Текст книги "Выше неба. История астронавта, покорившего Эверест"

Глава 10
Ракетный рейд салаг

«Хотелось бы, чтобы бытие знаменитостью спасло меня от запоров»

– Марвин Гэй

Космический центр имени Кеннеди, 1994 год

«Дуги, ты так хреново справлялся с работой в отделении внекорабельной деятельности, что нам придется назначить тебя на полет. И вам, ребята, тоже придется полететь с ним», – сообщает Хут, улыбаясь всем нам.

Мы трое разражаемся аплодисментами и выражаем свои чувства жестами «Дай пять!», пугая чертей-админов, притаившихся за дверью его кабинета.

«Никому не рассказывайте до завтра, пока не выйдет пресс-релиз», – говорит Хут.

Что-то такое я уже слышал раньше, но вряд ли наша троица сумеет утаить самые лучшие новости во вселенной, услышанные только что. Выходим из комнаты, пытаясь сохранять спокойствие, но как только дверь за нами закрывается, не в силах сдержать радость, начинаем обниматься со всеми встречными, хлопаем их по ладоням и тихо кричим «ура!».

Босс на мгновение высовывает голову из кабинета: «Ребята, разве я не предупреждал вас?»

«Салаги…!» – бормочет он, закрывая дверь.

Миссию STS-66 планируется осуществить на шаттле «Атлантис» в ноябре 1994 года. У нас будет замечательный экипаж. Мы, новички, Жан-Франсуа, Джо и я, будем выполнять функции специалистов по полету. Покладистый Дон Макмонэгл[117]117
  Доналд Рей «Дон» Макмонэгл (англ. Donald Ray 'Don' McMonagle) – астронавт NASA, совершил 3 космических полета на шаттлах: STS-39, STS-54 и STS-66, полковник ВВС США.


[Закрыть], летчик-испытатель ВВС и ветеран двух предыдущих миссий шаттла – наш очень опытный командир. Резкая, как удар бича, Эллен Очоа[118]118
  Эллен Лори Очоа (англ. Ellen Lauri Ochoa) – астронавт NASA, совершила 4 полета на шаттлах: STS-56, STS-66, STS-96 и STS-110, инженер.


[Закрыть], доктор наук по электротехнике из Стэнфорда (хотя я там с ней ни разу не встречался) – наш главный специалист по полезной нагрузке.

На STS-66 в космос в третий раз поднимется атмосферная научно-прикладная лаборатория ATLAS (Atmospheric Laboratory for Applications and Science), с помощью которой исследуется энергия Солнца и, что более важно, изучается влияние изменения солнечного излучения на климат и окружающую среду. В отсеке полезного груза «Атлантиса» мы повезем комплект сложных приборов, а также небольшой отделяемый научный спутник с немецкими криогенными инфракрасными спектрометрами и телескопами CRISTA (Cryogenic Infrared Spectrometers and Telescopes) для наблюдения за атмосферой, и спектрографом высокого разрешения MAHRSI (Middle Atmospheric High Resolution Spectrograph Investigation), разработанным Исследовательской лаборатории ВМС США для изучения дневного свечения мезосферы. Короче говоря, мы полетим вместе с кучей инструментов[119]119
  6 приборов лаборатории ATLAS-3, установленные на негерметичной спейслэбовской платформе, предназначались для глобального измерения температуры в средней части атмосферы – мезосфере, расчета распределения водяного пара, окиси хлора и озона, мониторинга вариаций и измерения абсолютной мощности солнечного излучения, высокоточного измерения солнечного спектра и ультрафиолетового излучения Солнца. Кроме того, в грузовом отсеке шаттла стоял солнечный ультрафиолетовый спектрометр обратного рассеяния.


[Закрыть] для изучения изменения климата, а также составления карты распределения озона и характеристик озоновой дыры над Антарктикой.

Знать состояние озонового слоя важно всем. Если продолжать выпуск хлорфторуглеродов (ХФУ), широко используемых в качестве хладагентов, толщина этой защиты в атмосфере уменьшится, что может привести к повсеместной гибели планктона в океанах, неблагоприятным воздействиям на сельскохозяйственные культуры и увеличению числа случаев возникновения рака кожи.

Страны, подписавшие «Монреальский протокол 1987 года[120]120
  «Монреальский протокол по веществам, разрушающим озоновый слой» (англ. The Montreal Protocol on Substances That Deplete the Ozone Layer) – документ к Венской конвенции 1985 года об охране озонового слоя, разработанный с целью защиты последнего путем снятия с производства некоторых химических веществ, разрушающих озоновый слой. Протокол был подготовлен к подписанию 16 сентября 1987 года и вступил в силу 1 января 1989 года. Предполагается, что если страны-подписанты будут придерживаться его и в будущем, то можно надеяться на восстановление озонового слоя к 2050 году.


[Закрыть]», заключили глобальное соглашение о поэтапном отказе от использования ХФУ, и наша миссия будет состоять в том, чтобы детально изучить, выздоравливает ли в результате пациент-Земля. Еще одна цель полета – подготовка к будущим миссиям на «Мир» и МКС, в которых шаттл будет приближаться к станции снизу.

Лозунг «Планируй успех, но готовься к неудаче» пронизывает все тренировки. Невозможно предвидеть все сбои и комбинации отказов, которые могут произойти на орбите, но, досконально понимая, как работает «железо» (корабль и его полезные нагрузки), можно иметь план «Б» на крайний случай.

Один такой план действий в чрезвычайных ситуациях мы разрабатываем в Германии, изучая научный спутник CRISTA-SPAS. Если по какой-либо причине вернуть его обратно в шаттл после 9 дней свободного полета не удастся, бесценные данные о распределении озона в атмосфере будут навсегда потеряны. Никакую информация от аппарата передать в шаттл или на Землю в режиме реального времени нельзя. Отмечу, что блок обработки данных, куда записывается подробный снимок верхних слоев атмосферы, крепится в спутнике на специальных болтах со шлицами под отвертку типа «торкс»[121]121
  Вид шлица резьбовых крепежных изделий в форме шестилучевой звезды для болтов повышенного класса прочности.


[Закрыть]. Хотя эти болты трудно раскрутить (да у нас и не будет никаких специальных инструментов для этого во время выхода в открытый космос), мы придумали как немного изменить сменные наконечники для отвертки, имеющиеся внутри челнока, и вытащить блок обработки данных в экстренном случае.

Это будет напряженная миссия с круглосуточными экспериментами в отсеке полезной нагрузки. Используя роботизированный манипулятор, Эллен и Жан-Франсуа извлекут из грузового отсека шаттла спутник CRISTA-SPAS и отпустят его для сбора данных. Через 9 дней мы вернемся и заберем его. Во время свободного полета спутник, работающий от аккумуляторов, накопит огромный объем информации для последующего анализа на месте. Помимо этого я приму участие в одном из собственных экспериментов с оборудованием для тренировок ILRD, которое разработано в лаборатории Алана Харгена в Центре Эймса (NASA). Годичная подготовка к миссии включает поездки в Германию для обучения обращению со спутником, работу с научными приборами в Центре космических полетов имени Маршалла (Хантсвилл, штат Алабама) и другие операции в Космическом центре имени Кеннеди во Флориде. Большая часть перелетов по стране на T-38 выполняется быстрее и захватывает дух гораздо сильнее, чем коммерческие рейсы.

Утро запуска – 3 ноября 1994 года, но я проснулся задолго до того, как сработал будильник – прямо как маленький ребенок, надеющийся после Рождества найти под елкой пневматическую винтовку Red Ryder BB. Гостиница для экипажей расположена на 3 этаже здания операций и проверок OCB (Operations and Checkout Building) Центра Кеннеди. Во всех наших комнатах нет окон: необходимо настроить наши внутренние часы таким образом, чтобы они соответствовали стартовому «окну». Единственный способ, по которому можно понять, что пришло время просыпаться, – это дразнящий запах жареного бекона из дальнего коридора, доносящийся до моей комнаты через замкнутую систему циркуляции воздуха в помещениях экипажа.

Собираясь, чувствую себя живым как никогда ранее. Сегодня день, о котором я мечтал большую часть своей жизни. Это – день, когда сбывается мечта, это даже больше, чем звонок от Дона Падди. Я прошел все тренировки на тренажере-имитаторе полета и на центрифуге, говорил со многими другими астронавтами, которые были там и делали это, и чувствую, что знаю, на что это будет похоже. Но сегодня я надену настоящий памперс для взрослых[122]122
  С момента посадки в корабль перед стартом и до выхода на орбиту и возникновения возможности воспользоваться бортовым туалетом, астронавты шаттла могут справлять нужду в подгузники для взрослых, которые надевают перед полетом.


[Закрыть] и все такое. Со мной на борту будет некий сувенир: я пригласил наблюдать за запуском исследователя подводных глубин Жака Кусто[123]123
  Жак-Ив Кусто (фр. Jacques-Yves Cousteau; 1910–1997) – французский исследователь Мирового океана, фотограф, режиссер, изобретатель, автор множества книг и фильмов. Известен как Капитан Кусто (фр. Commandant Cousteau). Совместно с Эмилем Ганьяном в 1943 году разработал и испытал акваланг. В его честь назван уступ Кусто на Плутоне.


[Закрыть], и он даже принес мне одну из своих знаменитых вязаных красных шапочек. Надеюсь вернуть ее когда-нибудь ему лично!

Имитация полетов на тренажере и генеральные репетиции пусков закончились, и меня сейчас пристегнут к креслу челнока, который с помощью более 7 миллионов фунтов тяги преодолеет гравитацию. Проползаю через боковой люк на руках и коленях и оказываюсь на средней палубе шаттла, а затем поворачиваю вправо и могу опустить ноги в кабину пилота. Это немного сбивает с толку, но команда техников помогает мне устроиться на своем месте, прямо под пилотом, Куртом Брауном[124]124
  Браун Кертис Ли (англ. Curtis Lee «Curt» Brown), астронавт NASA, полковник ВВС США. Участник 6 полетов на шаттле – STS-47, STS-66, STS-77, STS-85, STS-95, STS-103.


[Закрыть]. Лежа на спине и задрав колени выше уровня сердца, в течение следующих нескольких часов перед запуском полностью осознаю важность подгузника.

За 9 минут до запуска атмосфера внутри накаляется. Директор по запуску завершает опрос своих инженеров, да и погода выглядит неплохо, поэтому, если в эти последние минуты на Земле кто-то ненароком не нажмет выключатель или какая-нибудь критически важная система не выйдет из строя, мы сиганем с планеты в клубах пара и пламени.

Интересно, что произойдет, если я начну кричать: «Выпустите меня отсюда!»

За 10 секунд до старта огромный поток воды обрушивается под челнок, рассеивая тепловые и звуковые волны от трех маршевых двигателей, оживших в хвосте корабля. Опустив стекло шлема и вдыхая кислород кабины, слышу низкий, тихий грохот подо мной. Ничего страшного – все как в тренажере-имитаторе.

Энергия твердотопливных ракетных ускорителей SRB[125]125
  SRB (англ. Solid Rocket Booster) – твердотопливный ракетный ускоритель, пара которых обеспечивает большую часть (83 %) стартовой тяги корабля системы Space Shuttle.


[Закрыть] мгновенно создает невероятное ускорение, быстро увеличивая вес моего тела в три раза. Это очень похоже на один из моих самых волнующих заездов на санях, но многократно круче. Затем возникает вибрация – как от расхлябанной стиральной машины, трясущейся и стучащей по полу – затрудняющая считывание электронно-лучевых дисплеев в кабине.

В течение следующих 8 с половиной минут невероятная сила, в три раза превышающая силу тяжести, не дает мне даже приподняться с кресла. С моей точки зрения, это самый лучший аттракцион в парке развлечений, который растягивает губы в болезненной улыбке. Когда «Атлантис» во время подъема в космос делает хороший перекат на спину[126]126
  Снаряженная система Space Shuttle имеет в своем составе орбитальную ступень (корабль), огромный внешний топливный бак и два твердотопливных ускорителя. Старт осуществляется при помощи двух ускорителей и трех маршевых жидкостных двигателей – они установлены в хвостовой части корабля и получают топливо из внешнего бака. Во время выведения на орбиту последний, закрепленный под днищем корабля, оказывается сверху, то есть челнок «перекатывается на спину».


[Закрыть], смотрю вниз в зеркальце, расположенное на моем колене, и вижу волны на пляже внизу, а также рассеянные облака, проплывающие подо мной.

Через две минуты после запуска, когда отделяются ускорители, у меня на короткий миг начинается паника: ожидал увидеть яркую вспышку света через передние стекла, которая знаменовала бы отсоединение ускорителей и началу работы маршевых двигателей. Но когда ускорители отвалились, стало тихо, и вибрация исчезла. Возникло ощущение, что мы замедляемся. «Бог мой – только что отказали все три маршевых двигателя, и мы падаем обратно на Землю, как осенний лист с дерева!»

Осматриваю кабину: но никто кроме меня не встревожен. Люди в передних креслах и Джо Таннер слева от меня заняты своим делом, никакого выражения страха на лицах. Быстро понимаю, что все хорошо, происходит обычный переход ко второй фазе полета, когда вибрация и ускорение от работы SRB внезапно исчезают. Хотелось бы это предвидеть.

К счастью, у меня не так много дел во время этого первого запуска. Как «Первый специалист миссии» MS1 (Mission Specialist 1), я должен находиться в резерве, служить справочником по всем системам корабля, «сохраняя глобальную осведомленность о текущем положении». Если произойдет какой-то сбой, смогу помочь, особенно в случае возникновения множественных, сложных отказов.

Проходит команда на отключение главных двигателей MECO (Main Engine Cut-Off). Гравитация – ноль, и я в полном порядке! Момент исчезновения ускорения ощущается, когда я приподнимаюсь из кресла, а по сторонам от меня начинают плавать кабели связи и передачи информации. Смотрю в передние стекла «Атлантиса» и вижу внизу глубокий черный космос и блестящую синюю кривизну родной планеты. Мы уже движемся над Европой, и этот образ запечатлевается в моей памяти навечно.

10-дневная миссия проходит практически без сбоев, мы собираем достаточно данных для работы сотен аспирантов и докторантов. Эллен и Жан-Франсуа извлекают из шаттла спутник CRISTA-SPAS, хотя в какой-то момент становится непонятно, можно ли будет засунуть его назад в отсек полезного груза и зафиксировать должным образом для возвращения домой. Краткое мгновение мы с Джо ликуем, думая, что у нас появится шанс стать героями и вручную зафиксировать SPAS, выполнив непредвиденный выход в открытый космос. Но – черт их подери! – два оператора манипулятора умело решают проблему…

Перед полетом я очень хотел разыскать и сфотографировать Эверест сверху. Тщательно изучил карты, на которых обозначалась трасса нашего пролета над Землей и указывались заметные ориентиры в Тибете к западу от горы, включая метко прозванные «Озеро-бабочка» (Bowtie Lake) и «Озеро-бокал шампанского» (Champagne Glass Lake). Хотя мы будем двигаться с огромной скоростью, они должны указать мне на основные ледниковые объекты Гималаев, включая ледник Ронгбук (Rongbuk Glacier), который, в свою очередь, послужит указателем на вершину горы.

Уже при первой возможности мне удается увидеть ориентиры через телеобъектив, и я лихорадочно делаю снимки, которые становятся одними из лучших фото Эвереста, когда-либо полученных в совершенно безоблачный день. К ним можно отнести удивительные стереопары – два изображения, снятые с интервалом в несколько секунд, создающие почти топографический вид различных маршрутов к вершине. Что, если я и в самом деле, когда-нибудь буду стоять там и вглядываться в космос?

В «рабочий полдень» хочу установить (или, по крайней мере, зафиксировать для себя) необычный рекорд: проехать вокруг планеты на велосипеде в космосе. Наш велоэргометр подходит как нельзя лучше: он расположен на летной палубе, прямо под иллюминаторами, прорезанными в потолке кабины. Поскольку мы летим так, что последние обращены к Земле – как требовала вся наука в отсеке полезного груза – представляю, что нахожусь в лодке со стеклянным дном, за 90 минут (полный виток) проплывающей над Гималаями, коралловыми атоллами Тихого океана и великими Андами. Музыка Эрика Клэптона[127]127
  Эрик Патрик Клэптон (англ. Eric Patrick Clapton) – британский рок-музыкант, композитор, гитарист, вокалист, командор Ордена Британской империи.


[Закрыть], Эла Джерро[128]128
  Эл Джерро (англ. Al Jarreau) – американский джазовый музыкант и певец.


[Закрыть] и Полы Абдул[129]129
  Пола Джули Абдул (англ. Paula Julie Abdul) – американская певица, продюсер, танцовщица, хореограф, актриса, участница и ведущая многих телевизионных шоу.


[Закрыть], вдохновляет меня быстро и с усилием крутить педали, пока капли пота на коже не сливаются в одно блестящее полотно, тонким слоем покрывающее тело. Поскольку любое внезапное изменение ориентации шаттла может привести к тому, что соленые брызги полетят на соседей по кабине или на панели управления, под рукой всегда есть полотенце.

Кроме того, в тот же полдень я немного повеселился с Жаном-Франсуа, которого все зовут «Билли Бобом», потому что наш пилот из Северной Каролины[130]130
  Имеется в виду астронавт Кертис Браун.


[Закрыть] не может выговорить его полное имя. Билли Боб – жилистый, среднего роста, с темными волосами, всегда готовый улыбнуться и пошутить. Мы все теряемся, когда он пытается сложить выражение типа «Я дюмайю, ми все должны пойти тюда-сюда…» с сильным французским акцентом (может, он с юга Франции?). Мы с ним изобретаем, пожалуй, первый в мире вид спорта для нулевой гравитации – космический теннис. Нам обоим нравится играть в теннис на земле, но переход к невесомости добавляет огромные стратегические возможности (в том числе и при получении телесных повреждений). Вместо ракеток зажав в руках журналы с описанием процедур, и используя в качестве самодельного теннисного мяча шарик из скомканной клейкой ленты, организуем игровую площадку на средней палубе. Становимся друг против друга и пытаемся пробить мяч: он отскакивает от пола, потолка, стен в наши спины. Пытаемся отбить его, прыгаем и часто зависаем в акробатическом прыжке, полностью теряя контроль над положением своего тела.

«Эспандер» ILRD, над которым я трудился в меде, работает в космосе как тренажер чемпиона. Я установил его на средней палубе и снимаю на видеомагнитофон, как жму железо… без железа; с помощью ряда шкивов и ремней с усилием пытаюсь отвести одну часть тела от другой, что требует громадного напряжения мускулов и вызывает быстрое истощение менее чем за 15 минут.

Изучаю все тонкости принятия пищи, сна, полетов и тренировок в условиях микрогравитации. Провожу десятки экспериментов, лечу небольшие недомогания моих товарищей по экипажу и делаю сотни фотографий, включая потрясающие снимки Эвереста, которые потом долгие годы будут разжигать мое воображение.

Единственное, в чем я не мастер – это ситуация с туалетом: по-видимому, у меня в самом деле запор, вызванный обезвоживанием и отсутствием вектора силы тяжести. В космосе гравитация не помогает кишечнику, и все зависит от сокращения гладких мышц, называемого перистальтикой – оно проталкивает содержимое внутренностей через желудочно-кишечный тракт. После пары дней пребывания на орбите я раздуваюсь как мяч и чувствую себя неловко от того, что происходит в нижней части моего тела. Говорить об этом не принято, но, слава Богу, есть лекарство, которое называется «дульколакс» (или «бисакодил», если вы фармаколог).

Опыт пользования туалетом веселья тоже не вызывает. Высаживание на «космический горшок» требует много суеты: сначала надо установить ширму, ограждающую от посторонних глаз, затем вставить «адаптер для мочеиспускания» в дренажный шланг и сесть на стульчак (пардон, на «трон»); ступни должны быть пристегнуты; ягодицами следует прижаться к поверхности стульчака для создания хорошего вакуумного уплотнения.

Затем надо открыть отверстие в вакуумной системе, надавив на что-то, похожее на ручку переключения передач старинного «Форда-А», прислушаться, начинается ли процесс втягивания воздуха (и всего остального), а потом понять, что из тебя ничего не выходит…

Для новичка процесс «настройки» и «сброса» занимает от 3 до 5 минут. Множественные «ложные срабатывания» впустую тратят мою энергию и время, и только благодаря чудесным таблеткам я, в конце концов, обретаю истинное облегчение к восьмому или девятому дню полета.

При восхождениях на гору, на мультипитчах и подъемах на заснеженные вершины я оказывался в самых разных (в том числе очень сложных) ситуациях, но сейчас момент был настолько напряженным, что пришлось признаться в проблеме врачу экипажа, находящемуся на земле. Мой внутреннний спутник работает отлично. А мой внутренний сантехник? Не очень…

Глава 11
Космические задницы

«Если ты не прыгаешь вышего головы, как ты узнаешь, какого ты на самом деле роста?»

– Томас Стернз Элиот, американский и британский поэт, драматург и литературный критик

Звездный городок, Россия, 1995 год

Прочувствовав вкус своего первого космического полета, понимаю, что выиграл в лотерею целую дюжину идущих один за другим джек-потов. Как только мой внутренний сантехник снова начинает работать (спасибо земной гравитации), и больше нет ощущения, что 9 блюд французской кухни одно за одним маршируют по кругу внутри кишечника, до меня, наконец, доходит, что самая неизбывная детская мечта исполнилась. Часто смотрю в ночное небо и думаю: черт возьми, а я ведь действительно был там!

Перед первой миссией я обычно стеснялся выступать на публичных мероприятиях, хотя это фактически и есть основная работа астронавта между полетами. На детскую аудиторию всегда производили сильное впечатление мой синий летный костюм и разноцветные нашивки «настоящего астронавта», но я часто чувствовал себя обманщиком, словно подводил публику, признаваясь, что на самом деле еще не был ТАМ. Но теперь-то я астронавт на все сто, и могу выступать в качестве представителя NASA, гордо носящего «золотые крылышки».

Однако во мне горит желание вернуться в строй и как можно скорее все повторить. Случай подворачивается на обычной планерке в понедельник – наш начальник задает вопрос (или, может быть, лучше сказать, с мольбой просит): есть ли желающие выполнить длительный полет на российскую космическую станцию «Мир»? Среди летавших астронавтов добровольцев очень мало, потому что для этого требуется переехать в Россию, научиться говорить и читать по-русски, а также управлять абсолютно другими космическими аппаратами, да и вообще, жить в совершенно другой культурной среде.

Шаттлы летают 6–7 раз в год, и следующий случай попасть в космос может появиться лишь через пару лет, в зависимости от того, как часто будет выполняться ротация среди участников миссий. Поэтому возможности почти сразу же вернуться к тренировкам вкупе с приключениями за границей действительно заманчивы.

Не испортит ли мне мою карьеру перерыв в подготовке к следующей миссии, и не поставит ли под угрозу мой брак предложение затащить Гейл в Россию? Тем же вечером мы с женой это обсуждаем, и она, кажется, готова к русскому походу. На следующий день захожу в офис Хута Гибсона и с энтузиазмом говорю, что согласен поехать в Россию, чтобы совершить длительный полет. Мой кишечник (уже полностью восстановившийся) шепчет, что это будет нечто необычайное.

«Поезжай, Дуги», – говорит Хут, обычно улыбаясь. Он просто пожал мне руку – и работа моя, а для него одной заботой о «Мире» меньше.

В тот же день руководитель отделения внекорабельной деятельности Марк Ли[131]131
  Марк Чарльз Ли (англ. Mark Charles Lee) – астронавт NASA, совершил 4 космических полета на шаттлах: STS-30, STS-47, STS-64 и STS-82 и выполнил 4 выхода в открытый космос, полковник ВВС США.


[Закрыть] спрашивает, готов ли я через две недели провести несколько тренировок по обслуживанию космического телескопа Хаббла в гидробассейне невесомости? Он уже назначен в группу выхода для второй миссии к Хабблу, к которой, как он говорит, я уже приписан.

Выход в отрытый космос – одно из самых желанных для меня летных заданий. Откровение Марка поражает меня, как крепко слепленный ком сибирского снега, запущенный прямо в лицо: я только что отказался от величайшего задания в моей жизни, потому что мне не терпится вернуться в космос… Буду ли я терзаться этим вдали от дома и основного офиса астронавтов в долгосрочной перспективе? Почему я не мог быть чуть более терпеливым?!

Практически сразу начинаю интенсивный курс овладения русским в Военном институте иностранных языков DLI[132]132
  Военный институт иностранных языков DLI (англ. Defense Language Institute) – учебное и научно-исследовательское заведение министерства обороны США, обеспечивает языковую и страноведческую подготовку специалистов в интересах Минобороны, федеральных агентств, а также многочисленных клиентов по всему миру.


[Закрыть] в Монтерее, штат Калифорния. По 8 часов в день работаю с русскоязычным инструктором. Каждое слово произносится по-русски, а новые термины воспринимаются только в контексте; невозможно попросить перевести что-нибудь на английский или тайно заглянуть в словарь. Это психологически очень трудно и порой расстраивает, но у меня хорошая восприимчивость к языкам – наконец-то окупаются мое раннее знакомство с французским в Дакаре, плюс свободное владение ругательствами на разных языках. Более того, я провожу обеденные перерывы у кромки воды в заливе Монтерей – одном из самых красивых и вдохновляющих мест на планете – слушая магнитофонные записи на русском.

Спустя всего три недели тяжелейшей долбежки в Монтерее и стремительно растущих познаний русского в NASA, возвращаюсь в Хьюстон вместе с несколькими преподавателями из DLI. Они включили меня вместе с рядом других астронавтов и специалистов Центра управления полетами в импровизированную программу «глубокого погружения». Классы находятся за Космическим центром имени Джонсона. Окружающая атмосфера удручает, особенно по сравнению с пейзажами калифорнийского побережья.

Нам поручено просто забыть о том, что происходит в Управлении астронавтов в парах миль от дома, отключиться от электронной почты, прекратить встречи с сотрудниками и подготовку к полетам, и сосредоточиться на интенсивном обучении языку. Занятия с инструкторами, беседы по-русски с нашими сверстниками, компьютерные тренировки и письменные упражнения – благие намерения, но тот факт, что наша обычная жизнь проходит мимо настолько близко от нас, делает погружение менее эффективным. По крайней мере, у меня это начало вызывать энтузиазм по поводу переезда в Звездный городок в России.

Оказаться вдалеке от центра активности астронавтов, особенно в первые дни российско-американского партнерства, на многие месяцы оторваться от суеты проводимых экспедиций шаттлов, дружеских отношений, объявлений о назначении в экипаж, полетов на Т-38, подготовки к миссиям и остального движения, которое невозможно отделить от статуса астронавта… Я отправляюсь в изгнание, на «обратную сторону» космической программы, которая, насколько знаю, так же холодна и несчастна, как Сибирь Федора Достоевского.

Центр подготовки космонавтов (ЦПК) имени Гагарина в российском Звездном городке – гаснущая звезда бывшего Советского Союза, с путаницей невзрачных быстро стареющих зданий, расположенных в красивом березовом лесу в 25 милях к северо-востоку от Москвы. ЦПК назван в честь Юрия Алексеевича Гагарина, первого человека, совершившего полет в космос, а также полный виток вокруг планеты. В апреле 1961 года Гагарин облетел Землю на своем космическом корабле «Восток», и безопасно катапультировался из кабины непосредственно перед посадкой[133]133
  Катапультирование космонавта из спускаемого аппарата перед приземлением было штатной процедурой в полетах по программе «Восток».


[Закрыть].

Первый этап космической гонки русские выиграли: американский астронавт Алан Шепард[134]134
  Алан Бартлет Шепард-младший (англ. Alan Bartlett «Al» Shepard, 1923–1998) – американский астронавт, контр-адмирал американских ВМС. Первый американец, совершивший суборбитальный космический полет; также командовал кораблем «Аполлон-14» и высаживался на поверхность Луны.


[Закрыть] поднялся на корабле «Меркурий» по суборбитальной траектории лишь в следующем месяце. Русские также сделали нас, первыми отправив женщину в космос: всего два года спустя примеру Гагарина последовала Валентина Терешкова на «Востоке-6». К сожалению, нам потребовалось 20 лет, чтобы догнать их: NASA не пускало женщин в космос до тех пор, пока Салли Райд не поднялась на шаттле в 1983 году.[135]135
  Хотя Советы могут похвастаться не только первой женщиной-космонавтом Валентиной Терешковой, но и первой представительницей прекрасного пола, вышедшей в открытый космос – Светланой Савицкой, за всю свою 55-летнюю историю космических полетов они запустили на орбиту всего четырех женщин-космонавтов. В то же время с момента первого полета Салли Райд в 1983 году более 40 американок слетали в космосе. Впервые полный гендерный паритет был достигнут в группе кандидатов в астронавты NASA, набранной в 2013 году: 4 мужчины и 4 женщины. – Прим. авт.


[Закрыть]

В восторге от того, что буду тренироваться в местах, где зародилась реальная космонавтика, вместе с Гейл собираю вещи. Мы летим в Москву на обещанный двухлетний срок, который должен кончиться 4-месячным полетом на борту станции «Мир», и переезжаем в трехэтажный жилой дом советской эпохи, называемый «Профилакторий» («профи» для краткости), который, как мы нервно шутим, «считается безопасным местом для жизни». Изначально его построили в начале 1970-х для размещения американских членов экипажа экспериментального полета «Аполлон» – «Союз» (ЭПАС), завершившегося в 1975 году стыковкой кораблей «Союз» и «Аполлон».

Хотя у нас нет и никогда не было прямых доказательств того, что наши беседы кто-то прослушивает, само происхождение этого места, восходящее к годам Холодной войны, и характер нового этапа российско-американского сотрудничества в космосе, называемый «Фазой 1», прощупывающий почву для совместного создания МКС («Фаза 2»), заставляет нас верить, что все вокруг пронизано подслушивающими и подсматривающими электронными «жучками».

В нашем распоряжении 2-комнатная квартира на первом этаже, в которой есть спальня и гостиная, а также доступ к общей кухне в коридоре. Телевизор транслирует несколько западных телепрограмм с русским дубляжем. Иногда прихожу домой, чтобы вместе с Гейл посмотреть телевизор: громкость вывернута на полную в попытках расслышать английский на заднем плане. Я не уверен, что ей нравится «Досье детектива Рокфорда»[136]136
  Rockford Files – американский телесериал с участием Джеймса Гарнера в главной роли, который транслировался в сети NBC с 13 сентября 1974 года по 10 января 1980 года.


[Закрыть], но слышать что-то на родном языке приятно нам обоим.

Гейл устраивается медсестрой на неполный рабочий день в расположенную в Москве американскую клинику для экспатов, а в остальное время занята изучением русского языка и еженедельным шопингом в московском «Седьмом континенте» – супермаркете западного стиля, с доступом к приличным свежим и замороженным продуктам (большая часть которых импортируется из Западной Европы). На выходные она организует поездки подальше от ЦПК. Вокруг мало кто говорит по-английски, и хотя исторически правительства наших стран часто были в контрах, русские люди невероятно гостеприимны.

Звездный Городок расположен на бывшей закрытой базе советских ВВС[137]137
  С мая 1960 года ЦПК – самостоятельная часть, входящая в состав ВВС по боевой подготовке по линии начальника службы авиационной медицины и под научным руководством Государственного научно-исследовательского испытательного института авиационной и космической медицины ВВС. В 1969 году часть была преобразована в Научно-исследовательский испытательный центр подготовки космонавтов, а в 1995 году – в Государственный научно-исследовательский испытательный центр подготовки космонавтов имени Ю. А. Гагарина.


[Закрыть] и не обозначен ни на одной из свежих карт региона[138]138
  В советское время Звездный городок был засекречен и изолирован, не значился на картах и указателях, и имел въезд только по пропускам. Из Москвы до него можно было добраться от метро Щелковская на автобусе, которого до конца 1980-х не было в официальных списках маршрутов. Позднее автобусу был присвоен № 380. В указанное в книге время в Звездный можно было попасть, сойдя с пригородной электрички Ярославской железной дороги на станции Циолковская, и пройдя через командно-пропускной пункт.


[Закрыть], несмотря на то, что иностранным космическим державам о нем все известно. Зона подготовки с немного мрачно выглядящими зданиями отделена от жилой зоны забором из колючей проволоки со множеством дыр и якобы вооруженной охраной. Однако теплый добрый характер хозяев заставляет нас чувствовать себя как дома. Вокруг благоприятная семейная обстановка: у небольшого озера перед «Профилакторием» играют дети, а в лесу молодые семьи ищут землянику.

Вид генерала Юрия Глазкова, знаменитого, но в то же время приветливого космонавта и дважды Героя Советского Союза[139]139
  Юрий Николаевич Глазков (1939–2008) – советский космонавт, генерал-майор ВВС, Герой Советского Союза. Совершил космический полет на корабле «Союз-24» и борту орбитальной станции «Салют-5» как бортинженер. В апреле 1992 года был назначен первым заместителем начальника ЦПК, начальником космической и летной подготовки. Являлся членом международных комиссий по безопасности полетов по проектам «Мир – Шаттл», «Мир – NASA», МКС и ряда межведомственных комиссий Российской Федерации.


[Закрыть], выгуливающего в парке свою крошечную собачку, снимает любое напряжение или опасения, которые могли бы возникнуть у нас в такой обстановке. Более того, опыт проживания в пострадавших от войны регионах помогает мне справиться с любой ситуацией, поэтому я согласился и приступил к работе.

В развитии нашей совместной российско-американской программы полетов существует невысказанная напряженность. Даже я чувствую это, когда ведутся деликатные переговоры о том, как делиться информацией о таких фундаментальных вещах, как учебные пособия (здесь их называют «конспектами»), о фактическом содержании подготовки, финансировании программ и других вопросах, которые пронизаны политикой. Русские аналитичны и медлительны в принятии решений, задают много вопросов и тщательно контролируют свой бюджет и намерения. Они редко дают понять, о чем думают, пока стратегически не будут готовы к разговору с нами.

Единственный американец, с которым я много общаюсь, – это еще один «кабан» из моего набора – группы № 14 – по имени Джерри Линенджер[140]140
  Джерри Майкл Линенджер (англ. Jerry Michael Linenger) – офицер медицинской службы ВМС США, астронавт NASA. Совершил два космических полета – STS-64 и на станции «Мир» (прилетел на STS-81, вернулся на Землю на STS-84).


[Закрыть]. Я буду его дублером в четвертой длительной американской миссии на «Мир», а затем стану основным членом экипажа в пятой. Одновременно там находятся два других астронавта, Джон Блаха[141]141
  Джон Элмер Блаха (англ. John Elmer Blaha) – полковник ВВС США, астронавт NASA. Совершил 4 полета на шаттле (STS-29, STS-33, STS-43, STS-58), а также длительную экспедицию на станции «Мир» (прилетел на STS-79, вернулся на Землю на STS-81).


[Закрыть] и Шеннон Люсид[142]142
  Шеннон Матильда Уэллс Люсид (англ. Shannon Matilda Wells Lucid) – американская женщина-астронавт и биохимик. Совершила 4 полета на шаттле (STS-51G, STS-34, STS-43 и STS-58), а также длительную экспедицию на станции «Мир» (прилетела на STS-76, вернулась на Землю на STS-79) – рекордный для женщин полет продолжительностью 188 суток.


[Закрыть], но они живут и тренируются в другой части Звездного, готовясь к полетам, которые должны состояться в самое ближайшее время.

Джерри, также выпускник мединститута, только что завершил свою первую миссию на шаттле STS-64, за пару месяцев до моего полета. В России он живет один, без своей жены Кэтрин, и мы почти каждый день проводим тренировки вместе. Будучи заочным холостяком, он часто ужинает с нами, и, к счастью, всегда помогает Гейл убрать со стола и помыть посуду.

Помимо изучения техники (системы жизнеобеспечения корабля «Союз» и все такое), формально частью нашей подготовки является физкультура. Наш русский тренер Анатолий (для краткости просто Толя) полон решимости продемонстрировать свои качества наставника, значительно улучшив наш текущий уровень физподготовки. Три раза в неделю мы проводим тренировки по плаванию, кроссы на беговой дорожке и силовые тренировки в хорошо оборудованном тренажерном зале.[143]143
  Одна из самых интересных реликвий – своего рода святилище, размещенное в мужской раздевалке: застекленный шкафчик Юрия Гагарина, в котором выставлено теннисное снаряжение, оставленное первым космонавтом незадолго до гибели в учебном полете на реактивном самолете в 1968 году. – Прим. авт.


[Закрыть] Мы с Джерри занимаемся подтягиваниями, приседаниями, жимом лежа, ныряем в бассейн с трехметровой вышки. Одним из основных пунктов программы является теннис, и иногда легкие состязания между Джерри и мной накаляются до такой степени, что мы орем друг на друга. Это помогает нам не сойти с ума.

«НЕНАВИЖУ ТЕБЯ!» – выдаю я с ударом справа.

«Подожди пока я тебя сделаю!» – его мяч проносится над моей головой.

Когда мы выходим бегать, Толя помечает нашу первую стометровку, что называется, «от забора и до обеда»: забег должен кончиться там, где стоит тренер. Я немного удивлен, когда он обозначает финишную черту, прочерчивая ногой на гаревой дорожке отметку, которую я грубо оцениваю на все 120 метров. Через несколько недель дистанция сокращается примерно до 100 метров. Наконец, начинаю понимать, что он делает, когда 10 недель спустя он рисует новую финишную черту в 80 метрах от старта. Благодаря особой толиной технике измерений, преодолеваю стометровку с самым лучшим результатом из всех, которые у меня были, вероятно, близко к олимпийскому рекорду. Уверен: Анатолий получает от начальства хорошие бонусы за потрясающий прогресс, достигнутый нами под его руководством.

Гораздо более сложная задача – овладеть языком. Мы с Джерри каждый день проводим несколько часы с «лучшим русским сержантом-инструктором», добросердечной Зинаидой Николаевной. Пожилая женщина, внешне – классическая babushka с доброй душой и мягкой улыбкой, даже за нашим ежеутренним чаем с печеньем в комнате отдыха космонавтов она не позволяет нам произносить ни звука по-английски. К счастью, она знает французский, и если все-таки возникнет неуверенность, в крайнем случае я могу как-то коммуницировать с ней, но, как правило, мы прилагаем целенаправленные усилия для достижения полного взаимопонимания по-русски, самостоятельного контекстного перевода и постоянного расширения нашего словарного запаса. Она скрупулезно относится к произношению и остро чувствует все ошибки в речи. Для нее сейчас (а для нас – потом, на орбите) особенно важно социальное взаимодействие, включая понимание русской культуры и кухни. Но еще важнее изучение технической терминологии.