Текст книги "Случайная свадьба"

Глава 9

Не нахожу в себе ни капельки сил, чтобы сдвинуться с места и подняться выше, и Давид продолжает смотреть на меня сверху вниз. А мне мучительно стыдно сейчас за свое глупое детское поведение. За пижаму с подштанниками стыдно не передать.

Особенно когда вижу, как мой жених смотрится в костюме. Сидя. В инвалидной коляске.

Хотя, какая это коляска? Назвать такое сооружение коляской может только человек с крайне убогой фантазией. На таком кресле Дарт Вейдер смог бы без проблем долететь до своей Звезды Смерти. А вы видели этого Дарта Вейдера? Куда может долететь Давид Данилевский, мне страшно представить.

Божечки, ну почему когда я писала свой список, у меня в ручке не закончились чернила? Или почему временно не парализовало руку? Я не написала бы всего того, из-за чего сейчас пылают щеки и хочется провалиться сквозь землю.

То, что мой жених неходячий, многое объясняет. Да хоть бы этот наш фиктивный брак. Если у него обездвижена нижняя часть тела, то жена ему действительно нужна как некурящему пепельница.

Эстетичная, но абсолютно бесполезная вещь в доме.

Однако и здесь меня ждет потрясение. Я слишком рано остановилась, надо было заставить себя сделать еще хотя бы несколько шагов. Но я не заставила, поэтому сейчас прямо перед собой вижу…

Ай-яй-яй, Марта, Марта. Что с тобой сделала всего одна ночь? Из заучки и прилежной ученицы ты превратилась в развратную девку, у которой на уме только одно.

Но как я себя ни ругаю, ничего не помогает. Я бесстыдно пялюсь туда, куда обычно на свадьбах смотреть не принято. Особенно на фиктивных. И здесь Данилевский виноват сам.

Он сидит на своей Звезде Смерти как на троне. Ноги широко расставлены, полы пиджака раздвинуты, или это такой крой? Узкие брюки плотно облегают рельефные мышцы и…

Разве у неходячих могут быть такие прокачанные ноги? А не ноги?

Снова закрываю глаза и легонько трясу головой. Божечки, зачем я это вижу? И зачем я туда смотрела? Может, мне все-таки показалось, это не то, что я думаю. Это просто топорщится брючная ткань или швы слишком толстые. Или все же…

Данилевский мог бы и поправить пиджак. Или привинтить на кресло столик, как в самолете, как раз ничего бы не было видно. Надо взять себя в руки, набраться смелости и открыть глаза. Раз, два, три. Открываю.

Мда. Все-таки «или все же».

От того, что это все тоже обездвижено, мне становится так жаль Данилевского, что хочется плакать. Я даже всхлипываю тихонько.

– Марта, я тебя спросил, – слышу сверху строгое, делаю усилие и преодолеваю несколько ступенек сразу. Через одну.

Нога подворачивается и я лечу прямо на своего будущего мужа. Фиктивного, если кто забыл. Потому что я уже совсем потерялась.

Со всех сторон бросаются на помощь, но меня уже крепко держат на весу сильные мускулистые руки. Я знаю, потому что чувствую через ткань, я схватилась за плечи Данилевского, чтобы не ткнуться головой туда, куда он поленился привинтить столик.

Он меня держит, я упираюсь в его плечи. Поднимаю голову, наши лица оказываются совсем близко, и меня снова прошибает изнутри как утром, когда я увидела себя в платье.

Это уже было. Все точно как в том сне, когда мне снилась моя свадьба. Такой же мужчина, такие же глаза, губы и волосы. Если бы я не была уверена, что провела ночь с Росомахой, то поклялась бы, что это был Данилевский.

Вот только его там не было, и быть не могло. И Росомаха пришел сам, ходил по комнате, носил меня на руках, а Давид сидит в инвалидном кресле, и носить наверняка приходится его самого.

Я когда падала, уперлась коленом прямо в его ногу. Он даже не дернулся, мышцы были расслабленными и казались неживыми по сравнению с напряженными твердыми мышцами торса.

Все объясняется просто, как и со свадебным платьем. Я где-то раньше видела его фото или в журнале, или в интернете – он же известный коллекционер. А ночью подсознание сыграло со мной злую шутку – во сне мне приснился Данилевский.

И никакой мистики. Просто надо было не списки составлять, а хотя бы немного поинтересоваться о мужчине, за которого собиралась замуж. Пускай и фиктивно.

Сглатываю собравшуюся слюну и сипло говорю:

– Здравствуйте, Давид.

Он разглядывает меня некоторое время, потом едва заметно наклоняет голову.

– Здравствуй, Марта. Я рад, что мы с тобой познакомились.

Пока мы так близко, пользуюсь моментом и выпаливаю:

– Простите меня, мне так стыдно перед вами. Мне так жаль, что я написала все те глупости. Я не знала, правда. Мне очень, очень жаль.

Я даже руки складываю лодочкой, чтобы показать, как мне жалко, и лицо делаю несчастное. И не понимаю, почему он мрачнеет, взгляд становится колючим, а голос звучит холодно и равнодушно.

– Меньше всего я нуждаюсь в твоей жалости, Марта. Надеюсь, ты это запомнишь безо всякого списка.

***

Нас расписывают быстро и без лишней помпы, как я и просила. Без всяких арок и Азата в роли пускающего слезу отца. Они с мамой присутствуют как родители, но я их тоже заранее предупредила, чтобы никаких напутствующих речей на долгую и счастливую жизнь не было.

Сейчас я стою рядом со своим фиктивным мужем – ну как с мужем, скорее, рядом с его передвижным троном, – и мы вместе принимаем поздравления.

Как ни пытаюсь с собой справиться, щеки все равно предательски горят. Губы тоже горят. Можно сказать, пламенеют от сухого и крепкого поцелуя. Им меня наградил супруг после того, как нас объявили мужем и женой.

Это было совсем не обязательно, этого поцелуя никто не ждал, по крайней мере «Горько» никто не кричал. Сам Давид сидел, не шелохнувшись, и слушал сотрудницу ЗАГСа, или как он у них называется.

Я подпись поставила, а тут как раз на подоконник села птичка, красивая. Я засмотрелась, потеряла бдительность, и вдруг меня муж за руку схватил будто клещами, потянул вниз и прижался губами к губам.

У меня до сих пор голова кругом идет, стоит вспомнить. Не потому, что меня так взволновал поцелуй, а потому что неожиданно. Ну и немножко взволновал, если совсем по-честному. Самый обычный невинный поцелуй. Без языка…

Боги, о чем я? Лучше о чем-то другом подумаю, отвлеченном.

Например о том, как горят яркими пятнами следы от рук Давида Данилевского на моей пятой точке. Это когда он меня обратно поставил, развернул и подтолкнул под зад. Я и сама бы отошла, совсем не обязательно было за меня сзади хвататься.

Теперь мне кажется эти следы как огненные знаки – всем видны и понятны.

Ясно, что отвлечься у меня не выходит. Ладно, попробую рассмотреть повнимательнее мужа. Если постараться и скосить глаза под определенным углом, то видно четко очерченный профиль, скульптурные, будто вылепленные черты лица, высокий лоб. На щеках и подбородке – аккуратная небритость. Хочется даже сказать, идеальная.

Волосы кажутся небрежно зачесанными назад, но такая подозрительная небрежность – волосок к волоску – скорее результат кропотливой работы парикмахера.

Приходится признать – мой фиктивный муж, Давид Данилевский красивый мужчина. И совсем он не старый, просто взрослый.

Наверное мне в жизни редко встречались тридцатипятилетние мужчины, раз я его сразу записала в старики. Если бы только не эти сведенные брови на переносице, от которых его лицо делается совсем неприветливым.

Вокруг ладони снова смыкаются клещи, меня тянут вниз, и мое лицо оказывается напротив лица Данилевского. Он снова хочет меня поцеловать? Прикрываю веки, подставляясь…

– Марта, сейчас же перестань, ты так окосеешь. У тебя еще будет возможность меня рассмотреть. А пока сделай одолжение, улыбнись гостям, – шипит Данилевский мне в ухо.

– Откуда вы знаете? – спрашиваю потрясенно, – у вас что, в ухе перископ?

Он не отвечает, лишь указывает глазами вперед. Поворачиваю голову и вижу широкую стеклянную панель, в которой отражаемся мы и огромная люстра за нашими спинами.

Ярко вспыхиваю и с возмущением выдергиваю руку. Мог бы сразу сказать, а не стебаться.

Но Давид держит крепко, широко улыбается окружающим и прикладывается губами к кончикам моих пальцев. Я оставляю свои попытки отобрать руку и выдыхаю.

Зачитывают поздравление Давиду и Марте Данилевским, и пока я шокировано пытаюсь осознать, что речь идет обо мне, что Марта Данилевская – это я, меня уводят в отдельную комнату. Здесь накрыт небольшой столик, есть мягкие диваны, а следом за мной входит мама.

Вот и прекрасно, все как я хотела.

И только где-то совсем глубоко внутри плачет девочка, которая мечтала, как она в красивом свадебном платье выйдет замуж за любимого мужчину. Не сейчас. Не в этой жизни точно.

***

Моя отдельная комната не совсем комната, это часть зала, отделенная загородкой и полупрозрачными панелями. Я вижу гостей, вижу радостного Азата, незнакомые мужчины подходят к Данилевскому с поздравлениями. И время от времени я ловлю его странные взгляды.

Мы с мамой молчим. Говорить не о чем, уже все сказано. Ее благополучной жизни больше ничего не угрожает, а я неожиданно чувствую облегчение. Как будто я выплатила старый долг, который тяготил и мешал дышать полной грудью. А теперь не мешает.

Снова поднимаю глаза и встречаюсь взглядом с Данилевским. Он смотрит на меня, склонив голову и уперевшись подбородком в согнутую в локте руку. Вообще непонятный взгляд, и чувствую я себя под ним неуютно.

Опускаю голову и рассматриваю колечко, которое Давид надел мне на безымянный палец правой руки. Красивое, с бриллиантами по всему ободку и гравировкой внутри с нашими инициалами. У него такое же только крупнее. Кольца парные, вот только зачем так заморачиваться, если у нас фиктивный брак? И обязательно ли мне его носить?

– Марта, нам пора, – слышу негромкое.

Поднимаю голову – передо мной Давид.

– Как вы так тихо подъехали? – вырывается у меня.

– Я тебя уже дважды окликнул, ты о чем-то слишком задумалась, – говорит он, разворачивается и трогается с места, давая понять, чтобы я следовала за ним.

А я думала, он спросит, о чем я задумалась, по крайней мере, у него был такой вид, как будто он хочет спросить.

И спросил бы, если бы был настоящим мужем. А фиктивным мужьям безразлично, о чем думают их ненастоящие жены. И я сама не знаю, почему мне от этого так грустно.

Давид въезжает в лифт, я вхожу следом. Едем на самый верхний этаж.

– А почему вверх? – спрашиваю Давида, но он не отвечает. Молча указывает на дверь, ведущую… куда?

– Мы идем на крышу?

Данилевский утвердительно кивает, я в полной растерянности следую за ним. Плечи окутывает прохладный ночной воздух, и я обхватываю себя ладонями. Давид поворачивает голову и резко тормозит.

– Подожди.

Я тоже останавливаюсь. Он стаскивает с себя пиджак и набрасывает мне на плечи.

– Ты замерзла, Марта. Оденься.

Замираю, сама не пойму почему. От пиджака пахнет дорогим мужским парфюмом, который кажется мне знакомым. Откуда, если я совсем не разбираюсь в мужских ароматах? Но я даже носом веду, торопливо вдыхая терпкий мужской запах.

– Марта, ты собираешься проводить брачную ночь на крыше? – звучит насмешливое, и я распахиваю глаза.

– Какую брачную ночь? – спрашиваю возмущенно. – У нас с вами фиктивный брак!

Он смотрит оценивающе, хочет что-то сказать, но его слова заглушает приближающийся рокочущий гул. И когда я вижу зависающую над крышей тень, не сдерживаюсь и ахаю, прижав к щекам ладони.

Глава 10

– Звезда Смерти! – вырывается у меня непроизвольно.

– Что? – Данилевский выглядит сбитым с толку, но вертолет уже приземляется на крышу, и он подталкивает меня к открывшейся двери.

Возмущенно отпихиваю его руки. Обязательно опять хватать меня за задницу? У меня еще с прошлого раза пятна не прогорели.

– Марта, прекрати, ты сейчас оторвешь мне пальцы, – перекрикивая рокот винтов, ругается муж. – Я пытаюсь тебя подсадить.

В дверях появляется мужчина в наушниках с микрофоном, наверное, пилот. Потому что кроме него в салоне больше никого нет.

Он втягивает меня внутрь, и Данилевский, наконец-то, убирает свои руки. Пилот садится за штурвал, и вертолет поднимается над крышей. Давид так и сидит в своем кресле.

– Эй, послушайте, – говорю возмущенно, – вы что, хотите его здесь бросить?

– Сядьте и пристегнитесь, – говорит мне пилот и поворачивается к штурвалу.

Вертолет пролетает до края здания и опускается так, чтобы дверца была вровень с крышей. Обращаю внимание, что рядом с пилотом отсутствует кресло. Только собираюсь спросить, почему, как вижу подъезжающего к краю Данилевского.

– Только не говорите, что он сейчас… – начинаю говорить и издаю полузадушенный вскрик, закрывая лицо руками.

Не то, чтобы я за несколько часов так успела привязаться к фиктивному мужу. Но и увидеть, как он падает вместе с креслом с крыши ресторанного комплекса пока не готова. А тем временем Давид открывает часть ограждения как калитку, и въезжает прямо в салон вертолета на место рядом с пилотом.

– Марта, почему ты кричишь? – спрашивает меня Данилевский, судя по голосу, целый и невредимый.

Раздвигаю пальцы и вижу, что он развернулся ко мне вместе с креслом и теперь смотрит очень внимательно в ожидании ответа.

– Я думала, вы разобьетесь, – признаюсь, отнимая от лица руки.

– А при чем тут Звезда Смерти?

– Ну… я еще когда ваше кресло увидела, подумала… Оно больше на космический летательный аппарат похоже. А вы на Дарта Вейдера. В молодости, – добавляю поспешно, чтобы он не решил будто я сравниваю его с мужиком, который ходил несколько сезонов с металлическим ведром на голове.

– Я? На Дарта Вейдера? – брови Данилевского выгибаются красивыми дугами. Я, кажется, уже говорила, что он и сам красивый мужчина… – Значит, мой вертолет теперь Звезда Смерти.

Он запрокидывает голову и начинает смеяться. Громко и заразительно. В уголках глаз появляются слезы, но он не успокаивается. Пилот, кстати, тоже подозрительно хрипит и кашляет, не очень удачно маскируя смех. А мне вообще не смешно. Потому что страшно.

– Ты фанат «Звездных войн»? – спрашивает муж, а я не могу выдавить ни слова, судорожно вцепившись в ручки кресла. Он наклоняет голову и напряженно всматривается в мое лицо.

– Ты раньше когда-нибудь летала на вертолете, Марта? – спрашивает, и я качаю головой, закусив губу. Давид подозрительно сглатывает, делает глубокий вдох и с шумом выдыхает: – Значит, это твой первый раз?

Хочется ответить как-нибудь остроумно или язвительно, но язык по-прежнему будто прилип к небу. К счастью, до Данилевского доходит, что у меня отнялась речь.

– Моя жена боится, – поворачивается он к пилоту, – давай без акробатики.

И хоть мне по-прежнему страшно, вертолет дальше летит ровно, его только периодически легонько потряхивает. Совсем скоро замечаю за окном зубчатые края башен.

– Это что? – обретаю я вновь способность говорить. – Это музей? Зачем вы меня сюда привезли?

– Это мой замок, Марта, – свысока смотрит на меня Данилевский, – и ты будешь здесь жить.

Мы высаживаемся на крыше, но она оборудована специальным пандусом для его кресла, и я уже не замираю с ужасом в ожидании, что в любую секунду могу сделаться вдовой.

Пилот заглушает двигатель, и Давид ведет меня к лифту. Ну хотя бы так, хотя бы лифт, а не винтовые каменные лестницы. Мы спускаемся вниз, где супруг представляет меня своему управляющему и прислуге – поварам, садовнику и горничным.

Нестройным хором меня приветствуют и поздравляют с бракосочетанием. Чуть было не делаю книксен, спохватываюсь в последний момент.

– Они живут не в замке, – рассказывает мне муж, когда мы возвращаемся в лифт, – на территории для них построены домики. Так что старайся решить все вопросы с прислугой в течение рабочего дня.

Давид провожает меня к моей комнате, но не прощается, въезжает следом. С тревогой на него посматриваю, одновременно разглядывая комнату.

Большая двухспальная кровать, все в мягких тонах, все как я люблю.

– Переоденься, сегодня был тяжелый день, – голос мужа звучит как будто с искренним сочувствием, – и дождись меня, я приму душ и вернусь.

Он выезжает из моей спальни, а я даже рот открываю. Естественно, речь у меня снова отнимается.

Я не ослышалась? Он собирается ночевать здесь?

***

Значит, так он выполняет договоренности? Значит, никто не собирался фиктивно жениться? Меня снова обманули!

Давид оплатил долги Азата, а тот и рад сбыть с рук бракованный товар. Интересно только, Данилевский в курсе, какая невеста ему досталась? Отчим не стал бы его обманывать, побоялся. Зачем тогда я понадобилась Данилевскому?

Оглядываюсь по сторонам.

А вот об этом мы его и спросим.

Мы с вазой.

Спальня заставлена розами, розы стоят в вазах, и в этом оказалась стратегическая ошибка Данилевского. Жаль, среди них нет ни одной хрустальной. Видно, Давиду никто с детства не собирал в приданое хрусталь.

Но я не переборчивая, мне и керамика подойдет. Достаю цветы из вазы – красивые, бутоны полураскрытые, каждый как произведение искусства! – и растыкиваю по остальным букетам. С некоторым сожалением выливаю воду.

Конечно, было бы эффектнее вылить ее на Данилевского. На несколько секунд зажмуриваюсь, представляя своего обманщика-супруга со струйками воды, стекающими по лицу и волосам. И прилипшими ко лбу листиками. И обломком стебля на ухе.

Кайф нереальный!

Но надо быть реалисткой. Я с трудом дотащила вазу с водой до раковины, еле подняла, чтобы вылить воду. Глупо надеяться, что этот негодяй станет терпеливо ждать, пока я буду возиться за его спиной с переполненной посудиной.

Без воды мое оружие становится легче, отхожу к противоположной двери стене, берусь обеими руками за ножку и жду. С нетерпением поглядываю на большие настенные часы, прекрасно вписывающиеся в интерьер спальни.

Что-то не торопится муж к молодой жене. Может, он вообще не придет? Нарочно сказал, чтобы я как дура всю ночь его с вазой стерегла?

Ну ничего, я терпеливая, подожду.

Но ждать приходится долго. Руки немеют, ставлю вазу на пол и сажусь рядом, обхватив колени.

Наконец открывается дверь, и в проеме появляется Данилевский. В серой трикотажной футболке и штанах, свежий и отдохнувший, с влажными после душа волосами. И меня охватывает злость.

А я тут сижу, жду…

Хватаю вазу и поднимаюсь, прижавшись спиной к стенке.

– Марта, ты почему не переоделась? – удивленно поднимает он брови и подъезжает ближе.

– Не подходите, – предупреждаю, замахиваясь вазой. – Вы лжец! Обманщик! Бессовестный и коварный лицемер!

– Марта, что с тобой? – морщит он лоб. – Поставь вазу на место, ты ее разобьешь.

– Конечно, разобью, – отвечаю хладнокровно, – еще один…

На слове «шаг» прикусываю язык, потому что мой муж не ходит. Он ездит. И ездит быстро. Я и не подозревала, что эти современные коляски такие маневренные.

Он оказывается рядом в доли секунды. Торопливо бросаю вазу, но Давид демонстрирует завидную реакцию. Молниеносно отклоняется в сторону, ваза пролетает мимо, грохается об стенку и разлетается на осколки.

Данилевский в ответ мечет в меня взглядом потяжелее раз в двести, чем бедная ваза. Еще один рывок, на моей талии смыкаются цепкие пальцы, и я взлетаю вверх. А потом падаю задницей прямо на руки Данилевскому.

– Ты могла пораниться, – шипит мне в лицо Давид, и я вижу, что он разъярен.

– Можно подумать, вы обо мне переживаете, – отвечаю с трудом. С трудом, потому что Данилевский сдавливает мне шею локтем. – Так и скажите, что вам вазу жалко.

– Глупая девчонка! – его лицо прямо напротив, вот только почему он такой злой? – Я дал тебе время, чтобы принять душ и переодеться, специально выжидал. А она в засаде засела!

– А вы что думали? Я вам так просто не дамся, – говорю и конвульсивно дергаюсь в доказательство. Но второй рукой Давид крепко сжимает мои колени, и я понимаю, что ерзать по мужу не самая лучшая идея.

– И в чем же я тебя обманул? – допытывается Давид. – Почему я вдруг коварный лицемер? Ну? Говори!

Он усиливает хватку, и я цепляюсь обеими руками за сдавливающий шею локоть.

– Азат говорил, что брак фиктивный, – сиплю я, зажмурившись, потому что от его высекающего молнии взгляда становится страшновато.

– И что? – голос Давида полон ярости и раздражения. – Я дал тебе повод думать иначе?

– А разве… – лепечу беспомощно, – разве вы не сказали, что скоро придете?

– Сказал. И что? Разве я сказал, что приду и буду тебя насиловать? Если мне не изменяет память, я попросил меня дождаться.

– Ну да, – чувствую, как краска заливает лицо и шею, а уши пылают как сигнальные огни, – я подумала, что вы намекаете…

– Если я хочу женщину, я не намекаю, Марта, – говорит Давид прямо мне в ухо. Негромко и хрипло, – и говорю об этом прямо. Запомни. А еще запомни, что я силой никогда никого не беру. В этом нет необходимости. Я предпочитаю умных сексуальных женщин, а не глупых взбалмошных девчонок, которых надо держать в смирительной рубашке.

– Вот и женились бы на умной и сексуальной! – вдруг становится обидно до слез, и я отворачиваюсь, чтобы не разреветься. – Зачем я вам понадобилась?

– Ты сама сказала, наш брак договорной, – теперь его голос звучит странно. Я бы сказала сочувствующе, если бы мой муж – все-таки фиктивный муж, – не оказался таким заносчивым гадом. – Вот об этом я и хотел с тобой поговорить.

– Тогда отпустите меня, – пытаюсь сохранить остатки достоинства, – не очень удобно разговаривать, лежа у вас на руках.

– Если ты обещаешь больше не бросаться вазами, – говорит муж и разжимает руки.