Текст книги "Апология церковной веры"

Ветхозаветная история – это история борьбы библейского Бога против окружающих Его языческих богов. «Окружающих» – разумеется, в сердцах израильтян. Единый Бог на этом поле выходит на бой с богами Египта и Междуречья, бросает им вызов и побеждает. Но момент начала этой борьбы таков, что за библейского Бога – только некая память о предках, и очень немногие пустынные кочевники эту память как-то хранят. А все видимое торжество – за «вражескими» богами.

Атмосфера этой борьбы и окрашивает библейское повествование в особые, апологетические тона. Тора и книги пророков – это не только летопись этой войны, эти книги – сами воины на ней. Во времена их написания борьба была нисколько не закончена. В наши дни, когда мы это все читаем, обстановка уже иная. Современные боги, противостоящие Богу Библии, выглядят и называются иначе.

Начало библейской летописи возводится к самому сотворению мира и человека, но вся эта древняя история преломляется через созерцание Моисея – реального ав-тора-вдохновителя основного массива Торы, сколько бы редакторских рук ни потрудилось впоследствии над его текстом. Поэтому и вся книга Бытия пишется на фоне освобождения от египетского рабства. Взгляд автора поневоле подкрашивает в соответствии со своей современностью и само древнее повествование. Идет борьба богов, и она же просматривается ретроспективно.

Поэтому без понимания сущности религии Египта и Междуречья библейского Бога понять трудно.

Давно подмечено, что единобожие исторически свойственно кочевникам скотоводам, как и отсутствие городской цивилизации, а оседлым земледельцам свойственно не только строить города и развивать в них ремесла, но и умножать пантеоны богов. Израильский народ, если отсчитывать его от Авраама, и становится народом кочевым, не цивилизованным, но держащимся за Единого Бога. А вокруг него – устойчивые и оседлые цивилизации Египта и Междуречья.

Кстати, на этом фоне читателю уже может кое-что подсказать указание на профессии Каина и Авеля. Авель – скотовод, а Каин – земледелец, потомки коего уже строят города.

Действительно, такая закономерность отмечена в истории: единобожие кое-как сохраняется лишь у кочевников. Земледелие дает большой прирост продуктов питания, что позволяет перейти к городской цивилизации. По меньшей мере, это касается древних плодородных земель, описанных в Библии, так называемого «плодородного полумесяца» – области на карте, охватывающей долину Нила, Тигра и Евфрата. А цивилизация, как и богатства при ней, развращает людей. С другой стороны, земледелие продолжает зависеть от погоды и постоянно развивает культ богов (богинь) плодородия. Они переходят в фаллические культы, а нравы адептов таких культов нет нужды описывать. Не так давно прочитанные археологами ханаанские записи показывают безумный культ всяческого разврата.

Первые библейские люди, вернувшиеся после Ноя к почитанию Единого Бога – это скотоводы. Один из них Иов, богатство которого перечислено в книге в головах скота, а другой – Авраам. Они жили примерно в одну эпоху, около двух тысяч лет до Христа. Споры о Книге Иова, как и о времени жизни Авраама, ведутся тоже давно, но уже ясно, что и книга Иова – древнейшая в Библии, возникшая еще в доизраильские времена, и что Авраам жил примерно в ту же эпоху. Авраам становится первым после Ноя описанным в Библии человеком, кто, движимый призывом свыше, оставляет городскую цивилизацию и идет в пастухи-кочевники. Идет, разумеется, в поисках Бога.

Таков же будет и Моисей. Он тоже призывается тем же Богом Авраама не в Египте, а в изгнании, когда уже пожил несколько лет с племенем своего тестя Иофора, верующего в Единого Бога. Удивительно, но та же история повторяется спустя две с половиной тысячи лет в Коране. Мы видим в житии Мухаммеда и его откровениях, что и он встречает ханифов – стихийных поклонников Единого Творца, которые изредка, но еще встречаются среди арабов, и именно среди кочевников-скотоводов, а не в богатых торговых городах, вроде Мекки. И они ревностно хранят свое поклонение Единому Богу, не придавая Аллаху сотоварищей!

Значит ли это, что человеческое бытие настолько сильно определяет человеческое сознание, что такие закономерности действуют даже в области религии?

Единобожие первично у всех народов земли. В каких бы племенах ни начать выяснять родословие богов, все исходит из Единого Бога. Но, по-видимому, сытая жизнь или даже только погоня за сытостью неизбежно закрывает человеку Бога Единого. Человек ищет бога, не охватывающего всего мира, а ответственного за насущную и конкретную проблему. Поэтому с роковой неизбежностью и выходят на сцену богини плодородия, они же – Матери богов. А за ними и множество прочих божественных образов, среди которых непременно найдутся покровители войны и разврата.

Война и разврат – характерные черты оседлых цивилизаций. И они никак не могут ужиться с единобожием. Война и в древности, и до сих пор многими мыслится, как сражение богов, лишь косвенно отражаемое в армиях людей. Воюющие боги – никак не один Бог. И наши воюющие боги должны победить и даровать победу нам. Мы и победить-то можем только божественной силой. Значит, с нами – боги нашей войны. А если они проиграют, мы будем иметь полное право поклониться побившим их богам наших поработителей. Если уж люди бьются до победы или смерти, то тем более – их боги. Проигравшим богам почтения нет.

Все это рассуждение никак невозможно состыковать с идеей единобожия. По крайней мере, для первичного, ненаучного склада ума людей древних.

А вот кочевники воюют в среднем гораздо меньше, если только им хватает простора. (Опустошительные набеги больших кочевых орд относятся ко временам более поздним, чем Авраамовы и Моисеевы времена). Жизнь кочевников беднее, а семьи вынуждены быть крепче. Ни проституции, ни гаремов в палаточном лагере не заведешь. И что в результате? Именно то, что мы и видим: умственная работа по разработке мифологии и культа чужих богов у кочевников несколько затруднена по сравнению с цивилизованными земледельцами. Так все-таки бытие определяет работу человеческого сознания?

Да, почему бы и нет, если речь идет скорее о человеческой фантазии.

Впрочем, мы не утверждаем, что кочевники всегда верны Богу и нравственны. У нас речь о самых ранних библейских временах. Тогда еще кочевникам хватает пастбищ, пустыни еще родят достаточно пищи для скота, а население самой земли еще мало. И среди кочевников Авраам и Иофор – это немногочисленные Божии избранники. Остальные люди более грешны, как земледельцы, так и скотоводы. Поэтому единобожие кочевников мы отмечаем не как некий социальный закон человечества, а просто как тенденцию. К вопросу о кочевниках нам предстоит еще вернуться по ходу повествования.

Итак, Единый Бог библейских пастухов бросает вызов богам цивилизаций.

На том этапе религиозной мысли, чем больше богов, тем больше мифов о них, тем развитее религия.

Если убийство почти современно человечеству, если первое убийство совершает первый из рожденных женщиной, столь же современна человечеству и война. Боги воюют – это нормально, это простая проекция человеческого сознания. И потому сам материальный мир в вавилонской и египетской космогонии появляется на фоне борьбы богов. И так, в общем-то, повсюду в древних религиях. Мир рождается в борьбе, улучшается борьбой, достигает ею совершенства. «Только в борьбе можно счастье найти!», – знакомый с детства революционный коммунистический напев. И как же он стар! Это поистине Каинова песня.

А по Библии мир рождается в полной гармонии мира. Бог творит все по единому плану – и ничто, никакая тварь (а вне Творца все остальное сотворено!) не мешает Ему. И что Он ни делает – все получается хорошо. А все вместе – даже очень хорошо. Вот первая и серьезная черта библейской уникальности в мире религий. Подчеркнем еще раз: мирное сотворение это не правило в мире человеческого религиозного мифа, а исключение в нем.

Стоит задуматься.

Если какая-то черта рассказа выбивается из общего порядка, если в этом общем порядке почерк человеческой мысли очень хорошо заметен, а указанная отличительная черта как раз лучше согласуется с данными науки, доступными нам и не доступными древним людям, то о чем это говорит?

Далее в очень тесной логической связи с этим стоит и происхождение зла. Мир, рождаемый в борьбе, следы борьбы на себе и несет. В рамках этой космогонии любой человек с полным правом произносит о любом своем грехе классическое оправдание уголовника:

– Не мы такие, – жизнь такая.

А в Библии, где зло, грех и смерть в мир внесены человеком, все совсем наоборот:

– Жизнь стала такою, потому что мы стали плохими, причем по своей воле.

И вот эта единственная история (о падении прародителей и об их изгнании из рая) написана в Библии языком мифа. В ней нам всем чудится некий реальный факт, как-то прикрытый странной аллегорией. Но без этого факта зло человеческой натуры, неподвластное педагогическому воспитанию, просто необъяснимо. Смерть универсальна ровно настолько, насколько и грех. Это – основополагающий факт нашей человеческой жизни. И лучшего ему объяснения, чем в Библии, в других источниках не найдешь. Пренебрегавшие этим фактом и его библейской трактовкой приложили массу усилий, чтобы социальное устройство общества исцелило человека от греха, – но все тщетно. Кроме истории о грехопадении, никакого лучшего объяснения нашей склонности грешить не найдешь.

Вообще, в Библии заметна эта тенденция: развенчать нечто мифическое и чудесное до уровня совершенно земного, ничтожного, низкого. Это все – апологетика против множества чуждых богов. И начинается она с Шестоднева, с первой страницы Бытия.

Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою (Быт. 1, 2)

Первозданная тьма, окутывающая бездну, над которой носится Дух Божий, обнимая ее, владея ею, эта тьма мгновенно рассеивается при сотворении света: и отделил Бог свет от тьмы, и назвал Бог свет днем, а тьму – ночью (Быт. 1, 4–5) В Библии эта тьма – просто отсутствие света, некая ничтожность сама по себе, нечто, совершенно мнимое. Свет Бог видит, как добро, а про тьму вообще ничего не говорится, ведь сама по себе она – ничтожество. А между тем, в иных, дуалистических религиях, эта тьма, первоначальная материя, персонифицируется и возводится в ранг изначального, глубинного злого, хаотического, разрушительного начала.

В первых же строчках Бытоописатель поражает чуждого бога и его разработанную мифологию.

Кстати, ев. отцы Церкви, комментаторы Библии, множество слов посвятили именно этому месту в борьбе против современных им дуалистов, манихеев, многобожников, для которых некое злое начало в материи универсально, божественно, современно изначальным божествам. Эти лжеучители и библейскую тьму пытались представить в своем языческом статусе, совершая смысловое насилие над текстом. И вот, учителя церкви противились этим попыткам мифологизации Библии, утверждая ее первичный и прямой смысл.

Затем солнце и Луна в Шестодневе тоже подвергаются лишению своего Божественного статуса, развенчанию. Они всего лишь светила, их сотворение возводится лишь к четвертому дню. Жизнь растительная создана раньше них. Во всем этом тоже видится и автором священного текста, и христианскими отцами-комментаторами именно низвержение богов. Солнце и луна – основополагающие боги множества народов, окружавших Израиль. Более того, и сейчас легко опознать, предки каких народов больше почитали бога-солнце или бога-луну. Достаточно всего лишь взглянуть в их календарь. У почитателей Солнца – год в 365 дней и месяцы не совпадают с фазами луны. У лунных почитателей – лунный же и календарь.

У древних евреев календарь тоже лунный – но это, скорее, оппозиция Египту, народу подчеркнутых поклонников Солнца-Ра.

В любом случае, сотворенные для календарей и освещения земли, солнце и луна в Шестодневе низвергнуты со своих пьедесталов. Переведены в лампочки дневного и ночного освещения. На большее их роль уже не простирается.

И наконец, еще одним ниспровержением ложного божества, по-видимому, является обряд обрезания. Археологи многократно доказали, что эпоха библейского Авраама наполнена культами плодородия и блуда, среди которых процветают и фаллические культы. Какой же еще смысл мог быть вложен в такую болезненную, непростую хирургическую операцию, бессмысленную в медицинском и любом ином прикладном значении, как не оскорбление и ниспровержение извращенного и чуждого культа? Во времена Авраама – это вполне понятная и вполне достаточная мотивация поступка для почитателя Единого Бога, сторонящегося языческого разврата и мерзости, и опасающегося за своих детей и домочадцев.

Может быть, мера крайняя, но результат ее заманчив: после операции обрезанных уже не примут в свое сообщество служители мерзких божков.

И здесь же еще раз, кстати, подчеркнем, что Бог Единый – это и единственный Бог во всех мировых пантеонах, для которого нравственность человека – самая важная вещь.

Единственное, чего этот Бог требует от первого человека – послушание заповеди. Послушание просто по приказу, даже когда смысл такого послушания (для чего именно нужно не трогать эти плоды) совсем не ясен человеку. Согрешение человека привлекает Божьи наказания, как на Адама, так и на Каина, так и на допотопных людей. Блуд и многобожие ставятся Библией на одну сторону (и осуждаются), верная семья, почитающая одного Бога, ставится на другую сторону – и благословляется.

Первая чета людей, несмотря на непослушание, все-таки сохраняется, как образ созданной Богом идеальной семьи, где один муж, одна жена и много детей. Затем осуждается первое убийство вкупе с запретом на ответное убийство. И осуждается блуд и разврат в поведении предпотопных людей.

В наши дни мы привыкли уважать ценность семьи, ценность человеческой жизни. Но в мире современников Авраама или Моисея эти ценности отнюдь не были традиционными. Свободная человеческая мысль, не связанная какими-либо традициями и наставлениями в стиле единобожия, отнюдь не ценит ни другую человеческую жизнь, ни семью (в понимании союза между одним мужчиной и одной женщиной, которые любят и воспитывают своих детей). Мифология народов не почитает практически нигде ни такой семьи, ни чужой жизни. Боги древних мифологий практически нигде не требуют от людей выполнять какие-то заповеди нравственного характера.

Не противоречит ли это тому, о чем мы говорили выше, а именно универсальности нравственного закона в сердцах людей? Не противоречит. Действительно, люди знают в глубине души, что убивать нехорошо. Но дело в том, что это сознание в культах богов не доводится до уровня божественного повеления. Боги язычников убивают сами и людям подают пример. До уровня религиозного запрета универсальное нравственное человеческое чувство обычно не доходит.

Библии в этом отношении принадлежит историческое первенство.

Это факт. И его стоит обдумать. Вряд ли свободная человеческая мысль сама собою двинулась бы по библейским рельсам, ибо так она не двигалась в библейские времена ни у кого.

Может быть, кто-то ее, эту мысль, подтолкнул в библейском направлении?

Если мы это признаем, значит, Библия уже не есть чисто человеческое изобретение!

Библия не претендует на то, что с самого раннего периода ее летопись всюду составляется очевидцами. Это не так. Первым человеком, бросившим взгляд назад, в историю людей от самого ее начала, считается Моисей. Книга Бытия восходит к нему. И логично предположить, что известную ему, единственному образованному израильтянину своего поколения, историческую информацию он излагает и осмысливает в форме исторической хрестоматии по единобожию. И книга обнаруживает следы мысли, явно не укладывающиеся в рамки человеческого мышления, как мы уже видели выше.

Но с Моисея, его собственной истории, начинается и нечто новое. Это неимоверно трудная задача: воспитание Божьего народа уже не в форме племени собственных потомков (как это было у Авраама), а из уже существующих реальных единоплеменников, сердца которых глубоко отравлены многобожием и рабской психологией. Мы помним, что библейские книги – это книги о войне богов и сами книги – воины в этой битве. Битва длилась еще минимум тысячу лет после Моисея.

К сожалению, борьба была настолько тяжела, что велась не в белых перчатках.

А когда книга вернулась с полей войны, прошла три тысячи лет и упала на стол современному изнеженному читателю, то он вдруг воскликнул:

– Если ты от Бога пришла, почему у тебя перчатки грязные?

Ответ прост: потому что книга в них воевала.

Серия соблазнов на Библию связана с теми страницами, где описывается Божий народ. Как Творец вселенной опустился до уровня племенного божка? Что это за любимчики у него, которым все позволено? И почему так низки в нравственном отношении Его служители? Подобных соблазнов у людей масса. Для их преодоления потребуется терпение.

Итак, становление народа Божьего в Ветхом Завете проходит два основных этапа.

Первый этап – Авраамов, второй – Моисеев.

На первом этапе единственный в своем поколении почитатель Единого Бога слышит призыв Его и уходит со своей семьей от цивилизации в пустынное странствие, чтобы там из его потомков родился и сложился новый народ. Народ во имя Единого Бога. Задача на этом этапе: дождаться потомства и воспитать его в вере. Частично Аврааму удается ее решить.

С Моисеем чуть похожая, но иная история. Он тоже сознает себя единственным поклонником Бога в своем народе. Того самого Бога, который открылся Аврааму. Но теперь Бог судьбу Моисея связывает с его народом и велит ему вести весь народ за собой, а не только свою семью, как это было у Авраама. А это уже гораздо сложнее.

Аврааму не ставилась задача – вывести за собою все население древнего Ура и обучить его поклонению Единому Богу. А вот перед Моисеем встает именно такая задача.

Библейский текст не дает нам ясной информации на эту тему, но вполне возможно, что именно тесть Моисея, пустынный пастух Рагуил (он же Иофор) и научил Моисея единобожию. Воспитанный при египетском дворе с младенчества, человек, весьма далекий от традиции своего народа, вряд ли мог где-то самостоятельно узнать о вере своего уже далекого предка Авраама. А вот пустынное жительство в большой семье, подобной Авраамову племени, тут вполне могло заполнить пробел. Моисей в своем личном изгнании из Египта прожил с тестем довольно долго, имел, по крайней мере, двух сыновей от его дочери. И вероятно, именно от пастуха-кочевника научился почитать Единого Бога. И лишь потом сам пережил таинственную встречу с Богом при купине и осознал свое новое призвание и задачу, поставленную ему Богом.

Как бы то ни было, пустынный бродяга возвращается в столицу огромной страны, вступает в переговоры с ее царем, фараоном, и в итоге все кончается освобождением целого порабощенного народа и его удалением в пустыню – на служение Единому Богу.

Конечно, ради такого освобождения Моисею приходится показать от Бога ряд чудесных знамений. Очень вероятно, что знамения эти были весьма болезненными для зрителей. Если вы думаете, что освобождение народа было возможно человеческими силами (небольшое восстание), или человеческими убеждениями, значит, вы верите в нечто невозможное.

Избыточное число чудес на страницу исторического повествования не должно нас смущать. Вполне возможно, что количество и качество чудес дополнено задним числом, но это нисколько не меняет сути дела. Важно, что порабощенный народ в конечном итоге покидает страну своего порабощения. И происходит это наверняка при помощи особых Божиих чудес. Вопрос может стоять лишь об их количестве и качестве.

Дальше тоже говорится о многих чудесах, и все же при этом духовная эволюция евреев описана психологически весьма правдоподобно. Медленное, с обильными возвратными ходами, движение людей от привычного многобожия к почитанию Единого Бога. Вот здесь все очень естественно и реалистично, никакого чуда нет.

Итак, мы теперь осознали всю сложность задачи Моисея: создать народ во имя Единого Бога, причем создать этот народ из людей, весьма отравленных многобожием (а других просто нет). Не пора ли теперь поставить вопрос: не приходилось ли и самому Моисею при решении этой задачи действовать медленно, осторожно, с возвратными ходами, порой идя на явный компромисс со своими язычествующими соплеменниками?

Ответ может быть только положительным: да, приходилось. И примеров этому в тексте хватает, нужно их только разглядеть.

Один раввин выразил это запоминающимся афоризмом. Моисей вывел Израиль из Египта за несколько дней. А вот Египет из Израиля, в смысле из сердец израильтян, выводил аж сорок лет, но так до конца и не смог его вывести.

Здесь мы введем ключевое понятие, благодаря которому, на наш взгляд, многое удается объяснить. И не только в поведении Моисея.

Это понятие