Текст книги "Дом Виндзоров: Правда и вымысел о жизни королевской семьи"

Прежний круг знакомых матери тоже постепенно исчезал из жизни принцев. Гарри по-прежнему нередко обращался за поддержкой к Джулии Сэмюэл, с которой Диана познакомилась еще в школе и которая всегда была готова ее утешить. Однако с другими ее близкими подругами – достопочтенной Розой Монктон (с ней принцесса провела последний перед свадьбой отпуск в Греции) и Люсией Флеча де Лимой, женой посла Бразилии (она была ее ближайшим доверенным лицом), – мальчики совершенно не общались. Роза делилась с прессой воспоминаниями о подруге, а значит, могла сказать что-то лишнее. Ее назначили председательницей Совета, собранного по случаю возведения в Гайд-парке фонтана в память о принцессе; Доменика, ее дочь, родившаяся с синдромом Дауна, была крестницей Дианы. Дворец, однако, не отвечал на письма Розы, приуроченные к дням рождения принцев и другим памятным датам. Люсию и вовсе не позвали на свадьбу Уильяма и Кейт в 2011 году, так что церемонию она смотрела по телевизору. Утратил возможность общаться с принцами и Ричард Кей из Daily Mail, любимый корреспондент Дианы, который всегда был в курсе событий и беседовал с принцессой по телефону в день смерти.

К концу века вóды, казалось, сомкнулись наконец над оставленным Дианой полем боя.

Королевская семья верила: болезненный, потрясший до основания их устои кризис со временем должен стереться из памяти. Они были правы, но стоило учитывать, что вселенная медиа, создавшая и раздувшая феномен Дианы, тогда еще только вступала в эпоху трансформации, выпавшую на XXI век. События, связанные с гибелью принцессы, освещались в прямом эфире – представьте, насколько больший отклик они получили бы сегодня. Интервью Дианы Мартину Баширу постоянно просматривалось бы на YouTube, как сейчас – интервью Меган и Гарри. Запрещенные тогда кадры с места аварии в туннеле Альма в Париже и снимки умирающей в покореженной машине принцессы разошлись бы по всем социальным сетям. Множество теорий заговора, на зарождение которых тогда ушли месяцы, появились бы в течение нескольких часов и обзавелись устрашающей ордой последователей. Если бы разъяренной толпе сообщили в Twitter, что автокатастрофа была организована агентами MI6 по приказу принца Филиппа, как знать, не превратилось бы требование приспустить флаг в бунт против монархии? «Никогда не жалуйся и никогда не объясняй». Этот рефрен так долго помогал Короне, но теперь звучит как сигнал с терпящего крушение лайнера.

Однако медиа еще только предстояло набрать такую силу. В описываемое время яростные обвинения и общественное порицание в средствах массовой информации постепенно утихли. Королева старалась этого не афишировать, но она была потрясена тем, что ее советники называли «революцией». Елизавета никогда не забудет, что ее внешняя отстраненность от народной скорби едва не побудила общество отвернуться от Короны. Не забудет она и того, что чувствовала потребность сделать, когда гроб с телом Дианы проносили мимо дворца. Впервые, единственный раз она подождала принцессу. Затем склонила голову.

Но больше – никогда.

Глава 2
Секс и чувствительность

Почему Чарльз любит Камиллу

I

О Камилле Паркер-Боулз важно помнить следующее: она говорила, что не собирается замуж за принца Чарльза. Теперь она его жена. Она также говорила, что не хочет становиться публичной персоной. Теперь она совершает больше 200 протокольных визитов в год. Еще она говорила (точнее, так заявлял Кларенс-хаус[9]9
  Прилегающая к Сент-Джеймсскому дворцу резиденция членов британской королевской семьи. С 2003 года это резиденция Чарльза (до сих пор), Уильяма (до апреля 2011-го) и Гарри (до марта 2012-го). – Прим. ред.


[Закрыть]), что после коронации Чарльза получит только титул принцессы-консорта. Но и от этого осмотрительного плана пришлось впоследствии отказаться, поэтому королевы Камиллы Британии не избежать.

При этом, несмотря на право называться принцессой Уэльской, Камилла предпочла титул ее королевского высочества герцогини Корнуолльской. Она была достаточно разумна, чтобы не пытаться присвоить себе звание, которое всегда будет ассоциироваться с другой принцессой, так любимой народом. И все же к настоящему моменту она уже дольше замужем за Чарльзом, чем была Диана.

Наследнику престола Камилла всегда дарила комфорт, эмоциональный и сексуальный. Они впервые встретились в 1971-м, и ее непринужденное очарование легко разбило оковы королевского воспитания Чарльза. Роль любовницы в ее роду передалась по наследству: прапрабабушка Камиллы, Алиса Кеппел, на протяжении двенадцати лет была главной фавориткой короля Эдуарда VII до его смерти. Для него она – остроумная и обаятельная светская львица – стала последним серьезным увлечением после череды аристократок и проституток, которых он менял как перчатки. Алисе было двадцать девять лет, Берти – пятьдесят семь; к тому времени он дышал с трудом и от него пахло дымом сигар. Из-за тучности королю даже с трудом удавался половой акт с проникновением. Алиса же поражала красотой. Вайолет Трефузис, ее дочь, позднее прославившаяся связью с писательницей и садовницей Витой Сэквилл-Уэст, вспоминала, что мать обладала «великолепными, богоподобными чертами», и восхищалась ее «изгибами», «алебастровой кожей, синими глазами, каштановыми волосами, большой грудью, добротой и очарованием».

Тем, что связь Берти и Алисы просуществовала так долго, последняя была обязана не только красоте, но и практичному складу ума. Консуэло Вандербильт, герцогиня Мальборо, писала: «Она всегда была в курсе самых крупных скандалов, цен на акции, последних политических решений; никому лучше нее не удавалось развлечь принца в ходе долгих, навязанных правилами этикета ужинов». А еще Алиса прекрасно понимала, как исключительно корректно исполнять роль любовницы на глазах у жены Эдуарда, королевы Александры. Алиса помогала Берти подбирать украшенные драгоценными камнями фигурки животных для коллекции Фаберже, которую собирала его жена. Держала подписанный портрет королевы на каминной полке в гостиной. Алисе всегда нужны были деньги, поэтому она попросила финансового советника короля помочь ей превратить подарки короля в прибыльные инвестиции. Вайолет запомнила, как вечерами мать «блистала в неизменной тиаре». Две служанки собирали ей на день четыре смены нарядов от модельера Чарльза Уорта из многочисленных шелковых платьев, украшенных длинной нитью жемчуга или воротничком с бриллиантами.

Адюльтеры эдвардианской эпохи в аристократических кругах были своего рода развлечением, которое становилось доступно только после свадьбы и включало в себя людей соответствующего социального круга. Обычно к нему прилагалось также умение нырять в нужную комнату в скрипучих загородных домах во время совместных выходных. Большинство любовниц Берти и сами были замужем, причем их супругов – включая достопочтенного Джорджа Кеппела – более чем устраивал статус, которым обеспечивал их жен такой союз. Одна из фавориток Эдуарда, Дейзи Брук (известная как Болтушка Брук), оказалась, впрочем, дамой ненадежной и попыталась после смерти короля продать его старые письма Daily Express. Корона помешала ей.

Если верить сплетням дома Кеппелов, изнеженный и не слишком мужественный Джордж довольно рано перестал приходить к Алисе в постель. Ко времени, когда она покорила своим очарованием принца Уэльского в 1898 году, у нее уже была целая вереница преданных ухажеров. Джорджа все это совершенно не трогало: пока жена принимала кавалеров, он подкручивал напомаженные усы в игровом клубе на Пиккадилли. Алиса, хоть и принадлежала к высшему обществу, была, по словам бывшей служанки, «страшной развратницей». Это вполне соответствовало интересам распутного Берти, который оставил после себя не только шестерых детей, рожденных долготерпеливой королевой Александрой, но и множество незаконнорожденных отпрысков. Ходили упорные слухи, будто Соня, младшая дочь Алисы и бабушка Камиллы, была на самом деле дочерью короля. Будь это правдой, герцогиня Корнуолльская оказалась бы кровной родственницей принца Чарльза.

Прошел век, и мы можем наблюдать множество сходных моментов в отношениях (и их динамике) между Камиллой и Чарльзом. Как и Берти, нынешний принц Уэльский десятилетиями ждет очереди взойти на престол. Королева Виктория оставила трон спустя шестьдесят три года правления. На протяжении долгих лет она считала сына неспособным заниматься государственными вопросами и яростно запрещала ему в них вникать. Чарльз, конечно, никогда не проявлял к Елизавете той откровенной враждебности, которая была присуща отношению Берти к матери, но попытки получить более важную роль при дворе в прошлом рождали не меньше противоречий между ним и Букингемским дворцом. Королева не раз говорила приближенным, что считает его «раздражающим», и лишь в последнее десятилетие, когда он помогал ей служить стране, перестала, наконец, видеть в нем упрямого ребенка.

Берти взошел на престол в пятьдесят девять лет. По его мнению, это было слишком поздно. «Я не против молиться нашему вечному Отцу, – негромко заметил он во время службы по случаю бриллиантового юбилея королевы Виктории, – но мне не нравится быть единственным в стране мужчиной, которому досталась вечная мать». Чарльз тоже нередко испытывал отчаяние и раздражение из-за необходимости оставаться на вторых ролях. Он дольше всех находился в статусе наследника, дольше всех носил титул герцога Корнуолла и дольше всех – титул герцога Ротсея (как таковой он фигурировал в Шотландии). Его переживания по этому поводу стали особенно очевидны в 1992 году, после похорон отца Дианы, Джона Спенсера. Чарльз тогда разговорился с сыном покойного, двадцативосьмилетним Джоном Спенсером–младшим. «Он, кажется, вообще не понимал, как я себя чувствую, – вспоминал тот. – Мы только что похоронили моего отца, а он только и говорил, как же мне повезло вступить в наследство в таком юном возрасте».

На Чарльза, так было и с Берти, все еще влияли травмы детства и безрадостной школьной поры: властный отец не понимал его, эмоциональной привязанности с матерью не сформировалось. Крепче всего оказалась связь с Мейбл Андерсон, бывшей няней исключительно традиционных взглядов (говорят, Камилла на нее очень похожа). Как и Берти, принц Уэльский от природы эстет, легко подвержен сентиментальным настроениям и приступам гнева и нуждается в женщине, которая могла бы успокаивать и развлекать его, по-матерински контролировать и в то же время действовать не напрямик. Козырем Камиллы – как в свое время и Алисы – стала именно ее способность развлекать. Гости ужинов в Хайгроув считают выигрышной возможность занять место подле нее за столом, поскольку Камилла – собеседница утонченная и прагматичная, искушенная и прямолинейная, к тому же невероятно остроумная. Один из завсегдатаев таких ужинов, мужчина, рассказывал мне, что она умеет сделать так, чтобы любой почувствовал себя самым важным человеком в комнате. «Я настояла, и вот вы сидите рядом со мной», – говорит она обычно низким и проникновенным голосом. «У нее есть особенный талант: в ее обществе ты чувствуешь себя на своем месте, – сказал мне этот человек. – Долгое время мы с ней на таких вечерах оказывались единственными курильщиками, и она каким-то чудом превратила это обстоятельство в наш маленький забавный секрет». Камилла, подобно Алисе, никогда не оспаривала статус-кво. Она глубоко пустила корни в мире аристократов и не нуждалась в дополнительных советах о том, как вести себя в присутствии королевских особ. Ее муж, майор Эндрю Паркер-Боулз, как и муж Алисы, спокойно терпел измену жены, исправно пропуская мимо ушей популярную шутку о том, что умудрился «отдать жену за государство». Наконец, Чарльз, как было с Эдуардом VII и Алисой, не мыслит жизни без Камиллы.

II

Камиллу Чарльзу представила его бывшая возлюбленная, Лючия Санта-Круз, дочь чилийского посла. Встреча произошла летом 1971 года, когда принцу Уэльскому было двадцать два, а Камилле только что исполнилось двадцать четыре. Примерно в то же время с Чарльзом познакомился и Рой Стронг, директор Национальной портретной галереи. Стронг описал принца как «приятного молодого человека, честного, с мальчишеской улыбкой и не слишком тонким чувством юмора, озорного, вдумчивого, доброго и робкого. Он одевался в манере, присущей скорее мужчинам средних лет: узкие лацканы, крошечные воротнички, узкие галстуки». В первый день учебного года в Кембридже, где он позднее встретится с Лючией, Чарльз пришел на занятия в безукоризненно сшитом костюме и галстуке. На дворе стоял октябрь 1967 года, прошло всего два месяца после Лета Любви[10]10
  Имеется в виду лето 1967 года, когда более 100 000 хиппи собрались в одном из районов Сан-Франциско ради общения, музыки и любви. В определенном смысле происходящее стало масштабным культурным и социальным протестом против существующих устоев, а субкультура хиппи после этого приобрела огромную популярность.


[Закрыть]. Неудивительно, что с таким стартом у принца, очень редко появлявшегося в обществе, было мало шансов завести романтические связи.

Лючия и Камилла жили на Санди-стрит в Белгравии в одном многоквартирном доме, который принадлежал группе компаний Grosvenor Estate и притягивал дочерей владельцев целевых фондов и юных дебютанток. Для Вирджинии, дочери лорда Кэррингтона, министра и члена Консервативной партии, Камилла была той самой соседкой, у которой вечно царил беспорядок. Их квартира находилась на первом этаже. Лючия рассказала, как познакомила их: «Принц собирался заехать, чтобы выпить или пойти со мной куда-то, а я спросила: "Можно Камилла присоединится?"» Лючия знала, что Чарльз чувствует себя одиноким. Подругу она описала как «обычную девчонку», которая умеет относиться ко всему «с огромным сочувствием, теплом и искренностью». Чарльз сразу же потянулся к Камилле. Представляя их друг другу, Лючия пошутила: «Так, вы двое, будьте осторожны. У вас у обоих предки с историей. Осторожно, ОСТОРОЖНО!» Такое шутливое вступление к их отношениям кажется куда более вероятным, чем неоднократно процитированная похабная фраза, якобы произнесенная Камиллой: «Моя прабабка была любовницей вашего прапрадеда, может, попробуем и мы?»

Камилле и правда не было нужды упоминать предков. Шанды были обаятельны, и их харизма только укрепляла связь с миром аристократии.

Отец Камиллы – бравый герой войны, майор Брюс Шанд, мать – достопочтенная Розалинд Кьюбитт, дочь третьего барона Эшкомба. Майор Шанд, предводитель Саутдаунской охоты в Восточном Сассексе, прославился не только подвигами на поле боя, но и привлекательностью: внешне он походил на актера Джейсона Робардса. Три года он провел в плену в Германии и был дважды представлен к награде за дерзкую изобретательность и хладнокровие во время сражения. «Вспоминая о годах плена, он жаловался не на то, как с ним обращались нацисты, а на необходимость находиться в замке Спангенберг, превращенном в тюрьму для офицеров и напоминавшем ему школу-пансион», – рассказывал Джеймс Фокс, писатель, семья которого в Сассексе вращалась в тех же кругах.

Фокс описывал майора Шанда как «прямую противоположность растиражированного таблоидами образа полковника Мастарда»[11]11
  Военный спекулянт, нечистый на руку, персонаж фильма «Улика» (Clue) 1985 года, основанного на настольной игре Cluedo.


[Закрыть]. Он отлично говорил на французском, поскольку в молодости обучался виноделию в Бордо и после войны стал партнером премиальной винодельни Block, Grey, and Block в Мейфэре. Неодобрение он умел выразить взглядом, не переходя на крик, и к сложным обстоятельствам жизни Камиллы относился с позиции «живи и дай жить другим».

Розалинд Шанд была признанной красавицей, дебютанткой 1939 года. Она приходилась прапрапраправнучкой Томасу Кьюбитту, известному архитектору XIX века, в чье наследие входят знаковые постройки Лондона: огромные, похожие на свадебные торты особняки Белгравии, белые террасы Плимико возле Палаты общин, восточный фасад и балкон Букингемского дворца. Выпускной бал Розалинд, на котором присутствовали король Георг VI и королева-консорт Елизавета, прошел в Кенсингтоне, в великолепном Голландском доме, и это был последний праздник там: во время «Блица» дом был разрушен. Розалинд Шанд часто курила короткие сигары и обладала живым нравом, острым умом и большой грудью. По воспоминаниям Камиллы, она также «довольно жестко» требовала соблюдения приличий.

А еще Розалинд отличал необыкновенный гражданский дух. Два-три дня в неделю она проводила в школе Чейли-Херитаж с детьми с ограниченными возможностями. Там, недалеко от дома Шандов в Пламптоне в Восточном Сассексе, она на добровольных началах работала сиделкой для детей, пострадавших в результате «талиомидной трагедии»[12]12
  В 1960-х годах в Великобритании несколько тысяч детей родились с серьезными патологиями в результате того, что их матерям во время беременности назначали препараты с талиомидом. Считалось, что он снимает утреннюю тошноту и успокаивает нервную систему. Как оказалось, препарат вызывал дефекты в развитии плода, включая отсутствие верхних и нижних конечностей, нарушения зрения и т. д.


[Закрыть]. Нередко Розалинд приглашала их к себе, чтобы дети могли провести время в бассейне, и даже звала группу подопечных на свадьбы обеих дочерей.

Камиллу, ее сестру Аннабель (успешного декоратора) и их младшего брата Марка называли «красавчики Шанды». Впрочем, главным красавчиком среди них был Марк. В 1970-х годах он был самым желанным холостяком Лондона: мускулистый и светловолосый, юный бог, встречавшийся то с топ-моделями, то с It-girls[13]13
  Молодая девушка, ставшая знаменитой благодаря светскому образу жизни и обеспеченности. Выражение It-girls впервые использовал Редьярд Киплинг, подразумевая что-то вроде магнетизма и харизмы. – Прим. ред.


[Закрыть]. Подобно другу и единомышленнику Питеру Бирду (Питер, правда, был более экстравагантен), Марк скитался по миру благодаря неожиданным связям и соразмерному задаче финансированию. О своем эпическом, растянувшемся на 1200 километров странствии верхом на слоне от города Конарак в Бенгальском заливе до стоящего на Ганге Сонепура он написал книгу «Путешествия на моем слоне» (Travels on My Elephant), которая отлично продавалась. Среди его таких же эпатажных друзей из высшего общества были Гарри Фейн, сын графа Уэстморланда (они вместе жили на Бали и начали строить бизнес по продаже антиквариата), Дон Маккаллин, фотограф, и Имран Хан, звезда крикета, сердцеед и, позднее, премьер-министр Пакистана. Самые запоминающиеся похождения Марка Шанда нашли отражение на его теле – в виде татуировок. «Змею на предплечье я набил, когда работал в упаковочном цехе Sotheby's, краб на плече – память о Техасе, тигр – о том утре, когда я проснулся среди алжирских солдат. Отметки на ноге оставлены даяками с Борнео: я тогда был под кайфом от всего, что хотя бы относительно для этого подходило», – рассказывал он писательнице Камилле Лонг. Одна из поклонниц как-то назвала Марка «настоящим Индианой Джонсом». Он умер в шестьдесят два года, совершенно внезапно: от полученной при падении травмы. Это случилось возле бара отеля Gramercy Park в день, когда Марк запускал сбор пожертвований для своего фонда помощи слонам. Кончина брата стала ударом для Камиллы. Друзьям она рассказывала: «Стоило услышать голос Марка в телефонной трубке, я знала: ему что-то нужно. Но, Боже, как же я скучаю».

Дети семьи Шанд воспитывались в атмосфере безопасности и любви и поэтому выросли уверенными в себе людьми. Семейство обосновалось в Лейнс, уютном загородном поместье, принадлежавшем приходскому священнику. В его комнатах фамильные ценности Эшкомбов попадались так же часто, как разнообразные артефакты вроде сотканных вручную марокканских ковров-килимов и мягких диванов, на обивке которых скапливалась собачья шерсть. Из окон открывались прекрасные виды на горный хребет Саут-Даунс. Особое очарование поместью придавали тайные сады, посаженные Розалинд: она умела обращаться с растениями, и это сразу бросалось в глаза, стоило посмотреть на выращенные ею овощи или собранные букеты цветов. Няню детям не нанимали, что было редкостью для той эпохи и класса, к которому принадлежала семья. Девочки учились в школе Дамбреллс в Дичлинге, и Розалинд каждый день сама забирала их после занятий. Летом она увозила дочерей на пляж в Хоуве. Камилла и Аннабель ездили верхом и ходили в походы в горы, ночуя в спальных мешках. За обедом детям по французскому обычаю давали по стакану разбавленного водой вина; им разрешалось засиживаться допоздна вместе с Розалинд, пока та потягивала мятный ликер. Друзья девочек завидовали тому, какие у них доброжелательные и располагающие к себе родители.

Благодаря происхождению Розалинд, ее дети могли похвастаться кузенами и родственниками по всему раскидистому генеалогическому древу пэров и баронетов. Задействуя эту паутину связей, они посещали вечеринки, охотничьи выезды на выходных и званые ужины в самых известных домах Англии. Разумеется, Камилла Шанд тем не менее была куда менее удачной партией, чем Диана, которая по линии отца могла похвастаться титулом графа Спенсера, а по линии материи – барона Фермой. Не было у Шандов и фамильного поместья размером с Элтроп. Но семья Дианы всегда была настолько разрозненной и антагонистичной, что не могла пустить корни и стать своей в кругу обитавшей за городом аристократии. Будучи старше Дианы на четырнадцать лет, Камилла куда больше соответствовала королевскому кругу. Не только в силу родословной, но и благодаря социальным связям она была знакома со множеством друзей принца Чарльза и семей, определявших окружающий его мир.

Уверенность, с которой Камилла вошла в общество, сделала ее еще более привлекательной для противоположного пола. У нее были низкий и хриплый голос, ярко-голубые глаза, соблазнительная фигура и ободряющая улыбка. Они с принцем встретились, когда Чарльз только начинал карьеру в вооруженных силах Ее величества: он учился на пилота военного истребителя, чтобы потом окончить курс в королевском военно-морском колледже в Дартмуте. Ни Королева, ни принц Филипп не смогли прийти на его выпускной парад в 1971 году. Церемония посвящения в кадеты прошла в присутствии лорда Луи Маунтбеттена, бывшего вице-короля Индии и первого морского лорда Великобритании. Он был ближайшим другом Чарльза и его «почетным дедушкой», как называл Маунтбеттена сам принц. На церемонию Луи прилетел вертолетом из дома в Хэмпшире, обеспечив присутствие хотя бы одного члена семьи.

Принца ожидала служба на ракетном эсминце Norfolk в Гибралтаре – первое задание в качестве солдата королевского флота, кем были и его отец, и дед, и оба прадеда. «Бедный Чарльз, – сказала тогда Елизавета кому-то из гостей во время одного из ужинов, – у него проблемы с математикой, а его сделали штурманом!» За следующие пять лет принц Уэльский должен был, несмотря на королевское происхождение, преодолеть по карьерной лестнице путь от младшего лейтенанта – стажера до младшего лейтенанта, а затем до лейтенанта. (Статус давал ему лишь одну поблажку: звания Чарльз получал вне боевой службы. Как бы ни обстояли дела с математикой, сейчас он дослужился до адмирала флота.)

Освободившись от внимания прессы и надзора со стороны родителей, принц изо всех сил старался быть «просто одним из парней». Ему не нравилось делить и без того крошечную каюту еще с двумя офицерами, но он научился ценить чувство единения, с которым познакомился во время службы, и даже ненадолго отрастил бородку как у Георга V. «Предполагалось, что ко мне будут относиться как к любому другому младшему лейтенанту, – писал он в морском дневнике, – но разница была очевидна, и, подозреваю, никто не знал, как я буду себя вести и насколько напыщенным окажусь». Эта «разница» заключалась и в том, что принца не подпускали к самолетам и противолодочным вертолетам, полеты на которых считались слишком опасными для наследника престола. Чарльза раздражал такой подход. В 1976 году он получил в командование бронированный минный тральщик Bronington. К сожалению, во время службы на нем с принцем случился казус, достойный инспектора Клузо[14]14
  Персонаж комедийных фильмов.


[Закрыть]. До нас история дошла в пересказе журналиста Энтони Холдена. Чарльз приказал спустить якорь, не заметив, что под судном идет телекоммуникационный кабель, соединяющий Британию и Ирландию. Якорь зацепился за кабель, двое водолазов, отправленных его освободить, едва не утонули. «Мне всю оставшуюся жизнь нужно будет иметь дело с государственной почтовой системой[15]15
  До 1969 года она была оператором связи в Великобритании.


[Закрыть], – жаловался, как говорят, принц. – Что будет, если я испорчу эту чертову штуку?» Двадцать четыре часа спустя ему пришлось все-таки смириться с унизительной необходимостью оставить якорь там. За это принц получил «строгий выговор» от руководства в Министерстве обороны. Он оставил службу в военно-морском флоте в декабре 1976 года и явно был этому рад. На 7400 фунтов выходного пособия Чарльз основал свой первый благотворительный фонд.

Возможно, карьера Чарльза на флоте оказалась не столь впечатляющей, как карьера его отца или лорда Маунтбеттена, но пресса отнеслась к его службе очень благожелательно. Трудно переоценить, насколько привлекательным принц Уэльский выглядел в начале и середине 1970-х годов. Он был самым желанным холостяком Британии, мужественным и эффектным, да к тому же наследовал около 53 000 гектаров герцогства Корнуолльского, что давало ему годовой доход порядка 80 000 фунтов. Впечатляюще тонкий расчет позволил ему увеличить «приданое», в которое входили земли, постройки и финансовые инвестиции, до 22 миллионов в год. Если судить по кадрам, снятым королевской пресс-службой, создается впечатление, что Чарльз находился в постоянном движении: прыгал с парашютом с вертолетов, занимался виндсерфингом, скакал по полю для игры в поло, щеголяя загаром. Незадолго до встречи с Камиллой он совершил отчаянный прыжок с борта военного самолета: запутавшись ногами в стропах парашюта, Чарльз вниз головой спланировал к морю. Развернуться принцу удалось только на высоте 365 метров, после чего он приземлился на побережье Дорсета.

Интерес публики к нему был настолько велик, что прямую трансляцию церемонии официального наделения его титулом принца Уэльского в 1969 году смотрело 500 миллионов человек. Церемония состоялась в замке Карнарвон. Среди зрителей, прильнувших к экранам, была и восьмилетняя Диана Спенсер. Чарльз стал двадцать первым принцем Уэльским: эта традиция была заложена в 1301 году, когда король Эдуард I пожаловал титул прямому наследнику, принцу Эдварду, после покорения Уэльса. По словам графа Сноудона, готовившего мероприятие, Чарльз был «до чертиков напуган», но все равно выглядел невероятно благородно: пурпурная бархатная мантия ручной работы, пелерина из меха горностая, украшенная крупными золотыми пряжками, а на голове – специально для этого случая изготовленный золотой венец, инкрустированный бриллиантами и увенчанный отполированным золотым шариком, напоминавшим мячик для гольфа (на самом деле это и был покрытый золотом мячик, только не для гольфа, а для настольного тенниса). Если посмотреть на эти фотографии сегодня, кажется, что они сделаны не пятьдесят, а пятьсот лет назад. Вот Королева опускает корону на голову двадцатилетнего принца. Когда он поворачивается в профиль, тонкий нос делает его похожим на королей из династии Плантагенетов. На лице застыло торжественное выражение. Чарльз всегда ответственно подходил к обязанностям, поэтому на протяжении девяти недель готовился к церемонии: зубрил вместе с преподавателем из Университета Аберистуита речь, чтобы на коронации произнести ее на валлийском. Сэр Джон Бетчеман, придворный поэт, так описал происходившее:

Ты опустился на колени мальчиком, а поднялся – мужчиной.

Так началась твоя одинокая жизнь.

III

Чарльз начал настойчиво ухаживать за Камиллой после первой же встречи. Роман продлился до декабря 1972 года, когда принц вынужден был отправиться на фрегат «Минерва». Влюбленные до ночи беседовали по телефону, танцевали в обнимку в ночном клубе Annabel's в Мейфэре и ужинали вдвоем после посещения постановок опер в театре Ковент-Гарден. Чарльз обожал развлекать Камиллу, изображая персонажей из The Goon Show, юмористической радиопостановки Питера Селлерса и Спайка Миллигана. Камилла была достаточно вежлива, чтобы находить эти пародии невероятно смешными. Они брали голубой Aston Martin, который Чарльзу подарили родители на двадцать первый день рождения, и уезжали на длинные выходные в Бродлендс, дом графа Маунтбеттена в Ромси. Кто-то из журналистов даже заметил пару на двойном свидании: в клубе к ним присоединились принцесса Анна и ее спутник Джеральд Уорд.

Иногда им удавалось тайно встречаться в доме бабушки Камиллы, Сони Кьюбитт. Она жила в Хэмпшире, довольно близко от Портсмута, где стоял на приколе корабль принца. Соню эти встречи наверняка интриговали, поскольку она помнила, как ее мать, Алиса Кеппел, встречала и развлекала полного бородатого мужчину, которого при дочери называла «Королек». Ее дворецкий рассказывал, как однажды Камилла слонялась весь день по дому в джинсах, молния которых была подхвачена английской булавкой. Миссис Кьюбитт потребовала, чтобы та переоделась во что-то более подходящее для встречи с принцем Уэльским. «Я твое белье вижу, Камилла», – упрекнула она внучку, услышав в ответ только: «Ну, это-то Чарльза вряд ли смутит». Принц заехал к ним в шесть вечера, и влюбленные тут же «исчезли». Чарльзу явно нравилась сексуальность подруги и ее умение радоваться жизни. «Представь на моем месте лошадку-качалку», – сказала она ему как-то, помогая побороть неловкость в постели. Бабушку Камиллы Чарльз отблагодарил за осмотрительность и гостеприимство серебряной шкатулкой с выгравированными на ней страусиными перьями, геральдическим знаком принца Уэльского.

Первые совместные фотографии Чарльза и Камиллы были сделаны на соревнованиях по поло на лужайке Смитс-Лоун в Большом Виндзорском парке: они стоят возле ограждения парковки или под деревом – она в красной футболке и джинсах, он в полосатой форме своей команды и бриджах, загорелый, вспотевший после матча, – и смотрят друг на друга. Камилла с пяти лет обожала пони и под руководством отца стала увлеченной наездницей. Нравились ей и охоты на лис в Саутдауне – этот тяжелый и опасный спорт, безумные погони за добычей по голым холмам Восточного Сассекса и бурные споры за чаем, когда все собирались в доме кого-то из охотников. Принц восхищался ее беспечностью и тем, что она никогда не пыталась заискивать перед ним. Нравилась ему и семья Шандов, всегда открытых и доброжелательных, так непохожих на его родню. Мари Хелвин, британская супермодель, которая несколько лет встречалась с Марком Шандом, рассказала мне, как во время совместных выходных в деревне «Камилла возвращалась в дом в огромных, заляпанных грязью сапогах, с растрепанными волосами, но все равно умудрялась выглядеть потрясающе. Грязь под ногтями ее тоже не беспокоила. Для человека, застегнутого на все пуговицы – вроде Чарльза, – такое поведение было притягательным». Когда же Камилла выезжала с собаками, на первое место выходил егермейстерский этикет ее отца и она превращалась в образцовую наездницу: обтягивающие бриджи, охотничий шарф.

Легкость, с которой Шанды преображались, переходя с одного «регистра» стиля одежды и поведения на другой, нередко ставила в тупик тех, кто только недавно вошел в их мир – мир уверенных в себе людей. Марк как-то явился на званый обед дома в потрепанных шортах. А Мари Хелвин вспоминала, как рождественским утром в атласном пеньюаре и платье от Dior спустилась по лестнице в столовую и с ужасом увидела там все семейство в мятых пижамах и наброшенных поверх старых охотничьих пиджаках. Младшие сыновья Камиллы и Аннабель до сих пор не забыли то ее появление.