Текст книги "Дом Виндзоров: Правда и вымысел о жизни королевской семьи"

Глава 5
Дело в независимости

Как Елизавета и Филипп сумели договориться

I

Королева десятилетиями оттачивала умение вальсировать между супружеским долгом и долгом перед страной. Первое па этого длительного и сложного танца было сделано на церемонии коронации в Вестминстерском аббатстве в 1953 году. В торжественной тишине, нарушаемой только легким шорохом горностаевой мантии, Филипп Маунтбеттен, герцог Эдинбургский, тридцати одного года от роду, опустился на одно колено перед молодой женщиной, которая уже шесть лет была его женой, снял свой венец и поклялся ей в верности снова: «Я, Филипп, герцог Эдинбургский, отныне ваш верный вассал на всю жизнь и нижайший ваш почитатель… да поможет мне Бог».

Само то, что Филипп был верен этой клятве на протяжении последующих шестидесяти восьми лет (а Королева придумала, как помочь ему этого захотеть), уже чудо, причем как для современной монархии, так и для современного брака.

Видит Бог, Филиппу непросто было навсегда остаться в тени жены, почтительно следуя за ней. Герцог Эдинбургский был ярким воплощением мужчины, которого сейчас назвали бы альфа-самцом: невероятно привлекательный, отчаянно самоуверенный, нетерпеливый с дураками – и не только с ними. Когда он склонялся с высоты своего немалого роста, чтобы внимательнее присмотреться к ошибочному решению или человеку, который его принял, это зрелище неизменно вгоняло в дрожь.

Джайлз Брандрет, биограф принца, рассказывал, как яростно они спорили по поводу одного из абзацев в рукописи. Речь шла о службе, которую Филипп во время войны проходил на линкоре Ramillies. Джайлз получил от принца право на полную свободу действий, но не должен был допускать в тексте ошибок.

ФИЛИПП (раздраженно). Почему здесь написано, что я служил на линкоре Ramillies?

БРАНДРЕТ. Потому что вы служили, сэр. Я знаю, что вы служили. И показывал вам судовой журнал.

ФИЛИПП. Это ошибка.

БРАНДРЕТ. Никакой ошибки, сэр. Вы служили на линкоре Ramillies.

ФИЛИПП. Я не служил на линкоре Ramillies. Вы же не живете на доме, верно? Я служил на борту линкора. На борту! Придерживайтесь фактов!

Сэр Николас Соумс, друг Чарльза, в 2021 году говорил мне о принце Филиппе так: «Королева, должно быть, сразу поняла, что имеет дело с человеком очень, очень крутого нрава, со стальным стержнем внутри, который не позволит над собой смеяться».

Елизавета и Филипп поженились по любви. Их союз не был заранее продуман и спланирован, как роковой брак Дианы и Чарльза. Будущая королева поняла, что испытывает чувства к Филиппу, при первой же их встрече в 1939 году. Ей было тринадцать, она приехала в Дартмур, в Королевский военно-морской колледж, и восемнадцатилетний Филипп, принц Греческий и Датский, тогда кадет, водил ее по территории.

Прошло время, и он тоже влюбился в Елизавету «полно и безоглядно», если верить его письму от 1946 года, которое цитируется в биографии Филиппа Ида. Однако, когда Филипп сделал двадцатилетней Елизавете предложение в замке Балморал, ни ее отец, король, ни мать не сочли его подходящим претендентом. Принц приходился родственником половине коронованных особ Европы, но его семья по-прежнему находилась в изгнании, и у него самого не было ни денег, ни владений.

Елизавету, наблюдательную и скромную, все это ничуть не пугало. Она сразу разглядела в Филиппе непоколебимого героя, которого позже, на праздновании своего пятидесятилетия, назовет «силой и опорой на протяжении всех этих лет». Их связывало чувство долга и желание служить, рожденное во время Второй мировой войны. Филипп был отмечен за отличную службу на борту британского линкора Valiant и получил греческий военный крест.

Окруженная почтением, Елизавета всегда могла положиться на взрывной и нетерпеливый характер супруга. Ее сковывали мучительные формальности, а он умел рассмешить ее. «Королева всегда была страстно в него влюблена, – отмечал один из членов королевского круга. – Отчасти эта страсть была продиктована тем, что она в любое время могла услышать его честное мнение». Оба они прекрасно понимали: требования протокола были невероятно абсурдны и при этом жизненно необходимы, и этот общий секрет стал подарком Филиппа жене. Она же в ответ подарила ему чувство безопасности, которого он был лишен в детстве.

Впрочем, этот брак зиждился не только на любви, но и на тактике. Королеве предстояло разобраться, как обратить неудержимую энергию мужа на благо Короны, не лишив его при этом мужественности.

Ни одно сражение не оставило Филиппу больше болезненных ран, чем битва за то, какую фамилию будут носить его дети. Тем хуже, что все происходило на глазах публики. Для него было принципиально важно при крещении дать Чарльзу, Анне, Эндрю и Эдварду фамилию Маунтбеттен вместо династической фамилии Виндзор. Королева-мать и все советники Королевы, включая Уинстона Черчилля, были категорически против. Они настаивали: дети должны стать Виндзорами. Король Георг V раз и навсегда предпочел эту фамилию той, которая связывала его с Саксен-Кобург-Готской династией, чтобы не стать уязвимым в период, когда в обществе после Первой мировой войны преобладали антинемецкие настроения. К огорчению Филиппа, его жена капитулировала, пусть и не сразу, перед давлением со стороны советников. «В этой стране я единственный мужчина, лишенный права дать детям свою фамилию, – кричал он. – Я не человек, а чертова амеба!» Им было нелегко: к тому времени практически не существовало браков, в которых баланс сил был так явно смещен в сторону жены (если не считать брака королевы Виктории и принца Альберта, конечно).

Супружеская ссора по поводу фамилии все тянулась и тянулась. По наблюдению консервативного политика Ричарда Остина (Рэба) Батлера, вовлеченного в происходящее, Елизавета «едва не плакала». «Единственное – и вполне разумное – желание Королевы: сделать что-то, что порадует ее мужа, в которого она отчаянно влюблена. Меня огорчает… такое почти жестокое отношение принца к супруге», – записал в дневнике после аудиенции у Королевы, беременной принцем Эндрю, Гарольд Макмиллан, занимавший тогда пост премьер-министра. В конце концов паре удалось достичь компромисса: все потомки рода, кому не положен титул «их королевского высочества», должны были носить фамилию Маунтбеттен-Виндзор.

С присущим ей тихим остроумием Елизавета находила хитрые способы справиться с темпераментом мужа, пока сама была занята важными государственными делами. Так Филипп оказался в ответе за все королевские владения и дома, за состоянием которых следил, по желчному замечанию королевы-матери, с педантичностью «немецкого юнкера». За несколько недель до переезда Королевы в Букингемский дворец в 1953 году он нанес туда визит вместе с личным секретарем Майком Паркером, внимательно осмотрел каждую из более 600 комнат и немедленно потребовал улучшений в системе внутренних коммуникаций и обновления мебели в личных апартаментах.

Филипп смирился с тем, что помочь супруге с материалами, хранившимися в пресловутом красном ящике, не сможет, поэтому направил энергию на благотворительность. Самым главным его достижением на этом поприще можно считать кипучую деятельность на посту президента Фонда дикой природы. Опередив свое время, принц начал собирать деньги на сохранение естественной среды обитания тигров в Индии. Это один из тех его проектов, который продолжили вести Уильям и Гарри. Еще Филипп основал Программу поддержки герцога Эдинбургского, направленную на поощрение подростков и молодых взрослых, добившихся определенных результатов на волонтерском поприще, в физическом развитии или планировании экспедиций. Сейчас программа действует более чем в 140 странах.

Несмотря на смещенный баланс сил, в личной жизни Филипп и Елизавета тяготели к традиционным гендерным ролям. По словам одного из их друзей, «ее образцом женственности была мать, а образцом правителя – отец. Он командовал стрельбами, она приносила ему обед». На официальных ужинах Королева всегда ждала, заговорит ли Филипп сначала с дамой, сидящей по правую или левую руку, и только потом сама поворачивалась к гостю с той или иной стороны.

Позволила она ему и принимать большую часть важных решений, касавшихся детей. Королева-мать долго спорила с Филиппом, когда решалось, в какую школу должен пойти принц Чарльз. Она настаивала на Итоне, где мальчик знал многих учеников и мог пестовать интерес к культуре и искусству. Но принц хотел отправить сына в Гордонстоун, свою суровую шотландскую альма-матер. «Это все равно, что послать его в другую страну. Так далеко на севере он будет чувствовать себя оторванным от семьи и одиноким», – возражала королева-мать. Елизавета приняла сторону мужа. Чарльз отправился в Гордонстоун навстречу пяти годам отвратительных и изобретательных издевательств.

Филипп вообще относился к наследнику престола как к материалу, которому нужно придать необходимую форму. В документальном фильме BBC «Принц Филипп в воспоминаниях королевской семьи» (Prince Philip: The Royal Family Remembers), вышедшем после его смерти в 2021 году, немало горьких моментов связано с упоминанием принцем Уэльским того, как часто он разочаровывал отца:

«Мне очень нравилось играть с ним в поло. К тому, что он постоянно на меня кричит, я привык. „Вставай! Хватит дурачиться!“ Помню, я участвовал в футбольном матче, а он давал мне указания… „Вставай! СДЕЛАЙ УЖЕ ХОТЬ ЧТО-ТО!“ Он пытался научить меня управлять экипажем, но надолго его не хватило. [Неразборчиво.] И он злился все сильнее и сильнее, потому что я не мог как следует сосредоточиться. Поверьте, вам бы тоже хотелось угодить моему отцу, дающему указания».

Даже Королеве хотелось ему угодить. Она поощряла все, что давало ее супругу возможность почувствовать себя в полной мере независимым. В 1959 году Филипп получил лицензию пилота. Как и Уильям, выбравший поисково-спасательную авиацию, в одиночестве в небе принц чувствовал себя свободным. Никаких чертовых журналистов, никаких критично настроенных придворных – никто не мог добраться до него, когда самолет летел сквозь облака.

Речь идет о тех самых журналистах, которые окрестили его «вечным источником неуместных замечаний», притом что большинство вошедших в историю его невежливых комментариев отражали то, что Филипп думал на самом деле. Он был прямолинеен. «Ваша страна печально знаменита как центр торговли исчезающими видами», – заявил принц смущенным ведущим, вручавшим ему награду за сохранение природы Таиланда в 1999 году. Его комментарии часто бывали и откровенно оскорбительны. «Как вам удается удержать местных от выпивки достаточно долго для сдачи экзамена на права?» – спросил он в 1995 году инструктора по вождению в Шотландии. Королева слушала все это с каменным лицом, и никто не знал, как доставалось принцу, стоило им остаться наедине.

Никогда не становившиеся достоянием публики проявления его бурного темперамента были не менее яркими.

Филиппу приписывали множество интрижек со светскими львицами и актрисами, хотя сам он подобное яростно отрицал. Возможно, только так этот суровый и энергичный мужчина мог отстоять свою маскулинность, страдавшую от необходимости сохранять вассальную верность. Ему повезло родиться в эпоху, когда о сохранении тайны личной жизни монархов еще заботились. Королеву уважали настолько, что пресса – даже в наши куда менее почтительные времена – предпочитала теории, а не расследования. Когда сэр Гарольд Эванс, мой покойный супруг, в 1967 году стал главным редактором The Sunday Times, исполнительный директор Times Newspapers сэр Дэнис Гамильтон, человек, вхожий в круг истеблишмента, предупредил его: о Филиппе нужно писать очень осторожно, поскольку за его личной жизнью следит MI6.

Одна соблазнительная блондинка, светская львица, часто бывавшая на острове Мюстик, рассказала мне о визите Королевы и принца Филиппа к принцессе Маргарет в 1977 году. Они приехали туда впервые, уже в самом конце посвященного Серебряному юбилею тура, в рамках которого объехали все страны Вест-Индии. Моя собеседница была на пляже, когда катер с яхты Britannia доставил на берег Королеву со свитой. Она заметила, какая у Елизаветы белоснежная кожа – и как ее покусали комары, – услышала, как Ее величество жалуется («Говорю тебе, я с самого начала не хотела ехать на этот чертов остров!») и сделала несколько фотографий. И тут принц Филипп подмигнул ей. На нем была неформальная бледно-голубая рубашка, и выглядел он совершенно неотразимо. Позднее, во время приема в отеле Cotton House, конюший Филиппа подошел к ней и передал карточку с личным номером. «Герцог предлагает оставаться на связи», – сказал он. «Я чуть в обморок не упала, – вспоминала моя собеседница. – К сожалению, я потеряла ту чертову карточку. Он был великолепен, я никогда не прощу себе, что упустила такой шанс».

В 1971 году Филипп почувствовал, что уже слишком стар для поло, и занялся гонками на упряжках. Взобравшись на козлы древней «балморальской двуколки», отреставрированной механиками Сандрингема, он управлялся с четверкой идущих галопом кливлендских гнедых. Новое хобби настолько увлекло принца, что с его подачи гонки на упряжках стали видом спорта, а сам он принимал участие в чемпионатах Европы в составе команды Великобритании. В последний раз его в сопровождении двух помощниц видели на козлах повозки, проезжающей по территории Сандрингема, когда Филиппу уже было девяносто восемь лет.

На протяжении последних двадцати пяти лет жизни Филиппа во всех его спортивных развлечениях сопровождала леди Пенелопа Ромси. Она была на тридцать один год его младше. Пенелопа, высокая и стройная блондинка, когда-то встречалась с принцем Уэльским, а потом вышла замуж за одного из ближайших его друзей, Нортона Ромси, правнука лорда Маунтбеттена. Чарльз был на их свадьбе шафером. Она была в числе тех, кто считал Диану слишком юной и наивной для брака. В 2017 году Нортон унаследовал титул, и Пенни стала графиней Маунтбеттен. С Филиппом их семья дружила очень долго. Когда Пенелопа потеряла дочь – той было всего пять лет, – именно Филипп предложил ей научиться управлять упряжкой, чтобы как-то отвлечься от горя.

Как бы дальше ни развивалась их дружба, Пенелопа, определенно, обладала достаточным шармом и чувством юмора, чтобы завладеть вниманием герцога Эдинбургского на очень долгий срок. На фотографиях эти двое всегда смеются. «В его возрасте полезно флиртовать, – заметил в 2015 году один из старых друзей Королевы. – Это способствует хорошему настроению». На протяжении двух десятков лет друзей постоянно встречали на заездах выходного дня по всей Англии.

Конечно же, то и дело прессу захлестывала новая волна слухов по этому поводу. Королева отреагировала так: пригласила Пенелопу прокатиться вместе на воскресную службу, и журналисты засняли, как они весело болтают о чем-то. Очевидно, Ее величество одобряла силу духа графини и то, как она справилась со скандалом, потрясшим ее семейство в 2010 году, когда Нортон Ромси бросил жену после тридцати лет брака и уехал на Багамские острова в обществе привлекательной дамы, работавшей дизайнером одежды. Пенелопе потребовалось время, чтобы прийти в себя, она продолжала управлять поместьем Бродлендс, занимавшим почти 250 гектаров, и исполнять официальные обязанности мужа в качестве верховного распорядителя Ромси. Нортон вернулся к ней поджав хвост, но был отправлен жить в переоборудованную конюшню. Только когда у него начались проблемы со здоровьем, Пенелопа пустила мужа в дом.

Елизавета, по-видимому, считала, что принцу необходима такая подруга. Кто-то из приближенных в 2015 году заметил: «Она просто пожимает плечами и говорит: "Филиппу нравится проводить с ней время"». Королева легко приняла Пенелопу в личный круг общения, часто приглашала ее в Виндзорский замок и иногда даже на балкон Букингемского дворца, чтобы та смогла вместе с королевской семьей присутствовать на церемонии выноса знамени. «[Королева] смирилась с тем, что принцу нужны развлечения, – рассказывал близкий друг семьи Ричарду Кею в 2015-м. – Мне всегда казалось, что такие развлечения вне брака помогали ему оставаться энергичным и требовательным принцем-консортом, который должен всегда находиться в тени супруги. При этом его преданность жене никогда не вызывала сомнений».

Возможно, Елизавета, как когда-то герцогиня Девонширская, шестьдесят три года терпевшая измены мужа, в какой-то момент достигла того «прекрасного состояния, когда тебе уже все равно». Среди представителей ее сословия и поколения бытовало убеждение, что женщине следует либо каждый раз превосходить любую, кем увлекся ее муж, либо – в случае неудачи – просто смиряться с его увлечениями, иначе неизбежны утомительные скандалы. На кого бы ни засматривался Филипп, Елизавета все равно не сомневалась в его преданности. Да и сам принц как-то ответил журналистке The Independent, рискнувшей задать вопрос о внебрачных связях, долгим выразительным взглядом. «Боже мой, я не представляю, с кем вы водите дружбу!» – рыкнул он, когда молчание затянулось.

Один из слуг Королевы рассказал мне, что как-то Филипп, которому тогда уже исполнилось девяносто, спросил его: «Хотите совет насчет супружеской жизни? Проводите достаточно времени порознь и убедитесь, что не все ваши увлечения совпадают».

II

Королева сама делила главное увлечение своей жизни с другим мужчиной. Филипп обожал скачки, но не испытывал интереса к лошадям. Елизавета же была буквально одержима ими. Стоило заговорить о чистокровных скакунах, как она тут же оживлялась, и никто не разделял эту ее страсть так, как ее ближайший друг Генри Джордж Герберт, седьмой граф Карнарвон.

Первое время он носил титул лорда Порчестера, поэтому друзья звали его Порчи. Он стал помощником Королевы во всем, что касалось скачек, в 1969 году и сохранил эту роль за собой до конца своих дней. Ни с кем, кроме членов семьи, Елизавета не была так близка. Карнарвон стал одним из немногих, у кого был номер ее мобильного телефона, и он звонил ей чуть ли не каждый день, рассказывая свежие новости о лошадях. Во время торгов, на которых Карнарвон выступал от имени Королевы, он поднимал руку с телефоном над головой, чтобы Елизавета слышала, как идет процесс. Он сопровождал ее почти на всех скачках, давал советы во время частных визитов на ранчо заводчиков в Кентукки, разделял с ней горячий интерес к происхождению, состоянию и качествам лошадей. Узы, скреплявшие Елизавету и Карнарвона, были гораздо прочнее, чем между любым другим монархом и его помощником. Они стали партнерами в том занятии, которое приносило скованной долгом Королеве невероятное удовольствие.

Их дружба продолжалась шестьдесят лет. Георг VI попросил мальчика-подростка сопроводить дочь на встречу перед скачками – так этих двоих связала любовь к лошадям. После войны Карнарвон присоединился к группе, исполнявшей мадригалы, которую юная принцесса организовала при Букингемском дворце.

Надо полагать, попал он и в список претендентов на руку Елизаветы – разумеется, после прочих герцогов, которых королева-мать рассматривала в первую очередь. Родовое гнездо Карнарвонов находилось в замке Хайклер в Хэмпшире (вы могли видеть его в популярном сериале Джулиана Феллоуза «Аббатство Даунтон»), а сам Порчи был из числа тех аристократов, которые гораздо богаче, чем кажется на первый взгляд. Его дедушка, пятый граф Карнарвон, финансировал экспедицию Говарда Картера, который искал гробницу египетского фараона Тутанхамона – и умер в 1923 году, спустя чуть больше четырех месяцев после того, как открыли вход в нее. Причиной смерти стало рожистое воспаление и стрептококковая инфекция после комариного укуса.

Получив титул графа в 1987 году, Порчи переговорил с дворецким семьи и обнаружил, что в шкафах и запертых комнатах Хайклера уже больше семидесяти лет хранится примерно три сотни редкостей, вывезенных дедом из Египта. Так появилась идея об оплате содержания замка: в 1988 году двери Хайклера открыли для публики. В наши дни благодаря популярности сериала и сувенирам выполненные в итальянском стиле шпили замка окупаются в полной мере.

Можно получить представление о близости между Елизаветой и Порчи по дневникам лорда Бернарда Донохью. Лейборист, пэр, он дружил с Карнарвоном, и тот поделился с ним «двумя милыми историями о Королеве», которые были записаны 7 апреля 1998 года:

«Первый случай, который он упомянул, произошел в Нормандии. Дело было во время официального визита во Францию, приуроченного к годовщине высадки войск союзников в 1944 году. Генри отвел Королеву в один из ресторанов Онфлера. Она не знала, как сделать заказ, и призналась, что никогда не заказывала ничего по меню. Второй случай: недавно Королева впервые в жизни пришла в паб. Ей там понравилось, но она не знала, что напитки нужно заказывать за стойкой. Так и стояла там, ожидая, пока ей принесут их на подносе. Ей хотелось выпить джин-мартини, но ничего не вышло. Сопровождающие должны были объяснить ей, как подойти и сделать заказ, так что в произошедшем не было ее вины».

Последнее предложение говорит о многом. Рассказывая об этих эпизодах, Карнарвон не скрывал привязанности, поэтому, конечно же, отметил, что поведение Королевы было продиктовано не глупостью и не избалованностью. Сопровождающие должны были реагировать быстрее, они подвели ее. «Ее величество – моя лучшая подруга на всю жизнь», – заметил он как-то в разговоре с Донохью.

Привязанность Елизаветы была очевидна и порождала слухи. Было время, когда в Лондоне любили поговорить о том, насколько небрежная красота принца Эндрю схожа с таковой у Карнарвона. Я, признаться, не вижу ни сходства между ними, ни оснований считать такое предположение правдоподобным. Карнарвон всегда был гораздо больше похож на утонченного Альфреда Молину в шляпе-федоре и невероятно разозлился, когда поползли такие слухи. Он всегда был преданным рыцарем Королевы, готовым защищать ее до последнего вздоха, и служил, несомненно, источником силы, когда Елизавета чувствовала себя уязвимой перед бесконечными приступами недовольства у Филиппа.

III

Замок Балморал всегда был для Королевы местом силы. Накануне похорон Филиппа она одобрила публикацию их совместного снимка, сделанного Софи, графиней Уэссекской[24]24
  Имеется в виду супруга принца Эдварда. – Прим. ред.


[Закрыть], в 2003 году на холмах Койс-оф-Мюик. На нем мы видим Филиппа, растянувшегося на пледе для пикника, его шляпа надета на правое колено. Рядом Елизавета в наряде, который для нее считается неофициальным: клетчатая юбка, блузка, кардиган, на шее нитка жемчуга. Оба они прямо излучают удовлетворение.

Балморал настолько удален от остального мира, что в доковидные времена вся семья могла сбежать туда и очутиться в пятидесятых. Глядя, как Королева и ее гости тренируют терпение, собирая огромный пазл (он всегда был разложен на столе), легко вообразить, будто перед вами кадр из костюмированного фильма «Королевская семья» (Royal Family), который вышел на BBC в 1969 году. Понятно, почему здесь Ее величество могла оставаться настолько оторванной от настроений британцев во время народной истерии после гибели Дианы. В Балморале, окруженном вереницей холмов, и правда сохраняется какой-то свой мир. Замок был арендован принцем Альбертом в 1848 году, а затем куплен им для королевы Виктории в 1852 году. Украшенный шпилями и башенками, замок словно перенесся в шотландский лес откуда-то из Баварии. Елизавету иногда видели с сачком для бабочек: она пыталась поймать летучих мышей, населявших верхние перекрытия дворца. По ночам из окон ее спальни открывается отличный вид на Большую Медведицу. Однажды Королева убедила Анджелу Келли, ее костюмера, выйти из дома незадолго до полуночи и как следует полюбоваться созвездием.

С самого рождения Королева каждое лето проводила в Балморале. Когда темно-зеленый Range Rover Ее величества поворачивает на подъездную дорожку, весь персонал поместья – включая семнадцать садовников, пятерых поваров и четырех посудомоек – выстраивается у входа в ряд, чтобы поприветствовать Королеву. Именно теперь Елизавета может, наконец, вздохнуть свободно и быть собой. Утомительные королевские обязанности остались позади.

Королева и правда обожает загородную жизнь и погружена в нее от макушки до носков резиновых сапог. Только в восемьдесят пять лет она отказалась от роли «подборщика», которую блистательно исполняла на любой охоте, следуя за стрелками, находя раненую птицу, сворачивая ей шею или убивая одним ударом миниатюрной и утяжеленной на конце дубинки, напоминающей полицейскую. Нередко Елизавета выпускала охотничьих собак и направляла их серией свистков на поиски подранков. Люсьену Фрейду она рассказывала, как однажды во время охоты в поместье друга пошла подбирать подстреленных птиц. Неожиданно из живой изгороди вылетел, сбив Королеву с ног, раненый фазан. Будущий личный телохранитель, подбежав, увидел кровь, решил, что Елизавету задело выстрелом, и начал делать искусственное дыхание. «Полагаю, можно считать, что мы с тех пор с ним очень близко знакомы», – сказала она Фрейду.

Ее двоюродная сестра и одна из близких подруг, достопочтенная Маргарет Родс, ныне покойная, вспоминала, как в юности будущая Королева обожала ползать на животе среди молодых кустарников, «едва ли не водя носом по земле», пока не подбиралась достаточно близко для прицеливания. Убитое животное потрошили, пристегивали к седлу и отвозили в замок. Там тушу свежевали и готовили к ужину спустя неделю, когда мясо успевало отлежаться и стать достаточно мягким. Своего последнего оленя Ее величество застрелила в 1983 году.

В фильме «Королева» режиссера Стивена Фрирза, вышедшем в 2006 году и номинированном на премию «Оскар», есть эпизод, в котором Хелен Миррен, исполнительница главной роли, едва не плача бредет в одиночестве по вересковым пустошам Балморала спустя несколько ужасных дней после гибели Дианы. Неожиданно на холме перед ней появляется благородный олень. Выражение тоски на лице героини сменяется радостью, восторгом, прозрением, эта встреча явно придает ей сил. Человека, знавшего Елизавету, этот эпизод рассмешил. «Королева бы его просто пристрелила», – сказал он мне.

Другая ее явная страсть – собаки. Леди Памела Хикс прислала Елизавете записку с соболезнованиями после смерти одного из любимых корги Ее величества и в ответ получила длинное письмо на шести страницах. Самое примечательное в этой ситуации то, что после смерти отца Памелы, графа Маунтбеттена (он был убит ИРА), ни сама она, ни ее сестра не получили личного письма от Королевы. «Собака не так важна, поэтому [Елизавета] может выразить все глубоко запрятанные чувства, которые иначе нельзя показывать», – предположила Памела. Однако, скорее всего, дела обстоят ровно наоборот. Собаки и лошади стали самыми близкими компаньонами Королевы. Они не интересуются ее положением в обществе, любят ее такой, какая она есть, и не задают скучные вопросы о том, каким на самом деле был Уинстон Черчилль.

IV

В течение дня Королева редко смотрит телевизор, если только не идет трансляция скачек, но 11 сентября 2001 года стало исключением. Она сидела у экрана в Балморале, словно загипнотизированная кадрами катастрофы, разворачивавшейся в Нью-Йорке. В последний раз трагедию, сравнимую хотя бы приблизительно с обрушением башен Всемирного торгового центра, она видела во время бомбардировок Лондона в ходе «Блица» и на фотографиях Перл-Харбора после нападения японцев в 1941 году (это событие побудило президента Рузвельта вступить во Вторую мировую войну, оказав поддержку Уинстону Черчиллю). Не втянет ли гибель 3000 человек (67 из которых были британскими подданными) Соединенное Королевство в еще одну войну?

Ужасная террористическая атака совпала по времени с личной трагедией Елизаветы: поступил звонок о том, что ее друг граф Карнарвон, Порчи, которому было семьдесят семь лет, скончался от сердечного приступа. Его супруга, Джинни Уоллоп, богатая наследница из Вайоминга, сообщила, что он тоже смотрел новости о теракте, находясь в замке Хайклер. Его сердце не выдержало потрясения, и он умер в машине скорой помощи.

И снова, как это было после гибели Дианы, волшебную атмосферу удаленного Балморала пронзила необоримая боль. Больше не будет частых звонков от Порчи на мобильный, которые скрашивали напряженные послеполуденные часы. Многочисленные человеческие потери по другую сторону Атлантики совпали с утратой близкого человека здесь, в своей стране, но долг Елизаветы как суверена оставлял мало времени для личного траура.

Террористические атаки в Соединенных Штатах позволили показать союзникам Великобритании другую монархию: неравнодушную, готовую отозваться на происходящее в мире. Гибель Дианы не прошла бесследно: Корона выучила урок. В этот раз никто и не думал скрываться от жерновов истории в Балморале. Сэр Малкольм Росс, контролер кабинета лорда Чемберлена, в телефонном разговоре сразу же предложил довольно вдохновляющую идею. Именно он продумывал детали, которые остались в памяти людей после похорон Дианы. Росс учился в Итоне и Сандхёрсте, позже получил звание подполковника и ушел в отставку. Возможно, он и производил впечатление эксцентричного старика, преданного истеблишменту, но его организаторское чутье, понимание законов зрелищности и дотошность можно назвать талантом.

Королева не раздумывая одобрила его предложение изменить церемонию смены караула в Букингемском дворце. 12 сентября солдаты колдстримской гвардии прошли маршем под избранные произведения американского военного композитора Джона Филипа Сузы. Во дворце посвящение погибшим открывалось композицией «Знамя, усыпанное звездами» (The Star-Spangled Banner), и ее услышали тысячи скорбящих американцев-экспатов, собравшихся у ворот. Завершилась смена караула под «Боже, храни Королеву» (God Save the Queen). У американской патриотической песни «Моя страна, это тебя [я воспеваю]» (My Country, Tis of Thee) тот же мотив, поэтому гимн Великобритании особенно откликался тогда слушателям. Сама Королева отправилась из Балморала к американскому послу Уильяму Фаришу, чтобы выразить соболезнования и присутствовать на поминальной службе в соборе Святого Павла. Именно на этой службе принц Филипп зачитал строки из Послания к римлянам: «Если Бог за нас, кто против нас?» Иными словами, реакция дворца на трагедию в Америке была безупречна с точки зрения как эмоций, так и дипломатии.

Спустя шесть дней я присутствовала на мемориальной службе, посвященной событиям 11 сентября, в церкви Святого Фомы, возвышающейся во всем готическом великолепии над нью-йоркской Пятой авеню. Шел сильный дождь, и я пряталась под истинно британским зонтом вместе с историком Саймоном Шамой. Мы быстро перебежали через улицу к церкви. Внутри собралось около семи сотен британцев, уехавших из родной страны. Многие из них во время теракта потеряли близких. Все здесь было пропитано горем. Королевы с нами не было, но премьер-министр Тони Блэр, который казался неожиданно молодым и очень обремененным обязательствами, зачитал вдохновляющий отрывок о всепобеждающей любви из романа Торнтона Уайлдера «Мост короля Людовика Святого». Паства всхлипывала, присутствовавшие на церемонии Билл Клинтон, мэр Рудольф Джулиани и генеральный секретарь ООН Кофи Аннан явно были растроганы. Шама заметил, как иронично, что нас успокаивает звучание гимнов «God Save the Queen» и «The Star-Spangled Banner», следующих один за другим, учитывая, что гимн Америки был написан в ознаменование торжественного объявления независимости от Великобритании. В тот день после теракта наши страны казались ближе, чем Бруклин и Манхэттен.