Текст книги "Настоящий итальянец"

В начале 1920-х годов здесь побывал король объединенной Италии Витторио Эммануэль. Он зашел в эту церковь, которая и тогда была нелепо украшена для какого-то торжественного обряда. Он уже собирался деликатно уйти, как вдруг выяснилось, что он уже стоит у купели, а кто-то из присутствующих настойчиво сует ему в руки совершенно незнакомого младенца. Никакие протесты королю не помогли. Не успел он опомниться, как стал крестным сыном дона Чиччо Кучча. Местного мафиози. А по совместительству… мэра. Или наоборот.

В церкви меня ждал историк Гаэтано Петротта. Ему сейчас уже далеко за восемьдесят. Он – местная знаменитость. А как иначе! Гаэтано ведь лично знал Чиччо Кучча. Лично! И дружил с ним с восемнадцати лет. Сейчас он взахлеб рассказывает об этом, как он говорит, удивительном человеке. С загадочной улыбкой синьор Гаэтано сообщил мне, например, что король Витторио Эммануэль, оказывается, – не единственный турист, которого дон облапошил. Несколько лет спустя, в 1924-м, в городок приехал сам Бенито Муссолини. Чиччо Кучча, как принимающая сторона, уселся с дуче в машину. По краям улицы выстроилась охрана из мотоциклистов. «И дон попросил Муссолини: „Убери охрану, здесь все спокойно и ничего с тобой не случится“. Вежливо причем попросил, хотя и был человеком импульсивным. Так ему и сказал: „Я здесь мэр, и все люди тебе верны, тебя просто пришли поприветствовать, так что убери, прошу тебя, охрану“. „Ну и что? Дуче посмел его ослушаться?“ – я уже начинал догадываться о том, что было дальше».

Историк молча взял меня под руку, и мы, выйдя из церкви, перешли площадь и вошли в здание муниципальной библиотеки. «Смотри, одних изданий „Крестного отца“ штук пятнадцать, а это что? А-а-а, „Спрут“… Им что, больше читать нечего?!» – Гаэтано Петротта был явно недоволен увиденным. «В общем, что я тебе скажу, Муссолини не проявил должного уважения к радушному и учтивому хозяину. И охрану не отпустил. В наказание, дорогой мой, дуче должен был выступать вот с этого балкона, на котором мы сейчас стоим». Балкон нас двоих явно мог не выдержать, но это не смущало моего собеседника. «Причем, знаешь, перед кем он выступал? Перед горсткой калек и городских сумасшедших. Мэр специально отобрал для него публику. Впрочем, Муссолини быстро оправился от позора. Всего через несколько недель премьеру искренне и подобострастно аплодировали в Риме. Он произнес в парламенте страстную речь, посвященную борьбе с мафией. Рим – не Сицилия, к тому же и гостеприимный дон Чиччо пламенную речь уже не слышал, потому что сидел в тюрьме. У диктатора все-таки бывали маленькие удачи».

Я вежливо попрощался с чиччолюбивым историком. Гуляя по узким мощеным улицам Пьяны, я ловил себя на той же мысли, что и в Годрано. Время уже далеко не обеденное, сиеста давно закончилась, а людей в городе как не было, так и нет. И снова стоило мне приблизиться к тому или иному дому или подъезду, как я ловил на себе взгляды местных жителей, которые наблюдали за мной, прячась при этом за толстой тканью солнцезащитных штор.

Впрочем, нынешний мэр Пьяна-дель-Албанези прятаться от меня стал. Гаэтано Караммано встретил меня радушно. Да и не похож он был на своего предшественника. Голубой, небрежно повязанный, на итальянский манер, шарф, костюм с иголочки – по нашим меркам, вполне преуспевающий бизнесмен, а не мэр захолустного городка. Впрочем, это Италия, а точнее – Сицилия. Здесь только бизнесмен и может быть мэром, как уже доказывала история.

«Вот, послушайте, все представляют себе мафиози такими, почти фольклорными персонажами, какими их показывают в кино вроде „Крестного отца“. С такими я никогда не встречался». Я еле сдержался, чтобы не спросить: «А с какими встречались?» Но это было даже лишнее. Поправив голубой шарф, мэр продолжал: «Что такое мафия? Это преступная организация, состоящая из белых воротничков, которые держат в руках деньги и власть. И настоящая мафия именно там, где деньги, – в Милане, и там, где власть, то есть в Риме. У нас-то только простая преступность». Таких откровений я, признаюсь, не ожидал услышать. На мой наивный вопрос: «А разве есть преступность простая и непростая?» мэр-просветитель доходчиво разъяснил: «Конечно, у нас только кражи и убийства, это – простая преступность. А мафия – преступность сложная, и здесь никакой мафии уже давно нет». Последние слова означали одно: «Больше я тебе, дорогой друг из далекой России, ничего не скажу».

А дон Чичча пробыл в заключении недолго. К тому же после войны о борьбе с мафией на Сицилии вообще забыли. Наступил ее золотой век. А все благодаря одному жителю небольшого городка Вилальба. Здесь в 1943-м году у итальянцев была хорошо укрепленная позиция. Но американцы почему-то не стали за нее биться.

Вместо этого на трех танках они прорвались в город и прямиком направились к дому некоего дона Кало. На одном из танков развевался желтый флаг с латинской буквой L, что означало имя босса американской мафии, бывшего сицилийца Лучано. Дон Кало, для которого буква L служила паролем, вышел навстречу гостям. Американский офицер на чистом сицилийском диалекте поприветствовал дона Кало и пригласил его подняться в танк. Дон, естественно, не возражал. В тот же день он раздал указания верным людям и покинул город вместе с американцами. На следующий день оказалось, что две трети бойцов за Вилальбу покинули свои позиции. А еще через неделю, когда дон Кало вернулся домой, американцам сдались основные города их направления. Практически без единого выстрела. Просто дон Кало договорился с местным населением. А наградой за эту услугу стало его немедленное назначение мэром Вилальбы. Кроме того, он предоставил американским военным свои личные списки «сицилийских борцов с фашизмом», которые тут же были назначены мэрами других «освобожденных» городов. Мафия стала официальной хозяйкой острова.

После крошечных Годрано или Пьяна-дель-Албанези почти семисоттысячный Палермо кажется столицей мира. Отель «Делле Пальме» – признак былой роскоши. Теперь он величаво называется Гранд-отелем и по-прежнему, видимо, считается одним из лучших в городе. Пальмы при входе (название обязывает), мраморные скульптуры всевозможных психей и видавшая виды плюшевая пыльная мебель напоминали скорее о легендарных событиях минувших дней, нежели о великолепии нынешних. Именно здесь в 1957 году прошла первая международная конференция «Коза Ностры». Американские мафиози прибыли на историческую родину не для того, чтобы вспомнить босоногое детство или ощутить сладость запаха отечества, а чтобы вместе с сицилийскими друзьями и родственниками создать так называемую комиссию мафии.

Дона Кало уже не было в живых, но зато присутствовала главная мировая мафиозная знаменитость – Лаки Лучано. Да-да, тот самый Лучано, тот самый инициал L, чье имя служило паролем в эпоху послевоенного благополучия на переговорах в Вилальбе. И именно тогда, после этой разрешенной властями конференции мафия становится героем не только газетных новостей, но и художественных произведений, а позже и фильмов.

Я переходил из номера в номер отеля «Делле Пальме», а вежливый служащий никак не мог вспомнить, в каких же именно апартаментах жил Лаки Лучано. «Я тогда еще не родился», – молодой человек покраснел. Вдруг он радостно воскликнул: «Зато я вам могу показать, где у нас останавливался Марио Пьюзо». Мне хотелось ему сказать, что тогда он еще тоже не успел родиться, но вежливо промолчал.

Марио Пьюзо первый раз поселился в этом отеле в 1967-м, что называется, для осмотра помещений и рекогносцировки. В 1969 году он напишет свой главный труд – «Крестный отец», а три года спустя выйдет первая часть знаменитой гангстерской драмы. Эх, как был великолепен Марлон Брандо в образе дона Корлеоне! Не случайно настоящей мафии фильм нравится не меньше, чем Оскаровскому комитету. Один из самых знаменитых боссов мафии, Лучиано Леджо, откровенно копирует Брандо. Интересно, что вкусы мафии с тех пор практически не изменились, изменились только технологии. Совсем недавно был схвачен очередной мафиози – Джеральдин Мессина. В момент ареста он играл в компьютерную игру «Крестный отец». Причем не только мафия узнает себя в мифах, которые про нее сложили. Легальный бизнес тоже часто сравнивают с войной кланов. Вероятно, поэтому деловые люди давно разобрали фильм Копполы на цитаты. «Ничего личного», – говорит босс компании, поглотившей слабого конкурента. Или вот, на первый взгляд, чисто деловое предложение: «Выбирай: или на контракте твоя подпись, или твои мозги». Предложение-то деловое, только отказаться от него практически невозможно.

Также невозможно было отказаться от идеи поехать в еще один город, одно название которого стало историческим. Я ехал в город, чье название ласкает слух не меньше названий романа Марио Пьюзо и фильма Френсиса Форда Копполы. «Один билет до Корлеоне, пожалуйста!» Кассирша протянула мне картонную карточку, даже не взглянув на меня. Как будто я просил билет в Одинцово. А впрочем, что такого особенного в Корлеоне? Просто совпадение фамилий. Я ехал в обшарпанном вагоне, еще раз пролистывая роман Марио Пьюзо. Я понимал, что только в Корлеоне смогу разобраться, что в романтических сказках о мафии правда, а что – ложь? Несмотря на то что персонаж Корлеоне – вымышленный, местечко, давшее ему фамилию, существует. А Марио Пьюзо перед тем, как начать писать «Крестного отца», изучил все сицилийские хитросплетения. Так что простого совпадения быть не должно. Почему же он выбрал Корлеоне?

На вокзале меня встретил Сальво Палаццоло, один из самых известных писателей, специализирующихся на теме мафии. Признаюсь, именно он посоветовал мне приехать в Корлеоне. «Как доехал, нормально? Без приключений?» «А что со мной могло случиться в поезде? Сальво! Времена вооруженных захватов железнодорожных составов вроде бы прошли, даже у вас в Италии». Палаццоло рассмеялся и протянул мне газетную вырезку. Заголовок статьи 2006 года гласил: «Коллекционер пожизненных сроков». «На, почитай, погуляй, оглядись… встретимся часа через два, у меня здесь кое-какие дела».

Писатель растворился в толпе. Забавно, но в Корлеоне было многолюдно, никто не прятался по домам, на центральной площади местные старики обсуждали политические и футбольные новости. Я сел рядом с ними и углубился в чтение. «Корлеоне стал известен миру в начале 1960-х. Один из местных мафиози впервые нарушил омерту – обет молчания. Он назвал полиции имена будущих знаменитостей, отцов корлеонской мафии: Тото Риина и Бернардо Провенцано». Мне стало многое понятно, почему Пьюзо остановил свой выбор на Корлеоне. Адреса, пароли и явки совпадали. Разнились только фамилии. Я продолжил читать. «Провенцано скрывался от полиции сорок три года, и вот только сейчас его удалось поймать. Еще в 1990-м его заочно приговорили к пожизненному сроку, а потом, по мере расследования, сроки начали добавлять. Так что сейчас, на момент ареста, у него уже двадцать два пожизненных заключения». Статья всего пятилетней давности. Я представил, что ведь все эти старики на центральной площади, владельцы кафе и продавцы магазинов, они ведь все должны были если не лично знать Провенцано, то хотя бы, так или иначе, быть вовлеченными в эту историю. Остаться в стороне в таком крошечном городке, как Корлеоне, было невозможно.

Два часа пролетели довольно быстро. Очнулся я от своих размышлений, когда Сальво Палаццоло тронул меня за плечо. «Ну что, изучил? Понял хоть что-нибудь? Сейчас я тебе все расскажу! Только пойдем, пообедаем и выпьем что-нибудь». За бокалом красного, терпкого и насыщенного местного сицилийского слушать историю Бернардо Провенцано было и интереснее и вкуснее. «Самое поразительное, что ведь его никто не искал все эти годы. У него всегда была очень сильная протекция со стороны властей. Причем, самое удивительное, что его идеи нравились местным политикам».

Я чуть не поперхнулся вином в этот момент. «Конечно, он просто попытался выстроить заново… ну, как тебе объяснить, ну… аппарат старых ценностей, если хочешь. Я понятно говорю?» Я ничего не понимал, но Палаццоло было уже не остановить. «Он просто использовал в своих корыстных целях веру и религию. А для сицилийцев это фундамент всей жизни. Таким образом, ему удалось восстановить в „Коза Ностра“ понятия преданности, кредо, честности мафиози… теперь-то ты понял?» Я понял одно, перед моими глазами уже возникал портрет Провенцано. Благообразного старца, пытающегося привести в порядок старую систему. Получается, я видел перед собой последнего хранителя вечных ценностей в этом мире. Да, безусловно, он положил конец кровопролитию: больше на Сицилии не убивали ни политиков, ни полицейских, но он хотел другого: чтобы мафия спокойно вернулась во все институты власти и продолжила осуществлять свою деятельность цивилизованными методами. «Но ведь до 1993-го года о Провенцано знал только ограниченный круг людей, – Сальво прервал мои мысли. – А в 1993-м о нем все заговорили. Его семья открыто поселилась в Корлеоне. И ты знаешь, для многих это был знак: дескать, босса больше нет в живых». – «А семья-то у него была?» – «Конечно, у него была подруга, которую он встретил, когда уже был в бегах. И эта женщина сделала выбор всей жизни – быть рядом с крестным отцом мафии, следовать за ним повсюду и постоянно прятаться. В этот период, кстати, родились оба их сына. Один в 1973-м, другой в 1975-м году».

Но босс боссов не умер в 1993-м. И полиция продолжала его поиски, но каждый раз тщетно. Все, что имели полицейские в своем распоряжении, это был голос, опознанный свидетелем на старой записи. Конечно, тембр и диалект, на котором говорит босс, важная примета, но внешность Провенцано по-прежнему оставалась загадкой. Единственная фотография была сделана в 1959-м году. Специалистам пришлось состарить изображенного на ней человека. «Ты играл в детстве в казаки-разбойники?» – вдруг неожиданно сказал Палаццоло. Я смутно припоминал стрелки, нарисованные мелом на стене, на тротуаре. Стрелки часто пересекались и указывали противоположные направления. «Тогда я тебе даю две наводки. Первая – на одной из площадей была общественная прачечная. Запомнил? А вторая – поезжай на окраину Корлеоне, там без труда найдешь улицу 11 апреля 2006 года и там уже разберешься. Ищи большой каменный покосившийся дом с круглым участком. Все понял? Ну ладно, успехов. И еще, если тебе повезет, можешь найти брата Провенцано. Он вообще-то не общается ни с кем и редко появляется на улице. Но адрес тебе я его на всякий случай дам». Палаццоло расплатился за обед и вино и вежливо откланялся. Я не понял ничего и остался сидеть в еще большем недоумении, чем до приезда в Корлеоне.

Итак, с чего начать? С одной из площадей, где десять лет назад была городская прачечная? Слава богу, что она была одна. Вместо прачечной теперь здесь сувенирная лавка, но ее благодушный хозяин тут же мне поведал, что гражданская жена Провенцано до сих пор живет в этом доме на втором этаже. Я поднял голову – шторы резко задернулись. Дежавю какое-то. Тогда я еще не совсем понимал, зачем Палаццоло настаивал на том, чтобы игра в «казаки-разбойники» начиналась именно в этой прачечной.

В 2005 году полиция установила слежку за домом, в котором открыто поселились жена и дети Провенцано. Сразу открылась любопытная деталь: мусорные пакеты никогда не попадали напрямую в мусорные баки. Их забирали одни люди, потом оставляли, потом забирали другие. То же самое происходило с постельным бельем, оно не сразу попадало в эту центральную прачечную.

В Корлеоне очень узкие улочки, легко спрятаться и укрыться и сбить тем самым со следа. Иногда эти мешки с мусором, с бельем и, как выяснилось позже, с продовольствием терялись. Их увозили на машинах неизвестно куда.

Но терпение полицейских взяло верх. Шаг за шагом им удалось проследить всю цепочку и установить, что таинственный получатель находится в заброшенном домике на отшибе. За ним установили слежку с расстояния одного километра с горы, и вдруг, в какой-то момент, дверь открылась, из нее высунулась рука и забрала заветный пакет, отправленный из дома Провенцано. Одно из самых поразительных криминальных открытий XXI века свершилось. Круг замкнулся 11 апреля 2006 года. Теперь понятно, откуда название улицы. Я не без труда нашел ничем не приметный дом, вошедший в историю. Сейчас он принадлежит другим людям, и мне очень долго пришлось объяснять и им, и набрасывающейся на меня немецкой овчарке, что ничего от них мне не надо. Я просто хочу поближе подойти к этому дому, и не более того. Итогом долгих переговоров со вскидыванием рук, бесконечными проклятьями в мой адрес и лаем собаки было то, что мне все-таки позволили подойти к заветной двери. Уже позже молодой хозяин виллы Провенцано сам мне с гордостью рассказал: «Смотри, вот эта дверь, через которую его выводили».

Человек, которого сорок три года искали по всему миру, жил всего в одном километре от родной деревни! Местные жители с удовольствием покупали у него овощи и козье молоко. Ни телефона, ни Интернета. На дворе был апрель 2006-го. Единственная связь с внешним миром – это маленькие записочки, пиццини, тонко скрученные в трубочку полоски бумаги, которые Провенцано передавал семье через мальчика-пастуха. Единственная книга в доме – Библия (помним о его религиозности). В момент ареста босс боссов готовил себе крестьянскую похлебку из цикория. Одет был в джинсы и свитер.

В последнем убежище Провенцано были найдены очень интересные пиццини. Кто-то спрашивал мнение мафиози о надежности того или иного человека, прежде чем заключить с ним сделку. Ему, например, писал один своенравный отец, который хотел знать, насколько порядочен молодой человек его дочери. Ему писала даже одна графиня, у которой была проблема с управляющим ее землями – она подозревала его в кражах. Но вместо того чтобы обратиться в полицию, она предпочла через местного босса обратиться к Провенцано и попросить у него помощи. Вообще, в своих письмах он казался старым отшельником, даже священником. Любил цитировать Евангелие. В той самой найденной в доме Библии на каждой странице было что-то подчеркнуто, выделено, были какие-то сноски на полях, проставлены непонятные цифры. При этом полиции он предстал таким вот классическим корлеонцем: обыкновенные штаны, рубашка, платочек на шее. А в доме-то потом нашли залежи дорогих костюмов, купленных в лучших магазинах Палермо, там был еще, например, антикварный золотой маникюрный набор.

С не совсем гостеприимным домом нужно было прощаться. Последняя стрелка, которую нарисовал Палаццоло, вела меня в центр города. Там, по его мнению, должен жить родной брат Провенцано, Сальваторе. В 2001 году, его, живущего в Германии, схватили, приняв по ошибке за скрывающегося босса. Но, сняв отпечатки пальцев, полицейские поняли, что перед ними – родной брат мафиози. Сейчас Сальваторе Провенцано перебрался из Германии в Корлеоне. Он, наверное, смог бы рассказать о тайнах своей семьи. Если бы захотел.

Я рассматривал только что отреставрированный трехэтажный особняк, который когда-то принадлежал клану Провенцано. Именно отсюда, кстати, и отправлялись мешки с мусором и одеждой. Теперь в этом доме, конфискованном государством и антимафиозным комитетом, находится краеведческий музей и винный магазин.

Вдруг из соседнего дома ко мне стал приближаться уже немолодой человек. «Что ты все ходишь да смотришь? – процедил он сквозь зубы. – Уже полчаса. Все высматриваешь. Ты что, из полиции? Убирайся отсюда!» Я попытался ответить, что я вообще-то только музей хотел посмотреть, что я из далекой России. Но потом решил, что мне скрывать-то особо нечего, и тогда спросил его напрямую: «А вы небось Сальваторе Провенцано?» Мужчина оторопел и почему-то ответил: «Ну да, я Сальваторе, а часы работы винного магазина мне неизвестны». Понимая, что хоть какой-то диалог возможен, я спросил: «А что? Этот дом действительно принадлежал вашему брату?» В этот момент к Сальваторе вернулись самообладание и агрессивность, и он уже не говорил, а кричал: «Какую правду ты ищешь? Какую правду ты знаешь?» Это звучало, как заклинание. Провенцано продолжал: «Прошу тебя, не надо искать правду жизни, ее узнает только могила, которая тебя примет. У каждого своя правда, и лучше оставить ее при себе». Идея про могильную правду меня, признаюсь, не сильно заводила. А Сальваторе тем временем продолжал: «Небось видишь этот дом и думаешь, что все про него уже знаешь? Именно я в этом доме и жил. И клянусь тебе, что нога моего брата никогда не переступала его порога. Это дом мы купили, когда я работал в Дюссельдорфе. Работал двадцать лет. Потом мы купили этот дом, даже не дом, а сарай, где жили коровы и овцы. Он был невысокий, всего два этажа по двадцать пять квадратных метров с внешней лестницей». Провенцано перевел дух и, не дав мне опомниться, чтобы вставить хоть одно слово, продолжил: «Когда наша старая мать заболела, весь уход лег на мои плечи. Она не могла подниматься по этой лестнице. И тогда я снес этот сарай и перестроил дом заново вот этими руками. И Бернардо здесь ни при чем». Сальваторе Провенцано для пущей наглядности продемонстрировал мне свои мускулистые рабочие руки.

Я все-таки спросил: «То есть вы в тот момент не поддерживали никаких отношений с братом?», уже мысленно представляя, как мой собеседник закручивает Пициини с какой-то очередной просьбой. «Как я мог поддерживать с ним отношения, если я был в Германии, а он здесь! А эти… – тут Провенцано грязно выругался в адрес полицейских, – они конфисковали этот дом не у Бернардо, а у моей семьи, у моей!!! Бесполезно все. БЕСПОЛЕЗНО. Знайте одно, если бы все это происходило в Германии, то я легко бы мог восстановить справедливость и вернуть собственность. Но мы в Италии, и что еще хуже – на Сицилии. Все, убирайся! Я и так тебе одному из первых все это рассказываю». Я вежливо раскланялся, подумав: «Ага, первому он мне рассказывает», вспомнив при этом писателя Палаццоло.

Корлеоне переводится как «сердце льва». Романтично. Неужели «мафиози веро» – это действительные сильные, молчаливые люди, с аналитическим складом ума, не озабоченные ничем, кроме безопасности и благополучия своей семьи? Да, просто семья у них больше, чем у других людей. Впрочем, свое настоящее лицо сицилийская мафия показала в лихие 1990-е. Тогда для многих кино про крестного отца уже закончилось и началась суровая реальность. Я позвонил Палаццоло, чтобы отчитаться об игре в «казаки-разбойники», поблагодарить и рассказать о разгаданных загадках. Палаццоло был мной явно доволен. Из Корлеоне можно было уезжать. Последний поезд в Палермо уходил через двадцать пять минут.

Я стоял перед входом в знаменитый театр Массимо. На ступеньках его парадной лестницы снимался финал «Крестного отца». Киллер стреляет в Майкла Корлеоне, но попадает в его дочь. Я вспоминал кадры Фрэнсиса Форда Копполы. Рядом с театром дежурили несколько полицейских машин. Просто так, для вечерней профилактики. В столице Сицилии было все спокойно. Про дочь Корлеоне на острове вспомнили, когда был убит тринадцатилетний Джузеппе Ди Маттео, убит одним из уроженцев Корлеоне. Джузеппе тоже заплатил за отца, члена мафии, позволившего себя нарушить омерту. Отец тогда, на свою беду, начал сотрудничать с полицией. Сына взяли в заложники, а потом убили. Но как? Его растворили в кислоте. Это было наивысшее проявление жестокости мафии, ее зверства. А заказал убийство несчастного ребенка Тото Риина, бывший босс Провенцано, один из самых кровавых главарей «Коза Ностры». И как бы скромно ни выглядели его одежда и квартира в центре Палермо, где он двадцать лет чинно и добропорядочно проживал с женой и детьми, человеческого облика это ему никак не добавляет. Только что назначенный на Сицилию судья Джованни Фальконе был среди тех, кто вел несколько дел против мафии, в том числе против Тото Риина. И Фальконе нашел свидетеля, о котором можно было только мечтать. Бывшего босса всех боссов Томазо Бушетта. То, что судья узнал от него, помогло отправить за решетку четыреста семьдесят пять человек. Но это же и лишило его надежды умереть своей смертью. Тото Риина при этом остался на свободе. Десять лет Фальконе прожил в окружении охраны. Когда он женился, об этом счастливом факте биографии не знал даже его личный помощник. Томазо Бушетта рассказал судье о верхушке мафиозной пирамиды, ведущей в политику. Фальконе ему поверил. И оказался в полной изоляции даже среди своих коллег. 23 мая 1992 года его машина ехала по шоссе, ведущему из аэропорта в город. Прогремел взрыв невиданной мощности. Вместе с судьей погибли его жена и трое охранников. Фальконе подорвали вместе с километром… автострады. Конечно, его могли просто убить, как это уже не раз и успешно делали. Но мафии нужен был спектакль.

Спустя почти двадцать лет после трагедии дом Фальконе в центре Палермо стал народным памятником скорби и борьбе против мафии. Никакой стелы, мемориальной доски или помпезного многометрового истукана. Простое вековое дерево. На нем письма и рисунки, рядом с ним – цветы, очень много цветов. Я стоял под этим развесистым дубом и читал записки, которые и спустя двадцать лет после трагедии не потеряли своей актуальности. При мне приходили люди. Не туристы, простые жители Палермо. Молодой отец рассказывал своему пятилетнему сыну: «Знаешь, кто такой Фальконе?» Люди приходят сюда, чтобы почтить память. Но в 1992-м, сразу после взрыва, Палермо молча следил за происходящим по телевизору. Это сегодня нельзя встретить человека, который бы сказал, что мафии не существует, который бы не знал, что такое мафия, что она делает и чем лично это ему грозит. Но раньше о мафии не говорили, было не принято. И для «Коза Ностра» это была очень плодородная среда, ведь мафия тихо растет в тишине.

Место взорванного Фальконе занимает его друг, Борселино. Прослужив всего два месяца на новом посту, он едет навестить свою мать на окраине Палермо. Второй взрыв убивает уже Борселино и его пять охранников.

Я посмотрел на часы. Редактор не проявлялся, мне звонить тоже никому особо не хотелось. У меня оставалось несколько минут до встречи с Ритой Борселино, сестрой погибшего судьи. Она живет между Палермо и Брюсселем, где она депутат Европейского парламента. Встречу она назначила в одном небольшом кафе, у которого нет прямого выхода на улицу. На Сицилии Рита Борселино живет под постоянной охраной, ее повсюду сопровождает эскорт. И так уже на протяжении пяти лет, с того момента, когда она решила, что будет заниматься политикой.

Рита Борселино, коротко постриженная, седая женщина, встретила меня улыбаясь. «Ну что, удачно добрались? Не волнуйтесь, вы здесь в безопасности, хотя, к сожалению, нельзя приставить охранника к каждому… Так получилось, что я всегда была в тени брата, восхищалась его работой и думала, что его усилий будет достаточно. Как же я заблуждалась. Это не Паоло сделал шаг вперед и оказался один на виду, как мишень. Это мы все сделали шаг назад и оголили его». В этот момент Рита Борселино встала, взяла меня за руку и сказала: «А давайте поедем к моему старому другу Леолуке Орландо, бывшему мэру Палермо. Так исторически сложилось, что до него все мэры были друзьями боссов мафии. Был только один, который не дружил, потому что он был сам босс боссов». Она засмеялась. Этой хрупкой мужественной женщине хотелось верить, и я, не раздумывая, поехал вместе с ней в сопровождении эскорта в особняк, где живет бывший мэр.

Особняк, точнее, настоящий палаццо, произвел на меня неизгладимое впечатление. В моем циничном и воспаленном мозгу сразу пронеслось: неужели мэр никогда не был связан с мафией? Иначе откуда у него это все, у чиновника-то? Но Рита Борселино «отвечала» за кристальную честность своего друга, а друг сразу огорошил меня своим безапелляционным заявлением: «Через несколько дней после убийства Борселино какая-то газета написала, что следующим буду я». «Вы можете ему верить, он говорит правду», – сказала Рита, видимо, уловив мое сомнение. То, что мне рассказывали в этом, покрытом вековыми тайнами и заваленном антиквариатом, особняке, поражало. Леолука Орландо продолжал: «И вот представьте, многие женщины города, прочитав эту заметку, пошли в полицию и дали ее начальнику списки своих детей с адресами. Они сказали, теперь мы с детьми будем ездить вместе с мэром в его бронированной машине». – «И что, и вы, и полиция на это согласились?» – «Боже упаси, просто эти женщины прекрасно понимали, что если мафия и может убить сто человек, но она не сможет убить тысячу женщин и детей». «Вот как бывает, прикрылся женщинами с детьми, и доволен», – в первую минуту подумал я. Но потом понял, что мафия не боится полицейского с пистолетом, она не боится прокурора, который может ее арестовать. Единственное, чего она боится – это потерять поддержку. Так что на этот раз жители Палермо не стали ждать третьего взрыва. Они вышли на улицы. «Вот смотрите, – тихо сказала Рита Борселино. – Все-таки двое известных судей, которых убивают с перерывом в пятьдесят дней, да еще в такой жестокой форме. Это Фальконе взорвали на шоссе, а когда убили моего брата, от взрыва пострадали сто шестьдесят квартир в близлежащих домах. И люди поняли: то, что происходит, касается их непосредственно».

Женщины тогда начали вывешивать из окон белые простыни в знак протеста. Сначала это была одна женщина, потом три, потом тридцать три. Весь город был завешен белыми простынями. И вот, представьте себе, дом в Палермо. На первом этаже – простыни, на втором – опять простыни, на третьем – ничего, а на четвертом и пятом – опять простыни. Это означало только одно: на третьем этаже живет мафиози. Выглядело это все как коллективный донос, но люди действительно устали. Революционная ситуация вполне себе созрела. Леолука Орландо словно прочитал мои мысли: «Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что эти женщины спасли мне жизнь. Об этом, кстати, я узнал только два года спустя, во время очередного процесса. Тото Риина, оказывается, даже созвал тогда экстренный совет мафиозной верхушки, на котором официально вынес мне смертный приговор. А боссы сказали ему „нет!“, они сказали: „Ты читал газеты? Даже дети Палермо готовы умереть вместе с Орландо“».

Вскоре после «революции», устроенной жителями города, Тито Риина был взят под стражу. Его обвинили в сотне убийств. И дали девять пожизненных сроков. А всю Италию охватила волна судебных разбирательств и расследований, полностью изменивших ее политический ландшафт. И до сих пор, даже спустя двадцать лет, полиция разгребает, что случилось тогда, разбирается с уже арестованными мафиози. «Когда погиб мой брат, во мне что-то переключилось. Меня в течение пятнадцати лет после его смерти звали в политику, но я держалась, сомневалась, что с мафией покончено навсегда». Эти слова Риты Борселино меня, признаться, удивили: «А что, разве сейчас не так?» – «Вы знаете, когда я увидела арестованного Провенцано, вдруг поняла, что мафия по-прежнему существует. Пусть не в тех масштабах, но существует». Я требовал конкретных примеров, и Рита Борселино и Леолука Орландо в один голос воскликнули: «А ветряки электростанций? Посмотрите, ими же вся долина усеяна. Хоть один работает, хоть один вырабатывает энергию? Это очередной мафиозный проект по отмывке денег, причем на это раз еще и за счет средств Евросоюза».