Текст книги "Выше неба. История астронавта, покорившего Эверест"

Глава 22
В мгновение ока

«Если вам предложат место на ракетном корабле, не спрашивайте, какое. Просто соглашайтесь»

– Криста МакОлифф, астронавт шаттла «Челленджер»

Международная космическая станция, 2007 год

Вновь дежа вю, и я опять пристегнут ремнями к сиденью на шаттле «Дискавери», уперевшись взглядом в шкафчики для хранения. Сосредоточен и готов. На календаре 23 октября 2007 года, и я возвращаюсь в космос.

Лежа на спине в кресле на средней палубе, понимаю, что уже забыл, как долго тянутся эти два предстартовых часа в ожидании, когда меня отбросит назад тяга ракеты. Я в противоперегрузочном костюме весом в 70 фунтов (32 килограмма), и жидкости в моем теле под действием силы тяжести перераспределяются от поднятых задранных ног в сторону головы, верхней части тела, а также… мочевого пузыря. Меня ничто не отвлекает, кроме нескольких довольно грубых шуточных замечаний, которыми обмениваются Боити и Паоло по поводу того, что «стюардессы обслуживают пассажиров плохо и не положили крендельков в касалетку». Пытаюсь сконцентрироваться на системах, находящихся передо мной, но на самом деле передо мной ничего, так что это просто бесконечно долгое ожидание. Думаю о том, что я уже не тот, кем был раньше, не салага-астронавт на STS-66 или даже не пышущий энтузиазмом космопроходец на STS-100. Аутизм Дженны и тяжелый брак, потеря друзей в катастрофе STS-107 и даже моя грубая выходка во время похода на байдарках сделали меня более спокойным, сильным, с благодарностью воспринимающим многие дары в моей жизни.

Перебираю в уме все события, связанные с «Челленджером» и «Колумбией», думаю обо всем нехорошем, что может произойти в любой момент вплоть до посадки. Я пристегнут к кораблю и ракетам, начиненным 4,5 миллионами фунтов веществ, имеющих тенденции взрываться. Твердотопливные ракетные ускорители и маршевые двигатели шаттла развивают тягу в 7,5 миллионов фунтов, чтобы разогнать аппарат от нуля до скорости 17 500 миль в час всего за 8,5 минут.[305]305
  Joel W. Powell and Lee Robert Brandon-Cremer, The Space Shuttle Almanac: A Comprehensive Overview of 40 Years of Space Shuttle Development (Calgary: Microgravity Productions, 2011). – Прим. авт.


[Закрыть] Как только включаются ракетные ускорители, указатель «путь назад» гаснет.

За 10 секунд до запуска чувствую вибрацию от системы подавления акустических колебаний: из бака емкостью 300 000 галлонов начинает поступать вода. Он льется через трубы и форсунки в газоотводной лоток, чтобы защитить шаттл и пусковую башню от повреждения ударными волнами и выхлопными газами ракеты.

За 6 секунд до запуска включаются маршевые двигатели, и челнок начинает немного покачиваться. Чувствую мощную вибрацию, рвущуюся наружу подобно гонщику в игре Race Nitro, дающему полный газ, пытаясь при этом удержать педаль тормоза.

На отметке «Т минус 0» с глухим лязгом далеко под нами происходит зажигание твердотопливных ракетных ускорителей, и перегрузка вдавливает спину в кресло. Мочевой пузырь протестует. Когда мы с грохотом уходим вверх, чувствую ускорение до трех G – тело становится в три раза тяжелее, плюс на него давит 3-кратный вес противоперегрузочного костюма[306]306
  На самом деле перегрузка при старте шаттла не превышает 1,5 единиц; пиковое значение (чуть меньше трех единиц) наступает в конце второй минуты полета, перед отделением ускорителей.


[Закрыть]. Такое чувство, что борец сумо садится на корточки у меня на груди. С усилием делаю глубокий вдох, на мгновение задерживаю дыхание, а затем расслабляюсь, когда воздух выходит из моих легких.

Через две минуты полета твердотопливные ракетные ускорители сбрасываются. В предыдущих полетах я всегда с облегчением выдыхал: их отделение означает, что катастрофа «Челленджера» позади. Но после «Колумбии» становится ясно, что риск сохраняется до самого последнего момента, до того как «Дискавери» приземлится во Флориде через 16 дней.

Через 8,5 минут после старта мы набираем орбитальную скорость, и маршевые двигатели прекращают бороться с гравитацией. Становится тихо, невидимый борец сумо слезает с моей груди, и я снова могу свободно дышать. Я в космосе!

В этой миссии нужно сделать очень много, поэтому вспоминаю, что у меня нет времени сидеть и думать. В любом случае это не по мне, но я знаю, что это мой последний полет на шаттле, и постараюсь насладиться каждым мгновением. Может быть, когда-нибудь у меня появится шанс снова подняться в космос или даже полететь на Марс на каком-нибудь другом космическом корабле, но до этого еще очень далеко. А прямо здесь и сейчас я лечу на челноке. И этого достаточно.

Отстегиваюсь и плыву через люк к одному из верхних окон летной палубы, и у меня на лице играет улыбка от уха до уха. Чувствую, что вернулся домой, и когда смотрю наружу, поражаюсь красотой европейского ландшафта, грациозно струящегося под нами. Как мог бы спеть Томас Долби[307]307
  Томас Морган Робертсон, известный под псевдонимом Томас Долби. – английский музыкант, продюсер, предприниматель и педагог. Приобрел мировую известность в 1980-х.


[Закрыть], это «поэзия в движении». И хотя я уже видел нашу родную планету сверху 4 раза, у меня не было возможности точно описать эту точку зрения. Я не думаю, что об увиденном можно рассказать человеческими словами: глубины космоса находятся за гранью прекрасного, представляя собой гобелен из триллионов и триллионов звезд на фоне самой черной черноты, какая только возможна. Но самое пристальное внимание всегда привлекает голубизна Земли, она – редкий драгоценный камень в бесконечной черноте. Это глобальная (на самом деле универсальная) перспектива, которой я хотел бы поделиться с другими людьми, обозревая огромные размеры нашей вселенной так, как никто и никогда раньше не мог запечатлеть на камеру. Мой разум быстро перескакивает с траектории шаттла на коралловый атолл подо мной: наслаждаюсь бирюзовыми водами внутри него, а затем возвращаюсь к орбитальной перспективе.

С грустью отворачиваюсь, не уверенный, что когда-нибудь снова получу этот опыт. Но, по крайней мере, сейчас я здесь, и сосредотачиваю свое внимание на предстоящей работе в рамках этой миссии – возможно, самом сложном из этапов сборки МКС. Проблемы начнутся, когда мы переместим ферму P6, запущенную в космос еще в 2000 году, с вершины станции на самый ее край. Никто на «Дискавери» не знает, как поведут себя болты и электрические и гидравлические разъемы, и сколько времени понадобится для того, чтобы отсоединить и соединить их снова после столь длительного пребывания на орбите. Чуть ли не с ужасом думаю о сложностях координации работы манипуляторов, астронавтов за бортом и Центра управления полетом. Для нас этот крайне важный полет отличается высоким уровнем адреналина и высоким «фактором сжатия очка».

Высвобождаясь из своего оранжевого противоперегрузочного костюма, с нетерпением жду начала 16-дневной миссии, стараясь быть самым приветливым членом экипажа. Проводя много времени на имитаторах, в полетах на Т-38, в гидробассейне и выполняя более рутинные операции в офисе, астронавты становятся членами одной большой семьи. Однако этот экипаж сам по себе особенный: сплоченный, всегда жизнерадостный, ему бывает трудно проигнорировать шутку и сосредоточиться на том, что надо делать в данный момент. Поскольку Пэмбо по уши занята руководством этой талантливой, но иногда неугомонной и постоянно отвлекающейся командой, я, как человек, у которого за спиной больше полетов, должен помогать ей держать ребят под контролем. Но правда в том, что даже мне тяжело все время казаться серьезным и сосредоточенным на основном вопросе, когда вокруг отпускают шуточки.

Типичный вопрос от Флэмбо: «Это скафандр полнит меня в бедрах?»

«Нет, это твоя толстая задница его распирает», – стандартный ответ от экипажа STS-120.

Я думаю о прекрасной машине, находящейся в отсеке полезной нагрузки нашего шаттла: модуль «Гармония» должен стать нервным узлом космической станции, связывая европейский и японский лабораторные модули с помощью своих 6 единых причальных механизмов CBM (Common Berthing Mechanisms) и 4 стоек, обеспечивающих подачу электроэнергии и обработку электронных данных. Следует также учитывать 2700 кубических футов (76,6 кубических метров), которые «Гармония» добавит к жилому объему станции, увеличив последний почти на 20 % – с 15 000 до почти 18 000 кубических футов (с 425,6 до 510,7 кубических метров). После успешного ввода модуля в строй NASA будет считать, что все запланированные компоненты станции, созданные в США, находятся в рабочем состоянии. Я чувствую острую боль, когда вспоминаю скринсейверы с обратным отсчетом до ввода в строй американского сегмента, которые были на экранах наших компьютеров до трагедии «Колумбии» и какое сильное давление оказывалось на нас сверху, чтобы в срок добраться до этой важной вехи.[308]308
  МКС не упала бы с неба, если бы модуль «Гармония» не ввели в строй по графику. Но за этой отметкой следило большинство сотрудников NASA, работающих над программой. Вероятно, именно этот факт привел к тому, что специалисты стали гораздо спокойнее относится к риску повреждения корабля теплоизоляцией, отлетающей с внешнего топливного бака. «Пенопад» был проблемой еще до катастрофы «Колумбии», но эксперты пришли к выводу, что, поскольку пенопласт отлетал и в прошлых полетах, не становясь «серьезной» проблемой, сейчас не о чем беспокоиться. Особенно в свете ажиотажа по поводу завершения строительства американского сегмента. – Прим. авт.


[Закрыть]

Из-за доставки «Гармонии» и перемещения фермы P6 объем работ для одной миссии кажется неподъемным, и для нас установлен очень напряженный график. Мой личный красно-бело-синий блокнот с тремя кольцами, который должен освежить память, заполнен подробными заметками и напоминаниями, сделанными в последнюю минуту.

Дерзай. Для этого ты и предназначен.

За несколько минут привыкнув к условиям невесомости, экипаж приступает к работе, превращая наш ракетный корабль в орбитальную верфь. Пэмбо, Замбо и Стеф заняты на летной палубе перенастройкой режимов двигателей, систем жизнеобеспечения и компьютеров шаттла, а остальные плавают в море тыквенно-оранжевых противоперегрузочных костюмов и их переносных вентиляторов, ноутбуков и кабелей.

Первые и последние дни любой миссии всегда самые суетливые. Их проводишь, имея перед глазами бесконечный список дел, которые, как кажется, необходимо выполнить за мгновение ока. Сохранять все под контролем в невесомости – непростая задача, особенно если не привязывать или не приклеивать на липучку то, с чем работаешь. Если что-то уронил в кабине, то в следующий раз увидишь это дня через два на решетке салонного воздухоочистителя, известного как «Бюро находок».

Первая ночь в космосе. После того, как я залез в спальный мешок и застегнул его на молнию, прикрепившись застежкой-липучкой[309]309
  Текстильная застежка типа «липучка» или «лента Velcro» широко применяется в легкой промышленности, используя принцип, заимствованный от способа зацепления соцветий-корзинок репейника с крючковатыми оболочками. Обычно застежка представляет собой пару текстильных лент, на одной из которых размещены микрокрючки, на другой – микропетли. При соприкосновении двух лент микрокрючки цепляются за микропетли и крепко держат, «прилипают» одна к другой.


[Закрыть] к потолку средней палубы, требуется некоторое время, чтобы заснуть. Мы выполнили почти все, что планировали, а затем и кое-что сверх плана, но это был беспокойный и напряженный день. Наконец я задремал. Иногда мне снятся сны о космосе, и сегодня одна из таких ночей.

Я повис на высоте 250 миль над Атлантическим океаном, и могу слышать успокаивающий звук вентилятора, надежно подающего кислород и помогающего контролировать влажность и температуру в скафандре. Несмотря на то, что мы находимся в космическом вакууме, вопреки распространенному мнению, никакой тишины нет, и мы всегда благодарны этому обнадеживающему гулу в наших скафандрах. Я полностью погружен в работу. При последнем повороте болта, удерживающего две огромные фермы, динамометрический ключ размером с хоккейную клюшку щелкает, чтобы я убедился, что болт накрепко затянут. Все так, как мы с Уилсом не раз делали на тренировках в бассейне!… Быстро смотрю на дисплей управления в передней части скафандра, чтобы оценить точный уровень углекислого газа, запас кислорода и напряжение аккумулятора.

«Ребята, посмотрите! Италия в направлении на три часа!», – говорит Паоло, астронавт из Милана.

Несколько мгновений спустя, проходя над проливом Босфор, я улыбаюсь, когда ловлю несколько случайных фрагментов турецкой музыки на ультравысокочастотный радиоприемник своего скафандра. Не думаю, что буду скачивать что-то подобное из iTunes, когда вернусь домой… Время заканчивать выход. Спустя 8 с лишним часов, проведенных в скафандре, мой желудок мне мстит, и я с нетерпением жду момента, когда смогу вонзить зубы в завернутый в лепешку-тортилью термостабилизированный бутерброд со стейком и регидратированный и восстановленный водой креветочный коктейль с большим количеством хрена (чтобы прочистить пазухи носа). Поверьте мне, на вкус это гораздо лучше, чем на цвет.

И тогда происходит это: свирепый выплеск кинетической энергии – возможно, всего лишь небольшая шайба или даже жалкий клочок краски с отработавшей ракетной ступени, запущенной десятилетия назад – поражает левый рукав моего скафандры. Яркая вспышка света, жгучая боль, а затем мой скафандр мгновенно сгорает в маленьком облаке кислорода, ограниченного объемом самого скафандра, но находящегося под высоким давлением.

Так и не узнаю, что за фрагмент космического мусора вонзился в мой скафандр со скоростью в 25 раз быстрее звука: после второго взрыва (полыхнули остатки кислорода в баллонах на спине) человек – я – погибает в одно мгновение.

Просыпаюсь от того, что сердце выпрыгивает из груди. Представляю себе виновника катастрофы – космический мусор. При взаимодействии силы тяжести и аэродинамического сопротивления верхних слоев атмосферы крошечный обломок проделал свой неумолимый путь домой – мягко, но настойчиво стремясь к центру Земли с силой, впервые наблюдавшейся Галилеем, а затем описанной в универсальном законе тяготения Ньютона в 1687 году. Хотя чешуйка краски меньше и легче почтовой марки, кинетическая энергия, порожденная скоростью ее движения вокруг планеты, делает из нее убийцу, особенно когда она вступает в контакт с кислородом из моего скафандра, легко воспламеняющим все, что угодно.

Этот кошмар – совсем не то, на чем я когда-либо останавливался на несколько мимолетных мгновений перед выходом в открытый космос. Невозможно сосредоточиться на том, чего нельзя контролировать. Вместо этого я предвосхищаю все детали того, что на самом деле собираюсь сделать, и сделать отлично. Все это крутится в голове, заглушая неудобные и непродуктивные мысли, которые могут вызвать неуверенность на следующий день, когда все это действительно будет иметь значение. Это не просто бравада, которая заставляет астронавтов упорядочить свои действия: свой путь к успеху обязательно надо «увидеть», дабы в процессе подготовки развить уверенность и готовность справиться с подавляющим большинством рисков, с которыми придется столкнуться. Я учитываю определенные риски, отправляясь в космос, но я бы не согласился игнорировать опасность, если бы не видел в своих действиях огромную ценность для всего человечества.

Легендарный астронавт Гас Гриссом, командир миссии «Аполлон-1», выразил это состояние лучше всего: «Если мы умрем, мы хотим, чтобы люди приняли это как неизбежность. Мы делаем дело, сопряженное с большим риском, и надеемся, что если что-то случится с нами, это не задержит программу. Завоевание космоса стоит риска».

Неудобная правда заключается в том, что нашу планету окружает облако космического мусора. Не все запуски в космос успешны, и даже те, при которых полезная нагрузка выходит на орбиту, часто вызывают выброс фрагментов конструкции, собственно и называемых «космическим мусором». Иногда ракеты и спутники выходят из строя, разрушаются или портятся по разным причинам. Со времени первого орбитального успеха советского «спутника» в 1957 году было выполнено более 2500 запусков на орбиту и в дальний космос.

В результате в космосе оказалась 21 тысяча искусственных объектов, включая ступени ракеты, головные обтекатели и прочее, которые были занесены в каталог и отслеживаются радиолокационной сетью ВВС США.[310]310
  Чтобы почувствовать активность роя микрометеоритов и орбитального мусора, посетите https://orbitaldebris.jsc.nasa.gov/faq.html, —Прим. авт.


[Закрыть] Но эта сеть может обнаруживать только фрагменты размером более 3–4 дюймов. Остальная мелочь, такая как болты, металлические шайбы, сколы краски и даже мелкая пыль и частицы от выхода из строя, столкновений и взрывов космических объектов (в том числе при авариях ракет), исчисляется миллионами и миллионами.

К счастью, до сих пор ни один человек в космосе не был убит пулей, относящейся к разряду микрометеоритов и орбитального мусора MMOD (Micrometeoroid and Orbital Debris). Но эта ужасная возможность проникала в мою голову перед каждым из 7 выходов. Все очень серьезно. После каждой миссии шаттлы возвращались с вмятинами во внешних плитках и иллюминаторах, образовавшихся в результате столкновений с мелкими обломками, летевшими со скоростью 1000 миль в час, часто в противоположном челноку направлении.

Однако это лишь одна из опасностей, с которыми придется столкнуться в этой миссии. Но когда протираю глаза и собираюсь выплыть из спальника и приготовить себе чашку крепкого кофе «Кона», улыбка возвращается на мои губы: «Ну и что? Просто еще один день в офисе».

В космосе.

Глава 23
Что-то шить?!

«Думаю, нам всем нравится, когда в нас видят не звездочку в фейерверке, а тяжелый повседневный труд»

– Нил Армстронг

Международная космическая станция, 2007

Во время первых трех выходов в открытый космос мы намерены передать на станцию модуль «Гармония» и переместить ферму P6. К всеобщему облегчению и некоторому удивлению с моей стороны, все идет по плану.

Как обычно, работу сопровождают шутки. «Похоже, у тебя там отличная сумочка, Скотт», – говорит Паоло о тепловых чехлах, которые я снимаю с приборов на внешней стороне модуля «Гармония».

«Это моя барсетка! Я ее привез из Европы!» – мгновенно отвечаю я.

Однако, как стало ясно после «Колумбии», даже если товарищи вокруг шутят, невозможно чувствовать себя излишне комфортно или забыть, что все необходимо делать идеально. Космос прекрасен, но может стать могилой. Здесь нет места для ошибок.

Когда Уилс и я с триумфом вплываем в шлюзовой модуль «Квест»[311]311
  «Квест» (англ. Quest Joint Airlock), старое название «Совместный шлюзовой модуль» (англ. Joint Airlock Module) – модуль американского сегмента МКС, главный шлюз для выхода в открытый космос из станции. Разработан для использования скафандров как российского («Орлан»), так и американского (EMU) производства. Доставлен к МКС шаттлом «Атлантис» (STS-104) и установлен на правый стыковочный порт модуля «Юнити».


[Закрыть]в конце нашего третьего выхода в открытый космос (мы пребываем в подлинной эйфории после того, как ферму передвинули и закрепили), на рабочей станции манипулятора в лаборатории «Дестини»[312]312
  «Дестини» (англ. Destiny, полное название Destiny Laboratory Module – лабораторный модуль «Дестини») – американский научный модуль МКС, доставлен шаттлом «Атлантис» (STS-98) и присоединен к переднему порту модуля «Юнити». Первая постоянно действующая орбитальная лаборатория NASA со времени работы станции «Скайлэб», которую в феврале 1974 года покинул последний экипаж.


[Закрыть] разворачивается незаметная драма: задав с ноутбука команды на раскрытие второй панели солнечных батарей Р6-4В, Пегги Уитсон и Пэмбо видят нечто странное.

«Продолжить движение», – командует Пэмбо, наблюдая за развертыванием солнечного «паруса», разбитого на сегменты.

Сначала все выглядит хорошо; Пегги и Пэмбо следят за работой с помощью наружных камер, затем обнаруживают аномальную волну в разворачивающейся панели, как раз когда поворот в сторону Солнца вызывает вспышку света. Экран белеет. «Прекратить!» – резко говорит Пэмбо.

Несколько нажатий клавиш на ноутбуке, и двигатели останавливаются. Солнечная батарея раскрыта на 80 %. Два командира присматриваются и видят какое-то темное пятно в форме треугольника на «крыле», там, где его быть не должно. Что-то совсем не то, но яркий свет мешает ясно определить, что это.

«Хьюстон, это «Альфа», мы думаем, что обнаружили какое-то повреждение. Сейчас пытаемся приблизить его с помощью камеры № 24», – сообщает Пэмбо.

«Хорошая команда на прекращение операции… Думаем, мы тоже его видим», – отвечает Хьюстон.

Не нужно слов, в данный момент говорит нечего. Все, кто находится в космосе и в ЦУПе, уже знают, что это один из тех моментов, черт возьми, в которых никому не хочется оказаться на высоте 249 миль, пролетая над Землей со скоростью 17 500 миль в час.

Далее начинается трудная добыча информации, но в течение следующих 1,5 суток, используя телеобъективы и поворачивая панели в соответствии с ориентацией МКС, удается определить, что тонкое «крыло» солнечных батарей стоимостью миллиард долларов, сложенное гармошкой, разорвалось по какой-то причине в начале уже развернутого участка.

Несмотря на все, что думал и планировал перед этой миссией легион высоколобых инженеров, никто не ожидал возникновения конкретно этой проблемы, и в данный момент никто не знает, что делать или как ее решить. Солнечную батарею нельзя оставлять в таком состоянии, потому что с поврежденным и частично развернутым «парусом» МКС не будет получать энергию, необходимую для работы научных модулей, которые доставят из Японии и Европы.

Кроме того, при расстыковке челнока и космической станции могут возникнуть силы, способные разорвать конструкцию, что тоже очень чревато. На карту поставлены миллиарды долларов, собранных в результате международной кооперации, и неисчислимое количество человеческих усилий и ресурсов, а простого или легкого решения нет.

Здесь за углом нет «Хоум-Депо»[313]313
  The Home Depot – американская торговая сеть по продаже инструментов для ремонта и стройматериалов, оперирующая несколькими тысячами магазинов в США, Канаде, Мексике и Китае. Штаб-квартира компании находится в Винингсе, штат Джорджия.


[Закрыть], где можно перехватить инструменты и запчасти для быстрого экстренного ремонта на месте. Более того, такой ремонт был бы потенциально очень опасен для неподготовленного к нему «космопроходца»: держаться не за что, так как солнечная батарея не предназначена для обслуживания астронавтами. И, по сути, разрыв находится вне зоны досягаемости, дальше от шлюза, чем когда-либо раньше приходилось удаляться от станции.

Если этого недостаточно, то вот дополнительные обстоятельства: солнечные батареи всегда работают и постоянно генерируют ток. Их нельзя выключить даже в темноте, когда в тени Земли на МКС наступает «орбитальная ночь». Таким образом, они всегда чрезвычайно опасны для астронавта в скафандре, заполненном 100-процентным кислородом. Может быть, мой ночной кошмар предвещал эпический провал? Может, в космическом вакууме меня поразит не забредший на орбиту кусочек мусора? Я могу не взорваться, а просто изжариться[314]314
  Скафандр имеет множество электрически неизолированных металлических деталей, в частности, колец вокруг кистей рук, на ногах и на поясе. Если такой деталью коснуться поврежденной части солнечной батареи, которая вдруг окажется под напряжением, да еще и замкнуть себя на корпус станции или на другую часть батареи, то последствия могут быть самыми тяжелыми.


[Закрыть]! Это непродуктивные и безрадостные мысли, поэтому быстро переключаюсь и начинаю в уме готовиться к тому, что наш 4-й плановый выход в открытый космос, предназначенный для проверки методов ремонта теплозащиты шаттла, перенесут на будущую миссию, а я вместо этого займусь спасением МКС.

Пока мой разум оценивает возможности незапланированного ремонта, персонал Центра управления начинает анализировать проблемы. На то, чтобы придумать чудесное решение, остается всего 72 часа, иначе мы столкнемся с необходимостью выйти в открытый космос и отбросить подальше от станции национальный актив стоимостью в один миллиард долларов. Вероятно, налогоплательщикам не слишком понравится такой вариант.

Как бы ни была напряжена атмосфера, неизбежно рождаются шутки про МакГайвера, гениального персонажа телесериала, который, кажется, способен починить что угодно, имея под руками лишь резиновый бинт и кусок клейкой ленты. Мы знаем, что будет усердно работать Группа № 4 Центра управления, созданная для разрешения проблемных ситуаций. Она проанализирует возможные варианты того, как справиться с задачей. Последняя кажется невыполнимой: даже роботизированный манипулятор МКС не поможет нам добраться к поврежденным и опасным элементами панели.

На ум приходит история «Аполлона-13»[315]315
  7-я пилотируемая миссия по программе «Аполлон» стартовала 11 апреля 1970 года, но не попала на Луну, поскольку через два дня в служебном модуле корабля взорвался кислородный баллон. Казалось, нанесенный взрывом вред невосполним, и астронавтов ждет неминуемая гибель: Джим Ловелл, Джек Свайгерт и Фред Хейз страдали от недостатка электроэнергии, потери тепла в кабине, нехватки питьевой воды, утечки кислорода и неисправной системы удаления углекислого газа. Центр управления полетом отменил запланированную посадку, и астронавты перешли в Лунный модуль, чтобы сэкономить энергию, которая потребуется при возвращении. Но проблема заключалась в том, что Лунный модуль не мог обеспечивать экипаж из трех человек всем необходимым в течение 96 часов – с задачей не справлялась система удаления углекислого газа из атмосферы. Астронавтам грозила асфиксия и переохлаждение, и это далеко не все. Это был «момент МакГайвера», когда на волоске висели три жизни. Тем не менее, на Земле Группа № 4 Центра управления, возглавляемая легендарным руководителем полета Джином Кранцем, придумала, как с помощью матчасти, которая оказалась на корабле, следуя точному набору инструкций и используя резинку от эспандера, носки, клейкую ленту и даже бумажную обложку от полетного плана, дистанционно выполнить ремонт и благополучно вернуть экипаж на Землю 17 апреля 1970 года. – Прим. авт.


[Закрыть] как пример способности NASA преодолевать непреодолимое. Теперь наша очередь отличиться.

Во-первых, для того, чтобы выполнить необходимый ремонт, нам нужно доставить кого-нибудь на границу космической станции, дальше, чем кто-либо до этого рисковал выбраться. Специалисты NASA, работающие над проблемой, просят «помощь зала» – им нужны советы и результаты анализа от сотен инженеров и специалистов в Хьюстоне и по всей стране. Они понимают, что даже охват механической «руки» и инспекционной стрелы[316]316
  Орбитальная стрела с камерами OBSS (англ., Orbiter Boom Sensor System) – конструкция 15-метровой длины, доставленная на МКС шаттлом. Будучи соединена с манипулятором «Канадарм», она служила его продолжением, удвоив длину «руки» до 30 м.


[Закрыть] недостаточен для того, чтобы попасть в поврежденную область. Мой необычно высокий рост здесь будет преимуществом, в отличие от России, где он оказался недостатком.

И хотя я бы с удовольствием сказал, что это был такой великолепный план – воспользоваться этими моими анатомическими возможностями в полете, но мне просто повезло, что я могу дотянуться до нужного участка, чтобы попробовать завершить работу. Наконец-то мне на руку сыграет мое прозвище «Слишком высокий». Горю желанием попробовать, чувствуя странную смесь волнения и холодного пота.

Чтобы доставить меня к поврежденной панели, Центр управления находит способ собрать воедино роботизированный манипулятор «Канадарм-2» космической станции, а также инспекционную стрелу «Дискавери», а затем дополнительно добавить надставку рабочей площадки в качестве подножки. Получится наскоро составленная платформа длиной в 90 футов (около 27,5 метров). Это гениальная в своем безумии идея. Разве платформа не пружинит как подкидная доска для прыжков в воду?

Провести эту раскачивающуюся неуклюжую робототехническую штуковину с астронавтом в скафандре на конце вблизи от других солнечных батарей, космического челнока и чувствительных приборов за бортом МКС само по себе будет сродни подвигу. Ведущему специалисту по робототехнике Сармаду Азизу и его команде надо с нуля придумать, как проложить безопасную траекторию, чтобы доставить меня к солнечной батарее и обратно, но решающее значение будет иметь время. Время моей работы – всего около семи часов – определяют «расходными материалами». Этим термином NASA обозначает заряд аккумуляторной батареи, запас кислорода и поглотителя углекислого газа в моем скафандре, а ремонтные работы, вероятно, будут трудными и отнимающими много времени. Моего аварийного запаса кислорода в так называемом «вторичном кислородном баллоне» хватит только на 30 дополнительных минут, и в лучшем случае у меня останется 45 минут для шлюзования. Поскольку ставки очень высоки, Хьюстон соглашается «закрыть глаза» на инструкции, выписанные для подобных случаев. Никто не выспался. Команда специалистов по робототехнике составляет и передает Стеф и Дэну сложный план, включающий 45 минут на маневры в каждом направлении.

И, наконец, самое главное, что всего за 72 часа армия инженеров, диспетчеров и астронавтов на земле должна «сколхозить» набор инструментов для ремонта солнечной батареи на основе того, что есть на борту шаттла и космической станции. Пока идет время, мы превращаем наш новый модуль «Гармония» в мастерскую, а Пегги и Замбо, используя список, составленный инженерами на Земле, достают необходимые предметы из разных частей космического комплекса. Они начинают собирать, казалось бы, случайные провода, болты, гайки, алюминиевые заготовки и ленту, чтобы изготовить инструменты для меня и Уилса. По мере разработки плана ремонта выясняется, что я буду накладывать какие-то швы.

Мой единственный реальный опыт в этой области связан с наложением швов на людей, что я делал тысячи раз как врач скорой помощи. Но тогда это было легко – ведь я не стоял на 90-футовом трамплине и не перемещался со скоростью более 17 500 миль в час, подвергаясь риску быть пораженным электрическим током или вспыхнуть как спичка в собственном скафандре…

Правда, был случай в сенегальском Дакаре… В ясный, теплый западноафриканский день на прекрасном пляже под названием Сали я испытал, пожалуй, самый страшный из всех страхов средней школы – конфуз с одеждой. Воистину библейских масштабов. Вместе с одноклассниками из Dacar Academy я участвовал в экскурсионной вылазке на дикой песчаный пляж при умеренном волнении моря. Обстановка была идеальной для флирта.

Мы устроили конную дуэль в прибое: я был лошадью, и на моих плечах сидела красивая девушка в бикини по имени Эройка (да, это было ее настоящее имя). Следует отметить, что академической школой руководили миссионеры-баптисты, которые по часу в день проводили за изучением Библии. Можно вспомнить, что мой страстный подростковый интерес к противоположному полу, возможно, не соответствовал миссии школы, хотя я еще не совсем понимал, что делать с девочками. Когда я уворачивался от противника, удерживая на плечах мокрую и извивающуюся Эройку, мы оба попытались избежать падения в океанскую волну. И тут я услышал звук, который в данной ситуации никто никогда не желал бы услышать.

Это был звук рвущейся джинсовой ткани, и я точно знал, что произошло: мои шорты, обрезанные из джинсовых брюк, выбрали самый неподходящий момент, чтобы эффектно и очень заметно порваться в области промежности.

В мгновение ока я сбросил с плеч ничего не понимающую Эройку и присел на корточки, пытаясь хоть как-то прикрыть свои причиндалы. Одноклассники заржали. Я сгорбился, выскочил из воды, и, боком-боком, как краб-отшельник, потрусил к соломенной хижине, где отдыхали учителя.

«У кого-нибудь есть иголка с ниткой?»

С большим сочувствием ко мне мисс Сьюзен достала иголку из своей сумочки. «Никогда не знаешь, когда она может пригодиться», – подмигнула она с понимающей улыбкой.

Получив краткие напутствия в швейном мастерстве от преподавателей, я удалился в соседнюю хижину и снял шорты. Имейте в виду, что максимум, что мне приходилось делать до того – пришивать пуговицы. Теперь же предстояло в одиночку выполнить ремонт критически важного предмета одежды, который должен был прикрывать нижнюю часть моего тела до конца дня, включая долгую поездку домой. С Эройкой.

Мой обнаженный тыл заледенел, но, в конце концов, я справился с иголкой и ниткой и, очень гордый, напялил зашитые шорты. Тогда еще я не знал, что спустя полжизни у меня появится возможность войти в высшую гильдию портных, когда меня попросят отремонтировать солнечную батарею стоимостью в миллиард долларов, и сделать это в космосе.