Текст книги "Жизнь русского"

Глава 28. Прощай, государство!

Все знают концовку анекдота: «Намек поняла, приду». У него – с поправкой: «Намек понял, уйду». Намек подал генеральный директор Тихонов. А не бунтуй, хотя бы и вместе с коллективом!

Но главное было не в этом. Можно было спокойно оставаться в институте. После ухода с поста председателя совета трудового коллектива он перестал быть интересен высшему руководству. Наоборот, он даже получил от него поддержку: главный инженер ЛЭМа по приятельски проболтался:

– У меня задание – вывести тебя из политики в бизнес.

Хочешь жить, умей вертеться. Но что делать, куда податься? В кооператив? «Долой кооператоров!», – требовал народ. Понятное дело, спекулянты, перекупщики, без труда тащат рыбку из пруда. Цены росли, росла и ненависть народная. Один новый русский похвастал: по честному заплатил партийные взносы – один миллион рублей! Это означало, что его зарплата в кооперативе превышала зарплату среднего, то есть, честного труженика не в десять, а в десять тысяч раз! Народ убедился еще раз, что все кооператоры жулики. (Новый русский заработал на ошибках ельцинистов, поспешно давших свободу внешней торговле и, соответственно, спекуляциям с низкими ценами на металл и высокими на компьютеры).

Нет, думал он, мне нужна вывеска на грудь: «Я – честный». Вывеска нашлась. Бывший сотрудник его отдела зарегистрировал малое государственное предприятие – МГП, одно из первых в Питере. 10 месяцев он пробивал регистрацию. Колесов провел через него несколько заказов на обналичку: 75 процентов наличными. Чудесно!

Цель ясна, задача определена, за дело, товарищи – он взялся за создание малого предприятия. Уложился в три месяца – везение и умение. Первое – везение на добрых людей. Бывший сотрудник разъяснил, что и как делать. Главный инженер ЛЭМа договорился с председателем исполкома Калининского района – у них давние номенклатурные связи. Тот дал указание зарегистрировать малое предприятие для внедрения компьютеров в отделах исполкома. Еще один добрый человек – бывший коллега по ЛЭМу, а теперь директор НИИ-Тест согласился стать учредителем.

Юрист исполкома смотрел на Колесова отрешенно, казалось, не мог понять, почему он должен регистрировать, за какие заслуги. Колесов тоже не знал, можно ли и надо ли давать взятку, да у него и денег не было.

Весной 1990 года председатель исполкома подписал решение о создании малого государственного научно-инженерного предприятия МГП НИП-Информатика. Название – плод долгих раздумий Колесова: сочетание науки, практики и сферы деятельности. Для заказчиков название выглядело солидно.

И еще одно везение – начальник ВЦ завода «Красный химик» Лубешкин заключил с ним – директором МГП – договор на разработку компьютерной системы. Обеспечился работой и деньгами на три года, в основном, за счет «Красного химика».

Безвременье – хорошее время для снятия пенок, но только в самом начале. Его малое предприятие оказалось в числе первой сотни в городе, через год их было уже несколько сотен. Слово «государственное» в названии ничего не значило, правила их работы еще не были определены и предоставляли широкие возможности для финансовых негоций, которые, как говаривали Чичиков и Манилов, не противоречили бы государственным установлениям и дальнейшим видам России и даже были бы полезны для нее.

Уважаемый академик Лихачев тихо жаловался по ТВ на какие-то малые предприятия, разорявшие его институт – Пушкинский дом. А ведь, наверно, сам подписывал документы уважаемым людям. Творцы нового мира переводили государственную собственность под свое крыло, в том числе через малые предприятия. Экономисты убеждали народ: так будет лучше, государство не должно управлять экономикой.

С самого начала работы он обещал работать честно. Обещал самому себе. Я, мол, не нуждаюсь в зарабатывании денег через нарушения закона, я заработаю их честно. (Майкл Карлеоне вообще не хотел продолжать дело своего «крестного отца»). Но – жить в обществе в обществе и быть свободным от общества нельзя (кто сказал?). Начинаешь нарушать понемногу, привыкаешь, потом постепенно шаг за шагом забираешься все выше и выше, но – до общего для всех уровня, что и утешает. Утешало еще то, что не мог много украсть – нечего, не имел доступа.

При регистрации предприятия на каждом шагу пришлось сталкиваться с загадками (курьезами).

С каким банком работать? Психология подталкивала к государственному банку – надежно, солидно, в том числе для заказчиков. ПСБ – государственный банк, обслуживал клиентов бесплатно. Пошел к районному банкиру, высидел в приемной, в его кабинете молча протянул ему документы. Он молча посмотрел и подписал. Счет открыли.

Не повезло с начальницей пенсионного отдела. Ее претензии были частично справедливы – не сразу разберешься в новой форме отчета. Однако она говорила очень много лишних слов, в том числе оскорбительных. Вероятно, характер нордический, склонный к жестокости и немного к садизму. Пошел в городской пенсионный фонд – жаловаться. Изложил кратко: оплачиваю все сполна и без задержек, придирки начальницы непонятны. Руководитель фонда набрал ее номер, поздоровался и вдруг с ходу:

– Слушайте, а вы премию хотите получать? Да? А как же вы ее будете получать, если на вас наши клиенты жалуются? Вот передо мной сидит директор малого предприятия НИП-Информатика. А, знаете. Недоразумение? Уладите? Хорошо.

Сказал спасибо и ушел. Советские традиции еще сохранялись. Письменной жалобы не писал – не надо передавливать.

Начальница перевела его на свою рядовую сотрудницу, конфликты прекратились.

Кстати, сегодня трудно поверить, но было так: в фонды отчислялось 7 процентов, затем 14, через несколько лет более 42 (!?) Как все-таки хорошо снимать пенки!

Его главбухша – скромная, исполнительная женщина из Колпино – работала неплохо. Неплохо было до первой налоговой проверки, пока, как говорится, жареный петух не клюнул. Налоговая инспекторша провела проверку всех документов и выдала убийственное заключение: начет в сумме 50 тысяч рублей! Это пять месячных зарплат всех работников предприятия! И все за одну ошибку: в предыдущем квартале главбухша не засчитала в объем выручки денежную сумму (примерно 20 тысяч рублей), поступившую на их банковский счет в последний день квартала, отнесла ее на следующий квартал. Наказание суровое – удвоение суммы плюс штрафной процент. И простое объяснение: главбухша сделала отчет раньше, чем съездила в банк (и не звонила в банк). И ему, директору, ничего не сказала, он бы постарался исправить ошибку до проверки.

Так он и не понял главбухшу. Единственное, что напрашивается – безответственность, этакое длинное и скучное слово. Что делать? Поможет ли высокая зарплата?

Сходил к начальнику районной налоговой инспекции – бывшему партийному работнику, поплакался – вот, мол, из-за случайной ошибки предприятие разоряется (перебор для жалости), главбухша поплакала у инспекторши. Каким-то образом начет скостили до 30 тысяч рублей.

После этого начета он задумался глубоко и надолго (на квартал). Впереди предстояла большая работа – по уходу от налогов. Соблазн был велик – нужно всего лишь немножечко нарушать с целью поменьше отдать родному государству и побольше оставить себе, своим родным и своим сотрудникам. В делах такого рода велика роль главбуха.

Однако при этом главбух становится человеком, который слишком много знает. В итоге он решил сам вести бухгалтерский учет, а главбухше предложил уволиться.

Во время революции, а перестройка названа таковой, не успевают писать новые законы, руководствуются революционным правосознанием. «Разрешено все, что не запрещено», – эту формулу подхватили на ура. Можно, не копаясь в груде законов, осваивать новые формы работы, творить и вытворять. В электронике есть такое понятие – дырочная проводимость, теперь в экономике оно означало использование дырок в законах.

Одно из выгодных нарушений: обналичка через бригадные договора подряда. Затем возникла стройная система обналичек, в которой оплата комиссионных (посреднических) услуг снизилась до 10, потом до 5 процентов. На особо крупных договорах – до одного процента, то есть клиент получал на руки 99 процентов наличных. Но каждая негоция подобного рода была уже не просто нарушением, а преступным деянием. Он не знает номер статьи – не привлекался, но статья, конечно, из Уголовного кодекса.

Через него прошло много посреднических договоров. Этими деньгами он ни с кем не делился – из «непримиримости к несправедливости». Купил персональный компьютер, поставил его в группе Барановской, которая арендовала две комнаты в техническом училище в Колпино. Цена компьютера была в 40 раз больше его зарплаты директора.

В малом предприятии работали два завлаба – Барановская с десятком отобранных сотрудниц и Корнева с группой в пять человек. Сплоченный коллектив. «Семья-то большая, да два человека всего мужиков-то – Успенский да я».

Начальник ВЦ Лубешкин в то время находился на распутье. Его ВЦ существовал два десятка лет, использовал давние проекты ЛЭМа. Большой ВЦ: на трех этажах машинные залы с большими электронно – вычислительными машинами, склады, офисы для 30 сотрудников, в общем, всё, что положено для обычного ВЦ. Для ВЦ вчерашнего дня.

В это время Лубешкин вел дискуссии с зам директора по экономике. Тот настаивал на персональных компьютерах и уже поставил у себя несколько штук.

Колесов подоспел вовремя: надо немедленно перестраиваться на персоналки. Лубешкин перестроился. Доложился по начальству – наука рекомендует. Заключили договор.

По сути дела нужно было перенести на персональные компьютеры действующую систему. Три сотрудницы Лубешкина знали ее досконально – принимали и внедряли проекты. Возник коварный замысел – поручить этим сотрудницам разработку первой части проекта: постановку задач, то есть весь технический проект. На его основе группа Барановской разработает программы. А сотрудницы Лубешкина заключат договоры подряда с малым предприятием и получат 10 процентов от стоимости всей разработки. Замысел коварный, потому что соединяет заказчика и исполнителя в одну связанную общим интересом группу (шайку-лейку?). Замысел также не совсем законный, но это если судить по правилам органов народного контроля, действовавшим лет пять назад. Теперь же старые органы исчезли, новые не народились.

Предложение выглядит как откат, но это не так. Деньги выплачивались сотрудникам завода за реально выполненную работу. Другой вопрос, что имели ли они право заниматься этим в свое рабочее время, ну да кто же проверит.

Лубешкину предложение очень понравилось, он сам примкнул к трем сотрудницам. Руководство завода в свой замысел не посвятили, решили не беспокоить его (и всех остальных тоже).

Налаженная жизнь текла спокойно и размеренно в течение двух с половиной лет. Он более не занимался проектной работой. Барановская взяла на себя весь проект по «Красному химику»: от приемки постановок до выдачи заданий программистам. Успешно сдали первую очередь, начали вторую.

Хорошо работалось и Корневой с тремя ее сотрудницами и Колей Успенским на фармацевтической фабрике «Октябрь». Здесь тоже перевод на персональные компьютеры того, что они же сами проектировали несколько лет назад. Фабрика дала помещение и компьютеры для отладки. Колесов приезжал лишь изредка: выпить чаю-кофею, выслушать Корневу, поболтать с Успенским.

В результате у него сложился своеобразный ритм работы. Научился печатать на машинке все банковские и налоговые бумаги. Два раза в месяц оформлял документы на получение аванса и зарплаты, получал деньги в банке, на автобусе и метро вез их на раздачу. Раз в квартал делал бухгалтерский баланс, сдавал все отчеты по налогам.

А в обычные дни приезжал часам к 11 на «Красный химик», несколько слов с Барановской, затем надолго к Лубешкину. В перерыве хороший и дешевый обед в заводской столовой, иногда в столовой исполкома – лучшие обеды в районе, отличный заварной кофе. На заводе ему больше нечего было делать, но уходить слишком рано неприлично, поэтому подолгу, час-два, гулял в большом саду перед заводом. Гулял вдвоем – он и музыкальная радиоклассика «Орфей».

Раз в неделю ездил в Колпино. Здесь ему тоже нечего делать. Сотрудницы с утра до ночи работают по очереди на компьютере. Дело своей силой живет. Впрочем, одно дело взял на себя – контакт с директором училища. Чтобы предупредить позывы на рост арендной платы (в связи с инфляцией), вручал директору конверт – сверх платы по договору. Сработало. «Когда-то планировал жить по Андрею Болконскому, теперь вот что…»

Искал заказы. Нашел через знакомых по ЛЭМу. Один – система учета и планирования для депо проводников. Необычный объект, сложная паутина информации. Поработали и заработали.

Другой – программы для псковского автотранспортного предприятия. Здесь пришлось поднапрячься: опять необычный объект, трудные поездки в Псков, рабочее общежитие с удобствами на ноль звездочек.

В Пскове обошел множество предприятий, искал заказы, не нашел. Шагреневая кожа сужалась.

Разговоры с Лубешкиным продолжались по два-три часа (это называется работа с заказчиком). Спустив вниз все указания, он рассказывает бесконечные забавные истории из жизни завода, своего отдела, никогда никого не осуждает, а лишь добродушно подшучивает. Его приятный басок может звучать часами. Международное и внутреннее положение, дачные дела и т. д. Удивительное дело – на излете советского строя завод еще раздавал квартиры, получил и Лубешкин новую, большей площади.

Он из тех, кто простоват на вид, но на самом деле деловитый организатор и еще что называется хитрован. Привлек специалистов по технике, по локальным сетям. Центральным звеном системы стали компьютеры – серверы для управления и обмена информацией в сети компьютеров и для хранения всей информационной базы. Для передачи информации между корпусами завода протянули специальные кабели, внутри металлических труб. Вскоре кабели украли. (Кабель годится для телевизионных антенн).

– Те, кто ставил, те и украли, – не сомневался Лубешкин, – с одной стороны обрезали, с другой тянули. Надо же знать, где что.

В 1991 году случилось более громкое происшествие, с сообщением в главной городской газете – хищение малогабаритных плавильных печей с платиновыми деталями. Печи выбросили из окон, выходящих на городскую улицу и увезли. Реформенный маразм крепчал.

Лубешкин избегал резких суждений о происходящем в стране, подтрунивал над реформаторами («разгул демократии»), но и не защищал старое. Как многие, партийный билет заложил на хранение (дома).

В день путча 19 августа 1991 года Колесов поступил как настоящий демократ: с утра пораньше – в Пассаж, избавиться от денег, купить золото. Жена повезла золото домой, а он пошел по Невскому к городскому парламенту. Народ вокруг жил своей обычной жизнью, суетился. На Исаакиевской площади небольшая толпа слушала последние новости из громкоговорителя. Прозвучало гневное обращение Ельцина. «Куда ему без армии», – подумал он. Победа порядка казалась неизбежной.

На следующий день он с утра засиделся у Лубешкина, потом поехал на Невский. Собранный Собчаком митинг уже закончился, шло огромное множество народа. Поразительно – он бывал почти на всех митингах и демонстрациях – но впервые видел такую большую массу тридцатилетних мужчин. На Доме книги висел наспех сделанный плакат: «Уронили Мишку на пол, Оторвали Мишке лапу, Всё равно его не брошу Потому что он хороший».

Он растрогался, заря демократии, свободы, братства вставала над страной. (Лишь позднее он узнал, что на митинг пришли молодые бизнесмены по призыву «новых русских» – руководителей городского бизнеса).

Как известно, демократия победила. Украина провозгласила свой суверенитет, и один из цехов «Красного химика» остановился: Украина прекратила поставки материалов.

Лубешкин очень любил поболтать насчет бизнеса – как без труда вытащить рыбку из пруда. Тема висела в воздухе – казалось, все кругом делают деньги из ничего, надо только попасть в струю. Он нашел выход на олово. Предложил Колесову перепродать олово с наценкой 50 процентов. 30 процентов берут «серьезные люди», остальные 20 делятся пополам.

Сделка попахивала мошенничеством. Посоветовался с приятелями. Подсказали: надо оформить на своем предприятии какую-нибудь работу с оловом, например, его сортировку. Так и сделал. Уже при завершении сделки Лубешкин призадумался, походил по своему огромному кабинету, вдруг предложил:

– Слушай, бери себе всю эту долю 20 процентов.

– Да ты что, – изумился Колесов, – без тебя бы дело не сделалось, да и договорились уже обо всем.

Сначала подумал, что Лубешкин струхнул, уходит от соучастия. Много позже мелькнула догадка – не получает ли он большой кусок с «не нашей» доли? «Наивняк я все-таки».

Мошенничество прошло без последствий, велика Россия, всех не переловишь.

У Корневой все шло так хорошо, что кончилось плохо – для него. Через два года заказчик предложил ей должность начальника отдела на фабрике, взять с собой ее работников. Предложение явно выгодное – надежное место, неплохая зарплата. Очередной удар для него, не сокрушительный, но чувствительный. Напрягся как мог, изобразил радость по поводу такой их удачи, просил не думать о нем, ничего страшного, я-то выкарабкаюсь.

На фабрике «Октябрь» компьютерную систему совершенствовали по западным образцам, Корнева ездила в США на обучение. В конце 90-х годов фабрику закрыли.

В 1992 году разработанная компьютерная система успешно работала на «Красном химике». Они сделали для завода «Красный химик» отличную систему, вот только гордиться ею не приходится – завод исчез. Растворился в горниле реформ и реставрации капитализма. Шустрые руководители основали совместное предприятие для откачки денег с завода во главе с надежным человеком – секретарем парткома, создали другие отсасывающие фирмы. Затем – возбуждения уголовных дел, камеры предварительного заключения, банкротство…

Заказов больше не было, он распустил людей. Все как-то устроились. Барановская – в фирму по оптовой торговле канцтоварами. Другие – кто куда: в мытари, в торговлю, только две – программистками.

В том же 1992 году он вывел себе легальную зарплату для пенсии – на порядок больше чем нужно. Перестраховался, так как прежняя кандидатская зарплата и так выводила на максимум.

Предусмотрительно принял на должность кассира жену, чтобы она тоже выработала надлежащую зарплату для пенсии.

Свое малое предприятие передал деловому партнеру – бесплатно.

В свое 60-летие он вступал свободным – от работы и от денег.

Глава 29. Кутерьма ваучерная – распродажа России

Распродажа России: такое название для реформ Ельцина придумал американец, издатель книги ельцинистов о приватизации. Сошлись американская деловитость и русский размах – в рассказе о самом грандиозном в мировой истории грабеже.

Вообще-то английский язык немножко беднее русского. Буквально надо бы переводить «Продажа России» – sale. Но это уже попахивает статьей уголовного кодекса об измене Родине. А отдельного слова для «распродажи» в английском нет.

Разумеется, внутри России таких опасных слов не употребляли. Говорили – приватизация: раздать всем поровну, по справедливости.

В 1988—90 годах были созданы кооперативы, совместные предприятия, частные предприятия и банки. Сняли контроль за массой наличных денег.

Образовались пустые прилавки. И ельцинисты вскричали: стране грозит голод и гражданская война.

Ельцин стал спасать страну шоковой терапией. Реформы начали с либерализации цен – до приватизации. Не по правилам. Но объяснили: да, приватизация это дело долгое, хлопотное, а страну надо спасать немедленно.

Ельцинисты решили дать свободу ценам, уничтожая тем самым всю «лишнюю» денежную массу, в том числе и все сбережения.

Дальше – больше. Ваучерная приватизация, залоговые аукционы, дефолт и т. д. и т. п. Ельцин требовал: надо разрушить советскую экономику – враз и навсегда. Ельцинисты выполнили его задание.

Итак, не знали, но рванули вперед, в мировую цивилизацию. Решимости не занимать.

В 1992 году Ельцин дал свободу – ценам. Началась инфляция. Но народ жил надеждой на светлое будущее. Выбранный народом вождь Ельцин просил потерпеть несколько месяцев. Он неосторожно пообещал лечь на рельсы, если народу станет плохо (это все помнили, кроме Ельцина).

В 1993 году цены летели ввысь, народ начал ожесточаться. Впрочем, вера в светлое будущее еще осталась, на референдуме Колесов вместе с большинством сказал «да» экономической политике Ельцина.

Сытый голодного не разумеет. Первый год свободных цен (1992) он и его соратники по малому предприятию перенесли спокойно. Их заработки опережали инфляцию. А в начале 1993 года стало совсем плохо. Без денег и без работы.

Он был здоров и полон желания использовать свое конституционное право – на труд. Однако ему предлагали использовать другое конституционное право – на отдых по возрасту. С пенсией ниже прожиточного минимума. Мечта либеральной интеллигенции – безработица не для себя, а для рабочих – стала явью (былью). Он искал и не мог найти работу. Ужаснулся, впал в депрессию.

У него еще оставались средства на черный день, спрятанные от инфляции в золото, меха, художественные альбомы, которые теперь понемногу распродавались. Черный день вроде бы уже наступил, но сколько он продлится? И не будет ли еще хуже?

Решил кардинально изменить жизнь: отказаться от «белой смерти» – сахара. Отказался, спохватился: надо же мозги подкармливать.

Жена пошла работать в ларек. В соседнем ларьке работала дочь. Ларьки образовались на пятачке около метро, где рабочие Обуховского завода подрались с полицией. Теперь рабочие сидели без зарплаты, а кавказцы развернули на месте былой славы множество ларьков. Впрочем, название улицы сохранилось: проспект Обуховской обороны.

Он иногда подменял жену в ее промтоварном ларьке. Познакомился с кавказцами, понял, что они выживали за счет взаимовыручки (общинности), многие из них сбежали от войны, от разрушенных домов, их родители на родине продолжали гибнуть.

Хозяйка ларька – давно живет в Питере, медсестра, властная и высокомерная – быстро ввела их в новый тип классовых отношений: у наемного работника нет никаких прав, кроме права на послушание и молчание. По капле вдавливай в себя раба.

Он продолжал искать работу: давал объявления в газеты, названивал знакомым. Для разговоров с нанимателем сочинил легенду: последние три года работал бухгалтером, до этого занимался научной и проектной работой в этой области. Умалчивал о дипломе кандидата технических наук.

В то время его еще подкармливало малое предприятие на посреднических договорах. Пришлось много работать, в пиковые моменты вертелся как белка в колесе, работал в полную силу, то есть как раз на нем сбылись мечты либералов.

И над всем этим довлела надежда на серьезную работу, которую обещали в начале года бывшие сослуживцы Старков и Бондарев: заняться куплей-продажей ценных бумаг. Выгодное дело, говорили они, их знакомый хорошо и быстро заработал на этом деле.

Позвонил Старков: будем создавать фирму, предлагаем подключиться. Потом он замолчал на три месяца. Поэтому Колесов и набрал другие работы. На четвертом месяце Старков подтвердил предложение.

«Все назад» – теперь надо было уйти от взятых ранее работ.

Итак, Старков, Бондарев и Колесов начали новое дело. Судьба свела их пятнадцать лет назад, в то время Колесов был заведующим отделением в ЛЭМе, Бондарев – зав отделом в этом отделении, Старков – зав лабораторией в его отделе. Теперь иерархия стала обратной: Старков – генеральный директор, Бондарев – заместитель генерального директора, Колесов – финансовый директор и главный бухгалтер.

Громкие названия должностей, заимствованные из советской эпохи, хорошо смотрятся на визитных карточках и в письмах, получатели которых не знают, что на самом деле фирма – это шесть человек, одна комната и один компьютер.

Старков и Бондарев предложили ему стать партнером. Это означало, что чистый доход фирмы они делят поровну на троих.

– Согласен, вот только покрывать убытки мне будет нечем. (Пошутил).

Назначили себе небольшие для частной фирмы оклады – по двести долларов.

В ЛЭМе Старков был отличным программистом, склонным более к индивидуальной работе. Исполнительный и ответственный, он иногда терялся в простых житейских ситуациях – как построже спросить с подчиненных (легче самому сделать), как возразить заказчику и т. п. В этих случаях им овладевала боязнь, из которой его выводил Бондарев – подбадривал, подталкивал. Вероятно, 12 лет такого общения не прошли даром для Старкова. Может быть, кое-что он перенял и от Колесова, особенно во время начальной «зачистки» их коллектива от явных бездельников-руководителей.

Три года назад, перед уходом из ЛЭМа, Старков помог ему заработать приличную сумму (около пяти месячных окладов) на совместной работе по договору подряда. Можно сказать, что они дружили: в командировках подолгу обсуждали как служебные, так и общие темы, Колесов побывал на его даче.

В обратной иерархии новой фирмы его выручил давний интеллигентский вывих – ко всем подчиненным обращаться на вы, хотя житейские правила позволяли тыкать молодым мужчинам. Когда он предложил Бондареву перейти на ты, им хватило несколько дней, потом сработала вторая натура – привычка. Теперь это пригодилось, особенно при посторонних. Осталось только следить, чтобы не проскальзывали уменьшительные Миша и Гриша.

Их фирма создавалась как инвестиционная компания – звено в цепочке приватизации. Опять он – на острие атаки, в котле революции, начатой в 1991 году, столь же великой (по оценкам экспертов), как и Великая Октябрьская Социалистическая революция 1917 года.

«Отнять и поделить!» – таков был главный лозунг обеих революций. В 1917 году: отнять землю и заводы у немногих, поделить на всех чохом. В 1991 году: отнять у всех, поделить между всеми поименно.

В 1991 году парламент принял закон о приватизации, в котором, как тогда казалось, все было задумано правильно.

Цель – раздать всю государственную собственность гражданам поровну. Каждый гражданин получает один ваучер (приватизационный чек). Государство распродает свою собственность за ваучеры. Каждый гражданин меняет свой ваучер на акции предприятия. Гражданин становится собственником предприятия! Захватывающая перспектива! Теперь он участвует не только в управлении государством, но и в управлении заводом, фабрикой, фирмой и т. п. Он голосует на собрании акционеров! Более того, гражданин получает доход от своего предприятия – дивиденды!

Каждый гражданин получит равную долю, никто не будет обижен. Лозунг великих революций: «Свобода! Равенство! Братство!»

Колесов поразился тому, как быстро были подготовлены все документы по приватизации: положения об инвестиционных фондах, о порядке купли-продажи ваучеров и акций. Сложные, объемные документы сделали за три-четыре месяца. Даже если они были заимствованы с зарубежных источников, требовалась увязка их с действующими законами, редактирование, печать и т. п. Очевидно, команда Ельцина восстановила ленинские нормы ударной работы, причем, как можно догадаться, использовала не субботники, а нечто более осязаемое.

Граждан много, и заводов много, поэтому создали промежуточные звенья между ними. Инвестиционная компания, созданная Старковым и Бондаревым, «покупала» у граждан ваучеры, давая им взамен акции предприятий. Эта компания работала под руководством Генерального фонда, ориентированного на приватизацию предприятий Северо-Запада, в первую очередь Петербурга.

В этом фонде работал родственник Старкова, который помог создать их дочернюю компанию. Последней отдали на разгр…, извините, на разгосударствление Ленинградскую область.

Фирма должна иметь лицензию на свою деятельность. В фирме должны быть специалисты с аттестатами на право работы с ценными бумагами. В свои 60 лет Колесов учился на курсах и сдал экзамен.

Сделали все, что нужно – регистрация, лицензия, счет в банке, аренда помещения – и приступили к работе. Хорошо работать в тени богатого хозяина, который обеспечивал хорошую рекламу, внес деньги в уставной капитал и более в их дела не вмешивался, может быть, благодаря родственнику Старкова. Откуда фонд брал деньги, Колесов не знал, вероятнее всего, одалживался у будущих «эффективных собственников».

На чем же они зарабатывали? На доверии народа к родному правительству. Народ «продавал» им свои ваучеры в обмен на частицу общенародной собственности в виде акций и приплачивал небольшие комиссионные за оформление этой операции. С миру по нитке – по 30 центов с ваучера – им на зарплату.

Великое дело – материальный интерес. Если первые выезды в районы делал Колесов сам, потом сотрудник фирмы, то в последующем районные работники сами ездили к ним в Питер. Но это была уже другая история, с другими акциями.

Пока же в первые два месяца они зарабатывали немного, проедали уставный капитал. Вскоре нашелся новый источник дохода. В это время передовики бизнеса активно скупали пакеты ваучеров – для покупки предприятий. Цена на пакет ваучеров была больше розничной цены на один ваучер в 1,5 – 3 раза. Получалось так, что деньги лежат перед тобой на блюдечке, осталось сделать небольшое, совсем маленькое нарушение: заплатить за каждый полученный ваучер своими деньгами, в документах указать, что акции куплены за деньги, а не за ваучеры. Затем утаенные ваучеры продаются в пакете по большей цене. Разница – в семью.

Их работа напрямую зависела от того, что происходило в стране. Инфляция галопировала, предприятия еще работали, но начались задержки по выплатам зарплаты и пенсий. Дефицит товаров исчез, возник дефицит денег.

Президент и парламент воевали друг против друга за интересы народа. Приватизация шла полным ходом. Правда, многие граждане продали свои ваучеры сразу же. Энергичные молодые люди предлагали по 5000 рублей прямо на месте выдачи, в жилконторах. С одной стороны, это всего 5 долларов, но с другой – ящик водки. Многие привыкли не верить государству, предпочли наличные. Получалось недорого – для «эффективных собственников».

В результате девяносто процентов собственности оказались в руках одного процента граждан. Поделили не поровну, а наоборот: «Отнять у всех, поделить между немногими».

Никакой пощады трудящимся! Под таким лозунгом ельцинисты выставляли на торги большие пакеты акций, доступные по цене только «эффективным собственникам».

Общий настрой был такой – время горячее, торопись или проиграешь. Теперь ученые-эксперты говорят, что массы людей были увлечены фантастическими образами, обрели особый тип мышления – аутистический, цель которого – вытеснить неприятные представления, создать приятные (грезы наяву). Аутистическое мышление отключает здравый смысл. Расщепление сознания, большая нервозность – так рисуют состояние людей ученые-эксперты.