Текст книги "Маг Многоцветья"

– Быть того не может! – сразу же не поверила Игрейна. – Чтобы мои люди затеяли войну в мое отсутствие?

– Возможно, тебя не было слишком долго, – предположила Инис.

– Чушь! У нас не юг, менестрельша! Если кто-то хочет править моей страной, для начала ему нужно победить меня в поединке! Или хотя бы исподтишка отравить! Но, учитывая, что я давно уже законный правитель, поединок – куда лучший вариант!

Инис, если на то пошло, не видела принципиальной разницы между попытками убить короля в стране или захватить власть, пока правитель в отъезде, но для северян, очевидно, эта разница действительно была, так что спорить альбиноска не стала. Хоть и опасалась, что Игрейна и ее спутники слишком уж верят в незыблемость древних обычаев.

– Что ты хочешь от меня услышать? – вздохнула Инис теперь, наблюдая, как облачко пара рассеивается на фоне бледного утреннего неба. – Мнение менестреля или мнение красного мага, Игрейна?

– И то и другое. Мнение Инис Верделл.

– Инис Верделл, – она дернула уголком губ. – Как маг, я могу сказать тебе, что те люди не врали. Что будешь делать с этим знанием, королева?

Игрейна ответила не сразу. И когда ответила, ее тон сильно отличался от тона Инис, в голосе которой звучала ее всегдашняя ирония – чуть язвительная, чуть печальная. Игрейна сказала негромко и без обыкновенного задора:

– Понимаешь, Инис. Дело даже не во мне. Пускай найдется достаточно наглый изменник и присвоит мой трон. Пускай мой народ сойдет с ума и с этим согласится – что маловероятно, ибо правитель, получивший трон обманом и без хорошей битвы, не по праву наследия и не благодаря собственным мужеству и силе, принесет своей стране только большие неудачи. Пускай. Но развязать войну с Югом… Никто не сойдет с ума настолько.

Игрейна немного помолчала, а потом продолжила:

– Смотри сама, Инис. За всю историю мы почти не ходили на вас войной. Грабили, бывало, да, но это ведь совсем другое дело. У вас есть земли, что намного плодороднее наших, но в них не живут наши боги. У нас всегда было меньше магов, чем у вас, меньше образованных магов, во всяком случае. Ваша техника всегда на шаг впереди – и даже Рандаир, объявив магов вне закона, совсем не отказался от техники и колдовского оружия, в основном лирианского, как я понимаю. Кто начнет войну с заведомо превосходящим противником? Заранее безнадежную войну? Что наши стрелы или воинское мастерство, когда один Лайонелл Хантор может запросто стереть с лица земли половину моей армии, лишь пожелав того?

И еще… и, может быть, главное… То, во что мы верим.

– Даже сильные верования – только идеи, – сказала Инис. – Для кого-то они истина, ради которой стоит умереть, а для кого-то – лишь предания. Для иных и вовсе – только вожжи, средство, чтобы управлять умами людей.

– Не идея, – покачала головой Игрейна, и в этот момент вечно ребячливая королева смотрела на менестреля, как на несмышленое, все еще глупое дитя. – Не идея – лёд. Ты не понимаешь, Инис. Пока не понимаешь. Может, и никогда не поймешь. Может, это надо было родиться во Льдах, чтобы видеть мир таким, каким видим его мы.

– Да, ваша земля по-своему прекрасна и весьма сурова, и потому, наверное, вы так и верите…

– Ты ведь видела имена?

Инис видела. Эти бесконечные списки имен, высеченных в скале льда. Имена ушедших за Грань, старых и молодых. Все, что остается от человека, когда и прах его возвращается земле. А лед хранит длинный список, в молчаливом и гордом трауре.

Когда же восходит солнце, красное северное солнце, стена льда, сплошь покрытая именами, вспыхивает ярким огнем. И имена горят вместе с ней; и мало что на свете может сравниться с величием и красотой этого пламени горящих имен – поразительным величием пламени, красивого до боли.

– Да, но…

– И знаешь наверняка всю эту историю про сотворение мира?

– Более-менее, но при чем…

– Но культуру нашу создали не боги. Ее нам дал человек… или, почти человек. Тот, кто дал нам наши обычаи. Тот, кто сделал нас тем, что мы есть. Не только нас, северян. Просто, пожалуй, вы уже и не помните о нем. Герой, заключенный в ледяную глыбу. Мы звали его иногда – Имхель, иногда – Эрда, иногда – как-нибудь иначе. Теперь уже все равно, потому что его истинное имя исчезло во льдах. Но его заветы мы храним как можем. Это – скрепы всему, Инис. Больше, чем просто идея. Это то, что в душе каждого из нас. Мы не должны идти войной на юг. Вам это принесет хаос, нам – лишь бессмысленную гибель. Эрда еще на заре времен знал об этом. По преданию, он говорил, что, если однажды нам придется переселяться – то мирно, оставив меч и боевой топор, и наших ледяных богов. Только пока мы можем, мы будем сохранять свои обычаи и свою культуру. С богами сладить тяжело; но попытаться можно. Это наш путь – следовать завету Эрды.

И, кроме того, как я уже говорила, даже все Княжества, вместе взятые, не имеют достаточно боевой мощи, – совершенно неожиданным образом закончила Игрейна.

Инис молчала, против воли несколько впечатленная услышанным.

"Кто такой был этот Эрда, если он был?" – подумала она. – "И за что его заточили во льдах?" Инис предчувствовала хорошую историю – и, возможно, преотличную песню.

Странный образ привиделся девушке, и странной печалью повеяло от него. И воображаемые струны в ее душе уже звенели, даже касаться не нужно было настоящей лютни, притороченной за спиной. Узнать бы больше – но расспросить Игрейну Инис не успела, ибо стоило открыть рот, как обе девушки почти одновременно заметили за поворотом дороги всадника, мчащего во весь опор.

– Это еще что? – пробормотала Игрейна, недовольно наморщив лоб. Еще издалека стало понятно, что всадник отнюдь не относится к простым и мирным жителям. И конь его был даже не курьерский – настоящий боевой, курьеры используют не таких лошадей. И посадка его…

– Перекрыть дорогу! – коротко скомандовала королева. Ее воины в молчаливом и сноровистом порядке тут же заняли свои места.

А всадник, явно заметивший их отряд и наверняка уже оценивший его боеспособность, и не думал сбавить ход.

И еще, приблизившись, он оказался всадницей.

Челюсть Игрейны совершенно не величественно упала вниз. Даже Инис – и то казалась изумленной сверх всякой меры.

– Эй, – шепотом позвала королева, – менестрельша! Ты сейчас видишь то же, что и я? Или просто пни меня посильнее!

– С удовольствием тебя пну, – так же шепотом ответила Инис, – но это же правда…

– Она! Мирта! – и Игрейна подхлестнула своего коня, устремившись навстречу той, кто некогда учила ее сражаться.

Поравнявшись с Игрейной, Мирта лихо осадила коня. И безо всяких церемоний закричала:

– Где тебя носит в такое время, Игрейна Даанийская? Падший знает где бродишь, вместо того, чтобы следить за порядком на собственной земле!

Несколько воинов переглянулись между собой, но вмешиваться никто не стал. Причины на то было две: кто-то знал Мирту или слышал о ней, а кто-то не знал и не слышал, но справедливо рассудил, что лучше не переходить дорогу человеку, который настолько силен, чтобы так разговаривать с их королевой, на расправу обычно весьма скорой.

– Ты из Дараа? Неужели правда…

– А ты как думаешь? Что я тут ради удовольствия мучаю вот это несчастное животное подо мной, пытаясь разыскать тебя??

– Здравствуй, Мирта, – вполголоса сказала Инис, на которую воительница до сих пор не обращала ни малейшего внимания.

– И ты здесь, – соизволила заметить свою дочь Мирта, совершенно не удивившись. – Мне кажется, или я пообещала с тобою не общаться?

– Ты меня простила уже три года назад, – вздохнула Инис.

– Да? Тогда ладно. О, действительно, что-то вспоминается. Хорошая тогда была битва. Но я будто слышала, что ты на юге?

– Была. Но теперь здесь назревают интересные события…

– Поистине интересные, раз уж мы обе здесь, – хмыкнула Мирта. – Однако расскажешь все потом. Сейчас – к делу! Сойдем с дороги, нам срочно нужно поговорить. Время не терпит.

Мирта была живой и деятельной женщиной пятидесяти с небольшим лет, среднего роста, с фигуркой юной девушки, стальными мышцами, и глазами, полными беспокойного огня. Она никогда не расставалась с оружием, темные волосы стригла коротко, как и Инис – чтобы едва доставали до плеч, и одевалась в совершенно неприличную для женщины кожаную одежду мужского кроя. В ней не было ни капли женственности – и ни капли сожаления о ее отсутствии. Мирта жила, как хотела, нисколько не заботясь о предрассудках и чужом мнении; она всегда твердо знала, что для нее правильно – и за это правильное она и сражалась, не слишком интересуясь славой или деньгами, хотя за долгие годы своей успешной деятельности стала настоящей легендой. Повинуясь лишь собственному пониманию справедливости, она всегда сама решала, за кого на этот раз стоит воевать. И, как ни странно, не раз именно этот ее выбор – выбор одного лишь человека – влиял на исход всего дела. Например, когда она спасала жизнь кому-нибудь важному, или привлекала на свою сторону целые отряды воинов, или выполняла какое-нибудь особенно рискованное задание, выступая в качестве военного курьера.

Потому что то была Мирта. И теперь она считала, что ей снова стоит вмешаться в дела северных княжеств (Мирта на Севере жила не раз и подолгу; она была одной из немногих южан, кого там ценили и уважали, и принимали ее везде, как свою). И для Игрейны присутствие здесь Мирты означало сразу две вещи: первое – дело действительно серьезное. И второе – надежда есть. Потому что есть хотя бы один человек, который будет биться за нее до конца.

– Если мы сейчас ничего не предпримем, то Даанай вступит в войну с Рандаиром, – сказала Мирта. – И, весьма вероятно, погибнет. Вместе с сотнями мирных рандаирских жителей.

– Но как это возможно?

– Баарс, колдун, собирает войска. И делает он это от твоего имени, Игрейна!

– Как!? – королева в гневе вскочила на ноги.

– Почему-то меня это не удивляет, – пробормотала Инис, которой, в общем-то, были безразличны и Даанай, и Рандаир, и надвигающаяся война. Люди воевали всегда. В них есть неистребимая страсть убивать друг дружку. И, если уж на то пошло, все когда-нибудь умрут. Большая ли разница, как?

Мирта поглядела на альбиноску неодобрительно.

– Баарс просто амбициозный человек. Он считает, что война даст ему больше возможностей, чем мирное время. Думаю, все дело в этом. Быть может, здесь замешан и патриотизм. Быть может, он и не то чтобы предал тебя, Игрейна, а просто считает, что вам по пути.

Инис меланхолично перебирала струны лютни, опустив ресницы.

– О, Ледяные боги! По пути?! Да у нас нет шансов выстоять даже против Рандаира, не говоря уж о том, что могут вмешаться Аран или Лирия!

– Баарс считал, очевидно, что ты сможешь добыть ему этот шанс. С красным осколком.

Игрейна замерла, сжав в кулак мешочек на груди, что прятался под одеждой.

– Но Красный камень не привел меня к Книге Ааши. Теперь этот шанс упущен.

– Вряд ли мы можем точно об этом судить, – возразила воительница. – Кроме того, Баарс до сих пор не сдался, а велика вероятность, что он уже знает о твоей неудаче.

Игрейна решительно выпятила подбородок.

– Немедленно отправляемся! Мы остановим этого колдовского недомерка…

– Интересно, как? – негромко сказала Инис, вдруг резко отпустив струну.

Мирта и Игрейна обе посмотрели на нее.

– Мы сразимся с ним, – сказала, наконец, воительница. – Вот только…

– Вот только то, что увидит Игрейна, прибыв в Даанай, будет радостно отдающие ей честь войска и почтительно приветствующий свою королеву верный придворный колдун Баарс. Что дальше? Объявишь его предателем? Откроешь всем тот факт, что колдунишка осмелился командовать твоей страной без тебя? Дашь тем самым повод всем возможным бунтовщикам решить, что королева слаба, а значит, у них есть полное моральное право попытаться ее сместить? Беспорядки и войны? И в качестве главного врага – маг, который сумел найти и пробудить осколок красного камня?

Мирта и Игрейна безмолвствовали, осознавая, что возразить менестрелю нечего.

– Вы можете идти и сражаться. Только недолго просражаетесь, – закончила Инис, и ее пальцы снова пробежали по струнам.

– Мне не жалко жизни, – тихо сказала Игрейна.

– Погибнуть с честью и погибнуть бессмысленно – вещи не равнозначные, – Мирта нахмурилась. – Инис права. Так у нас нет шансов. Сами мы не справимся. Против мага нужен маг…

– И ты как раз знаешь одного. Подходящего. Непомерно сильного и неизменно глупого, вечно всем готового помочь идеалистичного идиота, так что можно радостно присоединиться к толпе людей, жаждущих использовать его в качестве своего оружия массового поражения или хотя бы пугала для врагов.

Инис не поднимала глаз, но голос ее звучал неожиданно зло.

– Почему ты так, Инис?.. – после паузы спросила Мирта. – Разве ты сама не к тому вела, чтобы…

– Да к тому, – горько ответила девушка. – Просто оно не значит, что все это мне нравится. Выбора у тебя нет, Мирта. Тебе нужен маг, если ты хочешь победить. Тебе нужен Райярр.

Мирта всмотрелась в бледное лицо своей приемной дочери – внимательно и грустно. Глаза воительницы были темные, чуть зеленоватые, теплые, как покрытая мхом земля летним полднем, пахнущая лесом и солнцем.

– Инис, ему не придется воевать. Если это Райярр, то он сможет предотвратить всю эту бойню. И никакой войны не случится. Если он согласится…

– Ты же знаешь, что он согласится, – Инис вздохнула. – Я попытаюсь найти его, Мирта. Хотя это, возможно, будет и нелегко. Разве что сам он выйдет на связь или откликнется на мой зов.

– А мы пока отправимся в Даанай…

– Именно. Вам тоже придется сделать все, от вас зависящее…

– Если придется – я буду драться до последней капли крови, – заверила девушку Игрейна.

– Тебе придется делать нечто более трудное, королева, – усмехнулась Инис. – Тебе придется думать.

– Э?

– Заставь Баарса снова пробудить красный камень. Или что-нибудь еще. Задержи его. Не позволяй ему начать войну, пока не вернемся мы. Это может занять не один месяц.

– Поняла. Но…

– Игрейна, – Инис встала, сжимая в руке гриф лютни, и посмотрела королеве прямо в глаза, – говори Баарсу что угодно. Действуй, как потребуют обстоятельства. Но я хочу, чтобы, когда мой брат придет на Север, не оказалось бы, что он сунулся в змеиное гнездо, где нет ни единого друга. Ты понимаешь меня, Игрейна?

Пристальный взгляд алых глаз Инис был тяжелым и требовательным, и горел затаенным рубиновым огнем.

– Понимаю, – очень тихо, но твердо произнесла Игрейна, выдержав этот взгляд до конца.

– Хорошо. Тогда, за дело!

                  ***

Байлар в задумчивости меряла комнату шагами. Иногда ее движения становились вдруг более нетерпеливыми и порывистыми – под стать мыслям, и тогда пламя свечей трепетало, если одежды Байлар пролетали мимо. Сегвия наблюдала за девушкой с печки, но ничего не говорила – знала, что та ее все равно не услышит. И книга чуть усмехнулась. Довольно необычно было видеть Байлар в таком состоянии.

Сегвия знала ее дольше, чем сама Байлар знала себя. Сегвия помнила ее в пеленках, смешную и пищащую, розовый комок непостижимых человеческих возможностей. Помнила ее живой и любознательной девочкой, с упрямством, которого хватило бы на десятерых таких. Помнила угловатым подростком – растрепанная коса, острые локти, веснушки на носу, независимый дерзкий взгляд. Потом – ученицей лекаря, ночами сидящей за старыми книгами со скрипучим пером. У нее был дедов подбородок, его глаза и талант к зеленому чародейству, и что-то очень похожее в характере – что-то, позволяющее ей переправлять одиночество и тяжелое отчаяние в полезную деятельность. Впрочем, и отчаяние никуда не делось, Сегвия знала. Она всегда с интересом следила за Байлар. Правда, и сама она прежде была слегка другой. Ведь тогда она была связана с другим магом, и это накладывало особый отпечаток на темперамент книги. На некоторые вещи она тогда смотрела чуть иначе; и все же, Байлар выросла на ее глазах, из пищащего детеныша – в отличного врача, да еще и сильного мага, способного унаследовать Сегвию и установить свою связь с ней.

Так что Сег, хоть ее взгляд временами и отличался от человеческого, в общем-то, неплохо знала Байлар. Особенно учитывая последние годы, когда они немало общались, как добрые друзья. Байлар была рациональна и практична, имела твердое понимание того, какой она хочет видеть себя и какой – собственную жизнь, и не то чтобы смотрела на мир как пессимист, но с определенной долей цинизма – бывало. Тем не менее, чувства ее тоже были сильны – и темные и светлые (хоть сама Байлар, возможно, и стала бы это отрицать). Сегвия не слишком разбиралась в чувствах. Но только теперь, глядя на эту непривычную Байлар, на сбитую с толку и обуреваемую скрытыми эмоциями Байлар, книга вдруг поняла, что именно сейчас девушка вдруг стала чем-то очень похожа на совсем другого человека… другого хозяина Сегвии.

Может, именно из-за этой схожести книга ничуть не удивилась, когда Байлар наконец объявила, что собирается открыть ее полностью и искать в ней ответ.

– Хорошо, Байлар, – ответила Сегвия и раскинула свои крылья, всегда неуловимо прозрачные на концах ажурных перьев, и теперь с этих перьев они начали обращаться в свет. Байлар распутывала и перераспределяла потоки белой магии – эта магия отличалась от природной цветной и подчинялась Байлар потому, что у девушки была связь с Сегвией.

В конце концов Сег стала похожа на настоящую книгу, белую и слегка светящуюся, но только похожа. Касаясь страниц, Байлар могла видеть и чувствовать, а не только читать написанное. Магическая книга – это не просто текст. Это таинственная сущность, не до конца принадлежащая к обыденному миру, живая память сотворившего ее мага, бездонный колодец разнообразных знаний. Иногда, чтобы найти в книге ответ, необходимо точно знать, какой нужно задать вопрос. Вот почему Байлар, которая много лет использовала медицинские записи Биринара, не раз ее выручавшие, сейчас рассчитывала найти нечто новое. Ведь были вещи, которыми она не интересовалась никогда; а значит, могла так и не набрести на целые уровни информации, что столетиями хранила в себе Сегвия.

…И, когда девушка наугад открыла книгу, ее взор почти сразу же зацепился за знакомое имя. Ааша.

– Так Ярр был прав, – пробормотала целительница, пробежав глазами несколько страниц. – Ааша – реальный маг, и… тут он так упоминается… похоже, что Биринар знал его лично и, кажется, очень близко… Хм… Они были друзьями? Так получается, Сегвия намного старше, чем я думала…

Байлар листала магическую книгу, легко касаясь чуть мерцающих страниц, и даже не замечала, как темнело за окном. Биринар кроме магического дара, очевидно, обладал и даром слова, и немалым, читать его заметки местами было очень увлекательно. Этой книге было много сотен лет; но в руках у Байлар оживали эти старые слова, написанные так давно незнакомым магом, ‒ и девушка будто слышала его голос, его чуть ироничные интонации, как его представляла себе Байлар. Биринар имел острый и проницательный взгляд; многие вещи он характеризовал поразительно точно и глубоко, и часто не без чувства юмора. Байлар совсем потеряла ощущение времени, увлеченная повествованием дней иных.

То время теперь называют Эпохой Великих Чудес; для Биринара же это был тот единственный и нормальный мир, в котором он жил, хотя иногда маг все-таки понимал, что происходящее на его глазах останется в истории. Многих городов, которых он упоминал, уже давно не было – Байлар и не слышала о них; но встречались и знакомые названия – как Чаадан, нынешняя столица магов Арана, при Биринаре там только зарождалась теперешняя Ассоциация. Биринар смотрел на эту затею скептически, но вскользь упоминал, что Ааша вначале с большим энтузиазмом отнесся к созданию такой общности магов. Позже, впрочем, он в этой идее разочаровался и углубился в свои исследования. Биринар, похоже, участвовал сам во многих из них; он скрупулезно излагал эксперименты, удачные и неудачные, расписывал формулы и схемы заклинаний, но Байлар понимала в них очень мало, и потому с сожалением пропустила эти страницы. "Райярр наверняка смог бы разобраться в этих расчётах", – с легкой грустью подумала девушка, и ей неожиданно представился тигриноглазый маг, азартно изучающий сложные формулы. Райярр в такие вещи уходил с головой, он бы самозабвенно проводил с книгой дни и ночи, влюбленно тыкал в самые интересные, на его взгляд, места, показывая их Байлар, и смеялся бы так радостно и беззаботно, как в другие моменты не смеялся никогда.

"Хватит, – опомнившись, одернула себя Байлар. – Хватает же наглости думать так… об убийце своих родителей!"

Иные люди, стыд имеющие, давно жизнь бы положили на то, чтобы отомстить боевому магу. Но между Байлар и Ярром вражда была уже невозможна; но и что-то иное было невозможно тоже.

"Пропасть, пропасть и разлом, и две дороги, что расходятся в разные стороны и не пересекутся больше никогда…"

Байлар тоскливо вздохнула, глядя на цветок в горшке. Это был тот самый цветок, который она вырастила случайно, в гневе желая продемонстрировать Ярру свою магию. Результат был неожиданным: крошечный росток вымахал в ветвистое дерево.

"Весною нужно пересадить его во двор", – в очередной раз решила Байлар, и снова обратилась к Сегвии.

Среди формул девушка наткнулась на любопытную историю. "Путешествующие в мирах", – гласил заголовок, но содержание оказалось даже более фантастическим, нежели можно было предполагать. "Наш мир далеко не единственный, – писал Биринар. – Впрочем, почему бы и нет? Другие универсумы существуют по другим законам". Если верить создателю Сегвии, выходило, что бывают люди, способные перемещаться из одного мира в другой. "Их мало, и с каждым годом все меньше. Мне приходилось разговаривать с некоторыми из них; один рассказал, что видел мир, где магии вовсе нет; вместо того в том мире есть люди, умеющие взаимодействовать с самой сутью Мира. Эту суть они называют Душою Мира, а себя – Воинами ее. Другой же универсум разделен на две части, на тонкую и материальную, которые будто накладываются друг на друга, и обитают там четыре расы людей, одни больше воспринимают одну часть мира, другие – вторую… Есть среди них и маги, но это вовсе не то, что наши маги. И хоть трудно поверить в существование мира без магии…"

"Нет, – подумала Байлар. – Трудно поверить не в мир без магии, а в этих самых "Путешествующих". Как существо одного мира может оказаться в другом, где сама ткань бытия совсем иная? Как такое возможно? Если бы и случилось – не был бы пришелец в новом мире не более, чем мимолетным сном, нет, хрупким отпечатком сна?"

Целительница определила эту идею как полную чушь, и продолжила читать.

– А вот это уже интересно…

"Магия – скрепы нашего мира, его неотъемлемая часть. Мы видим ее потоки вокруг себя, но это лишь те места, где эта сила особенно велика – так подземная река может вдруг вырваться наружу, взметнувшись к небу чистой струей родника. Но ведь и все остальное полотно мироздания сплошь пропитано магией, ее тонкие, незаметные глазу нити вплетаются в связи, на которых держится все вокруг. Потому, наверное, мы и можем колдовать в тех местах, где крупных потоков магии вовсе нет, во всяком случае, пока есть хоть какие, достигающие такой величины, чтобы мы могли их уловить. Да, есть материалы, которые очевидно противятся магии, но их немного, и можно предположить, что их существование необходимо для равновесия природы. Магия порождает жизнь; жизнь порождает магию. Этот круг вечен и неизменен, но однажды мы с Аашей задумались… поскольку люди вмешались в этот процесс, не нарушили ли мы изначальный баланс, бесконечно преобразовывая и рассеивая мировую магию?"

Байлар вцепилась в книгу изо всех сил, позабыв о благоговении перед древним манускриптом.

"Магия порождает жизнь, а жизнь порождает магию. Но если так, существует возможность, что магия исчерпаема. И если человек возьмет без меры от щедрости природы, однажды это может привести к катастрофе…"

– Боги светлые! – задохнувшись от волнения, девушка дрожащими пальцами перевернула страницу. Книга бросала на ее лицо мягкие белые отсветы.

"И катастрофа будет грозить не только человеческой культуре – цивилизации людей, слишком привыкших к магии. Нет. Магия – скрепы нашего мира. Вынь скрепы – и пошатнется все здание. Когда магии в мире останется слишком мало, пострадает даже грубая материя. Мир будет рушиться, мир будет сотрясаться от бедствий, весь он станет – одно лишь бедствие, и маги…"

– "И маги ничего уже не смогут сделать", – помертвевшими губами вслух прочла Байлар, и захлопнула книгу.

                  ***

Женщина в парчовом платье изо всех сил гнала коня, ничуть не жалея бедное животное, чьи бока были изранены шпорами. Женщина торопилась. Когда она пролетала деревни, крестьяне едва успевали увернуться из-под копыт коня красавицы, но простолюдины значили для нее еще меньше, чем лошадь. Нет. Значение имела только месть, старая и неприглядная, как воспаленная рана, покрытая заскорузлой коркой. Месть, что была, пожалуй, смыслом ее существования, или, во всяком случае, его лучшей частью, – и так давно. Месть человеку, спасшему ей жизнь.

Сначала она навестила Лайонелла в его башне. И маг ничуть не удивился, узрев ее на пороге, хотя вполне мог бы.

– Что привело тебя ко мне, Амари? Разве из всех башен Столицы тебе не пристало быть в башне лорда Мардагана?

Она подняла подбородок.

– Люди Мардагана упустили Райярра и девчонку.

– И? Почему меня должны волновать проблемы моих врагов? Ваши проблемы. Амари?

Темные глаза женщины, умело и верно подведенные, изучали бесстрастное лицо мага. Она знала Хантора столько лет, но этот человек по-прежнему оставался для нее загадкой. Неспособность понять, что́ скрывается за его усмешкой, временами раздражала. Не говоря уж о том, что это было попросту опасно. Хантор уничтожал всех, кто ему мешал, без промедлений и колебаний, сминал их, растаптывал, и шел дальше по их останкам и пеплу их тел.

"Да и я сама не стала ли такой же?"

Да. И только Райярр Кайнен почему-то ухитрялся уцелеть.

– Ты прав, Лайонелл. Если я смогу получить Книгу раньше тебя – я обязательно это сделаю. Если ты получишь ее первым, и я смогу прикончить тебя и забрать ее, – она чуть усмехнулась, – я обязательно это сделаю. Ну, попытаюсь, во всяком случае. Но сейчас Райярр Кайнен мешает нам обоим, разве нет?

Лайонелл отвернул лицо от окна только ради того, чтобы снова продемонстрировать свою ничего не обещающую полуулыбку.

– Да не то чтобы, – безмятежно ответил он.

– Но ты ведь сам пытался его убить!

– Было дело, – лениво сказал Лайонелл, рассматривая из окна оживление магического города. Чаадан всегда выглядит таким непоседливым и текучим; особенно, если знать, как смотреть. Если видеть не только внешнее великолепие, но еще и все эти бесконечные вспышки разноцветной магии. – Когда была возможность тихо убрать его со сцены, не покидая собственного дома… во избежание неприятных сюрпризов. С другой стороны, он и пользы может принести немало, не зря же Совет призвал его в свое время обратно в Аран. Только сейчас… разве не должно мне больше беспокоиться о вас, леди Амария Орвелл? Вы ведь так желаете добиться титула Верховного для достопочтенного старого Мардагана?

В глазах Амарии промелькнул какой-то странный огонь – показался лишь на миг, и тут же исчез.

– Быть того не может, чтоб Райярр встал на твою сторону! – воскликнула она почти гневно.

И усмешка Лайонелла Хантора стала совсем немного шире.

– А как насчет тебя?

Амария только хмыкнула в ответ. Гордо подняла голову, увенчанную короной темных волос. И развернулась, чтобы уйти – тяжелые юбки взметнулись за ней парчовой волной.

И тогда вдруг Лайонелл Хантор вполголоса произнес:

– Он знает, Амари. Я сказал Райярру, что это Бернард голосовал за то, чтобы оставить ему жизнь. Он отчего-то был совершенно уверен, что то была ты.

Амария вышла, не ответив ничего.

…А теперь подгоняла свою лошадь, тем нетерпеливее, чем сильнее разгорался в ней гнев. Разгорался против ее воли – хотя, казалось бы, за восемь-то лет она в совершенстве научилась управлять своими чувствами. И самым противным в этой ситуации было то, что она совсем не понимала, откуда это свербящее чувство берется.

Не сожаление же, в самом деле. О чем ей сожалеть? О том, что голосовала за казнь для предателя и отступника? Для того, кого она ненавидела искренне и всей душой? О том, что он до сих пор верил в обратное?

Глупости. А Хантор-то каков. "Он не просто так рассказал мне о Бернарде. Он все равно что сам подписал для Райярра приговор. Снова". Ясно, что теперь Кайнен попытается найти Бернарда и вовлечь его в свою безнадежную борьбу за благополучие этого мира. И значит, ясно, куда теперь он пойдет. И где его нужно ждать.

И как с ним можно разделаться. О, как торопилась Амари, безжалостно загоняя коней, не менее суровая и к самой себе. Опередить Райярра; опередить и хорошо подготовиться; раз уж самой Амари не справиться с ним в открытом бою, а Лайонелл этой битвы не жаждет… Есть человек, который сможет по-своему совладать с Кайненом.

Нужна только скорость. Скорость и время. И добрая порция хорошей лжи, как следует приправленной правдой, правдой выстраданной и больной, и такой яркой, что в ее свете ложь уже будет не различить.

                        ***

На западной окраине Лирии, в горах, которые картографы до сих пор часто именуют старым лиринарским словом "Миаллирэ", а обыватели называют просто "Зелеными горами" – со времен древних поэтов и до сих пор, за тот чудесный изумрудный цвет, в который окрашиваются весной их склоны, – женщина по имени Фаралиндэ сердито стояла над дорогой, пока ветер трепал ее седые кудри.

Впрочем, давно ее так не звали. Теперь она была больше всего известна как Звериная ведьма. Были у нее когда-то и другие имена, но те уже за долгие годы стерлись и подзабылись. Что толку в именах, если нет никого, кто мог бы их произносить? Так что теперь и ей самой грубоватая кличка, данная суеверными селянами за ее странную магию, была ближе и привычнее.

Жила Звериная ведьма в уединении в горах, и больше всего не любила, когда ее там тревожили. Ей всегда казалось, что, если захочешь пообщаться с людьми – сам их найдешь, и вовсе ни к чему этим людям являться к ней домой. Она обладала немалой силой, но редко вмешивалась в происходящее вокруг – только если что-то ее действительно задевало.

А несколько дней назад как раз произошло такое редкостное событие. Фаралиндэ гневно хмурила брови, сумрачно глядя на пейзаж перед ней. Горы, конечно, потускнели с наступлением осени; земля стала тоскливо-коричневой, будто ржавой, а ветер то и дело заволакивал верхушки гор туманной дымкой. И все же и такие горы были по-своему хороши – чуть грустная и мирная картина. И – Фаралиндэ сжала кулаки, – она никому не позволит нарушить этот мир.