Текст книги "Повесть былинных лет"

ГЛАВА 14
Негаданная помощь да внезапная болячка

– Ну че молчите? – недовольно спросил Вован. – У нас тайму в обрез. «Роллекс» вот нужно купить, а Саньку в Питер на презентацию. Загадывайте желание, не тяните резину.

– Во-во, блин! – поддержал друга Санек. – Чем короче базар, тем лучше.

– Нам бы из Новгорода удрать, – попросил Расстебаев, оглядываясь на дверь.

– Куда желаете?

– Да куда угодно, в тот же удел Сиверский, только бы подальше отсюдова.

– Так, сейчас. – Санек похлопал себя по карманам. – Вован, по-моему, ноутбук у тебя?

– Точно, – улыбнулся Вован и, щелкнув пальцами, извлек прямо из воздуха большую плоскую коробочку.

Положив коробочку на стол, двое из ларца открыли ее аки книгу и уставились в светящееся голубым ожившее нутро.

– Блин, не пойму, что это за реальность? – недовольно бурчал Санек, что-то перебирая внутри раскрытой коробочки. – Понавыдумали муры всякой, фантасты хреновы… а ну-ка, Вовчик, может, ты найдешь нужную директорию? – Вован нахмурился.

– Введи в поисковик слово «Русь». Похоже, мы в «параллельный» попали.

– Ввел!

– Ну, че там?

– Да вот «Рось квадратная, изначальная».

– Не то.

– «Катали мы ваше солнце»!

– Тоже не то.

– «Древнерусская игра».

– Да, блин, ниже…

– Ага, кажется, нашел! «Повесть былинных лет». Вот карта.

– Ну так куда вы сказали вам надо? – Вован повернулся к испуганно топчущимся позади русичам.

– В удел Сиверский, – напомнил Колупаев.

– Ага, есть такой. Правит… э… э… князь Всеволод. Он?

– Он, как есть он!

– И телегу мою с конем переправьте, – попросил Степан.

– Телегу? А где она, блин, находится? – деловито поинтересовался Санек.

– Да вот у корчмы в стойле рядом.

– И телегу! – Санек умело барабанил по внутренностям чудо-коробочки, – Ну че, Вовчик, вроде как порядок?

Вован вгляделся в синее мерцание:

– Угу, как по маслу. Выбросим их сюда, где ручеек. Главное, чтобы деревьев поблизости не было, да и валуны крупные нежелательны.

И двое из ларца удовлетворенно потерли руки.

– Ну как, мужики, очко не играет? Готовьтесь, сейчас мы вас перемещать будем.

– Дык, а енто не опасно? – дрожащим голосом спросил Муромец, нехотя выбираясь из своего временного укрытия.

– А это, блин, кто?!! – усмехнулся Санек, – Небось богатырь былинный Илья Муромец? Что, брат, анаболиков пережрал? Гляди, Вован, каков бройлер!

Илья смутился и попытался спрятаться за спиной Степана. Но вот беда, кузнец макушкой едва ли доставал богатырю до плеча.

– Ладно, Санек, жми «энтер»! – скомандовал Вован.

Санек наклонился к дивной коробочке и небрежно ткнул в нее пальцем. Затем… Затем все исчезло.

* * *

К тому моменту, когда в Новгороде началась заварушка, княжьи племянники уже почти выбрались из заполонившей площадь пьяной толпы. Узрев на трибуне совершенно сумасшедшего Илью Муромца, братья смекнули – городу хана.

Так что ужасающий грохот обрушившегося помоста Гришка с Тихоном услышали, опрометью мчась к городским воротам.

– Дави бобров! – яростно неслось им в спину.

– Эт-т-то нам? – Запыхавшийся Тихон обернулся.

– Навряд ли, – ответил Гришка. – Давай-ка перейдем на шаг, ратники идут.

Перешли на шаг.

Ратников было слышно за версту, так как шли те к площади с боевой задорной песней.

– Нюрка, Нюрка, с вырезом тужурка! – басом ревели воины, проходя мимо вжавшихся в городскую стену добрых молодцев.

– Видал, какие у них щиты! – кивнул на удаляющихся вояк Тихон.

– Так они специально такие большие, – пояснил Гришка, – чтобы тело было сподручней с поля боя выносить.

– Чье тело?

– Бойца.

– Ядрить! – раздалось в конце улицы, и оттуда очень прытко выскочил оборванный старикан, преследуемый двумя взмокшими воинами.

– Гляди, Тихон, – удивился Гришка, – а не тот ли это одноногий слепой, который выклянчил у нас давеча медную монету?

Одноногий слепой не только совершенно чудесным образом прозрел, но и к тому же очень быстро отрастил вторую ногу.

– Стой, сволочь! – взревели ратники, и забавная троица скрылась из виду.

– Торжество дерьмократии! – веско заявил Григорий, когда они с Тихоном проходили мимо наскоро возводимых виселиц.

– Эти выборы надолго новгородчанам запомнятся, – кивнул Тихон. – Интересно, порешат они Муромца аль наоборот.

– Порешат-порешат, – уверенно отозвался Гришка. – Еще как порешат! Это ж надо было такое сморозить… по поводу половцев. Не иначе как под кайфом опосля травы-муравы богатырь находился.

У городских ворот стоял большой отряд новгородских витязей во главе с хмурым усатым воеводой.

– Где вы шатаетесь? – гневно спросил воевода, придавливая княжеских племянников недобрым взглядом. – Почему пост свой оставили, устав нарушили?!!

– Ну так… – хором выдохнули братья.

– Балбесы, – покачал головой воевода. – А мы, пока вы баклуши били, двух шпиенов заокиянских под стенами города словили. Вот, полюбуйтесь.

Слегка оторопевшие Гришка с Тихоном увидели у ворот связанных настоящих стражников. Лишь мельком взглянув на братьев, стражники страшно разволновались.

– М… м… м… – багровея, замычали они, – гр… гр… м… м…

– Выньте у них кляпы! – нетерпеливо приказал воевода.

– Нет, не вынимайте!!! – протестующе замахал руками Тихон.

Воевода удивленно пошевелил усами, и в этот момент городские ворота подверглись ожесточенному нападению.

Огромная толпа новгородских гостей, вооруженная чем попало, пошла напролом, видно, успев под шумок смыться с объятой пламенем смуты площади.

– Сомкнуть шиты! – грозно скомандовал воевода. – Копья при-и-и-и-готовь!

– Дави бобров! – взревела толпа, и в ряды витязей полетели пустые кувшины из-под меда.

Пользуясь всеобщей неразберихой, Гришка с Тихоном рванули за ворота. И, надо сказать, вовремя, ибо кто-то из особо ретивых воинов догадался опустить железную решетку, отрезающую смутьянам путь к бегству.

Спустя полчаса братья уже были вне досягаемости и в относительной безопасности.

– Передохнем. – Согнувшись пополам, Гришка натужно закашлялся.

– Ушли! – Тихон жизнерадостно рассмеялся. На дороге послышался дробный конский топот.

Княжьи племянники переглянулись.

– Погоня?

– На лошадях? Велика честь дозорных за нами посылать.

– Стой, окаянная!!! – донеслось из-за поворота.

– Ерема! – одновременно выдохнули братья.

– Поберегись!!!

Дружинники едва успели отскочить, и грязно ругающийся Ерема стремительно промчался в сторону Новгорода.

– Остаемся на месте! – Гришка за шиворот удержал попытавшегося прыгнуть в кусты Тихона.

Ждать долго Ерему не пришлось.

– Поберегись! – снова залихватски раздалось на дороге. – Пру-у-у-у…

Непокорная конячка стала на дыбы. Ерема ругнулся и, аки пущенный из пращи камень, со свистом улетел в придорожные кусты. Дружинники едва успели пригнуться.

– Никак зашибся! – осторожно прошептал Тихон.

Придорожные кусты зашелестели, и из них с треском выбрался запыленный княжий гонец с хлыстом.

– У-у, окаянная!!! – погрозил он безмятежно щиплющей травку лошади.

– Здорово, Ерема! – обрадованно приветствовал вестника Гришка.

– И вам, оболтусам, привет, – улыбнулся гонец.

– Что коня своего не поменяешь?

– Да я бы и с радостью. – Ерема вытер ладонью взмокшее чело. – Но ентот самый быстроходный во всей Руси. Второго такого днем с огнем не сыскать. Вот, правда, норов у него не сахар. Но я уже привыкши.

– Что на сей раз? – несколько вяло поинтересовался Тихон. – Устное послание аль письмо?

– Письмо! – Гонец извлек из-за пазухи свернутый кусочек бересты и протянул его дружинникам.

Братья осторожно развернули княжеское послание.

Послание оказалось довольно лаконичным. Даже можно сказать чересчур лаконичным. Самое интересное, что Всеволод на этот раз обошелся без всяких слов. Никаких букв в бересте не обнаружилось. Там был лишь довольно схематичный рисунок, который ничего хорошего княжьим племянникам не предвещал.

Черным угольком в послании был изображен сжатый кулак.

Гришка с Тихоном побледнели.

– Что, плохие вести? – участливо поинтересовался Ерема, как бы невзначай придвигаясь к пасущейся рядом кобыле.

– Хуже не бывает, – немного севшим голосом ответил Тихон, обменявшись с братом мрачным, тревожным взглядом.

* * *

– Полезная эта штука, ларец Кощеев! – с нескрываемой завистью проговорил Расстебаев, умывая перепачканную грязью физию в небольшом прохладном ручейке.

Двое из ларца со своим «перемещением» слегка не рассчитали. Возникшие на поляне сообразно невиданной магии русичи угодили аккурат в огромную грязную лужу, шлепнувшись в нее к тому же с довольно приличной высоты.

Тихо ругаясь, Колупаев вывел из грязи гневно всхрапывающего Буцефала. Телега пару раз увязала, но кузнец справился, под мышкой он нес бережно завернутый в холстину золотой ларец.

Илья Муромец же недвижимо лежал на спине прямо посреди лужи.

– Кажись, помер, – кивнул на богатыря Пашка, брызгая себе холодной водою на шею.

– Да нет, что ты, – рассмеялся Степан. – Илья спит. Я уже давно приметил: чуть какая заварушка случается, он хлоп – и в обморок. Енто у него такая защитная реакция организьма выработалась, навроде как у жука-навозника, который чуть что мертвым прикидывается.

– Однако силен твой Муромец! – громко заржал Расстебаев. – Расскажи я кому, ни за что не поверит. Даже я, дурак, столько лет считал, что есть у нас на Руси такой славный богатырь. Знаешь, а ведь с этой мыслью как-то даже спокойней жилось. Мол, есть кому за Русь-матушку постоять. Эх…

И Павел с чувством сплюнул в сторону.

Кузнец же счел благоразумным промолчать. Он-то, ежели что, за Русь постоит. Пашка ведь и не знал, что настоящий герой как раз Степан и что это его подвиги были приписаны Илье Муромцу. Но кузнец не любил бахвалиться, тем паче перед своим давним приятелем. Настоящие герои, они ведь часто безызвестными остаются. В тени выдуманных былинных персонажей. И ничего тута не поделаешь, такова планида…

Достав из телеги небольшой багор, Степан ловко подцепил Муромца за кольчугу и осторожно, дабы не запачкаться, выволок храпящего богатыря из лужи.

– Эй, красна девица, просыпайся!!! – заорал на ухо Илье Расстебаев, но ожидаемого эффекта не последовало.

– Не так надобно. – Кузнец с ухмылкой посмотрел на Павла и, набрав в грудь побольше воздуха, утробно заголосил: – Половцы-ы-ы-ы…

– А-а-а-а!!! – Муромец вскочил с земли и как угорелый бросился наутек.

– Держи его! – по-разбойничьи засвистел Расстебаев. – Уйдет…

Степан недолго думая вытащил из телеги здоровую сеть с грузилами и с силой запустил ее в убегающего богатыря.

Илья споткнулся и, упав в траву, неистово забарахтался, опутанный по рукам и ногам прочной сетью.

– А ты ничего, – похвалил кузнеца Пашка. – Когда надо, быстро соображаешь и реакция у тебя отменная.

– Держу себя в форме, – смущенно пожал плечами Колупаев.

– На помощь!!! – орал благим матом Муромец. – Не режьте меня, люди добрые, я сдаюсь…

– Хорош герой, ничего не скажешь! – продолжал веселиться Павел. – Вижу, что помереть от скуки с таким попутчиком тебе не грозит.

Насилу выпутали богатыря из сети. Степан слегка надавал Илье по шее, и тот сконфуженно поковылял к ручейку отмываться от грязи.

– Ладно, ну и что дальше? – спросил Пашка, забавно щурясь в лучах выглянувшего из-за облаков осеннего солнышка.

– Дальше? – Кузнец потеребил бороду. – Емельяна-волшебника вместе с Ильей будем искать. В Новгороде-то мы его не обнаружили. Может, хочешь с нами?

– Нет. – Смутьян покачал головой. – Извиняй, приятель, но у меня дела.

– Личные?

– Да нет, совсем уж не личные. Общегосударственные!

– Да ну? Снова будешь воду мутить, народ честной на бунт супротив власти поднимать?

– Да разве меня хоть раз кто послушал? – обиделся Пашка. – Самое большее, чего мне удавалось добиться, так это пьяной драки на какой-нибудь ярмарке. А не было б меня, так все одно эта драка случилась бы, не из-за одного, так из-за чего другого. Ты же знаешь, русичей хлебом не корми, дай только повод иудеям морду набить. А те, прохвосты, такому повороту дел только рады. Идут потом с оторванными пейсами к местному князю и стонут, что так, мол, и так, побили их. Национальная дискриминация, значит, ущемление людских прав, мериканскому царю Жорджу грозят пожаловаться. Князь решает это дело замять и выплачивает им компенсацию.

– Гм… славно! – усмехнулся Степан.

– Нередко бывает, скажу я тебе, иудеи, к примеру, ежели у них торговля плохо идет, сами становятся зачинщиками ярмарочных драк. Князь-то удельный им дай бог сколько за молчание да морды побитые отвалит. Правда, злоупотреблять этим нельзя.

– Вот чего не знал, того не знал, – мотал себе на ус кузнец.

– Сколько раз я собственными глазами видывал, – продолжал горячиться Павел, – какой-нибудь пейсатый проныра проскользнет в толпу да как закричит: «Бей носачей!» Тут же свара и начинается. Простаки мы, русичи. Даже обидно иногда, за своих же дураков обидно! Колупаев грустно вздохнул:

– Значит, с нами, как я понял, ты не поедешь?

– Не поеду, – подтвердил Пашка. – Мне к граду Кипишу надобно пробираться. Сердцем чую, замышляется что-то супротив Руси нехорошее. Неспокойно у меня на душе.

– Ай, тону-у-у-у! – донеслось от ручья. Павел со Степаном обернулись. Свалившийся в ручей Муромец нелепо сучил ножищами.

– Хороший был ручеек, – посетовал Расстебаев.

* * *

Когда Пашка наконец ушел к одному ему ведомой цели (возможно, что и в град Кипиш), Колупаев за шиворот выташил из ручья валяющего дурака богатыря и принялся его гневно отчитывать.

– Сколько еще раз из-за твоей дури мы будем влипать во все эти несуразные передряги? – кричал кузнец, гневно сверкая глазами. – Что ты ведешь себя как юродивый? Специально шута горохового из себя строишь или ты на самом деле кретином таким уродился?!

– Дык… – попытался возразить Муромец.

– Что «дык»? – продолжал орать Степан. – Это уже даже и не смешно. Ты ведь подвиги ратные совершать совсем недавно собирался, с трусостью своей бороться хотел!

– А я передумал! – – зло огрызнулся богатырь. – Мне и так хорошо, безо всяких подвигов. Видал, как меня в Новгороде принимали? Еще немного, и я действительно стал бы там головой.

– Во-во, – кивнул Колупаев. – Все верно, ты бы стал в Новгороде головой, вот только отрубленной.

– Это на что это ты намекаешь?

– А на то! Ужель не помнишь, чего ты там на трибуне порол?!!

– Не помню. – Муромец испуганно моргнул. – Честно, ни лешего не помню.

– Ох, черт меня дернул тебя тогда в деревне будить! – совсем пригорюнился Степан.

– Да полно тебе крамолу на меня наговаривать, – отмахнулся богатырь. – Мне, может быть… ой…

Муромец внезапно схватился за щеку.

– Что такое? – серьезно забеспокоился Колупаев. – Шмель укусил?

– Зуб, – промычал Илья.

– Что?

– Я, кажется, зуб сломал, болит вот теперь.

– Ага! – ухмыльнулся Колупаев. – А вот нечего было дрянь всякую в замке Кукольного Мастера лопать.

– Так он же угощал на халяву!

– Халява! Волшебное слово. Забирайся в телегу, снова к Мудрой Голове поедем. Разобраться бы с ней надобно. Благо здесь недалеко, удел-то Сиверский.

– М… болит…

– Терпи, богатырь, воеводой станешь!

– Не могу, – огрызнулся Муромец и, судя по всему, снова пошел на принцип.

Взял и сел прямо в траву.

Конечно, можно было Илью здесь на полянке и бросить, так как он больше мешал, чем помогал искать летописца. Но так поступать подло, Степанова натура этого не принимала.

– Ну и что ты предлагаешь делать?

– Ведун нужен, – невнятно отозвался богатырь. – Желательно княжеский!

– Ишь ты, – возмутился Колупаев, но Муромец заупрямился всерьез. – Ладно, будь по-твоему.

С этими словами кузнец снова развернул Кощеев ларец и громко произнес магическую формулу вызова.

На этот раз никакого светопреставления не наблюдалось. Крышка ларца со щелчком откинулась назад, и возле телеги возникли Вован с Саньком.

– О, снова, блин, эти, – недовольно произнес Вован. – Ну че там у вас, в натуре, еще случилось?

Одеты двое из ларца были так же, как и в прошлый раз. В руках они держали по чудной прозрачной чаше с непонятным темным содержимым. Из чаш торчали маленькие полые соломинки.

– Ну, блин, давай рули базар, – потребовал Санек. – У нас сейчас презентация. Ты знаешь, бородатый, сколько бабла мы на эту встречу угрохали?

– Извиняйте, что? – не понял кузнец.

– А… не важно. – Двое из ларца дружно зевнули. – Давай, бомжара, загадывай желание или че там у тебя?

И Вован с Саньком продемонстрировали уже как-то привычно смотревшуюся пальцовочку.

– Нам ведун княжеский нужен, – заявил Степан. – У Ильи вон зуб разболелся.

– Уы-ы-ы-ы… – промычал Муромец, держась за щеку.

– Стоматолог, что ли? – удивились двое из ларца.

– Ась?

– Ладно, не бери в голову. Сейчас доставим… – И Вован с Саньком исчезли. Мгновение – и вместо них на лугу возникли два совершенно осоловелых мужика: сухонький дедушка, больше всего похожий на сельского старосту, и здоровый детина в белоснежной рубахе с вышитым на груди красным крестом.

– Кто больной? – противно проблеял старец.

– А ты кем будешь? – в свою очередь полюбопытствовал кузнец.

– Я личный зубной врачеватель князя Осмомысла Ижорского. Вы меня, кажись, вызывали?

И старичок в замешательстве посмотрел по сторонам, не совсем понимая, как это он здесь взял да средь бела дня и оказался. Но, видно, двое из ларца были большими мастерами по задуриванию чужих голов. Огромный детина в белом безмятежно глядел перед собой, словно все происходящее нисколечки его не трогало.

– А енто кто? – Колупаев бесцеремонно ткнул пальцем в здоровяка.

– Мой осястент, – пояснил ведун, – Иван Наркозов.

Услышав свое имя, Иван Наркозов снял с пояса не замеченную ранее кузнецом небольшую дубинку и красноречиво потряс ею над головой.

– Это кто, соловьи-разбойники? – подал голос сидящий в кустах Муромец. – Они нас грабить будут?

– Нет, лечить! – крикнул Илье ведун. – Я спрашиваю, кто больной?

– Он больной! – Степан кивнул в сторону перекошенного Муромца.

– Мил человек, а ну иди-ка сюда. – Нехотя, но богатырь встал и подошел.

– А ну открой рот.

– А…

– Какой болит?

– Ы… еры… мр-р…

– Ага, понял, тот, что слева. Ну что ж… будем рвать. Иван…

Здоровяк радостно улыбнулся.

– Как рвать? – несколько опешил Муромец. – Дык зачем рвать?

– Дык чтобы не болел, – со знанием дела пояснил ведун.

– А по-другому как-нибудь нельзя?

– Нельзя!

И старикашка достал из-под одежды огромные кузнечные щипцы.

Тут даже Колупаев струхнул. На Руси-то ежели зуб вырвать, так сразу к кузнецу идут. Но Степан такими зверствами никогда не занимался – брезговал. А тут душегубы какие-то, а не врачеватели.

– Э… – закричал богатырь, отшатываясь от ведуна. – А что, по-другому, значит, никак?

– Есть еще два варианта. – Старикашка зловеще щелкал железными щипцами. – За тонкую шелковую нить привязать зуб к телеге и… Сам понимаешь. Либо в ближайшее время попробуй ввязаться в какую-нибудь драку. Ну, скажем, тьмутараканчанина ефиопом обзови, он тебе, в общем, и заедет.

Этот последний вариант понравился Илье больше всего, но ведун был настроен решительно.

– Сейчас все эти штуки не годятся, – весело вертя щипцы, добавил он, – так как нам с Иваном за работу уже заплатили. Так что… Давай, добрый молодец, открывай рот!

– Ы-у, – затряс головой Муромец.

– Иван, анестезию!

Бугай в белой рубахе взмахнул дубиной и…

Огромный кулак Муромца опередил его на какие-то доли секунды.

Второй кулак богатыря опустился на седую плешь ведуна.

Не веря своим глазам, Колупаев смотрел на нелепо распростершиеся на земле тела.

– Ты… ты… ты что енто наделал?!!

– С двух ударов уложил! – похвастался Илья, с недоверием разглядывая свои кулаки, словно и не ожидал от них такого сюрприза.

Степан наклонился, нервно нащупывая у зубных врачевателей пульс.

– Что, покойнички? – с неуместной злорадной улыбочкой поинтересовался Муромец.

– К счастью, нет…

Кузнец оттащил ведуна к дороге, затем проделал то же самое и с его габаритным помощником. Может, кто мимо проедет, подберет.

– Ну ты и орясина! – Степан сплюнул, отряхивая штанцы. – Я ж ведь как лучше хотел.

– А может, он и сам выпадет. – Богатырь осторожно потрогал больной зуб пальцем. – Сейчас и не беспокоит вроде. Поехали, Степан!

Колупаев вздохнул и, забравшись на козлы, направил коня к дороге, осторожно обогнув оглушенных врачевателей.

Илья неуклюже вскарабкался на повозку.

– Значит, снова к Мудрой Голове, да, Степан?

– Угу, – не очень дружелюбно буркнул кузнец.

– Может, ей глаз выколоть? – с готовностью предложил богатырь. – Дабы правду говорила и не посылала нас с тобой куда ни попадя.

– Я тебе выколю. – Колупаев резко обернулся и продемонстрировал Муромцу кулак. – Я тебе так выколю, что даже здоровые зубы повыпадают. Сиди да помалкивай в тряпочку. Еще раз из-за тебя влипнем, будешь сам по Руси путешествовать.

От подобной перспективы Муромца слегка передернуло, и он тоскливо поглядел в синее небо, вспоминая отчий дом и славную, хорошо протопленную печь, на которой спал себе тридцать три года и забот никаких не ведал.