Текст книги "Изнанка мира"

Он наклонил голову и уже собирался надеть противогаз, как взгляд его, скользнув между изрядно потрепанных временем машин, зафиксировал нечто столь необыкновенное, что молодой коммунист, забыв обо всем, прошептал:

– Что это?

На границе видимого круга, очерченного дождем, то пропадая, то выступая яснее, стоял накренившийся вагон трамвая, вокруг которого двигались пряди тумана. Однако, приглядевшись, Зорин тут же понял свою ошибку: это мелькали силуэты четырехлапых существ, немного напоминавших очень больших собак с длинными оскаленными мордами. Звери прыгали, поднимая вокруг себя фонтаны брызг, отряхивая длинный серебристый мех, который стелился почти до земли. Это фантастическое зрелище заставило Зорина напрочь забыть о своих страхах открытого пространства, и он озирался, с удивлением видя, что больше мутантов никто не замечает. Видимо, занятым погрузкой сталкерам обзор загораживала махина «КамАЗа».

Конечно, это были мутанты, но какой-то неизвестной породы. Во всяком случае, Кирилл, всегда жадно ловивший любые рассказы о поверхности и ее обитателях, о таких еще ни разу не слышал.

«Надо позвать кого-нибудь, – пришла вялая мысль. – Они могут быть опасны».

В этот момент с неба донесся клекот и оглушительный шум. Зорин закинул голову и почувствовал, как сердце замерло, а потом забилось так, словно хотело выпрыгнуть из груди. Вспарывая коричневато-серым телом свинцовую пустоту, над грузовиком, почти сравнявшись с ним в размерах, пролетел птеродактиль. Кирилл никогда не видел вживую этого потомка голубей, умудрившегося вернуться по цепочке эволюции назад, к своим ящероподобным предкам, но столько слышал о нем, что спутать тварь с чем-то иным было просто невозможно. Ящер величественно взмахивал широкими перепончатыми крыльями, отбрасывая потоки воды далеко в стороны, заходя на новый круг. Клиноподобная морда, вся испещренная уродливыми выростами, с маленькими глазами дикого ядовито-желтого цвета, внушала ужас. Мощные лапы с отведенным назад когтем готовились вонзиться в добычу, однако монстр, непонятно почему, не спешил атаковать.

Сталкеры с криками бросились в вестибюль, послышались автоматные выстрелы. Летающий ящер резко дернулся в воздухе, потом лег на крыло и исчез из поля зрения.

Отойдя от шока и обретя способность двигаться, юноша повернул голову, но там, где только что прыгали серебристые собаки, были видны лишь косые струи воды, через которые смазанным бурым пятном проглядывал проржавевший вагон.

– Зорин! Жив! Я уж думал, и тебя хоронить придется… – просипел через клапан переговорного устройства Сомов, внимательно осматривая парня и отмечая его поразительную, аж до синевы, бледность и мокрые волосы. – Сколько уже здесь стоишь? А ну марш под крышу! С ума сошел? Дозу схватишь…

– Я видел… – стал говорить юноша, показывая рукой в сторону трамвая.

– Ага-ага, все видели! – кивнул Федор на грузовик. – Еле на ногах держишься? Давай-ка, вниз топай. Ты никуда не едешь.

– Я про другое…

Но Сомов уже отвернулся, широкими шагами направился к машине и забрался в кабину.

– Все, поехали! Пора! – скомандовал он, захлопывая дверцу.

Кирилл проводил начпартии взглядом, а потом попытался залезть в кузов. Его усилия не давали результатов, однако он упрямо цеплялся за скобу, стараясь подтянуться на ослабевших руках.

– Чего, оклемался уже? – спросил сталкер, рывком затаскивая парня через борт. – Я ж говорил, полегчает… Держись тока крепче, тут вон, видишь, зад то ли отморозишь, то ли проткнешь, хотя нам недалеко.

Трупы, накрытые большим куском брезента, заполняли кузов лишь наполовину, и бойцы из команды сопровождения, усаживаясь, старались не наступить рифленой подошвой ботинка на конечности мертвецов, так и норовящие высунуться наружу.

В кузов также положили стальной лист, по всей длине которого, как железная щетина дракона, в несколько рядов торчали пятисантиметровые шипы, спешно приваренные умельцами в мастерских Красносельской.

– Вы видели… – начал Зорин.

– Заткнись! – грубо одернул его мужчина. – Не вздумай об этом говорить. Поганая примета. С мутантами знаешь как? Стоит только их помянуть, тут же и придут. А помереть из-за глупости твоей салажьей никому не в радость. Поделишься впечатлениями потом, на станции. И, слышь, «слоника-то» надень.

Он помог Кириллу натянуть противогаз, может быть, стараясь этой заботой сгладить резкость.

В это время «КамАЗ» тронулся и медленно покатил сквозь дождь, словно лодка Харона, плывущая в загробный мир. Сходство усиливали приваренные к бамперу трубы. Они образовывали что-то вроде острого корабельного носа, и все препятствия на пути, например, кузова легковушек, отшвыривались этим приспособлением, как кегли.

Вопреки ожиданиям, больше никаких опасностей не было ни слышно, ни видно, но, кажется, именно это обстоятельство больше всего и настораживало людей. Они отлично понимали, что хоть кто-то из обитателей поверхности должен был уже явиться на запах мертвечины. Напряжение звенело в сыром воздухе; казалось, что с каждым метром, оставленным позади, вокруг машины сгущалась атмосфера чего-то ужасного.

– Тихо как, – буркнул один из сталкеров, прибывший с Красных ворот. – Прям не верится, что можно запросто взять, да и ехать… да еще с такой поклажей.

– Это потому, что тут никакой культуры нет, – успокаивающе ответил второй.

– А у вас, конечно, культуры много? – старшой похоронной команды вступился за честь родной станции и прилегающего района.

– Ты не понял, командир, – примирительно отозвался боец. – Это мы так библиотеки, музеи называем. Я когда на Боровицкой стажировку проходил, там один человечек мне про это дело подсказал. Хороший был парень, Олег Бойко. Не знаю, что с ним сейчас, давно не встречал…

– И что же тебе подсказал тот хороший парень?

– Так, он говорил, с этими библиотеками вечно проблемы. А в районе Боровицкой куда ни ткни – то бывшая библиотека, то университет, то картинная галерея. Как Олег выражался: рай для монстров. Непонятно, почему эти места так привлекают самых разных тварей, но факт остается фактом – от зданий, где когда-то хранились книги, лучше держаться как можно дальше.

– Ясно. Ну, про библиотеки вам виднее, у нас тут места заводские, производственные, это да…

– Но все равно, ненормальная тишина, – высказал общее мнение боец с Красносельской.

* * *

Чем дальше они ехали, тем слабее ощущалась разница между живыми и трупами, оказавшимися в одном кузове. От холода и усилий не сползти на пол тело Кирилла начало коченеть, и уже казалось, что он здесь отнюдь не в качестве сопровождения, а как часть мертвого груза. Последние часы на станции пролетели в лихорадке подготовки, когда он не успевал присесть, бегая по поручениям, или находился вместе с Сомовым. Ведь надо было перепроверить карты, снаряжение, транспорт, оставшийся в личном гараже Лыкова, сформировать и проинструктировать заградотряды, утрясти сотни мелочей, не оставлявших и минуты на раздумья. Но вот сейчас, в относительном бездействии, Кирилл вдруг с ужасающей ясностью понял – его предложение не могло закончиться успехом, а только смертью: собственной и всех этих людей… Правы были старики-генералы, он всего лишь безумный самонадеянный мальчишка…

Напряженные взгляды по сторонам ничего не давали, лишь временами глаз ловил серебристые пятна. В облаках брызг они то тут, то там проглядывали сквозь мутную пелену дождя. Или это только мерещилось?

«Эти собаки, правда, существуют, или мне чудится? Почему тогда не приближаются? Ждут удобного момента? – спрашивал себя Зорин, не зная, как поделиться с соседями этими мыслями. – И нападут, когда мы подъедем?.. Почему, ну почему их видел только я? Надо было остановить Федора, надо было ему растолковать…»

Мозг Кирилла буквально вскипал от попыток справиться с атакующими память картинами пережитого за последние дни. А они все вертелись, сливаясь и распадаясь вновь, как в калейдоскопе.

– Ничего не видно, – сказал кто-то из сидящих в кузове. – Сколько еще тащиться? Тут на карте, по прямой, вроде три-четыре дома всего, правда, длинные дома… По туннелям тоже расстояние небольшое, и километра не будет. Когда же, черт его дери, приедем-то?

– Не боись, не промахнемся. Вон, вдоль рельсов же едем, они не дадут сбиться с середины улицы, а там с площади вход, аккурат упремся.

Как бы в подтверждение этих слов, грузовик затормозил возле невысокого каменного бортика, который с трех сторон ограждал широкую лестницу, ведущую вниз.

– Прыгаем, прыгаем! Разгружайтесь! – замахал рукой Сомов, заглянув в кузов с подножки. – Мы остаемся здесь для прикрытия. Остальные со сталью быстро вниз! И зачистить полицейский пост. Это в первую очередь… Как будете готовы, дайте знать.

Еще на Красносельской, рассматривая схемы коммуникаций подсобных помещений, а также технических коридоров, оплетающих захваченную станцию, в нескольких метрах от гермы была обнаружена комната полиции. Решили, что отряд воспользуется ею, чтобы не попасть между молотом и наковальней, когда мутанты уже хлынут в переход, а гермоворота вдруг по каким-то причинам не откроют. Однако сохранилась ли дверь в это укрытие и насколько она пригодна, никто не имел ни малейшего понятия, поэтому надо было позаботиться либо полностью ее заменить, либо укрепить вход.

Старшой похоронной команды, взяв автомат наизготовку, первым спустился по пологим ступенькам, заваленным истлевшим тряпьем, кусками битого кирпича, отколовшейся плитки и мокрым хламом, не поддающимся классификации.

– Давайте за мной, тут чисто, – донесся его голос.

Сняв с машины брусья и пыхтя под их тяжестью, двое сталкеров спустились следом и скрылись из виду. Еще четверо тащили тяжеленный стальной лист. Зорин, нагруженный инструментами и ящиком со всякой скобянкой, едва поспевал за ними.

Плиты пола в переходе были местами вздыблены, местами расколоты, а на месте некоторых вообще зияли ямы, наполненные водой, и обходить все эти препятствия было непросто. Дневной свет, помогавший ориентироваться, мерк с каждым метром, а за поворотом стало почти темно. Однако света фонариков хватало, чтобы увидеть: справа коридор перегораживала ребристая стена гермозатвора. Она производила впечатление незыблемой преграды.

Нужную комнату нашли довольно быстро – над ней белела квадратная табличка, по какому-то случаю оставшаяся целой. Помещение пустовало, хотя и было порядком загажено. Дверь с вырванным замком валялась чуть поодаль. Нетрудно догадаться, что в первые годы в подобных местах искали оружие и патроны, поэтому грабили их нещадно.

Люди боком занесли свою ношу и уложили ее на пол. Зорин поставил ящик, куда было указано, и с облегчением увидел, что с размерами не промахнулись – лист перекроет весь проем.

– Долбить здесь. Скорей, скорей! Только следить, чтоб внешний край гладким был, – распорядился старший из команды красносельцев, указывая на пол. Убедившись, что сталкеры начали заниматься упорами, он махнул рукой остальным: – Нечего под ногами путаться, наверх, к Сомову! Доложите, что все надежно.

Кирилл побежал к машине, радуясь, что, по крайней мере пока, все шло, как и было запланировано, и им есть куда спрятаться. За ним топала четверка с Красных ворот.

– Эй там, осторожнее! Подождите! – закричал Федор, увидев появившихся из перехода бойцов.

В это время «КамАЗ» сдал назад еще на несколько метров, пока не оказался на краю лестницы, и несколькими рывками поднял кузов. Огромным бесформенным кулем мертвецы стали сползать из него вниз, падать на площадку, скользить по мокрым ступеням.

– Тут одного-двух оставьте, и достаточно. Остальных к герме… – Сомов хотел сказать что-то еще, когда послышался жуткий вой и автоматные выстрелы.

Сталкер, начавший было поднимать труп, с тревогой уставился на Федора.

– Не успели! – процедил тот и, хватая бойца за воротник, толкнул его вглубь коридора. – Отступаем!

Еще никогда в жизни Кирилл не бегал с такой скоростью, и даже не предполагал, что способен переставлять ноги в столь бешеном темпе. Впрочем, остальная группа не отставала. Выстрелы на поверхности стихли. Вой, раздававшийся, казалось, со всех сторон, не только леденил кровь, но и подстегивал мышцы. Но более всего подгоняла мысль: «Дверь поставят без нас! Оставят снаружи!»

И, действительно, утыканный шипами лист был уже поднят и готов заслонить проем.

– Скорее, скорее! – истошно заорал старшой, заметив бегущего Сомова и поспевающих след в след бойцов.

Кирилл чуть обернулся и споткнулся – он узнал эти светлые пятна. Значит, не показалось, и кровожадные полусобаки-полуволки с самого начала двигались за грузовиком.

Лист чуть отклонился, впуская Зорина последним. Юноша проявил чудо ловкости, буквально просочившись в комнату, не зацепившись.

– Закрывай! – скомандовал Федор.

Стальная громада с гулом привалилась к бетонному порталу. Тут же были поставлены деревянные брусья, а подкосы уперты в ниши, выдолбленные на полу.

– Давай, давай!

Бойцы грохнули кувалдами по подкосам, доводя их к пазам.

Бум! Бум! Бум!

– Еще немного давай, чуть-чуть! Скорость, чертовы дети! – динамо-фонарик в руках старшого чмыхал как заведенный.

Страх нарастал. К утробным ударам молотов теперь добавилось цоканье чьих-то когтистых лап, которое, возможно, только чудилось Кириллу.

– Зорин? Ты почему здесь?! – начпартии схватил юношу за рукав. – Вернемся живыми, шкуру с тебя спущу…

– Там наверху в машине остался… – начал Кирилл.

– Кабина надежно укреплена, так что отсидится, если нос высовывать не будет, – уверенно ответил Федор. – Еще и назад прокатимся!

Однако Кирилл подумал, что ни за какие блага он больше не выйдет на поверхность.

Плумм! Один из брусов встал в паз. Бум! Плумм! Вторая деревяшка заняла положенное место. Теперь шипастый лист стали был плотно прижат к стене.

– Пе-эшки, быстрее!

В тусклых лучах фонарика загремели коричневые контуры скоб. Одна, вторая, третья… Под частыми ударами молота заостренные концы бодро впивались в дерево, с легкостью тонули в его влажной текстуре.

Что-то мощное ударилось в лист с внешней стороны. Людей оглушило рычание и вой. Сомов вскинул автомат, но повторного нападения не последовало. Импровизированная дверь выдержала и не давала мутантам показать полную силу.

Кирилл едва мог дышать, ожидая, что вот-вот серебристые бестии ворвутся в их убежище. Привалившись к стене, он вдруг ясно ощутил несильную вибрацию. Вокруг все едва заметно дрожало.

– Герма, – проговорил Сомов. – Герма открывается… Всем потушить свет и молчать!

Прошло несколько однообразно-утомительных часов. По крайней мере, так казалось Кириллу. Снаружи не раздавалось ни звука: ни криков, ни выстрелов, ни рычания тварей. Хотя запертые в комнате люди постоянно прикладывались ухом к ледяному металлу листа и к влажным стенам, слышали они только безнадежную тишину. Всех придавила неизвестность и, самое главное, абсолютная невозможность узнать: как там на станции? Прорвались ли мутанты в туннели Красной ветки? Как повели себя ганзейцы?

Каждый терзался вопросом: а вдруг надо ударить в тыл? Вдруг захватчики смогли дать отпор воющим хищникам?

Снаружи послышались шаги. Сталкеры переглянулись и, перехватив оружие поудобней, приготовились встретить любую неожиданность.

– Они где-то здесь, – послышалось из-за стального листа. – Ищите комнату полиции!

– Кажется, тут.

В дверь постучали.

– Товарищ Сомов! Вы здесь? Живы?

Начальник сталкеров опустил автомат.

– А если это ганзейцы? – Кириллу показалось подозрительным внезапное появление подмоги.

– Да какие ганзейцы! – Сомов уже руководил разбирающими упоры. – Разве они знают, где мы будем прятаться? Свои это, Зорин… свои. Давайте выбираться отсюда.

Но открыть дверь оказалось гораздо сложнее и дольше, чем забаррикадироваться. Один из брусьев заклинило намертво, и только общими усилиями удалось выбить его из паза.

Выбравшись в коридор, где они так счастливо избежали встречи с мутантами, Кирилл не поверил своим глазам: везде виднелись алые отметины, образующие зловещий рисунок. Отпечатки, оставленные лапами, вымазанными в крови, были на полу, на стенах, но, что еще более странно – на потолке прохода, ведущего к Казанскому вокзалу. Потом следы уводили на улицу и терялись под дождем.

Только теперь, почти без чувств прислонившись к холодному мрамору колонны, Кирилл вздохнул и закрыл глаза. Он был полностью опустошен, эмоционально вычерпан, а сознание посылало в мозг слабые сигналы: «спать… надо спать…».

* * *

– Доложите по порядку, товарищ Коллонтаев, что произошло? Кто открыл герму, если вы сидели под арестом? – спрашивал Федор, обводя глазами станцию, которую он помнил такой красивой, благополучной.

– Молодец, девчонка! Настоящая комсомолка, – распалялся Коллонтаев, шагая по залитой кровью платформе. – Меня же сразу в кутузку посадили. До разбирательств, сказали. Военное положение, и тому подобное. Я, конечно, возмутился, – преображенец мельком посмотрел на Сомова. – Кричать стал, но…

– Но ничего не вышло? – закончил за него Федор.

– Да, ничего… Но герма таки открыта!

– А откуда взялась ваша комсомолка?

– Дочка погибшего коменданта, как мне сказали. Еду по камерам разносила. Я сначала подумал, она слепая – глаза в одну точку и как будто туман в них. Походка слабая. Кажется, прикоснись: упадет…

– И?

– Вот я ей сказал, что делать нужно…

– Рассказал на оккупированной станции о секретной операции?! – взревел Сомов. – Первому встречному?!

– А иначе как? – растерялся Коллонтаев. – Иначе ничего бы… да герма-то открыта, Федор, то есть товарищ Сомов… Все прошло по вашему плану!

– Значит, шлюз девчонка открыла?

– Да.

– И ее разорвали первой?

– Да, – чуть тише добавил преображенец, отводя глаза в сторону. – Мы-то думали пробраться в общую диспетчерскую и открывать из безопасного места, но там была круглосуточная охрана. Тогда она сказала, что пойдет к локальному щитку возле гермы. Я объяснил ей, что это очень опасно… Но, мне кажется, что она… она просто не хотела жить…

Глава -1
О главном герое замолвите слово

 
Персонажи уходят из книги один за другим,
Словно им отвратительна роль, неприятны партнеры;
Или автор (безумный создатель) вдруг взял и затер их —
Затерял меж торосов жестокой словесной пурги.
 
 
Персонажи уходят – открыто бегут со страниц —
Прямо в руки врагам, натыкаясь на пули и пики,
Смело в пропасть шагая, успев что-то важное крикнуть.
Сами мылят веревку ли, ждут ли наемных убийц —
 
 
Персонажи уходят. Незыблем лишь главный герой.
Словно кто-то его бережет/охраняет/лелеет.
А для всех остальных в каждой новой главе – лотерея,
О которой герой наш зачем-то мечтает порой.
 
 
Будто он недоволен судьбой. Будто тоже в душе
Он не против уйти, если верный найдется попутчик.
Жить у бога за пазухой – может и это наскучить.
Извини, дорогой, ты ведь знаешь прекрасно сюжет…
 

На Ганзе Кирилл был впервые и чувствовал себя слегка оглушенным бурей впечатлений от новизны, красочности и толкотни. Комсомольскую-кольцевую, под конвоем четырех внимательно-хмурых ганзейцев, он проскочил как во сне. Даже когда молодой коммунист уже сидел на мотоплатформе, двигаясь по туннелю, в котором были развешаны слабые, но все-таки разгоняющие тьму лампочки, перед глазами его все еще проплывали, ослепляя пышностью и блеском, непривычные интерьеры. Роскошные золотые мозаики на потолке (ах, как бы рассмотреть их получше!), богатая лепнина (вот же люди делали!), хрустальные люстры, которые, хотя и не горели в полный накал из-за раннего времени, однако подавляли своими размерами (а что будет, если такая громадина упадет?), как и бесконечная перспектива уходящих в даль арочных пролетов, от которой кружилась голова.

Зорин снова и снова вспоминал невероятный калейдоскоп событий после успешного захвата Комсомольской.

Сомов расставил караулы из свежих сил, прибывших с Красных ворот, но не отпустил никого из своих, сказав, что сначала надо здесь все дела завершить, а потом о доме думать, и приказал… ложиться спать. Красносельцы заняли пустующие палатки, которые еще несколько часов назад принадлежали оккупационному гарнизону ганзейцев. Перекидываясь шуточками, вспоминая боевые эпизоды прошедшего дня, коммунисты дивились на добротный брезент, спальники и прочий скарб, доставшийся им, как трофеи.

Кирилл ничего не мог понять, когда его выдернули из тяжелого сна, больше похожего на обморок, и потащили к эскалатору, ведущему на кольцевую.

– Зорин, соберись! Потом отоспишься, сейчас не время. Ты нужен Партии. Я посылаю тебя на ответственнейшее задание: лично доложишь товарищу Москвину обо всем, что тут у нас произошло. Расскажешь подробно: ты был в гуще событий с самого начала, так что сможешь ответить на любые вопросы, – говорил Федор, подталкивая парня к открытым воротам, где уже дожидались четыре ганзейца. – Никого не бойся, у тебя дипломатический паспорт, поэтому на Ганзе тебя и пальцем не тронут. А ты примечай там, посматривай, какие настроения в народе? Что говорят про наш конфликт, какие сплетни, слухи? Понял? И это, поешь как следует, не экономь, не стесняйся. Можешь вообще на день задержаться – по базару походи, познакомься с кем-нибудь, купи там чего-то, короче, веди себя естественно, но не забывай, что ты еще и разведчик!

– А… почему я? – начал просыпаться Кирилл.

– Ну, а кто же? Сам герой, сын погибшего героя. Кстати, товарищ Москвин твоего отца лично знал, вот и с тобой познакомится, поглядит на подрастающую смену, – усмехнулся секретарь Северной партячейки, вручая новоиспеченному дипломату оружие, документы и тяжелый рюкзак, в котором звякали патроны. – Удачи тебе!

– А как же Ирина? Она ведь… Федор! Предупреди ее, чтобы не волновалась… – сорвалось с губ юноши, но он уже миновал герму и находился на чужой территории.

* * *

Курская была освещена ярко, но по декору приближалась к его родной станции, а поэтому не производила такого ошеломляющего впечатления. Однако пестрота толкавшегося тут народа с непривычки утомляла.

Зорин присел за квадратный столик, пристроил рюкзак, обмотав одну лямку вокруг ножки стула, и для надежности еще прижал ее ботинком. Он очень опасался воровства, а если верить слухам, ходившим по Красной ветке, на Ганзе было всего две категории людей – торгаши и воры; впрочем, частенько эти две профессии переплетались. Конечно, будь у него хоть какое-то оружие, ситуация выглядела бы проще, но сейчас оставалось только крутить в пальцах маленькую бирку с выбитым номером. При въезде на станцию автомат и штык-нож пришлось сдать на КПП. Правда, патрульные заверили, что свои игрушки каждый получает назад.

– Ну, смотри, дурья башка, – тыкал пальцем красномордый мужик, заполнявший бумаги. – Вот же пишу: «Вход: перегон Курская – Комсомольская. Выход: перегон Курская – Площадь Революции». А вот тут, в графе оружие, видишь, крестиком помечаю: автомат, штык-нож! Смотри дальше, вот кладу твои сокровища в мешок, на нем цифра десять стоит. И тут вот, на жетоне у тебя тоже – десять! Понял теперь? Уже через час все твое барахло на другой КПП перевезут. Предъявишь жетон, все получишь назад!

– Гони еще два патрона за ликбез, дипломат, да смотри, жетон не потеряй, а то опять скандал выйдет, что краснопузого обворовали! – ухмыляясь, сказал второй патрульный. – Кто только вас, таких бестолковых, на свет рожает?..

В ожидании еды Кирилл с любопытством озирался по сторонам. Из всех заведений общепита он выбрал эту дешевую забегаловку, приткнувшуюся в боковом нефе. Не потому, что было мало патронов, чтобы купить еду – как раз патронами его снабдили даже в чрезмерном количестве. Просто молодой коммунист вдруг растерялся и прошел мимо роскошного ресторана, который манил зеркалами и хрусталем светильников в центре зала.

Наверное, больше всего удивляли толстяки, которые попадались на глаза. У них, на Красной ветке, люди отличались стройностью. Злые языки называли это «скелетной худобой» и утверждали, что из одного костюма «химзы» коммунисты умудряются перешить два, но на то они и злые. Конечно же, все эти наветы о голоде у красных были сплошным враньем, – питались нормально, хотя без разносолов. Где ж недоедание, если дети почти не болели, а старики сохраняли бодрость тела и духа? И, конечно, невозможно было встретить такие пресыщенные лица, с одутловатыми щеками и мутным взглядом, как, например, вон та четверка, занявшая места по соседству…

– …И это, я тебе скажу, совсем другое дело, чем потертые картинки в книжках рассматривать! Совсем не тот эффект. Братан, да ты вот как подойдешь к ней поближе, а она длинная, метра три, почитай… сохранилась прекрасно, ни одного кусочка не утеряно, берегли, видать! Чуть-чуть сощуришься, и вот уж кажется, что ты не на стену смотришь, а на лугу стоишь, а вокруг тебя по-настоящему березки шелестят… – мечтательно жмурился заплывшими жиром глазками самый немолодой и самый толстый из торговцев. – Или еще там одна есть, с речкой. Ну, просто запах воды чувствуешь… Главное, вот так глаза сделать и поближе подойти…

К разговорам этой компании Зорин стал прислушиваться, вспомнив, что он поехал через Ганзу с особым заданием. Начпартии Сомов особенно настаивал, чтобы Кирилл больше обращал внимание на настроения простых жителей.

– И во что эти твои речки-березки нам обойдутся? – циничным тоном спросил «братан», обсасывая пальцы после очередного куска истекающего соком мяса.

– Да не волнуйся, брателло, дешево. А навар будет нехилый! – облизнулся толстяк. – Надо только транспорт обеспечить. Демонтаж с погрузкой марьинцы сделают сами. Уже обговорено.

– А вид, правда, товарный?

– Ты не поверишь! Ни одного сколотого края! Как будто вчера из мастерской эти мозаики.

Кирилл погладил пальцами поцарапанный мрамор столешницы. Говорили, что Ганза скупает у бедных станций облицовку колонн и стен. На продажу шли также светильники, скульптуры и прочий декор. Вот и эти торгаши как раз обсуждали вывоз мозаичных панно со станции Марьина Роща.

Молодому коммунисту вдруг отчаянно захотелось попасть на эту Рощу, чтобы увидеть необыкновенные картины, пока барыги не увезли их и не спрятали у кого-то из местных богатеев.

Да, что ни говори, а на Красной ветке такого быть не могло. Конечно, много чего не хватало, но торговать социалистическим достоянием, тем более таким, никому бы и в голову не пришло. Вот и на Комсомольской-радиальной – первое, чем занялись коммунисты после того, как вернули контроль над станцией, очистили ее от захватчиков и отмыли кровь, было восстановление разрушенного панно, на котором могучие мужчины и целеустремленные женщины созидали новую трудовую жизнь.

«Почему на каждой станции не может быть всего в достатке? – Кирилл с грустью подумал о неизвестных марьинцах, которых скоро лишат последнего утешения, прекрасных картин. – Раньше, до Катастрофы, как рассказывал отец, были страны первого мира, богатые, благополучные, сильные, был второй мир – коммунистический, был и третий, и наверняка даже четвертый и пятый!.. Но ведь бедные жили далеко, на задворках земного шара. Так почему же сейчас, в одном городе, в одном метро – и все то же самое?..»

Неизвестно куда бы завели молодого коммуниста такие рассуждения, но в этот момент перед ним поставили тарелку с едой, от аромата которой кружилась голова.

* * *

После роскошного, по меркам Красной линии, обеда Зорин решил сходить в баню. Отправка его в Центр, к товарищу Москвину, была настолько скоропалительной, что Зорин успел только ополоснуть руки и лицо, а явиться на доклад к Генеральному секретарю Компартии следовало во всем блеске. Да и просто хотелось смыть с себя застарелый запах пороховой гари, слой грязи и кислый пот, которым он покрывался не раз в эти безумные дни войны.

Наверняка на Площади Революции – конечной цели путешествия – тоже будет где помыться, но там могли не принять его талоны, выданные для Красносельской, в то время как здесь, на Ганзе, все решалось просто: заплати и получи. Кирилл отдал пять патронов за брусочек мыла, от которого исходил приятно-терпкий запах, и рассматривал обертку с аккуратной, вручную сделанной надписью: «Йеловый арамат».

«Надо будет взять еще пару для Иришки, ведь на Сокольниках ничего подобного не найдешь… Эх, миленькая моя, что еще я могу для тебя сделать? – юноша представил себе любимое лицо. – Что могу дать? Разве что вернуться поскорее!»

– Куда спешишь, служивый? – раздался за спиной голос, такой знакомый, что стало больно дышать.

Кирилл торопливо обернулся. Перед ним, широко улыбаясь, стоял молодой плечистый мужчина лет тридцати, одетый в выцветшие камуфляжные штаны и кожаную куртку. Его пояс украшали пустые ножны и кобура.

– Пашка… Пашка, неужели?!

Родной брат, покинувший Красносельскую почти пять лет назад, появлялся дома редко и исключительно по делам. Он никогда не разделял коммунистические воззрения Красной ветки. Скептицизм старшего сына зачастую раздражал отца, доводил до белого каления. Кирилл помнил, как часто их родитель срывался и кричал на Павла. А однажды тот не выдержал, вспылил и ушел… ушел НАВСЕГДА. Обитал в основном в Полисе, где заделался сталкером, а кормился тем, что таскал с поверхности вперемешку со стоящими вещами и всякую дрянь под заказ: книжки, картинки, оружие, безделушки, мебель, оборудование, которое в метро шло «на ура». Отношений с отцом Павел так и не восстановил, а с младшим братом, когда удавалось, проводил «воспитательные» беседы.

– Пойми, братуха, я теперь самостоятельный стал… Можно сказать, солдат удачи в борьбе за лучшую жизнь подземки! Это здорово, быть независимым, быть главным помощником… главной надеждой и опорой всего метро! Всех его жителей… всех обитателей… Без поддержки Партии… Вот и ты начинай уже своей головой думать… Индивидуальность против толпы!

«Откуда набрался таких слов… Индивидуум этакий! – с обидой думал Кирилл, не решаясь возражать брату, которого обожал. – Теперь он, видишь – сталкер! Сорвиголова ты!»

– Ну что, братишка, давай обнимемся, что ли? Давненько не виделись!

– Пашка, – прошептал Зорин. – Отца-то больше нет…

– Я знаю… знаю… Прости, что не пришел проститься… – глаза Павла вдруг предательски заблестели. – Я был на задании, не успевал. Не получилось. Прости…

– Да ничего… главное, что вспомнил… нашел. А я вот к самому Москвину, – Кирилл поднял указательный палец вверх. – На доклад прибыл. У нас же там война…

– И об этом слышал. Опять с ганзейцами территорию делите?

– Нет-нет, все иначе было. Столько случилось всего, знаешь, поверить трудно, что это все за несколько дней произошло… – сказал Зорин. – Подожди, а как ты меня нашел? Метро большое.

– Да так, – пожал плечами Павел. – Сказали мне, что ты здесь проездом остановился… – улыбка очертила глаза брата мелкими морщинками.