Текст книги "Жизнь русского"

Глава 32. Кутерьма на спекуляциях

Спекуляция (по одному из определений в энциклопедии) – это купля-продажа акций, облигаций и других биржевых ценностей с целью получения спекулятивной прибыли при их перепродаже. А в переносном смысле спекуляция – основанный на чем-либо расчет, умысел, направленный на использование чего-либо в корыстных целях.

Именно такими делами – спекуляцией в прямом и переносном смысле этого слова – они и занялись в фирме при Н-ском банке. К этому времени народ смирился со спекуляцией, это, мол, торговая прибыль, и заменил прежние ругательства типа «спекулянты проклятые» на более яркие: «воры, грабители». В 1994—95 годах продолжилось углубление экономической реформы: повышались цены, задерживались выплаты зарплат и пенсий, росла безработица.

Он часто рассказывает приятелям о том, как еще до начала реформы, в 1988 году, ему не хватило пяти минут для того, чтобы спасти Россию. Дело было так: как член демократического народного фронта он присутствовал на экономическом семинаре. Один из выступавших поразил своей эрудицией, четкой логикой, свободой обращения с новыми экономическими понятиями. Знания Колесова в этой области (кандидатский минимум по политэкономии, диссертация по экономической эффективности, знакомство с экономической литературой) давали ему некоторое право на оценку выступления – он был восхищен. В заключение оратор сказал:

– Опыт перехода на рыночную экономику в ряде стран показал, что сделать это невозможно без ухудшения материального положения народа.

Колесов сразу же потянул руку вверх – выступить. Однако, когда он попал на трибуну, оратора не было в зале – вышел побеседовать с соратниками. Колесов все-таки сказал:

– Народу нужно сказать, что его ждет, пока же ему обещают только лучшую жизнь.

Вот он и рассказывает, что не хватило пяти минут. Оратором был Чубайс, если бы услышал, то…

Люди бедствовали, но в то же время становились владельцами акций своих предприятий. Эти акции они могли продавать.

Таким образом, если на предыдущем этапе гражданам помогали обменять ваучеры на акции, то теперь надо было помочь им продать эти акции заинтересованным «эффективным собственникам».

Наступил, как говорится, момент истины – теперь появилась возможность определить истинную стоимость имущества, полученную каждым гражданином при приватизации. Чубайс – «выдающийся экономист и железный организатор» – определил эту стоимость как равную цене двух автомашин «Волга» (примерно 20 тысяч долларов по тем временам). Это его высказывание попало на скрижали истории, так же, как и обещание Ельцина лечь на рельсы за народ. Последнего хоть как-то можно понять – человек эмоциональный, увлекающийся. Но как Чубайс мог так обмишуриться, подставить себя под град насмешек?! Ну что ж, вероятно, обещал по оплошности, на волне успехов от темпов приватизации. И на умного человека бывает проруха, теперь его оговорку смакуют и клеймят.

Новый хозяин поставил перед Бондаревым и его командой задачу скупки акций приватизированных предприятий: на аукционах по продаже крупных пакетов акций и у граждан, владельцев акций. Цель – набрать больше 50 процентов акций и полностью подчинить себе предприятие. Или продать объединенный пакет акций по повышенной цене «в корыстных целях».

Сотрудники Бондарева просматривали все объявления об аукционах, изучали документы в фонде имущества, искали контакты с руководством предприятий – напрямую или косвенно.

Хозяин, владелец фирмы, 35 лет, до реформ работал хирургом («хороший хирург», – говорил Бондарев). В начале реформ он попал в струю. Крупный государственный комплекс создал свой Н-ский банк. Банк возглавил талантливый, хорошо воспитанный молодой человек – свободно владеет английским, на фортепьянах играет, а самое главное – инструктор обкома комсомола. К нему примкнули еще два таланта, в том числе «Хирург». Его ум и жесткость (очевидно, профессиональные качества – без них какой хирург) пригодились в финансовой сфере. По его заданию они и работали: готовили предложения по предприятиям, он принимал окончательные решения – покупать, не покупать.

Как-то Колесов выполнял задание «Хирурга» о продаже пакета акций телекоммуникационной компании. Из документов было четко видно, что «Хирургу» принадлежит 20 процентов бывшей государственной компании – через жену и оффшорную фирму, скорей всего оформленную лично на него.

Очередной повод для раздумий о судьбах России.

Первый объект, на котором они начали скупку, было транспортное предприятие по международным перевозкам «СовАвто». Его работники – дальнобойщики – рабочая элита, хорошо зарабатывавшая еще в советское время, в том числе на спекуляции импортным ширпотребом, люди солидные, вдумчивые, дорожащие своим рабочим местом.

Работа по скупке была наглой по определению – надо соблазнить людей на то, чтобы они слегка подставили своих хозяев, которые, естественно, противились уходу акций в чужие руки. Соответственно, технология работы не отличалась скромностью. Развешивали на столбах и заборах вблизи «СовАвто» объявления о покупке акций с указанием телефона. Объявления срывали, они вешали снова.

Проводилась индивидуальная работа с каждым акционером-работником. Для этого им дали список (реестр) акционеров – это закрытый документ, но хозяева его достали. Далее – интеллигентская вежливость и актерское мастерство в телефонном разговоре. Половина водителей «СовАвто» продала свои акции, каждый из них получил от 500 до 1500 долларов (по числу акций, зависевшим от стажа работы). Хорошие деньги, но на две «Волги» не тянут.

Стороны не прогадали: «Хирург» добавил купленные акции к имевшемуся у него пакету и продал с наценкой.

Работники всех других предприятий получили намного меньше. Грабеж? Людей вынудили продать по дешевке? Нет, никто никого не принуждал, продажа была продуктом согласия при непротивлении сторон. Покупатель и продавец знали о полной цене акций в размере 20 тысяч долларов (все те же две «Волги»), но соглашались на рыночную.

Работники научных и проектных институтов получили меньше всех. Стоимость их акций определилась в основном стоимостью их зданий. Институт «Ленгражданпроект» занимал прекрасное здание-дворец на берегу Невы – памятник архитектуры, который нельзя приватизировать, но можно получить в длительную аренду. Спекулянты платили работникам института по 50—100 долларов за их акции. Работники были очень довольны, а когда прекратилась скупка, приходили те, кто не успел продать, и умоляли. Они, в отличие от дальнобойщиков, получали мизерную зарплату с задержками.

Немного побольше – по 100—200 долларов получили работники института «Электронприбор».

Но и заводчане, акционеры лежачего завода «Тонар», получили за свои акции немного, примерно по 50 долларов.

Откуда же взялись такие смешные цены? Ведь имущество этих предприятий было значительно дороже цены скупки их у работников: все эти дворцы, полностью оборудованные цеха должны были поднять цены на порядок. Не подняли, потому что – смотри выше об экономической реформе. Например, на заводе «Тонар» рабочие восемь месяцев не получали зарплату, а большинство акционеров уже не работали на заводе. В институтах не было заказов. Поэтому цены акций определялись с подачи спекулянтов по психологическим показаниям – дать сразу две-три зарплаты, человек прикинет – сегодня плохо, на завтра лучше не предвидится – и согласится на синицу в руки.

Бондарев с увлечением занялся новым делом. Подобрал кадры – проверенные и доверенные. И лишь одного принял по объявлению – Костю, специалиста с аттестатом по ценным бумагам, имевшего небольшой опыт работы с акциями.

Так сложился трудовой коллектив из семи тридцатилетних и двух пожилых. Бондарев не имеет привычки «снимать стружку» с подчиненных, предпочитает лишь настойчиво просить. Это плюс мирные характеры кадров создавали в коллективе «хороший морально-психологический климат» (советский слоган).

Советская шутка: чтоб ты жил на одну зарплату. Здесь механизм оплаты тоже был советским – все сотрудники сидели только на окладах, вне связи их с доходами фирмы. Бондарев ежемесячно показывал хозяину огромный объем проделанной работы, преодоленные коллективом трудности, и получал за совершенные подвиги Геракла зарплату на всех.

Конечно, Бондарев – талантливый человек, к тому же поднаторевший раньше в науке (то есть умеющий делать из мухи слона), затем в бизнесе (показать товар лицом), но все-таки становилось немного жалко его. Каждый месяц висеть на волоске? За спиной два сына, оканчивающих школу, первая жена и вторая. И еще работнички тут…

Руководители Н-ского банка решили захватить (или прихватить частично) один из крупнейших в городе банков – Петроагропромбанк (не входящий в общероссийский Агропромбанк, который захватил и разорил олигарх Смоленский). Спекулянты развернули наступление по всем фронтам: реклама по радио, в газетах, устная в метро – скупаем акции банка по хорошим ценам.

Встревоженный Петроагропромбанк пытался защищаться. Но не знал от кого – лишний раз стало понятно, зачем Н-скому банку потребовалась фирма с директором Бондаревым, которой поручалась грязная работа.

Возник классический конфликт, известный как миф о Павлике Морозове (миф ложный – потому что несчастного мальчика оклеветали неистовые демократы). Дело в том, что начальником службы безопасности Петроагропромбанка был военный отставник – отец Бондарева! Но все кончилось благополучно: прихватили пакет акций, Бондарев произнес речь на собрании акционеров Петроагропромбанка и был избран в совет директоров.

В 1994—95 годах Россия стала догонять и перегонять Америку по негосударственным пенсионным фондам (НПФ) и государственным ценным бумагам. (Анекдот советской интеллигенции: «Догонять-то легко, потому как в лаптях и без штанов, а перегонять неудобно – задница голая»).

По НПФ явно перегнали: вклады в НПФ не облагаются налогами, поэтому их использовали не для накопления пенсий, а для обналички зарплаты. Как бы разрешили уходить на пенсию каждый месяц.

Их большой хозяин, от которого кормились Н-ский банк и другие фирмы, тоже создал свой НПФ. (На вопрос, что за хозяин, Колесов отвечает: «Не скажу. Я не трус, но я боюсь». Чьи слова?).

Брокерская фирма Бондарева получила лицензию компании, управляющей деньгами НПФ. Эти деньги вкладывали в ГКО (государственные краткосрочные облигации) и неплохо на этом зарабатывали. В области ГКО ельцинские финансисты также превзошли Запад.

Что такое ГКО? Это облигация, которую государство (Минфин) продает предприятию или гражданину. Это – не документ, факт продажи записывается в реестре. Номинальная цена облигации 100 тысяч рублей, а продается она по меньшей цене, например, за 50 тысяч рублей. Срок погашения облигации устанавливается заранее, например, через один год. То есть через год владелец облигации получает 100 тысяч рублей. Доход 100 процентов годовых. Сказка? Нет, реальная быль тех времен, с учетом того, что инфляция превышала эту доходность.

Мечты, мечты, где ваша сладость? Впрочем, до 1998 года все шло по задуманному: деньги по всем облигациям выплачивались в срок и в полном объеме.

Так в чем же превзошли Запад? На Западе гособлигации имеют самую высокую надежность (всегда оплачиваются в срок) и самую низкую доходность (примерно 2—5 процентов годовых).

Итак, получив от НПФ право на управление его деньгами, фирма закупила на них ГКО. Колесову показалось, что их специалист по ценным бумагам Костя немного растерялся. Колесов познакомился с двумя парнями, которые уже работали по ГКО, предложил заключить договор с их фирмой, они хорошо поработали, потом он уговорил Бондарева перетянуть их к себе.

Заинтересовался, как они определяют полученную прибыль. Относительно доходности первой купленной облигации, ответили они. Тут Колесова осенило: не по первой купленной, а по той, которую должен был купить клиент. Как это всегда бывает, идея оказалась чрезвычайно простой, примитивной до наглости. На примере это выглядит так: клиент дает им деньги на покупку ГКО и назначает срок возврата денег, например, полгода. Доход по облигации с таким сроком погашения принимается за нормативный. Но на самом деле они, брокеры, покупают другие облигации, более доходные, например, на год. Эти облигации постепенно растут в цене на бирже, и они продают их с выгодой. На эти деньги в тот же день они покупают еще более выгодные облигации, например, с коротким сроком погашения. И так процесс повторяется, а доход от спекуляций растет. Доход брокера определяется как разница между общим доходом и нормативным. Эта разница делится с клиентом по договорному соглашению.

Сначала они не поняли его предложения. Он обратился к Бондареву, который понял сходу – по уровню наглости он Колесова превосходит. Теперь уже он объяснял ребятам суть подхода и в конце концов убедил.

Пересчет дохода за четыре месяца по этой методике, в том числе по предыдущим операциям, выявил трехкратное увеличение их дохода. Бондарев воодушевился:

– Ребята, давайте еще искать, как делать деньги из воздуха.

Нашли еще несколько НПФ, в договора с ними вставляли свою методику, ее принимали без возражений, как вполне естественную.

На спекуляциях с ГКО добивались повышения доходности в два раза: со 100 до 200 процентов годовых.

Специалист по ценным бумагам Костя уволился – после разговора с Бондаревым.

В этой истории есть две стороны: во-первых, в свои годы он не утратил способности к творческому мышлению (креативности). И это можно отметить не только ради утоления его собственной гордыни, но и ради реабилитации пожилых людей вообще. Во-вторых, подтверждается старое правило – ищи простое решение, не накручивай, не выпендривайся.

Финансовый обвал – дефолт 17 августа 1998 года – был понятен ему и Бондареву. В то время они уже не занимались ГКО, работали в другой фирме. Погорели сами на своих личных сбережениях: Бондарев примерно десять тысяч долларов, он потерял больше – три тысячи долларов (догадайтесь, почему больше). Ничуть не сожалел – достойная плата за глупость и жадность («каюсь, ребята»). Ясно же было, куда все шло: сначала Минфин тратил 30 процентов выручки от продаж новых облигаций на выплаты по старым, затем больше, затем допустил к ГКО иностранцев. При первых затруднениях иностранцы дружно выскочили из игры, пирамида обрушилась. Доллар вырос втрое по отношению к рублю, потом впятеро, цены тоже, зато пенсии и заплаты стали выдаваться без задержек. Правда, купить на них можно было в пять раз меньше.

Его терпению, в смысле – доверию к ельцинистам – пришел конец…

Не создавать, разрушать мастера, варвары, дикое скопище пьяниц…

Глава 33. Брокерский детектив

В конце 1995 года они представили «Хирургу» анализ по выставленному на аукцион предприятию Мостотрест-9, он принял решение покупать. Подготовили и сдали в фонд имущества все необходимые документы.

В день проведения аукциона Колесов намеревался приехать в фонд имущества за полчаса до начала торгов. От метро до улицы Смольного нужно еще ехать на автобусе, поэтому он вышел из дома с запасом. И все-таки добрался впритирку – транспорт подвел, поэтому вошел в здание без четверти десять. Оформил пропуск, поднялся на третий этаж. В коридоре у фонда имущества толпился народ, человек тридцать. Вышел начальник отдела, которому он два дня назад сдавал документы, объявил:

– Всем участникам пройти на второй этаж в зал заседаний.

– А отмечаться не нужно? – спросил Колесов, – я только что пришел.

– Нет, идемте, – на ходу ответил он.

Потом, подытоживая хронику событий, он присвоил своему вопросу номер два в той череде глупостей и нелепостей, которыми сопровождалась вся эта история. Номер первый – поздний приход, дальше будет понятна причина.

Оглядывался на ходу – Бондарева не было. Вчера он обещал подъехать к началу аукциона и сообщить предельную цену покупки. Накануне вечером он так и не смог добиться ответа от хозяина, тот отложил решение на утро.

На втором этаже все вошли в холл перед залом заседаний. Два охранника встали у дверей зала. Начальник отдела фонда имущества попросил подождать в холле. Колесов отошел от дверей шагов на пять.

– Вы не можете сказать, какую организацию вы представляете? – вежливо спросил подошедший к нему мужчина среднего возраста, с мобильником в руке.

– Ну, а почему я должен это делать? – улыбнулся Колесов.

– Давайте выйдем в коридор, надо поговорить.

В это время сбоку и сзади него оказались еще три человека, подталкивали его к выходу. Он стал громко возмущаться – «Что за безобразие!», но они быстро вынесли его в коридор.

– Тихо, батя, – негромко сказал один из них, – надо поговорить.

В сознании мельком отметилось, что сотрудники фонда имущества, находившиеся в нескольких шагах, никак не реагировали на происходящее. Они проверяли документы у входящих в зал заседаний, в эту сторону не смотрели. Вытолкнувшие прижали его к окну, что-то говорили. Он возмутился и выкрикнул из коридора:

– Господа из фонда имущества! Я участник аукциона! Меня выталкивают с аукциона! Требую принять меры!

Несколько раз выкрикнул эти нарочито короткие, рубленые фразы. Наконец из холла вышел начальник отдела, взял его под руку и провел в зал. Колесов сел на указанное им место, положил на стол дрожащие руки. Постоянно оглядывался на вход – Бондарева все еще не было, подошел к начальнику отдела, стоявшему у входной двери, попросил:

– Ко мне должен присоединиться мой коллега, предупредите охрану, чтобы его пропустили.

Потом подошел к президиуму, спросил заместителя директора фонда имущества:

– Нельзя ли вызвать милицию?

– Да, можно, – неуверенно ответил он.

Пришел Бондарев, сел рядом. Начальник отдела из президиума объявил о начале работы. Колесов попросил слова и громко сказал:

– Сейчас на меня было совершено нападение, я прошу фонд имущества обеспечить мою безопасность после окончания аукциона!

– Да, – сказал зам директора фонда, – у нас в таких случаях были отмены аукционов.

– Что, было нападение? – тихо переспросил Бондарев.

– Цена известна? – сейчас было не до подробностей.

– Пока нет.

Они сидели на первом столе. Бондарев обернулся в зал, ему махнул рукой человек, сидящий в нескольких рядах от них, Бондарев помахал ему в ответ, оба улыбались.

– Я сейчас вернусь, – Бондарев встал, подошел к президиуму, переговорил с заместителем директора фонда имущества и вышел.

В оставленной им записке было: «Сейчас вернусь, пока торгуйтесь». Понял, что он пошел дозваниваться до «Хирурга».

Аукцион начался. Правила таковы. У каждого участника в руке палка с картонкой, на картонке номер. Его номер один. Всего участников десять. Накануне Бондарев сказал, что если хозяин так и не назовет цену, то торговаться до 70 тысяч долларов за каждый из двух продаваемых пакетов акций. (Далее все цены названы в долларовом эквиваленте, хотя торги шли, как полагается, в рублях). Теперь вроде бы можно идти выше, но насколько? Раздумывать было некогда, все разворачивалось быстро, быстрее, чем он ожидал.

Аукционист с молотком в руке поднялся на трибуну, назвал начальную цену первого пакета – 30 тысяч долларов, все участники подняли палки с номерами. Аукционист называл повышенную цену, перечислял номера участников, подтверждавших согласие с ценой поднятием палки, затем он снова повышал цену и процесс продолжался. Колесов не успевал опускать свою палку и так и держал ее поднятой все время розыгрыша первого пакета. Оборачиваясь, заметил, что после 60 тысяч осталось три участника (вместе с ним), после 90 – два. Предпоследняя цена – 110, на 120 остался один он. Аукционист объявил победителем номер один, то есть его. С начала аукциона прошло 3—4 минуты.

Его спросили, будет ли сейчас подписывать протокол или после окончания всего аукциона. Сказал «после», больше из привычки к вежливости, это была ошибка – пока бы подписывал, мог вернуться Бондарев.

Вторая часть пошла так же стремительно, после 140 тысяч мысли его беспорядочно заметались. Решив, что при переборе будет потерян и первый пакет (хозяин не потянет, откажется), опустил свою палку. Второй пакет ушел за 150 тысяч долларов.

Пришел Бондарев, узнал о результатах.

– Можно было до 400 тысяч, – эту цифру он получил наконец-таки от хозяина по мобильнику.

Подписали протоколы. Зам директора фонда имущества вышел из зала, вернулся, обратился к участникам аукциона:

– Обстановка непростая, там в коридорах стоит много народа определенной категории. Я прошу победителей аукциона пройти сейчас вместе со мной и охранниками в наш кабинет.

Прошли спокойно. В помещении фонда имущества Бондарев дал ему телефоны службы безопасности, сам вышел в коридор. Колесов не дозвонился – занято.

Пока оформлялись документы, попытался пошутить:

– Да, много чего в жизни было: и атомные бомбы снаряжал, и крылатыми ракетами стрелял, но в такие ситуации еще не попадал.

– Это еще что, – сказал зам директора фонда имущества, – когда на фондовой бирже была распродажа Киришского нефтеперерабатывающего завода, там за километр до входа всё было просвечено.

Рядом стоял второй победитель – представитель Петербургской строительной компании (так понял из обсуждения протоколов), тут и он включился в разговор:

– Сейчас будут скупать целлюлозно-бумажные комбинаты, лесопромышленные комплексы.

Он выглядел спокойно и деловито, так, один из независимых участников, вот, победил по второму пакету.

Вошел Бондарев. Сотрудники фонда имущества предложили выйти по другой лестнице, проводили их. Однако выход на улицу все равно общий. Бондарев оставил Колесова у дверей, сам пошел к трем мужикам, стоявшим у припаркованных машин. Короткий разговор, с одним из троих Бондарев пошел к своей машине. Это был тот знакомый Бондарева, с которым он обменивался приветствиями на аукционе – специалист по ценным бумагам Хитров. Колесов тоже изредка встречал его раньше – работали по ваучерам в смежных фирмах.

По знаку Бондарева подошел к его машине. В их разговор не вслушивался.

– А на вас, – вдруг обратился к нему Хитров, – повесили 200 тысяч.

– С зарплаты.

Подошли те двое, с которыми только что разговаривал Бондарев. Бондарев дал им номера телефонов: и своего офиса, и предприятия, от имени которого покупали пакет акций, – Петроградского агентства недвижимости, договорились о встрече сегодня же в 17 часов в этом агентстве.

– Слушай, – раздраженно сказал один из них Бондареву, – тебе же Хитров дал сигнал, показал, что нужно делать.

– Мы знали друг друга раньше, – спокойно ответил Бондарев, – давно не встречались, вообще вместе в бизнесе не работали, так что я его сигнала не понял.

Бондарев и Колесов поехали в свой офис. На этот день был назначен переезд офиса в другое место, получалась ситуация из серии «нарочно не придумаешь»: конкуренты решили, что сразу после аукциона их фирма смылась.

Через пару дней картина прояснилась. Все десять участников, кроме них, были в сговоре, цель которого – приобрести 20 процентов акций Мостотреста-9 (два пакета по 10 процентов) в собственность влиятельного бизнесмена Пыжова, владельца двух десятков магазинов и других предприятий. По слухам, Пыжов был замечен в компании с известными передовиками российского бизнеса, прославившимися своей напористостью и удачливостью и в то же время подозреваемыми в незаконных махинациях, дающих хорошую работу журналистам-обличителям.

Пыжов решил скупить пакеты по минимальной цене, чуть выше установленной начальной цены 30 тысяч долларов за каждый пакет. Нанятые им фирмы и специалисты по ценным бумагам несколько недель готовили документы, оплатили задатки, разработали сценарий подготовки и проведения аукциона. Последняя генеральная репетиция проводилась всю ночь перед аукционом.

Неизвестно, как это было бы на Западе, но у русских весь процесс пошел чисто по-русски – в виде череды нелепостей и глупостей, то есть кутерьмы.

Первое. Пыжов и его подельники должны были заранее отмести всех лишних конкурентов. Колесов сдал в фонд имущества первые документы за две недели до аукциона.

Таким деловым людям как пыжовцы не составило бы труда узнать от любых сотрудников фонда имущества название «лишнего» конкурента. Вроде бы они и узнали. Потом кто-то из них говорил, что они не смогли найти это агентство. Это уж совсем непонятно. Большой щит агентства висит на Невском проспекте, его можно найти в любом городском справочнике.

Можно предположить, что эта глупость обусловлена другой – привлечением большого количества участников. Опять-таки можно лишь предположить, что привлеченные Пыжовым специалисты нарочито усложняли процесс, набивали себе цену. Дальше как правило, работает эффект толпы – общая неразбериха, безответственность.

Всю блистательную схему подготовки и проведения аукциона, разработанную специалистами, разрушил простой советский человек по кличке «Седой» (так назвали пыжовцы Колесова после первого знакомства). Он нарушил все, что можно было нарушить.

Он пришел пешком и один, а должен был приехать на персональной машине и с кем-нибудь вдвоем. Пыжовцы расставили оцепление вокруг здания для перехвата «лишних» участников. Колесов не мог вызвать подозрений – одинокий пожилой человек в пальто аглицкого прямого покроя производства питерской швейной фабрики, через плечо потертая сумка из кожзаменителя с дырками на углах, которую он уже несколько месяцев планировал заменить. Более того, он ведь пришел к самому началу, когда оцепление уже было снято.

Далее. Он повел себя не по понятиям – как настоящий советский человек возмутился несправедливостью и стал скандалить. Позднее ему объяснили, чем это могло обернуться. Первый вариант – ему предлагают отступные за отказ от участия в аукционе. Этот вариант был в их сценарии. Но мог быть и другой – в его карман кладут обойму патронов или наркотик, и тут же из-за угла коридора появляется милиционер…

Конечно, свою лепту в общую кутерьму внес начальник отдела фонда имущества. Через три года Колесов встречался с ним по другой теме. Вспоминая о том, как он провел его в зал, начальник отдела сказал:

– Сам до сих пор не знаю, зачем я это сделал? Запросто могли потом пришить в подъезде моего же дома.

И это он правильно сказал. С трудом избавляются советские русские люди от наследия прошлых времен. Когда сотрудники фирмы встречали Колесова после аукциона как героя, он сказал:

– Господа, товарищи! Даю вам честное слово, торжественно обещаю, нет, просто клянусь: я больше не буду! Никогда не буду так делать!

Конечно, он совершил большую глупость. Отсутствие его на аукционе ничем бы ему не грозило – ну не пустили и все тут. Предложили бы отступные, так переключил бы пыжовцев на Бондарева – мол, не мой вопрос.

Накануне аукциона товарищ по фирме – степенный и основательный человек – спросил его:

– А вы без охраны идете?

– А это еще зачем? – отмахнулся он.

Как он понял позднее, они сами себе создали трудности, которые… и так далее. Не оценили важности объекта, заинтересованности в нем влиятельных сил. Строительная организация Мостотрест оказалась лакомым куском, дающим хорошую прибыль на городских заказах из богатейшего источника финансирования – дорожного фонда, который много лет, до последней налоговой реформы имел столько денег, сколько их было в оборонном бюджете. Так что дальнейшие неприятные события явились логическим следствием этой ошибки.

Наверно, в сценарии аукциона могли быть предусмотрены шаги по его срыву и отмене результатов – такие вещи возможны. Но его отказ от покупки второго пакета, который вполне законно приобрели пыжовцы, запутал ситуацию.

Как уже говорилось, после аукциона в 17 часов состоялась встреча конкурентов в агентстве «Хирурга».

Старая истина – человек познается в беде. «Хирург», директор агентства, на встречу не пришел. Не выделил охранников.

Пыжов, большой, грузный, навалился животом на стол и прорычал Бондареву:

– Ты еще пожалеешь, что заставил меня сюда приехать.

В целом «Хирург» вызывал уважение своими деловыми успехами, жесткой требовательностью. В ситуации с Мостотрестом он высветился новыми гранями.

Позднее Бондарев рассказал о событиях до и после аукциона:

– Накануне я никак не мог согласовать с «Хирургом» предельную цену покупки – он то тянул с решением, то был в «отключке», то есть неизвестно где и с отключенным мобильником. Живо интересовался, какие имеются конкуренты, и как они себя ведут. Я предложил: «Неплохо бы усилиться охраной». Он возмутился: «Аукцион проводится под эгидой государства, никаких проблем в принципе быть не может. Если что – всех отстроим» И т. д. и т. п. Решение о цене отложил до утра. Я еще раз напомнил о времени начала аукциона, договорились утром созвониться.

– Утром «Хирург» опять был в «отключке», – продолжал Бондарев, – как правило, на ответственные мероприятия я прихожу заранее – осмотреться, разобраться, а тут, пытаясь во что бы то ни стало связаться с «Хирургом», заезжал в свой и его офисы, звонил с городского телефона (грешил на мобильную связь), и в итоге приехал к самому началу аукциона. Прохожу быстрым шагом по коридору, дозваниваюсь на ходу по мобильнику, мельком отмечаю настороженное внимание окружающих. Три человека пытались удержать меня у окна, говорили что-то угрожающее. Во-первых, их тон мне не понравился, во вторых, я их не слушал – звонил по телефону, в третьих, я опаздывал. Короче говоря, я воспользовался прежним опытом профессионального регби, которым раньше занимался, и ушел от них: «Опаздываю, потом поговорим». Потом выяснилось, что у конкурентов была запланированная сумма отступного – 50 тысяч долларов. Не смогли вручить. Да у меня и не было полномочий договариваться на месте.

После аукциона «Хирург» как-то подзабыл об эгиде государства и угрозе всех «отстроить», настроился на стихию – пусть всё как-нибудь само собой уляжется. Его сотоварищи по руководству бизнесом не знали о предстоящей покупке акций Мостотреста, теперь получалось, что «Хирург» втянул их в крупный скандал, в войну с крупной финансовой группировкой.

– В результате, – рассказывал Бондарев, – я оказался лишенным какой-либо поддержки – политической, силовой и т. п. Сделка была представлена моей личной инициативой. Попросту говоря, обе стороны согласились назначить крайнего. На меня «повесили» перехват у конкурентов нужного им пакета (и, как выяснилось позже, не нужного нам), а также «разогрев» цены за оба пакета акций примерно на 200 тысяч долларов. «Хирург» поспешил оформить пакет акций в свою собственность, иначе у него пропал бы задаток. Разумеется, у меня не было никаких прав распоряжаться этим пакетом. 200 тысяч тоже не просматривались.

В отличие от Колесова у 40-летнего Бондарева хорошая нервная система – выдержанность, терпимость, контактность. Вспоминаются только два-три случая, когда он в советское время повышал голос, да и то на начальство, что тогда могло почитаться доблестью и не грозило серьезными последствиями. Были гарантии – профсоюзные, партийные, административные. При прежнем «преступном режиме» Бондарев мог в ответ на хамство «Хирурга» (затяжка решения по цене) спокойно отойти в – сторону – не участвовать в аукционе: «не получил указаний». Теперь, в условиях свободы и демократии такой шаг был невозможен: «Хирургу» хватило бы легкого движения руки для подписания приказа об увольнении Бондарева.