Текст книги "Уинстон Черчилль. Его эпоха, его преступления"

4
Ирландское измерение

 
Если бы у тебя было ирландское счастье,
Ты пожалел бы об этом и предпочел умереть.
Стоит тебе отведать ирландского счастья,
Ты предпочел бы быть англичанином.
Тысячу лет, полных мук и голода,
Народ изгоняли с его земли.
Землю, полную красот и чудес,
Насиловали британские бандиты
(будь они прокляты, прокляты).
 

ДЖОН ЛЕННОН. ИРЛАНДСКОЕ СЧАСТЬЕ (1972)

Хотя Черчилль родился во дворце Бленхейм в Оксфордшире, в возрасте трех лет его семья переехала в Феникс-парк[92]92
  В Феникс-парке располагалась резиденция лорда-наместника Ирландии. В настоящее время в ней находится резиденция президента Ирландии. – Прим. науч. ред.


[Закрыть] в Дублине. Его дед Джон Черчилль, 7-й герцог Мальборо, в 1877 г. был назначен Бенджамином Дизраэли на должность лорда-наместника Ирландии. Его отец, лорд Рэндольф Черчилль (с 1873 г. депутат парламента от Вудстока), получил пост личного секретаря Дизраэли. Переезд был первым путешествием Уинстона за границу и наложил на него свой отпечаток.

В то время Ирландию захлестнула очередная волна голода, а католические националисты-фении вели открытую борьбу против англичан. Детские впечатления могут долгое время питать взрослые предрассудки. Позднее Уинстон подтвердил это:

Моя няня миссис Эверест переживала по поводу фениев. Как я понял, это были скверные люди, и не существовало предела тому, что они могут устроить в случае своей победы. Однажды, во время прогулки верхом на ослике, нам показалось, что мы видим приближающуюся к нам длинную темную процессию фениев. Теперь я уверен, что это была Стрелковая бригада, двигавшаяся походным маршем. Но тогда мы все очень сильно встревожились, особенно ослик, который начал брыкаться, проявляя таким образом беспокойство. Он сбросил меня на землю, и я получил сотрясение мозга. Таким было мое первое знакомство с ирландской политикой{54}54
  Churchill, My Early Life, p. 10.


[Закрыть].

По результатам всеобщих выборов 1880 г. на смену Дизраэли и тори пришли либералы. Однако в Ирландии волнения лишь нарастали. Лорд Рэндольф, первоначально поддержавший расширение избирательных прав ирландцев, изменил свою позицию и встал на сторону крупных землевладельцев в их противостоянии агитации Земельной лиги (руководимой Чарльзом Стюартом Парнеллом). Он выступил против предложенного Гладстоном в 1881 г. Закона о земле, назвав его «коммунистическим». На самом же деле продвигаемая либеральным премьером скромная реформа (в результате которой доходы ирландцев упали на 20 процентов) сопровождалась чередой жестких репрессий, в ходе которых было арестовано более тысячи активистов Земельной лиги, включая Парнелла.

Поражение Дизраэли на выборах вынудило семью Черчилля вернуться в Англию. У молодого Черчилля был свой взгляд на ситуацию:

В 1880 г. благодаря мистеру Гладстону нас всех вышвырнули с работы. Мистер Гладстон был очень опасным человеком, который только и делал, что раззадоривал людей и доводил их до исступления, так что они голосовали против консерваторов и заодно выгнали моего отца с поста лорда-наместника Ирландии. Это место нравилось ему гораздо меньше, чем его прежний пост лорда-председателя Совета, который он занимал в предыдущем правительстве лорда Биконсфилда. В свою бытность лордом-наместником ему приходилось тратить все свои деньги на организацию развлечений для ирландцев в Дублине, а моя бабушка еще и запустила большую кампанию по сбору пожертвований под названием Фонд помощи голодающим. Однако я убедился в том, что ирландцы весьма неблагодарный народ: они и спасибо-то не удосужились сказать – не то что за развлечения, но даже и за Фонд для голодающих{55}55
  Ibid., pp. 15–16.


[Закрыть].

Участие Черчиллей в ирландских событиях было романтизировано проимперскими историками-юнионистами (последним по времени является лорд Бью[93]93
  Пол Энтони Эллиот Бью (род. 1950) – британский историк из Северной Ирландии, профессор Университета Квинс в Белфасте, пожизненный пэр Великобритании. Юнионисты (англ. Unionists) в данном случае – политические партии и движения, выступающие за сохранение Северной Ирландии (Ольстера) в составе Великобритании. – Прим. пер.


[Закрыть]), как если бы сам факт проживания в Феникс-парке гарантировал этой семье особое сочувственное понимание нужд и потребностей колонии. Это сомнительно. Когда Черчилль накануне начала Первой мировой войны был членом либерального правительства, для обсуждения гомруля[94]94
  Гомруль (англ. Home Rule, букв. «самоуправление») – движение за автономию Ирландии в составе Соединенного Королевства, а также проекты такой автономии. – Прим. пер.


[Закрыть] собирались представительные конференции, но протоколы их заседаний умышленно не велись, что наводит на мысль о каких-то темных махинациях, которые необходимо было сохранить в тайне. В свое время лорд Рэндольф опекал ольстерских юнионистов, тотально враждебных гомрулю, и своей поддержкой постоянной базы империи в лице протестантов вдохновлял Ольстер[95]95
  Историческая область Ирландии, состоящая из девяти графств. Ольстер являлся одной из главных территорий протестантской колонизации «зеленого острова», осуществлявшейся еще в XVI в. В XIX – XX вв. являлся оплотом юнионистов – противников самоуправления (гомруля) и независимости Ирландии. Шесть из девяти графств, в которых большинство населения составляли протестанты, образовали Северную Ирландию, оставшуюся в составе Соединенного Королевства согласно условиям Акта о правительстве Ирландии 1920 г., приведшего к разделению острова. – Прим. науч. ред.


[Закрыть] на борьбу.

Был ли Уинстон Черчилль полностью согласен с отцом? Что касалось Ирландии – как и большинства других вопросов, – он придерживался той стратегической линии, которая наилучшим образом служила укреплению Британской империи. Для него предпочтительнее была бы объединенная Ирландия – по образцу Канады, Новой Зеландии и Австралии, однако «трем шестеркам» империи не суждено было стать квартетом.

Ирландская история, географическое положение страны, тамошние восстания и периодически случавшийся голод делали такую возможность неосуществимой без геноцида – причем в гораздо более крупных масштабах, чем тот, который имел место во времена Кромвеля. Вместо этого англичанам пришлось использовать старую проверенную колониальную тактику: разделяй и властвуй. Если они сами не могли взять под контроль всю Ирландию, им следовало добиться, чтобы националисты также не смогли этого сделать. На заключительных этапах этой мучительной истории Черчилль сыграл ключевую роль.

Накануне Первой мировой войны его беспокоили слухи о мятеже в армейских казармах в Керраге, где пятьдесят восемь офицеров заявили, что не смирятся с гомрулем, и угрожали, что скорее подадут в отставку, чем подчинятся приказу и начнут навязывать его ирландским юнионистам. Факты, относящиеся к этому периоду и к ирландскому национализму вообще, были предметом широкого обсуждения, и в бытность Маргарет Тэтчер премьер-министром между ирландскими историками разразился спор. Перед тем как вернуться к роли, которую сыграл Черчилль, необходимо кратко резюмировать суть этого спора.

По мере того как «ревизионистская история» – по большей части плод усилий тех ирландских историков, которые занимали позиции в британских университетах, а позднее и в палате лордов, – в 1980-х набирала силу, она подвергалась критике со стороны некоторого количества экспертов в самой Ирландии. Десмонд Феннелл рассматривал указанную тенденцию как «такое изложение ирландской истории, при котором вам пытаются показать, что британское правление в Ирландии не было чем-то дурным, как мы привыкли думать, а представляло собой сочетание суровой необходимости, добрых намерений и головотяпства – и что ирландское сопротивление этому правлению не было чем-то хорошим, как мы опять же привыкли считать, а представляло собой смесь из идеалистических заблуждений и бессмысленного, часто жестокого насилия». Перри Кёртис воспользовался медицинской метафорой: «Говоря кратко, ревизионизм, как холестерин, может быть хорошим или плохим, и второго за последние годы у нас было слишком много». Он мог бы продолжить эту метафору, упомянув о том, что медицинские исследования регулярно меняют подход к определению того, что хорошо, а что плохо. Более неожиданным – и от того более эффективным – оказалось вмешательство в спор ирландского автора романов и эссе Колма Тойбина, который не был сторонником национализма. В своей рецензии на собрание очерков Роя Фостера, которая была опубликована в London Review of Books, он писал:

Этот ревизионизм – ровно то, что нужно нашему государству после того, как Север взорвался, а мы присоединились к ЕС, чтобы отделить от нас и от нашей истории Северную Ирландию, чтобы улучшить отношения с Великобританией, чтобы заставить нас сосредоточиться на европейском будущем. Труды Фостера и его коллег-историков стали полезными не по причине их безупречности или правдивости, а из-за политической позиции, которую они представляют. Теоретически можно допустить, что многие из этих историков не «пытаются продемонстрировать» факты, а просто и беспристрастно демонстрируют их и результаты того, что ученые продемонстрировали, случайным образом совпадают с официальной политической линией. Но подобное допущение не выглядит слишком убедительным{56}56
  Colm Tóibín, 'New Ways of Killing Your Father', London Review of Books, 18 November 1993.


[Закрыть].

Исторические споры продолжились. Два ирландских историка, Ронан Фаннинг и Диармайд Ферритер, выступили со спокойной, взвешенной и основанной на тщательных исследованиях критикой в адрес исходящего из Англии ревизионизма. Эта критика должна поставить точку в вопросе (хотя, скорее всего, этого не случится). Их книги – «Роковой путь: британское правительство и Ирландская революция 1910–1922 гг.» (Fatal Path: British Government and Irish Revolution 1910–1922) и «Нация, а не сброд: Ирландская революция 1913–1923 гг.» (A Nation and Not a Rabble: The Irish Revolution 1913–1923) – представляют собой гневные опровержения ревизионизма, написанные без тени напыщенности или чванства.

В ирландской истории переплелись преемственность и разрыв этой преемственности. Особую важность первому придает колониальный аспект ирландского общественного и политического развития. Даже «страусиные» историки, которые недооценивают, а то и защищают британское колониальное правление, не могут отрицать само его существование. В лучшем случае они могут попытаться приукрасить его, а в худшем – возложить вину за голод и насилие, сопутствующие антиимпериалистическому сопротивлению на протяжении последних четырех столетий, на самих жертв. Конечно, в тех формах, которые принимало сопротивление, преемственность иногда отсутствовала, но выражаемое разными способами стремление ирландского народа к независимости – в качестве доминиона или республики – оставалось неизменным.

В известном компендиуме идиотизма «1066 год и все такое»[96]96
  Сатирическое изложение британской истории за авторством Уолтера Селлара и Роберта Йитмана. Их совместная книга, вышедшая в 1930 г., включила в себя серию историй, опубликованных в журнале «Панч» после Первой мировой войны. – Прим. науч. ред.


[Закрыть] (1066 And All That) есть такая фраза: «Как только англичанину казалось, что он решил ирландский вопрос, ирландец менял сам вопрос». Сказанное полностью противоречит истине, и это заставляет подозревать, что замечание изначально принадлежит Черчиллю, будучи одной из его знаменитых «острот». Всякий раз, когда ирландское национальное движение, казалось, было в шаге от достижения своей цели, эта цель усилиями Лондона отодвигалась все дальше.

Доказательства тому собраны в книге Фаннинга, который прослеживает британскую политику в отношении Ирландии со времен кризисов конца XIX в. вокруг билля о гомруле вплоть до раздела Ирландии в начале XX в. Ирландские националисты двадцать лет ждали обещанного Гладстоном самоуправления, но он так и не смог выполнить это свое обещание. Разочаровавшись в британской демократии, рано или поздно они будут вынуждены вступить на другой путь.

Не то чтобы этого не пытались сделать раньше. На волне Французской революции восстание «Объединенных ирландцев» в 1798 г. стало вызовом для британской власти. Руководитель восстания Теобальд Вольф Тон, протестант, за восемь лет до этого написал острый и глубокий памфлет, выдержанный в радикальном, если не революционном духе и содержавший требования структурных реформ в стране. Заголовок был необычным: «Рассуждения от имени католиков Ирландии, в которых рассматривается нынешнее политическое состояние этой страны и необходимость парламентской реформы. Адресовано народу, и в частности протестантам, Ирландии» (An Argument on Behalf of the Catholics of Ireland in which the Present Political State of that Country and the Necessity of a Parliamentary Reform are Considered. Addressed to the People, and Particularly to the Protestants of Ireland). Памфлет был датирован 1 августа 1791 г. и подписан «северным вигом». Автору было двадцать восемь лет, и вместе с другими текстами этот сделал Тона главным источником политического вдохновения для восстания 1798 г.

У Тона не было времени на сентиментальность. Он критически относился к некоторым мифам националистов, таким как преувеличенное значение «парламента Граттана» как якобы независимого ирландского парламента[97]97
  В 1800 г. британский парламент принял Акт о союзе, который провозглашал полную унию Ирландии и Великобритании и ликвидацию парламента Ирландии. Генри Граттан был умеренным ирландским политиком, который выступал против принятия данного Акта и упразднения самостоятельного ирландского парламента. – Прим. науч. ред.


[Закрыть]. «Что из себя представляет наше правительство?» – задавал вопрос автор в самом начале и отвечал на него так:

Это политический феномен, идущий вразрез со всеми общепринятыми и привычными представлениями. Это правительство, пришедшее из другой страны, чьи интересы вовсе не совпадают с интересами народа, а пересекаются с ними под прямым углом. Думает ли хоть кто-нибудь, что наши правители стремятся выслужиться перед своими создателями в Англии тем, что отстаивают интересы Ирландии? ‹…› Но как удается поддерживать на плаву это иностранное правительство? Посмотрите на расписание судебных заседаний, на списки выплат, на конкордат, и вы найдете ответ, написанный золотыми буквами: это неестественное влияние неизбежно должно поддерживаться порочными средствами, а следовательно, коррупция – единственный инструмент правительства в Ирландии. Людей совершенно не принимают в расчет, ими откровенно пренебрегают. Будучи таким образом разобщены и сбиты с толку, не доверяя друг другу, они становятся легкой добычей для английских правителей и их ирландских подчиненных.

С еще более сильным гневом Тон обрушился на «проституированный институт пэрства», на продажность и «казнокрадство», которые характеризовали правящий класс страны. С явной отсылкой к Американской и Французской революциям он продолжал: «Мы наблюдаем все это прямо сейчас, когда повсюду, за исключением Ирландии, идут преобразования, втаптывающие в прах старые несправедливости».

Всего за несколько лет «Общество объединенных ирландцев» смогло установить контакт с французской революционной армией. Тон смог убедить французов, что, избавившись от англичан, Ирландия может стать новым маяком свободы в Европе и, что было более кстати, важной базой в борьбе против Британской империи. Французы согласились направить флот и экспедиционный корпус, чтобы помочь повстанцам разгромить англичан.

Если бы в 1796 г. шторм не потопил армаду у бухты Бентри, исход борьбы мог бы стать другим, а его последствия были бы непредсказуемы. Вооруженное восстание длилось три года, а 1798 год ознаменовался крупнейшим единовременным выступлением в ирландской истории. Еще одному французскому флоту удалось достичь Ирландии, но было уже поздно. Бойня была ужасной и произошла главным образом по вине британских войск и их ирландских союзников. Католическая церковь, верная себе, была настроена резко против «Объединенных ирландцев» из-за их радикального либерализма и союза с обновленной Францией, чья политика «дехристианизации» вызывала панику у Ватикана и его сателлитов.

«Объединенные ирландцы» вели борьбу от имени ирландской нации и ее угнетенного католического большинства. Сражались и очень многие ирландские протестанты, а рядом с ними за освобождение своей страны храбро бились секты религиозных диссидентов, такие как пресвитериане, а также некоторые представители протестантской аристократии. Никто из тех, кто видел эти битвы, не смог бы представить Ирландию как страну двух наций. Графства Дерри и Тирон на севере страны, как и сам Белфаст, были очагами восстания[98]98
  Автор перечисляет графства и столицу современной Северной Ирландии – части Соединенного Королевства. – Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Шпионы, посланные английскими властями в Дублинский замок, подтверждали официальные сообщения, согласно которым в разных графствах от половины до трех четвертей населения поддерживали «Объединенных ирландцев», а мысли о восстании витали по всей стране{57}57
  Книга Нэнси Дж. Кёртин (Nancy J. Curtin) The United Irishmen: Popular Politics in Ulster and Dublin 1791–1798, Oxford, 1994, представляет собой подробное академическое исследование этого движения, дающее лучшее на сегодняшний день описание самого восстания, его социальной составляющей, его идеологии, его поэзии и песен.


[Закрыть].

В своем последнем выпуске перед тем, как подвергнуться (подобно своим предшественникам) запрету, газета «Объединенных ирландцев» Press опубликовала бойкое письмо без подписи, адресованное лорду Клэру, тогдашнему лорд-канцлеру. Оно было составлено одним из основателей «Общества объединенных ирландцев» Томасом Расселлом в камере Ньюгейтской тюрьмы, где он уже какое-то время находился по обвинению в государственной измене:

Я знаю, милорд, как вы кичитесь мнимой безопасностью своего положения. Но не хвалитесь больше этим обстоятельством, не обманывайте себя и далее; я говорю вам: вы в опасности. Не надейтесь укрыться за щитом парламентской поддержки, не питайте надежды на иллюзорные обещания военной защиты – ни то ни другое не поможет вам в ужасный миг национального воздаяния и в пламени революционного возмездия… Для того чтобы добиться вашего осуждения, не потребуются ни купленные показания свидетелей, ни одурманенные присяжные. Ирландия сможет представить самые яркие доказательства ваших преступлений, единогласным решением ее жителей вы будете признаны виновным, ради такого случая наше отвращение перед ремеслом палача временно отступит, и люди будут спорить за честь собственноручно прервать жизнь столь пагубного существа.

Память о Восстании отказывается умирать, как заметил Колм Тойбин, приведя в пример собственную семью: его предки в 1798 г. были среди участников битвы при Винегар-хилл, когда 13 тысяч английских солдат атаковали лагерь «Объединенных ирландцев» в графстве Уэксфорд. Примерно тысяча ирландцев были убиты:

Для нас Восстание имело большое значение: из нашего квартала был хорошо виден Винегар-хилл, где «наша сторона», повстанцы, дали свой последний бой. С раннего детства я знал кое-что (не хочу называть это «фактами») о Восстании: что у англичан были мушкеты, а у нас – всего лишь пики, что англичане лили кипящую смолу на головы ирландцев, а затем, когда смола застывала, отрывали ее вместе с кожей. Названия городов и деревень в нашей округе звучали во всех песнях о событиях 1798 г. – это места, где шли бои или совершались зверства{58}58
  Tóibín, 'New Ways of Killing Your Father'.


[Закрыть].

Тойбин упоминает, что зверства происходили и с «нашей стороны». Это правда, и точно так же дела обстоят в большинстве национально-освободительных восстаний и войн. Еще не было случая, чтобы уродливая оккупация породила симпатичное во всех отношениях сопротивление, а «благообразная оккупация» – это оксюморон.

Через пять месяцев после битвы при Винегар-хилл борьба была проиграна. Отказавшись искать убежища во Франции, Вольф Тон во время стычки на море попал в плен. Его притащили в Дублин, где предали военно-полевому суду, и он умер при странных обстоятельствах накануне казни. Его похоронили на тюремном кладбище. По сей день ирландское республиканское движение отдает дань памяти его наследию, устраивая на кладбище собрания в день его рождения.

После поражения вооруженного восстания и насильственного включения Ирландии в Соединенное Королевство в 1801 г. сопротивление во второй половине века сосредоточилось на парламентской борьбе за гомруль. Преемником Вольфа Тона на этом поприще стал Чарльз Стюарт Парнелл. Тоже протестант, Парнелл в качестве лидера Ирландской парламентской партии в Вестминстере стал известен как «некоронованный король Ирландии». Он не шел ни на какие компромиссы, когда дело касалось ирландской свободы, и был готов на все, чтобы только избавиться от колонизаторов. На протяжении нескольких десятилетий, предшествовавших Первой мировой войне, обе стороны конфликта считались с возможностью нового восстания.

Таковы были обстоятельства, на фоне которых Гладстон и его ближний круг настойчиво пытались протолкнуть билль об ирландском гомруле через парламент. Парнелл не питал особых иллюзий относительно Гладстона или кого бы то ни было еще из английских политиков, но при этом не видел на горизонте никакой другой силы, которая могла бы обеспечить гомруль. Джеймс Джойс назвал Парнелла «новым Моисеем», который «вел буйный, непостоянный народ из обители позора к границам земли обетованной». Но граница может быть опасным местом. Британский истеблишмент и его агенты, вновь взяв в союзники католическую церковь, составили заговор с целью свержения Парнелла.

Эссе Джойса «Тень Парнелла» (The Shade of Parnell), написанное в 1912 г. для одной итальянской газеты, превосходит работы большинства историков своей интеллектуальной остротой. «Влияние, которое Парнелл оказал на ирландский народ, не поддается критическому анализу», – писал Джойс и продолжал:

У него был дефект речи и хрупкое телосложение, он был незнаком с историей своей страны, его краткие и отрывистые речи не выглядели образцом ораторского искусства, поэзии или юмора, его холодная и формальная манера держаться отталкивала от него его собственных коллег, он был протестантом, выходцем из аристократической семьи и вдобавок ко всему говорил с явным английским акцентом… Ликование и гнев толпы, оскорбления и похвала в прессе, обвинения и оправдания из уст британских министров никогда не нарушали меланхоличной безмятежности его характера.

Британское государство, разгневанное высокомерием Парнелла, его непоколебимой откровенностью и его успехом в парламенте, попыталось дискредитировать его, представив замешанным в деле об убийстве с помощью подложного письма, которое было предано огласке. Королевская комиссия, созванная для расследования обвинений, признала его невиновным. Автор фальшивого письма по имени Пиггот покончил жизнь самоубийством в Мадриде. Джойс описывает возвращение Парнелла после всех этих перипетий в зал заседаний: «Депутаты палаты общин, вне зависимости от партии, приветствовали появление Парнелла овацией, которая остается беспрецедентной в летописях британского парламента». Джойс спрашивает: «Нужно ли говорить, что Парнелл не отреагировал на овацию ни улыбкой, ни поклоном или каким-нибудь жестом, а просто прошел между кресел на свое место и сел?» Вероятно, Гладстон вспоминал именно этот инцидент, когда назвал ирландского лидера «интеллектуальным феноменом».

Джойс беспощаден к Гладстону и его коллегам-либералам. Как политики, они действовали исключительно в собственных интересах. Как только представится случай, Гладстон не согласится на меньшее, чем распятие Парнелла. Парнелл влюбился в замужнюю женщину, и ее муж стал настаивать на разводе (многие говорили, что этот человек был специально подкуплен теми, кого сегодня назвали бы сотрудниками спецслужб). Гладстон отказался вести переговоры с «грешником». Католические епископы, опасаясь выглядеть либеральнее британского протестанта, поддержали кампанию по очернению Парнелла и призвали ирландских парламентариев избавиться от него.

Парнелл отказался подавать в отставку, но его судьба была предопределена. Ирландские депутаты капитулировали. Двойное давление Британской империи и католической церкви оказалось для них слишком тяжелым: двадцать шесть из них проголосовали за то, чтобы оставить Парнелла своим лидером, а сорок четыре высказались против. Джойс написал собственную эпитафию для павшего князя: «В своем последнем отчаянном призыве к соотечественникам он умолял их не бросать себя как подачку английским волкам, которые с воем окружили их со всех сторон. К их чести, они вняли этому призыву. Они не бросили его английским волкам – они сами разорвали его на части». В сборнике рассказов «Дублинцы» молодой Джойс (ему было девять лет, когда в сорокапятилетнем возрасте умер Парнелл) вспоминает, с какой любовью и уважением отец и его друзья отзывались о покойном лидере. В джойсовском «Портрете художника в юности» Стивен Д. пересказывает свое детское воспоминание об одном яростном споре за обедом между сторонником Парнелла и сторонником церкви, который заканчивается выкриком «Для Ирландии нет Бога!». Нового Парнелла Ирландия так и не породила.