Текст книги "Чернышёв. Остросюжетный приключенческий роман"

– Вы уж, Михайло Илларионович, попеняйте этому Овсову. На людей нападают в Летнем саду, а – это, заметьте, территория императорской резиденции. Да и преступников сколько времени ловили…

– Всенепременно попеняю, Ваше величество!

– Кто нанял убийц, выяснили?

– Установить сие не представляется возможным по причине гибели всех злодеев. Да и если найдем, скандал может выйти. Наверняка замешана титулованная персона…

– Дыра в ограде Летнего сада оказалась. Нехорошо, Михайло Илларионович.

– Уже заделали, Ваше величество, да и всю ограду поправляем.

– К Чернышёву надо бы охрану приставить.

– Дам указание сыскной полиции. А, может быть, Ваше величество, Чернышёва на время перевести в лейб-гвардию, еще лучше – в действующую армию? Этакий хват украшением любого полка станет.

– Благодарю за дельный совет, Михайло Илларионович. Я подумаю, – легко склонил голову государь, давая понять, что доклад окончен.

Глава 4

Завершился Рождественский пост, наступили Святки. Разъехались из столицы мужья-рогоносцы. Снова заклубился Чернышёв в объятиях прелестниц, закружился в танцах. Затем наступил Великий пост. Дамы поутихли. Камер-паж получил семинедельный отдых. Еще немного, и серые облака, висевшие над Питером, пробили солнечные лучи, заиграли на золоте шпилей и куполов. А там и Нева освободилась ото льда, понесла его обломки в Финский залив. Подснежники сменили ландыши, их – сирень с черемухой.

К лету двор императрицы Елизаветы Алексеевны переехал в Царское село, куда временами наведывался император, предпочитавший находиться в столице – ближе к Сенату, министерствам, а главное – к Нарышкиной. В один из таких визитов Мария Антоновна явилась в летнюю резиденцию вместе монархом. Она остановилась во дворце, построенном Нарышкиными, по примеру многих придворных, в Царском селе. Томная и в то же время высокомерная красавица нанесла пару визитов государыне, но была принята с понятной холодностью.

– Совсем стыд потеряла! – шушукались за ее спиной царедворцы. – Муженек тоже хорош: сам ее подставляет самодержцу!

– Зато получает все, что ни попросит, – с завистью отвечали им собеседники.

У Чернышёва, между тем, прибавилось утех. Женщины не только стучались в его дверь, завлекали в свои комнаты, но тащили молодого человека в укромные аллеи. Там, среди кустов английского парка они отдавались с еще большей страстью, чем в дворцовых апартаментах. Им даже нравилось, когда во время любовных забав их покусывали комары. Считалось, что такие удовольствия приближают к природе, благотворно действуют на организм. Александру же не нравилось, когда в «самый интересный момент» в задницу впивался крылатый кровопийца. Но стоило потерпеть ради очередной прелестницы. Дамы же наперебой одаривали его всякими безделушками: перстеньками, золотыми булавками для галстука, расшитыми каменьями кошельками, часами английской и швейцарской работы.

Об этой графине-немке Чернышёву сказала сама императрица:

– Мы с Анной росли и воспитывались с детства. Она – моя единственная подруга. Графиня была счастлива в браке, но ее супруг два года назад скончался от горячки. Анна очень горевала, полтора года носила траур. Теперь жизнь вернулась к ней. Уделите графине внимание, сударь!

Александр поначалу считал немок холодными. Однако, сойдясь с Анной, понял, что ошибался. Ее страсть и изобретательность в любви оказались безмерными. Голубоглазая блондинка наверстывала упущенное во время траура. В тот день страсть овладела графиней в удаленной беседке. Женщина наклонилась и уперлась руками в скамейку. Чернышёв, отбросив юбки, овладел красавицей. Александр всегда себя контролировал, чтобы не закончить дело слишком рано. С этой целью он фокусировал внимание на различных предмета. Вот и сейчас его взгляд уперся в кусты. Внезапно среди ветвей появилась голова, затем показалось ружье, направленное в камер-пажа. Молодой человек выхватил из кармана подарок Куракина и выстрелил в направлении головы. От неожиданности убийца дернулся, судорожно нажал на курок. Картечь со свистом пронеслась нал головой Чернышёва, обдала его щепками от развороченной крыши беседки. Александр выстрелил вслед юркнувшему в кусты человечку.

– О, как прекрасно! – простонала графиня. – Этот шум столь волшебно подействовал на меня, что я кончила. Вероятно, это был фейерверк?

– Да, уж фейерверк! – усмехнулся молодой придворный.

Пока Анна приводила себя в порядок, он осмотрел кусты. Обнаружил капли крови и брошенный мушкетон – короткое ружье для стрельбы картечью. Оружие, чтобы не испугать партнершу, камер-паж спрятал в дупло старого дерева. «Благодарю тебя, Господи! – перекрестился молодой человек. – Не Твоя помощь – снес бы этот поганец мне голову».

Возвращаясь во дворец, пара встретила Марию Антоновну Нарышкину в окружении польских аристократов. Она надменно кивнула в ответ на поклон Чернышёва. Однако тот отметил, какой страстью налились глаза пухленькой брюнетки.

Прошло несколько дней. Государь вернулся в Петербург. Супруг Нарышкиной последовал с ним. Ну а Чернышёв получил приглашение от Марии Антоновны. Камер-паж рассказал об этом государыне и попросил загрузить его дежурствами при дворе.

– Вряд ли это поможет, – грустно улыбнулась царица. – Нарышкина всегда добивается своего. Она столь сильно влияет на императора, что тот не поверит даже мне, если я расскажу про сию интрижку. Но это – пока интрижка. Интрига начнется, когда вы откажитесь от ее домогательств. Боюсь, в таком случае никто не сможет вам помочь.

– Александр Павлович не только мой государь. Он мой благодетель и обманывать его я не могу!

– Хорошо! Отныне даже за порог дворца вы будете выходить лишь в моем присутствии.

Это не помогло. Во время прогулки путь государыни и свиты лежал через Мраморный мост. Внезапно из-за колонны возникла Нарышкина.

– Сударь! – преградила она дорогу Чернышёву. – Вы весьма неучтивы. Я неоднократно приглашала вас к себе, а вы не идете.

– Сударыня! Императрица последнее время нуждается в моей службе и не отпускает меня от своей особы, – попытался обойти даму камер-паж.

– Вздор, отговорки! – не пропускала его Мария Антоновна. – Вы проводите дни и ночи в объятиях этой германской бледной немощи.

– Вы понимаете, сударыня, что мой визит к вам будет подлостью по отношению к монарху. А он – мой повелитель и благодетель, – обошел Нарышкину молодой человек.

– Вы оба пожалеете! – прошипела вслед красотка. – Сначала ты, потом – он!

Через несколько дней во дворец пожаловали несколько польских аристократов из окружения Нарышкиной. Заметив Чернышёва, один из них приказал:

– Подайте нам вина!

– Я – камер-паж ее императорского величества, а вина подаст вам лакей! – ответил Александр.

– Я из тебя лакея сделаю, щенок! – сбил поляк парик с головы молодого человека.

– Милостивый государь! – оттолкнул пана Чернышёв, так что тот повалился на спутников. – Вы находитесь в императорском дворце! Ведите себя прилично! Я к вашим услугам!

– Меня вызвали на дуэль! Я выбираю шпаги. Завтра в семь утра у Трельяжной беседки вас устроит?

– Вполне!

Вечером Чернышёва вызвала императрица.

– Я слышала: вы завтра деретесь с представителем знатного польского рода.

– Этот пан нанес мне оскорбление действием, ваше величество. У меня не было другого выбора.

– Есть новое слово: провокация. Когда низменным путем кого-то вынуждают совершить тот или иной порочащий его поступок. Это – начало интриги мадам Нарышкиной. Я прикажу арестовать сего господина.

– Умоляю вас не делать этого, ваше величество! – Александр опустился на колени перед государыней.

– У вас очень опасный противник, мой друг. Он в совершенстве владеет всеми видами холодного оружия. Прекрасно знает французскую, испанскую, итальянскую школы фехтования, не говоря уже о польской. Я боюсь вас потерять…

– Как говорят в народе: «Бог не выдаст, черт не съест». Жизнь моя в руках господних. Если дуэль не состоится, меня попросту будут презирать. Не только поляки – в первую очередь наши, русские.

– Будь, по-вашему, да хранит вас Господь!

В полуденную жару Трельяжная беседка являлась излюбленным место отдыха придворных. В ее тени отвлекались от дворцовых забот, амурничали с дамами, философствовали в мужском кругу, запускали слухи и плели интриги. В утренние же часы там было безлюдно. Поляки явились с опозданием. Они даже не потрудились извиниться за него перед Александром и его секундантами. Шпаги противников были равной длины. Камер-паж отметил про себя, что оружие противника покрыто острыми зазубринами. «Не приведи, Господь, получить даже пустяковую рану, – подумал молодой человек. – Боль будет такая, что долго не продержусь.

– К бою! – махнул платком секундант поляка.

– Этого мальчишку я уложу одним ударом! – объявил пан.

У Чернышёва были хорошие учителя. Отставной драгунский ротмистр Лавр Ипполитович воевал под началом Суворова. Брал в его войсках Варшаву. Сражался против Наполеона в Италии. Он обучил юношу премудростям русского, турецкого и польского сабельного боя. Другим преподавателем Александра стал его гувернер – бывший французский кавалерист месье де Парфаньяк. Под его руководством юноша постиг искусство французского фехтования на шпагах и палашах. Именно с этих приемов начал бой противник Чернышёва. Зная комбинации ударов, камер-паж ловко отражал их. Неожиданно соперник нанес рубящий удар, коим славились польские гусары. Александр сумел отбить его. Теперь молодой придворный отражал серию польских ударов. Шпага врага высекала искры из клинка Чернышёва, со свистом кружила у его головы. Поляк, привыкший к быстрым победам, стал понемногу выдыхаться. Александр перехватил инициативу и обрушил на него русские сабельные удары. Теперь тяжело приходилось противнику. Он уже с трудом отбивался. Внезапно он взметнул носком ботфорта песок, направив его в глаза камер-пажу. Чернышёв отклонился, но потерял равновесие. Клинок поляка прошел в сантиметре от его бока. Пан кулаком ударил юношу в голову, свалил на песок. Молодой человек едва успел откатиться – клинок вонзился в песок в том месте, где еще мгновение назад находился Александр. Он успел встать на колено, рубануть шпагой по ногам врага. Тот отпрянул. Этого оказалось достаточно, чтобы камер-паж поднялся и обрушил град ударов на шляхтича. Один достиг цели. Клинок распорол рубаху и со звоном отскочил от кольчуги.

– Не по правилам! – закричали секунданты Чернышёва, тоже камер-пажи.

– Ничего! – выросли перед ними секунданты-поляки, взявшись за рукояти своих шпаг.

– Вы, сударь, – подлец! – выдохнул камер-паж. – Отныне вам не следует ожидать благородства от меня!

Он нанес пану серию ударов. Тот, отступая, споткнулся, стукнулся спиной о статую льва. Шляхтич отмахнулся шпагой и выхватил из-за голенища кинжал.

– Не по правилам! – снова крикнули камер-пажи.

– Ничего! – снова ответили секунданты-поляки, наполовину обнажив клинки.

Чернышёву приходилось отбивать один удар и уклоняться от другого. Однако соперник не только устал, но потерял самообладание. По этой причине он совершил ошибку, на которой был пойман. Шпага Александра вошла пану в глаз и с противным скрежетом вышла из затылка.

– Матерь Божья! – воскликнули поляки и бросились к убитому.

– Зря он так! – кивнул на труп Чернышёв. – Ему бы верой-правдой служить новому отечеству, а не искать приключений на дуэлях…

Государыня ждала Александра на ступенях дворца.

– Я молилась за вас, – промолвила она, когда камер-паж опустился перед ней на колено. – Боюсь, что очень скоро последует продолжение.

Продолжение последовало через три дня. Снова во дворец явилась компания шляхтичей. Один из них улучил момент, когда мимо Чернышёва шел лакей, несший кофе императрице. Он толкнул старика на Александра, ударил его в спину, сумев подхватить молочник со сливками.

– Пся крев! (Собачья кровь – польск.) Как служишь! – добавил пан пинок слуге.

– Милостивый государь! – стряхнул кофе с мундира камер-паж. – Недостойно издеваться над тем, кто не может вам достойно ответить!

– Совершите мужественный поступок – ответьте! Вы слишком смуглы для придворного! – плеснул поляк сливки в лицо молодому человеку.

– Я к вашим услугам! – Чернышёв свалил мощной оплеухой на пол наглеца.

– Меня вызвали на дуэль! Завтра в семь утра у Чесменской колонны устроит?

– Вполне!

Из кабинета вышла Елизавета Алексеевна. Она поняла, что к чему и, указав на поляка, обратилась к камергеру:

– Проводите этого господина и распорядитесь впредь его во дворец не пускать! Господин камер-паж! Можете отлучиться с дежурства, дабы привести себя в порядок. После вечернего чая явитесь ко мне в кабинет!

После вечернего чая Александр был в кабинете государыни.

– Интрига продолжается, – вздохнула она. – Я навела справки у своих польских фрейлин. Мадам Огинская и княгиня Радзивил уверяют, что ваш противник – особа крайне опасная. Он – великолепный стрелок. Однако страшно не только это. Сей пан нечист на руку. Он всегда оказывается первым у барьера и всегда стреляет первым. Притом может явиться в кирасе под сюртуком или кафтаном. Сейчас нас охраняет лейб-гвардии Преображенский полк. Я попросила поручика Ивана Паскевича быть вашим секундантом. Паскевича я знаю не один год. С тех пор, как он служил адъютантом у несчастного императора Павла Петровича. Иван Федорович – человек честный, порядочный, а главное опытный. Ваших юных друзей, камер-пажей, могут обмануть, а его – нет!

– Благодарю вас, ваше величество, – склонился в поклоне молодой человек. – С Паскевичем я знаком. Он, можно сказать, спас меня по зиме от злодеев…

– Буду молиться за вас, – улыбнулась государыня.

Как и в прошлый раз, Чернышёв с секундами во время был на месте поединка. Поляки опаздывали. Паскевич, сказал, что понимает Чернышёва, но считает дуэли глупостью. По его мнению, дворянин имеет право пролить кровь лишь в сражении за веру, царя и отечество. Или в какой иной оказии, случившейся на государевой службе. Наконец, явились поляки. Не принеся предусмотренных дуэльным кодексом извинений за опоздание, они принялись мерить шагами расстояние между противниками и устанавливать барьеры – втыкать в землю шпаги.

– Мой противник потолстел за ночь, – шепнул камер-паж Паскевичу.

Тот приблизился к пану, слегка толкнул его в живот.

– Простите, сударь, за нечаянность! – извинился поручик. – А вот кирасу придется снять!

– Как вы смеете! – зашелся пан. – Вы оскорбили меня действием, да еще оскорбляете меня вздорными обвинениями! Я вас вызываю! Деремся здесь же! Сразу, как я уложу этого мальчишку!

– Все-таки кирасу придется снять! – твердо сказал Иван Федорович. – В противном случае мы откажемся от дуэли и расскажем всем о вашем бесчестном поступке. Ни один благородный человек после этого не подаст вам руки.

Бормоча проклятия, пан сбросил сюртук и снял с себя кирасу. Его секунданты протянули противникам пистолеты.

– Разрешите ваше оружие! – Паскевич взял из руки Александра пистолет и заглянул в дуло. – Нет пули, господа! Подайте пулю! Я ее сам заряжу.

– Сходитесь на счет: три! Раз, два, три! – прокричал секундант шляхтича и взмахнул платком.

Поляк очень быстро оказался у своего барьера и неторопливо целился в приближавшегося к шпаге камер-пажа. Чернышёв знал, что как только он окажется рядом с ней, последует выстрел противника. Однако отставной драгун Лавр Ипполитович научил Александра стрелять навскидку, быстро рассчитав расстояние до мишени, выбросить вперед руку с пистолетом и нажать курок. Молодой человек сделал это в полушаге от своего барьера. Шляхтич рухнул словно подкошенный.

– О, курва! Прямо в сердце угодил, – охнули подбежавшие к нему секунданты.

Через пару дней государь Александр Павлович вернулся в Царское село. Он вызвал в свой кабинет Чернышёва.

– Наслышан о твоих художествах. Двух знатных особ убил, а они могли бы стать хорошими поданными, – промолвил он.

– Эти господа сражались против русских войск, когда трудами вашей венценосной бабушки Екатерины Великой завоевывалась Польша. Затем они сбежали во Францию и воевали в армии Наполеона, опять же против русских войск. Потом вдруг вернулись в Россию. Не исключаю, что оба – лазутчики Бонапарта…

– Моя царственная супруга Елизавета Алексеевна тоже твердит. Получается, что тебя не наказывать, а награждать нужно, – усмехнулся император. – Две дуэли, пять покушений…

– Всего лишь три ваше величество…

– Сыскная полиция предотвратила еще два покушения. Тебе о них не сообщали. Заодно раскрыли уйму других преступлений. Умеют работать, когда государь подгонит. Кстати, этого Овсова надо бы представить к очередному кресту, а его сыщиков – к медалям «За усердие», – обернулся Александр Павлович к генерал-адъютанту и снова взглянул на камер-пажа. – Мне Михайло Илларионович Голенищев-Кутузов присоветовал на время отправить тебя служить в полк. Авось отстанут. Да ты и сам этого хотел. Будешь служить в чине корнета в лейб-гвардии Кавалергардском полку. Иди в Дворцовую контору. Скажешь: государь велел сшить мундир за счет казны. Срок три дня. Через три явишься к командиру полка – Павлу Васильевичу Голенищеву-Кутузову, семиюродному дяде упомянутого Михаила Илларионовича. Правда, племянничек старше дядюшки лет на тридцать… Ну а секунданта твоего Паскевича – куда-нибудь в армию! Засиделся он в столице!

– Поручик Паскевич, ваше величество, – противник дуэлей. Мне он помог на поединке по доброте душевной. Не надо бы его наказывать.

– А я и не наказываю! Паскевич сам засыпал начальство прошениями о переводе в действующую армию. Он офицер расторопный, исполнительный, честолюбивый. Скучно ему в лейб-гвардии.

Глава 5

Паскевич собрался в путь быстро – придворные портные еще не успели сшить Чернышёву гвардейский мундир. Молодой человек пришел проститься с секундантом, поблагодарить его за помощь, принести извинения за то, что по его вине Ивану Федоровичу приходится расстаться со столицей.

– Пустое! – ответил Паскевич. – Вы здесь совсем не причем! Во-первых, было решение государыни Елизаветы Алексеевне о моем участии в дуэли. Во-вторых, и это – главное, перевод в действующую армию – мое решение. Я присмотрелся к вам, Александр Иванович. Вы – человек деятельный, толковый, амбициозный в хорошем смысле этого слова. Поверьте: со временем вам надоедят парады, смотры, маневры лейб-гвардии. Прискучат балы, званые обеды, волокитство. Тогда вам захочется настоящего дела, а оно сейчас – на границах России.

– Но до битв с Наполеоном пока далеко…

– Сейчас, пока у нас мир с французами, надлежит нанести такое поражение Турции, чтобы она лет десять не могла воевать. В этом случае с Бонапартом будет куда легче разобраться. Ну да прощайте, Александр Иванович! Даст Бог, увидимся.

Через день мундир, а также соответствующие документы были готовы, и молодой человек предстал перед командиром лейб-гвардии кавалергардского полка генерал-майором Павлом Васильевичем Голенищевым-Кутузовым.

– Наслышан о ваших амурных похождениях, корнет. Прекрасная аттестация для лейб-гвардейца. О дуэлях ваших тоже наслышан. Предупреждаю: вновь будете замечены в оных, лично пойду к государю и попрошу перевести вас в такое место, где устраивать поединки сможете лишь с лягушками! Вы понтируете?

– Полагаю карточную игру пустым времяпрепровождением, – соврал Чернышёв, втайне считавший, что карты развивают память и сообразительность.

– Это – хорошо. Сейчас многие господа-офицеры предаются сей страстишке. Выигрывают немногие. Большинство проигрывает, влезает в долги, закладывает, а то и продает родовые имения. Держитесь от «зеленого сукна» подальше! Если уж пришлось сесть за стол – играйте по маленькой! Коли проиграли – ни в коем случае не отыгрывайтесь! Шулеров в столице предостаточно. Даже господа с пышными титулами не стесняются «подправить Фортуну».

Позже сослуживцы поведали Чернышёву, что их начальник, до Кавалергардского полка всю жизнь прослуживший в гусарах, и волочился, и пил (кстати, сейчас тоже выпить не дурак), и играл, и дрался на дуэлях. Возглавив полк, Павел Васильевич вынужден воспитывать подчиненных, оберегать их от опрометчивых поступков. Однако при кажущейся строгости генерал-майор всегда вступается за офицеров, вытаскивает их из различных передряг и даже ссужает деньгами на уплату карточных долгов.

– Именно из-за карт с вашим предшественником вышла неприятность. Из-за нее дальнейшую службу он вынужден проходить на Кавказе, – продолжил Голенищев-Кутузов. – Пока место командира взвода было вакантным, там случилось прескверное происшествие. Солдат оскорбил действием вахмистра. Да так, что тот уже третий день в лазарете отлеживается. Разберитесь вместе с судейскими! Согласно уложению о воинских преступлениях сей проступок наказывается шпицрутенами. Сколько? Суд решит!

После знакомства с командиром роты, а затем с солдатами вверенного взвода Александр наведался на полковую гауптвахту. Подследственный – Африкан Молодцов полностью признал свою вину и теперь лишь каялся, не говоря ни слова в свое оправдание. Судейские офицер и писарь уже составили все надлежащие протоколы. Из них следовало, что Молодцов – плохой солдат, относящийся к службе с полным небрежением. За это он неоднократно подвергался дисциплинарным взысканиям со стороны вахмистра – помощника командира взвода. В силу дикого и злого нрава Молодцов упорствовал в дурных проступках, а закончилось данное упорство в совершении воинского преступления – нанесении побоев непосредственному начальнику. Составлены протоколы были со слов побитого вахмистра Петрова. Чернышёв поинтересовался: имеются ли свидетели происшествия и допрошены ли они? Получил ответ, дескать, достаточно показаний потерпевшего. После Александр осмотрел коня подследственного. Животное было ухожено и хорошо кормлено. В прекрасном состоянии находились седло, сбруя, оружие и кираса Молодцова. Тщательно отутюжены были мундиры и вычищена обувь.

– И это – плохой солдат? – обернулся Чернышёв к служивым, в присутствии которых осматривал амуницию подследственного. – Только почему на до блеска натертом ботфорте следы грязи?

– С этого ботфорта и случилась неприятность, – вздохнул немолодой унтер-офицер. – Дозвольте, ваше благородие сказать от всего взвода. Африкашка – служака исправный, старательный, сообразительный, но острый на язык. За то и невзлюбил его наш вахмистр. Издевался, как мог. Случалось, в полночь за полночь являлся в казарму, поднимал флейтиста с барабанщиком, гонял Африкашку парадным шагом. Ну а коли ремень растягивать до бесконечности – он порвется. Так и с Африкашкой вышло. Собрался он в увольнение вычистил ботфорты. Вахмистр на ему на сапог наступил, оставил грязный развод. «Что же ты, подлец, в таком виде в город собрался? Полк позорить? Нет тебе увольнения! Полы в казарме будешь мыть!» – и хрясть Африкашку по скуле, затем – по другой. Тот ему ответил, не сдержался…

– И вы братцы, промолчали, за товарища не вступились? В свидетели не пошли?

– Боялись, что расценят, как бунт.

– Эх, вы, а еще конная гвардия! Пиши, братец, как дело было! – кивнул Чернышёв унтеру на стопку бумаги на столе. – Кто свидетелем был, пусть подпишется!

С показаниями служивых Александр пошел к командиру роты. Тот выразил недоумение, что офицер выгораживает солдата. Заявил: надо идти к командиру эскадрона, но сам он с корнетом на доклад не пойдет. То же недоумение высказал эскадронный и посоветовал обратиться непосредственно к командиру полка. Сам участвовать в докладе отказался. Командир полка похвалил за скорость в выполнении его приказа. Однако был озадачен выводами Чернышёва о невиновности служивого.

– Что же получится, если солдат будет бить вахмистра? Тогда вахмистр сочтет возможным бить обер-офицера. Обер-офицер – штаб-офицера, а тот уже – генерала? Эдак и до революции недалеко!

– Солдаты поддержали революционеров во Франции, потому что над ними издевались. Прошу отдать Молодцова мне на поруки. Мне положен денщик. Пусть поработает, смирит гордыню, подумает над своим проступком, а если проштрафится…

– Если проштрафится – получит пять тысяч ударов шпицрутенами! – перебил корнета Голенищев-Кутузов. – Будь, по-вашему! Вахмистра я прикажу заменить.

– Премного благодарен, ваше превосходительство! На место помощника командира взвода я уже присмотрел одного из унтеров: Егор Митрохин. Служит давно, отличается знанием дела и справедливостью.

– Да вы, корнет, даже не либерал! Вы – сущий якобинец, – усмехнувшись, Павел Васильевич бросил материалы следствия в камин.

Вечером Чернышёв зашел в казарму. Он услышал, как галдели служивые:

– Где это видано, чтобы барин так за солдата заступался?! Не бывало такого! Нам корнету потрафить надобно! Первыми в роте стать нужно, чтобы Александра Ивановича в другое место не забрали. Не выдадим, братцы, – лучшими станем!

После корнет заглянул в офицерское собрание, где его представили сослуживцам. Те знали о его похождениях, с завистью и любопытством поглядывали на статного молодого человека в прекрасно сшитом мундире. Спросили: у кого из французских портных шил мундир. Получили ответ, что амуниция изготовлена в Дворцовой конторе – подарок императора Александра Павловича. Пригласили составить партию в вист. Молодой человек ответил: игра его не интересует, зато знает множество карточных фокусов, коим в свое время научил его гувернер месье де Парфаньяк. Полвечера развлекал он сослуживцев, пока кто-то не предложил поехать развлечься в бордель. Корнет снова отказался, спросив:

– Зачем платить за то, что можно получить бесплатно?

Александра с утра ждала записка от одной из возлюбленных с приглашением посетить ее ночью. После он получал по несколько подобных приглашений в день. Однако верными ему остались лишь пять придворных прелестниц. Остальные нашли новых «милых друзей». В полку Чернышёв также не садился за карты. У него были для игры по мелочи приятели камер-пажи и молодые дворяне из свиты князя Куракина.

Через месяц с гауптвахты выпустили Молодцова. Командир полка решил подержать служивого на хлебе и воде, дабы тот подумал о своих грехах. Африкан поблагодарил корнета, но добавил:

– Что же мне, теперь по лавкам ходить, да полы натирать? Уж лучше бы меня прогнали сквозь строй, а потом на Кавказ отправили, ежели б выжил…

– Для лавок и полов у меня есть слуги из крепостных, – ответил Чернышёв. – Твое дело ухаживать за конями: моим и твоим. Содержать в образцовом порядке мою амуницию и оружие. Считай, что ты не денщик, а оруженосец. Кстати, вместе с взводом будешь отрабатывать все навыки боя, совершенствоваться во владении палашом и пистолетами. Словом, будешь со мною во всех делах, а даст Бог и в сражениях.

Поставив Молодцова в строй, Александр заслужил еще большее уважение подчиненных. Они из кожи лезли, что бы стать лучшими. В отличие от многих взводных, полностью передавших свои подразделения на попечение вахмистров и унтеров, Чернышёв занимался солдатами сам. Учил их премудростям французского и турецкого сабельного боя, стрельбе навскидку. Началось с того, что корнет продемонстрировал служивым турецкий сабельный удар. Его клинок прошел между плечами и головой глиняного чучела. При этом голова не свалилась, а осталась на плечах.

– Лихо! – оценил, назначенный помощником командира взвода Митрохин. – Только не по уставу.

– Француз или турок устав читать не станут, Егор Иванович, – ответил Александр. – Они прежде тебя зарубят или пристрелят. Поэтому по уставу будем учиться для смотров и парадов. Для войны будем учить то, что спасет нам жизнь, поможет победить врага!

Император, приехавший через два года в полк, отметил взвод Чернышёва.

– Лучший взвод в полку! – с гордостью доложил Голенищев-Кутузов.

– Кто командир? Чернышёв? Надо же: не узнал его в латах! Ко мне корнета!

Государь обласкал молодого человека взглядом своих ясных голубых глаз, когда тот предстал перед монархом:

– Объявляю мою личную благодарность за отменное знание дела и выучку солдат! – и обернулся к Голенищеву-Кутузову. – Павел Васильевич, хотя и рановато, но подготовьте представление к чину поручика! И не попробовать ли Чернышёва на какой-нибудь должности в штабе?

– На днях открывается вакансия адъютанта командира полка. Для начинающего штабного должности лучше не придумать…

– Мне тоже не помешает еще один адъютант, – заявил шеф полка (лицо из окружения монарха, отвечающее за состояние части, ее боеготовность и дисциплину), любимец императора генерал-лейтенант Уваров.

– Вот и славно! – улыбнулся царь. – Берите его к себе, Федор Петрович! Тем более, что полк подчиняется вам, а уже после вас – мне.

С новым начальником Чернышёв поладил быстро. Федор Петрович начинал карьеру в столице, подобно Александру. Высокий красавец с отменной мускулатурой он быстро стал дамским угодником. Женщины щедро одаривали его деньгами, оплачивали квартиру и даже карету. Одна из его возлюбленных Екатерина Лопухина замолвила за молодца словечко своей падчерице – фаворитке императора Павла – Анне. Та походатайствовала перед монархом, и мало кому известный, кроме светских прелестниц, провинциал в миг стал генералом, кавалером пары высоких орденов, шефом лейб-гвардии Кавалергардского полка. Несмотря на милости, Уваров примкнул к заговору против Павла Петровича. В убийстве монарха он, правда, участия не принимал. Изъявил желание охранять престолонаследника Александра и в случае провала заговора защищать его. Это не осталось забытым. В отличие от многих приближенных убиенного царя, Уваров сохранил свои позиции при дворе, да еще получил чин генерал-лейтенанта. С годами Федор Петрович поутих, перестал волочиться направо и налево, стал блюсти супружескую верность. К подчиненным он относился благосклонно, не гонял их по поводу и без повода. Однако требовал точного и безотлагательного выполнения своих приказов. С этим привыкший к дисциплине Чернышёв отменно справлялся.

– Далее не было ничего примечательного, – вынырнул из воспоминаний старик. – Пока не грянул 1805 год.