Текст книги "Частное лицо"

Глава шестнадцатая. Золотой ключик

– Признайся, Ватсон, в твоих жилах течет королевская кровь? – спросил Клименок, увидев, что все оставшиеся в строю члены «тайного общества меча и орала», так он называл наших подопечных магов, выстроились у дверей при нашем появлении.

Королевской крови в моих жилах, слава богу, не было, о чём я сообщил Клименку.

– Тогда почему торжественный приём?

Но торжественного приёма не получилось. Едва Клименок остановил машину, как эта братия ринулась на нас, причём без хлеба и соли.

– Это уже больше похоже на нашествие варваров на Рим, – прокомментировал Клименок.

– Как вы могли оставить нас одних в такое время! – набросился на нас Гроссмейстер.

– А не вы ли вчера говорили, что не желаете делить с нами крышу над головой? Возможно, я неправильно цитирую?..

– Вам бы ёрничать да издеваться, а из-за вашей халатности вчера чуть не погибла Катя, – перебил Клименка Покровский.

– Но ведь не погибла. Катенька, вы живы?

– Да пошёл ты, скотина! – с чувством сказала она и зарыдала.

– Ладно, господа, а теперь без лирики, – рявкнул на них Клименок, – что случилось?

– Вчера кто-то перевернул всех дном комнату Кати, – сообщил Покровский. – А если бы она вошла в это время?.. Это такой кошмар. Мы все всю ночь не спали…

– Мы вам звонили, – перебил его Сергей, – а вы…

– Как вы так можете? – осуждающе спросила Алла.

– А вы нас ни с кем не путаете? – набросился на них Клименок. – Мы что, в няньки к вам поступили или в телохранители? Бардак, видите ли, кто-то устроил. Так здесь рыдать впору служанке. Вам ясно?!

– Но ведь Катю могли убить, – взволнованно, но уже миролюбиво произнёс Покровский.

– Убить? Ну что вы. Разве Аллочка способна на убийство? А перевернуть мебель и расшвырять бельё, это по-женски. Это у них в крови. Можете…

– На что вы намекаете! – возмутился Эдвард Львович.

– Намекаю? Намекать больше по вашей части. Я же совершенно официально заявляю, что это дело рук нашей очаровательной Аллочки.

– Но это же… смешно, – заступился за неё Эдвард Львович.

– Вы правы. Это действительно смешно. Столько усилий, и всё напрасно. Представляю, как она обрадовалась, когда ей сообщили по большому секрету, что ключик гражданки Былых находится у Кати. Как старательно она искала, как радость сменилась злобой, а потом отчаянием…

– Да как вы смеете! – завизжала Алла.

– Я не смею, а вот вы, стоило оставить без присмотра, и что?

– Ваши обвинения голословны… – она захлебнулась злобой.

– Пока, но стоит мне допросить одну особу, чьё имя я пока не стану разглашать в интересах следствия, и она покажет, что не далее как вчера она сообщила вам, где, а вернее у кого находится ключ. При этом она может взболтнуть и что-нибудь ещё, так что вам лучше во всём признаться.

– Хорошо. Это я была в комнате Кати. Что, доволен?

– Вы действительно уверены, что ключ не у неё? – спросил Сергей, и одновременно вопрос задал Покровский:

– Но почему ей сказали, что ключ у моей дочери?

– Ключ действительно забрала Катя, её видели.

– Я не брала…

– Брали, только не помните из-за транса. Алла его не нашла, потому что в комнате его не было.

– Вы уверены? – спросил Сергей.

– Если бы был, я его нашёл.

– Вы обыскивали комнату моей дочери? – возмущенно спросил Покровский.

– А мне надо было получить санкцию судьи?

– Подождите, – опомнился Гроссмейстер, – если ключ забрала Катя, то… – ужаснувшись собственного вывода, он уставился на Клименка.

Тот посмотрел на часы и спросил:

– А разве сейчас не время завтрака?

– Как вы можете говорить о завтраке! – патетически воскликнул Гроссмейстер.

– Насколько я понимаю, в этом доме принято говорить о завтраке именно в такое время. Мы с Ватсоном голодны, а посему комментарии будут после еды. Мы идём переодеваться. Пошли, Ватсон.

Сказав это, Клименок проследовал в свою комнату. Я последовал его примеру.

За завтраком я почувствовал себя персонажем одного старого анекдота:

«Расценки в публичном доме:

Половой акт – 100 долларов.

Подглядывание за половым актом – 50 долларов.

Подглядывание за подглядывающим – 500 долларов».

Единственным человеком, который мог спокойно есть тем утром, был Клименок. Он поглощал еду с чувством и расстановкой, не обращая внимания ни на кого. Глядя на него, я подумал, что он так же спокойно поглощал бы завтрак, если бы рядом кого-то насиловали или убивали. Даже если бы на завтрак заявился Айвасс, Клименок предложил бы ему чашку кофе и поинтересовался, как у того дела. Профессия накладывает свой отпечаток.

Поглядывающими, как это очевидно, были наши подопечные маги, которые с нетерпением ждали, когда Клименок прокомментирует то, что не решился произнести вслух Гроссмейстер. Пока Клименок ел, они сидели, как на иголках, проклиная его, меня, а заодно и всю нашу милицию во главе с приславшим нас генералом. Им кусок не лез в горло.

Я не мог есть, боясь подавиться от смеха. Смех приходилось сдерживать изо всех сил, настолько забавными казались все эти люди с их «нравственными терзаниями» – любимый термин нашей школьной училки по литературе. Кроме «нравственных терзаний» со школьной скамьи я вынес, что «нищенского жалования в 30 000 Пушкину явно не хватало» и то, что эсеры были левыми. Все остальное, что нам давали, начиная с пятого класса, было излишним, разве что мне пригодилось в студенческие годы знание вариантов диссоциации спирта в воде.

Так, на факультативе по химии я узнал, что спирт лучше разбавлять кипятком. Я использовал для этого дела компот. Сначала нагревал до кипения, затем выключал газ и добавлял спирт. Все это бурно бурлило и воняло сивухой (или ещё чем). Полученный раствор остывал в открытом виде и подавался к столу. На вкус он был компотом, а с ног валил, как спирт. Надеюсь, это отступление окажется для кого-то полезным.

Наконец Клименок допил кофе и сообщил:

– А теперь, дамы и господа, я к вашим услугам. Предлагаю перейти в гостиную.

– Так вот, – начал он свою речь, устроившись в кресле в гостиной, – нам с Ватсоном удалось найти незаинтересованных свидетелей событий той ночи, когда скончалась гражданка Былых.

– Простите, о каких свидетелях вы говорите? – перебил его Гроссмейстер. – Насколько мне известно, все были у себя в комнатах и выбежали в коридор только после того, как услышали Катин крик. Или вы кого-то подозреваете во лжи?

– Во лжи я подозреваю всех, но это к делу не относится. Я говорю о тех свидетелях, о существовании которых большинство из вас не догадывается.

– Вы говорите о посторонних? Но это невозможно, дом охраняется…

– Ваш дом ни черта не охраняется, и доказательством тому является злополучный бисер на лестнице.

– Но ведь вы сами сказали…

– Если мы с Ватсоном привели в дом проституток, то почему ни одна сволочь этого не заметила?

– Простите, вы сказали «если»? – заметил Сергей.

– Я сказал «если» потому, что никаких проституток здесь не было. Я их выдумал, чтобы до поры до времени скрыть от вас факт существования свидетелей… Может, вы дадите мне договорить?

– Так вот, – продолжил он после массовых извинений, – той ночью гражданка Былых явно не страдала от отсутствия внимания со стороны коллег по Ордену. Первым известным нам ночным посетителем был господин Солодилов.

– Ты? Но что ты там делал? – спросил его Гроссмейстер.

– Пытался убедить её отказаться от шантажа.

– Мы с Ватсоном уверены, что это чертовски далеко от истины. На самом деле господин Солодилов приходил к гражданке Былых, чтобы уговорить её передать, разумеется, не бескорыстно, ключ ему. Судя по всему, она отказала.

– Я… – попытался сказать Сергей, но Клименок не дал ему продолжать.

– У вас ещё будет время для оправданий. Сейчас же позвольте договорить. Так вот, следом за вами её посетила гражданка Неценко. Причём практически с той же целью. Я говорю «практически» потому, что она тоже уговаривала гражданку Былых отдать ключ, и тоже не бескорыстно….

Сергей посмотрел на Аллу полным ненависти взглядом. Заметив это, Клименок улыбнулся.

– Но и ей не удалось заполучить этот трофей, – продолжил он.

На лице Сергея появилась злорадная улыбка.

– Третьим посетителем оказалась гражданка Лунгина. Будучи прирожденным бизнесменом, она сумела склонить гражданку Былых на свою сторону.

– Так ключ у неё? – в один голос спросили Алла с Сергеем.

– Нет, и я сегодня говорил, у кого. Вы не умеете слушать, поэтому и остались ни с чем. Но об этом позже. Гражданка Лунгина покинула комнату гражданки Былых, унося с собой обещание последней передать ей ключ при определенных обстоятельствах. Но без самого ключа. С ключом от неё вышла гражданка Приходько, которая и была последним визитером к гражданке Былых. По крайней мере, при жизни.

Все посмотрели на Катю. Та, сжавшись в комок под этими пристальными взглядами, пролепетала:

– Я… не убивала… правда, не убивала… Ну скажите наконец, что я не убивала!

– А разве я говорю об убийстве? Никто никого не убивал. А теперь, если вы ещё не устали меня слушать, я изложу подробную версию следствия.

– Как я уже говорил, – продолжил он, – никакого убийства не было. И если отказаться от сложных медицинских терминов, причиной смерти гражданки Былых стало чрезмерное увлечение тем видом самоистязания, который принято считать здоровым образом жизни. Её никто не убивал. Что касательно шантажа, то здесь я должен извиниться перед гражданкой Былых, потому что никакого шантажа не было.

До того, как Клименок произнёс эти слова, я слышал о немых сценах только от Гоголя, да и то не лично. Теперь мне удалось стать свидетелем одной из них. Видя, как гости застыли от удивления, Клименок решил сделать паузу, пока кто-нибудь не сыграет в «отомри».

Первым опомнился Сергей.

– Как не было? Вы же сами говорили?..

– Говорил, – согласился Клименок, – и был неправ. Гражданка Былых никогда не помышляла о шантаже. (Буря эмоций в зале).

– Но как же ключ? – спросила Алла. – Или вы хотите сказать, что его тоже не было?

– Про ключ я сегодня говорил дважды. Теперь о причинах версии шантажа. Скажите, Эдвард Львович, не оглашали ли вы в последнее время какого-нибудь завещания, или не делились с кем-нибудь планами на будущее?

– Да, незадолго до этих событий у меня был разговор с Аллой и Сергеем.

– И что вы сказали?

– Сказал, что ухожу от дел, а посему хочу видеть их во главе Ордена в качестве законных мужа и жены.

– И как отреагировали на это предложение молодые люди?

– Они были ошеломлены, и…

– Все правильно, Эдвард Львович, с этого «и» все и началось. Объявив ваше желание, вы задали направление последующих событий, последствия которых мы и пытаемся теперь расхлебать. Дело в том, что ваше предложение было принципиально невозможно как для Сергея Петровича, так и для Аллы Владимировны.

Причина, по которой Сергей Петрович не мог его принять – он был слишком горд, чтобы иметь в качестве законной жены вашу любовницу, которая до этого ещё и промышляла проституцией.

– Это клевета! – завопил Гроссмейстер так, словно это его обвинили в занятии проституцией.

– К тому же он искренне полагал, – продолжал Клименок, не обращая внимания на вопль Гроссмейстера, – что всё здесь по праву принадлежит ему. Не зря он столько лет был вашей тенью.

Для Аллы Владимировны подобный брак тоже был невозможен. Причём по сходным причинам. В-первых, она была слишком горда, чтобы вступать в брак с таким ничтожеством, каким она считает Сергея Петровича, не говоря о том, чтобы выслушивать постоянные упреки относительно её прошлого. К тому же, будучи Алой Женщиной, она искренне полагала, что имеет права на материальное и духовное наследство Эдварда Львовича. Не зря же она занималась здесь сексуальной магией, по сравнению с которой фантазии большинства извращенцев покажутся детскими забавами.

– Это клевета! – завопили в один голос присутствующие.

– Дело в том, дамы и господа, – продолжил Клименок, когда страсти немного улеглись, – что я ознакомился с биографией господина Кроули (речь идет о книге «Жизнь мага: Биография Алистера Кроули», автор Мартин Бут), в которой говорится, что Кроули заставил или хотел заставить одну из своих Алых Женщин совокупляться с козлом, которому во время этого акта перерезали горло. Ну да не будем ворошить бельё Аллы Владимировны.

Для нас с вами важнее знать, что каждый из них считал себя единственным наследником Гроссмейстера и ничего не хотел уступать врагу. В результате все помыслы этих людей были направлены на то, как устранить конкурента и выиграть эту войну.

И так было угодно судьбе, что именно в это время появилась Анна Степановна со своим ключом. Скорее всего, она заявила, что у неё есть нечто важное и она готова передать это Ордену в обмен на некое привилегированное положение. Неумение слушать собеседника сыграло как с Аллой Владимировной, так и с Сергеем Петровичем злую шутку. Они решили, что та предлагает им некий компромат, причём не поняли, на кого из них или на обоих сразу, но с присущей им энергией набросились на бедную женщину в попытках выкупить у неё компрометирующий материал.

Видимо, Анна Степановна пыталась объяснять, что это не компромат и никак не связано с ними, что у неё есть некий относящийся к Кроули Артефакт, который она желает передать Ордену на определенных условиях, и так далее…

– Но почему она не обратилась с этим непосредственно ко мне? – перебил его Эдвард Львович.

– Боюсь, что теперь мы не узнаем истинной причины этого, – ответил Клименок, – а жаль. Так вот, Сергей Петрович с Аллой Владимировной стали преследовать Анну Степановну с целью приобретения у неё, как они думали, компромата. Она же, видя, что её не желают понимать, становилась всё злее, пока этот любовный треугольник не перерос в квадрат.

Дело в том, что бурная активность соперничающих сторон привлекла внимание Веры Павловны Лунгиной, которая, будучи прирожденным бизнесменом, решила, что стоит попробовать приобрести это нечто, чтобы потом выгодно реализовать. В отличие от своих соперников она знала, что прежде всего надо выслушать партнера и понять, чего он желает приобрести в результате сделки. Анна Степановна желала славы и почестей, и Вера Павловна пообещала предоставить их в полном объёме. Поэтому она и получила согласие Анны Степановны, и если бы не её смерть… Но случилось то, что случилось. Анна Степановна мертва, а ключ находится в неизвестном месте. А жаль. Было бы интересно взглянуть, что за раритет прячется в одной из банковских ячеек. Как знать, возможно, это и попавший талисман.

– Этого не может быть! – вскричал Сергей. Именно вскричал, и хотя я раньше ни разу не слышал, как люди «вскричивают», я сразу понял, что он именно вскричал.

– Почему?

– Потому что она предложила нам ключ значительно раньше.

– Ну и что? Вполне логично, что она сначала сняла ячейку, а уж потом украла талисман.

– Вы уверены, что это была она? – спросил Гроссмейстер.

– А разве в нашем положении можно быть в чем-то уверенным? – ответил вопросом на вопрос Клименок. – А теперь, господа, мы с Ватсоном хотели бы побеседовать с господином Покровским без посторонних. Надеюсь, господин Покровский не против?

– Я не могу оставить Катю одну.

– Придётся. Но это не надолго. Тем более, что, как выяснилось, лично ей никакая опасность не угрожает. Особенно теперь, когда мы разобрались с мнимым шантажом.

– Хорошо, господа, я к вашим услугам.

– Может, прогуляемся? Сегодня чудесная погода.

– С удовольствием принимаю ваше предложение. Тем более, что свежий воздух мне сейчас не повредит.

– Я пойду с вами, – потребовала Катя.

– Это невозможно, дитя моё, так как мы будем говорить с твоим отцом о таких вещах, о которых он не станет говорить при тебе.

– Неправда! У отца нет таких секретов, и я вам не дитя!

– К счастью, есть, – ответил Клименок.

– У Вашего отца может, секретов и нет, но они есть у следствия. И если Николай Васильевич говорит, что нам надо поговорить наедине, значит так надо. Пойми… – попытался я уговорить Катю.

– Но мне страшно, – перебила меня она.

– А ну марш к себе в комнату, пока тебе жопу не надрал! – рявкнул на неё Клименок.

Это подействовало. Расплакавшись, Катя побежала к себе.

– Ну, зачем вы с ней так, – укоризненно произнёс Покровский.

– А затем, что вы этого не сделали.

– Ладно, пора переходить к делу, – решил Клименок, когда мы расположились в беседке. – Вы соврали Кате, что она ваша дочь. Зачем?

– Что за глупости вы несете?

– У нас в стране делают анализы ДНК, или вы забыли? Вот ваши результаты. Или мне показать их Кате? – спросил Клименок, суя какие-то бумаги под нос Покровскому.

Тот побледнел.

– Прошу вас, не делайте этого, – выдавил он из себя.

– Тогда отвечайте на вопросы.

– Хорошо.

– Так зачем вы соврали Кате?

– Она – прекраснейший медиум. Второго такого я бы не нашёл. А так как для любовницы она слишком молода… Тем более, что я действительно был близок с её матерью, правда в другое время.

– Но зачем вам медиум? Да ещё до такой степени…

– Вы не поймете. Такие как вы слишком легкомысленно относятся к идее восприятия других миров.

– А вы слишком легкомысленно относитесь к реалиям этого мира, – вставил я.

– Хорошо. Я расскажу. Только пусть это останется между нами?

– Я это гарантирую, – пообещал Клименок.

– Не так давно я тоже был медиумом. Со мной вступал в контакт некий Учитель, который стал для меня роднее любого существа на Земле. Учитель многому научил меня. Фактически именно он сделал меня таким, каков я есть. Он же сделал меня живописцем. Но однажды я провинился. Я совершил непростительный поступок, и Учитель оставил меня. Он лишил меня привилегии общаться с ним напрямую, и теперь я могу вступать с ним в контакт только посредством медиума.

– Значит, вы умеете управлять Катей. Можете погружать её в транс, и так далее?

– Да, но только с одной целью и в крайних случаях.

– Считайте, что крайний случай для вас наступил.

– Но я не могу.

– Можете, или я отдам вас под суд. Сесть вы, может, и не сядете, но что больше никогда не увидите Катю, я вам гарантирую.

– Но это шантаж!

– Ну и что? Или вы думали, что после этих слов я разревусь и начну просить у вас прощения?

– Хорошо. Чего вы хотите? – сдался Покровский.

– Я хочу, чтобы вы погрузили Катю в транс и узнали, куда она дела ключ. Или вы уже это сделали?

– У меня не было для этого возможности.

– Тогда приступим.

– Что, прямо сейчас?

– А когда?

– Ну не знаю… нам надо подготовиться…

– Даю вам сорок минут. И постарайтесь подготовиться так, чтобы все прошло без задоринки. Иначе нам придётся обратиться к независимому специалисту.

Глава семнадцатая. Наследники

– Ладно, Ватсон, пошли трухнём наследничков, – сказал Клименок, посмотрев на часы.

– С кого начнем? – спросил я.

– Предлагаю с Дворецкого.

– С Дворецкого, так с Дворецкого, – согласился я.

Сергея мы нашли в его кабинете. Он изучал какие-то письма и счета.

– Извините, господа, но у меня неотложные дела, – сказал он, когда мы без стука вошли к нему в кабинет.

– Неотложные дела творят в сортире, – ответил Клименок, устраиваясь в кресле для посетителей. Мне достался не отличающийся крепким здоровьем стул.

– Я вижу, вы не понимаете…

– Это ты не понимаешь, – оборвал его Клименок. – Нам нужно задать тебе пару вопросов. Ответишь – свободен, а нет… К счастью, никто и никогда мне не говорил на это «нет»!

– Это угроза? – ощетинился Сергей.

– Ну что ты как маленький. Зачем мне тебе угрожать? Намного лучше и эффективней двинуть раз-другой по печени, а потом…

Говоря это, Клименок начал лениво вставать. Он явно не блефовал, и Сергей это понял. Ему потребовалось не больше секунды, чтобы сделать выбор между гордостью и благоразумием.

– Хорошо. Черт с вами. Спрашивайте, – сдался он.

– Как и когда ты познакомился с Гроссмейстером?

– Это было в 98 году. Я тогда перешёл на заочное отделение института и искал какую-нибудь работу. А Эдвард Львович тогда был директором и главным специалистом центра нетрадиционной медицины «Наследие».

– Ух ты! Почти как Аненербе. Он уже тогда был Гроссмейстером?

– Нет, тогда мы не думали ни о каком Ордене. Это произошло значительно позже, уже в новом веке. Эдвард Львович пригласил меня в гости на какое-то торжество. Дома он разоткровенничался. Рассказал, что его дед был учеником Алистера Кроули, которому тот передал свои знания и Орден Айвасса – так называется наш талисман. Тогда же я понял, что эти духовные сокровища не должны пропадать в забвении и уговорил его начать читать лекции о Кроули на курсах по активации и развитию энергетических зон. Уже тогда при нашем Центре работала школа, где поводились семинары по методике Кроули. Позже из этой школы образовался Орден.

– А как ваш Гроссмейстер познакомился с Аллой?

– Я уже рассказывал… Ай! Вы в своём уме?!

Задавая вопрос про Аллу, Клименок как бы невзначай взял со стола железную линейку, а когда Сергей стал нести официальную чушь, больно двинул его по пальцам лежащей на столе руки.

– Может, хватит вести себя, как лиса после аборта? – рявкнул он и посмотрел на Сергея так, словно тот был воплощением зубной боли. – Колись, Дворецкий. Я должен услышать правду до того, как ваш Гроссмейстер двинет коня!

– Что? Откуда вы знаете? – удивился Сергей.

– Есть такое понятие: отчётность. В больницах она тоже существует. Так что найти историю болезни вашего Гроссмейстера не составило труда. – И уже специально для меня Клименок пояснил: – Извини, Ватсон, я забыл тебе сказать, что наш Гроссмейстер умирает от рака мозга. Отсюда его прогрессирующая духовность, и вера в магию…

– Мы называем её магикой, – уточнил Сергей, – так обозначил её Кроули, чтобы отделить от того, что написано в книгах для домохозяек.

– Хорошо. Пусть будет магика, хоть по мне хрен редьки не слаще. Приближение смерти Гроссмейстера и стало причиной обострения борьбы между Аллой и Дворецким. Так что, Дворецкий, решай: будешь рассказывать нам правду, или высечь тебя публично? Ты же знаешь, я могу…

– Хорошо, я расскажу, тем более что вы и так все знаете, или почти все.

– Давай без предисловий.

– Вы знаете, что Алла была проституткой?

– Знаю, имел честь иметь.

– Она никогда не любила эту профессию. Её бесило, что каждый, кому не жаль было нужной суммы, считал её своей вещью. Её бесила необходимость отдавать львиную долю ментам и бандитам. Бесила необходимость отбиваться от сутенеров, желающих взять её под своё крыло. Бесили субботники. Поэтому, заработав немного денег, она вспомнила про свой диплом медсестры и устроилась кем-то вроде сиделки в больницу для тяжелобольных состоятельных людей.

– Да она просто святая! – воскликнул Клименок.

– На самом деле Алла искала богатого жениха.

– В больнице для умирающих? – удивился я.

– А что, Ватсон, идеальный ход. С одной стороны толпа беззащитных богатеев, а в больнице мы все беззащитны, с другой… Ты только представь, годами изнывать под какой-нибудь тушей килограммов в сто пятьдесят, а тут раз!.. И ты – богатая вдова без всякого криминала. А на неё любой бы запал. Ты же запал, Ватсон?

– Тут было кое-что другое, – продолжил рассказывать Сергей. – К тому времени у Эдварда Львовича начались припадки. Жуткая вещь. Сначала он начинал хрипеть, затем бился в конвульсиях, а, придя в себя, ничего о себе не помнил. И в эти пятнадцать-двадцать минут он был совершенно беззащитен перед чужим влиянием. Его сознание пыталось заполнить образовавшуюся брешь, и все, что ему говорили в эти минуты, он воспринимал за чистую монету. Используя эту особенность болезни Эдварда Львовича, Алла убедила его, что он её любит и как только они выйдут из больницы, они обязательно поженятся. Ну, и так далее.

– Тогда почему он предлагает жениться на ней тебе?

– Скорее всего, его мозг адаптировал её слова с идеями Кроули, в результате она стала его Алой Женщиной.

– А я думаю, это оттого, что кое-кто… хотя наверное это был Дворецкий, дудел своё в другое ухо Гроссмейстеру.

– А что мне было делать? Позволить этой шлюхе меня сожрать?

– Да ты не парься, Дворецкий. На твоём месте только идиот отказался бы от возможности, и если ты в чём-то грешен, так лишь в том, что не сумел нейтрализовать Аллу. А ты не пробовал с ней договориться?

– Пробовал. Она восприняла мою попытку как демонстрацию слабости и потребовала всё, бросив мне ради приличия крохи с барского стола.

– Значит, плохо пробовал. Ну да это твои трудности. Скажи, а идея со знакомством на вечеринке в гламурном клубе кому принадлежит?

– Ей же. Эта тварь, узнав, в каком обществе ей придётся общаться, решила, что положение экс медсестры для неё зазорно. Тогда, во время очередного припадка, она влила ему в уши свою версию их знакомства. Ну а мне ничего не оставалось, как потакать ей в этой лжи.

– Ладно, с этим всё ясно. Но за что вы так не любите прислугу? – спросил Клименок, перейдя вдруг на «вы».

– Какую прислугу… А, эту охреневшую суку (на самом деле он выразился значительно круче)?

– Ну, хотя бы её.

– А вы видели, как она себя ведёт? Мало того, что жрет самое лучшее, да сумками сынуле переправляет, она ещё и деньги крадет!

– По карманам лазит?

– У нас с вами в карманах таких денег никогда не было. Она же у нас в роли завхоза. При этом её никто не контролирует.

– А почему вы её не уволите или не поставите на место?

– Как, если за неё горой стоит Алла? Я и так делаю, что могу…

– Мда… похоже, вы ничего не можете.

– Вы правы. И хуже всего, глядя на неё, другие начинают вести себя так же. Ей можно, а им нельзя?

– А с какой стати Алла так относится к Елене Арсеньевне?

– Хоть убейте, не пойму.

– Они не родственники?

– Нет.

– Может Елена Арсеньевна что-то знает про Аллу?

– Не думаю. Слишком тепло та к ней относится. Действительно тепло.

– Ладно, Дворецкий, можешь заниматься своими бумагами. Мы пошли. Пойдем, Ватсон.

– Кстати, Ватсон, когда ты занимался чем-то околодуховным, ты с этими чудиками не пересекался? – спросил меня Клименок.

– К таким и на пушечный выстрел не подходил. К тому же я занимался совсем другими вещами.

– Разве? – удивился он.

– Аутогенная тренировка – это вполне научная вещь.

– То есть занимался только кошерными делами?

– Можно сказать и так.

– Понятно.

Аллу мы нашли в музыкальной библиотеке – в этом доме, оказывается, есть и такая. Пара диванов, несколько шкафов с компакт-дисками, несколько кресел и дорогущая стерео система – мечта любого меломана. Но Алла слушала музыку в наушниках.

Она лежала на белом диване и развлекала себя, рисуя на спинке что-то вроде цветочка, оставляя отпечатки туфлями, в которых незадолго до этого умудрилась пройти по грязи. Причём грязь ещё надо было потрудиться найти. Оказавшись в поле зрения Аллы, Клименок приветливо помахал ей рукой, но та не обратила на него внимания. Тогда он сорвал с её головы наушники.

– Ты чё, охренел, козёл! – выдала она развязно-пьяным голосом мнящей себя крутой потаскухи.

– Как ты сказала, тварь! – рявкнул Клименок.

Схватив её за волосы, стащил на пол.

– Учти, сука, для меня ты шлюхой была, шлюхой и осталась. А посему, если ты будешь вести себя, как лиса после аборта, я тебя сам сделаю алой женщиной, только уже в ином значении слова! Ты поняла? Тварь! Встать! – приказал он, прямо как в кино про НКВД.

Она послушно вскочила на ноги. Похоже, обращение Клименка заставило её протрезветь.

– Прошу садиться, – вежливо, как будто ничего не произошло, предложил Клименок.

Она забралась с ногами на диван, а мы заняли удобные кресла.

– Надо задать несколько вопросов. Надеюсь, согласитесь уделить нам немного вашего драгоценного времени? – так же вежливо спросил он.

– Спрашивайте, – разрешила она, закуривая новую сигарету.

Старая, выпав изо рта во время воспитательного процесса, дымилась на ковре.

– Как вы неосторожно, Алла Владимировна, – запричитал Клименок, точно какая-то тетушка, – так и до пожара не далеко.

Он поднял сигарету и затушил в пепельнице.

– А можно без этого? – не выдержала Алла.

– Можно, голубушка, можно. И первый вопрос таков: Как же вы опростоволосились со своим кармическим торговцем подержанными женами? Не сегодня-завтра умрет человек, а у вас ни завещания, ни свидетельства о браке.

– А кто вам сказал, что я опростоволосилась?

– А разве нет? Дворецкий уже празднует победу.

– Это потому, что он идиот.

– А вы знаете, как опасно недооценивать противника?

– Недооценивать? Да вы сами посудите. Этот урод пришел ко мне с предложением поделить наследство.

– Очень мило с его стороны.

– Да уж, – съязвила она.

– И как вы ответили на это предложение?

– Я потребовала у него символ власти.

– Вы имеете в виду пропавший талисман?

– Именно.

– И что?

– Этот урод согласился. Причём сразу.

– А вы?

– Я что, дура? Разумеется, ему не поверила. Попросила кое-кого за ним проследить. И знаете, что узнала?

– Даже не представляю.

– Этот придурок заказал для меня подделку. Понимаете теперь, за кого он меня держит?

– Ну да, он отдает вам копию, забирает остальное себе, а потом объявляет, что у вас подделка и демонстрирует всем оригинал.

– Вот только я не такая дура.

– Понятно теперь, откуда у вас столько к нему любви. Ну а служанка?

– Что служанка?

– Почему вы ей потакаете?

– Это чмошник нажаловался?

– Разумеется, это ему не даёт покоя.

– Поэтому и поддерживаю. Пусть сволочь помучается. Мелочь, а приятно.

– Понятно. Ладно, у нас больше вопросов нет.

– Кстати, Ватсон, ты в курсе, что одноклеточные не умирают. Они делятся. Хорошая тема для медитации, – сказал Клименок, когда мы покинули Аллу. – Кстати, как наши сорок минут?

– По-моему, давно прошли.

– Так что же мы, Ватсон?

Мы поспешили к нашему портретисту и его, как выяснилось, чужой дочери.

– Скажи, Ватсон, он будет с серьёзным видом махать вокруг неё руками, пялиться в глаза или орать всякие гадости типа мутабор или ляськи масяськи?

– Ну, ты как маленький.

– В кино всё делают именно так.

– Менты в кино тоже…

– Менты – это менты, а здесь месмеризм-магнетизм. Фантастика.

– Никакой фантастики тут нет. Погружаться в гипноз – естественная способность человека.

– Тогда почему он не всех берет?

– Гипноз берет всех, это недоучки не могут использовать различные техники и постоянно контактировать с объектом погружения. Или люди ожидают от гипноза каких-то чудес, а когда погружаются в него, разочаровываются из-за своих сверхожиданий.

– Ладно, Ватсон, будем считать, что ты меня убедил. Посмотрим, что нам покажут свинописец и его пассия.

– Вы готовы? – спросил Клименок, когда мы вошли в комнату Покровского.

– Да, можно начинать, – ответил он.

– Где нам лучше расположиться?

– Где угодно. Катя будет лежать на кровати, я буду стоять подле неё, а остальное пространство в вашем распоряжении. Только ради бога не мельтешите.

– А мы сможем с ней разговаривать? – спросил Клименок, клятвенно пообещав за нас обоих не шевелиться.

– Ещё не знаю, – ответил Покровский. – Гипноз – штука непредсказуемая.