай, уверяя себя, что самопознание и утверждение собственной значимости, безусловно, является тем самым случаем, который необходимо отметить, и с усилием вытащила пробку. Мужчины всегда делают вид, что откупорить шампанское ничего не стоит. И это в ее теперешнем по милости мужчин нервном состоянии тоже бесило Касси – не в той степени, конечно, как присущие им – видимо, генетически – качества перекати-поля, но все же бесило.

Сейчас она найдет что-нибудь приятное по телевизору. А пока будет смотреть, залечит раны, нанесенные ее самолюбию, этим… ммм… очень приятным шампанским. Надо же, как это кстати! «Театр шедевров Эксона Мобила» показывает «Королеву-воительницу». Ура! Да здравствует женская сила! То обстоятельство, что королеву, если вспомнить историю, в итоге постиг печальный конец, в тот момент ничуть не поколебало вновь встрепенувшегося в Касси ощущения собственной женской силы.

Разве королева Боудикка перед своей трагической кончиной не поубивала кучу мужчин, которые причинили ей зло?

Это очень утешает.

Глава 40

Два дня Бобби провел в Нантакете. Погода стояла чудесная, город был полон туристов, а сам Бобби в качестве родного дяди учил своих племянников ходить под парусом. Странно, но, несмотря на казавшийся идиллическим праздник, ему никак не удавалось избавиться от какого-то чувства досады. Где бы и с кем бы он ни находился, чем бы ни занимался, оно его не покидало. Такое расположение духа можно было бы отнести на счет излишеств, если б не была известна его причина и если не принимать во внимание тот факт, что ни один монах не придерживался более аскетического образа жизни, чем он последние несколько недель.

Даже мать спросила его:

– Ты, случайно, не болен?

А брат сказал:

– Что тебе нужно, так это вечер в городе.

Это означало несколько часов непрерывной пьянки в местных пабах, которая вылилась наутро в жуткую головную боль.

Кислое настроение при этом осталось при нем – никуда не делось.

Тем не менее он, взяв племянников, повел их учиться управлять яхтой, и это хотя бы на несколько часов, пробежавших незаметно, позволило ему забыть о том, что почти все время занимало его мысли. Однако, высадившись на берег, он вновь обнаружил фантомы депрессии.

Обсуждая в тот вечер с отцом качества нового управляющего имения в Авиньоне, Бобби сообщил, что намерен туда поехать, и они договорились о том, что следует сделать. Потом Бобби поиграл немного для матери на пианино: она часто просила его об этом, а у него не хватало духу сказать, что играет он только для себя, когда есть настроение. Он сыграл весь ее любимый репертуар, не обращая внимания на колкости брата, даже исполнил кое-что по просьбе невестки, после чего, извинившись, пошел к себе.

– Что-то случилось, – сказала мать, когда он ушел.

– Прежде всего ему не мешает подстричься, – заметил брат. У него, как у всех сёрферов, были короткие волосы, что облегчало уход за ними.

– Думаю, он влюбился, – высказала свое мнение невестка.

«Да что она понимает!» – подумали остальные: ведь самые близкие Бобби люди знали его лучше. Даже когда тот женился на Клэр, никто не питал никаких иллюзий насчет того, что брак этот по любви.

– Ну это уж совсем что-то невероятное, – сказал брат.

– По-моему, ты ошибаешься.

– А может, Алексис права, – из вежливости поддержала ее мать: сказались привычки пиар-агента.

– Раз так, то он сам оповестит нас в свое время, – проговорил отец. Человек прагматичный, он не признавал гаданий на кофейной гуще.

Пока семейство обсуждало Бобби, тот наверху собирал вещи.

Спустившись вниз, он замер в арочном проеме, соединявшем переднюю со столовой, словно ожидал команды бежать.

– Я лечу на континент. У меня там кое-какие дела. Позвоню через несколько дней.

– Вот видите! – гордо сказала Алексис.

– Куда ты собрался? – спросил брат.

– На запад, – ответил Бобби.

– Куда конкретно? – поинтересовалась мать.

– Да оставьте вы парня в покое, – осадил их отец.

– Приеду – позвоню.

Хлопнула первая стеклянная дверь, за ней вторая.

– Ни за что не позвонит, – ухмыльнулся Джейк, обращаясь к жене.

– А вот и неправда, неправда! – У Алексис было предчувствие. – Подожди – увидишь.

Глава 41

«Потворство своим слабостям, – думала Касси, – разумно и идет на пользу в том случае, когда обходится без бутылки шампанского». Голова у нее трещала, а та малость энергии, которую Касси почувствовала в себе вчера, покинула ее окончательно.

А что, если заказать вафли с соусом из голубики и взбитыми сливками, а к ним – канадский бекон со свежевыжатым апельсиновым соком?

Ответ она знала, и настроение от этого только ухудшилось.

Хочешь не хочешь, а придется принять душ, одеться и отправиться куда-нибудь за провизией, которой так страждет ее организм.

Пока она гадала, не расколется ли ее голова, сделай она хоть одно движение, зазвонил телефон. В ее нынешнем состоянии этот звук казался ей особенно невыносимым. Ни быстро двигаться, ни заставить телефон замолчать, прикрикнув на него, она не могла. В конце концов ей удалось до него дотянуться, и, нажав кнопку, она сердито прохрипела в трубку:

– Алло.

– Доброе утро, солнышко, – приветствовала ее Лив. – Ты там чем-то занята?

– Хорошо бы, но, к сожалению, нет: у меня сейчас раскалывается голова, и это отравило бы любое возможное удовольствие.

– Поедем со мной на вечеринку к Дрю. Пропустишь парочку «Кровавых Мэри» и будешь как новенькая.

– Только не это… меня сейчас стошнит. Не упоминай о спиртном.

– Хорошо, не буду, но ты все равно одевайся. Через двадцать минут я за тобой заеду. Дрю спускает яхту на озеро Пепин. Тебе понравится.

– Ты перепутала: это тебе понравится.

– Дрю пригласил кое-кого, с кем ты, по его мнению, непременно должна познакомиться. Он говорит, того требует справедливость: ведь это ты дала ему мой телефон.

Лив с Дрю встречались уже три недели и так быстро сошлись, что уже были готовы поверить в существование родственных душ.

– Ну поехали, – уговаривала Лив. – Нет ничего хуже, чем сидеть одной дома в праздники. Отказы не принимаются.

– Нет, нет и еще раз нет, но за тысячное приглашение тебе спасибо. Я ценю твою настойчивость.

– Тебе нельзя сидеть одной в День независимости.

– Я испорчу любой праздник, поверь. У меня отвратительное настроение вот уже…

– Шесть недель?

– Я выгляжу жалко? Вели мне перестать кукситься.

– Перестань кукситься и поехали со мной. Развлечешься.

– Не могу… правда, не могу. Развлекись там за меня.

Лив хорошо знала этот тон – мягкий, но решительный. Она слышала его каждый раз, когда звала Касси куда-нибудь с собой.

– Это твое окончательное решение?

– Окончательное. Видишь ли, я собиралась весь день просидеть в кино. Там темно и можно спрятаться от праздника. Действие в иностранных фильмах разворачивается медленно, так что не требует живости ума, на которую я сейчас не способна. К тому же поп-корн в «Лагуне» – с настоящим сливочным маслом. Я уж не говорю о том, что у них там есть эспрессо и превосходный шоколад. – Только подумав о поп-корне, эспрессо и шоколаде, Касси почувствована, как потекли слюнки. А ведь можно еще успеть на первый сеанс в двенадцать тридцать. Там она и позавтракает.

– Если передумаешь, позвони.

– Обязательно.

Обе знали, что она не перезвонит.

Ощутив при мысли о фаст-фуде слабый прилив сил, Касси, попрощавшись с Лив, осторожно сползла с кровати и поплелась в душ. Там она, балансируя в вертикальном положении, простояла какое-то время, как раз чтобы хватило помыться, затем, еще чуть-чуть полежав на постели, оделась. Пока она шла к машине, летний воздух немного взбодрил ее, и вскоре она уже ехала в «Лагуну».

Два из пяти заявленных в афише фильмов показались Касси приемлемыми. Остальные требовали либо умственного напряжения, либо чрезвычайной доверчивости. Но ничего, если станет уж слишком скучно, можно поспать. Еле удерживая в руках огромную коробку поп-корна с маслом, большой стакан эспрессо и три плитки шоколада, к которым потом она добавила еще одну «Дав» для ровного счета, Касси, когда протянула билетеру билет, напоминала обжору.

Она устроилась на своем месте в середине заднего ряда и собралась упиваться собственным горем.

Главную роль в первой картине исполняла стареющая французская кинозвезда. Она всегда нравилась Касси, но на сей раз камера была к ней беспощадна, да и роль была так себе. Уже к середине фильма Касси не могла сдержать слез. Она плакала не только потому, что ее растрогал фильм, а потому что увядающее лицо кинозвезды напомнило ей о скоротечности жизни.

К третьей плитке шоколада, однако, уровень эндорфинов у Касси подскочил настолько, что настроение улучшилось до такой степени, что слезы уже не струились по лицу, чему она была несказанно рада, поскольку забыла взять с собой «Клинексы», а салфетки, прилагавшиеся к поп-корну, едва намокнув, сразу растворялись.

Следующий фильм оказался совсем не смешным, а, напротив, напоминал какое-то «страшное шоу», настоящие ужасы, а потому Касси весь фильм сидела, уставившись в спинку сиденья перед собой. Но хотя бы не плакала, и то хорошо.

К началу третьего фильма запасы еды кончились, и от всего съеденного Касси стало клонить в сон. Фильм о возмужании героя она проспала.

Очнувшись, она купила несколько упаковок жевательного мармелада – в «Лагуне» эти конфеты были гигантского размера, и отсыпать их себе нужно было из высоких стационарных диспенсеров. Касси не сразу поняла, как остановить поток сыплющегося оттуда мармелада и в результате навалила себе целый большой пакет. Однако утешилась тем, что мармелад не портится, и купила маленький стаканчик крем-соды, чтобы запивать его. Таким образом, к просмотру третьего фильма Касси приступила, полностью восстановив силы.