Текст книги "Владимир Мономах"

На Киевском столе
(Продолжение)

А тем временем восстание в Киеве ширилось. Народ ежедневно высыпал на улицы. В осаде уже оказался и княжеский дворец. Огромная толпа бросилась в сторону Печерского и Выдубицкого монастырей, грозя расправиться с монахами – плутами и мздоимцами. Мятеж нарастал, вовлекая в свой водоворот все новые и новые сотни людей. Киевлян начали поддерживать окрестные села и слободы. Поднялись против своих господ смерды, закупы, рядовичи. Должники отказывались выплачивать проценты и расправлялись с наиболее ненавистными заимодавцами, холопы вышли из повиновения господам.

Митрополиту вновь пришлось собрать верхушку города. Как и в первый раз, киевляне высказались за приглашение Владимира Мономаха. Гонец повез Мономаху отчаянное письмо, в котором говорилось: «Пойди, князь, в Киев; если же не пойдешь, то знай, что много зла произойдет, это не только Путятин двор или сотских, или евреев пограбят, а еще нападут на невестку твою (великую княгиню, жену Святополка), и на бояр, и на монастыри, и будешь ты ответ держать перед Богом, князь, если разграбят монастыри». Мономах уступил просьбе киевлян. О своем решении идти в Киев послал сообщение Святославичам и двинулся в путь.

20 апреля 1113 г. Владимира Мономаха и его переяславскую дружину у киевских ворот встречали митрополит, епископы, бояре и толпы народа. А затем «с честью проводили к княжескому дворцу».

Вступив на Киевский стол, Владимир должен был быстро принять меры, поскольку в городе продолжали бушевать страсти. Население особенно было возмущено деятельностью ростовщиков и купцов – евреев, которые, по сообщению летописи, «отняли у христиан все промыслы и при Святополке имели большую свободу и власть, через что многие купцы и ремесленники разорились». Народ требовал их жестоко наказать. Но Мономах на это ответил: «Поскольку их всюду в разных княжениях много вошло и поселилось, мне не пристойно без совета с князьями, особенно же, против правосудия, поскольку они допущены прежними князьями, ныне на убийство и ограбление их позволить, где могут многие невинные погибнуть. Для того немедленно созову князей на совет». Сторонники Мономаха разнесли в народе эту весть, добавляя, что теперь князь проведет правый (справедливый) суд и накажет мздоимцев. Это несколько успокоило людей. Мятеж в Киеве стал стихать.

Несколько дней спустя, после совещания с князьями и боярами, Владимир Мономах внес дополнения в «Русскую правду», получившие название «Устав Владимира Мономаха». Важнейшим из изменений стало то, что отменялась месть за убийство. Вместо этого вводилась уплата штрафа, сумма которого зависела от характера преступления. Значительно ограничивалось произвольное взимание процентов (рез) на взятую в долг сумму которые при Святополке доходили до огромных размеров и стали одной из причин недовольства горожан. Отныне долговые расчеты изменялись. Если проценты были равны сумме долга, то одолживший обязан был возвращать еще и сам долг, но если проценты в полтора раза превышали сумму долга, то весь долг автоматически погашался. Отныне процент на предоставленный кредит не должен был превышать 20 % годовых. Эти статьи освободили от обязательств многих должников, которые уже выплатили проценты, и ограничили произвол ростовщиков. «Устав» также разграничил тех купцов-должников, которые пострадали от стихийных бедствий, например от огня, воды или грабежей, и тех, которые теряли свой товар по халатности, например пропивали или теряли в драке. В первом случае купец не облагался большим штрафом, хотя и обязан был выплатить долг; во втором – для погашения долга могли пустить с молотка все его имущество.

«Устав» включал новые статьи об облегчении положения смердов, закупов, рядовичей, холопов. Он позволил закупу жаловаться на хозяина князю или судьям. Судьи получали право штрафовать хозяина закупа, если он обижал или притеснял его. В то же время, если закуп убегал от хозяина, не выплатив долга, то его могли превратить в раба (холопа). Но если он уходил в поисках денег, чтобы отдать долг, то в этом случае его нельзя было превращать в холопа. Холопами могли стать только те, кто сами продавали себя или женились на холопке без специального договора. Холопом становился и тот, кто поступал на службу к господину без специально оговоренной в этом случае свободы. Во всех остальных случаях попытки превращения в холопов свободных людей пресекались. Запрещалось обращать в холопа человека, получившего в долг хлеб или какую-либо другую «дачу». «Устав» Мономаха был направлен на то, чтобы не только уберечь бояр, дружинников, духовенство, богатое купечество от народного гнева, но и поддержать хозяйство смердов и ремесленников, которое составляло основу государственного благосостояния. Эти меры на некоторое время сняли социальное напряжение в обществе. Народ увидел в Мономахе справедливого правителя, радеющего за смерда и ремесленника, борющегося с несправедливостью, выступающего за сохранение единства, силы и могущества государства.

По существу Мономах выступил в истории Руси как первый серьезный реформатор. Он сумел устранить наиболее откровенные язвы складывающегося строя. Тем самым на время был достигнут социальный мир и упрочены основы этого развивающегося строя.

За время правления Владимир Мономах показал себя сильным и волевым правителем. Он сумел на какое-то время не только приостановить естественный процесс распада Руси на отдельные земли, но значительно укрепил русскую государственность. Во-первых, он сокрушил своеволие отдельных князей, заставил подчиняться себе братьев Олега и Давида Святославичей, которые послушно исполняли его просьбы о помощи в борьбе с половцами. Своих сыновей он, как Владимир I и Ярослав Мудрый, рассадил по крупным городам. Они управляли Новгородом и Смоленском, Ростовом, Суздалем и Переяславлем.

Мономах не допускал какой бы то ни было междоусобной борьбы. Удельные князья не смели заводить усобиц, они повиновались Мономаху, а в случае строптивости чувствовали его сильную руку. Владимир прощал первые попытки нарушить установленный порядок. Но если строптивый князь нарушал порядок во второй раз, то нес за это серьезное наказание. Так, в 1116 г. полоцкий князь Глеб, сын Всеслава, разорил Смоленскую и Слуцкую земли. «И хотя, – пишет В. Н. Татищев, – Владимир посылал к нему, чтобы тот унялся, Глеб отвечал, что он захватит области Владимировы». Владимир пошел войной на Глеба, но Глеб поклонился Владимиру, просил мира, и Владимир оставил его княжить в Минске. Однако несколько лет спустя Глеб повторил свой проступок. Тогда Владимир совместно с Давидом Черниговским и Ольговичами взял Минск и несколько других городов в княжестве Глеба. Самого Глеба привезли в Киев, где он и умер. Точно так же в 1118 г. Владимир, собрав князей, пошел на волынского князя Ярослава Святославича. Когда тот покорился ему и «ударил челом», он оставил его во Владимире, сказав: «Всегда иди, когда я позову тебя». Но потом Ярослав напал на Ростиславичей и навел на них поляков; кроме того, он дурно обращался со своею женою. Владимир сердился на него и за это. Он выгнал Ярослава, отдав Владимир-Волынский своему сыну Андрею. Ярослав покушался возвратить город Владимир с помощью поляков, венгров и чехов. Великий князь не имел времени собрать большую дружину и послал в помощь Андрею своего старшего сына Мстислава с небольшой дружиной. В это время Ярослав осадил город Владимир, где стойко оборонялся юный Андрей. Ярослав, уверенный в своей победе, грозил Андрею и жителям города страшной местью, если они продолжат сопротивление. Он поехал на коне вдоль стены, определяя слабые места для штурма. В это время два человека тайно вышли из крепости и спрятались у дороги, по которой двигался Ярослав. Когда он поравнялся со спрятавшимися воинами, те пронзили его копьями. Ярослав умер в ту же ночь, а его союзники поспешили заключить мир с великим князем. Венгерский летописец повествует, что король Стефан, огорченный смертью Ярослава, клялся взять крепость или умереть. Но его воеводы не захотели повиноваться, сняли свои шатры и принудили короля вернуться в Венгрию. Летописец о поражении Ярослава пишет: «Так умер Ярослав, одинок в такой силе; погиб за великую гордость, потому что не имел надежды на Бога, а надеялся на множество войска; смотри теперь, что взяла гордость? Разумейте, дружина и братья, по ком Бог; по гордом или по смиренном? Владимир, собирая войско в Киеве, плакался перед Богом о насилии и гордости Ярославовой; и была великая помощь Божья [добавим: и народное расположение] благоверному князю Владимиру за честное его житие и за смирение; а тот молодой гордился против дяди своего и потом опять против тестя своего Мстислава». Строго поступил Владимир и с новгородцами, которые, пользуясь малолетством сына Владимира Всеволода, решили добиться для себя больших привилегий и стали избирать посадников из своей среды. Владимир Мономах вызвал новгородских бояр в Киев. Здесь он велел боярам присягнуть в верности киевскому князю. Кто согласился это сделать, был отпущен домой, тех же, кто отказался, оставил в Киеве, а некоторых посадил в темницу. На Новгородское посадничество был отправлен киевский боярин Борис. Но новгородцы все-таки не унимались. Тогда Владимир поехал в Ростов и Суздаль и велел знатным новгородцам прибыть в Суздаль. Там Владимир заставил прибывших подписать свою грамоту, в которой говорилось, что «новгородцам впредь, кроме его наследников, к себе на княжение никого не принимать и дань по уставу Ярослава платить старшему наследнику его, хотя бы он сам и не был в Новгороде». Новгородцы подписали и утвердили крестным знамением эту грамоту.

В 1115 г. умер Олег, а в 1123 г. и Давид Святославичи. На время ослаб клан противников Мономаха. Но уже тянулись к власти дети Олега – Ольговичи, которые были не прочь восстановить старину.

Тишина, установившаяся на границах с приходом в Киев Владимира Мономаха, оставалась обманчивой. Соседние государства – Польша, Венгрия, Чехия, – не говоря уже о половцах, не теряли надежды поживиться за счет русских земель. И это следовало учитывать Владимиру Мономаху в своей внешней политике.

С победой Владимира над Ярославом Святополковичем на некоторое время установились мирные отношения с Польшей. Теперь появилась возможность обратить свое внимание и на другие страны, и прежде всего на Грецию.

Еще в 1104 г. Владимир выдал свою дочь Марию замуж за византийского царевича Леона, сына императора Диогена. Но в результате дворцового переворота в Византии к власти пришли Комнины. Тогда Леон потерял возможность занять византийский престол. Леон, вероятно по совету киевского князя, в 1116 г. решил выступить против Алексея Комнина и захватить какую-либо область в империи. Несколько дунайских городов сдались ему. Однако Алексей Комнин, боясь, что значительную помощь Леону может оказать Владимир, подослал к Леону двух убийц, которые и сделали свое дело. Владимир, желая удержать области Леона за внуком, послал в дунайские земли воеводу Ивана Войтишича, который по дунайским городам посадил своих посадников. Но город Доростол, за который в свое время боролся еще прапрадед Мономаха Святослав, остался за греками. Взять этот город Владимир послал своего сына Вячеслава, но, как отмечает летопись, «он принужден был воротиться без всякого успеха». Правда, другие источники сообщают, что русское войско опустошило Фракию и Алексей Комнин, чтобы прекратить эту войну, прислал к Владимиру с мирными предложениями митрополита эфесского Неофита и других знатных вельмож. Они поднесли киевскому князю богатые дары – крест из животворящего дерева, венец царский, чашу сердоликовую, принадлежавшую императору Августу, золотые цепи и многое другое. Во время переговоров Неофит возложил на голову Мономаха венец и назвал его царем.

Царственное происхождение Мономаха (напомним, его мать была византийской принцессой) и так выделяло его среди современников. Известие же о передачи ему царских регалий возвышало Мономаха над всеми своими родственниками. Особенно возвысился его авторитет в глазах духовенства. В памятниках письменности XII столетия его называют царем. В Киеве воспользовались этим случаем, чтобы дать любимому князю и его детям еще больше прав на то положение, которое они приобрели в ущерб старшим княжеским линиям. Как бы то ни было, мы в дальнейшем не видим возобновления военных действий с греками. Зато под 1122 годом встречаем известие о новом брачном союзе внучки Мономаха, дочери Мстислава Добронеги, с одним из царевичей династии Комнинов. Это было подтверждение высокого положения киевского князя.

Половцы, сообщает летописец, «узнав о том, что Владимир занял Киевский стол, пришли во множестве для требования подарков и стали около Переяславля. Владимир же с сыновьями своими и племянниками, соединившись с Давидом Черниговским, пошел против них, желая с ними заключить договор. Но половцы, испугавшись, что сам Владимир идет к ним с дарами, испугались, и ушли в степь».

В 1116 г. Мономах организовал новый большой поход на Дон против половцев. Русские дружины возглавляли сын Владимира Ярополк и сын Давида Черниговского Всеволод. Князья взяли у половцев три города и с большой добычей возвратились домой.

Ряд удачных походов русских князей, как видно, ослабил силы половцев и дал подчиненным им торкам и печенегам надежду освободиться от зависимости от них. Торки и печенеги восстали против половцев. Страшная резня происходила между противниками на берегах Дона. Летописец говорит, что бой между ними длился два дня и две ночи. Но «торки и печенеги, много людей потеряв», прибежали на Русь и были поселены на границах. Однако перемещения на степных границах Руси на этом не прекратились. В следующем году пришли на Русь жители донских берегов – беловежцы. Так на русских границах поселялись различные кочевые народы. В первое время они доставляли русичам некоторое беспокойство, так как не могли отвыкнуть от своих степных привычек и ужиться с оседлым народонаселением. Потому в 1120 г. Мономах вынужден был выгнать берендеев с Руси. Торки же и печенеги не стали дожидаться участи берендеев, бежали сами. Ярополк после того ходил на половцев за Дон, но не нашел их там. Возможно, тогда зародилось предание о том, что Мономах загнал их на Кавказ.

Новгородцы же и псковичи продолжали воевать с соседними племенами, находившимися на северо-западной границе. В 1116 г. Мстислав «ходил в Ливонию, взял город их Оденпе (или Медвежью Голову) и погостов побрал бесчисленное множество». Мстислав наложил на чудь новую дань и с большим количеством пленных возвратился домой. В 1122 г. сын Мстислава Всеволод ходил на финское племя ямь. «И хотя была сильная непогода и путь весьма трудный, – отмечает летописец, – однако же дошел до реки Свирь и победил их». Из этого похода Всеволод возвратился с огромным количеством пленных и скота.

Борьба с иноплеменниками не прекращалась и на северо-востоке. Причем, если прежде русичи здесь часто терпели поражения, которые позволяли болгарам и мордве разорять и грабить муромские волости, то теперь под 1120 годом читаем: «Владимир послал детей своих Юрия (будущего Долгорукого) и брата его Глеба с ростовскими и суздальскими войсками на болгар по Волге. Болгары же встретили их в большой силе на воде и на суше. Юрий же на них храбро наступал и в жестоком бою победил. Взяв множество пленных и богатства, с честью и славой возвратился домой». Так во всех концах русских земель оправдались надежды народа на благословенное княжение Мономаха. Так Русь восстанавливала свое единство, свою мощь. Именно это могущество вспоминал автор «Слова о погибели Русской земли», записав: «Половцы своих малых детей пугали именем Владимира Мономаха. А литовцы из болот своих на свет не показывались, а венгры укрепляли каменные стены своих городов железными воротами, чтобы их великий Владимир не покорил, а немцы радовались, что они далеко – за Синим морем. Буртасы (население Среднего и Нижнего Поволжья), черемисы (современные марийцы), вяда и мордва бортничали на великого князя Владимира. А император царьградский Мануил от страха великие дары посылал к нему, чтобы великий князь Владимир Царьград у него не взял».

Владимир Мономах умер 19 мая 1125 г. на реке Альте близ Переяславля, в небольшом доме, который находился рядом с церковью, выстроенной им на месте убийства святого Бориса. Он уехал туда, когда почувствовал приближение смерти. Сыновья и бояре перенесли его тело в Киев и похоронили в Святой Софии, рядом с отцом. «Весь народ плакал о нем, – отметил летописец, – как плачут дети по отце или по матери». Мономах оставил по себе память лучшего из князей. «Все злые умыслы врагов, – продолжает летописец, – Бог дал под руки его; украшенный добрым нравом, славный победами, он не возносился, не величался, по заповеди Божьей добро творил врагам своим и паче меры был милостив к нищим и убогим, не щадя имения своего, но все раздавая нуждающимся». Духовенство плакало о нем как о святом и добром князе. Ведь Владимир Мономах почитал монашеский и священнический чин. Он строил и украшал церкви. Вел себя как истинный христианин.

Владимир Мономах после своей смерти оставил пять сыновей: Мстислава, Ярополка, Вячеслава, Юрия, Андрея. Мстислав занял стол в Киеве. В последние годы жизни Мономаха Мстислав, находясь постоянно около стареющего отца, по существу взял на себя все управление государством. Князь, прошедший с отцом не одну военную кампанию, слыл способным и решительным военачальником. Ярополк сидел на столе в Переяславле. Вячеслав вначале пребывал в Смоленске, а затем – в Турове. Юрий издавна княжил в Ростовской земле, а Андрей – во Владимире на Волыни. В Новгороде сидел старший сын Мстислава – Всеволод, а в Смоленске – Ростислав. Мономаховичи занимали основные центры Руси. Это позволяло им еще в течение семи лет сохранять единство государства. Мстислав с братьями продолжали проводить энергичную политику наступления на половецкую степь. Ударной силой здесь выступало Переяславское княжество, которое испытало немало бед от половецких нашествий.

Все попытки половцев воспользоваться смертью Мономаха и вернуть утраченные позиции наталкивались на мощь объединенных киевских и переяславских сил. Руководил русским войском, как правило, смелый и решительный полководец Ярополк Владимирович, очень напоминавший на поле брани своего отца. Недаром современники говорили про него: «Благоверного князя корень». Половецкое нашествие 1129 г. было отбито, а позднее Мстислав и Ярополк в ходе масштабных походов в степь сумели оттеснить часть половцев за Дон и Волгу, некоторые из них откочевали даже к реке Яик (современной р. Урал).

Мстислав обезопасил и северо-западные границы Руси. Он предпринимал походы против чуди и литовских племен, которые не раз тревожили русские границы. По словам летописца, Мстислав «много пота утер за землю Русскую».

Но со смертью Мстислава в 1132 г. страна вступила в новый исторический этап, который созревал исподволь в течение предшествующих десятилетий: на Руси между князьями разгорелась очередная смута, приведшая к распаду единого государства на отдельные земли. Летописец с горечью заметил, что со смертью Мстислава «раздрася (разорвалась, распалась) руськая земля». В русских землях наступил новый, удельный период, во время которого им был нанесен страшный хозяйственный урон, а русский народ понес огромные жертвы.

Культура Киевской Руси во время правления Владимира Мономаха

Мономах проявил себя не только как видный полководец и мудрый политик, но и как властный и в то же время добрый, рачительный хозяин, истинный христианин. На закате жизни Владимир Мономах написал свое знаменитое «Поучение», в котором не только рассказал о своей трудной, полной опасностей жизни, но и поделился размышлениями о смысле жизни, об отношениях между людьми, дал практические советы о том, как вести вотчинное хозяйство. «Приближаясь к гробу, – писал он, – благодарю Всевышнего за умножение дней моих. Рука его довела меня до старости маститой. А вы, дети любезные, и всякий, кто будет читать это писание, наблюдайте правила, в нем изображенные. Когда же сердце ваше не одобрит их, не осуждайте моего намерения; но скажите только; он говорит несправедливо». Он писал, что рано или поздно зло будет наказано, а добро восторжествует: «Прежде всего, Бога ради и души своей, страх имейте Божий в сердце своем и милостыню подавайте изобильную. Это ведь – начало всякого добра», «не соревнуйся с лукавым, не завидуй творящим беззаконие, – продолжал он, – ибо лукавые будут истреблены, а богопослушные – те будут владеть землей». «Молод был, и состарился, – писал он далее, – и не видел праведника покинутым, ни потомков его просящими хлеба». Отрокам он наказывал: «Еде и питью быти без шума великого, при старых молчать, премудрых слушать, старшим покоряться, с равными и младшими любовь иметь, без лукавства беседуя, а побольше разуметь, не свирепствовать словом, не хулить в беседе; не многое смеяться, стыдиться старших, с непутевыми женщинами не беседовать и избегать их, глаза держать к низу, а душу ввысь, не уклоняться учить увлекающихся властью, ни во что ставить всеобщий почет». «Всего же более убогих не забывайте, но насколько можете по силам кормите, и подавайте сироте, а вдовицу оправдывайте сами, не давайте сильным губить человека. Ни правого, ни виноватого не убивайте и не повелевайте убить его». Мономах с нравственно-религиозных позиций наказывал детям не губить душ христианских и призывал «более всего гордости не иметь в сердце своем и в уме, но скажем: смертны мы, сегодня живы, а завтра в гробу; это все, что Ты нам дал, не наше, но Твое, поручил нам это на малое время»

Больше всех современных ему князей Мономах напоминал прадеда своего, Владимира Красно Солнышко. «Если поедете куда по своим землям, – наказывал Мономах детям, – не давайте отрокам обижать народ ни в селах, ни в поле, чтоб вас потом не кляли. Куда пойдете, где станете, напоите, накормите бедняка; больше всего чтите гостя, откуда бы к вам ни пришел, добрый или простой человек или посол; не можете одарить его, угостите хорошенько, напоите, накормите; гость по всем землям прославляет человека либо добрым, либо злым». Что детям наказывал, то и сам делал; позвав гостей, сам служил им, и когда они ели и пили досыта, он только смотрел на них. «Не бегал я для сохранения живота своего, не щадил головы своей, – говорит Мономах. – Дети! Не бойтесь ни рати, ни зверя, делайте мужеское дело; ничто не может вам вредить, если Бог не повелит; а от Бога будет смерть, так ни отец, ни мать, ни братья не отнимут; Божье блюдение лучше человеческого!» Но с этой отвагой, удалью, ненасытной жаждой деятельности в Мономахе соединились здравый смысл, сметливость, умение видеть перспективу, извлекать пользу для государства.

Эпоха Владимира Мономаха стала временем расцвета состояния художественных ремесел и литературы на Руси. Ко времени вступления Мономаха на Киевский стол игумен Киево-Печерского монастыря Нестор завершил свою летопись. Но, вероятно, она не понравилась Мономаху. По его приказу в Выдубицком монастыре игумен Сильвестр (около 1115 г.) переписал летопись Нестора и добавил к ней сведения о событиях, свидетелем которых был сам. Особенно автор подчеркнул все заслуги Всеволодова дома. Свод Сильвестра позже продолжили летописцы многих удельных княжеств, уделив особое внимание истории своей земли. Так появилась Киевская летопись, в которой рассматривались преимущественно киевские события, в том числе и времени Владимира Мономаха.

Возможно, в это время русские книжники переводили на славянский язык Святое Писание и другие книги, написанные на греческом.

Из русской летописи видно, что у русских грамотных людей огромной популярностью пользовалась житийная, или агиографическая, литература. Такая литература давала образ святого, который соответствовал представлению об идеальном церковном герое. Святой примером своей жизни должен был утверждать истинность христианского вероучения. В это время по образцу византийских жизнеописаний стали составлять жития русских людей, которых уважали за святость жизни и смерти. Так, в это время написано житие основателей Киево-Печерской обители Антония и Феодосия, положено начало Киево-Печерского Патерика, или сборника о жизни и быте печерских монахов. В это время написаны жития св. Ольги и св. Владимира, а также два, отличных одно от другого, повествования о смерти князей Бориса и Глеба.

Из «Жития Феодосия» мы, например, узнаем многое об окружающем его быте и целиком погруженных в этот быт людях. Здесь и быт богатого провинциального дома в Васильеве, руководимого его властной матерью. Кое-что мы можем узнать о положении слуг в этом доме. Бегство Феодосия в Киев рисует нам торговый обоз с тяжело груженными товарами телегами. Отношения Феодосия с Изяславом позволяют заглянуть в княжеские хоромы во время пира.

«Сказание о Борисе и Глебе» кратко рисует нам образы братьев. «Сей благоверный Борис был благого коренни, послушен отцу, покоряяся во всем отцу. Телом был красив, высок, лицом кругл, плечи широкие, тонок в талии, глазами добр, весел лицом, возрастом мал и ус молодой еще был, сиял по-царски, крепок был, всем был украшен – точно цвел он в юности своей, на ратях храбр, в советах мудр и разумен во всем, и благодать Божия цвела в нем». Когда он готовился принять мученическую смерть, облик Бориса меняется. «Весь облик его был уныл, и сердце его святое было сокрушено, ибо был блаженный правдив и щедр, тих, кроток, смиренен, всех он жалел и всем помогал». Описание Глеба более кратко. «Глеб, юнейший, неотлучно находился при брате, слушал чтение его день и нощь и творил многую милостыню нищим, вдовицам и сиротам». «Повесть временных лет» подчеркивает, что Борис принял именно мученическую смерть: «Посланные же пришли на Альту ночью, и когда подступили ближе, то услыхали, что Борис поет заутреню, так как пришла к нему уже весть, что собираются погубить его. И, встав, начал он петь: «Господи! За что умножились враги мои! Многие восстают на меня»; и еще «Ибо стрелы твои вонзились в меня; ибо я готов к бедам, и скорбь моя предо мною»; и еще говорил он: «Господи! Услышь молитву мою и не входи в суд с рабом твоим, потому что не оправдается перед тобой никто из живущих, так как преследует враг душу мою». И окончив шестопсалмие и увидев, что пришли посланные убить его, начал петь псалмы: «Обступили меня тельцы тучные… Скопище злых обступило меня; Господи, Боже мой, на Тебя уповаю, спаси меня и от гонителей моих избавь меня». Затем начал он петь канон. А затем, кончив заутреню, помолился и сказал так, смотря на икону, на образ Владыки: «Господи Иисусе Христе! Как Ты в этом образе явился на землю ради нашего спасения, собственною волею дав пригвоздить руки свои на кресте, и принял страдание за наши грехи, так и меня сподобь принять страдание. Я же не от врагов принимаю это страдание, но от своего же брата, и не вмени ему, Господи, это в грех». И, помолившись Богу, возлег на постель свою. И вот напали на него, как звери дикие, из-за шатра, и просунули в него копья, и пронзили Бориса…»

В «Сказании о Борисе и Глебе» говорится и о святости Глеба. «Когда убили Глеба, то бросили его в пустынном месте меж двух колод, – повествует сказание. «Но господь, не оставляющий своих рабов, – как сказал Давид, – сохранит все кости их, и ни одна из них не сокрушится». И этого святого, лежавшего долгое время, не оставил Бог в неведении и пренебрежении, но сохранил невредимым…» Ярослав, после утверждения в Киеве, приказал разыскать тело Глеба и похоронить его рядом с Борисом, что и было сделано. Далее автор сказания рассказывает, что вскоре у могилы страстотерпцев начали совершаться знамения и чудеса. Но об этом Ярославу сообщили только после того, как церковь Святого Василия сгорела по неосторожности пономаря. Ярослав приказал выстроить новый храм, куда и перенесли мощи святых братьев Бориса и Глеба. Ярослав, добившись канонизации Бориса и Глеба, не только положил начало пантеону русских святых, но и тем самым увенчал ореолом святости и свою собственную княжескую власть. Краковский епископ Матвей по этому поводу писал: «Он [русский народ] не желает сообразовываться ни с латинской, ни с греческой церковью, но, отделяясь от той и другой, не пребывает ни с одной из них в общении таинств». Как мы отмечали выше, в 1115 г. Владимир Мономах со своими братьями перенес тела Бориса и Глеба в новую каменную церковь.

Установление почитания первых русских святых приобрело формы национального культа. Память Бориса и Глеба праздновалась с необычайной торжественностью шесть раз в году. День 24 июля (день убийства Бориса) – главный из этих празднеств – причислялся к великим годовым праздникам.

Почитание Бориса и Глеба быстро перешагнуло пределы Руси. В Византии, в константинопольской Софии, была поставлена икона Бориса и Глеба, в Испагасе построена им церковь. Сохранился армянский «Пролог» о Борисе и Глебе, очевидно переведенный с греческого. Культ Бориса и Глеба существует и в Чехии: в Созавском монастыре в их честь выстроен придел.

Государственно-политическое значение культа Бориса и Глеба заключалось в осуждении княжеских распрей, в стремлении укрепить государственное единство Руси на основе строгого соблюдения взаимоотношений между князьями: все князья – братья, но старшие должны защищать младших и покровительствовать им, а младшие, безусловно, покоряться старшим. Поведением Бориса и Глеба, не поднявших руки на старшего брата даже для защиты своей жизни, освящалась идея родового старшинства в системе княжеской иерархии; князья, соблюдавшие эту заповедь, стали святыми.

Канонизация Бориса и Глеба привела к появлению на Руси особого культа «страстотерпцев», Борис и Глеб не были «мучениками за Христа». Они пали жертвами политической интриги, в условиях княжеской «которы», как многие до и после них. Смерть братьев, прославленная агиографией, – политический долг вассалов, ибо Святополк их вере, разумеется, не угрожал.

От современника Мономаха, епископа Никифора, грека по происхождению, осталось одно Слово и три послания: из них два обращено к Владимиру Мономаху, из которых одно обличительное против латынян. Другой современник Мономаха, игумен Даниил, совершил путешествие в Иерусалим и оставил описание этого путешествия.

Ученые подсчитали, что до наших дней от XI–XII столетий сохранилось всего 192 рукописи (149 русских, 13 старославянских, 18 болгарских, 10 сербских и 2 не определены). Но даже это незначительное количество книг позволяет нам установить, что читали русские люди. Прежде всего, в XI–XII столетиях русский народ познакомился с Ветхим Заветом, а также с Паримийником, содержавшим избранные отрывки из библейских книг. Особой же популярностью пользовалась Псалтирь с ее поэтическими достоинствами, словесной выразительностью, религиозным лиризмом. Эти качества Псалтири сделали ее не только настольной книгой для чтения, но и книгой учебной, и эту роль она выполняла на протяжении многих веков. Из новозаветных книг на Руси обращались евангелия двух типов – так называемые «апракосные», содержавшие отрывки из текстов четырех евангелистов вперемежку, приспособленные к церковной службе, и четвероевангелия, заключавшие в себе полный текст евангелистов в обычной последовательности. Древнейшим дошедшим до нас апракосным евангелием русского извода, содержащим в себе чтения лишь на воскресные и некоторые праздничные дни, является Остромирово Евангелие, переписанное в 1056–1057 гг. диаконом Григорием для новгородского посадника Остромира. Евангелие ценно не только своим текстом, но и художественным оформлением. Написанный на пергаменте в два столбца текст производит неизгладимое впечатление. Изящно орнаментованные инициалы букв отделяют друг от друга «чтения». Иногда «чтениям» предшествуют раскрашенные, как и инициалы, золотом, зеленой, голубой, красной, белой красками рамки-заставки. Сделанные на отдельных листах миниатюры с изображениями евангелистов Иоанна, Луки и Марка говорят об уверенной руке мастера, пользующегося богатой палитрой красок и высокой для своего времени техникой рисунка. Четвертого евангелиста, Матфея, нет, но для рисунка был оставлен чистый лист. Остромирово Евангелие является образцом книжного искусства Древней Руси, не имеющего себе равных среди памятников старославянской письменности XI столетия.