Текст книги "Калейдоскоп (сборник)"

Красивый смех

Своему сыну мы в выходные всегда устраивали, так называемые, культпоходы с самого раннего возраста. В субботу у семьи был, так сказать, банно – прачечный день. Все купались, была большая стирка, уборка. А уж в воскресенье с чистой совестью шли гулять. В одно воскресенье вели ребенка в цирк, где перед представлением можно было его покатать на пони. В следующее – вели в зоопарк на целых полдня. В третье – в кукольный театр. Тбилиси город большой, – есть, что показать ребенку, да и самим посмотреть. Только в совсем уж плохую погоду оставались дома.

В очередное воскресенье решили далеко не ехать. Рядом с домой был парк с детскими аттракционами. Вот туда и направились, предварительно вкусно, по – воскресному, позавтракав. День был прекрасный. Ярко светило солнышко. Стояла теплая погода. Была середина осени. Осенние краски радовали глаз. Шли не торопясь. Одну руку сынок дал мужу, другую держала я. Так и шли, с удовольствием общаясь друг с другом.

Вот и парк. Погуляв по аллеям, вышли к аттракционам. Тут сын разошелся не на шутку. То бежал покататься на качелях, то залезал в огромного размера раскрашенную разноцветными красками, огромную бочку. Перебирая ногами, крутил ее, крутясь вместе с ней и сам. То лазил по шведским стенкам. Щеки у него разрумянились, глаза блестели. Он набегался, и мы подошли к неказистому на вид павильончику. Над входной дверью, покрашенной в зеленый цвет, поблекший от солнца, висела табличка. На ней крупными буквами было написано «Комната смеха». У двери на табуретке дремала, уронив голову на грудь, пожилая грузинка. Посетителей, очевидно, давно не было. Ни одного звука не доносилось из зеленого сооружения. Сын потянул нас к павильону. Женщина встрепенулась и с радостью оторвала нам три билета.

Зайдя в помещение, мы увидели пустую комнату с высокими зеркалами, расположенными по кругу вдоль стен. Зеркала были необычными. Одно вогнутое, другое, напротив, выпуклое. Разные, короче. Стали мы двигаться по кругу, переходя от одного зеркала к другому. Небольшое помещение тут же наполнилось громким смехом. Басом гудел муж, тонко хихикала я, разглядывая свои необычного размера изображения.

Но, больше всех веселился сын. От его звонкого смеха закладывало уши. Он, то пучил глаза, то растягивал рот в жуткой улыбке, то надувал щеки. И смеялся так заразительно, что и мы не могли не вторить ему. Когда мы дошли до середины комнаты, помещение стало заполняться людьми. Взрослый смех переплетался с детским. Смеялись женщины, визжали дети. Постояв у последнего зеркала, мы, все еще смеясь, вышли на улицу. Намеревались уже идти домой. Нас окликнула повеселевшая билетерша, обращаясь к мужу:. «Слюшай, дар-р-агой, иды ещо раз. Бэз дэнег. У твой малчик красывый смэх. Вон сколко людэй пришло!». Павильон гудел. Мы посмотрели на сына. Тот улыбался: «Пошли, мол, еще разок!». И мы пошли.

Над аллеями недавно тихого парка звенел, переливаясь, веселый смех. А по направлению к павильону потянулась вереница людей.

Курец

В Ленинакане нам пришлось жить в многоэтажном доме по улице «Ереванское шоссе». Не зря дали этой улице такое название. Дело в том, что тянулась она вдоль шоссе, по которому день и ночь на страшной скорости проносились машины. Легковые и грузовые. Когда неслись тяжело груженные фуры, было сразу понятно, что проезжали именно они: слышался могучий рев мощных движков, сопровождаемый едким облаком переработанного топлива. Это облако спустя пару минут оказывалось у нас в квартире. Летом стояла жуткая жара, не позволявшая закрыть окна и балконные двери. А зимой форточки тоже не были препятствием для этих облаков. И это еще не все радости нашего проживания в этом районе. Параллельно с шоссе шла железная дорога. Днем по ней, то и дело проходили пассажирские поезда, а ночью на большой скорости шли товарняки. От вибраций, создаваемых поездами, сотрясались дома. Да и шумовой эффект был тот еще. Приехавший к нам в гости из Одессы муж золовки, каждые полчаса с ошалевшим видом резко вскакивал на кровати и будил, только что забывшуюся тревожным сном жену: «Где мы? На вокзале?» Так продолжалось довольно долго, пока, наконец, они немного попривыкли к этому кошмару.

С тыловой стороны длинного здания, куда выходили подъезды, тоже ничего хорошего не было. Узенький тротуарчик, на котором не смогли бы разойтись два взрослых человека, к нему прижималась довольно оживленная дорога. И вдоль этой дороги очень плотно друг к другу стояли гаражи. Пара чахлых деревьев, закованных в асфальт стояли (не могу покривить душой, сказав, что украшали) во всем длиннющем дворе. Детям гулять было абсолютно негде. И рядом не наблюдалось никаких детских площадок, ни парков, ни скверов. С балкона вид тоже был странный. Одесские гости долго к нему привыкали. За окном расстилался прямо таки лунный пейзаж. Унылые горы без всякой растительности.

Поэтому мы так обрадовались, когда мужу предложили переехать в ДОС-1, т. е… в дом офицерского состава. Находился он прямо в центре города. Все рядом: главная площадь города, Дом офицеров, считай прямо во дворе ДОСа, школа, в которой учился старший сын. Четырехэтажное здание старой, еще послереволюционной, постройки, просто утопало в зелени. Подъезды выходили во двор, к которому вплотную подступал заросший огромный парк. Со стороны торца дома стояла прекрасная широкая лестница со многими пролетами. Она тоже была построена в начале двадцатого века, тогда же, когда построили и это дом. Детей можно было без опаски одних выпускать во двор. Выйдя на балкон, я могла увидеть их в любое время среди разновозрастных детей военнослужащих.

Был еще один огромный плюс на новом месте жительства: круглосуточно подавалась исключительного качества вода. Это было роскошь для высокогорного Ленинакана, где с водой была «напряженка». В доме даже был продуктовый магазин.

Как водится, после получения квартиры, затеяли косметический ремонт. Все своими руками. Нужно было приготовить что-то на обед. Вышла я в магазин за продуктами. Тут же ко мне подошла женщина и сказала, что, поскольку я пока не знаю живущих здесь людей, а также их детей, она меня проинформирует: «Ваш Сережа попал в компанию отчаянных сорванцов, – братьев – погодков шести и семи лет. И я видела, как они и ваш сын подбирают окурки и курят». Я поблагодарила женщину, вся изменившись в лице. «Как? Мой Сереженька подбирает с земли какую-то гадость и берет ее в рот? Кто знает, какой человек держал ее во рту? А вдруг туберкулезный или еще похуже?», – были первые мои мысли. Меня это волновало в первую очередь и только потом сам факт курения. Ну, это же несерьезно. Ребенку только шесть. Если сказать, что я была в шоке, то значит – ничего не сказать! Мой такой воспитанный мальчик это делает?! «Ну, без мужа мне в этом вопросе не обойтись. Тут нужен серьезный разговор», – подумалось мне.

Обычно, я сама справлялась с воспитанием сыновей и лишь иногда прибегала к помощи мужа – «тяжелой артиллерии». Это было в крайних случаях, к которым я отнесла и этот. Поспешила на четвертый этаж, где располагалась наша теперешняя квартира. Рассказала о неприятной новости мужу, белившему в это время стену. Он очень удивился поведению сына. Прежде за Сергеем такого не водилось. И согласился со мной, что беседу надо таки провести, чтобы неповадно было повторять.

Я позвала Сережу с улицы. Он видел, что со мной беседовала женщина, которая делала ему замечание по поводу окурков, но он проигнорировал ее замечания. Так что знал, зачем его зовут. Привела. Он стоит, перед не прекращавшим работать отцом, и трясется. Муж у меня строгий. «Так, значит, вот чем ты занимаешься, пока родители работают, не покладая рук? Значит, начал курить в таком возрасте?» А сам отворачивается, и плечи его крупно трясутся от еле сдерживаемого смеха. Хорошо, что Сергей низко опустил голову и не видит этого. «Ты кто?», – спрашивает он сына. Имея в виду, что Сергей, все же сын, офицера, должен сознавать это и соответствовать. Тот, понимая все буквально, глядя исподлобья, тихо «шелестит»: «Курец, наверное…» Меня вынесло из комнаты. Я не могла при ребенке засмеяться в такую минуту. Все «воспитание» пошло бы насмарку. Как там выкрутился муж, – не знаю. Когда, справившись с собой, зашла к ним в комнату, воспитательная беседа была закончена, завершенная парой шлепков пониже спины малолетнего курильщика. Больше Сергей не попадался. Очень надеюсь, что окурки он больше не собирал.

У нас в семье муж не курит. Дедушка Сережин тоже не курил, также, как и его брат. И только Сергей вот уже 15 лет подвержен этой вредной привязанности к табаку. Как начал тайком курить в десятом классе, так до сих пор и дымит. Никакие беседы в выпускном классе, ни отчаянные мольбы бросить это занятие, к уже взрослому сыну, своих плодов не принесли. Знает, насколько вредна эта привычка, насколько сильно она влияет на легкие, мозг, сердце, желудок, но все без толку. А ведь у него серьезное заболевание сосудов, из-за которого его не взяли в армию. Ему просто категорически запретили курить врачи, но…

Вот так глубоко в детство уходят истоки его табачной привязанности. Кто бы мог подумать? Но я, все же, верю, что Сережа освободится от этой зависимости, и очень надеюсь, что это произойдет скоро.

Манглиси

Старший мой сынок, – Святослав, в детстве был крепеньким, ладненьким мальчуганом. Единственное, что его «доставало», – так это – ангины. Уж как берегла его и не сказать! А ангины все равно его атаковали. То и дело готовила я всякие полоскания: сода, соль и несколько капель йода, отвар дубовой коры, розовый раствор марганца и тому подобное. И просьба – много, много раз в день полоскать горло. Многократные попытки закалить ребенка приносили только отрицательный результат – заболевание ангиной. А ведь закаляла по правилам, – постепенно. Причем, ангина цеплялась не простая, а фолликулярная. То есть, – особо опасная для организма.

Несколько раз, пройдя многочисленные кабинеты в поликлинике для обретения всевозможных справок, устраивала ребенка на плавание. И после первых же занятий, – тот же результат, – «махровое» заболевание ангиной. И опять неприятные смазывания горла раствором Люголя, опять горячее молоко с маслом, чтобы облегчить процесс глотания. И опять в доме пахло блинчиками. Стараясь угодить больному ребенку, всегда спрашивала, что ему приготовить. Ответ был всегда один и тот же: «Блинчики». Я уже тихонько ненавидела это блюдо, так как, оно у меня ассоциировалось с болезнью моего мальчика. Готовила целую кучу блинчиков на радость моим мужчинам. Делала блинчики с мясной начинкой, с творожной, с тушеными яблоками и корицей, с повидлом, просто посыпанные сахаром или залитые сметаной. Сама не ела. Я не люблю блинчики, вареники, пироги. Мне они не вкусны. А муж и сын их обожали.

Когда Славику только исполнилось шесть лет, я обнаружила, что у него стала держаться невысокая температура – 37,1 градусов. Это был непорядок. Это значило, что где-то идет воспалительный процесс, который необходимо было потушить. Конечно, первым делом приходило в голову, что температуру дает хронический тонзиллит. А вдруг и нет? Я должна была обследовать ребенка, чтобы что-то не пропустить. Боялась, что вдруг воспалены лимфатические узлы, тем более, что Слава уже болел лимфаденитом в более раннем возрасте. А это не шутка. Да и педиатр настоятельно рекомендовала обследование. «Это не долго – говорила она, – в амбулаторных условиях всего обследования не сделаешь, всего недельку полежит в стационаре, его посмотрят все специалисты, сдаст анализы и все выяснится».

Я решилась. «Возьму недельку отпуска за свой счет», – думалось мне. Но… не тут-то было. Мне в категорической форме было отказано. Увольняться с работы из-за одной недели, а потом опять долго искать работу я не могла. Не работать, а сидеть дома – не позволяло финансовое положение семьи. Да и расходы в связи с предстоящим «собиранием» ребенка в школу были огромными. Тут тебе и школьная форма, книги-тетради, дорогущий портфель и т. д..

И мы с мужем, посовещавшись, решились положить сына на обследование одного. Речь ведь шла не о больном ребенке, а только об обследовании. Другого выхода у нас просто не было.

Так и сделали. Славик лег на обследование в больницу. В шесть утра я уже кормила его на скамеечке в больничном дворике, пока еще пустом из-за раннего часа. Был конец мая. Погода стояла прекрасная. Я приносила, заранее обговоренные с ним, вкусности, а поесть вкусно мой мальчик любил. Покрутившись на работе, летела к сыну. Благо, хоть отпускали пораньше.

Наш мальчик был исключительно самостоятельным. Никого не боялся и никого не стеснялся. Утром медицинские сестры водили его на сдачу всяких анализов. Следовали осмотры разных специалистов. Он бодро отвечал на все их вопросы. Потом ему оставалось немного перекантоваться до моего прихода, а уж я была до позднего вечера, пока остальные обитатели палаты не начинали укладываться спать. Читать он уже умел, так что не скучал и до моего прихода. Я приносила ему интересные книги из библиотеки, куда он уже был записан и был одним из самых активных читателей, о чем свидетельствовало его фото на доске почета. Да и дома у нас была прекрасная подборка книг, мы денег на это не жалели, ведь надо было формировать нормальное мировоззрение сына с раннего возраста. Взрослых соседей Славы просила приглядывать за ним, на что они с удовольствием соглашались. Им нравился общительный и вежливый ребенок.

Подходила к концу неделя пребывания Славы в стационаре. Результаты всех анализов были получены. Отпросилась пораньше с работы и поехала в больницу. В этот день собирался консилиум врачей, и они сообща ставили диагнозы больным, поставить которым диагноз было не просто. Спеша, открываю дверь больницы и сразу же натыкаюсь на своего ребенка, который важно куда-то шествует. Я бросилась к нему обниматься, а он с серьезным выражением лица отстранил меня, сказав, что ему некогда, что его ждет профессор и пошел дальше. А я так и осталась стоять с открытым ртом и удивлением на лице. Я поэтому и пришла пораньше, чтобы вместе с сыном попасть к этому известному профессору. Но, как оказалось, родители должны были зайти позже. И я ждала, когда меня позовут. Зайдя к нему, услышала, что ничего серьезного, слава Богу, врачи у нашего сына не нашли. Анализы хорошие, немного повышена РОЭ (реакция оседания эритроцитов), а, в целом, – они посчитали его здоровым. А температуру дают, (как они предположили) – лимфатические железки, и помочь тут может только горный климат. И никаких лекарств.

Муж в то время служил в штабе округа в городе Тбилиси. В горах находился пионерский лагерь для детей офицеров и военнослужащих штаба округа. Это был населенный пункт под названием – Манглиси. В лагерь принимали детей, начиная с семилетнего возраста. И мы решили, что есть прекрасная возможность оздоровить нашего ребенка. Эта неделя в стационаре еще раз нам показала, что наш ребенок вполне самостоятелен в свои шесть, с небольшим, лет. Мужу руководство лагеря пошло навстречу, войдя в наше положение, и учитывая рекомендации врача.

Как раз начинался заезд на первую лагерную смену. И вот уже мы с собранными, в соответствии со списком вещами, стоим в гудящей толпе таких же пап, мам, бабушек, отправляющих своих детей в лагерь. В положенный час (военные все же!), вереница автобусов в сопровождении милицейских машин с мигалками в авангарде и арьергарде колонны, двинулась в путь.

В Тбилиси просто ужасный климат. Летом стоит совершенно жуткая жара с очень высокой влажностью воздуха, что переносится людьми плохо. Бедные люди просто плавятся в своей одежде. Кожа постоянно мокрая, одежда прилипает к телу. Буквально, спустя пару минут после душа, опять можно лезть под него, так как, тело и одежда опять мокрые. Летом в Тбилиси одно спасение – метро. Только там можно немного охладиться.

Выехали мы в очень жаркий день. Дышать было нечем. Все усугублялось еще и тем, что мы с сыном, к сожалению, подвержены «морской болезни». Нас укачивает, буквально, с первых метров пути. Я держалась изо всех сил. Не хватало такой взрослой тетке пользоваться полиэтиленовым мешочком. А Славик вовсю пользовался. Он вообще не отрывался от него. А дорога, как назло, петляла и петляла. Кто укачивается, тот знает, что предпочтительнее прямая дорога, а когда начинаются виражи, то, пиши – пропало. Виражи вестибулярный аппарат не выносит. И жестоко мстит своему хозяину.

Но, чем выше мы поднимались, тем прохладней становился воздух, отступала духота, тело перестало мокреть. Воздух наполнялся хвойным ароматом. Все «прилипли» к окнам, за исключением нас. Нам было чем заняться. Нам как-то было не до красот. Мы с ним только мечтали, чтобы пришел конец нашей дороги. Наши со Славиком лица ничуть не отличались по цвету от проносившихся мимо сосен. Дети и взрослые вокруг радовались путешествию, гомонили, кушали фрукты, конфеты, печеное. Только у моего сына шел обратный процесс. Желудок возмущался. А эти запахи только усиливали тошноту.

И вот, наконец, к нашей великой радости, мы въехали в Манглиси, спустя каких-то четыре(!!) часа. Выгрузившихся из автобусов ребят, быстренько разобрали, встречавшие колонну машин, воспитатели лагеря. «Рассортировали» их по возрасту, и каждый воспитатель повел свою группу к павильону, в котором им предстояло жить. Родственники табуном шли следом. За каждым ребенком закрепили койку, и повели, уже построенных парами, детей обедать.

Лагерь стоял посреди хвойного леса. Каждый павильон был окружен высоченными соснами. Красота неописуемая! Такую я видела лишь на картинах Шишкина. Воздух, напоенный хвойным ароматом, кружил голову. Он точно был целебный. Мне и Славику как-то сразу полегчало. Цвет наших лиц изменился, если не на розовый, то, точно, ушел от зеленого оттенка. Дети, пришедшие после обеда, были довольны, – их вкусно покормили. Даже Славик, измотанный морской болезнью, хорошо поел, по его словам.

Родителям пора было ехать в обратный путь. Сердце сжималось: «Как оставить его? Ведь увижу только в следующее воскресенье, то есть через неделю». Слава, видя мое состояние, – успокаивал меня, что, мол, все будет в порядке. Я понимала, что этот чудесный воздух, особый микроклимат оздоровят моего ребенка. С тем и поехала назад в Тбилиси тем же караваном автобусов, что вез нас сюда. И опять был долгий путь вниз. Ехали, правда, уже не четыре, а три часа, так как скорость можно было прибавить, ведь, ехали уже взрослые люди.

Неделя пролетела, как один день. Я была сильно загружена на работе, надо было отрабатывать все мои «отпрашивания» в больницу, а вечерами наваливалась тоска по сыну. Потихоньку готовилась к выходным. Покупала подарки, придумывала, чем бы вкусненьким угодить.

А в воскресенье с раннего утра уже тряслась в рейсовом автобусе с внушительной сумкой. Взяла чистую смену всевозможных вещей, так как, высоко в горах было прохладно, особенно по вечерам. Приехав в Манглиси, пешком дошла до лагеря, – это довольно большое расстояние. И вот стою перед воротами. Они закрыты, а я одна. Приехала раньше всех родителей. Внутрь не пускают, лишь спросили, к кому приехала. Назвала имя, фамилию, номер отряда. Посыльный помчался вглубь территории. Стала ждать. Прошло немного времени и вижу… вдалеке ма-а-а-ленькая фигурка в высоких резиновых сапогах неторопливо так идет, степенно, по центральной аллее. «Славуня», – радостно екнуло сердце. «Ну, что он так медленно идет?», – а сама даже ногами перебираю от нетерпения. «Неужели не рад видеть маму? – пронеслось в голове.

Не ускоряя шага, с серьезным выражением на лице, подошел сын к дежурным и подтвердил, что действительно я его мама. И только тогда мне разрешили зайти на территорию лагеря. Опустив сумку на землю, кинулась обнимать сына. А он, смущенно поглядев на дежурных, немного отстранился. Я ничего не понимала. Лишь, отойдя от ребят на солидное расстояние, сын преобразился: появилась улыбка, заблестели глаза, он прижался ко мне. «А что происходит?», – спросила я его. «Подумают еще, что я какая-то малявка», – ответил он. Он был самым младшим во всем лагере и не хотел, чтобы видели, как он обрадовался маме. Стеснялся выражать свои чувства при ребятах.

Встретившись с воспитательницей, все расспросила о сынишке подробно. Она хвалила его, а я с радостью слушала. Переменив одежду сыну, пошли, с разрешения воспитательницы, пообщаться наедине. Начали обмениваться подарками. Я ему – игрушки, а он мне, – изготовленные собственными руками поделки из коры дерева. Он тоже готовился к моему приезду. Прошло 33 года, наша семья переезжала с места на место пятнадцать раз. А я все бережно храню до сих пор эти, дорогие моему сердцу, поделки. И показываю их уже Славиным детям.

Расстелив на, покрытой хвоей, земле полотенце, стала выкладывать провизию: жареную курицу, его любимые блинчики, пироги, печенье «грибочки», которые он любил. Славик, как следует, подкрепился. А, насытившись, стал отвечать на мои многочисленные вопросы. Меня интересовало все: как кормят, хватает ли этой еды, не мерзнет ли, не болит ли горло, не обижает ли кто и т. д… Наговорившись, мы с ним пошли бродить по лесу. Он стал показывать свои любимые места. Отпущенное нам время истекло. Надо было возвращаться. Время шло к обеду. Подойдя к павильону, Славик оставил меня в одиночестве, сказав, что ему надо переговорить с воспитательницей наедине. Вернулся вскоре очень довольный. А чуть позже ко мне подошла его воспитательница и сказала: «Сколько лет уж здесь работаю, а такого еще не встречала. Славик попросил разрешить маме покушать с детьми, чтобы не ехала домой голодной». Я была тронута, в прямом смысле, до слез. Слезы так и покатились у меня из глаз. Мой дорогой, любимый сынишка беспокоился обо мне. Я изо всех сил отказывалась от обеда, мне неудобно было объедать детей. Но, воспитательница настояла, сказав, что надо уважить ребенка. Так я попробовала то, чем кормят детишек. Кормили вкусно, качественно и в больших количествах. С радостным сердцем уезжала я домой, чтобы через неделю приехать опять.

Один раз в месяц устраивался родительский день. Мы с мужем поехали к сыну на грузовых крытых машинах, предоставленных военными, среди других родителей. Я даже не так сильно укачалась, так как, всю дорогу все шутили, смеялись, пели. Дорога не показалась мне такой длинной, как в другие выходные. В лагере нас прекрасно встретили. Была торжественная линейка, а потом концерт, организованный силами детей.

Так и промелькнула первая смена. Пора было забирать Славика. За это время он окреп, загорел. И, несмотря на то, что в Манглиси через день шел дождь, и сапоги которые не снимались детьми, были постоянно мокрыми, так как не успевали высохнуть (страшно даже подумать!), – Славик ни разу не заболел. Не болело горло, ни разу не было насморка. Температура тела пришла в норму. Он отлично отдохнул и оздоровился. Старый профессор был прав, говоря, что сыну не нужны никакие таблетки, а только – горный воздух. И наше решение отправить Славу в лагерь, несмотря на возраст, было правильным.

А сын еще раз доказал нам свою самостоятельность…