Текст книги "Выше неба. История астронавта, покорившего Эверест"

Глава 8
Кабаны в Хьюстоне

«Существует единственный способ проделать большую работу – полюбить ее. Если вы к этому пока не пришли, подождите. Не суетитесь. Сердце поможет вам узнать интересное дело, когда вы с ним встретитесь»

– Стив Джобс из речи перед выпускниками Стэнфордского университета, 12 июня 2005 года.

Денвер, штат Колорадо, 1992 год

Каждый раз, когда звонит телефон, думаю, что это должен быть тот самый звонок.

Из-за тяжелой нагрузки (наплыв пациентов) некоторые дежурства в отделении скорой помощи длятся по 36, а то и по 48 часов. Невозможно выйти, запрыгнуть в джип, и долго-долго ехать домой. Волнуюсь во время очень длинных смен: может быть, ОНИ пытаются дозвониться до меня прямо сейчас? Каждый раз, возвращаясь с работы, испытываю беспокойство, сворачивая на крутую узкую грунтовку. «Успокойся, не торопись…» – говорю я себе, влетая в дом, чтобы проверить автоответчик.

Я по-прежнему занят работой, скалолазанием, катанием на лыжах; кроме того, провожу время со своей новой девушкой, Гейл, медсестрой педиатрического отделения. Мы знакомимся на свидании вслепую, и я узнаю, что она переехала из Бостона в Колорадо, чтобы научиться кататься на лыжах. Мне нравится ее спокойствие и сдержанность, а также едкое чувство юмора. Познакомившись, выходим поесть суши и застреваем за разговором на несколько часов. «Как собираешься жить дальше?» – спрашивает она.

Делаю паузу.

Надо ли ей говорить? Я до сих пор не привык рассказывать о мечте всей своей жизни. Может быть, пиво действует, но таки решаюсь выплеснуть то, что накопилось: «Я хочу пройти программу неотложной медицинской помощи, но больше всего на свете я хочу летать в космос».

Гейл молча смотрит на меня. Позже я узнаю, что дома она позвонила маме по поводу нашего первого свидания.

«Никогда не поверишь, чем этот парень хочет заниматься».

«Хм?»

«Он хочет быть астронавтом!»

«Встречаются же чудики…» – говорит ее мама.

Но хотя отношения с Гейл помогают отвлечься, я все еще жду. И жду. И снова жду. Никогда не умел так упорно ждать. Январь. Февраль. Март проходит, а я до сих пор не знаю вердикта: «Так быть или не быть астронавтом?»[103]103
  В оригинале Astronaut, or Astro-Not?


[Закрыть]

Немного обнадеживают сообщения от друзей и членов семьи: по их словам агенты правительственного Управления кадровой службы (УКС)[104]104
  Управление кадровой службы OPM (англ. United States Office of Personnel Management) – независимое агентство федерального правительства США, которое управляет персоналом на государственной службе федерального правительства.


[Закрыть] наводили обо мне справки, пытаясь определить, все ли написанное в моем заявлении – правда, и можно ли мне выдавать допуск к секретной информации и «ключи от шаттла»? Агенты безупречны в своих поисках, они даже разговаривают с давними бывшими подругами, о которых я разумно не упоминал. Но УКС ловко раскапывает дополнительные связи, беседуя с друзьями, коллегами и членами семьи. Даже доктор Эмили Мори-Холтон, мой наставника из Центра Эймса, утверждает: к ней в офис заглядывало УКС, чтобы расспросить обо мне.

Агент УКС: «Как вы думаете, стоит ли его нанимать?»

Эмили: «Нет, конечно!»

«Почему нет?»

«Он слишком хорош для NASA».

Неловкое молчание, затем смех.

Эмили говорит, что она хвалила меня, сообщив агенту, что я достаточно умен и креативен, чтобы всколыхнуть мир медицины. Не думаю, что заслуживаю такой похвалы, но очень благодарен за дружбу и поддержку.

Однажды утром я пребываю в оцепенении после долгого ночного дежурства на скорой помощи. Это была одна из тех самых бесконечных смен: кручусь, как белка в колесе, задница в мыле, ни присесть, ни выйти в туалет; уезжая с работы, мне пришлось даже остановиться на обочине шоссе I-70 подремать минут пятнадчать, чтобы хватило сил последующие 45 минут вести машину до Эвергрина. В конце концов я добрался до дома и упал на кровать прямо в униформе, весь в поту и бетадине. Сон, длившийся не более часа, прервал внезапный телефонный звонок.

«Алле?» – бормочу я, еще не понимая до конца, во сне это происходит или наяву.

«Привет, Скотт. Это Дон Падди из NASA. Как дела?» – голос Дона звучит неестественно медленно и низко, вероятно оттого, что я еще не совсем проснулся. А, может быть, оттого, что ему интересно, чего это я так насторожен в 10:15 утра? Но когда слышу этот тягучий оклахомский акцент, по телу разливается волна адреналина, вытягиваюсь в полный рост в постели, словно держу в руках лотерейный билет и ожидаю совпадения 6 – последнего – номера.

Постойте: это – как раз нужное время и нужный человек. Дон Падди – директор NASA по подготовке экипажей. Так и должно быть! Здравый смысл (точнее, общепринятые правила) кандидата в астронавты говорит, что звонок от Падди, вероятно, означает новости хорошие, в то время как звонок от менеджера отдела отбора астронавтов Дуэйна Росса – плохие. Росс – исключительно приятный парень, вероятно, именно поэтому ему поручают озвучивать отказы.

Дон и Дуэйн известны своими жестокими подначками в адрес тех, кто хочет стать астронавтом. Слышал, что иногда звонит Дуэйн, и когда человек на том конце провода начинает переваривать факт, что его не приняли в программу, трубку берет Дон и задает как бы случайный вопрос типа: «Скажите, вы по-прежнему хотите работать у нас?» Таким образом, никогда не знаешь наверняка, что произойдет при беседе с этими двумя шутниками, пока не услышишь волшебные слова.

Падди работает в NASA с 1964 году. Он занимал должность 10 по счету руководителя полетами, сменив таких легенд NASA, как Крис Крафт[105]105
  Кристофер Коламбус Крафт-младший (Christopher Columbus Kraft Jr. (1924–2019)) – инженер и руководитель американской аэрокосмической промышленности; в NASA сыграл важную роль в организации деятельности Центра управления полетами.


[Закрыть] и Джин Кранц[106]106
  Юджин Фрэнсис «Джин» Кранц (Eugene Francis «Gene» Kranz) – бывший ведущий руководитель полетов космических миссий NASA. В 1970 году команде центра управления полетами под управлением Джина Кранца удалось провести уникальную операцию по спасению экипажа корабля «Аполлон-13», на котором произошла серьезная авария во время полета к Луне.


[Закрыть]; руководил командами во время программы «Аполлон», а также во время трех длительных миссий на «Скайлэб» в 1973 и 1974 годах. Он был директором полета в самом первом полете шаттла «Колумбия» STS-1. Этот скромный человек – легенда, и он звонит мне.

Глубоко вздыхаю, задерживаю дыхание и чувствую, как все тело превращается в гигантское ухо, ожидая, что голос Дона произнесет слова, которые очень хочется услышать с самого детства.

«Скажите, вы все еще хотели бы работать у нас? – Падди по-прежнему не спешит. – Мы были бы очень рады видеть вас в нашей команде».

«Да сэр. Мне бы этого очень, очень хотелось». Не могу поверить в услышанное, и прямо сейчас не могу подобрать никаких подходящих слов в ответ…

«Рад слышать. Пожалуйста, имейте в виду, что пресс-релиз до завтра не выйдет, поэтому, пожалуйста, никому не говорите. Это строго конфиденциально».

«О, нет, сэр. Я никому не скажу», – быстро соглашаюсь на это как на обязательное условие при приеме на работу.

Разговариваем еще несколько минут о чем-то, но в памяти ничего не остается, поскольку в голове крутится лишь одно: я буду чертовым астронавтом! Мозги работают с невероятной скоростью, думая о звонках, которые надо сделать в ближайшие 10 минут, чтобы сообщить своей семье невероятные новости.

Вежливо попрощавшись, кладу трубку, и во всю глотку ору, прыгая по своей хижине и размахивая руками, исполняя дикий танец перед невидимыми зрителями. На календаре 31 марта 1992 года: чувствую, что моя жизнь застыла в позе бегуна на низком старте перед чем-то необыкновенным.

Вопреки собственным обещаниям, делаю незаконный телефонный звонок родителям, установив новый мировой рекорд по нарушению конфиденциальности. Уж с ними-то я просто обязан поделиться счастьем в первую очередь!

Заклинаю их хранить секрет, но не могу ни подтвердить, ни опровергнуть, станут ли они хранить обет молчания в будущем. Мамин голос дрожит, я чувствую, как слезы наворачиваются на ее глаза, и она начинает рыдать. Большая часть разговора остается за папой. «Не могу в это поверить. Не думал, что у тебя получится с первого раза. Это просто изумительно!»

Затем звоню Гейл и моим лучшим друзьям. Вышагиваю взад и вперед, растягивая телефонный шнур на всю длину, делюсь невероятными новостями, и сердце как будто носится на санях внутри грудной клетки. Моя мечта сбывается! Мысленно повторяю телефонный разговор снова и снова, и несколько дней подряд не могу уснуть, как обычно. Не покидает мысль: «Это случилось! Я в самом деле буду астронавтом».

До 3 августа не сообщаю ничего в Центр Джонсона, и у меня остается достаточно времени, чтобы найти жилье в Хьюстоне и подготовиться к переезду. Нужно поговорить с Гейл. Мы много времени проводим вместе и за несколько месяцев понимаем, что не хотим расставаться, поэтому Гейл решает переехать со мной. Мы рады начать совместную жизнь в Хьюстоне.

Я все еще прохожу ординатуру по программе неотложной медицинской помощи: до выпуска осталось чуть больше года, и руководство программы – следующие по очередности люди, с которыми надо поделиться новостями. Они хорошо знали о моем намерении стать астронавтом, но, как и я, не думали всерьез, что такой шанс появится до окончания обучения и начала клинической практики. Они заметили, насколько ревностно я отнесся к презентации по космической медицине, которую представлял на рассмотрение в ординатуру. Пытаясь упаковать все аспекты космической медицины в 45-минутную лекцию, я все разобрал по косточкам, хотя это было излишне детально и слишком долго. Некоторые присутствующих заснули – они предпочитали презентации с обилием крови и кишок – но я говорил о самой крутой теме в известной мне вселенной. «Это было очень хорошо, – сказал один из преподавателей, пытаясь сделать мне комплемент. – Можно сказать, вы страстно увлечены предметом».

Подача официального заявления об уходе из программы экстренной медицинской помощи добром не кончается: агрессивный характер программы в каком-то смысле отражает суть работы отделения неотложки денверской больницы, и эмоциональной поддержки коллег в своем решении перейти в NASA не чувствую.

Их легко понять – здесь всего 12 ординаторов соответствующего класса, поэтому, если кто-то уходит, образуется дыра в штате. Мои самые близкие друзья в восторге, но жаль, что кое-кто, с кем я работал рука об руку, по меньшей мере не слишком рад. Я не ждал торжественного парада в свою честь, но их реакция крайне разочаровывает.

Летом, собираясь переезжать, провожу все свободное время в горах, стараясь покорить как можно больше четырнадцатитысячников. Кроме того, усиленно занимаюсь скалолазанием с Джоном МакГолдриком и другими приятелями. Моя подготовка в астронавты будет трудной, свободного времени не останется, и, насколько мне известно, в штате Техас не так много гор.

Подъем на гранит Лефт-Аута, где я чуть не убился (любая травма могла впоследствии привести к отстранению меня от космической программы), большой проблемой для Джона не был. Позже он сказал, что не задумывался, достаточно ли я подготовлен конкретно к этому подъему в качестве ведущего в связке, но чувствовал, что меня не стоит сдерживать. Джон не из тех, кто вслух волнуется или восхищается, поэтому, когда я рассказал ему о звонке из NASA, он лишь бросил: «Это круто», но при этом не пытался отговорить меня. Именно от Джона я многое узнал о том, как быть партнером и лидером.

Собрав и упаковав домашний скарб для переезда в Хьюстон, мы с Гейл решаемся «покараванить» на моем изношенном джипе и ее «Форде Бронко». Прилетели мои родители, чтобы часть путешествия провести вместе с нами. Перед тем, как покинуть Колорадо, останавливаемся у Пика Хэндис (Handies Peak) возле Теллерайда, и Гейл взбирается номером вторым в моей связке, пока я покоряю последний четырнадцатитысячник.

На округлой скалистой вершине нет никаких признаков цивилизации, и кажется, что стоишь на крыше мира, а вокруг раскинулись заснеженные пики. Волнующее восхождение в сочетание с большим переездом и переходом на работу моей мечты подкидывают идею: поднявшись на вершину, я спонтанно решаюсь задать Гейл один вопрос. У меня нет кольца, но я не могу придумать лучшего места, чтобы попросить ее выйти за меня замуж.

Погода не радует: на горизонте сгущаются грозовые тучи, и к тому времени, как мы возвращаемся к транспортным средствам, оставленным на тропе, уже идет дождь. Молнии представляют здесь серьезную опасность: в результате их ударов почти каждое лето – в основном в июле – в Колорадо гибнут альпинисты. Но непогода пережита, Гейл говорит «да», и мы спускаемся с горы. Холодно и сыро, но счастливые и взволнованные мы начинаем совместную жизнь.

Неделю спустя, после очень тревожной ночи, прихожу на работу в Космический центр имени Джонсона, и меня официально приводят к присяге как государственного служащего. В первый день я одет в светло-коричневый костюм и галстук – к счастью, это один из немногих случаев, когда мне приходится носить галстук в должности астронавта.

Я взволнован, как пятилетний ребенок в первый день в детском саду. Большую часть времени занимают вводные инструктажи. 14-й набор астронавтов (NASA Astronaut Group 14) позже получил прозвище «Кабаны» (Hogs) – остальная часть Управления астронавтов считает, что «свиньи в космос летать не могут, и поэтому не наберут нужных задач для реализации миссии». В нашей группе 3 женщины и 21 мужчина: 4 пилота-астронавта, 5 специалистов по международным миссиям (по одному из Италии, Франции и Японии и два из Канады) и 15 специалистов по миссиям NASA, включая меня.

Нас приветствуют Джон Янг и некоторые из старших астронавтов, включая моего нового босса Дэна Бранденстайна, начальника Управления астронавтов, с которым я также встречался во время недельного отборочного интервью. Мы встаем и представляемся нашим новым коллегам, а затем присутствуем на короткой пресс-конференции перед макетом того, что в очень отдаленном будущем станет Международной космической станцией.

Нервно – но с энтузиазмом – сообщаю свое имя, краткую биографию и коротко рассказываю о том, как пришел в NASA. Это мои первые официальные слова в качестве астронавта. Все вокруг в тумане, но я кое-как рассказываю о том, как мне не терпится летать.

Несмотря на то, что пресс-конференция достаточно «ванильная», и почти все внимание средств массовой информации сосредоточено на иностранных астронавтах-партнерах, я испытываю невероятное чувство восторга. Шаг в неизвестность! Когда мысленно готовишься к чему-то столь захватывающему, не до конца понимаешь, куда направляешься… Надеюсь и верю, что как и у всех остальных представителей команды «Кабанов», моей судьбой в конце концов станет путешествие в космос. Но к тому же поражаюсь всему, чему придется научиться, а заодно неизвестным и пугающим чувствам, которые предстоит пережить, прежде чем смогу – во всяком случае, надеюсь, что смогу – прокатиться на ракете.

Вспоминаю учебный план по тренировкам на выживание на суше и воде, полетам на реактивном самолете Т-38 и имитации миссии шаттла, который получил по почте несколько недель назад, и ожидаю, что буду проводить много времени в учебных классах вместе с группой избранных. Все они неординарны, и мне интересно, буду ли я соответствовать остальным? Смогу ли выступить на их уровне? Буду ли успевать? Слишком много вопросов, и я пока не знаю, как с ними справиться. Определенно не стоит выносить их на публику. Астронавты известны своим стоицизмом, и я должен соответствовать этому критерию.

Еще одна проблема – моя внешность. Несмотря на то, что мне 31 год, у меня все еще детское лицо 12-летнего ребенка, и я боюсь, что никто не воспримет меня всерьез, особенно когда дело дойдет до полетов. Через несколько дней один из моих коллег по группе, опытный и веселый летчик-испытатель ВМС по имени Кент Роминджер[107]107
  Кент Вернон «Роммель» Роминджер (англ. Kent Vernon «Rommel» Rominger) – астронавт NASA, совершил 5 полетов на шаттлах: STS-73, STS-80, STS-85, STS-96 и STS-100, полковник ВМС США.


[Закрыть] решает, что мне нужен надлежащий авиационный позывной. В знак уважения к моей молодости, внешнему виду, росту, светлым волосам и медицинской подготовке он нарекает меня «Дуги Хаузер».

Помните сериал «Доктор Дуги Хаузер» (Doogie Howser, M.D.)? Он шел по телевизору с 1989 по 1993 год, и Нил Патрик Харрис исполнял роль гениального подростка, получившего лицензию врача в возрасте 14 лет. Хотя я вдвое с лишним старше, должен признать, выгляжу примерно также. Прозвище приклеивается как репей и, к моему большому огорчению, довольно скоро все зовут меня «Дуги».

Я не знал прежде о проверенной временем традиции в кругах военной авиации, когда старшие сослуживцы эскадрильи выясняют, какой позывной вам дать – смешной или унизительный. Приходится притвориться, что мне нравится эта кличка, потому что тогда, возможно, они продолжат поиск и, в конце концов, найдут то, что мне не понравится. Если новый позывной заставляет съежиться, то в среде пилотов он наверняка закрепится за тобой на всю жизнь. Поэтому, хотя и не могу, как герой телесериала, удержаться от медосмотра беременной, почти сразу принимаю этот позывной. До того момента, как мне придумывают новый.

Глава 9
Дуги начинает

«Полет на самолете ничем не отличается от езды на велосипеде. Достать редкие бейсбольные карточки гораздо труднее»

– капитан Рекс Крамер в фильме «Аэроплан!»

Хьюстон, штат Техас, 1992 год

Хотя в первый день работы я надеваю галстук, чтобы сделать фото для удостоверения NASA, впоследствии моей униформой становится повседневная одежда астронавтов кэжуал-стайл: брюки цвета хаки и рубашка поло. Но вот что отличает нас, ничтожных кандидатов, от героев космоса, таких как врачи-астронавты Бернард Харрис и Ри Седдон, к которым я долго присматривался, так это монограмма на рубашке, с логотипом и номером выполненной миссии.

Каждая миссия шаттла обозначается как «STS (от словосочетания «Космическая транспортная система» (Space Transportation System), означающее какой-либо полет челнока) номер такой-то». Самый первый полет системы Space Shuttle – STS-1 – был испытательным. Он начался 12 апреля 1981 года с мыса Канаверал во Флориде и закончился спустя 55 часов на авиабазе Эдвардс на дне сухого озера в высокогорной пустыне близ Ланкастера, штат Калифорния. Ветеран программ «Джемини» и «Аполлон» Джон Янг вместе с пилотом Бобом Криппеном управлял «Колумбией» – самым сложным космическим кораблем из летавших (причем отметим – беспилотного испытательного запуска перед этим не было). К моему прибытию на подготовку в августе 1992-го номера STS перевалили за пятый десяток.

Несколько месяцев слушаю лекции, изучаю учебные пособия и схемы систем космических аппаратов, посещаю полевые центры NASA и знакомлюсь со многими научными дисциплинами из области космоса, за которые в конечном итоге мы будем отвечать на орбите. С головой ухожу в материаловедение, физику горения, метеорологию, океанографию, геологию, биохимию и звездную навигацию. Среди приглашенных лекторов есть космические знаменитости – легендарный руководитель полетов Джин Кранц и астронавты Нил Армстронг, Алан Бин и Чарли Дьюк рассказывают о вылазках на Луну и о душераздирающей миссии «Аполлон-13», которая едва не закончилась катастрофой.

Практические занятия с использованием трехмерных моделей подсистем шаттла готовят меня к управлению челноком, его роботизированным манипулятором, к выходам в открытый космос, знакомят с циклограммой подготовки и запуска, с операциями по стыковке, сходу с орбиты и посадке. Особенно мне нравится имитатор движения SMS (Shuttle Motion Simulator): забираешься в кабину, оснащенную функционирующими дисплеями и элементами управления, как у челнока, и она грохочет, трясет и бросает тебя из стороны в сторону как при запуске, нет только перегрузок (их испытываю позже на центрифуге авиабазы Брукс в Сан-Антонио, штат Техас).

При многократном прогоне циклограмм неизменно разверзаются адовы бездны: в условия полета бедного шаттла, карабкающегося на орбиту, хитрые инструкторы вводят одну аварию за другой. Звуковые и визуальные сигналы меняют друг друга как сошедший с ума фейерверк в День независимости. Идущие подряд отказы в одних системах вызывают аварии в других. Выход из строя компьютера, а затем шины электропитания или маршевого двигателя абсолютно неприемлемы, поэтому надо диагностировать и устранять проблемы до того, как они усугубятся. В определенных условиях выжить невозможно. Признаком того, что все пошло не так, становится вздрагивание и выключение тренажера: его кабина накреняется, качается в сторону и опускается в нейтральное положение. Это не лучший день для Управления астронавтов. Инструкторы на тренажере ежедневно безжалостно стараются приблизить нас к пределам возможностей, чтобы во время настоящей миссии знания позволили уверенно совершить путешествие в космос и вернуться обратно.

Сначала чувствую себя подавленным, задаюсь вопросом, смогу ли соответствовать ожиданиям, возвращаюсь к ощущениям, пережитым в мединституте, когда пытался пропустить через себя весь льющийся поток информации. Тогда у меня открылся (или я его открыл) навык фотографического запоминания, но, к сожалению, биохимические реакции и фармакологические взаимодействия, которые запомнились для зачетов в мединституте, задержались в голове ненадолго. Виной тому – мнемонические техники, которые я использовал для быстрой фиксации фактов. Чтобы летать в космосе, нужно готовиться системно и сохранять в голове огромное количество знаний. От этого может зависеть наша жизнь и успех миссии.

Каждое утро глядя в зеркало, получаю дополнительный стимул реально разобраться в себе. Вижу в отражении лицо ребенка, который физически неспособен отрастить настоящие усы или бороду (2-месячные прозрачные усишки выглядят так, будто я не смыл грязь под носом). Не хочется, чтобы шеф уволил молодого «космического туриста», когда дело дойдет до назначения в полет, поэтому моя лучшая защита – нападение: надо хорошо готовиться. Если не готов к занятиям в классе или на тренажере-имитаторе, это, как правило, довольно заметно. Конечно же, мне совсем не хочется повторить то злополучное восхождение на Лефт-Аут или неудачи на экзамене в меде.

При овладении санным спортом также, как новой медицинской или хирургической процедурой, важно практиковаться намного больше необходимого минимума. В безжалостном космическом мире надо подробно знать, как что функционирует, понимать, как это может сломаться, и иметь представление о том, как реагировать, если не сработают ни план А, ни план Б. Применим медицинский принцип primum non nocere («во-первых, не навреди»): сталкиваясь с проблемой на имитаторе или в космосе – не усложняй ситуацию.

Другой фактор, который давит на психику – это неофициальная, но постоянная оценка астронавтов со стороны наших инструкторов, сотрудников Центра управления полетами, коллег и общественности. Я чувствую ответственность за сохранение профессиональной чести Управления астронавтов для налогоплательщиков, которые поддерживают нас. Всегда думаю о том, что могу оказаться первым и единственным астронавтом в жизни случайно встретившегося со мной человека, и создать у него неизгладимое впечатление обо всем нашем Управлении. Я думаю, именно по этой причине мы все стараемся поддерживать наши ценности и представлять NASA, страну и свое призвание с самой лучшей стороны.

Хотя я счастлив в браке, я влюбляюсь повторно – на этот раз в обтекаемые реактивные Т-38, которые базируются в Эллингтон-Филд в нескольких минутах пути на машине от Центра Джонсона. T-38 Talon фирмы Northrop – двухместный двухдвигательный сверхзвуковой реактивный самолет с дельтавидным крылом, используемый NASA для подготовки и перевозки астронавтов по всей стране. Даже на парковке он похож на некий авиационный спорткар для преодоления звукового барьера. В свой первый полет на Т-38 я отправляюсь со Стефани Уэллс, потрясающей и очень доверчивой женщиной-инструктором NASA, которая сразу после отрыва от взлетной полосы дает мне штурвал, а затем учит разгоняться и подниматься на ослепительных скоростях. Переход от «Цессны» к T-38 подобен пересадке с пони, страдающего артритом, на чистокровную скаковую лошадь в самом расцвете сил.

Т-38 летают на сверхзвуке, ныряя и легко скользя при скорости до 1,3 Маха на высоте 40 000 футов (12 200 метров), примерно на 10 000 футов (3050 метров) выше трасс обычных авиалайнеров. Они способны подвергнуть пилотов 6-кратной перегрузке – в 6 раз выше силы тяжести. При этом трудно поднять мизинец, а обычный человек может потерять сознание. Как астронавт – специалист по полетам, я вынужден занимать заднюю часть кабины. Только пилотов с военной подготовкой допускают в переднее кресло, но и на заднем чувствуешь себя летящим в ракете, пусть и не выходя за пределы атмосферы. Управление требует пристального внимания – на этих скоростных самолетах автоматизации нет, и рискуешь в мгновение ока потерять нужную высоту, если не будешь осторожным. Но какое это удовольствие – быть пристегнутым к креслу-катапульте и летать в строю, выполняя акробатические маневры, переворачиваясь вверх ногами и возвращаясь назад! Я поставил бы это на одну доску с лазанием по замерзшему водопаду.

С детства мне нравились все летательные аппараты. Безусловно, этот интерес унаследован от отца: в ВВС он хотел стать пилотом, но зрение помешало ему осуществить эту мечту. С неизменной страстью ко всему, что летает, он любил мастерить со мной модели ракет и самолетов. Когда в мединституте я учился летать на вызывающей клаустрофобию «Цессне-152», меня буквально «зацепило» с самого первого виража. Эти достижения держались в секрете вплоть до выпускного, и стали огромным сюрпризом для родителей (особенно для мамы), когда я отвез их на аэродром и взял с собой полетать.

Управление одномоторным самолетом с негерметичной кабинной в горах Колорадо (высоты до 14 000 футов, один на один с крупными горными вершинами) требовало большой дисциплины. Стремясь выполнять высотные полеты, я стал в них довольно искусным. Подходя к горным перевалам под углом 45°, следует быть готовым к быстрому отступлению, если на той стороне хребта обнаруживается сильный нисходящий поток. Нужен четкий план, тщательная подготовка и постоянные проверки количества топлива и метеоусловий. Всегда приходится думать о том, что двигатель может отказать, и надо будет спускаться и приземляться – на плоскую вершину или даже на шоссе I-70.

На случай, если когда-нибудь придется катапультироваться из Т-38 в неподходящем месте, NASA отправляет «Кабанов» на авиабазу Фэйрчайлд в штате Вашингтон на трехдневную тренировку по выживанию на суше. Мы проходим чуть более мирную версию курсов ВВС под названием «тренировка на выживание, уклонение, сопротивление и побег» SERE[108]108
  С момента своего основания в 1950-х американская система подготовки SERE (Survival, Evasion, Resistance, Escape) была доступна лишь для военнослужащих специальных подразделений.


[Закрыть]. Поскольку пилотов NASA ожидают полеты Т-38 лишь над мирным континентальным районом США, тренировка заключается, в основном, в групповом походе, направленным на сплачивание коллектива, с развитием некоторых полезных навыков выживания, за исключением жесткого сопротивления и уклонения от «неуставных отношений» (дедовщины).

Понимаю, что будет нетрудно, когда по пути к месту учений инструкторы позволяют нам сделать остановку, чтобы затариться в магазине Safeway «серебряными пулями» (баночным пивом Coors Light) и много чем еще. Мы узнаем, как пережить катапультирование (надо смотреть в сторону горизонта и правильно выполнять приемы парашютной посадки с перекатом после приземления), как привлечь внимание спасателей (пускать солнечные зайчики с помощью зеркала и стрелять из ракетницы) и как добывать пропитание (это было самое худшее – как медика меня привлекли к разделке симпатичного белого кролика, чтобы сделать из него шашлык на костре к ужину).

Когда тренировка завершается, мой одногруппник Джон Грансфилд[109]109
  Джон Грансфилд (John Mace Grunsfeld) – американский физик и астронавт NASA. Принимал участие в 5 космических полетах: STS-67, STS-81, STS-103, STS-109, STS-125, в которых совершил 8 выходов в открытый космос, впоследствии занимал пост руководителя научных программ NASA.


[Закрыть] с легкостью может выиграть конкурс на самую густую растительность на лице: отрастив бороду как у горца, Джон теперь вполне сойдет за своего в группе «Зи-Зи Топ»[110]110
  ZZ Top – культовая американская блюз-рок-группа, основанная в 1969 году в Хьюстоне, штат Техас, имеющая яркий, узнаваемый образ, не в последнюю очередь из-за двух длинных бород Билли Гиббонса и Дасти Хилла (третий участник Фрэнк Бирд носит фамилию «Борода» – Beard).


[Закрыть]. Я же, определенно, нахожусь на другом конце спектра: мое лицо по-прежнему гладкое как у младенца, и кличка «Дуги Хаузер» становится моим позывным по жизни, хотя я и с трудом ее переношу.

Через год подготовки получаю «серебряные крылышки астронавта» – небольшой значок-гвоздик, прикрепляемый на лацкан пиджака: эмблему, изображающую комету со звездой на конце, пролетающую через гало, придумали астронавты программы «Меркурий», а серебро[111]111
  «Золотые крылышки» вручают астронавту, совершившему космический полет.


[Закрыть], из которого значок сделан, ясно говорит, что подготовка пройдена и меня можно назначать в полноценный полет на шаттле. Знаю, что до полета не почувствую себя настоящим астронавтом, и мне не терпится сделать следующий шаг.

Глубоко погружаясь в процесс подготовки, замечаешь интересную трансформацию сознания. Будучи ASHO, я всегда представлял астронавтов небожителями, но, несмотря на пугающие достижения моих одногруппников-кандидатов и присутствие седых ветеранов в Управлении астронавтов, пришел к выводу, что они – просто люди, такие же как я, со своими сильными сторонами, достижениями, слабостями и даже случайными страхами. Единственное исключение – Джон Янг. Он ходил по Луне, управлял этой неистовой первой миссией шаттла, и все такое. Когда надо лететь на самолете с Джоном, с тобой всегда обращаются как с главным членом экипажа, а техники несут за тобой парашют и сумку. С заднего сидения его Т-38, следующего в Эль-Пасо для проведения сеансов на STA[112]112
  Бизнес-джет «Гольфстрим-2», переделанный в самолет-имитатор шаттла STA (Shuttle Training Aircraft), служит для тренировки астронавтов и способен повторить профиль полета челнока при заходе на посадку. Кроме обычных самолетных органов управления, кабина STA оснащена теми же мониторами, индикаторами и ручками, которые используют пилоты шаттла при выполнении снижения и планирующей посадки орбитального корабля.


[Закрыть], я слышал, как Джон простыми словами со своим южным акцентом описывал прыжки при 1/6 гравитации на Луне и подготовку к STS-1. Для меня он всегда будет стоять на недосягаемо высоком пьедестале.

За несколько месяцев до окончания подготовки мы с Гейл поженились в Чатеме, штат Массачусетс, и поселились в пригороде Хьюстона Клир-Лейк, в маленьком таунхаусе с причалом. Мы довольны жизнью у воды (хотя она, вопреки названию, не безупречно чиста)[113]113
  Игра слов: Клир-Лейк – «чистая вода» (Clear Lake).


[Закрыть], и видом на дорогие дома через дорогу. У нас есть байдарка-каяк и виндсерфер, рядом причалена парусная лодка моего одногруппника Криса Хэдфилда[114]114
  Кристофер Остин Хэдфилд (англ. Christopher Austin Hadfield) – канадский летчик-испытатель, астронавт канадского космического агентства. Первый канадец, совершивший выход в открытый космос, и единственный гражданин Канады, побывавший на станции «Мир». Совершил 3 космических полета: два по программе Space Shuttle (STS-74 и STS-100) и один на «Союзе ТМА-07М».


[Закрыть].

Подготовка продолжается, и в конце 1993-го меня с двумя другими «Кабанами», Жаном-Франсуа Клервуа[115]115
  Жан-Франсуа Клервуа (фр. Jean-François Clervoy) – французский инженер и астронавт Европейского космического агентства, участник 3 полетов на шаттле (STS-66, STS-84, STS-103).


[Закрыть] (из Европейского космического агентства) и Джо Таннером[116]116
  Джозеф Ричард «Джо» Таннер (англ. Joseph Richard «Joe» Tanner) – астронавт NASA. Совершил 4 полета на шаттлах (STS-66, STS-82, STS-97 и STS-115) и 7 выходов в открытый космос.


[Закрыть], вызывают в угловой офис. Хут Гибсон, возглавляющий Отдел астронавтов NASA, шокирует плебеев-кандидатов, которых просят к нему зайти. К тому же Хут – весьма заслуженный и опытный летчик-истребитель ВМС и испытатель, при всем при том очень душевный, обаятельный и веселый парень. Но мы трое не знаем, чего ожидать, и когда садимся на стулья, чувствуем себя как школьники, которых вызвали в кабинет директора.