Текст книги "НеСказки о людях, случившихся на моем пути (сборник)"

«Это мой сын!» – кричал Ромка своим бывшим приятелям, и в незнакомых чешских словах явственно слышалась паника и непонимание. – «А это моя жена – Кристин! Она хозяйка этого кафе.

Не верите мне – спросите у нее!»

Переводчик, перекинувшись парой словечек с пышногрудой русоволосой чешкой Кристин, только лишний раз подтвердил слова Романа.

Вконец огорошенные, Игорь и Саша вернулись в гостиницу, дабы обсудить план дальнейших действий. Понятно было только одно – если каким-то образом увезти Ромку из «солнечного» городка, то возможно он вспомнит, кто он есть на самом деле.

Следующие два дня наши приятели подкатывали к новоявленному гражданину Чехии с этой идеей: мол, поехали, ты хорошо знаешь эти места – расскажешь, покажешь… Когда Роман наконец согласился, они готовы были плакать от счастья.

Но если ты, Нюша, думаешь, что все закончилось благополучно, ты глубоко заблуждаешься! Начать с того, что два или три дня подряд, на станцию городка не приходила даже та – одна единственная – электричка. Объяснялось это явление просто – неполадки на линии. А когда электричка, все-таки, пришла и они втроем в нее сели… как бы так объяснить… словом, оказалось что поезд этот идет не из «солнечного» городка в административный районный центр, а, наоборот – из него в «солнечный» городок. То есть, сев в электричку, протрусившись в ней два часа, они вернулись в городок – так, словно в него и ехали, представляешь?! Как у Льюиса Кэрролла, помнишь?

– Да уж, – качаю головой. – И что Роман так и остался в том чешском городке?!

– Так и есть, – ответствует Танюха. – Сашке с Игорем так и не удалось его вывезти. В конце концов, они решили, что раз он жив-здоров и, кажется, вполне счастлив, то им ничего не стоит пару раз год приезжать к нему в гости.

– Ничего себе история, – восхищаюсь я. Тут мне в голову приходит хитрющая идея и я, улыбнувшись, говорю: – Но люди пропадают не только в городах, но и вместе с городами!

– Как так? – удивляется Нюша.

Собираю слова, рвущиеся наружу, в кучку и начинаю рассказывать:

– Ты знаешь, что на Замковой горе, кою мы вот уже третий час попираем своими пятыми опорными точками, все-таки был замок? Точнее, я больше чем уверена, что он и сейчас есть, только не НА горе, а В горе!

Подружка моя молчит, только ее брови медленно ползут в верхнюю часть лба. Подстегиваемая ее реакцией, я продолжаю:

– Еще до строительства Киев-града, то есть более полутора тысяч лет назад, на этом месте было бескрайнее поле. Один очень богатый сумасброд, наш земляк – Нестор Незовибатько – решил отдохнуть от ратных подвигов, ибо был славный вояка, а, дабы не скучать на пенсии – построить замок.

Место он выбрал, прямо скажем, безлюдное. Но его это не смущало – скорее, наоборот: от мужского общества он давно устал, а с женщинами в его возрасте – все равно, что с мужчинами. Так он, во всяком случае, думал.

Нестору пришлось купить три тысячи холопов и нанять трех заморских зодчих, дабы осуществить свою задумку – не терем же он строить собирался, а самую настоящую фортецию.

Первое время Незовибатько тщательно следил за ходом строительства, но спустя примерно год ему стало скучно, и он принял мудрое решение поколесить по соседним княжествам – проведать соратников по ратной службе. Дабы ни холопы, ни зодчие в его отсутствие не преисполнились лени, Нестор, уличив одного из рабов в краже, устроил образцово-показательное насаждение провинившегося на кол: мол, и с вами будет тоже, ежели осмелитесь тунеядствовать и пьянствовать. Холопы и зодчие тут же прониклись уважением к серьезности намерений господина, посему уезжал он со спокойной уверенностью, что через два года строительство всенепременно будет закончено.

Уже почти на исходе двухлетнего срока, осчастливив своим святейшим присутствием сотоварищей западного, южного и северного княжеств, Нестор двинулся на восток к последнему из них – князю Святославу Суровому. Князь славился не только суровостью нрава, но и красавицей-дочкой Мирославой Святославовной, во-первых, и самым искусным из чародеев на всей Земле Росской, во-вторых.

Стоило только Нестору увидеть Мирославу Святославовну, как он пришел к глубокомысленному выводу, что ему просто-таки необходимо жениться – и чем раньше, тем лучше. На его беду, княжна Мирослава уже была сосватана любимому чародею Святослава Сурового – Кардасу. При всем уважении князя к соратнику по ратным подвигам, отказать чародею Святослав не решался – слишком силен был страх его перед силой неведомой.

Будь Кардас каким-нибудь завалящим тюркским ханом, или падишахом восточным, да даже самим Сатаной, Святослав Суровый вполне мог бы отменить приближающуюся свадьбу, но магическая сила, кою чародей то и дело демонстрировал при каждом удобном случае, вселяла в князя настоящий ужас.

Нечего и говорить, что мнение самой княжны Мирославы о делах подобного рода вообще никто не спрашивал.

Однако Нестор Незовибатько был тот еще упрямец и самодур – его, в отличие от князя Святослава, мистические примочки чародея, ни мало не волновали. Он заручился поддержкой самой Мирославы Святославовны, коя быстро смекнула, что влюбленным без памяти, своевольным, но простодушным Нестором, манипулировать в тысячу раз легче, нежели Кардасом, черпающим магическую силу даже из камней придорожных, и попросту увез княжну тышком-нишком из отчего дома.

Беглецам удалось не только добраться до отстроенной по всем правилам новехонькой фортеции, но и заделаться в дороге самыми настоящими супругами, со всеми вытекающими приятными последствиями: от княжеского титула, который обрел Нестор, женившись на княжне, до махонького Незовибатько в нутре Мирославы.

Однако счастье их супружеское длилось недолго.

Разъяренный Кардас, тот час как прознал о побеге суженой, начал капля за каплей собирать силу для качественного проклятия. Из воды, растений, солнца, луны, огня и камней. Как только силы набралось достаточно, Кардас, даже не потрудившись подняться с расшитых золотом подушек, одним движением своего всемогущего перста, уменьшил фортецию Незовибатько вместе со всеми обитателями до размера среднестатистической коровы. И, дабы уж наверняка, накрыл сверху земляной насыпью, на коей мы сейчас имеем честь сидеть и мило беседовать.

Так что не зря, Нюша, гору эту называют Замковой!..

Все слова сказаны. Больше ни одного мало-мальски пригодного к употреблению словечка ни в моем, ни Танюхином организме не осталось. Так что мы молчим целых три минуты, а по их прошествии неожиданно начинаем смеяться. Одновременно. И кто-то из нас сквозь смех задает вполне резонный вопрос:

– Чего это мы, а?

– Дома засиделись, – отвечаю, кое-как умудрившись взять себя в руки.

– Мужья, дети – вещь конечно хорошая и очень в хозяйстве полезная, но, кажется, настало время куда-нибудь уехать. Хотя бы на пару дней!

– Точняк, – резюмируют Нюша. – С чего начнем?

– Ну конечно с Карпат! А там как пойдет.

Ты все это придумала, Ева

Однажды мне приснилась дорога – широкая и бесконечная. Я шла по ней долго. Очень долго, но так и не достигла ни конца этой дороги, ни развилки, где-бы она соединялась с другой дорогой, ни какого-либо населенного пункта, куда обычно рано или поздно приводят все дороги. Я шла до тех пор, пока не стала валиться с ног от усталости. И тогда я решила присесть. Но не нашла куда и села прямо на дорогу. Как буддийские монахи – скрестив ноги. И тут надо мной навис Дух.

– Почему здесь так пусто? – спросила я Духа.

– Здесь так, как всегда, – ответил он.

– А где люди, дома, школы, обсерватории, метро, интеренет-центры, заводы и телебашни?

– Когда-нибудь возможно все это и будет. Когда время настанет, – засмеялся Дух. – Пока что ничего этого не существует.

– Как же не существует? Я все это видела воочию, пользовалась интернетом, сотовым телефоном, смотрела телевизор, разговаривала с другими людьми. Некоторые люди меня обижали, некоторые вдохновляли, одних я любила, других терпеть не могла…

– Все так. Но на самом деле ничего этого нет. Ты одна в этом мире, Ева.

– Этого не может быть. Не может. Я не Ева. Меня зовут Мария. У меня есть родители, друзья, работа, есть просто знакомые, с которыми я переписываюсь. Те, с которыми я люблю проводить праздники и те, с кем мне приходится делить беды…

– Можешь не сомневаться, – улыбнулся Дух. – Ты именно Ева и мир, который ты знаешь, дан тебе для обретения мудрости. Но все, что ты сейчас перечислила – твоя фантазия. Иллюзия. Ты здесь совершенно одна. Просто ты, наконец, проснулась и увидела мир, в котором живешь, без всего, что ты когда-то себе придумала. Ты увидела мир без собственных иллюзий.

– Я не Ева, Дух, – помню, что в тот момент я начала уже злиться. – Я Мария. Ма-ри-я. В честь бабушки. Потому что у меня когда-то была бабушка!

– Знаю, что ты придумала себе бабушку, – ответил Дух. – Тебе было одиноко. Придуманные тобой родители, ходили на свои придуманные тобой работы. И ты придумала себе бабушку, чтобы заполнить пустоту в твоем тогда еще детском сердце.

– Не буду с тобой спорить, у меня и у самой иногда возникало чувство, что я не вписываюсь в мир, в котором родилась, что я не живу, а сплю. Что все это не по-настоящему, что все бесполезно. Но это говорит лишь о том, что я не такая как все, вот и все. Что-то в моей голове иначе устроено.

– Поверь, в твоей голове все устроено правильно. Перестань пенять на себя, Ева, – устало вздохнул Дух.

– Хорошо, – кивнула я. – Могу допустить, не поверить, а просто допустить, что я придумала себе родителей, бабушку, знакомых и друзей… предположим. Но как я могла придумать компьютер, сотовый телефон, фабрики, на которых шилась одежда, которую я покупала, самолеты, на которых я летала в командировки, лифт, на котором я поднималась к себе, на восьмой этаж… И так далее. Я не знаю, как все это устроено. Знаю только что очень сложно и мне не понятно. Мне главное было, чтобы все это работало!

– Все просто, – ответил Дух. – Все, что человек придумывает, всегда работает! Даже, если это ему во вред.

– Но здесь же нет других людей, только я, – довольно ухмыльнулась я, поймав Духа на противоречии.

– А ты и есть человек, просто первый, экспериментальный образец, как любили говорить писатели фантасты, которых ты придумала для того, чтобы они тебя развлекали и отвлекали. Посуди сама, ты родилась, тебе было одиноко, ты придумала себе родителей и бабушку, – усмехнулся Дух. – Ты подросла, тебе стало их мало и ты придумала детский сад и школу, где ты могла учиться общаться с детьми и взрослыми и утолять заложенную в тебе жажду познания. Придумывала близких, чтобы не быть одинокой, придумывала незнакомцев, чтобы постичь множество. Незнакомых тебе людей по твоим представлениям было очень много, но ты заботлива и поэтому придумала заводы, фабрики, самолеты, поезда… Позже ты придумала себе профессию, думая, что будешь зарабатывать себе на кусок хлеба, а на самом деле, чтобы тебе не было скучно. Одновременно ты придумала сотовый телефон, чтобы разговаривать с людьми тогда, когда хочешь, а не тогда, когда им надо. И компьютер, потому что придуманная тобой работа требовала немало усилий. Ты придумала себе друзей, чтобы познать дружбу. Придумывала любимых, чтобы узнать, что есть любовь и что есть страдания. Ты придумала себе службу для того, чтобы познать отдохновение. Ты придумала себе недругов, чтобы стать сильнее и узнать ненависть и зависть. Ты придумала, что где-то в твоем мире идут войны, чтобы ценить мир.

Нет добра и зла, Ева, просто некоторые придуманные тобой люди живут по собственным внутренним законам, в корне отличным от твоих представлений о добре и зле. Это все твои придумки, Ева. Ты придумала смерть бабушки, чтобы узнать, что такое смерть. И, наконец, ты придумала Бога, который создал тебя, чтобы было к кому обращаться в трудную минуту и чувствовать постоянную защиту. Но это все твои придумки, Ева. Иллюзии. Морок. Ничего этого нет…

Помню, что проснулась я в холодном поту. Оглядела свою комнату, погладила лежащего рядом несостоявшегося Адама и подскочившего поластиться кота. Потом я встала, включила кофеварку и магнитолу, кинула в микроволновку замороженный завтрак и начала собираться на работу.

И все равно: «Ты все это придумала, Ева», – то и дело напоминаю я себе.

Книга пустых страниц

На моем столике рядом с чашкой остывающего зеленого чая лежит невиданный доселе раритет – я только что купил его у старьевщика за неслыханные деньги. Купил и зашел в ближайшее кафе, дабы в спокойной обстановке осознать весь идиотизм этой покупки. А все из-за призрачной надежды изменить свою жизнь.

Почему призрачной? Да потому, что старьевщик – тот еще пройдоха! Он с самым серьезным видом доказывал мне, что эта КНИГА ПУСТЫХ СТРАНИЦ способна подарить мне утраченную молодость или уникальный шанс примерить на себя иную, более интересную судьбу… Стоит только записать в ней свое желание и если оно искреннее, то…

И все за какие-то несчастные триста долларов – самому смешно!

Хитрец этот, насквозь пропахший нафталином и розовым маслом, с самой серьезной миной убеждал меня, что другого шанса начать все заново у меня не будет. А в эту книгу можно хотя бы одну запись подобного рода сделать! Потом-то она, само собой, еще на сто лет станет всего лишь бесполезным древним фолиантом, но…

Он искушал меня так, словно он – сам Мефистофель! Зыркал черными глазищами, потрясал тонким высохшим перстом, шептал и завывал… аж пока я не согласился.

Господи, мне сорок восемь лет, а я доселе наивный как ребенок – ну, как я мог ему поверить? Конечно, я знаю толк в старинных вещах – одно время даже на жизнь зарабатывал экспертной оценкой. Даже по самым приблизительным расчетам книге, которую я купил – лет четыреста, не меньше. И те деньги, что я за нее заплатил – не цена за такую вещь, даже если это не настоящая книга, а просто пустые пожелтевшие от времени страницы, в черной с золотой тесниной кожаной обложке. Но так искренне стараться поверить в то, что книга способна изменить будущее, настоящее или прошлое… это обычно называется «старческий маразм», не так ли?!..

Мои невеселые размышления прерывает сиплое покашливание.

– Можно присесть? – спрашивает джентльмен преклонного возраста, рядом с которым с ноги на ногу переминается леди в элегантной шляпке с перьями, цветами и вуалью, возраста моей покойной ныне мамы.

– Конечно, – отвечаю, отодвигая купленный раритет.

В этом кафе не так уж и много столиков и все, как водится, заняты. Не мудрено – центр города, самый разгар весеннего наплыва туристов, полдень, дождь.

Пожилая чета чинно присаживается рядом и с откровенным детским любопытством меня рассматривает, ну а я, конечно же, делаю вид, что этого не замечаю.

Затем дедушка медленно и с достоинством, присущим только людям воспитанным в эпоху первой мировой войны, снимает перчатки и шляпу. Затем принимает шляпку своей дамы и делает знак официанту их унести.

«Как в лучших домах Парижа!» – восхищаюсь я. Думал таких старичков можно встретить только где-нибудь в Лондоне на приеме в Букингемском дворце, но чтобы здесь и сейчас, в начале нового тысячелетия, в Киеве… Не зря я сразу окрестил их про себя «леди» и «джентльмен»! Ощущение такое, что пожилые незнакомцы получали образование не в школе, а в институте благородных девиц и гимназии не как ни меньше!

– Сегодня ровно шестьдесят лет как мы с моей Розочкой познакомились, – заговорщическим шепотом сообщает мне дедушка.

– Не пугай мальчика, дорогой, – ласково отзывается старушка. – Еще подумает, что нам сто лет в обед!

– Ничего, родная, – нежно отвечает престарелый кавалер. – Пусть знает, что жизнь – штука очень длинная.

Я с умилением наблюдаю за ними. В их жестах сквозит любовь и нежность, не смотря на преклонный возраст, и еще какая-то совершенно детская бесшабашная веселость, а еще – сила и несгибаемость поколения, прошедшего через две войны, а еще – утонченность и благородство настоящей аристократии, прозванной в свое время буржуйским классом. Много чего, в общем – одно удовольствие видеть все это воочию!

– Сегодня, выходит, праздник? – обращаюсь к ним.

– Да, – джентльмен подтверждает мои слова, а его дама смущенно улыбается и опускает взгляд. Готов поспорить пожилая леди даже покраснела немного – вот это да!

– Годовщина свадьбы? – интересуюсь.

– Нет, – отвечают они хором, заливисто смеются, а потом пожилой джентльмен начинает рассказывать, а весь обращаюсь в слух:

– Мы знакомы шестьдесят лет, это правда. Но понимаешь, сынок… Жизнь штука действительно очень длинная и очень путанная. Расскажу по порядку, если у тебя есть время и желание.

– Да, конечно, – киваю. – Времени у меня действительно много – всего навсего вторая неделя отпуска, да и желания хоть отбавляй…

– Мы с Розочкой познакомились в начале Войны. На вокзале. Она провожала брата и отца на фронт.

– Да, – подтверждает леди. – Была страшная суматоха и ужасная жара Поезд отошел, а мы с мамой обнялись и плакали – чувствовали что ни папа, ни брат не вернуться. Так и случилось потом. Но в тот день к нам подошел молоденький солдат – он, Сашенька – и принялся нас успокаивать. Мол, война скоро закончится, все вернуться и все будет хорошо. Я так хотела ему поверить!

– Мы обменялись адресами. Она писала мне, – продолжает пожилой джентльмен. – Всю войну писала. Только благодаря ее письмам мы имеем возможность сейчас обо всем рассказывать. Но почти перед самым ее окончанием письма перестали приходить. Связь утратилась – нас тогда перебросили на Западный фронт, а Розочка с мамой спрятались в каком-то глухом селе в Луганской области. Когда война закончилась, я пытался их найти – не получилось… Не прошло и трех лет – я женился. Одному никак нельзя было – хотелось любой ценой забыть тот ад, через который мы все прошли…

– Я тоже вышла замуж, – продолжила леди за своего спутника. – Не сразу – через пять лет. И в тот же год я случайно встретила Сашеньку в санатории в Крыму. У него только-только сын родился и мы решили, что не стоит нам встречаться. Даже адресами новыми поэтому не обменялись – знали, что если будет хоть какая-нибудь связующая ниточка, кто-нибудь из нас точно не выдержит. Семь лет спустя я похоронила своего мужа и маму – в один год.

– Мой сын тоже в тот год погиб – попал под колеса автобуса, – горестно вздохнул джентльмен. Мы тогда с Розочкой встретились случайно на улице, в самом начале апреля: выпили чаю, поплакали. И снова расстались – у нее были куплены билеты, а я не мог оставить жену. Плохо ей было после смерти ребенка – совсем слегла, бедная…

– Я обменяла квартиру и уехала в Ленинград… то есть, простите, в Петербург. Там у меня хотя бы дальние родственники, а здесь, в Киеве вообще ни одной родной души, кроме Сашеньки. Но тайно встречаться с ним было бы, по меньшей мере, подло. Не по-человечески. Я обещала его дождаться в Ле… Петербурге.

– И дождалась, – рассмеялся пожилой джентльмен.

– На свою голову, – нежно парировала леди.

– Да, – подтвердил ее спутник. – Жена меня бросила сама – не хотела в моем лице иметь лишнее напоминание о нашем погибшем ребенке. Хотя я знаю наверняка, что у нее просто появился «утешитель», а гибель сына, которой к тому времени уже исполнилось четыре года – просто удачный предлог. Но благодаря ему я, наконец, смог себе позволить ухать к Розочке. Ехал наобум – без предупреждения. Хотел сделать ей сюрприз. Когда такси подъехало к дому, где она жила, я имел несчастье наблюдать очень милую сцену. Моя Розочка, в одном, извините, шелковом халате обнимала здоровенного мужлана с кожаным дипломатом и нежно ему улыбалась.

– Это был мой троюродный брат, – рассмеялась пожилая леди. – Гостил у меня, пока в его комнате в коммуналке шел ремонт. Надо же было такому случиться!.. Сашенька страшно огорчился, закатил грандиозный скандал и, не дав мне слова произнести в свою защиту, гордо испарился еще на десять лет.

– Так и было, – продолжил «Сашенька». – Не писал ей, не звонил, хотя и была возможность. Сел на поезд и уехал в Москву. Быстро нашел там работу – инженеры тогда были очень востребованы. Обжился, квартиру получил. Но очень тосковал – все мне покоя не было. Поэтому, в конце концов, напросился поработать в дружественную республику Латвию. И снова встретил свою Розочку. И снова – на вокзале. Что за ирония судьбы? Отказаться от должности уже не мог – только и успел, что выпить с ней чаю на прощанье и разобраться к своему стыду в ситуации давно минувших дней.

– У меня тоже обстоятельства сложились так, что просто взять и уехать я не могла. Мы и встретились-то только потому, что я как раз в тот день делегацию встречала. Переводчики японского были наперечет, а я еще и гидом была неплохим – не отпустили, сколько не просила.

– Так и перезванивались друг с другом еще девять лет, – продолжил пожилой джентльмен и замолк.

– С ума сойти, – восхитился я. – Надо же!

– Мы вместе всего пятнадцать лет, – грустно улыбнулась леди. – Видит бог, если бы жизнь сложилась по-другому – у нас могли бы сейчас быть дети, и даже внуки с правнуками. А так… жизнь пролетела… Сколько нам еще отмеряно – не известно, но точно меньше, чем хотелось бы!..

– Да уж, – вздохнул ее спутник.

Разговор как-то утих сам собой. Пожилая чета держалась за руки и задумчиво прихлебывала чай. Я заказал себе чашечку эспрессо и бездумно умилялся сидящей передо мной парой. Умилялся до тех пор, пока мой взгляд случайно не упал на книгу, которую я купил у старьевщика (чью-то жизнь?) час назад. И ведь совсем о ней забыл, со всеми этими переживаниями!.. А ведь можно…

Нет!.. – заверещал внутренний мой реалист диким голосом. – А вдруг Книга действительно исполняет одно единственное желание в сто лет? У тебя не будет другого шанса изменить свою жизнь!

Да!.. – спокойно отвечаю ему. – Может быть. Но меня моя жизнь итак почти устраивает!

То-то и оно, что почти! – ехидно возражает он.

Спорить с внутренним реалистом – этим противным типом, сидящим в запыленном углу моего сознания и не верящим ни в чудеса, ни в вечную любовь – можно очень долго, но заглушить его проще простого: «Посмотри на них, они такие милые, разве они не заслуживают еще пару десятилетий счастья?» Тут даже ему нечего возразить!

– У вас случайно не найдется ручки или карандаша? – обращаюсь к пожилой чете, пока внутренний спор с собой не перешел в военизированный конфликт.

Джентльмен молча кивает и достает из внутреннего кармана льняного пиджака шариковую ручку.

– Спасибо, – чинно благодарю его. В обществе этих двоих невозможно вести себя как-то по-другому. – Скажите, а если бы у вас был реальный шанс начать жизнь заново, что бы вы сделали?

– Мы больше не расстались бы, – хором отвечают они и смеются такому единодушию.

Мне не надо иного доказательства правильности своих действий. Открываю книгу и быстро, пока сам не передумал, пишу: «Хочу, чтобы Саша и Роза снова стали молодыми и были счастливы!!!»

Ставлю три восклицательных знака – если эта книга действительно обладает чудесной способностью исполнять желания, то пусть знает насколько сильно мое. Поразмыслив секунду, дописываю: «Пожалуйста!».

Написал и сижу. Тихо-тихо. Боюсь пошевелиться и вдохнуть. Чего я ожидал? Что книга мне ответит: «Слушаю и повинуюсь»? Что небо разверзнется и глас свыше скажет: «Станьте молодыми и счастливыми, дети мои. Плодитесь и размножайтесь»? Что земля задымится, из ее недр появиться могущественный дух и выполнит мое желание незамедлительно?

К чему я точно не был подготовлен, так это к полному отсутствию событий и почти гробовому молчанию. А ведь час назад я не верил, что Книга пустых страниц обладает каким-либо магическим свойством!.. А сейчас я почти готов плакать от горя.

Медленно поднимаю взгляд на пожилую чету и понимаю – СВЕРШИЛОСЬ! Без всяких дешевых спецэффектов и без промедления, не смотря на мои сомнения и на ничего неподозревающих объектов моих да-вешних терзаний. Просто и тихо.

Ну так, на то оно и ЧУДО!..