Текст книги "Валерия"

– Как же у вас все хорошо организовано, – не смог не восхититься он.

– Очень надеюсь, что с вашей помощью мы все комитеты приведем к такому же состоянию, – радостно отозвался Травников.

Юстасу было неловко сразу переходить к исинной цели своего визита, хотя он прекрасно понимал, что профессор знает, зачем к нему пожаловал бывший секретарь его друга.

– Как дела у Ирины Шабановой? – спросил Юстас, – вы, наверное, помните ее. Эта женщина, с которой мы встречались, когда приходили к вам с господином Ра.

– Конечно, помню, – улыбнулся Травников, – ее совсем недавно отправили на землю, очень долго подбирали подходящее воплощение. Новая жизнь даст ей возможность исполнить свое желание, у друзей ее родителей есть сын, с которым наша подопечная будет знакома практически с рождения. В его теле находится душа близкого ей человека, к которому у нее была симпатия здесь, в нашем комитете. Таким образом, они смогут воплотить свои мечты и быть вместе всю земную жизнь.

– Отлично! – воскликнул Юстас, – это то, чего она хотела.

Наступила неловкая пауза.

– Вы, наверное, пришли, чтобы узнать о судьбе Ра? – тихо спросил Иван Сергеевич.

– Да, – ответил Юстас, – я беспокоюсь о нем. К тому же я не знаю, удалось ли его девушке уйти вместе с ним.

– Удалось, – Травников снова улыбнулся, – но все оказалось не так просто. Она не смогла одолеть даже первый подъем, и Ра пришлось нести ее на руках. Я проводил их до начала второго подъема, дальше не мог, у меня нет на это разрешения. Но они прошли через посты и их пропустили. Это значит, что идея Ра сработала, и никто не заметил подмены.

– Что ж, значит, разрешение Юноны пригодилось, – сказал Юстас, – мы с ней переживали о судьбе Марии.

– Передайте ей, чтобы не расстраивалась, – с лукавой улыбкой произнес Травников, – через полгода она имеет право обратиться за новым разрешением.

– Это пока не важно, – произнес Юстас, – мы с ней решили, что останемся здесь на несколько лет. У меня очень много дел на работе, да и у нее есть незавершенные проекты.

– Вы решили уходить вместе? – спросил Иван Сергеевич.

Юстас немного смутился.

– Мой друг и учитель, господин Ра говорил, что жизнь здесь должна быть гармоничной, и в ней должна быть не только творческая реализация, но и любовь, – слегка покраснев, ответил Юстас, – и мы с Юноной лишь сейчас поняли, какое это счастье.

– Он совершенно прав, но я бы выразился по-другому. Главное – это любимый человек рядом, и тогда возможно все остальное. Тогда в радость и профессиональная значимость и свободное время для размышлений.

После возвращения из зеленого комитета Юстас вплотную занялся воплощением своих планов. Он сумел очень быстро провести реорганизацию, идею которой вынашивал очень давно. Кроме этого, он обошел остальные пять комитетов по переселению и, переговорив с некоторыми их руководителями, обратился с прошением к Президенту Высшего совета. Какова же была его радость, когда он узнал, что его предложения приняты и, более того, выделены ресурсы для их выполнения. Конечно, ему очень помог профессор Травников, а также сыграли положительную роль предыдущие обращения господина Ра, но все равно, для Юстаса это был триумф!

Именно на него была возложена обязанность курировать внедрение новшеств, назначать при необходимости новых руководителей комитетов по переселению и выбирать новые территории под постройку зданий для гостей. По настоянию профессора Травникова, и это тоже было нововведением, всех прибывающих к ним людей было запрещено называть пациентами. Разрешалось называть их гостями или клиентами.

Первым делом Юстас занялся реорганизацией комитета по переселению красных. Его руководителю, господину Кэмбеллу, было предоставлено право выбрать себе трех заместителей для организации трех подразделений и существенно расширить количество вспомогательного персонала.

Комитет преобразился в считанные дни. Поскольку для постройки зданий нужно было время, то было решено на огромной, выделенной для нужд комитета территории, поставить временные, легковозводимые здания, рассчитанные на четырех человек. Предполагалось, что в каждом знании будет постоянно проживать сотрудник комитета для помощи и обслуживания гостей. Эта идея всем очень понравилась. Гости, проживающие здесь, имели возможность гулять, наслаждаться природой, беседовать с другими людьми, и в то же время, при желании, могли отдохнуть и побыть в одиночестве. Территорию быстро оборудовали беседками, качелями, небольшими спортивными площадками, и господин Кэмбелл, наблюдая всю эту красочную и уютную картину, решил отказаться от постройки большого многоэтажного здания, а создать нечто вроде коттеджного поселка. Тем более, что уважаемый всеми профессор Травников уверил коллегу, что в самое ближайшее время количество его пациентов резко сократиться.

Гораздо хуже обстояли дела в комитете по переселению оранжевых. Его руководитель, доктор Ампельгольд, работал на своей должности много лет и считал, что ему никакие реорганизации не нужны. Он категорически отказывался от любых предложений по улучшению работы комитета, профессора Травникова он просто не пускал на свою территорию. Наверное, не пустил бы и Юстаса, если бы у того не было бы распоряжения о беспрепятственном проходе во все комитеты, выданное президентом Высшего Совета.

Однако, снимать доктора Ампельгольда с должности Юстасу не хотелось. Во-первых, это был заслуженны и всеми уважаемый человек, а во-вторых, он действительно прикладывал много сил, чтобы наладить работу комитета. Просто он относился к категории руководителей, не признающих новые прогрессивные методы, он привык работать по старинке, не понимая, что время идет и развиваются новые технологии, значительно упрощающие работу.

Так ничего и не придумав, Юстас решил отложить этот вопрос до следующей недели, а пока еще раз проанализировал ситуацию в остальных комитетах.

Благоустройство желтого комитета полностью взял на себя профессор Травников. Он уверил Юстаса, что там дела обстоят совсем неплохо, есть понимание со стороны руководителя, а кроме того, комитет желтых уже довольно долгое время работает по подобию комитета зеленых. Недавно они даже частично объединили комитеты. Гости имеют возможность общаться друг с другом, что, как считает Иван Сергеевич, способствует их лучшему развитию.

В комитете по переселению голубых тоже все было более-менее благополучно. Людей там находилось немного и все они были окружены заботой и вниманием. Юстас там никогда не был, но знал, что у них очень развиты разнообразные секции, где люди могут совершенствоваться в различных областях искусства. У них был организован замечательный хор, выступления которого иногда можно было увидеть на главной площади. Также была возможность заниматься игрой на любых музыкальных инструментах, имелась студия балета, танцев и хореографии. Был даже очень талантливый театральный коллектив. Отдельного внимания заслуживала художественная школа. Как-то давно, когда Юстас только попал сюда, ему довелось побывать на художественной выставке. От красивейших пейзажей, завораживающих реалистичностью, у него захватило дух. Облака и озера, реки и леса, выглядели настоящими, живыми. Ему казалось, будто от легкого ветерка едва заметно шевелятся листики на нарисованных деревьях.

– Вот это искусство, – подумал он тогда, – не то, что непонятная мазня современной молодежи, называющих себя художниками.

Вспомнив все это, Юстас заулыбался. Видимо, не нужно лезть со своими советами в комитет по переселению голубых, у них, и без его вмешательства, дела обстоят неплохо.

А вот комитет по переселению синих был в их мире некой элитной группой, или тайной за семью печатями. Руководителем комитета был высокий хмурый человек, всегда одетый в плащ темно-синего, почти черного цвета. О нем толком никто ничего не знал. Одни говорили, что он просветленный и мог бы давным-давно уйти на большую гору, но считает, что еще не выполнил свою задачу. Другие, наоборот, рассказывали, что его пока не принимают наверх и что он даже подавал в Высший Совет жалобу, но ее отклонили. Так что единого мнения об этом человеке не было. Юстасу же никогда не приходилось с ним встречаться, он знал лишь, что зовут его Антуаном, что в земной жизни он был любителем различных технических новинок и здесь, у себя в комитете тоже обустроил все в этаком стиле техно.

Но Юстас рассудил, что совершенно неважно, нравиться или нет ему личность Антуана. Главное, что с задачей своей он стравлялся прекрасно, все его клиенты за один жизненный цикл переходили на следующий уровень. Хотя, иногда, Антуан отказывался работать с отдельными гостями. Это были люди, которые сразу признавались в том, что не готовы к переходу на следующий уровень и хотели бы еще одну жизнь остаться такими же. Антуан тут же, хотя это было совершенно против правил, отправлял таких гостей в комитет по переселению голубых. Почему ему это было позволено, Юстас не знал. Возможно, действительно, он был просветленным и имел связи в Высшем Совете.

Наконец, наступила суббота, и Юстас, не смотря на свое собственное предложение о том, что их департамент должен в этот день работать, решил остаться дома. С тех пор, как они с Юноной стали жить вместе, он стремился как можно больше времени проводить с ней.

«Надо находить время и для отдыха, и для творчества и, как говорил профессор Травников, для размышлений», – думал он.

– Ты, что, не пойдешь сегодня на работу? – удивленно проговорила Юнона, увидев, что Юстас, с удовольствием потягиваясь, продолжает валяться в постели.

– Не пойду, – весело ответил он, – у тебя же выходной.

Она радостно улыбнулась и, накинув халат, пошла на кухню.

– Я заварю тебе зеленый чай, – послышался ее звонкий голос.

Юстас глубоко вздохнул.

«В любых положительных ситуациях есть свои небольшие минусы, с которыми приходится мириться», – подумал он.

В конце концов, какая разница, какой пить чай. Главное – вместе. Он хорошо помнил ту ночь, когда наплевав на все приличия, пошел к дому Юноны сразу после разговора с господином Ра. Как ни странно, но, несмотря на позднее время, в ее окнах горел свет. Он тихо постучал и остался стоять под ее окошком, не надеясь, что его впустят.

– Кто это? – услышал он ее голос, – Юстас? Ты?

Он не понял, что было в ее голосе, радость, или просто удивление, но когда она вышла в сад, в накинутом поверх рубашки теплом платке, его накрыло огромное теплое всепоглощающее чувство счастья. Он не помнил, что говорил ей, и что она ему отвечала, он путался в собственных словах, когда рассказывал ей о том, как больно ему стало, когда он узнал о ее решении уйти из их мира. Они говорили и не могли наговориться до самого рассвета, пока она, наконец, не выгнала его домой, пообещав через два дня переехать к нему.

– Я давно люблю тебя, – рассмеявшись, сказала она на прощанье, – но ты всегда относился ко мне, как к другу и мало интересовался моими проблемами. Вот я и решила не мешать тебя и пойти своей дорогой.

– Ты и есть мой друг, самый лучший и самый близкий, – крепко обняв ее, тихо проговорил Юстас, – и жизнь без тебя пуста, в ней нет того истинного счастья, которое необходимо испытать каждому.

Теперь он уже привык к тому, что в его доме живет это удивительное существо, это ласковое лучистое солнышко, которое будит его по утрам, и, заботясь о его здоровье, заставляет пить нелюбимый им зеленый чай. И он понимает, что все остальное ерунда, что выпьет он этот чай, лишь бы она была с ним, лишь на ее личике каждое утро появлялась эта милая нежная улыбка, без которой он теперь не сможет существовать.

Позавтракав, они пошли гулять. Юнона хотела поплавать, и Юстас, взяв на берегу лодку, повез ее на отдаленный остров, где располагался чистый песчаный пляж.

– Приятно иногда просто побездельничать, – сказала Юнона, вылезая из воды и отряхиваясь, подобно маленькому щенку.

– Мне завтра придется пойти на работу, – угрюмо проговорил Юстас.

– Как! В воскресенье? – огорченно воскликнула она, – но почему?

– Видишь ли, мне нужно подготовить отчет о реорганизации нашего департамента, а кроме этого, я совсем забросил наблюдение за экспериментом.

– За каким экспериментом?

– Помнишь, мы с тобой встретили на улице странную женщину с неустойчивым фиолетовым свечением?

Конечно, она помнила! И очень переживала тогда о судьбе этой женщины. Юнона не успокоилась, пока не выяснила все подробности из жизни людей, за которыми велось наблюдение.

– Я думаю, что Олег является сыном Любы, – закончил Юстас свой рассказ, – но точно это еще неизвестно.

– А можно мне пойти с тобой на просмотр? – вдруг сказала Юнона, – ты все время занят, а я вечерами свободна и могла бы вместо тебя наблюдать за ними и рассказывать тебе.

Юстас с благодарностью посмотрел на нее.

– Если бы ты смогла, это было бы здорово!

– Решено! – радостно ответила она, – пойдем скорее домой, я хочу внимательно изучить все материалы, а завтра ты отведешь меня в бесконечную библиотеку.

– Завтра не получится, – улыбнулся Юстас, – у Архипиуса выходной. Пойдем в понедельник.

Он был искренне рад, что смог увлечь Юнону идеей эксперимента. Он знал, что его подруга выполнит все, что требуется гораздо лучше, чем он сам.

Глава 7. Найти себя нелегко

Олег не сомневался, что в деле пропавшего ребенка его ждет быстрый успех, однако прошло несколько дней, и его оптимизм заметно поубавился. Несмотря на профессиональную слежку, узнать ничего не удалось, Колобанова никому не звонила, ее никто не навещал, с соседкой по палате, которая была подставной, Елена Петровна не разговаривала.

Олег не понимал, в чем он мог ошибиться. Снова и снова анализировал он создавшуюся ситуацию, и снова убеждался, что все сделал правильно. Все укладывалось в схему, кроме, пожалуй, ее странной реакции на его визитку. Тогда Олег решил, что Колобановой не понравилось, что этим делом занимается детективное агентство, но ведь он сразу сказал, что проводит частное расследование. И фирма его – частная, да и расследование – не официальное.

Но она, похоже, чего-то испугалась. Даже вскрикнула. И переспросила его фамилию. Но она значилась на визитке, так же, как его имя и отчество. А она повторила полностью его фамилию, имя и отчество. Зачем? И спросила, он ли это? Возможно, ее взволновал не сам факт частного расследование, а конкретно он, Олег. Но почему? Может быть, она его знает? Встречалась с ним, когда он работал врачом, и запомнила фамилию? Ну и что в этом такого! Могла бы спросить, где он работал раньше. А она испугалась. Не удивилась, а именно испугалась. И еще, когда она переспрашивала, то ударение сделала на отчество – Алексеевич. Может быть, она знала его отца, ведь он тоже был врачом и довольно известным.

– Стоп, – громко сам себе сказал Олег, – конечно, она должна была знать мою маму!

Как он сразу не сообразил! Ведь его мама очень долго работала в Снегиревке, там была, а, возможно, существует и сейчас лаборатория по исследованиям крови. Этот роддом всегда специализировался на пациентах с гематологическими проблемами. А раз они вместе работали, значит, эта Колобанова вполне могла знать их семью и сообразить, что Олег – сын ее знакомых. Поэтому и переспросила. Но почему испугалась? Наоборот, могла бы сказать, что знакома с его родителями.

И тут что-то произошло. Олег почувствовал, что какая-то серая, липкая пелена обволакивает его мозг, лезет в рот и застилает глаза. Страшная догадка едва заметной, тоненькой ниточкой стала вырисовываться в его голове, и ниточка эта тянулась откуда-то издалека, из его раннего детства. Он вдруг вспомнил, как лет в пять отец повел его в зоопарк. Олега поразили огромные белые медведи, которые лениво грелись на солнышке, а, разогревшись, по очереди ныряли в озерцо с прохладной водой.

– Папа, смотри, мишки купаются, – в восторге кричал маленький Олег.

Именно тогда, в зоопарке, они встретили каких-то знакомых папы, дядю и тетю. Из их разговора он понял, что они не виделись много лет и не знали, что у его родителей есть ребенок.

– Как! – с искренним изумлением сказала тогда женщина, – вы все-таки смогли?

А ее муж, похлопав отца Олега по плечу, с игривой улыбкой произнес:

– Да ты герой! В сорок пять – родить! Молодец.

Олег еще подумал тогда, что мужчина этот – глупый. Его родил не папа, а мама. Дяди не могут рожать детей. Потом они пошли смотреть обезьян, но отец вдруг стал задумчивым и они ушли домой раньше, чем собирались. Почему теперь ему вспомнился этот случай, словно память нарочно ставила перед ним некий барьер, уводя от неприятных, невозможных для него мыслей?

Рабочий день заканчивался. Сотрудники один за другим уходили домой. Молодой курьер Леша, робко заглянув в кабинет, попросил разрешения оставить документы на подпись. Зашел с вопросом юрист, за ним заглянула бухгалтер. Подождав, пока за дверью затихли голоса, Олег вышел из кабинета и оглядел комнаты сотрудников. Никого не осталось, кроме секретарши Маши. Молодая яркая девушка, несмотря на кажущуюся легкомысленность, была прекрасным сотрудником. Маша надевала красные сапоги и, увидев шефа, смущенно заулыбалась.

– Я вам еще нужна сегодня, Олег Алексеевич? – проворковала она, – а то у меня деловая встреча.

– Да беги уже, – заставив себя улыбнуться, ответил Олег, мечтающий лишь о том, чтобы поскорее остаться одному, – твоя деловая встреча уже полчаса стоит под окнами.

Маша покраснела и цветом лица стала походить на свои сапоги.

– До свидания, – смущенно сказала она Олегу.

Когда девушка ушла, он, еще раз убедившись, что в офисе никого нет, вернулся в свой кабинет. Прошло уже около часа, однако, Олег, не двигаясь с места, все сидел и размышлял. И чем больше он размышлял, тем тяжелее становилось у него на душе. Он выключил телефон, чтобы никто не мешал ему, и снова прокручивал в голове всю имеющуюся у него информацию, словно надеясь опровергнуть ту ужасную невозможную догадку, нависшую, подобно грозовой туче над его спокойной и благополучной жизнью. Много, очень много фактов говорили о том, что именно он и есть тот самый потерявшийся ребенок, которого ищет Юра.

Во-первых, странное поведение Колобановой. Если считать, что его гипотеза верна, то все объясняется очень просто: ей нечем шантажировать родителей Олега, если Олег занимается поисками самого себя. Чушь какая-то. Олег чуть заметно улыбнулся. Нужно абстрагироваться от ситуации, не принимать ее, как личную, только тогда, без эмоций, с холодной головой, можно четко все проанализировать. Итак, поведение Колобановой.

Второе – это дата рождения. Как же он не догадался сразу! Если фактически ребенок родился двадцать второго числа, то нужно было время, чтобы подготовить все документы, а они учитываются в хронологической последовательности, следовательно, вставить в предыдущие листы новые записи невозможно. Вот и получилось, что два дня ушло на подготовку, отсюда и дата рождения – двадцать четвертое августа вместо двадцать второго. Все просто. А он изучал разные версии, собирался даже посылать запрос за границу.

Третье – это то, что его родители – немолодые, обеспеченные люди, к тому же работавшие в области медицины, вполне могли усыновить ребенка. Почему он никогда не думал о том, какой была жизнь его родителей до того момента, когда он появился на свет. Впрочем, большинство детей не задумываются об этом, ведь для каждого мир начинается именно с его рождения, все, что было до этого, люди воспринимают, как историю.

Олег вздохнул. Наверное, это не правильно. Лишь теперь он понял, что, по сути, мало что знал об их жизни, не только прошлой, но и о личной жизни родителей вообще. Сколько он себя помнил, в их семье главным человеком, вокруг которого все крутилось, был он – Олег. Если он отдыхал или занимался, родители тихо разговаривали, не включали телевизор. Его успехи, сначала в школе, а потом в институте, родители воспринимали, как свои личные, переживали за него. Его никогда не ругали, только огорчались, и Олег, будучи еще совсем маленьким, всегда остро чувствовал, что сделал что-то неправильное. Ему было невыносимо видеть, как прятал глаза и низко опускал голову отец, или, как мама, отвернувшись в сторону, тайком утирала набежавшую слезинку.

«Уж лучше бы отругали…», – с отчаяньем думал Олег.

Он искренне завидовал своим приятелям, которые жаловались на родителей.

«Мне так вчера влетело от отца за двойку», – тоном пострадавшего героя из фильма про индейцев рассказывал его сосед по парте Костик Ерофеев.

«А мне, представляешь, мне!!! – кричал и бил себя кулачком в грудь толстяк Рома, – пирожного не дали».

Мальчишки хохотали и над незадачливым Мишкой, который пытался стереть жирную двойку в дневнике, и именно в этот момент был застигнут пришедшей раньше времени из института старшей сестрой, и над отличником Васей, который с порога сообщил маме о двойке и потом весь вечер вместе с отцом суетился около нее, потому что она упала в обморок.

Двойки по математике тогда получил весь класс. Дома влетело всем без исключения. Двоечникам за то, что они так и не взялись за ум, а тем, кто хорошо учился за перспективу скатиться вниз и плохо окончить школу. Одному только Олегу не сказали ничего. Родители молча посмотрели друг на друга, и мальчик увидел в их взглядах озабоченность и тревогу. Он понял это по-своему и принялся оправдываться.

– Все получили двойки, – заявил он, – абсолютно все, даже Васька. И девчонки тоже. Нет ни одной тройки. Очень сложная была контрольная и задачки с подвохом.

– Не надо оправдываться, – грустно сказал отец, – мы все понимаем.

А мама, повернувшись к плите, ровным, ничего не выражающим голосом велела Олегу идти мыть руки и садиться обедать. Тема двойки больше не обсуждалась. И так было всегда. Став постарше он стал понимать, что родители у него другие, непохожие на родителей его друзей и одноклассников. Его никогда не ругали и никогда ничего не заставляли делать, лишь предлагали, очень мягко, без давления. Сейчас, сидя в одиночестве в своем офисе и вспоминая случаи из своего детства и юности, он вдруг осознал, что родители все время наблюдали за ним, оценивали его поступки и слова с каким-то тревожно-мнительным вниманием, словно ожидая, что вот сейчас вылезет на поверхность какая-то отвратительная черта его никому не известной наследственности. Оказывается, что все объяснялось очень просто. Он вспомнил, как обрадовался отец, когда Олег сказал, что хочет ходить в секцию футбола. Это было в седьмом классе. Отец тогда три раза в неделю встречал сына и двух его друзей и провожал домой, потому что занятия заканчивались поздно, а возвращаться надо было через пустырь.

Теперь для него было очевидным, что родители переживали, что он свяжется с плохой компанией, начнет курить или, того хуже, пить. Но ничего этого не произошло. Олег хорошо учился, занимался спортом, много читал. Когда же родители расслабились? Наверное, когда он поступил в институт. Видимо, тогда они поняли, что дурная наследственность, если и была, не проявилась. Именно с этого времени у Олега начали складываться очень теплые, дружеские отношения с отцом, не только человеческие, но и профессиональные. Логинов – старший был очень рад, что Олег из двух своих увлечений отдал предпочтение все же медицине и пошел по его стопам. Уже на первом курсе стало понятно, что молодой человек умный и вдумчивый, что учится он осознанно и стремится, словно губка, впитывать в себя все больше и больше знаний. Олега хвалили преподаватели, некоторые из них знали его родителей и передавали отцу самые лестные отзывы о сыне. Именно тогда, примерно в середине второго курса, обстановка в их доме изменилась. Это было что-то неуловимое, что-то витающее в воздухе, но Олег это чувствовал. Родители стали относится к нему как к равному, за ним перестали наблюдать, перестали огорчаться по поводу самых незначительных вещей. Именно тогда он понял, что родители уважают его и гордятся им.

Однажды он услышал странную фразу матери, которой тогда не придал значения, но которая почему-то осталась у него в памяти.

– Мне кажется, что уже нет оснований тревожиться, – сказала она отцу, – теперь не должно быть никаких сюрпризов. Вот разве что женитьба.

– Не стоит волноваться, – так же тихо ответил отец, – мы выбрали правильную линию воспитания. Теперь все будет хорошо.

Олег даже не понял, о ком идет речь и чью женитьбу они обсуждают. А поскольку не понял, то выкинул из головы этот разговор. Но сейчас в памяти продолжали всплывать обрывки каких-то непонятных фраз, настороженные взгляды, странные реакции на совершенно естественные вещи.

В офисе стояла тишина. Было слышно, как тикают огромные часы, висевшие напротив стола. Он все сидел, глядя невидящими глазами на двигающиеся стрелки этих часов, и не представлял, что ему делать с этими сведениями, до которых он сам только что додумался.

– Сыщик несчастный, – громко сказал он и вздрогнул от чужого хриплого голоса, слишком громко прозвучавшего в пустом кабинете.

Как ему быть теперь, когда он понял, что мама ему не мама, а совершенно посторонний человек. А ведь она столько лет хранила эту тайну, она – человек патологически честный, она, которая всегда учила его, что нельзя врать никогда и никому, даже в мелочах.

– Пойми, Олежек, – мягко, словно извиняясь, говорила она ему, когда он разбил банку с вареньем, выбросил осколки и вымыл пол, и, чтобы не расстраивать родителей, ничего им не сказал, – рано или поздно ложь всегда откроется и тогда человеку, который врал, будет плохо и стыдно. Лучше всегда сразу рассказывать правду, тогда ты будешь жить с чистым сердцем и будешь счастлив.

Олег понял тогда, о чем говорит мать, он ведь два дня мучился и плохо спал, с тревогой ожидая, когда же родители обнаружат, что банка вишневого варенья пропала. Когда все выяснилось и он, расплакавшись, во всем признался, насколько легче ему стало дышать, насколько проще и радостнее ему показался мир вокруг. И вот теперь выясняется, что его мама, такая правильная, всегда спокойная и невозмутимая, обманывала его всю жизнь. Как же ей было тяжело! И теперь она не должна знать о том, что он обо всем догадался. У нее плохое здоровье, давление скачет, так пусть проживет оставшиеся годы спокойно.

И вдруг он, сам удивившись кощунственности своих мыслей, подумал о том, что, наверное, хорошо, что отец не дожил до дня, когда его сын сидит с результатами собственного расследования и не знает, что с ними делать. Обманывать отца он бы не смог. Мать – это другое. Она женщина, старая и слабая, и ее нужно щадить. Только бы эта Колобанова не додумалась звонить ей и рассказывать о том, что Олег разыскивает сам себя. От этого каламбура ему стало смешно.

«Найти себя – нелегкая задача – подумал он – и в прямом и в переносном смысле».

Постепенно чувство непринятия и удивления прошло, и его догадка перестала казаться дурным сном. Немного успокоившись, решил, что ничего не будет рассказывать жене, чтобы не волновать и не огорчать ее. Катя ждала ребенка, и Олег считал, что известие о том, что родными родителями ее мужа являются не положительные и уважаемые люди, а молодая девчонка, неизвестно от кого забеременевшая в пятнадцать лет, не доставит ей удовольствия.

Снова мысль о том, что его мама оказалась не родной показалась ему дикой и неправдоподобной.

«Я ведь в нее, – думал Олег, – такой же упрямый и настойчивый, да и знакомые всегда говорили, что я похож на маму».

Усилием воли он сумел отбросить эмоции и рассуждать логически. Итак, кроме Юры, никто ничего не узнает, его жизнь и жизнь его семьи не изменится, а, следовательно, и тревожиться не о чем. Теперь ему нужно встретиться со своей биологической матерью, которая вдруг решила разыскать его через сорок лет, убедить ее в том, что у него все в порядке, и что он ни в чем ее не винит. Возможно, оказать материальную поддержку, если она в чем-то нуждается, и все, этот вопрос он закроет.

Есть только одно слабое звено – Колобанова, но и эту проблему он решит. Он поговорит с ней откровенно, предложит денег и попросит молчать обо всем, что ей известно. Пообещает юридическую и финансовую поддержку. А потом будет жить, как жил. Так он рассуждал, искренне считая в тот момент, что сможет продолжать жить, как прежде, запихав эти сведенья в самый дальний уголок своей памяти, словно на чердак, где хранится всякий ненужный храм, и никогда не вытаскивать их оттуда.

Остается лишь один неприятный момент, это разговор с Юрой. Олег представил себе его выражение лица, когда тот узнает результат их совместных поисков. Что ж, надо звонить Юре и говорить ему правду. Олег все набирал и набирал номер друга, но тот не брал трубку. Мобильного телефона у Юры не было, а ждать, когда он вернется домой, Олег не мог. Он принял решение и хотел сейчас же, немедленно реализовать его.

«Он должен быть у Даши», – подумал Олег и только сейчас понял, что совершенно не представляет, где живет Даша и, уж конечно, не знает номер ее телефона.

Мысленно упрекнув себя за невнимательность к жизни друга, он решил позвонить жене. Может быть, она знает координаты Юриной невесты. Катя взяла трубку после второго гудка. Олег начал что-то говорить ей, но не подумал о том, что его голос был совершенно другим, потрескивающим, как сухие дрова, хриплым и прерывистым.

– Олег, что случилось? – Катя почти кричала в трубку, – что с тобой?

– Ничего, – ответил он все тем же срывающимся на хрип голосом, – у меня все в порядке.

И стал сам себе противен.

– Какое в порядке? – встревожено говорила Катя, – я же слышу. Говори, что произошло.

– Мне…, – прокаркал Олег, и замолчал, поняв, что обмануть жену ему не удастся.

Ну и пусть, возможно это к лучшему. В конце концов, она имеет право знать правду, ведь у них общие дети и она должна понимать, что с наследственностью у них не все так хорошо, как она думает. Возможно, она сможет чем-то помочь или что-то посоветовать ему. Он должен быть честным, по крайней мере, с ней, ведь этому всегда учила его мама. Мама! Это слово снова отозвалось болью где-то в области сердца, но он уже сумел взять себя в руки.

– Нам надо поговорить, – с трудом выдавил он из себя эти, казалось бы, простые слова, – и это очень важно.

– Конечно, – почему-то шепотом ответила жена, – когда ты приедешь?

– Не знаю, – резко ответил Олег, – наверное, поздно. Скажи, у тебя случайно не записан телефон Даши, Юркиной невесты.

– Случайно записан, – по голосу Кати Олег понял, что она улыбается.

За что он ценил и уважал жену, так это за то, что она никогда не устраивала истерик и не задавала лишних вопросов. Она знала, что когда настанет время, Олег сам все расскажет. Вот и сейчас, она спокойно продиктовала мужу номер телефона и повесила трубку, несмотря на то, что была не на шутку встревожена.