Текст книги "Калейдоскоп (сборник)"

Фирюза

Родилась я в Узбекистане. Как положено, в семь лет я пошла в школу и успешно закончила первый класс. Наступило лето. Благодатная пора, которую так любят дети. Впереди была целая «бездна» свободного времени. С утра до самых сумерек можно было проводить на улице, играя с соседскими ребятами. Домашние обязанности, в силу моего малого возраста, были невелики. Надо было наносить воду из крана, находившегося довольно таки далеко от нашего дома, километра за три. Приходилось потрудиться, ведь ведра были большие, носить их приходилось коромыслом. Но зато, управившись с водой, убрав в доме, я была свободна. За всевозможными играми, о которых не знают современные дети, летело время. «Казаки-разбойники», «прятки», «салочки», «штандер» (коллективная игра в мяч), «лапта», в «ножички», скакали через веревку, как мальчишки, так и девчонки, также все вместе играли в футбол, не говоря уже о «классиках».

Незаметно пролетела половина лета. А впереди было приключение – поездка в пионерский лагерь, путевки в который были заблаговременно приобретены на, так называемую, вторую смену. То есть, на вторую половину лета. Вот уже подошел срок отъезда. Упакованы чемоданы. С утра едем на вокзал. Едем большой компанией: мама, работающая педагогом в нашей школе, мои старшие сестры и я. На вокзале к нам присоединяется разновозрастная группа учащихся. К перрону подползает длинная зеленая лента поезда. Наконец, все размещены по своим местам в вагоне, стихает шум, который обязательно сопровождает такую компанию, поезд набирает ход.

Ехали долго и весело. Сначала ехали по территории Узбекистана, потом потянулись земли Туркменистана. Выгрузившись из поезда, пересели на автобусы и путешествие продолжилось. Нам, привыкшим к пустынным пейзажам, любопытно было наблюдать за горной дорогой, смотреть на незнакомую природу. Дорога то и дело петляла, забираясь все выше и выше. Чем выше мы поднимались, тем прохладнее становился воздух. Автобусы натужно урчали, накручивая витки, уходившие по спирали вверх. И вот мы уже у цели нашего длительного путешествия. Уже видны корпуса наших будущих жилищ. Высокогорный населенный пункт Фирюза, в котором и располагался одноименный лагерь, находился в ущелье Копетдага на границе с Ираном в 37 километрах от Ашхабада.

Дети, уставшие от дороги, горохом посыпались из автобусов. Взрослые, нас сопровождавшие в поездке, как куры – наседки хлопотали возле ребят. Быстренько «рассортировали» нас по возрасту. Самых маленьких, к которым относилась и я, определили в седьмой отряд. Чем старше был школьник, – тем меньше номер отряда. Лагерь утопал в зелени и был зажат между горами. Нас построили парами, и повели в корпус, в котором нам предстояло жить целый месяц. Там я познакомилась со своей воспитательницей, с нашей пионервожатой и ребятами, прибывшими из других городов. Каждому из нас была предоставлена кровать, рядом с ней стояла тумбочка, в которую я положила свой нехитрый скарб. Чемодан угнездился под кроватью.

Теперь мы должны были подчиняться строгому распорядку дня. Пробуждаться приходилось под звонкие звуки горна, – «Вставай, вставай, штанишки одевай», – расшифровке сигнала нас научили старшие ребята. Это был самый нелюбимый сигнал. Хорошо спалось на чистом холодном горном воздухе. По территории лагеря должны были почти все время ходить строем со своим отрядом, выстроившись парами. Подстраивали шаг под речевки типа: «Кто шагает дружно в ряд? Пионерский наш отряд». Звал горн нас, когда приходило время завтрака, обеда, полдника и ужина. Горн пел: «Бери ложку, бери хлеб и скорее за обед» Это был самый любимый наш сигнал, и мы его ждали всегда с нетерпением. На отсутствие аппетита никто не жаловался. Был еще сигнал, который звучал как: «На зарядку становись!» И еще сигнал, дающий понять, что пришло время спать: «Спать, спать по палатам!».

Весело проходило время. Организовывались всевозможные соревнования, разнообразные экскурсии. На территории лагеря были качели, турники. В центре игровой площадки возвышался столб, с крутящейся верхушкой, за которую были прицеплены веревочные петли. Петель было штук восемь. Надо было всунуть одну ногу в петлю, руками схватиться за веревку у себя над головой, разбежаться, сильно оттолкнуться ногами и взлететь в воздух. Это были, так называемые «гигантские шаги». Тут необходимо было соблюдать особое правило, заключавшееся в том, что ни в коем случае нельзя было обгонять впереди бегущего, иначе все веревки перепутывались, и все участники разом стукались головами о столб.

Ходили на экскурсии в горы. Пили из чистейших прозрачных горных ручьев. Вода в них была такая холодная, что ломило зубы. Окунались даже, но, тут же, выскакивали, словно ошпаренные, такая разница в температуре воздуха и воды. И дружно заболевали ангиной.

Как-то пионерам первого и второго отрядов решили организовать мероприятие на плоской вершине горы, начинающейся прямо возле корпуса нашего седьмого отряда. Должны были разжечь большой костер и возле него читать стихи, петь песни под гитару. Проведен строгий инструктаж, до каждого доведены правила безопасности. Спускаться с горы надо было медленно, и по спирали, ни в коем случае не пытаться бежать вниз. А поскольку инструктаж велся непосредственно возле нашего корпуса, все наставления воспитателя и пионервожатой старших отрядов я слышала. «Что тут такого сложного? – подумала я. Ребята же, все выслушав, и клятвенно обещая выполнять все инструкции, «хором» полезли на гору. Оглядевшись, за ними полезла и я. Гора была не высокая, но очень крутая. Лезть наверх приходилось, пользуясь и ногами и руками, хватаясь за камни.

С большим трудом поднявшись метров на десять, я поняла, что взялась за задачу, которая мне не по силам. Руки и ноги дрожали, я вся была мокрая от усилий. Усевшись на щебень, которым были покрыты склоны горы, решила вернуться. «Я что, костра не видела? – подумала я и встала, разом забыв весь подслушанный инструктаж. Посмотрела вниз, сделала шаг, другой и…меня потянуло вниз, как будто голова моя была залита ртутью. Голова закружилась, и я, сделав пару огромных шагов, упала головой вниз, вроде нырнула в воду. И пошла кувыркаться по острому щебню. Тело мое набирало скорость. Все вертелось перед глазами. Уже, почти скатившись к подножию горы, я сильно ударилась головой о большой камень так, что потемнело в глазах. Голову пронзила острая боль. Я продолжала катиться уже по траве, замедляя скорость, пока совсем не остановилась. Мне казалось, что меня пропустили через огромную мясорубку. Болел каждый сантиметр моего тела, но особенно беспокоила голова.

Полежав немного с закрытыми глазами, я решилась все-таки осмотреться. Прямо передо мной топтались серые мохнатые ноги с копытами. С трудом подняв голову, увидела, что на меня удивленно смотрит грустными большими глазами осел. Он смотрел на меня и потихоньку пофыркивал, переступая ногами и помахивая хвостом. Он как будто спрашивал меня: «И чего это ты тут валяешься?». Я забеспокоилась, зная насколько силен удар задних ног животного. Еще раз получить по голове мне как-то не хотелось. Встать пока сил не хватало. Начала отползать понемногу, пока не оказалась на безопасном расстоянии от осла. Тут меня заприметили ребята с нашего отряда, прибежала воспитательница и меня кое-как отвели в медпункт. В районе виска и скулы наливался чернотой огромный синяк. Глаз полностью заплыл, все тело было в ссадинах, лоб оцарапан. Чудом все кости оказались целы. Вышла я из медпункта с перевязанной головой, хромая, с головы до ног измазанная зеленкой. Да еще и порядком попало от мамы, которую вызвали в медпункт. Синяки сошли к концу смены. И это было вовремя, так как, организовывался к закрытию смены бал-маскарад, и мне не хотелось бы там появляться с «украшением» на лице.

Для бала-маскарада мама соорудила мне костюм мака, и я заняла призовое место. Даже фотография моя была напечатана в местной газете, чем я очень гордилась. На следующий день после праздника была торжественная линейка, а вечером – последний костер. И последняя ночь в лагере. Несмотря на сигнал отбоя, в лагере никто в эту ночь не спал. А тех, кто, не выдержав, заснул, повымазывали, по традиции, зубной пастой.

Утром двинулись в долгий обратный путь. А багаж впечатлений, воспоминаний, полученный в лагере Фирюза, и до сих пор со мной, хотя у меня уже есть внучка, переросшая пионерский возраст.

Хвостатые целители

Дом у нас большой, просторный, расположен в частном секторе. Живем мы в поселке городского типа на самой последней улице, имеющей лишь четные номера. Вместо домов с нечетными номерами – поля. Сильно занятые работой, все же иногда наезжают сыновья – кто чаще, вследствие того, что живет поближе к нам, кто живет подальше, тот – реже. А постоянными обитателями дома являемся мы с мужем (оба – пенсионеры), да наши хвостатые любимцы: коты и собаки.

Котов у нас четверо. Самый главный кот – Умка. Он у нас первенец, т. е… приобретен первым в кошачьей компании. Аристократ, ангорской породы, крупный белоснежный кот с надменным выражением на мордочке. В нем как-то сочетаются крутой нрав и нежность.

Второй, появившийся у нас кот, – Фунтик, очень крупный красавец черно-белого окраса. Умный, хитрый, с какой – то космической таинственностью, как в облике, так и в характере. Изумрудные глаза его мерцают, как звезды. Как будто изнутри его глаз подсветка то усиливается, то ослабевает. Он с нами общается голосом, приходит и начинает разговаривать, а мы должны расшифровывать его «послания». И нам удается каким-то образом понять, что он хочет нам сказать.

Прибывший к нам третьим, – Барс, является обладателем прекрасного характера, умнющих глаз и гладенькой блестящей шерстки. Боец.

И совсем недавно вошедший в кошачью семью, Рудик, – милый, добрый, сам – рыже-золотистый и с золотистыми же глазами, котик. Однако же никто не может, так как он, схватив в пастку свой кусочек колбаски, мгновенно перехватить еще и чужой, предназначенный для другого кота. Молодой, как говорится, да ранний.

Мы своих котов любим и лелеем. Варим им через день кашу из трех сортов крупы с рыбкой, подсолнечным маслом и тыквой. Угощаем их творогом и ливерной колбаской. Но и они в долгу не остаются. Они для нас – целители. Причем, реально нам помогающие.

Умка с Рудиком ангорский кот и, как оказалось позже, – мейн кун (хоть и не чистокровный), – явно специализируются на кардиологии. Всегда располагаются на области сердца, снимают боли. Впрочем, Умка, все же, в отличие от Рудика, – специалист более широкого профиля. Он также устраивается на других проблемных местах, облегчая нам жизнь.

Барсик, наверное, все же – хирург. Когда у меня воспалился лимфатический узел, то кот ложился на больное место, и боль становилась меньше. К настоящему хирургу все-таки пришлось обратиться. Но то, что Барс ускорил заживление довольно большого операционного шва, то так оно и было. Он залезал на шов, прикрытый одеждой очень нежно, мягко топтался на нем лапами некоторое время, а потом ложился и начинал «тянуть». Сначала возникала такая боль, что хотелось тихонечко выть, а затем – наступало такое облегчение! И у меня, после нескольких таких сеансов, быстро все зажило. Он также сильно помогает мужу, ложась на больные места.

Особо хочу сказать о Фунтике. Он – мой кот, это я числюсь его хозяйкой. И у нас с ним что-то вроде ментальной связи. Этот кот помогает мне при разных болях, причем, очень эффективно. Если заболит желудок – кот мигом ложится на область желудка. Но, все же, он отличился как «уролог».

Как – то очень ранним утром меня подняла из постели сильная боль. Кто когда-нибудь терпел почечную колику, знает о чем я… От боли я не находила себе места. Не могла ни лежать, ни сидеть, ни стоять. Могла только быстрым шагом ходить. Благо комнат у нас много. Так и бегала из комнаты в комнату. Ко мне то и дело присоединялся Фунтик. Он бегал рядом со мной, отчаянно мяукая. Я знала, что он мне может помочь, но не могла прилечь, взяв его на руки. Он тоже знал, что может мне помочь, и не отставал от меня.

Когда я уже изнемогла от восьмичасового марафона, решилась, сцепив зубы, прилечь хоть на пару минут, чтобы дать коту возможность сделать свое лечебное дело. Кот тут же улегся на нужную зону и «потянул». Боль резко усилилась, хотя казалось, уж и некуда сильнее – то. Но, через пару минут, я ощутила, что мне стало чуть-чуть легче. Потом еще легче. Боль притупилась. Фунтик же начал непрерывно чихать. Он чихнул, наверное, раз двадцать кряду. Создавалось впечатление, что он «вычихивает» что – то «потянутое» им. Боль отпускала, и я, обессиленная страданиями, даже! смогла задремать… Боль ушла. Правда, через день все опять повторилось. И опять я бегала по дому уже десять часов, а параллельно со мной бегал Фунтик. И опять, на исходе десятого часа, я легла и Фунтик «потянул», а потом «вычихал» мою боль. Боль больше ко мне не возвращалась. Я была бесконечно благодарна моему коту.

Кроме котов, у нас живут и три собаки. Немецкая овчарка – Блэк, Найда – в экстерьере которой прослеживаются кое-какие благородные гены, и совсем уж простая собачка, недавно прибившаяся к нам. Окраса, все же она благородного – долматинского, вся в белых и черных пятнах. Не имевшая ни крова, ни еды, она, тем не менее, имела счастливое «выражение» мордочки, глаза ее сияли радостью. И, казалось, что собака все время улыбается. Мы не удержались и приютили ее. Назвали мы ее – Глюкой, счастливой то есть (с немецкого «глюк» – счастье).

Так вот, Блэк тоже оказался целителем. У сына появилась на стопе бородавка, да в таком неудобном месте, что ходить было очень больно. Что мы только ни делали! Какие только мази ни применяли, чем только ни смазывали, но все тщетно… Пока я не вычитала старинный метод сведения бородавок. Подумали, а почему бы не попробовать, а вдруг? Намазали бородавку сметаной и дали вылизать Блэку. Два раза. И все. Бородавка как-то сама и ушла незаметно. А когда у мужа на ноге появился натоптыш, – мы уже знали, что делать! Опять в ход пошла сметана. Достаточно было двух раз, и проблема решилась нам на радость.

Мы, конечно, со своей стороны, тоже всегда бросаемся на помощь нашим любимцам, если возникает такая необходимость.

Вот так мы и живем, заботясь друг о друге, мы о них, а они о нас!

Хозяева

Когда мы вернулись на Украину в 90-х годах, остро встал жилищный вопрос. Муж мой, – офицер в звании полковника, откомандирован был из Западной Группы Войск на свою малую родину, – Одесщину. Вернулся в Одесский военный округ, из которого когда-то и был призван на воинскую службу. Переезжая из гарнизона в гарнизон, поменяв пятнадцать мест жительства, своей квартиры мы не имели. На новом месте службы квартиры не обещали даже в далеком будущем. Жить было негде. Несмотря на хорошие карьерные перспективы, пришлось увольняться в запас.

И начались поиски жилья. Хотелось жить в городе, так как, мы всю жизнь прожили в городах, и опыта проживания в сельской местности у нас не было. Но, поспрашивав цены на городское жилье, поняли, что оно нам не по «карману». Начали расширять круг поисков. Безрезультатно. Цены «кусались». Все дальше и дальше от города вели мы поиски жилья. Наконец, в 25 километрах от городской черты, нам улыбнулась удача. Нашли подходящий вариант в поселке городского типа. Нас это устраивало, так как в поселке имелась большая средняя школа, а у нас младший сын должен был идти в шестой класс. Старший сын учился в институте и жил в общежитии.

Дом, который стал нашим, был крепким, относительно новым и большим. Это – плюсы. Минусов было больше: последняя улица поселка, т. е. впереди только поля, для ветров преграды нет. И, если бы только поля… Прямо перед домом, метрах всего в трехстах, – раскинулось кладбище. Почти над домом нависала высоковольтная линия электропередач (ЛЭП). Дом был не оштукатурен, не было двора. Но все равно радости нашей не было предела! У нас появилось первое в нашей жизни собственное жилье. Комнат в доме было много, потолки высокие и ровные. Было целых три подвальных помещения! Мы ощущали себя богачами. Правда, требовался большой ремонт. В доме имелись четыре печки и лежанка. Три печки надо было развалить и сложить заново, так как они почти не функционировали. Одну печку решено было вовсе убрать, равно, как и лежанку, бородавкой торчащую посреди комнаты.

И мы с головой окунулись в ремонт. Стоял ноябрь. Уже было холодно. А в пустом доме гуляли сквозняки. Был такой тарарам! Стены зияют дырами, – печки-то выбросили. Согреваться – нечем. Кто знаком с военной жизнью знает, что контейнер с вещами приходит на новое место службы только через месяц-другой. Спали на полу, на только что купленном матрасе. Укрывались одеждой. Газовой плиты тоже еще не было. Но был тостер. Мы питались горячими бутербродами: то с колбасой, то с сыром, то с салом, пока не прибыл наш контейнер с вещами.

Как-то, заморившись от бесконечной работы, упали мы с мужем на матрас, укрылись, чем могли, и заснули, тесно прижавшись друг к другу, спасаясь от холода. Ночью я проснулась и, повертевшись немного, с ужасом поняла, что все – таки придется вставать по надобности, так сказать. Кое-как поднявшись с пола, влезла ногами в стоявшие рядом мужнины кирзовые сапоги. В доме было пронзительно холодно, завывал ветер в дымоходах, изо рта шел пар. Накинув на себя плащ-накидку (тоже мужнину), потащилась на улицу. На улице шел сильный дождь. Радости это не прибавило, так как, мне предстояло идти в конец сада. С трудом, еле вытягивая кирзачи, по щиколотку утопавшие в вязкой грязи, брела я в кромешной темноте, двигаясь наугад к сооружению, напоминавшему кое-как сколоченный скворечник. Сильный ветер вместе с дождем проникал сквозь огромные щели между досками. Но последней каплей, переполнившей чашу моего терпения, оказался совершенно насквозь размокший рулончик туалетной бумаги. Реакция моя оказалась даже для меня самой неожиданной, – на меня напал истерический смех. Меня просто трясло от хохота. Я вдруг увидела себя со стороны: голодная, трясущаяся от холода, мокрая, с размякшим от дождя рулончиком бумаги в руках. Слышно было, как испуганно вспорхнула с близстоящего дерева пара горлиц. Зато депрессии, которая давила на меня в последнее время, – как не бывало.

Не скоро закончили мы ремонт дома. Были сложены заново печки, пол застелен линолеумом, стены оклеены обоями. Со временем поставили сначала ворота, а потом уж и забор. Забетонирован был двор, оштукатурен дом, посажен огород и сад.

И мы, наконец, почувствовали себя хозяевами, так называют в селе владельцев домов. И стали постигать премудрости сельской жизни.

Чти традиции

В 1992 году мы приобрели собственный дом. До этого знаменательного события мы кочевали с одной ведомственной квартиры на другую, меняя гарнизоны. Всегда жили в городе. А тут так сложились обстоятельства, что муж ушел с военной службы в «запас», жить стало негде. Остро встал вопрос о крыше над головой. Вот таким образом, купив дом в поселке городского типа, мы вдруг стали сельскими жителями. При доме был небольшой садик и огород. Надо было срочно осваивать премудрости сельского труда. За дело мы взялись с большим энтузиазмом. Закупили сельхозинвентарь, и в том числе три штыковых лопаты, ведь вскапывать огород надо было чем-то. Одну лопату мужу, вторую – мне, ну, а третью – так, на всякий случай, лишней точно не будет.

В конце садика росли кусты старого винограда. Их надо было выкорчевать, как уже не плодоносящие, и заменить другими полезными растениями. Ждали выходных дней. И вот они наступили. Да не просто выходные, а День Великого Христова Воскресения, то есть – Пасхи. Надо сказать, что сельские жители соблюдают определенные правила. Так в Великие религиозные праздники работать категорически нельзя. Ни в огородах, садах, ни на подворьях нет никакого движения. Выполняются только строго необходимые работы: уход за живностью и тому подобное, без чего, ну, никак не обойтись.

О том, что работать в Пасху нельзя слышали даже мы, – селяне с таким малым стажем. Но терять выходной день муж не хотел. Когда еще будет возможность поработать? А время, как говорится, не ждет. Подойдя к одевавшемуся в рабочую одежду мужу, я попросила: «Не ходи. Смотри, – никто не работает. Нельзя ведь. Грех». Но муж не прислушался к моим словам и, все же, вышел в сад.

Буквально через минут двадцать возвращается. Спрашиваю: «Что случилось?». Он рассказывает:

«Только стал я работать, не прошло и десяти минут, как совершенно новый штык лопаты переломился! На две части. Я очень удивился. Как же это могло произойти? Лопата новая, металл крепкий… Да и нагрузка невелика, только-только взялся за дело. Пошел в сарай за другой лопатой. Примерился, вонзил в землю. А штык – хряс-с-сь, и опять переломился. В таком же месте. Я постоял, – подумал. Стало как-то неуютно. Но так жалко было терять день… Пошел за следующей лопатой. Не успел пару раз вонзить в землю, – та же история!!! Вот уж тогда меня проняло. Даже волосы на голове дыбом встали. Ведь, это мне дают понять, что нельзя работать, а мне все невдомек. Теперь-то уж я собрал быстренько поломанные инструменты, да и пошел домой».

Вот такая история. С тех пор обязательно висит у нас дома церковный календарь. И, прежде чем выйти работать в огород или сад, или затевать стирку, мы обязательно смотрим, – нет ли каких больших церковных праздников. Традиции нужно соблюдать.