Текст книги "Жажда наслаждений"

Глава 15

Слова Николаса произвели впечатление выстрела.

– Ты живешь здесь всего неделю и уже хочешь жену? – оцепенело переспросил отец Элизабет. – Зачем?

– Мой дорогой Фредерик, разве мое желание не очевидно?

– Ты же только что приехал сюда. Ты никого не знаешь. На черта тебе сдалась жена именно сейчас?

– Фредерик, – умиротворяющее проговорил Николас. – Среди нас присутствуют дамы.

– Ой, ради Бога… Николас пожал плечами.

– Кроме того, – теперь он в упор смотрел на Элизабет, – мне нужен кто-то, чтобы управлять домом и чтобы родить мне наследника. И чем раньше я начну, тем скорее все произойдет…

Фредерик подпрыгнул на месте; он не мог совладать с собой.

– Ты с ума сошел, – неистово запротестовал он. – Питер? Элизабет? Видите, как я вам и говорил: он сумасшедший и не способен на принятие решений по управлению домом или чем-либо еще.

– Я только что принял решение, – прервал его Николас. – Мой дорогой, держите себя в руках.

– Ты не отвечаешь за свои поступки, Николас. При падении ты слишком сильно ударился головой. Тебе даже из кровати нельзя вставать, не говоря уже о поисках жены. Элизабет, позови Джайлса, мы отведем Николаса в кровать, вызовем доктора Пембла, чтобы он посмотрел, что за болезнь поразила его мозг.

– Сядь, Фредерик. Тот сел.

– Итак, – продолжал Николас, – вас мое решение никоим образом не должно коснуться. Я всего лишь планирую закатить недели через две небольшую вечеринку, пригласить всех соседей и посмотреть, кто из прекрасных девушек Эксбери подходит для моих целей.

– Практически все из них сейчас в Лондоне, – сказала Элизабет.

– К тому же невозможно жениться на ком-либо всего за одну неделю, – проговорил Фредерик.

– У меня есть особые привилегии, – заметил Николас.

– Да, конечно, – подтвердил Фредерик.

– Вы все выглядите немного обеспокоенными. Неужели все согласны? – спросил Николас.

– Как мы можем противиться, – сказала Элизабет, проглатывая подступивший к горлу от волнения комок. Она не знала, как относиться к такой новости. Она не могла понять свои чувства по поводу его сообщения… если он вообще говорил серьезно. – Тебе даже не нужно было нам сообщать.

– Как раз наоборот: здесь вы моя единственная семья, – эмоционально проговорил Николас. – Само собой, вам я должен был сказать в первую очередь.

– Если тебя интересует мое мнение, то я считаю твое решение большой ошибкой, – заметил Фредерик. – Ты слишком скоро принял его, тем более еще не оправившись от травмы. Таково твердое мое убеждение.

– Возможно, нам стоит проголосовать, – понимающе сказал Николас. – Один голос против у нас уже есть. Питер?

– Меня вообще-то трудно назвать членом вашей семьи, – начал он, – но я полностью согласен с Фредериком. Слишком рано принимать решения такого рода. Засчитай еще один голос против.

– Интересно. Итак… Виктор?

Пока можешь, бери от жизни все, – сказал Виктор.

– Значит, ты – за, по-моему. Минна?

– Мне нравятся разного рода романтические штучки, – неопределенно ответила она.

– Так, получается два против двух. Очень интересно. Элизабет?

– Наследницы не падают с неба, Николас, – ядовито сказала она. – Чтобы подчинить их, потребуется большая работа.

– Хм, так же как и с эмигрировавшими членами королевской семьи, – пробормотал Николас.

– Вопрос состоит в том, есть ли у тебя кто-нибудь на примете.

– Женщины способны оценивать романтические предложения с практической стороны. Но ты не сказала, на чьей ты стороне, Элизабет.

– Ты все равно поступишь по собственному усмотрению, Николас, как ты и делал с самого начала твоего пребывания здесь.

– Ты не до конца честна. – Он наклонился к ней, вынуждая ее посмотреть ему в глаза. Она вдруг почувствовала, что хочет ударить его. Хочет уничтожить его. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы взять себя в руки.

– Кто я такая, чтобы лишать тебя удовольствия получить наследника? – наконец выговорила она.

Он наградил ее кривой усмешкой.

– Или вообще лишать меня удовольствия, – пробормотал он вполголоса. И затем громко: – Думаю, такой ответ можно засчитать за согласие. Итак, друзья, тогда я буду строить планы на вечеринку, чтобы посмотреть, какие сокровища скрываются в Эксбери.

«… Дорогой, любимый… … на краю пропасти… он знает, – возможно, всегда знал … он выгонит тебя, я знаю, и тогда я … умру вместе с тем, что сокрыто во мне…»

Вот и сокровище.

Таков был результат долгих поисков на чердаке, осмотров каждого сундука с вещами Дороти, большинство из которых составляли всякие пожитки – книги, платья, обувь, шляпки, драгоценности, пока Элизабет не обнаружила небольшой чемодан, запрятанный под самый карниз.

Возможно, Дороти спрятала его сама много лет назад. Элизабет пришлось буквально пробираться через пыль, грязь, паутину и тряпки, пока не заметила дорожный кейс с облупившейся кожей.

Дрожащими руками Элизабет открыла ржавые замки и обнаружила кипу писем и фотографий, лежащую поверх всего.

Фотографии Дороти, почерк Дороти?

Она выудила первое попавшееся письмо и наклонилась поближе к лампе, чтобы рассмотреть выцветшие строчки, почти пропадающие на местах сгиба.

«… умру вместе с тем, что сокрыто во мне…»

Слова письма можно было истолковать двояко: Дороти могла иметь в виду свою душу или ребенка.

А может быть, и то и другое?

Закрывая крышку кейса, Элизабет почувствовала, что вторглась в личную жизнь Дороти, и на мгновение ощутила сожаление о том, что она собиралась сделать с ее вещами.

Но разве они сами не подвергли ее своему вторжению?

Николас первый четко и недвусмысленно объявил войну, а теперь еще подлил масла в огонь своим заявлением.

Ему нужна жена!

Она вспомнила, как осталась сидеть в библиотеке, когда все остальные разошлись переодеться к ленчу. Чувство радости, обуревающее ее с утра, куда-то испарилось.

Вернулся отец, прокрался и заглянул через плечо.

– Видишь, Элизабет, никогда нельзя ничего предугадать заранее; сегодняшнее известие всех поразило. Николас может быть повсюду, подслушивая наши разговоры. Хотя он заявил, что будет обедать у себя в комнате, потому что хочет передохнуть.

О, нет… Элизабет судорожно пыталась вспомнить, успела ли она спрятать дорожный кейс. Должно быть, успела, потому что через пять минут после ее возвращения в комнату постучался Питер.

Да, она точно его спрятала – задвинула под кровать вместе с другими ящиками. Хотя знала, что, если Николас решит обыскать комнату, ничто не помешает ему заглянуть под кровать.

– Послушай, Элизабет…

– Ну, что теперь?

– То же, что и всегда, – ты должна что-нибудь сделать. Помнишь, ты тогда посмеялась над моими словами, когда я сказал, что Николас когда-нибудь приведет в дом невесту? Что ж, время пришло, и если он действительно так поступит, что будет с нами? Тогда в случае его смерти тебе уже ничего не перепадет. Элизабет! Ты вообще понимаешь, насколько серьезно я говорю?

Понимает ли она? Разве она когда-нибудь не понимала основной мотив поступков своего отца?

– Да, ты опять о деньгах.

– Да что бы я был за отец, если бы думал только о деньгах? Я имею в виду твои потребности, твои права, твое благосостояние. Ты что-то нашла?

Ошеломленная, она взглянула на него; он не мог ничего знать о тайнике с письмами.

– О чем ты говоришь?

– Я говорю о той возможности, о которой ты упоминала и которая якобы должна заставить Николаса уйти.

Элизабет снова пришлось солгать:

– Нет.

– Боже, что же нам делать? Ему ведь стоит только проявить маломальский интерес к женщине, и она будет его. И что тогда, Элизабет? Скажи мне, что тогда?

– Тебе придется прекратить свои рискованные инвестиции, отец. А я буду жить на свои средства.

– Элизабет, ты не видишь всей картины. Твои средства не позволят нам вести жизнь, о которой мы мечтаем.

– Тогда благодари судьбу за то, что Уильям хотел себе в жены девственницу.

– Будь добра не говорить со мной в таком тоне, Элизабет. Немедленно прекрати. И вообще, какой прок нам был от твоего замужества? Ты так и не родила ребенка, который бы обеспечил нам благополучие, а теперь еще и… этот иностранец, шарлатан… может отобрать у тебя все раз и навсегда. Я уже говорил тебе и продолжаю говорить – ты должна что-нибудь предпринять.

– Я не знаю, что я могу сделать, – проговорила она.

«…Все, что сокрыто во мне…»

Нет, она не могла рассказать ему о том письме, которое было ей очень дорого как ключ к разгадке тайны.

– Ты что-нибудь придумаешь, потому что, клянусь тебе, если Николас закатит вечеринку и найдет невесту, Питер покинет тебя. И не думаю, что он вернется.

– Ты и раньше думал, что он не вернется.

– Элизабет, проснись. Питер вернулся, потому что у тебя был Шенстоун. Если у тебя не будет Шенстоуна, у тебя не будет ничего. И у меня ничего не будет. И совершенно точно, что у тебя не будет Питера. Вот она, жестокая правда, которую ты никогда не хотела слушать. А заодно и возможные опасности.

Он всплеснул руками и направился к дверям. – Тебе решать, что ты будешь делать. Она почувствовала, что его речь выбила почву у нее из-под ног. И еще ее находка…

– Я не понимаю, чего ты от меня ждешь, – крикнула она ему вдогонку.

Он задержался на пороге.

– Элизабет, ты же женщина, в конце концов. Ты знаешь, что делать.

Кровать Элизабет была завалена фотографиями, надписанными четкой рукой Дороти.

«Через час после венчания» (она выглядела очень молодой и испуганной).

«Мой отец» (у нее тоже был отец – интересно, такой же коварный, как у Элизабет?).

«Наше свадебное путешествие» (они ездили в Шотландию).

«Охотничий домик Уильяма» (в Хертфорд-шире, давно проданный).

«Я» (привлекательная девушка в белой тенниске и с очаровательной улыбкой. Судя по дате, фотография была сделана за год до того, как ее представили Уильяму).

«Парадный Обеденный Зал» (большая столовая в Шенстоуне, накрытая для большого приема).

Какая была жизнь! Молодая и энергичная жена ворвалась в мир Уильяма, нарушив существующий порядок.

«Партия в теннис с Броктонами» (групповая фотография, на которой Дороти была в центре, а Уильям вообще отсутствовал).

«Уильям и Матси» (широко известная личность).

«Охота в Ирландии» (Уильям с ружьем; у его ног – готовый сорваться пойнтер).

«Новый экипаж Уильяма» (сверкающая повозка, соответствующая последнему слову техники).

Неожиданно в дверь постучали.

– Элизабет… – Голос отца прозвучал с надеждой.

– Уже иду, – ответила она. – Ты пока спускайся.

Элизабет не могла сдвинуться с места. Она сложила фотографии стопкой и перешла к настоящему сокровищу: письмам Дороти.

Однако она не нашла ни одного любовного письма к Ричарду. Здесь был дневник, подробно описывающий каждый день жизни Дороти замужем за Уильямом; записки Уильяму, в которых молодая жена пыталась придать немного тепла отношениям с мужем.

Два письма без обращения – может быть, к Ричарду? Элизабет отложила их в сторону, чтобы прочитать позже.

Она также нашла записки друзьям и от друзей, приглашения, благодарственные письма, списки. Неизвестно, зачем Дороти их хранила.

Еще фотографии. Дороти двумя годами позже, имеющая очень усталый вид. Угрюмый Уильям в компании знакомых. Под фото лежали меню, указания Кук, вырезанные из журналов рецепты.

И наконец, на самом дне кейса Элизабет нашла его фотографию.

Ричард.

Одно емкое слово, написанное на обратной стороне.

Она посмотрела на фотографию, затем на имя. Ричард.

Лихой, как сказал о нем викарий. Статный. Воплощающий все то, чего недоставало Уильяму.

Он стоял, скрестив на груди руки и повернув высокое и сильное тело в три четверти оборота к фотоаппарату, с дьявольским огоньком в глазах и кривой усмешкой на губах…

Губах Николаса…

Нет! Ей нельзя искать в нем сходство с Николасом. Она должна заниматься совсем другим делом.

Знал ли Уильям, что у Дороти есть фотография Ричарда?

Должно быть, она прятала ее в кейсе, доставая только в редкие мгновения, когда оставалась одна. Под фотографией было еще три письма.

Элизабет взяла их вместе с тремя ранее отложенными записками и устроилась для чтения у окна.

С неким благоговением она развернула первое письмо без обращения:

«…Это первое из тысячи писем, что я напишу, которые ты никогда не прочтешь, моя любовь… Мне бы хотелось, чтобы все, что должно произойти с тобой по его воле, произошло быстро, дабы избавить меня от страданий и боли при виде того, как он обращается с тобой. Уильям всегда был таким, ты это знаешь лучше, чем я. Его собственность принадлежит только ему, будь это его охотничий пес, его дом или его жена. Доставшихся ему ударов судьбы хватило бы на то, чтобы отомстить в сто раз сильнее. Ты просто попался ему на пути…»

И второе письмо:

«…Еще одно письмо, которое ты никогда не увидишь… Я с трудом могу выносить его гнев – он так силен. Он обвинил меня в тысяче грехов. Я оказалась распутницей. В каждом он видит своего врага. Его брат носит печать Каина. Подходящее имя для ребенка от такого союза, как ты считаешь?.. Раз ты уничтожил душу своего брата…»

У Элизабет учащенно забилось сердце. Ребенок от такого союза…

Вот он, ключ к разгадке?

Она взяла в руки еще одно письмо – первое, которое она нашла, – и осторожно развернула его.

«Дорогой, любимый,

…Мы на краю пропасти… Он знает, – возможно, всегда знал. Но теперь он выгонит тебя. Глубоко в моем сердце я уверена, что он так и сделает, и тогда я умру вместе с тем, что сокрыто во мне.

Что нам делать?

Что нам делать?

Теперь Элизабет дрожащими руками взяла первое из писем, найденных под фотографией. Оно было от Ричарда:

«Моя дорогая,

Тебе не стоит так волноваться, позволь мне одному нести бремя нашей вечной любви. Я так дорожу минутами с тобой наедине, что отныне не позволю ни единому слову о нем сорваться с твоих прекрасных губ. Он всего лишь песчинка в безграничном небе нашей страсти. Все будет – должно быть! – хорошо. Мы созданы друг для друга. Нам стоит запастись терпением, и мы обязательно будем за него вознаграждены».

Второе письмо также было от Ричарда:

«Моя дорогая,

Возможно, ты считаешь, что я неблагодарно и невнимательно отнесся к новости, которую ты сегодня сообщила. Позволь мне лишь сказать, что я вне себя от счастья и готов коснуться рукой небес. С таким известием, дорогая, мы можем смотреть в будущее, планировать новую жизнь, и никакие слова больше не нужны. Абсолютно все указывает на то, что рано или поздно мы будем вместе».

Что за новость? Какое известие? Возможно… может быть… – можно понять по-разному…

Последнее письмо было написано рукой Дороти:

«Милый, я бы так хотела, чтобы эти слова дошли до тебя, но ты уже далеко, поэтому я их пишу только для того, чтобы „услышать“, как я сама говорю, их, ведь мне так трудно в них поверить: он отсылает и меня тоже. Как он сказал, для отдыха, выздоровления и для моего собственного „блага“. По его словам, „до того времени, как…“ Затем все снова будет по-прежнему… Но говорю тебе, любовь моя, без тебя ничто уже никогда не будет по-прежнему. Каким-то образом мы должны найти в себе силы продолжать жить».

Но Дороти потеряла любимого, проиграла битву и в конечном итоге проиграла все.

Дрожа всем телом, Элизабет опустила письма.

…Все будет по-прежнему… Она гонялась за абстракцией и в конце концов нашла саму себя. Разделенные десятками лет, Элизабет и Дороти вели сходные жизни.

Такое заключение потрясало сильнее всего.

Две несчастные и одинокие женщины, так или иначе покинутые своими мужьями и возлюбленными.

После таких событий уже ничего не могло быть по-прежнему.

Можно ли было что-то почерпнуть из недосказанностей и смутных упоминаний, которые значили что-либо или не значили ничего? Могла ли их интерпретация в суде означать, что Николас должен быть лишен наследства?

Она снова просмотрела письма.

«…для отдыха, выздоровления и для моего собственного „блага“. По его словам, „до того времени, как…“

Как что?

«…новость, которую ты сегодня сообщила…»

От какого известия Ричард мог быть «вне себя от счастья»? У Элизабет напрашивался очевидный для нее ответ…

Однако ее теория выглядела притянутой за уши. За словами Дороти могло скрываться что угодно.

«…то, что сокрыто во мне…»

Как жаль, что Дороти приходилось облекать каждую мысль в туманную и неясную форму.

Несчастные влюбленные. Элизабет снова взяла в руки фотографию Ричарда. Лихой, отважный Ричард Мейси отправился за семь морей, чтобы попытаться забыть любимую женщину.

Но… уехал ли он один? Или с ребенком? Вот в чем вопрос, и в расплывчатых выражениях из писем Элизабет могла усмотреть все, что ей хотелось увидеть.

Все, что могло бы устранить Николаса из Шенстоуна.

Она почувствовала, как внутри зажегся огонек надежды. Неистовое желание ее отца вернуть Шенстоун неожиданно показалось не таким уж несбыточным. Таким же теперь казалось и будущее с Питером.

Найденные письма и записки помогут ей выиграть битву и выковать свое счастье.

Но ведь они принадлежат Николасу.

К черту, сейчас не время для угрызений совести. Она уже совершила слишком много грехов. И она не собиралась страдать от несчастной любви, подобно Дороти.

Но что же делать с бесценным архивом писем Дороти? Наиболее разумным казалось вернуть его на место. Сделать так, будто все осталось нетронутым, – положить дорожный кейс обратно на чердак, оставив при себе три или четыре письма, а также фотографию Ричарда.

И никогда не выпускать их из вида.

Элизабет будто наблюдала за собой со стороны, замечая растущее недоверие и подозрительность, пока она пыталась решить, где спрятать четыре письма и фотографию, чтобы их никто не обнаружил.

Что, если Николас вздумает обыскать ее комнату? Или если случится еще один пожар? Или ее отец будет продолжать требовать от нее действий?

Элизабет пришла в голову идея спрятать их под крышкой стола, но Николас уже знал об этом тайнике.

Она почувствовала, что ходит по кругу. Нельзя под кроватью, под простынями или в шкафу среди одежды. Или под ковром, за занавесками, под стулом, в столе.

Так где же спрятать четыре драгоценных письма и фотографию?

Было одно возможное решение: спрятать их на себе.

Но даже на себе – учитывая страсть Николаса и потребности Питера – прятать было слишком рискованно.

– Элизабет, ты где?

Черт, снова отец. Она еле успела закинуть письма и фотографию в кейс и задвинуть его под кровать, как он распахнул дверь.

– Где ты была? Николас полон идей, как встретить свою наследницу и жениться на ней. Одна мысль о его женитьбе начисто лишила меня аппетита.

– Вечеринка внесет необходимые перемены в наш образ жизни, – сказала Элизабет.

– Только если ты повлияешь на обстоятельства, – проворчал отец. – Николас действительно решил найти себе жену.

– Тогда мы поможем ему всем, чем сможем.

– Элизабет. Я не позволю насмехаться над моими словами. Ситуация слишком серьезная, нет – она просто катастрофическая.

Она знала; ей стоило только взглянуть на него, на его искаженное лицо, его резкие движения. Он, конечно, будет отрицать, но что еще его могло так взволновать, как не деньги?

– Я уже устала, что ты на меня давишь. Скажи своему другу Краснову, что денег больше не будет.

– Ты не понимаешь всей сложности дела. Я несу ответственность не перед одним Красновым: в проект вовлечены и другие инвесторы.

– Тогда тебе придется их из него извлечь. Твоя жизнь не должна зависеть от того, найду ли я способ вернуть себе Шенстоун.

– Тогда готовь мне гроб, дорогая. Если я не смогу сдержать своих обязательств, то для меня такое положение будет означать верную смерть.

Она почувствовала легкий укол страха. Отец, очевидно, слишком далеко зашел со своими капиталовложениями. Вероятно, он недалек от банкротства.

Если он находился в таком отчаянном положении, был так напуган, так сильно нуждался в деньгах, он мог стать клиентом для ростовщиков.

Элизабет, конечно, считала, что он уже рассматривал такую возможность. Но его жизнь вдали от города пока помогала ему избегать соблазнов.

Поездка в Лондон, очевидно, позволила ему принять лишь временные меры. Он заткнул одну дыру в своем проекте, но тут обнаружилась другая, на которую у него уже не оставалось средств на личном счету.

Так могло продолжаться вечно. Его затея подобна бездонному колодцу, куда он уже кинул уйму денег, продолжая раз за разом вытаскивать оттуда пустое ведро.

Ему пришла пора остановиться и ограничить свои расходы. И перестать зависеть от нее. Она даже не хотела вспоминать, сколько денег он спустил в свой колодец. Вполне возможно, что на них он мог бы безбедно жить до конца своих дней.

Бесполезно теперь думать о его затеях, когда он давит на нее и по другой причине. Ее отец был азартен до безобразия, и его стратегия всегда была одинакова: вкладывать все больше и больше денег, пока он не сорвет куш. Слова «осторожность» и «благоразумие» отсутствовали в его словаре.

В ее словаре их тоже не было, иначе как еще объяснить ее попытки лишить Николаса наследства? В конце концов, как бы то ни было, она была дочерью своего отца.

И она тоже хотела, чтобы ее рискованные проекты принесли прибыль.

Вокруг сновали слуги, включившиеся в процесс подготовки дома к вечеринке, которая была запланирована на следующую неделю. Для оказания помощи в составлении списка приглашенных был вызван викарий. Кроме того, наняты дополнительные работники для очистки помещений и два повара.

– Кто мог подумать, что вечеринка Николаса вызовет такой переполох? – проговорил отец Элизабет, когда он, Питер и сама Элизабет сидели на террасе после ленча. – Мы так себя ведем, будто мы никогда ни одной не посещали.

– Так и есть, ведь прошло уже несколько месяцев с тех пор, как мы вернулись в Шенстоун. Николас живет здесь неделю с лишним, а кажется, будто прошла целая жизнь, – заметила Элизабет. – Вечеринка будет хорошей переменой.

– У Николаса даже нечего надеть на вечеринку, – вполголоса сказал отец. – Помнишь?

Она помнила: у Николаса было только три строгих черных костюма, хотя черный цвет подходит к любому случаю. Но она позаботится о нем.

– Николасу придется хорошо поработать, чтобы успеть разослать все приглашения, – сказал Питер. – Кто из землевладельческой элиты знает про нового графа Шенстоуна? Он получил всего одно приглашение от Бакстера Грейнджа на осеннюю охоту. Но здесь сыграл роль викарий. Так что будет крайне интересно посмотреть, насколько хорошо он ориентируется в обществе и примет ли общество Эксбери его в свои ряды. Меня заботит, чего он хочет добиться, собрав здесь всех.

– Ты крайне подозрителен, – проговорил отец Элизабет. – О чем ты думаешь?

– Есть некоторые препятствия, которые могут помешать ему быстро найти себе жену, – задумчиво сказал Питер.

– Ну, теперь я спокоен, – пробормотал отец Элизабет. – Как будто мы когда-нибудь были в чем-либо уверены.

– Фредерик, ты самый большой скептик на свете. Ты позволил Николасу испугать нас до полусмерти своим объявлением. Но если ты посмотришь внимательнее, ты увидишь, что для претворения в жизнь такого плана нужно много времени. Если, конечно, начинать с самого начала, как и вынужден делать Николас. Поэтому ничто не заставляет тебя немедленно отказаться от твоих планов.

– У меня нет планов. Элизабет отвергла все мои предложения.

– Мудро, – пробормотал Питер. – Все, что предлагает твой отец, Элизабет, может только привести к полной катастрофе.

– Я рада, что ты так считаешь. – Элизабет на самом деле была рада. Они не должны ничего замышлять против Николаса. Она спасет их всех, спасет Шенстоун при помощи писем Дороти, которыми она не преминет воспользоваться, если только Николас задумает завести какой-нибудь роман.

Но до той поры им совершенно не обязательно ни о чем знать.

Ее оружием должна быть внезапность. Знание придавало силы.

– Итак, – продолжал Питер, – вот что ты должна будешь сделать.

– У тебя тоже есть план? – удивилась Элизабет.

– Я не скажу тебе ничего такого, чего бы ты от меня не слышала раньше, милая девочка. Но теперь, раз уж Николас решил найти себе жену, мои слова становятся более настойчивыми.

И вот снова вся ответственность за выполнение чужого плана ложилась на нее.

– Так что же такого я могу сделать, чего не можете вы с моим отцом?

– Соблазни его, Элизабет, и забери у него все.