Текст книги "100 знаменитых евреев"

ИЛЬФ ИЛЬЯ

Настоящее имя – Илья Арнольдович Файнзильберг

(род. в 1897 г. – ум. в 1937 г.)

Советский писатель, журналист, фельетонист. В соавторстве с Е. Петровым написал романы «12 стульев», «Золотой теленок», «Одноэтажная Америка».

«В уездном городе N…» так начинается один из самых известных сатирических романов времен нэпа – «12 стульев». Каждый из нас, не задумываясь, назовет авторов этой чудесной книги. И. Ильф и Е. Петров стали не только литературными отцами великого комбинатора, но и отчасти наделили Остапа Бендера своими чертами характера, своим мироощущением. Многие фразы, вложенные в уста сына турецкоподданного, были взяты из записных книжек Ильи Ильфа, который даже молодым производил впечатление «очень взрослого, совсем взрослого человека». Именно с его легкой руки миллионы читателей по всему миру отправляются в путешествие по «краю непуганых идиотов».

Илья Арнольдович Файнзильберг родился 3 (15) октября 1897 года в Одессе в семье мелкого банковского служащего. Он стал третьим из четырех братьев. Семья Файнзильбергов жила очень трудно: дома была полная неустроенность по причине тяжелой болезни матери. Отцу было трудно обеспечить большую семью, поэтому он решил дать детям практическую профессию. Но они жестоко обманули надежды Арнольда Файнзильберга. Старший сын Александр, окончив коммерческое училище, стал художником; второй сын Михай пошел по стопам брата. Отец решил добиться своего любым путем и отдал третьего, Илью, в ремесленное училище «Труд» на Канатной улице. Там, к радости отца, не было никаких гуманитарных соблазнов в виде курса литературы или рисования. Отец облегченно вздохнул, когда в 16 лет Илья, закончив техническую школу, начал самостоятельную трудовую деятельность. Юноша поступил на работу в чертежное бюро, откуда вскоре уволился, а затем работал монтером на телефонной станции, токарем на авиационном заводе и фабрике ручных гранат, и в статистическом управлении. Именно там и появилась знаменитая фраза: «Статистика знает все!» В качестве статистика Илья часто выезжал на различные участки Румынского фронта. Его отчеты были так хорошо написаны, что начальство удивлялось: «Что он у вас, писатель?» К сожалению, ни одна из этих профессий по-настоящему не увлекла молодого человека. Старику Файнзильбергу вновь пришлось переживать за судьбу сына.

Илья выбрал очень ненадежную профессию: он перешел на работу в юмористический журнал «Синдетикон», в котором печатал свои первые стихи под женским псевдонимом! В это же время юноша познакомился с группой молодых одесских поэтов и писателей «Коллектив поэтов», куда входили Э. Багрицкий, Ю. Олеша, В. Катаев. Это был своего рода литературный клуб, где молодые литераторы читали свои стихи, спорили, мечтали о Москве… Ю. Олеша вспоминал: «Однажды у нас появился Ильф. Он пришел с презрительным выражением на лице, но глаза его смеялись, и ясно было, что презрительность эта наиграна. Он как бы говорил нам: я очень уважаю вас, но не думайте, что я пришел к вам не как равный к равным…» Илья Файнзильберг посещал литературные сборы, как правило, он не вступал в разговоры и бурные поэтические дискуссии, а просто сидел и слушал. Но стоило кому-нибудь прочесть плохие стихи, как стихоплета останавливало точное едкое замечание Ильфа. Молодого писателя побаивались и вместе с этим уважали за острый язык и умную колкую язвительность. Многие из членов литературного клуба не знали, что же пишет сам Илья Файнзильберг – стихи или прозу, – но его абсолютный слух к стихам и нетерпимость к пошлости и ложному пафосу признавались безоговорочно.

Вскоре состоялся авторский дебют Ильи Файнзильберга. В это же время молодой писатель придумал свой литературный псевдоним, состоящий из начальных букв его имени и фамилии – Ильф. Он прочел перед своими коллегами по писательскому цеху стихи, в которых не было ни рифм, ни размера. Ю. Олеша так рассказывал о дебюте своего друга: «Я не помню содержания стихов, но помню, что оно состояло из мотивов города и чувствовалось, что автор увлечен французской живописью и что какие-то литературные настроения Запада, неизвестные нам, ему известны…»

Действительно, Илья Файнзильберг был книгочеем. Именно он познакомил своих друзей-поэтов с творчеством Стерна и Рабле, Франсуа Вийона и Артюра Рембо, Саади и Омара Хайяма… Великолепный рассказчик, Ильф приносил на собрания литературного клуба старые номера «Вестника иностранной литературы», читал и пересказывал лучшие статьи.

В 1920-е годы Илья Файнзильберг увлекался тремя писателями: Лесковым, Рабле и Маяковским. Свое первое восхищение поэзией Маяковского писатель пронес через всю жизнь. Лев Славин писал: «От Маяковского он (Ильф) усвоил, главным образом, сатирический пафос, направленный против мерзостей старого мира и призывающий к подвигу строительства новой жизни. В сущности, это осталось темой Ильфа на всю жизнь…»

Ильф обладал даром видеть жизнь с особой стороны. Он очень любил прогулки и всегда, возвратившись домой, приносил необычные, яркие рассказы о том, что видел, с кем разговаривал, о чем думал. Сам себя молодой писатель шутливо называл зевакой. Но его рассказы были полны воображения, яркости и мастерства. Ильф не был простым зевакой. Он делал выводы из всего, что видел и слышал. Все старался объяснить, облекая в четкую формулировку каждую мысль, пронизанную чувством…

Илья Файнзильберг всегда стремился воздерживаться от выступлений, но были случаи, когда он показывал свои артистические способности. Он принимал участие в постановках пьес, затеянных группой молодых литераторов. Роли Ильф вел, как настоящий актер, но быстро утомлялся. В то время еще никто не догадывался о том, что Илья смертельно болен. Не догадывался об этом и он сам…

Илья Ильф очень редко раскрывался перед кем-либо и трудно сходился с людьми. С ним очень трудно было подружиться. Каждый, кто претендовал на это, должен был пройти множество испытаний. Ильф экзаменовал своих знакомых язвительными замечаниями, насмешливыми вопросами, проверял их чувство юмора, умение дружить. Все это испытание могло закончиться вопросом: «Я не обидел вас?» Илья Арнольдович не был затворником. Он имел дар слушать и слышать. Всем своим существом юноша вникал в собеседника. Лев Славин говорил о том, что молодой писатель имел почти безупречное чувство формы, способность эмоционально воспламеняться, проницательность и особую глубину суждений, тонкое понимание людей… Многие из молодых поэтов и писателей пророчили ему славу крупного, широко известного писателя.

В начале 1920-х годов многие друзья Ильфа уезжали в Москву, поэтому, ощутив духовную пустоту, молодой писатель тоже начал готовиться к отъезду. В 1923 году он приехал в столицу. Поскольку найти жилье было очень трудно, Ильф поселился вместе с Ю. Олешей в его комнатушке. По соседству с ними жил какой-то энтузиаст-механик, строивший из всевозможного металлического лома, купленного на Сухаревском рынке, мотоциклетку. Жалкая перегородка комнатки все время сотрясалась от оглушительного грохота и лязга.

Вскоре Илья Файнзильберг поступил на работу в редакцию газеты «Гудок» и получил комнату в общежитии типографии, расположенной в Чернышевском переулке. Помещение это было очень мало и ограничивалось половинкой окна да тремя фанерными перегородками. Все убранство комнаты составлял матрац, лежащий на четырех кирпичах, и стул. После того как Ильф женился, в комнатке появился еще один стул и примус. Спустя еще четыре года эта «квартира» была описана в романе «12 стульев» в главе «Общежитие имени монаха Бертольда Шварца». Интересное зрелище представляла и редакционная комната, в которой работали Ильф, Олеша, Гехт; она носила странное название «Четвертая полоса». Одну из стен комнаты украшала стенгазета с красноречивым названием «Сопли и вопли».

Ильф и его товарищи из «Могучей когорты», как они сами себя называли, занимали должность «правщиков». В их обязанности входило готовить к печати письма читателей, превращая их в небольшие рассказы с емкими, ядовитыми названиями: «Шайкой по черепу!», «И осел ушами шевелит», «Станция Мерв – портит нерв». Именно на этой работе Илья Ильф проявил свое оригинальное дарование. В каждой заметке сверкал юмор и чувствовалось своеобразие стиля. Е. Петров в своих воспоминаниях писал: «Он (Ильф) сидел, вытянув перед собой ноги в остроносых красных башмаках, и быстро писал…» Именно эти башмаки представляли особую гордость молодого журналиста. Ильф был щеголем и любил одеваться. Несмотря на то что в то время придерживаться моды было очень трудно, среди своих друзей Илья выглядел европейцем. «Когда на нем появлялся пестрый шарф и особенно башмаки, – он становился многозначительным…» – вспоминал Ю. Олеша.

В 1925 году Илья Файнзильберг по заданию редакции отправился в Среднюю Азию, в результате чего появилась серия очерков «Москва– Азия». Эта поездка превратилась в большое путешествие, о котором писатель всегда вспоминал с огромным удовольствием. Свои впечатления о поездке журналист записал в одной из множества своих записных книжек. Однажды Ильфу подарили огромную бухгалтерскую книгу. Эта книга очень понравилась ему. «Здесь должно быть записано все. Книга жизни», – восхищенно говорил писатель. Вскоре увлечение Ильфа книгой прошло и на страницах появились «небрежные и резкие рисунки».

Именно в «Гудке» произошла встреча Ильи Файнзильберга и Евгения Катаева (Петрова), переросшая в многолетнюю дружбу и соавторство. В железнодорожной газете Евгений Петров появился в 1926 году, вернувшись из Красной Армии, и тоже работал правщиком. У него не было своей комнаты, и он ночевал у брата – Валентина Катаева. Именно Катаев-старший, уже опытный литератор, подкинул друзьям идею написать роман о стульях. «Я хочу стать Дюма-отцом, – шутливо заявил он, – уже давно пора открыть мастерскую советского романа, вы будете моими неграми. Я вам (Петрову и Ильфу) буду давать темы, вы будете писать романы, а я их потом буду править… Соглашайтесь. Один роман пусть пишет Илья, а другой Женя… Молодые писатели, посовещавшись, решили, что им лучше будет писать вместе. Каждый день Ильф и Петров оставались в редакции газеты, чтобы работать над рукописью, потому что жилищные условия этого не позволяли. Первую фразу к роману «12 стульев» придумал Илья Ильф: «Давайте начнем просто и старомодно – “В уездном городе N”. В конце концов, не важно, как начать, лишь бы начать», – твердо произнес он. О работе над первой главой романа Е. Петров писал так: «Мы никогда не представляли себе, как трудно писать роман. Мы уходили из Дворца Труда в 2 или 3 часа ночи, ошеломленные, почти задохшиеся от папиросного дыма. Мы возвращались домой… не в состоянии произнести ни слова». Прочитав первую главу, В. Катаев решил, что им не нужна «рука мастера»: «Не прибедняйтесь, Илюша. Обойдетесь и без Дюма-пера. Продолжайте писать сами…»

Молодые авторы, вдохновленные похвалой мэтра, продолжили работу над романом, но один из его героев никак не хотел влезать в приготовленные для него рамки. Остап Бендер из второстепенного героя стал основным действующим лицом книги. По одной из версий, прототипом Остапа Бендера стал человек, изображенный на фото, до сих пор хранящемся в семейном альбоме Ильфов. Оно было вырезано из одного дореволюционного журнала и подписано: «Это мой брат Сандро Фазини в костюме апаша». К сожалению, на фото изображен не Александр Файнзильберг, художник, выбравший себе такой необычный псевдоним. Но в независимом, нагловатом выражении лица мужчины, шарфе на шее легко можно угадать Великого Комбинатора.

Сюжет в романе «12 стульев» играет лишь служебную роль. Там почти нет выдуманных фигур. Все герои романа были взяты авторами из жизни, из действительности. Но вместе с халтурщиками, мошенниками, бюрократами и пошляками в книге появляется еще один персонаж – Одесса. В не вошедшей в «12 стульев» главе «Прошлое регистратора ЗАГСа» упоминается нынешняя филармония (здание биржи, сооруженное в ассиро-вавилонском стиле), а рядом с домом Ильфа – мясная лавка некоего Бендера, кафе «Флорида», ставшее местом дискуссий «пикейных жилетов» о возрождении в Черноморске порто-франко, – конечно же, знаменитое одесское кафе «Фанкони», расположенное на Екатерининской улице, а сам Черноморск – Одесса.

В своих воспоминаниях Е. Петров часто говорил о том, что им очень сложно работать вместе: «Надо думать, Гонкурам было легче. Все-таки они были братья. А мы даже не родственники. И даже не однолетки… Мы беспрерывно подвергали друг друга жесточайшей критике, тем более обидной, что преподносилась она в юмористической форме. Добрый-то он (Ильф), добрый, мягкий-мягкий, но вдруг как кусанет – долго будешь зализывать рану и жалобно скулить в углу. За письменным столом мы забывали о жалости…» Но несмотря ни на что, это был очень гармоничный писательский союз.

Роман «12 стульев» был закончен менее чем за полгода. В 1928 году его опубликовали в журнале «30 дней» и в издательстве «Земля и фабрика». Читатели буквально зачитывали до дыр роман о похождениях Великого Комбинатора, а критика просто не заметила. О. Мандельштам в 1929 году с возмущением писал, что этот «брызжущий весельем памфлет» оказался не нужен рецензентам. А. Тарасенков написал в «Литературной газете» статью о романе «12 стульев» с правдивым названием «Книга, о которой не пишут».

С 1928 года Ильф и Петров как фельетонисты работали в журнале «Смехач», а через год они перешли в только что открывшийся сатирический журнал «Чудак». Илья Арнольдович вел отдел литературных рецензий и часто писал острые, смешные заметки о всевозможных курьезах и ляпсусах. Несмотря на то что такую работу чаще всего поручали второстепенным сотрудникам, Ильф вкладывал в крохотные заметки весь свой талант, всю изобретательность зрелого мастера. Нужно ли говорить о том, что сатирическая сторона заметки всегда была на высоте. В «Чудаке» родился псевдоним Ильфа и Петрова – Ф. Толстоевский. Этим псевдонимом авторы подписывали ряд новелл из жизни придуманного анекдотического города «Колоколамска». В журнале печатали и написанные Толстоевским сатирические сказки новой Шахерезады, а также театральные и киносценарии. Ильф и Петров вместе работали над рецензиями, подписывая свои статьи псевдонимом «Дон Бузилио».

После успеха первого романа соавторы начали работу над его продолжением. Они воскресили «зарезанного» Кисой Воробьяниновым в финале «12 стульев» Остапа Бендера. В этой книге О. Бендеру исполнилось 33 года, как и его создателю Илье Ильфу. Новый роман «Золотой теленок» был опубликован в 1931 году в журнале «30 дней», а спустя два года вышел отдельной книгой в издательстве «Федерация». Во время работы над «Золотым теленком» Илья Файнзильберг увлекся фотографией, о чем шутливо писал Е. Петров: «Было у меня на книжке 800 рублей и чудный соавтор. Я одолжил ему мои 800 рублей на покупку фотоаппарата. И что же? Нет у меня больше ни денег, ни соавтора… Он только и делает, что снимает, проявляет и печатает…» Это увлечение на год отлучило Ильфа от работы над «Золотым теленком». Вот почему в романе появилась шутка о фотографе, который даже консервы открывает при красном свете, опасаясь, что они испортятся. Фотоработы Ильи Файнзильберга поражают точностью, тонкостью. Его имя по праву может стоять в одном ряду с такими знаменитыми мастерами фотографии того времени, как Родченко.

После публикации второго романа дилогия о похождениях Великого Комбинатора стала очень популярной не только в СССР, но и за рубежом, где книги выходили огромными тиражами. Журнал «Крокодил» едко писал, что, выпуская ежегодно по 12 стульев во всех городах мира, Ильф и Петров приведут к перепроизводству мебели на Западе. Книга получила восторженные отклики М. Горького, А. Зощенко, А. Барбюса.

(В 1948 году секретариат Союза писателей постановил считать «12 стульев» и «Золотой теленок» пасквилянтскими и клеветническими книгами, переиздание которых «может вызвать только возмущение со стороны советских читателей». Запрет на переиздание этих книг был закреплен и специальным постановлением ЦК ВКП(б), действовавшим до 1956 года.)

Несмотря на всю внешнюю хрупкость, Ильф был очень смелым человеком. Он смело вставал на защиту слабых, заставляя отступать хулиганов. Илья Арнольдович несколько месяцев служил в красных партизанских частях в годы Гражданской войны, но никому не говорил об этом из скромности. Одному из своих знакомых, офицеру войск МГБ, он подарил книгу с надписью: «Майору государственной безопасности от сержанта изящной словесности». О гражданской позиции Ильфа говорили его игры. Он называл фамилию какого-либо деятеля искусства, и затем кто-нибудь выкрикивал цифру. Илья Арнольдович пояснял, что здесь речь идет о том, сколько советская власть переплатила названному товарищу за его деятельность. В его записной книжке можно было найти фразу о «колбасе для идиотов» и целом ряде других товаров особого назначения. Ильф по своей природе не мог мириться с подлостью и угодничеством, хотя знал, что за эти смелые высказывания мог попасть в сталинские застенки.

С 1932 года И. Ильф и Е. Петров сотрудничали с газетой «Правда». В 1933–1934 годах они побывали в Западной Европе. До Италии друзья добрались на советском военном корабле, а затем поехали в Вену, надеясь получить гонорар за перевод «12 стульев». Получив деньги, Ильф и Петров отправились в Париж, где, по свидетельству Ильи Эренбурга, писали киносценарий по заказу одной из киностудий. Хотя картина оказалась провальной, авторы остались довольны: Илья Арнольдович разыскал там своего брата-художника, выехавшего из Одессы еще до революции, а Евгений Петрович пожил в Париже.

В 1935 году писатели совершили путешествие по США, позже написав книгу «Одноэтажная Америка». Это было первое произведение, которое они писали, пополам поделив главы между собой. А. Н. Толстой назвал этот роман «чрезвычайно зрелым художественно». Во время прогулки по знаменитому кладбищу Нового Орлеана Ильф закашлялся, на его платке появилась кровь. К этому времени Илья Арнольдович знал, что неизлечимо болен: туберкулез легких входил в последнюю стадию.

Вернувшись в Москву совершенно больным, он сказал однажды, изнуренный беспрерывной спешкой на всевозможные собрания: «Я решил больше не спешить. Опоздаю так опоздаю!»

Илья Арнольдович в последние месяцы жизни вернулся к идее записывать свои наблюдения, но не в форме дневника, а в виде коротеньких самостоятельных записей. Однако теперь он не записывал их, а печатал на машинке. Среди его записей остался и план фантастического романа, который так и не был закончен. О своей болезни Ильф старался никому не говорить. За несколько дней до смерти, сидя в ресторане, он взял в руки бокал и грустно сострил: «Шампанское марки “Ich sterbe”» («Я умираю» по-немецки).

13 апреля 1937 года Илья Арнольдович Файнзильберг умер у себя дома в квартире в Лаврушинском переулке. Проводить в последний путь знаменитого писателя и журналиста пришли его друзья, известные литераторы: В. Катаев, Е. Петров, Ю. Олеша, А. Фадеев и многие другие. Непрерывной вереницей шли люди в Дом писателей, чтобы отдать дань уважения прекрасному автору и благородному человеку Илье Файнзильбергу. Запомнились слова из прощальной речи поэта Асеева: «Ильф был из тех людей, которым можно доверить жизнь…»

ИОФФЕ АБРАМ ФЕДОРОВИЧ

(род. в 1880 г. – ум. в 1960 г.)

Советский физик, организатор физических исследований в СССР, педагог. Академик Петербургской АН (1916 г.), РАН (1920 г.), АН СССР (в 1942–1945 гг. ее вице-президент), заслуженный деятель науки РСФСР (1933 г.), Герой Социалистического Труда (1955 г.). Создатель и руководитель (1918–1951 гг.) Физико-технического отдела Государственного рентгенологического и радиологического института, директор Физико-технического института АН СССР, директор Института полупроводников АН СССР (с 1955 г.). Основные труды посвящены физике твердого тела. Его работы положили начало физике и технике полупроводников. Глава многочисленной школы физиков. Лауреат Сталинской (1942 г.) и Ленинской премий (1961 г., посмертно). Автор биографической книги «Встречи с физиками».

Когда речь заходит об Абраме Федоровиче Иоффе, создается впечатление, что большинство крупных отечественных физиков середины XX века прямо или косвенно были учениками этого питерского академика. Хотя он и не был Нобелевским лауреатом, его вклад в физику и в создание отечественной научной школы физиков огромен. Он практически создал школу, сравнимую по уровню со школами Э. Резерфорда в Кембридже и М. Борна в Геттингене. Из школы Иоффе вышли известные советские физики, многие из которых сами стали основателями собственных школ: академики А. П. Александров, А. И. Алиханов, Л. А. Арцимович, П. Л. Капица, Б. П. Константинов, Г. В. Курдюмов, И. В. Курчатов, П. И. Лукирский, И. В. Обреимов, H. Н. Семенов, Ю. Б. Харитон; член-корреспондент АН СССР Я. И. Френкель, академики АН УССР А. К. Вальтер, В. Е. Лашкарев, А. И. Лейпунский, К. Д. Синельников и многие другие. Среди ученых его называли «отцом советской физики» или даже «папой Иоффе». Во многом успехи советской физики были предопределены его личными качествами – большим талантом физика-экспериментатора, выдающимися организаторскими способностями, умением быстро и точно ориентироваться в сложных проблемах новой физики, рождавшейся в то время, его поразительным чутьем к новому, позволившим ему уже в 1920-е годы понять значение ядерной физики, а в 1930-е – физики полупроводников и полимеров. Чрезвычайно важным качеством всесторонне одаренной личности Иоффе был дар Учителя и высочайшая ответственность Иоффе перед страной, где физика находилась в зачаточном состоянии. Он вырастил физиков нового типа – людей «физически мыслящих», которые могли бы быстро разобраться в сущности новых, неожиданно возникающих перед ними проблем, а не просто хорошо бы знали всю теорию и практику тех или иных установившихся вопросов техники.

Абрам Федорович родился 29 октября 1880 года в Ромнах Полтавской губернии в семье купца 2-й гильдии. Так как в небольшом городке не было гимназии, а имелось лишь мужское реальное училище, то он в него и поступил. Примечательно, что одноклассником Иоффе оказался С. П. Тимошенко – впоследствии крупный механик. Физикой Абрам заинтересовался еще в училище. Он часто подчеркивал, что произошло это не благодаря влиянию учителей, а, скорее, вопреки: уровень преподавания в училище был очень низким. Одаренный юноша мечтал о поступлении в университет, но, как известно, до революции для поступления в университеты необходимо было знание древних языков, преподавашихся только в гимназиях. Поэтому по окончании реального училища Иоффе остановил свой выбор на Петербургском технологическом институте, в котором, по его мнению, в наибольшей степени можно было научиться физике. В этом институте преподавали выдающиеся ученые, в частности И. И. Боргман, Н. А. Гезехус, Б. Л. Розинг. Наряду с физикой, Иоффе много работал в области ее биологических приложений, что в конце XIX – начале XX века было более чем необычно, и занимался еще и чисто инженерными работами, в основном во время летней практики.

В 1902 году выпускник Технологического института, заручившись рекомендациями, отправился в Мюнхен для приобретения опыта в постановке эксперимента по проверке созданной им еще в годы учебы в училище резонансной теории запаха и чувства обоняния. Там в те годы работал лучший, по отзывам петербургских профессоров, физик-экспериментатор В. К. Рентген. Сначала Абрам был практикантом и жил на собственные средства, а потом получил место ассистента. Между лауреатом Нобелевской премии и начинающим физиком сложились плодотворные и самые доверительные отношения. В годы работы в лаборатории Рентгена (1903–1906) Иоффе провел ряд крупных исследований, среди которых был эксперимент по определению «энергетической мощности» радия, работы по механическим и электрическим свойствам кристаллов и др. Эти исследования закрепили за ним репутацию физика, глубоко вдумывающегося в механизмы изучаемых им процессов и с исключительной точностью проводящего опыты, расширяющие представления об атомно-электронных явлениях в твердых телах. Уже в докторской диссертации, выполненной в лаборатории Рентгена в Мюнхене, Иоффе проявил мастерство экспериментатора и решил важный на тот момент вопрос упругого последействия в кристаллах, за что ему была присуждена степень доктора с высшим отличием.

В 1906 году Абрам Федорович, отказавшись от лестного предложения Рентгена остаться для продолжения исследовательской и преподавательской работы в Мюнхенском университете, вернулся в Россию и устроился на должность старшего лаборанта в Петербургском политехническом институте. В 1906–1917 годах в физической лаборатории института Иоффе выполнил блестящие работы по подтверждению эйнштейновской квантовой теории внешнего фотоэффекта, доказательству зернистой природы электронного заряда, определению магнитного поля катодных лучей. В 1913 году, после защиты магистерской диссертации, он стал экстраординарным профессором, а в 1915-м, защитив докторскую диссертацию, – профессором кафедры общей физики в своем институте. За исследования по упругим и электрическим свойствам кварца и некоторых других кристаллов Академия наук в 1914 году наградила его премией им. С. А. Иванова.

Помимо этих важнейших исследований Иоффе занимался теоретическими разработками в области теплового излучения, в которых получили дальнейшее развитие классические исследования М. Планка. А результаты исследований по электропроводности ионных кристаллов (в соавторстве с М. В. Миловидовой-Кирпичевой) были впоследствии, уже после окончания Первой мировой войны, с блеском доложены им на Сольвеевском конгрессе 1924 года и, вызвав оживленную дискуссию у его знаменитых участников, получили их полное признание. Наряду с интенсивной исследовательской работой, Абрам Федорович много сил и времени уделял преподаванию. Он читал лекции не только в Политехническом институте, но также на известных в городе курсах П. Лесгафта, в Горном институте и в университете. Однако самым главным в этой деятельности Иоффе была организация в 1916 году семинара по новой физике при Политехническом институте. Именно в эти годы Иоффе – сначала участник, а потом и руководитель семинара – выработал тот замечательный стиль ведения такого рода собраний, который создал ему заслуженную известность и характеризовал его как главу школы. Семинар Иоффе в Политехническом институте по праву считается важнейшим центром в области кристаллической физики.

В октябре 1918 года по инициативе Иоффе был создан физико-технический отдел в Рентгенологическом и радиологическом институте (реорганизованном вскоре в Физико-технический институт), а через год – физико-механический факультет в Политехническом институте, деканом которого он также был более 30 лет. Создание Физико-технического института позднее породило разветвленную сеть научно-исследовательских институтов физического профиля (15 дочерних институтов, в том числе физико-технические институты в Харькове, Днепропетровске, Томске и др.).

Широкий кругозор и способность предвидения, выдающийся талант ученого и организатора позволили Иоффе осуществить реформу физики в СССР, воспитать большой отряд физиков, показать значение физики для техники и народного хозяйства. До 1954 года Иоффе был директором Физико-технического института АН СССР, а затем возглавил Институт полупроводников АН СССР.

Научная работа А. Ф. Иоффе в 1920-е годы была сосредоточена на изучении механических и электронных свойств твердого тела, с началом 1930-х годов одним из основных направлений стала ядерная физика. Ученый быстро оценил ее грядущую роль в дальнейшем прогрессе науки и техники. Поэтому физика ядра прочно вошла в тематику работ ФТИ. В то же время собственная научная работа Иоффе сосредоточилась на другой проблеме – проблеме физики полупроводников как новых материалов для электроники. Им создана методика определения основных параметров, характеризующих свойства полупроводников, и система классификации этих материалов (1931–1940). Эти работы послужили предпосылкой развития новых областей полупроводниковой техники – создания термо– и фотоэлектрических генераторов и холодильных устройств. В конце 1930-х годов Иоффе предложил механизм выпрямления тока в полупроводниках, нашедший применение при производстве диодов, и выдвинул идею плазменного термоэлектричества. Все эти работы отличали феноменальная скрупулезность и аккуратность, а также неизменное стремление свести все наблюдаемые эффекты в единую стройную схему – черты, впитанные и всеми учениками школы Иоффе.

Однако жизнь крупного физика не была безоблачной. На его судьбе отразились все методы морального террора, с помощью которого власти пытались отлучить от науки многих крупных ученых. Правда, Иоффе никогда не конфликтовал с властями, всегда подчеркивал свою лояльность и даже преданность системе, что давало ему возможность занимать крупные административные посты в науке и непосредственно влиять на государственную политику в этой области. Но власти чувствовали, что по духу он им чужой: во-первых, он работал в Мюнхене и впитал в себя дух классической науки, не зависимой ни от чего, кроме истины. Поэтому он считался «трудно управляемым», всегда имел собственное мнение и не боялся его открыто высказывать. Во-вторых, Абрам Федорович, хотя и был членом КПСС с 1942 года, но активно не участвовал в политических мероприятиях. Ну, и в-третьих, Иоффе был евреем, а власти, особенно в годы борьбы с космополитизмом, «забывали» о пятом пункте только в том случае, когда у них не было выбора – без помощи ученых-евреев трудно было решать важнейшие оборонные задачи. Так, в годы войны Иоффе участвовал в строительстве радиолокационных установок в Ленинграде, во время эвакуации в Казани был председателем Военно-морской и Военно-инженерной комиссий.

Следует вспомнить хотя бы атомную проблему или проблему создания ракетного оружия. Еще зимой 1920 года в холодном и голодном Петрограде была создана Атомная комиссия, в которой непосредственное участие принимал и А. Ф. Иоффе. Он считал необходимым проводить исследования атома быстро и напряженно и поставить работу по атомной физике в особые условия. Центром научных исследований стал Рентгенологический институт, а позже Физико-технический институт, возглавляемый им. Вокруг него объединялась плеяда талантливых исследователей. Знаменитый Ленинградский физтех, носящий сегодня имя академика Иоффе, называли по-разному: и «Парнасом новой физики», и «Могучей кучкой», и даже «Детсадом папы Иоффе». Академик И. К. Кикоин вспоминает: «Это действительно был детский сад – в том смысле, что основную силу, основную армию сотрудников института составляли студенты 1, 2, 3 курсов. Они и делали науку в Физико-техническом институте, а это значит, они делали науку – физику – и в стране. Но сад должен и плодоносить. Этот физтеховский детский сад принес свои плоды, и, я бы сказал, плоды неплохие. Например, советская атомная техника, атомная энергия – это есть плод того самого сада, который посадил и взрастил Абрам Федорович Иоффе».