Текст книги "Маг Многоцветья"

Впрочем, за их успехами их проблем особо никто не замечал. Благодаря "Шестерке" и многим другим мощным магам, Аран стал лидировать в войне. Их слава гремела повсюду. Их приветствовали как героев. Спасителей Отечества. Защитников Родины. Гордость нации. "Мы здесь – лишь машины для убийства. Оружие массового поражения", – сказал Райярр в одну из наших встреч. И тогда я поняла. Он никогда не был "патриотом". Он никогда не делил людей на "своих" и "чужих", на "белых" и "черных". Пока вокруг все кричали в угаре войны, в азарте победы или в гневе на врага, он не испытывал ненависти или желания уничтожать. Думаю, он хотел закончить войну, если вообще верил в возможность жизни без войны. Райярр никогда ни на что не жаловался, сколько я его знаю. Но в этой единственной фразе, которую он себе позволил, я вдруг увидела его мир. Мир одиночества и безнадежного непонимания окружающих. Боли из-за осознания, во что тебя превратила судьба, – и невозможности этой судьбы избежать. Там… пожалуй, имелся только один человек, способный Райярра понять – Альква Мелори. Я знаю, что она была его другом. Но Альква покончила с собой, не выдержав этой жизни. Конечно, об этом власти не распространялись – зачем же портить совершенный образ великолепной "Шестерки" известием о том, что один из ее членов совершил самоубийство, не вынесший происходящего? Алькву быстро заменили Амарией Орвелл, и "Шестерка" снова творила на поле боя чудеса, а Райярр остался без единственного друга… А потом однажды с ним стало невозможно связаться. Дело было за два года до конца войны. Тогда уже ясно было видно, что дело идет к победе. Рандаирцев громили и их боевых магов истребляли пачками. "Шестерка" казалась просто несокрушимой. И все же они были живыми людьми, и ранили их не раз, и потому мы с Миртой забили тревогу и тут же попытались разузнать, куда послали отряд и не случилось ли чего с Райярром. В те дни я колдовала столько, что потом Мирте приходилось скупать кипами зеленые лекарственные свитки, потому что без них я спать от боли не могла. О, и мы узнали. Я даже… видела происходящее глазами одного рандаирца, у которого считала воспоминания.

Оказалось, что аранское военное командование решило усилить давление на Рандаир, чтобы принудить его поскорее закончить войну. И многим подразделениям магов было велено зачищать захваченные земли, убивать непокорных, сжигать села с целью устрашения. Ты знаешь, потом это стало повсеместной практикой. А тогда – только начиналось. И "Шестерка" тоже получила такой приказ… впервые.

Им поручили стереть с лица земли непокорную рандаирскую деревню. Конечно, они заняли ее без особых усилий, легко справившись со всеми боевыми магами, которые там были. Потом стали рушить здания… Жители в панике бежали в центральное святилище, просто потому, что вокруг разверзся ад, просто потому, что не было никакой возможности сопротивляться этим монстрам, которым повиновались и земля, и вода, и огонь. И, когда их загнали в угол, эти люди уже понимали, что умрут. Они прижимали к себе детей и закрывали им глаза, чтобы дети не видели, как приближается к ним смерть… в обличии шести человек, больше похожих на Падших из Проклятых миров.

Двое из них воздели руки – и прогремел взрыв, ослепительным пламенем осветивший небо, из синего сделав его – белым. Это должно было стать концом, но через несколько мгновений селяне осознали, что они все еще живы. И, когда они осмелились открыть глаза, то их взорам предстало необыкновенное зрелище.

Между ними и смертью стоял медноволосый юноша, сотворивший огромный узорчатый щит из черного пламени, которым оградил святилище от окружающего мира.

– Райярр! Что ты творишь? Ты что, хочешь стать предателем? Ты идешь против нас? остановись! – воскликнул Лайонелл Хантор.

– Не могу! – прокричал в ответ Райярр. Его щит был таким мощным, что от движения потоков магии чуть шевелились даже волосы юноши. – Я не могу этого позволить! Они просто мирные люди! Мы не должны так поступать!

– Это был приказ! Отступи сейчас же! Ты хочешь стать врагом для нас?

– Нет, – упрямо сказал Райярр.

– Это же всего лишь рандаирцы, почему ты так? – закричала Амария. – Враги!

– Такие же люди, как и мы. Какая разница?

– Ты предашь ради них свою Родину? Предашь Аран?

Райярр лишь покачал головой. Он так и не отступил. "Неужели Родине нужно, чтоб я истреблял безоружных людей?" Конечно, впятером его товарищи в конце концов одержали бы верх над одним-единственным магом, но все же в этой ситуации они не могли прийти к единому решению и не знали, как им поступить. Так Райярр продержал свой щит до поздней ночи, пока не прибыли другие маги и Райярру не пообещали оставить рандаирцев в покое – потому что проще было так, чем связываться с мятежным магом такой силы: если он в ярости решит крушить своих же, сколько вреда успеет причинить до того, как погибнет? Потом его повязали – он и не сопротивлялся – и отправили в Магическую Тюрьму Чаадана.

Нам удалось узнать, что был тайный суд над ним – и на этом суде все его боевые товарищи, за одним исключением, проголосовали за немедленную казнь. Они сочли его предателем…

Мирта была в ярости. Кажется, она не попыталась взять темницу самоубийственным штурмом лишь потому, что я ей все время напоминала о том, что эта тюрьма, замок Чангъинг, нашпигована боевыми магами сверху донизу, и что если Мирта погибнет, то Райярру уж точно помочь будет некому.

Его не казнили. Не знаю точно, почему. Но, все-таки, он ведь так и не обратил оружие против товарищей, а заслуги его были велики, хоть он и не выполнил приказ. В конце концов они бросили его в подземелье, а о его "предательстве" никогда публично не объявляли – им не хотелось, чтобы всем стало известно, что маг из прославленной "Шестерки" стал ренегатом. Я представить боюсь. что они делали с ним в этой тюрьме. Райярр никогда не говорил об этом… Знаю только, что они держали его в магических цепях – знаешь, такие только и способны удержать действительно сильного мага-универсала. Их изготавливают из особого металла, который отторгает магию. И когда мага заковывают в такую цепь, потоки магии, проходящие через его тело, уже не могут циркулировать свободно, так, как надо. И собственная магия ранит человека – чем он сильнее, чем восприимчивей – тем хуже. Райярр… больше, чем просто сильный маг. Страшно даже вообразить, какую боль он испытывал… Потом, когда его выпустили, раны на запястьях от этих цепей не заживали очень долго… не один месяц причиняли брату мучения, и ничем их было не залечить. Впрочем, это не худшее, что сделала с ним тюрьма…

Через два года война закончилась, и вскоре после победы Арана Совет решил выпустить Райярра. Ему сказали, что казнят… Думаю, впрочем, что на тот момент он был довольно безразличен к собственной жизни. Может быть, даже рад был умереть. Однако его не убили. Обрили голову в знак позора, лишили всех привилегий, изгнали из Ассоциации и отпустили на свободу, в полуголом виде заставив его пройти через площадь, как безымянного предателя, чтобы каждый честной аранец мог плюнуть в отступника или швырнуть в него гнилым помидором.

Мы были там, Байлар… Мы ждали его в конце пути. И от ярости и боли темнело в глазах, но Райярр все это вытерпел с большим достоинством. Он не выглядел сломленным… и все же, что-то в нем искалечили, что-то изувечили, повредили. На него и смотреть-то было страшно – бледный, худой, похожий на призрака, с запястий капала кровь, все тело в шрамах, на его изможденном лице глаза казались огромными – в них застыло странно спокойное выражение человека, который смотрит только внутрь себя. Это и было самым худшим: страшнее всего Райярр был изранен внутри. Он, кажется, с трудом нас узнал. Но, когда узнал – то улыбнулся нам! Только выглядело это так, будто он уже забыл, как улыбаться.

Мы забрали его с собой и поселились вместе в одном доме в тихом безлюдном местечке, где вокруг была только красота природы. Мы заботились о Райярре, даже Мирта бросила свои дела, чтобы быть с ним рядом. Она, которая никогда не говорила нам слов о любви… Впрочем, ее поступки всегда были красноречивее любых слов. Здоровье Райярра постепенно поправилось: исчезли последствия пребывания в сыром подземелье, вечная лихорадка ушла, зрение снова стало острым, и даже раны от цепей перестали все время открываться. Но это только физически, а духовно… там все было сложнее. Какое-то время мы вообще думали, что Райярр не станет прежним никогда. Он временами делался очень странным, будто уходил в себя и не видел ничего вокруг, и так мог сидеть сутками, без еды или сна, и почти невозможно было до него достучаться. А когда спал, то все время просыпался от кошмаров, и мы не могли ему помочь… Было еще много всего. А один раз я вообще поймала его, когда он стоял на краю обрыва и смотрел вниз, с этим пугающим пустым взглядом… правда, Райярр потом сказал, что вовсе не собирался убивать себя, но я не знаю… в тот момент я испугалась, как никогда в жизни. В общем, мы просто боялись оставить его одного. Все, на что мы надеялись тогда – что он все же сможет выбраться…

Райярр выбрался. В конце концов, его дух всегда был невероятно силен. Он понемногу все-таки пришел в себя, и, как только восстановил силы, тут же попрощался с нами и ушел прочь. Он должен был двигаться дальше, а мы – отпустить его… И в следующий раз мы с братом встретились спустя много лет.

Так что вот тебе правда, Байлар. Райярр никогда не убивал твоих родителей. И не имел к этому отношения. Потому что в это время сидел в аранской тюрьме за помощь таким же рандаирцам. Байлар… ты что, плачешь?

– Нет, – соврала целительница и стерла слезы со щек.

Инис чуть усмехнулась в темноту.

– Я тебе рассказала не потому, что ты так уж мне нравишься… Просто ты сказала, что брат тебе небезразличен… И еще мне хочется чуть больше справедливости в этом мире. Не хочу, чтоб Райярра обвиняли в том, чего он не делал. Он натерпелся уже достаточно и без того… Можешь себе представить, что после всего случившегося, когда некоторое время назад Совет ассоциации призвал его обратно – он вернулся! Он стал с ними работать вновь, бок о бок с этими людьми, которые до того так с ним обошлись!

– Потому что – Райярр… – едва слышно сказала Байлар, и улыбнулась сквозь слезы.

«Отчего мне так больно, Сег? Будто весь мир обрушился мне на плечи своей безмерной тяжестью. Будто сердце горит в груди, и скребет его когтями злая тоска. Отчего душа моя кровоточит и не может смириться со своим бессилием?»

Бессилие. Страшное бессилие. Не обратить время вспять, не раздробить на клочки пространство. Не оказаться рядом с ним и не протянуть ему руку. Ничего уже не исправить, не отменить.

Мне так горько, что хочется выть. Оттого, что я не в силах изменить уже произошедшее. Я не могу стереть его боль. Не могу отогнать его страх. Не могу залечить его раны или просто встать рядом, плечо к плечу, и сказать: сегодня я сражаюсь на твоей стороне. Ты не один.

"Отчего мне так больно, Сег? Разве так бывает? Чтобы за другого – столько слез. За события давно минувших дней?"

Почему я не могу помочь? Отчего мне так больно?

"Так бывает, Сег?"

Канан пребывал в затруднении.

Было совершенно очевидно, что вокруг (а именно – между Инис и Байлар) происходит что-то странное, но вот что именно – от взора юноши самым обидным образом ускользало.

Прошлой ночью он заметил, что госпожа Байлар плакала, плакала горько и неутешно, тихо и страшно. Канан был поражен: он знал целительницу как личность сильную и, пожалуй, почти жесткую. До сих пор он не видел ни одной ситуации, в которой этой женщине изменило бы ее хладнокровие. Что же могло так ее расстроить? Что могло случиться? Сердце Канана разрывалось, а душа пришла в смятение: ему нравилась госпожа Байлар, и очень хотелось ее утешить, но он не знал, в чем дело, и потому не мог решить, стоит ли к ней соваться. В конце концов юноша вполне справедливо рассудил, что лучше будет целительницу не трогать.

И наутро Байлар казалась усталой и подавленной, а Инис Верделл, хоть и выглядела столь же равнодушной, как всегда – и то была задумчивее обычного и тише. Они совсем не говорили друг с другом и явно избегали встречаться взглядом. Неужели они поссорились, размышлял Канан. Но почему? Неужели Инис Верделл, – на этом месте он похолодел, – обижает госпожу Байлар?? Что же тогда делать? Как мужчина Канан не мог допустить, чтобы женщину, которую он должен защищать, оскорбляли. Но Инис Верделл тоже, во-первых, женщина (хоть и ненормально сильная), а во-вторых, она – Белый Менестрель… иначе говоря, Канан ею восхищался. Очень.

В общем, Канан оказался в весьма неловком положении. Что его очень беспокоило, так что неудивительно, что ночью он не сразу смог заснуть. И вовсе он не собирался подслушивать их разговор, а просто так уж вышло, и непонятно было, как бы намекнуть девушкам, что он их слышит, чтоб не получилось неудобно.

– Инис… спасибо тебе за вчерашнее. Извини, тогда… было слишком сложно, слишком много всего, и я не смогла тебя как следует поблагодарить.

– Понимаю, – спокойно кивнула менестрель.

"Так значит, они не ругались?" – подумал Канан.

– Я правда тебе очень благодарна. Это было… важно для меня.

– Да… – Инис немного помолчала. – Не знаю, насколько я имела право тебе это говорить, но… – она так и закончила фразу, оставив продолжение неясным, пожалуй, даже для себя самой.

– Послушай, Инис, – в голосе Байлар все еще звучало сомнение. По-видимому, она пришла к какому-то решению, которое далось ей непросто. – Когда Райярр уходил… была одна вещь, о которой он меня попросил. Только одна. Он просил… открыть мою книгу, Сегвию, образованному магу, которому я буду доверять и который поймет в этом больше, чем я. Я, в конце концов, врач… и только.

"О чем они говорят, Триста Богинь?"

– Это тоже много. Постой… ты хочешь сказать, что Райярру ты ее так и не открыла? Он не видел?

– Я… Он не… Я тогда думала, что он был одним из тех, кто сжег деревню, ты знаешь, – очень тихо ответила целительница. – Если бы только я знала…

Канан даже затаил дыхание – таким непривычно смущенным был еле слышный голос Байлар.

– Инис. Я могу открыть ее тебе.

Тишина, заполнившая паузу, была настолько глубокой, что от нее звенело в ушах.

– Нет, – наконец ответила Инис с коротким смешком, который не скрыл ее напряженного тона. – Слишком большое искушение для меня, Байлар. Слишком. Но я Райярра уж однажды предала. Так что… Мы найдем его, и ты покажешь свою книгу Райярру. Спасти этот мир – Райяррова мечта, не моя. И это он – наша надежда.

– Так шансы еще есть?? – воскликнул Канан, не удержавшись, и тут же понял, что это было вслух. И понял, что теперь последствий не избежать. И тихо ойкнул.

– Так, так. Кого-то я забыла шарахнуть сонным заклинанием, – проворчала Инис.

– Ты что, подслушивал, Канан? – возмутилась Байлар.

– Совсем нет! Я спал, но вы говорили громко, и я… Каким-таким заклинанием?

– Можно, например, и зеленым, если воспользоваться свитком, – задумчиво сказала менестрель, разглядывая силуэты древесных крон над своей головой. – Чтоб уши свернулись и не в охотку больше было подслушивать.

Последствия, таким образом, наступали на Канана яростно и скоро.

– За чтоо?

– А можно и без свитка обойтись. Как, Байлар?

Канан жалобно покосился на целительницу, строго хмурившую брови.

– Я подумаю, – серьезно объявила она.

– Госпожа Байлар!

– Говорила госпожой меня не звать… – вздохнула Байлар и села обратно на свое место.

Инис тем временем потянулась за любимой лютней. Все равно уже никто не спал.

– Так шансы…

– Нет никаких шансов, – сказала Байлар. – В этой Книге, во всяком случае, их нет. Все выглядит даже хуже, чем представлял себе Райярр. Не знаю, может быть, он увидел бы там больше. Я не все из изложенного могу понять.

– Трагичная история, – сказала Инис ровным тоном и взяла на пробу несколько минорных аккордов. – Хорошая выйдет баллада. Жаль, если миру придет конец, то и менестрели, наверное, будут без надобности.

Байлар кинула на нее осуждающий взгляд.

– Инис, Райярр говорил тебе, что те, кто с ним работал, не приняли его идей?

– Да.

– Но почему? – Канан с того самого разговора так и не мог уложить в голове, что все именно так. Ему казалось естественным, что все должны тут же бросить мирскую суету и искать способ спасения мира.

– Обычная реакция, – пожала плечами Инис. – Половина испугалась. Половина впала в отчаянье. Некоторые субъекты, как Лайонелл Хантор, объявили, что им безразличен конец света, если до этого самого конца можно жить так, как нравится. И уж никто из них под угрозой гипотетического хаоса не стал отказываться даже просто от наиболее мощных заклятий, чтобы хоть замедлить процесс.

– Господин Райярр сам тоже колдует мощные чары, – заметил ради справедливости Канан.

– Потому что если б господин Райярр этого не делал, он очень скоро стал бы мертвым господином Райярром. Мертвым и бесполезным, – откликнулась Инис. – Кроме того, это – капля в море. Речь идет о чарах куда более высокого порядка.

– Есть еще и такие??

– Есть. Ну вот например… – и Инис вкратце поведала им историю о Севере и Баарсе.

– Да… дело может принять дурной оборот, – подытожила Байлар, выслушав менестреля. – Если опять война, да еще этот артефакт…

Все трое замолчали, мрачно обдумывая перспективы.

– Подумать только, – со вздохом промолвила целительница. – А мы столько магии потратили впустую, в бесконечных войнах уничтожая друг друга. Умом непостижимо!

И она отправилась опять в повозку, прихватив по дороге магическое греющее одеяло.

Канан и Инис переглянулись, и альбиноска разом дернула три струны – три ноты слились воедино в печальном созвучии. Инис Верделл, закрыв глаза, долго вслушивалась в их затухание – и в тишину, оставшуюся после них.

                  ***

Небо пахло безудержной, ликующей весной.

Весна наступала повсюду: ее дыхание ощущалось в шелесте еще влажных ветвей, и в птичьих взбудораженных криках, и в молодой траве, что пробивалась сквозь палую темно-коричневую листву в рощах – ее можно было увидеть, даже перегнувшись через край повозки и поглядев вниз.

А Лирия здесь представляла собою холмы и поля; и холмы уже зеленели. И горы: горы виднелись на горизонте голубоватыми нежными тенями, и, не будь сейчас этого беспокойного чувства, что сжимало сердце Байлар, она бы, наверное, была вне себя от восторга, что может увидеть их.

Взгляд Байлар был прикован к горам – странноватый, серьёзный и напряженный. Взгляд человека, которому открыто больше, чем надобно для счастья. И жизнь которого ему уже не принадлежит.

– Инис, – негромко произнесла она, когда их повозка приблизилась к большой развилке дорог, – правь на запад.

– Ты уверена? – на всякий случай спросила менестрель. – Крупный город здесь на востоке, но на западе – только горы, еще долго, и…

– Нам в горы. Райярр там, Инис. Близко… осталось недолго.

И Инис без дальнейших расспросов повернула направо.

"Райярр. Скоро…" – думала Байлар, не отводя глаз от сине-зеленых силуэтов, и сердце ее билось в нетерпении, будто и его коснулась эта весна. "Райярр. Райярр". Ничего больше – только имя, произнесенное про себя. Байлар отчего-то нравилось повторять его снова и снова, нравилось ощущать его внутри, с замиранием чувствуя, будто бабочка легкими крыльями, тревожная и трепетная, слегка касается твоей души, оставляя лишь еле заметный след желтой пыльцы. Волнение и тепло. Тепло… как в мороз, когда согреваешь замерзшие руки дыханием. Как огонек свечи, который бережно сохраняешь от порывов злого ветра. И сила – как невидимая, незримая опора. Словно тот, кого сейчас не было рядом, мог бы поделиться своей силой, если называешь его имя. И словно ему тоже можно помочь, если просто позовешь его.

Имя… Если бы не было так страшно, то лишь одно это имя могло бы сделать Байлар счастливой.

– Тппру! – повозка резко затормозила, когда Инис дернула вожжи, так что Байлар волей-неволей пришлось перестать витать в облаках – и вернуться в реальный мир.

В реальном мире дорогу путешественникам преграждали какие-то люди. Люди были плечистые, с суровыми лицами, и один из них как раз пытался объясниться с Инис, но Байлар еще несколько мгновений просто разглядывала их лирианскую крестьянскую одежду, забавным образом отличающуюся от привычной рандаирской, и не разбирала смысла сказанного, пока до слуха девушки не донеслось слово "эпидемия", которое враз привело Байлар в чувство.

– …потому жаль, но вам придется вернуться и…

– Что за болезнь? Симптомы? – потребовала целительница, перелезая к Инис на облучок.

– Э…э… похоже на красную лихоманку, но у нас нет своего мага-целителя…

– Как давно? Сколько заболевших?

– Неделю назад был первый случай. С тех пор уже трое умерли, а больных все больше… Когда мы поняли… Два дня назад мы послали в монастырь Этеа за тем известным целителем, но пока он прибудет, пройдет еще несколько дней…

– Ясно, – сказала Байлар. Инис тем временем стала разворачивать повозку.

– Послушай, Инис, – вполголоса обратилась к ней целительница. – Если там красная лихоманка, заражена уже вся деревня. Они умрут до прихода этого монаха, если не помочь. Мы должны…

– Чушь! – отрезала Инис. – Мы сами умрем. Иммунитет зеленого мага есть только у тебя, если ты забыла. И если мы умрем, то не спасем Райярра. Байлар, у нас есть цель, ты хочешь отправиться в эту деревню и отказаться от моего брата? Разве не ты говорила, что он в опасности.

– Это так, но… Я врач, Инис. Я не могу просто так оставить этих людей погибать, когда в моих силах им помочь.

– Очень хорошо! – взорвалась Инис. – Тогда я уезжаю искать Райярра, а ты как хочешь. Я не собираюсь умирать здесь, ради чужих людей.

– Прости, – тихо сказала Байлар. – Но, Инис… Я думала, ты не такая.

– А какая? – альбиноска насмешливо приподняла брови. – Не нужно сочинять меня такой, какой я не являюсь. И уж тем более не надо пытаться этим меня пристыдить.

Байлар вместо ответа обратилась к Канану.

– Ты можешь идти со мной или отправиться вместе с Инис дальше, Канан. Никто не может тебя заставить. Если пойдешь со мной – я постараюсь тебя защитить, но и Инис отчасти права – даже зеленый маг не может дать полной гарантии.

И Байлар легко спрыгнула с повозки, подхватив свой узелок.

– Прощай, Инис Верделл. Надеюсь, еще увидимся.

Канан, чуть поколебавшись, соскочил вслед за нею. В конце концов, именно госпожа Байлар была его первым товарищем по странствиям. А до того – выручила Канана из передряги. И вообще…

"То, что вы говорите, госпожа Инис, разумнее. Но… Я пойду за госпожой Байлар".

– Прощай, целительница, – сказала ей в спину Инис. Волосы Байлар на ярком солнце отливали медью и немного – золотом. Отчего-то Инис ощущала легкую досаду, неприятную, как простуда, першащая в горле. Недовольно нахмурив брови, музыкантша тронула коней.

А Байлар шагала в дорожной пыли к деревенскому кордону. И невнятное чувство вины за то, что Ярра, должно быть, она своим выбором предала, постепенно вытесняли мысли о работе. Байлар неосознанно ускорила шаг. Итак, теперь – ее бой.

На ходу она прикоснулась к круглому кулону на цепочке.

"Возвращайся, Сегвия. Пора. Мне нужна твоя помощь".

                  ***

Долгий, беспросветный, жестокий бой – вот что это было. Дни и ночи сливались воедино, в одну бесконечную полосу бесконечных усилий, изредка прерываемую лишь коротким беспокойным сном. Так что время почти перестало существовать – и для Канана, и для Байлар, – при том, что ничего сейчас не имело такого значения, как время.

– Тем и коварна красная лихоманка, – на ходу объясняла Байлар парнишке. – Человек становится заразным задолго до того, как проявляются симптомы. А когда они проявляются, больной погибает за несколько дней. Так-то, Канан. Это одна из худших существующих нынче болезней. И мы до сих пор не знаем, откуда она берется. То есть, почему внезапно возникает в том или ином месте. В древние времена люди, бывало, даже грешили на "проклятие колдунов".

– Хмм…

– Абсолютная чушь! Большинство болезней вызвано естественными причинами. И только в некоторых бывает повинна магия или сам человек, его душа. И то, такое обычно случается с магами, а не с простыми людьми. Маги… как проводники для магии, они чувствительны к ней, они способны влиять на нее своей волей, потому и могут навредить самому себе. Особенно уязвимы обладатели черного, силового волшебства… А для природных болезней и причины есть природные. Мелкие-мелкие живые существа, которых можно магически обнаружить, например. Разные изменения в самой структуре организма… Ты даже представить себе не можешь, Канан, какой тонкий, восхитительно сложный механизм – человеческое тело. Нет, что там, какой механизм, – вселенная, симфония разнообразных связей! Сколько изучаешь, сколько наблюдаешь – столько удивляешься. Такая чарующая красота!

Канан покосился на девушку с несколько боязливым любопытством. Кажется, первый раз на его памяти она говорила о чем-то так увлеченно и горячо. Учитывая, что дело было в зараженной деревне, а пять минут назад Байлар была ужасно озабочена положением дел в ней, такой энтузиазм действительно несколько устрашал.

– К сожалению, и нарушиться в этом слаженном механизме может что угодно. Так, красная лихоманка незаметно пробирается в тело человека, и, когда проявляются симптомы, болезнь уже глубоко пустила свои корни и многое разрушила. В конце концов поражаются нервы и мозг, и человек впадает в беспамятство и умирает. С того момента, когда начинается лихорадка и появляются красные пятна на коже, спасти заболевшего, фактически, может только маг. Если у него хватит сил.

– А ты… такое уже лечила? Хватит ли у тебя сил, госпожа Байлар?

– В таком масштабе – не лечила. Хотя мне приходилось иметь дело с отдельными больными лихоманкой.

Байлар вдруг остановилась и ободряюще улыбнулась Канану.

– Один человек сказал, что я очень сильный маг. А он мне никогда не врал. Мы справимся, Канан. Особенно, если ты мне поможешь.

– Но что я могу? Я же не зеленый маг и ничего не понимаю во врачебном искусстве!

– Тебе и не надо. Ты… Если не испугаешься… Если сможешь посмотреть в лицо и этой стороне жизни… и этой разновидности смерти. Человеческому страданию, человеку в его беспомощной, некрасивой, искореженной форме, почти отвратительной, почти пугающей… что, впрочем, естественно, думаю, страх перед болезнью тоже вложен в человека природой. В общем, сумеешь все это преодолеть – сумеешь и оказать мне бесценную помощь. Как – это я объясню.

– Байлар… – откровенно говоря, Канан немного трусил. Когда он воображал себя героем, он точно представлял свои великие дела не так. Великие дела должны были свершаться громко и красиво, в ослепительном пламени немеркнущей славы и восхищенных взглядов. Ну, пусть без взглядов – но все равно красиво, не так, не среди этого ада болезни и бессилия. И все же, сейчас здесь были страдающие люди. Кого-то из них еще можно было спасти. И Канан ясно понимал, что даже если это не судьба его мечты… если сейчас из-за своего страха он не поможет другим – разве не станет потом сожалеть об этом всю свою жизнь? – Просто расскажи, что делать.

Так началась эта битва.

– Неделю назад был первый случай заболевания в этой деревне. Значит, с момента заражения… В деревне две сотни человек живут, уже нет смысла отделять больных от предположительно здоровых… – бормотала Байлар, а чуть светящаяся белая птица над ее плечом согласно кивала головой. Призрачную птицу видела лишь сама целительница, да еще Канан, тоже обладавший магическим даром.

– Однако, пусть те, у кого нет никаких признаков заболевания, по возможности сидят по домам. Больных же всех все равно нужно собрать в одном месте, иначе я ничего не смогу успеть…

Так был организован временный госпиталь, куда приводили и приносили больных. Шесть здоровых женщин трудились, не покладая рук, над изготовлением лекарств, рецепт которых надиктовала Байлар. Деревенские мальчишки под руководством Канана собирали для них травы в ближайших лесах и лугах – Канан сумел соорудить своими чарами плохонький, но все же работающий свиток для запоминания изображений, где Байлар с помощью Сегвии запечатлела образы нужных растений. Когда мальчишки приноровились справляться и сами, юноша поспешил вернуться к Байлар, которая сражалась на передовой.

Здесь, в трех больших избах, было самое пекло. Мерцали магические светильники, чадили обычные масляные лампы там, где светильников не хватало. Сновали молчаливые женщины под защитными заклинаниями – помощницы, которыми командовала Байлар, ухаживающие за больными. Стонали и бредили больные люди, смотрели в никуда блестящими глазами – многие уже не видели ничего. Канан шарахнулся прочь, впервые увидев такой взгляд. Но сам не смотреть не мог. Как Байлар и говорила – все это было нелегко. Канан знал, что будет еще много лет видеть эти тонкие, испещренные красными пятнами руки в своих кошмарах. И запах – тяжелый запах пота, испражнений и терпко пахнущих лекарств – тоже забудется нескоро. Здесь сама действительность была похожа на кошмарный сон, но в центре этого кошмара была Байлар, спокойная и деловитая, окруженная всполохами зеленой магии, раздающая распоряжения своим помощницам и сама помогающая больным. И в какой-то миг Канану показалось, что только на ней, только на Байлар держится весь этот мир, только она не дает ему распасться на куски и окончательно исчезнуть в водовороте бреда.

Байлар плела заклинания, не давая себе ни малейшего отдыха, поспать она смогла лишь когда закончила первую сеть для каждого заболевшего и проинструктировала всех прочих, кто работал с нею. И то, долгого сна не получилось: еще несколько человек заболели, а прежним больным нужны были новые чары. К концу второго дня целительница сама выглядела немногим лучше подопечных, с лицом белее собственной косынки, однако колдовать не перестала. Один мужчина все же ускользнул от нее, как она ни старалась, удержать его не смогла. Она своей рукой закрыла ему глаза, и в тот момент ей хотелось выть от горечи и отчаянья, но только некогда было сожалеть, потому что больных было много, а она – одна.

– Канан! Девочке на третьей кровати лекарства пусть дают в два раза больше, и тому дедушке – настой полунницы, да побыстрее! – скомандовала она, завидев юношу. – А, нет, стой! – Байлар сплела новое, дополнительное защитное заклинание для мальчишки. – Теперь иди.

– Байлар! У мельника начались судороги, – сообщила Сегвия.

– О, тысяча Падших! Бежим. Найди мне подходящее заклинание, скорее! Я пока остановлю процесс.

– Госпожа Байлар, там принесли еще ребенка.