Текст книги "Чернышёв. Остросюжетный приключенческий роман"

Глава 6

Грянул 1805 год. Россия ввязалась в очередную войну с Наполеоном. Уж, больно просили помочь британцы. Бонапарт сосредоточил на берегах Ла-Манша стотысячную армию. Будь у него под рукой флот, способный перебросить через пролив такую массу войск, неизвестно, как бы сложилась дальнейшая судьба Англии. Вступила в войну и Австрия, давно стремившаяся прибрать к рукам сопредельную Баварию, курфюрст коей не скрывал своих симпатий к французам

Император Александр Павлович понимал, что рано или поздно наполеоновские армии окажутся у российских границ. Потому стремился оттянуть сей момент, истощить французские полчища вдалеке от рубежей империи. А пока шли войны вдалеке от России, надлежало провести либеральные реформы, ослабившие гнет помещиков на крепостных. За счет этого дать промышленности приток рабочих рук. На данной основе модернизировать ее, сделать индустрию страны способной самостоятельно обеспечить армию всем необходимым.

Узнав о составившейся против него уже третьей коалиции, Бонапарт азартно воскликнул:

– Если в июне не буду в Лондоне, то в ноябре обязательно буду в Вене!

Действительно, в ноябре он был в Вене. Возглавивший русскую армию Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов уклонялся от генерального сражения. Он предложил отвести русско-австрийские войска вглубь страны, чтобы растянуть коммуникации преследовавших их французов, затруднить снабжение неприятеля продовольствием, боеприпасами, подкреплениями. В тылу противника он намеревался создать партизанские отряды. Лишь измотав французские войска, можно было дать бой. Другого мнения придерживался император Александр Павлович. Молодому монарху не терпелось овеять себя боевой славой. Подзуживал царя австрийский император Франц II. Ему тоже не терпелось вернуть утраченную столицу. Кутузов, будучи не только опытным полководцем, но и опытным царедворцем, перечить не стал. Михаил Илларионович опасался, что его отстранят от командования армией, а то – вообще отправят домой. Тогда он не сможет повлиять ни на исход главной битвы, ни исход войны. Ну а пока за амбиции монархов, их геополитические интересы приходилось отдуваться русскому солдату.

16 ноября 1805 года русско-австрийские войска встретились с армией Наполеона у местечка Аустерлиц. Между противниками лежала деревушка Вишау, в которую уже втерлись французы. Александр Павлович лично возглавил атаку. Воодушевлению солдат не было предела: их вел в бой сам государь, чего не случалось со времен Петра Великого. Правда, вышло некое замешательство, когда рядом с царем разорвался вражеский снаряд. Императора легко контузило. Оказавшийся поблизости Чернышёв помог Александру Павловичу подняться, оттащил его от агонизировавшего коня, передал на руки замешкавшейся свиты, принялся догонять кавалеристов, которых теперь возглавил Уваров. Увидев, что монарх жив, солдаты воодушевились еще больше. К их воодушевлению прибавилась злость. Они лихо ворвались в Вишау, опрокинули врага, рубя его палашами и саблями. В несколько минут все было кончено, несмотря на отчаянное сопротивление французов. Уваров, остановившийся на небольшой высоте перед деревней, и руководившей с нее боем, слегка попенял Чернышёву:

– Вы вся-таки мой адъютант, господин поручик! Вокруг государя свитских предостаточно! Вам же надлежит быть при мне, дабы в случае нужды отправиться с донесением в штаб. Ну, слава Богу, взяли мы Вишау. За императора зря беспокоились: дальше этой высотки его бы никто не пустил

На новом коне подъехал император в испачканном грязью мундире.

– С первым взятым лично вами населенным пунктом, государь! – поздравил его Уваров.

– Не меня – солдат поздравлять надо! – улыбнулся царь. – Но какое воодушевление! Какой порыв! Какая отвага! Надо бы, подтянуть пехоту, артиллерию – Бонапарт вряд ли смирится с поражением.

– Не думаю, что Наполеон сунется сюда, – остудил его пыл подъехавший Кутузов. – Деревенька сия находится в низине. Мы – на высотах. Французам придется лезть в гору, являя собой прекрасную мишень для нашей артиллерии. Бонапарт тоже на высотах стоит – противоположных. Он постарается выманить наши войска на равнину под огонь своих пушек.

– Что же прикажете делать, Михайло Илларионович, – недобро усмехнулся монарх.

– Я бы вообще эту дыру оставил, закрепился на высоте и подождал, пока неприятель пойдет в наступление. Изрядно потреплем его огнем, а главное – сохраним многие жизни наших солдат, – ответил полководец. – Ваше величество! За доблесть и умелое руководство войсками вам полагается орден святого Георгия Победоносца четвертой степени.

– Это должна решать дума георгиевских кавалеров, – смутился Александр Павлович.

– А я уже приказал собрать думу! Заодно и наиболее отличившихся господ-офицеров отметим! С первой боевой наградой, ваше величество!

20 декабря императоры – Александр Павлович и австрийский Франц – приказали начать атаку.

– Ох, не надо бы сейчас наступать! – услышал Чернышёв сетования Михаила Илларионовича. – Французские позиции скрыты туманом: не видно, что на них делается! Подождать бы, пока туман рассеется…

Однако монархов было не удержать. Выстроившись в боевые квадраты – каре, русская и австрийская пехота в сопровождении кавалерии полезла на покрытые мглой позиции неприятеля. Поначалу враг был потеснен. Затем начались неудачи. Застопорилось наступление на правом фланге, частями которого командовал Багратион. На левом фланге французы, внезапно вынырнув из тумана, опрокинули русско-австрийские войска, отбили у них Праценские высоты. Александр Павлович приказал атаковать в центре. В бой пошла лейб-гвардейская пехота под командованием брата царя – Константина. Стоило перейти ей через речушку Рауцен, как она попала под губительный огонь неприятеля. Следом гвардейские полки принялись оттеснять от переправы французские пехотинцы и конники-мамлюки – привезенные из Египта арабы, албанцы, черкесы.

– Туго приходится в центре, ваше величество. Надо бы послать на помощь кавалерию, – предложил Уваров. – Хотя бы лейб-гвардии Кавалергардский полк…

– Этот полк я хотел задействовать на параде по случаю взятия Вены, – вздохнул Александр Павлович. – Ну да, ладно! Распорядитесь! А сами берите четыре полка гвардейской кавалерии и к Багратиону! У него заминка вышла.

– Чернышёв! Пойдете с кавалергардами! Будете поддерживать связь между ними и государем! – велел Уваров поручику. Мне одного адъютанта будет достаточно.

Лихо, словно на учениях, кавалергарды ринулись к переправе через речушку Раусниц, за которой дралась гвардейская пехота. У моста стоял вытащенный свитой с поля боя, пребывавший в смятении великий князь Константин Павлович.

– Выручайте пехоту, братцы! – указал он на противоположный берег, где под натиском превосходящего неприятеля отступали вверенные ему полки.

Перейти мост сумели только два эскадрона. Остальные оттеснили пехотинцы, запрудившие переправу. Однако два полка – Преображенский и Семеновский оказались в окружении. Преображенцев старались достать штыками служивые сразу двух французских полков. Семеновцев облепили мамлюки. Двадцатисемилетний полковник, командир эскадрона, князь Репнин-Волконский скомандовал:

– Палаши вон! – и помчался на противника.

Французские пехотинцы столь увлеклись расправой с преображенцами, что заметили русских кавалеристов только, когда на их головы посыпались палаши. Кое-кто попытался стрелять, да все заряды были расстреляны. Французы побежали. Чернышёв погнался за служакой тащившим полковой штандарт. Александр рубанул попавшегося под руку дюжего солдата и даже удивился, сколь легко голова врага отделилась от туловища. Второй вскинул ружье, попытался выстрелить. Чернышёв склонился вбок и, оказавшись рядом с врагом, ударил его ногой в челюсть. Подошла очередь сержанта со штандартом. Тот попытался отбиться штандартом, как пикой. Удар пришелся в кирасу поручика. Офицер ткнул врага палашом в лицо. Клинок вышел из затылка француза. Подобрав штандарт, Александр вернулся к эскадрону.

– Браво, поручик! – одобрил Репнин-Волконский. – Я доложу о вашем подвиге. Корнет Альбрехт! Возьмите штандарт у поручика и вот еще – второй! Доставьте государю! Братцы-кавалергарды за мной! Выручим семеновцев!

Четыре сотни метров разделявших окруженные полки эскадрон пролетел мгновенно. Окружившие гвардейцев мамлюки пытались достать их саблями. Выбитые из седел клубились у ног русских, стараясь дотянуться до них клинками. Раненых россиян резали на части ятаганами. Для наполеоновских наймитов клинки кавалергардов тоже оказались неожиданностью. Словно капли дождя посыпались отрубленные головы в тюрбанах, отсеченные смуглые кисти рук, сжимавшие кривые сабли. Следом повалились на пожухшую траву трупы в алых шароварах. Мамлюки быстро перегруппировались, попробовали взять кавалергардов числом. Куда там! Русские кавалеристы попросту смели толпу «египтян», завалив землю их трупами.

Чернышёв рассек палашом надвое голову ближайшему арабу. Рубанул по плечу другого. Оказался рядом с дюжем албанцем, сжимавшим в левой руке штандарт – наполеоновского орла в обрамлении черных конских хвостов на длинном древке. Тот попытался словно алебардой достать Александра штандартом. Левой рукой поручик выстрелил из пистолета, сбил противника с коня. Зажимая рану, враг поднялся, выхватил из-за пояса кинжал, бросился на Чернышёва, норовя порезать коня. Александр опустил палаш на голову албанца.

– Африкан! Подними штандарт! – приказал поручик всюду следовавшему за ним денщику.

– А я то думал: вы с ним рубиться будете, ваше благородие, – хохотнул Молодцов, поднимая трофей.

– Недосуг мне с ним рубиться: пехотных выводить отсюда нужно. Поехали!

Наемники побежали. Их не стали преследовать. Один из эскадронов повел семеновцев к спасительной переправе. Подразделение Репнина-Волконского прикрывало отход. Рассеявшихся по полю мамлюков сменила темно-синяя лавина французских конных гренадеров. Жутковатый рев поднимался над их медвежьими шапками.

– Осмелюсь спросить, ваше благородие, – обратился к Александру денщик. – Не разберу, что они квакают? Когда один говорит по-французски, я понимаю, а когда хором – нет.

– Квакают они, братец: «Заставим рыдать петербургских дам», – перевел поручик.

– Ну, я им заставлю! – зло усмехнулся Африкан, поигрывая штандартом, будто большой палицей.

– Знакомое лицо у генерала, что ведет французов в атаку, – обернулся к Чернышёву Репнин-Волконский.

– Это, ваше превосходительство, – Жан Рапп. Один из любимчиков Наполеона, его бывший адъютант. Прошу извинить – вынужден покинуть строй!

Александр вырвался из строя, поскакал к Раппу. Тот едва успел прикрыться саблей. Однако подарок маменьки – дорогущий палаш, сработанный тульскими умельцами из нескольких самых прочных сортов стали перерубил клинок генерала, скользнул по его лицу, оставив кровавый след. Ударом ноги Чернышев сбил француза с коня, поразил палашом еще пару гренадеров. Вертя над собой трофейный штандарт, Африкан прошелся им по головам врагов. Однако достать Раппа не удалось. Тот закрутился по земле, выстрелил в Чернышева из двух стволов маленького пистолета. Пули звякнули о кирасу, оставив на ней пару вмятин. Александр даже не успел мысленно поблагодарить маменьку, по заказу которой был изготовлен доспех. Раппа тем временем прикрыли подчиненные, затащили в строй. Подоспел эскадрон Репнина-Волконского.

– Поручик! Выходите из боя! Скачите за подкреплением! – приказал он Чернышеву.

Неподалеку от моста поручика с денщиком попыталась перехватить группа мамлюков. Зажав палаш подмышкой, Чернышев, правой рукой выстрелил в ближайшего. Вложив пистолет назад, в седельную кобуру, офицер снова взял в руку палаш. Преградивший ему дорогу наемник получил знаменитый турецкий удар, после коего голова какое-то время оставалась на плечах, затем поднятая напором крови, свалилась к ногам коня. Мамлюки взвыли и в ужасе бросились врассыпную. Кавалергарды были последними проскакавшими по мосту.

– Ваше высочество! – отдал честь Чернышев Константину Павловичу. – Эскадрону князя Репнина-Волконского срочно надобно подкрепление!

– Какой там! – вздохнул великий князь. – Обернитесь, поручик!

Александр обернулся. Он с содроганием увидел, как белые мундиры кавалергардов исчезают в темно-синем кольце французов. Вскоре они полностью пропали из вида, блеснув напоследок кирасами.

– Отвезите сей трофей моему царственному брату! Пусть порадуется! – смахнул слезу великий князь, затем громовым голосом приказал. – Господам-офицерам привести в чувства солдат! Занять позицию! Зарядить ружья! Преображенцам – в каре у моста! Остальным – в линию по берегу!

Через несколько минут Александр бросил штандарт к ногам императора. Тот попенял, что трофей изрядно измят, но удовлетворился объяснением, дескать пришлось сим орлом пройтись по вражеским головам. К уху государя склонился инспектор артиллерии Аракчеев.

– Вот оно, что? – прильнул монарх к подзорной трубе. – Чернышёв! Через ручей, вон там, переправляются две батареи гвардейской артиллерии. Выше вброд переходят французы – хотят окружить. Бери взвод кавалергардов, это пути, скачи на помощь!

Александр с денщиком вновь оказались в своем полку. Взяв свой бывший взвод, поручик поспешил на помощь артиллеристам. Их уже успели окружить французы. Оставив ездовых вытягивать из воды коней и пушки, командир части – полковник Костенецкий повел батарейцев в атаку. Гигант расчищал себе путь шпагой. Следом пробивались служивые, орудуя тесаками и банниками. Подмога Чернышёва оказалась весьма кстати. Кавалергарды ударили с тыла, принялись рубить противников палашами, пока те не разбежались.

– Надо было бы по ним из пистолетов пострелять, – высказался Африкан.

– Своих могли положить, – ответил поручик. – Видел: какая свалка была? Все смешались!

Подошел, вытирая шпагу травой, командир артиллеристов.

– Поручик Чернышёв, – представился Александр. – Прислан вам на подмогу государем.

– Благодарю, поручик! Лейб-гвардии полковник Костенецкий. Коней осталось маловато. Придется бросить два поврежденных орудия. Эй, ребята! Эти две пушки заклепать! От них все равно уже никакого прока.

Батареи выбрались на высотку. Костенецкий приказал зарядить карабины и пистолеты. Здесь увидели бегство сначала австрийцев, затем русских. За ними неслись французские конники. Костенецкий приказал развернуть батарею. Одна за другой ударили восемь пушек. Картечь легла точно в цель, сметя первые ряды атакующих. Выстрелили еще раз, поразив задние ряды. Атака противника захлебнулась. Французские рубаки понеслись назад.

– Кончен бал! – выдохнул Костенецкий. – Заряды расстреляны. Теперь, как говорят австрияки, будем драпать. Раненых разместить на лафетах! Карабины, пистолеты, тесаки держать наготове! Нагонят французы – костьми ляжем, но не отдадим орудия!

Чернышёв нашел императора плакавшим под большим деревом. Поодаль в смущении стояли Аракчеев, доктор Виллие и еще человека четыре свитских. Александр доложил Аракчееву о выполнении приказа. Государь встрепенулся, пришел в себя. Утерев слезы, подозвал к себе поручика.

– Найди Кутузова, Чернышёв, – слабым голосом приказал он. – Нехорошо будет, если Михайло Илларионович попадет в плен…

Найти командующего, как ни странно, помогли французы. Взвод Чернышёва наткнулся на разъезд наполеоновских конных егерей. Столкновение произошло неожиданно: два отряда встретились «нос к носу» на небольшой горной дороге. Реакция русских оказалась более быстрой. Пока французы тянулись к оружию, Митрохин развалил ударом палаша ближайшего к нему противника надвое. Второму снес голову Чернышёв. При виде такого зрелища французов пробрал приступ неудержимой рвоты. Кавалергарды посбивали их с коней, а затем обезоружили. К Чернышёву подтащили молоденького лейтенанта, совсем мальчишку.

– Можете убить меня, но я ничего не скажу, – ответил он на вопрос Чернышёва о цели экспедиции.

– Черт с ним, ваше благородие! – вмешался Африкан. – Дозвольте мне поговорить с французами. Я – солдат, они – солдаты. Может быть, поймем друг друга лучше, чем вы – господа.

– Что же, попробуй! – разрешил поручик.

Африкан заговорил с пленными. Те загалдели. —

– Не все сразу! Кто-то один пусть говорит! – перекрыл галдеж голос Молодцова.

– Вот, чертяка! – удивился к тому времени ставший вахмистром Митрохин. – Как по-французски шпарит! Где выучился?

– Я научил, – ответил Чернышёв. – Четыре года назад ввернул он французское словечко «мерд». Спросил Молодцова: знает ли он, что означает это словечко. Тот ответил: не знает, но словцо сие любил употреблять мой предшественник, вроде как хвалит. Объяснил Африкану, дескать, переводится на русский это слово как «дерьмо». Добавил: если какое-то иностранное слово непонятно – спроси у меня. А то недолго и в морду получить. Так, началось. Теперь Молодцов не только говорит, но и читает по-французски. Даже писать учится. Только, когда много человек говорят сразу, разобрать не может.

– Стало быть, так, – вернулся от пленных Африкан. – Разъезд послан, чтобы найти его высокопревосходительство, генерала от инфантерии Кутузова и взять в плен. Находится он сейчас на этой дороге, только за спиной у нас. А направление французам показали австрийские крестьяне.

– Встретим смерть достойно! – раздался голос французика-лейтенанта. – В шеренгу становись!

– Пустое! – садясь на коня, сказал ему Чернышёв. – Оружие и лошадей мы у вас забираем. Ступайте к своему императору!

– Как?! Вы не будете нас расстреливать? – изумился вражеский командир. – Окажись мы на вашем месте – непременно бы всех расстреляли.

– Зачем? – усмехнулся поручик. – Вы уже для нас не представляете никакой угрозы. А Наполеону Бонапарту привет от лейб-гвардии поручика Чернышёва. По коням, братцы!

– Может быть, в палаши их, ваше благородие? – спросил Африкан. – Я, пока мы его высокопревосходительство Михаила Илларионовича по дорогам искали, с нашими солдатами потолковал. Все говорят, что французы пленных не брали. Кого картечь и пули не достали, французские конники не дорубили – докололи штыками и дорезали тесаками французские пехотинцы.

– Мы не французские варвары! Русский воин всегда снисходителен к пленным, – ответил поручик и повернулся к взводу. – Рысью марш-марш!

Кутузова с остатками штаба догнали довольно быстро. Увидев при свете луны запекшуюся кровь на щеке полководца, Чернышёв предложил перевязать рану.

– Царапина! – отмахнулся военачальник и охнул. – Конфуз! Полный конфуз! Я таких разгромов в жизни не видел! Даже наше поражение от турок под Браиловым не идет ни в какое сравнение! Тогда командующий армией, князь Прозоровский всю вину за неуспех свалил на меня. А дружок твой, его адъютант – Паскевич – разнес сию небылицу по армии…

– Боюсь, что Паскевича оговорили, – вступился за знакомца Александр. – Знаю Ивана Федоровича, как человека, не способного на подлые поступки.

– Скурвился, как говорят поляки, твой Паскевич под предводительством князя Прозоровского. А мы русские в подобных случаях говорим: «Каков поп – таков приход», – качнул головой Михаил Илларионович и не проронил больше ни слова.

Императора Александра Павловича нашли в небольшой, Богом забытой деревушке. Он остановился в доме небогатого крестьянина, слупившего за постой целое состояние. В большой комнате, служившей хозяевам и столовой, и гостиной, и детской, и мастерской расположилась свита. Аракчеев диктовал приказ по армии.

– За выказанную неспособность управлять войсками генерал-лейтенанта Ланжерона уволить с военной службы, – услышал Чернышёв голос государева любимца. – За постыдную сдачу в плен генерал-лейтенанта Пржебышевского предать суду. За позорное оставление вверенных ему частей генерал-майора Лошакова предать суду. За трусливое бегство с поля боя Новгородский мушкетерский полк лишить всех знаков отличия, полученных в былых сражениях…

– Где император? – спросил Кутузов.

– Слава Богу! Михайло Илларионович нашелся! – воскликнул Аракчеев. – Ваше высокопревосходительство! Приказ по армии готов. Извольте подписать перед подачей на утверждение его величеству! Сейчас у государя император Франц.

– У его величества нервическое расстройство, связанное с поражением, – подошел к Кутузову доктор Виллие. – Прошу недолго занимать монарха и не доставлять ему дополнительных переживаний. Да вы ранены, господин генерал от инфантерии! Надобно перевязку сделать.

– На мне быстро, как на собаке заживает, а с вашей перевязкой, Яков Васильевич, я буду похож на старую бабу, – недовольно ответил полководец придворному врачу. – Бальзамом каким-нибудь залепите царапину – и довольно!

Из коморки, занимаемой Александром Павловичем, вышел в сопровождении пары маршалов австрийский император. Мелко тряся головой, он прошел сквозь расступившихся русских.

– Далее ведение войны становится бессмысленным, – бросил он своим спутником.

– Теперь поедет к Бонапарту пардона просить! – сверкнул ему вслед уцелевшим глазом Кутузов. – Завтра же мир с французами подпишет! Сколько русской крови просто так, за амбиции этого Франца пролито!

Дверь коморки распахнулась. На пороге стоял бледно-зеленый Александр Павлович.

– Слава Богу, Михайло Илларионович, живы! Теперь я всегда в военных делах буду вас слушаться!

– Ваше величество, граф Аракчеев подготовил приказ по армии. Изволите взглянуть? – подхватил Кутузов стопку листов из рук временщика. – Я сей документ уже подписал.

На некоторое время государь уединился с Кутузовым. Затем вышел с ним в комнату, где расположились штабные и свитские.

– Утвержденный мною приказ довести до сведения всех воинских частей! Виновных мы наказали. Надо подумать о наградах героям! Повелеваю командирам корпусов, дивизий, бригад, полков и батальонов представить наиболее отличившихся генералов и офицеров к орденам Российской империи! Подумать: как поощрить нижних чинов: для них орденов, увы, пока не предусмотрено. Вот вам и первый герой – поручик Чернышёв. Неоднократно проявил мужество и отвагу в сегодняшней битве. Полагаю, достоин ордена святого Георгия четвертой степени.

– Ваше величество, – вновь недобро заблистал уцелевшим глазом Кутузов. – Молод он для такой награды. Ему бы еще повоевать надо…

– Вы-то сами, Михайло Илларионович, во сколько лет от роду свой первый «Георгий» получили?

– Ну, мне уже под тридцать было, а Чернышёву – только двадцать. Да и с Паскевичем он дружит, а вы этого Паскевича самолично велели удалить из столиц.

– Не помню такого, но будь по-вашему, Михайло Илларионович! Поручика Чернышёва наградить орденом святого Владимира четвертой степени с бантом!

– Сия награда полагается господам в чине полковника и выше, – снова выразил недовольство Кутузов.

– Я сделал, как вы хотели. Теперь позвольте мне поступить по-своему. Рескрипт о награждении рескриптом, а орден Чернышёву вручить немедленно! Хоть с себя, господа, снимите!

Крест нашелся немедленно, даже никому с себя не пришлось снимать. Государь все еще дрожавшей рукой приколол его на грудь Александра.

– Ты, молодец, еще «Георгия» заслужишь. Может быть, даже не одного. А вот болтать лишнее, надеюсь, перестанешь! – шепнул Александру Кутузов.

Михаил Илларионович ошибся на пять дней. Именно это время ушло на согласование условий позорного для Австрии мира.

Известие об измене союзника Александр Павлович воспринял с облегчением.

– Домой! – приказал он отводить войска. – Нам теперь здесь делать нечего! Пока нечего.