Текст книги "Ураган мысли"

– Ага, – подхватил Денис. – И еще вирусу будет очень просто обновлять конфигурацию и получать команды от хозяина. В корпоративной версии антивирус Мазайского сам выходит в Интернет и скачивает обновления, которые зашифрованы открытым ключом и подписаны цифровой подписью. Чтобы определить, какие именно данные получил антивирус, квалифицированному хакеру нужно потратить не меньше месяца, а столько времени квалифицированный хакер на такую ерунду тратить не будет. Все это очень здорово, Дима, но ты не учитываешь одной маленькой вещи. Если кто-нибудь все-таки узнает, что Мазайский сам плодит вирусы, и если эта информация попадет в общий доступ, да не просто информация, а информация с доказательствами, вот тогда Мазайскому мало не покажется. Вначале он потеряет репутацию, а потом и бизнес, который у него немаленький.

– При таких обстоятельствах заказное убийство вполне оправданно, – заметил я. Денис чуть не подавился.

– Намекаешь, что Глотова заказал Мазайский? Ни за что не поверю. Нет в вашей сети информации, которая оправдала бы такой риск.

– А если дело не только в нашей сети? Антивирус Мазайского стоит в половине российских компаний. Если иметь по трояну в каждой сети, можно заработать неплохие деньги.

Денис недовольно поморщился.

– Это только в сказках бывает, – сказал он. – Джеймс Бонд против Эрнесто Блофельда. Тьфу!

– А почему бы и нет? – не унимался я. – Допустим на минуту, что в реальном мире существует организация наподобие «Спектра», которая имеет полный доступ почти ко всем российским компьютерным сетям.

– И что они делают с этим доступом?

– Как что? Скачивают информацию…

– И куда девают ее потом? Продают «Вим-Биль-Дану» секреты 1C? Понимаешь, Дима, большого бизнеса на торговле информацией не построить, рынок слишком ограничен, а слухи расходятся слишком быстро. Думаешь, я об этом не размышлял? – Рушников хитро улыбнулся. – Думал, и не раз. Нет, это нереально. Утечку информации нельзя долго скрывать, а когда утечка идет ото всех ко всем, это скоро станет общеизвестно. Представь себе, что я начал таскать тебе гигабайтами информацию, скажем, НИИ радиосвязи. Что ты подумаешь?

– Что ты очень удачно поломал их сеть.

– А потом я приношу тебе гигабайт информации о «Восьмом Медведе» и гигабайт секретов ЗРЗ-22. Ты подумаешь, что я удачно поломал слишком много сетей сразу, и задумаешься. А потом ты поделишься мыслями с Цодиковым, он подумает, что мне одному столько денег не нужно, и захочет войти в долю.

– Он не дурак, он знает, что ты его пошлешь. С твоей-то крышей…

– Если Василий Дмитриевич сложит два плюс два, он поймет, что ваша компания тоже не может быть исключением. Он забросит в сеть правдоподобную дезу и станет внимательно присматриваться к поведению партнеров по бизнесу. Если ты знаешь, что идет утечка информации, очень легко проверить, к кому она уходит. А когда он поймет, что утечка идет и от него, он меня закажет. И не просто закажет, а закажет сделать так, чтобы я рассказал обо всех своих сообщниках, а потом умолял о смерти. Нет, Дима, торговля информацией – вещь хорошая, но на конвейер ее не поставишь. Самое большее, что можно сделать в этой области, – продаться одному хозяину и добывать информацию для него.

– А может, так оно и есть? – предположил я. – Может, они как раз работают на одного хозяина?

– На кого? На Абрамовича? Зачем Абрамовичу информация ОАО «Кохинор»? А те, кому эти данные нужны, не смогут провернуть операцию, у них кишка слишком тонка. Нет, Дима, не сходится. Тем людям, которые могли бы организовать это дело, в вашей сети делать нечего.

– Может, троян попал к нам случайно, как вирус?

– Случайно трояны никуда не попадают, – заявил Денис. – Не морочь голову себе и мне, послушай лучше, как все было на самом деле. Какая-то компания вашей примерно весовой категории, может, чуть крупнее, захотела от вас что-то поиметь. Они засадили троян…

– Погоди! – перебил я Дениса. – Ты говорил, что такой троян стоит колоссальных денег.

– Не таких уж и колоссальных, – возразил Денис. – Мы с тобой вдвоем, сложив свои личные сбережения, вполне могли бы заказать эту операцию. К тому же нельзя исключать, что хакерам вообще не заплатили.

– Ну это уже фантастика какая-то!

– Почему фантастика? Часто бывает, что хакер помогает бизнесмену не за деньги, а по личной дружбе.

– А, ты в этом смысле… – протянул я.

– А ты подумал, в каком? Что их замочили сразу после операции? Так только в плохих детективах бывает. В хакеров очень выгодно вкладывать деньги, они приносят гораздо большую прибыль, чем берут за услуги. Это даже выгоднее, чем наркотики. Если бы этот рынок не был таким ограниченным…

9

На лице Дениса появилось мечтательное выражение. Грезит небось о том, как он развернется, когда сбудется извечная мечта всех киберпанков и мир станет по-настоящему компьютеризированным. Надеюсь, мы с ним до той поры не доживем.

– Значит, ты полагаешь, что идет обычный наезд, – резюмировал я. – Кстати, ты в курсе, что у нас вчера маски-шоу было?

Денис выпучил глаза и приоткрыл рот. Очевидно, он был не в курсе.

– Когда? – спросил он. – Кого-нибудь арестовали? Кто проводил обыск? Что искали?

Я ответил на вопросы в порядке поступления.

– Шоу прошло в начале шестого. Не арестовали никого, только с шефа взяли подписку о невыезде. Обыск проводил некий подполковник Жихарев из ОБЭП. Они ничего не искали, а просто изъяли компьютеры.

– Сколько компьютеров? Какие?

– Всего двадцать три. В отделе IT – все, кроме одного, плюс три начальственных и три в бухгалтерии.

– Глотовский тоже?

– Изъяли. Тот единственный, который не тронули, они просто не нашли. Помнишь, в какой каморке Вронский сидит?

Денис вспомнил, хихикнул и сказал:

– Дуракам везет. Значит, маски-шоу… Клоунада какая-то, а не маски-шоу. Обвинения какие-нибудь предъявляли?

– Никаких.

– Тогда точно клоунада. Знаешь, Дима, это дело начинает меня интересовать все больше. Если ты не возражаешь, я привлеку кое-кого из московской управы. Не против?

– Не против, – сказал я. – Если это будет не слишком дорого.

– Не очень, – заверил меня Денис. – Значит, маски-шоу… Знаешь, что мне больше всего в этом деле не нравится?

– Что?

– То, что я не знаю, кто написал этот троян. Новая хакерская группа, высококвалифицированная и дикая, – это, знаешь ли, неприятно. Пожалуй, не буду я брать с тебя денег, лучше ты держи меня в курсе всех дел.

– Что тебя интересует?

– Все, связанное с вашими компьютерами и коммерческими разборками. Короче, все.

– Ну и аппетиты у тебя, – заметил я.

– Ничего, я ведь с тобой тоже информацией делюсь. Ладно, поеду на службу. Как что новое узнаю, позвоню.

10

Пока мы разговаривали с Денисом, мне на мобилу пришла эсэмэска от шефа, он требовал немедленно явиться к нему. Звонок мобилы я отключил заранее, чтобы не отвлекаться от разговора, и поэтому о желании шефа узнал только сейчас.

Василий Дмитриевич был зол, но не на меня, а на весь белый свет.

– Долго добирался, – констатировал он, когда я вошел в его кабинет.

– С Денисом разговаривал, – стал оправдываться я. – Он говорит, тот троян написали дикие хакеры…

– Дикие, домашние… – раздраженно отмахнулся Василий Дмитриевич. – Ваши компьютерные заморочки меня больше не интересуют. У нас и без того большие проблемы.

Я сел за стол и приготовился внимательно слушать.

– Час назад прошла новая волна маски-шоу, – сообщил Василий Дмитриевич. – В Нижнем Новгороде задержали фуру с нашими сидюками. На складе в Очаково конфисковали продукции на три миллиона. Прямо сейчас опер-группа ФСБ потрошит «газель» со спецпродукцией.

– Что они могут найти? – поинтересовался я.

– Спецпродукцию, – улыбнулся Василий Дмитриевич. – Я же не совсем дурак, я предполагал нечто подобное, хотя и в меньших масштабах. Идет большой наезд, и, сдается мне, это не просто наезд, а передел рынка.

– Что крыша говорит? – спросил я. Василий Дмитриевич нахмурился:

– Ничего. Обещает разобраться. Я распорядился остановить все производство, кроме легального. Будем сворачиваться.

У меня похолодело внутри. Если шеф считает, что пора сворачиваться, все не просто скверно, а очень плохо.

– Неужели все так безнадежно? – спросил я.

– Надеюсь, что нет, – сказал шеф. – Но я всегда настраиваюсь на худшее. Бросай все дела и займись свертыванием производства. Вопросы?

– Может, мне лучше сначала поговорить с агентами…

– Сначала проследишь за консервацией оборудования, потом будешь делать все остальное.

– Хорошо. А ваша семья уже за границей? – неожиданно спросил я.

Василий Дмитриевич криво усмехнулся.

– Моя семья там уже второй месяц, – ответил он. – Лето на дворе, что им в Москве мариноваться? Насчет своей родни решай сам. Прямой необходимости, по-моему, нет, хотя лучше перебдеть. Но в первую очередь займись оборудованием, семья подождет.

Я заверил шефа, что полностью с ним согласен, и покинул кабинет. Выйдя на улицу, я достал мобилу, позвонил жене и сказал, что мне пришла в голову замечательная идея. Почему бы ей не взять детей и не уехать отдохнуть куда-нибудь в Европу. Нет, не обязательно прямо сейчас, но в течение недели из Москвы стоит выбраться, потому что лето скоро кончится. Лиза поинтересовалась, уверен ли я, что хочу опустошить наши сбережения, но я ее заверил, что финансы очень скоро вернутся к прежнему уровню. Так оно и будет, Василий Дмитриевич о сотрудниках заботится и моральные издержки всегда компенсирует материально.

11

Весь день я занимался оборудованием. Консервация заключается в том, что оборудование приводится в состояние, в котором пристальный взгляд, брошенный на него сторонним наблюдателем, может вызвать смутное подозрение, но не более того. Поводов к аресту техники или тем более к задержанию сотрудников компании быть не должно.

Проще всего дело обстоит с автоматической линией, выпускающей микросхемы. Достаточно всего лишь поменять программу, и линия начинает штамповать совсекретную продукцию оборонного назначения. Большая часть ее изготовляется в те периоды времени, когда руководство компании опасается проверок. Заказчик об этом знает, но ему важно только то, что годовой объем поставок в точности совпадает с тем, что записано в контракте, а сколько микросхем в каком месяце сделано, его не волнует. Хорошо иметь дело с госзаказами.

С линией, штампующей сидюки, сложнее. Теоретически ее тоже можно перевести на выпуск легальной продукции, но найти для пиратских дисков такого же неприхотливого заказчика, как для микросхем, нереально. Поэтому с этим цехом мы поступаем по-другому. Вначале вся территория тщательнейшим образом проверяется на предмет наличия заготовок или, не приведи господь, готовых дисков. Все обнаруженное сваливается в большие металлические ящики, они складируются в специально предназначенном для этого подвальном помещении, на всех планах здания отсутствует, и обнаружить его можно только случайно. Но какой нормальный человек попрется изучать тесный коридорчик с низким потолком, под которым не только ни одной лампы не горит, но и проводка отсутствует? А если какой маньяк и полезет в этот закуток, то очень скоро увидит короткую лестницу, нижние ступени которой затоплены. Чтобы добраться до склада незаконных вещей, надо метров двадцать брести по пояс в холодной воде.

Когда схрон заполняют продукцией, вода откачивается, вдоль стены протягивается временная проводка, устанавливаются фонари, и сотрудники, временно переквалифицировавшиеся в грузчиков, работают в относительном комфорте. А потом, когда аврал заканчивается, коридор снова затапливается водой, рабочие получают честно заработанную премию и расходятся по домам, потому что они считаются как бы уволенными до того момента, когда производство можно будет снова расконсервировать. Впрочем, с формальной точки зрения они у нас вообще не числятся, потому что по документам эта линия остановлена в день принятия нового закона об авторских правах и с тех пор ни разу не запускалась.

На первый взгляд схрон в подвале – не самое надежное место для хранения компромата. Но туда не так-то просто войти даже с ордером. Режимный отдел завода, на котором мы арендуем часть территории, относится к подвалам просто параноически. Подозреваю, что не мы одни храним там вещи, не предназначенные для посторонних глаз. Это хорошо – позволяет сильно сэкономить на взятках.

После того как основной компромат захоронен в подземелье, наступает время повторного осмотра территории. Обычно две-три болванки где-то обязательно находятся. А потом начинается самое интересное.

Пол тщательно подметается, а затем с помощью специальной установки равномерно посыпается пылью. Из соседнего помещения извлекается специально подобранный мусор, который живописно разбрасывается по цеху, создавая впечатление, что линия действительно простаивает черт знает сколько времени. В качестве финального аккорда в помещение запускается десяток крыс и три десятка мышей из зоомагазина.

Если проверка все-таки приходит, уходит она несолоно хлебавши. Чтобы определить, что линия Остановлена не в прошлом году, а вчера, нужна экспертиза. А кто ее будет проводить?

Простого человека со стороны на территорию режимного объекта не допустят. А экспертов, имеющих соответствующий допуск, не так много, и я лично знаю почти всех. В прошлом году один не в меру ретивый опер заказал экспертизу, а потом рвал на себе волосы, потому что она показала, что линия простаивает не менее шести месяцев, в результате чего все другие доказательства, сами по себе весьма серьезные, стали стоить не дороже выеденного яйца. Прокурор приезжал к Цодикову, просил дать хоть сколько-нибудь денег, чтобы коллеги не смеялись, но Василий Дмитриевич денег не дал, а вместо этого порекомендовал лучше воспитывать своих подчиненных. Удивительная была история, уголовное дело рассыпалось без единой взятки, и, если бы шеф кому-нибудь об этом рассказал, история вошла бы в легенды, но Василий Дмитриевич никого не посвящал в случившееся. Шеф – человек умный и знает, чем хвастаться можно, а чем лучше не надо.

За заботами незаметно прошел весь день. Когда процедура консервации подошла к концу, был уже восьмой час. Я позвонил Василию Дмитриевичу, доложил, что все сделано, и спросил, не стоит ли мне к нему подъехать? Шеф похвалил за оперативность и ответил, что подъехать стоит.

12

– Кое-что прояснилось, – сообщил Василий Дмитриевич. – Заказ поступил из Тамбова.

– «Сапфир»? – уточнил я.

– Он самый.

ОАО «Сапфир» родилось в начале ельцинской эпохи из руин электронного завода, работающего на оборонную промышленность. Производственная база у них раза в три больше, чем у нас, но зато у нас есть солидное преимущество – мы территориально находимся в Москве, а они в Тамбове. Мы ближе к конечному потребителю, мы экономим на бензине и солярке для грузовиков и на взятках постам ГАИ. Кроме того, связей в верхах у Василия Дмитриевича побольше, чем у Дадамяна.

ВагеГургеновичДадамян, нынешний хозяин «Сапфира», однажды пытался подкатить к Цодикову с предложением объединить наши компании. Условия предлагались примерно те же, что наш президент в свое время предлагал Лукашенко. В отличие от белорусского батьки, Василий Дмитриевич не стал устраивать долгое словоблудие, а отказался сразу, резко и категорично. Дадамян стал намекать на возможные последствия, тогда Василий Дмитриевич пожаловался крыше, и неприятных последствий не последовало. Ничего плохого с Дадамяном не сделали, не было ни убийств, ни шантажа, ни портфелей с компроматом, даже маски-шоу не было. Просто однажды к Ваге Гургеновичу подошел один уважаемый человек и вежливо обрисовал ситуацию. Дадамян – человек неглупый, аргументацию воспринял адекватно и от претензий отказался. До поры до времени.

– Вы уверены, что это «Сапфир»? – спросил я. – Уж очень странно все это выглядит…

– Источник абсолютно надежный, – заверил шеф. – Косвенные данные тоже подтверждают версию. Из Нижнего только что сообщили, что конфискованные диски продали из-под полы Дадамяну.

– Чего он хочет? Передела сфер влияния? Или будет снова предлагать объединиться?

– Вот ты и разберешься, – заявил Василий Дмитриевич. – У меня есть данные только о фактах, но не о намерениях. На контакт со мной Дадамян не выходил, никаких признаков готовящегося наезда до вчерашнего дня не было. По крайней мере, я о них ничего не знал. Твоя недоработка, кстати.

Я не стал оправдываться, а просто кивнул, принимая упрек, и заговорил о другом.

– Почему Дадамян начал действовать именно сейчас? – задал я риторический вопрос. – Что его спровоцировало? Мы ему дорогу не переходили, все договоренности соблюдали, поводов для войны у него не было. Может, у нас какая-то слабость появилась? Кого-то из крыши поперли на пенсию?

– Типун тебе на язык! – воскликнул Василий Дмитриевич. – Нет, слава богу, никого не поперли. Вот эта внезапность меня больше всего и беспокоит. Наверняка все объясняется просто, но до тех пор, пока я не выяснил, в чем здесь дело, мне не по себе. Может, кто-то из наших орлов слишком борзо наехал на дадамяновских. Возможно, в верхах начались перетряски, или у нас завтра крыша рухнет, не дай бог, или Дадамяну случайно подвернулась возможность поднасрать нам по мелочи, растрясти на дополнительные взятки. Для нас это было бы самым лучшим вариантом.

– Есть вариант получше, – заметил я. – Дадамян ошибся. Неправильно оценил информацию или вообще получил дезу.

– Если дезу, то плохо, – сказал Василий Дмитриевич, —

Если ему подсунули дезу, значит, кто-то третий начал разводить нас на бабки. По любому, тебе надо во всем разобраться, это твоя первостепенная задача.

– Разберусь, – пообещал я. – Прямо сейчас и начну.

– Начинай. Как что узнаешь новое, сразу докладывай.

13

Алексей Коновальченко был исполнительным директором ООО «Триплекс». Эта фирмочка имела микроскопический уставной капитал и столь же микроскопический офис, а работало в ней семь человек, включая секретаршу и уборщицу.

Вопреки названию, «Триплекс» занимался вовсе не производством или продажей автомобильного стекла, а оптовыми поставками пиратских сидюков, изготовленных в Тамбове.

Большинство клиентов «Триплекса» искренне полагали, что продукция произведена в Китае. В этом мнении их укрепляли не только жуткие грамматические ошибки в.надписях на упаковке, но и десятки других мелочей, тщательно продуманных службой безопасности «Сапфира». Фактически «Триплекс» был дочерним предприятием «Сапфира», хотя ни один суд этот факт ни за что не докажет. В лучших традициях российского бизнеса «Триплекс» был зарегистрирован по паспорту покойника, а все взаимодействие с родительской компанией оформлялось так, что слово «Сапфир» не встречалось ни в одном из документов «Триплекса», как и слово «Триплекс» в бумагах «Сапфира».

Леша Коновальченко был неплохим парнем, но, как и большинство российских бизнесменов, любил выпить. Ничего удивительного в этом нет – тяжелая работа, колоссальные нервные перегрузки, постоянные переговоры с партнерами, каждый успех в которых надо обязательно отметить. Как и многие российские бизнесмены, Леша часто выпивая больше, чем мог, но меньше, чем хотел.

Я завербовал его в прошлом году. Вербовка прошла по отработанной схеме, описанной во множестве детективных романов. День рождения одного уважаемого человека, много виски, коньяка и девочек, из ресторана веселье переместилось в нумера, Леша как-то незаметно отстал от компании, а потом вдруг обнаружил, что здоровенный амбал в милицейской форме рекомендует ему слезть с девицы и одеться. Леша оделся и почти успокоился, как вдруг выяснилось, что девочке, с которой он только что сполз, по паспорту не восемнадцать и даже не шестнадцать лет, а всего лишь четырнадцать с половиной. Леша очень удивился и стал громко ругаться, сетуя на невообразимую акселерацию нынешней молодежи вкупе с непомерным бесстыдством. Мент посочувствовал, но взятку брать не стал. Иногда менты впадают во временное умопомрачение и отказываются брать деньги. Бывает, у них горит план по отлову преступников, бывает, они начинают искать оборотней среди себя, короче, случаются периоды, когда менты взяток не берут. Долго эти периоды не длятся, но тем, кто попал в поле зрения милиции в столь неподходящее время, от этого не легче.

Леша предлагал все большие и большие суммы, но мент был непробиваем. Коновальченко посадили в «луноход», привезли в отделение и заставили подписать чистосердечное признание. Его даже не били, все подписал сам.

А потом на сцене появился я. По-хорошему, мне надо было представиться сотрудником ОБЭП и вербовать Лешу под чужим флагом, но это было невозможно – слишком много у нас общих знакомых, рано или поздно истина выплыла бы наружу. Пришлось играть в открытую.

Я объяснил Леше, что вся операция организована мной и что у него теперь два выхода – отдаться на милость либо закона, либо меня. В первом случае ему предстояло провести несколько лет в роли пассивного гомосексуалиста, потому что с такой статьей, какая ему светила, сохранить традиционную сексуальную ориентацию очень трудно, для этого нужно быть очень крепким как физически, так и душевно. Во втором случае Леше следовало собственноручно написать другую бумагу, нет, не подписку о сотрудничестве, а всего лишь расписку в получении денег. Леша спросил, за что я собираюсь заплатить ему деньги, я ответил, что за информацию, которой он поделится прямо сейчас. Коновальченко немного посидел, повесив голову, а потом начал говорить.

Ничего ценного он не сообщил, но я его внимательно слушал и всем видом показывал, насколько эта информация полезна «Кохинору» и насколько вредно «Сапфиру» то, что ее знают не только те, для кого она предназначена. Леша говорил очень долго, в моем диктофоне уже заканчивалась кассета, а он все не унимался. В конце концов Коновальченко закончил, и мы мирно разошлись.

Леша так и не узнал, что «девочке», с которой его сняли, было девятнадцать лет. Просто внешность у нее очень своеобразная – маленькая, пухленькая и с детским личиком, сразу и не поймешь, то ли лолитка-акселератка, то ли взрослая баба. Такие девочки в нашей среде нарасхват, идеальный инструмент для вербовки.

Если бы Леша заглянул в ее паспорт, он бы сразу все понял, но человек в милицейской форме не дал ему этого сделать, он просто зачитал данные вслух, а Коновальченко постеснялся проверить. Леша до сих пор счастлив от того, что легко отделался.

Мы с ним встречаемся раз в месяц. Он мне передает кое-какие документы, кое-что рассказывает на словах и каждый раз, когда я докладываю шефу об обстановке на фронтах, все многословные речи Коновальченко превращаются в мою единственную фразу – в «Сапфире» все спокойно.

Я вербовал Лешу в расчете на тот маловероятный случай, если между «Кохинором» и «Сапфиром» вдруг разразится торговая война. Сейчас этот момент настал.

Мы встретились с ним в маленьком кафе в центре города. Я хотел устроить встречу утром, но Леша сказал, что на утро у него запланировано очень важное совещание и встретиться со мной он сможет только в обеденный перерыв.

Обычно Леша так себя не вел, стоило мне заговорить о встрече, и он тут же поджав хвост бежал в указанное место. В первое время после вербовки он меня боялся, а потом привык и даже привязался. Между агентом и куратором подобные отношения складываются гораздо чаще, чем принято считать. Особенно хорошо повлиял на наши отношения случай, когда я слил ему информацию, позволившую решить одну маленькую проблему «Триплекса». Леша так и не узнал, что та проблема была организована при моем участии.

– Привет! – сказал Коновальченко, усаживаясь за столик. – Зачем звал?

– Привет, – отозвался я. – Что у вас за суета сегодня? Помощь нужна?

Осведомитель странно посмотрел на меня, и я понял, что Василий Дмитриевич был прав, между «Сапфиром» и «Кохинором» действительно началась война.

– Рассказывай, – сказал я.

– Что? – Леша состроил удивленную физиономию.

– Для начала про Очаково, – подсказал я. – Вчера менты опечатали склад с пиратскими дисками, принадлежащий одной из наших фирмочек. Наружка говорит, что продукцию еще не вывозили. Я так полагаю, утром у вас планировали операцию по вывозу?

– Нет, – Леша помотал головой, – вывоз дисков обеспечивает крыша, мы планировали, куда их потом девать.

– И куда?

Леша вытащил из внутреннего кармана пиджака трехдюймовую дискету и положил ее передо мной. Я посмотрел на него с неудовольствием.

– Болванку пожалел? – спросил я. – Не прочитается обижусь.

– Прочитается, – заверил меня Леша. – Только сегодня отформатировал.

– В который раз?

– В первый. На прошлой неделе запечатанную коробку в столе нашел.

– Ну смотри, – сказал я. – Когда поступила информация о складе?

– Сегодня.

– Только сегодня? Не врешь?

– Не вру, – заверил меня Леша. – На совещании Федотов говорил, что у вас было маски-шоу, но я думаю, что это не наша работа. Если бы шоу организовали наши, совещание провели бы заранее и не пришлось бы все организовывать в такой спешке. Я полагаю, кто-то наверху вовремя узнал, какой хороший случай подворачивается, и под суетился.

– С чего такая уверенность? – поинтересовался я.

– Если уж начинать войну, то первый удар должен быть массированным, – сказал Леша. – Так не делают – один склад захватили и тут же успокоились.

– Может, не успокоились? Может, у вас в верхах еще что-то планируется?

– Тогда тем более глупо. Вы ведь тоже не дураки, все остальное уже наверняка попрятали. А один склад для вас – тьфу. Ваге Гургенович не идиот, чтобы насмерть ругаться с Цодиковым из-за каких-то двух миллионов. Если из-за каждой мелочи идти на крайние меры, то скоро конкретная уголовщина начнется.

– Уже началась, – сообщил я. – У нас одного человека пришили. Убийство заказное, и мотив понятен – товарищ слишком много знал.

Леша вытаращил глаза и разинул рот.

– Кого это? – спросил он.

– Ты его не знаешь. Он не из руководства, обычный сотрудник.

Леша вдруг нахмурился.

– На что это ты намекаешь? – подозрительно спросил он. – Что я тоже слишком много знаю?

– Да бог с тобой, к тебе претензий нет, – заверил его я. – Просто ты предположил, что может начаться уголовщина, а я тебе говорю, что она уже началась. И мне это нравится не больше, чем тебе.

– Убили наши? – спросил Леша.

– Киллеры. Заказали ваши – больше некому. Но ты лучше вот что скажи. Допустим, склад вы разграбите, диски продадите. Что будет дальше? Налет на завод? На офис? Убийство Цодикова? Убийство меня?

– Да ничего не будет! – воскликнул Леша. – Я специально спрашивал у Федотова, что планировать на будущее, и Федотов ясно сказал – акция разовая, ничего планировать не надо.

– Ну, допустим, – сказал я. – На этой дискетке все записано? Я имею в виду, есть еще что-нибудь, чего там нет и что я должен знать?

– Вроде нет, – сказал Леша. – Но ты учти, я деталей не знаю. Мое дело – только раскидать груз по точкам.

– Понял, – сказал я. – Если будут вопросы, я тебе еще позвоню. А пока бывай.

Я положил на стол запечатанный бумажный конверт, встал и пошел к выходу.

14

Дискета прочиталась без проблем. Деталей предстоящего разграбления склада на ней не было, но общая схема становилась ясна. Завтра утром к опечатанному складу подъезжают две-три ментовские машины, микроавтобус «газель» с грузчиками и одна большая фура. Грузчики загружают фуру, под охраной ментов она прибывает на Очаковский таможенный терминал, там ее разгружают, сидюки распихивают по десяти «газелям», которые разъезжаются по точкам в соответствии со схемой, содержащейся на дискете. Потом вся операция повторяется еще дважды.

Я попытался дозвониться до полковника Рогачева из ОБЭП, но ни городской, ни сотовый телефоны не отвечали. Маскируется, гад. Увидел на определителе, кто звонит, и не снимает трубку. Неужели все так плохо?

Я доложил Василию Дмитриевичу все, что узнал, тот немного подумал и неожиданно предложил провести силовую операцию. Мне показалось, что я ослышался.

– Как вы себе это представляете? – спросил я. – Как можно угнать фуру, которую сопровождают вооруженные менты? Они сразу поймут, кто на них наехал, и тогда от нас мокрого места не останется. Нам ничего не остается, кроме как смириться с потерями, в конце концов три миллиона – не так уж и много. Кстати, – до меня только сейчас дошло, – агент говорил о двух миллионах.

– Один миллион уйдет ментам, чтобы не обижались, – сказал Цодиков. – А насчет того, чтобы смириться, ты не прав. Если я прощу «Сапфиру» три миллиона, надо мной все смеяться будут. Или ты боишься, что твои орлы не справятся?

– Как они могут справиться? Захватывать фуру – самоубийство. Захватить тридцать «газелей» – нереально, у меня и людей не хватит. Брать груз на точках будет уже поздно, так мы накажем не «Сапфир», а его партнеров – товар будет уже у них.

– Наказать партнеров – тоже вариант, – заметил Василий Дмитриевич.

– Плохой вариант, – сказал я. – Если использовать только моих людей, мы сможем вернуть, дай бог, миллион. А если привлекать посторонних, им придется платить, да и возможная утечка информации. Представляете, какой шухер по Москве поднимется? Нас закопают.

– Ты должен что-нибудь придумать, – заявил Василий Дмитриевич. – Необязательно ответ должен быть адекватным, но какой-то ответ быть должен. Если мы утремся и будем обтекать, то потеряем все. В нашем бизнесе нельзя терпеть поражения, стоит проиграть один только раз, и тебя растопчут. Мы не можем стерпеть это оскорбление. Думай, Дима, ты обязательно должен что-то придумать.

15

Легко сказать – что-то придумать. Но что? Чем больше я думал, тем более безнадежным казалось положение.

Товар, лежащий на опечатанном складе, потерян для нас безвозвратно, как ни крути. Если попытаться его вернуть, последствия будут такие, что лучше не ввязываться. А если не возвращать, а уничтожить: типа, ни вашим, ни нашим? Тоже не годится. Прикормленные «Сапфиром» менты смертельно обидятся и начнут раскручивать дело о нарушении авторских прав по полной программе. Теоретически можно сдать им ту фирмочку, на которую записан этот злосчастный склад, но на практике так лучше не делать. Если сеньор сдает одного вассала, другие начинают бояться, что их тоже сдадут, а это не способствует хорошему моральному климату внутри компании. Придется подарить «Сапфиру» три миллиона, пусть подавятся. Только вот как сделать, чтобы они подавились?

Способ может быть только один – неадекватный ответ. Сделать «Сапфиру» какую-нибудь гадость, внешне никак не связанную с последними событиями. Гадость миллиона на три-четыре, больше не нужно – по понятиям это будет как бы превышение необходимой обороны. Вот только какую гадость устроить?