Текст книги "У всякой драмы свой финал"

Ватюшков появился, когда на улице уже потемнело. Рубаха распахнута, волосы взъерошены. Глаза бегали в поисках тех, кого надо разорвать.

Ева была собрана. Успела убрать свои следы. Везде, где могли быть ее отпечатки, прошлась мокрой тряпкой. В ванной сдернула с веревки рубашку и джинсы Санька и прихватила с собой на выброс.

Открыв дверь Андрею, кинулась ему на шею. Как же она была рада, что снова видела его.

Он подхватил ее на руки и поцеловал:

– Чья это квартира, моя красавица? Рассказывай, почему ты здесь? Я уже сбился с ног, разыскивая тебя! Вся братва в городе поставлена на уши! – опустил ее на ноги, шагнул в кухню и присвистнул с восторгом. – Оприходовала ты их, моя красавица, по высшему разряду! Что это за жучки? – осмотрел тела со всех сторон. – Как это произошло?

– Так получилось, – пожала она плечами. – Расскажу позже! А сейчас надо срочно навести здесь порядок. Утром уже может появиться полиция.

– Понял, моя красавица. Не забивай пустяками свою красивую головку. Все подчистим. Комар носа не подточит! – успокоил ее. – Мои пацаны внизу в машине. Пусть дом угомонится, тогда и наведут чистоту. Все будет стерильно, не сомневайся.

Когда в доме погасли все окна, люди Ватюшкова вошли в квартиру. Убрали трупы и следы крови. После всего аккуратно вышли на площадку и закрыли двери на ключ, протерли ручку и кнопку звонка.

Ватюшков привез Еву к себе домой.

Она залезла под душ и долго мылась, стараясь стереть с себя даже запахи, которые, ей казалось, остались после стольких дней, проведенных в квартире. Потом, выйдя из ванной, закутавшись в полотенце, села Андрею на колени и все рассказала. От него услыхала, откуда Корозов мог знать об убийстве Рисемского. Как будто все стало на свои места. Она не сожалела об убийстве Рисемского и не сожалела о Толяне и Саньке. И удивлялась этому.

Когда и как случилось, что из нее куда-то улетучилась доброта, а ее место заняла жестокость. Исчезла жалость, и появилось равнодушие. Испарилась боязнь, и вместо нее выросла безысходность. И то, что когда-то было любовью, стало просто физической потребностью, расчетливым способом существования.

Но ведь она никогда не была такой. Она помнила, как в детстве со слезами жалела котенка, которому отдавили лапку. Как плакала над голубем, поклеванным коршуном, и умершим у нее на руках.

Она не могла обидеть младшую сестренку, никогда не сердилась на нее. Не могла грубить матери, всегда старалась угодить ей. И в школе была прилежной ученицей, которую ставили в пример. И со сверстниками никогда не ругалась.

Так что же случилось? Почему стремление быть лучше всех, быть необыкновенной, быть единственной превратилось в жестокое бессердечие, стало способом выживания?

Чувствуя, что в ее подсознании есть ответ, она оттуда не хотела его выдергивать. И, главное, она не хотела меняться. В этом видела неожиданно проявившуюся свою силу. Такими были окружавшие ее сильные люди, такой хотела быть и она.

Андрей на руках отнес Нарлинскую в постель и лег рядом. Она притянула его к себе и не попросила, а потребовала:

– Давай, Андрей, и много, я хочу много!

Его крепкий торс придавил ее. И до самого рассвета она не давала ему передохнуть. Даже он, крепкий и сильный, почувствовал, что стал изнемогать. Но она настаивала и настаивала и только на рассвете угомонилась. Однако спала после этого немного. Проснулась часа через три-четыре, опять нырнула под душ и стала собираться. Андрей с трудом разлепил веки:

– Ты куда?

– В театр.

– Ты что? – он сразу окончательно проснулся. – Тебя же менты возьмут!

– А за что?

– Как за что? Ты же парней Корозова пришила! – напомнил он.

– А ты что, их трупы ментам отвез? – спокойно спросила.

– Куда я их отвез, там никогда не найдут!

– А ты проверь, не попали ли они в новую аварию? – попросила Нарлинская.

Схватив телефон с тумбочки, он позвонил. Выслушав, умиротворенно откинулся на подушку:

– На этот раз все чисто. Хотя погоди, – привстал на локоть. – Ведь, наверняка, в театр примчится Корозов. Всю эту историю ментам выложит. В квартиру тебя повезут.

Присев около него на постель, свежая, бодрая, красивая, Ева спокойно проговорила:

– Конечно, примчится, и конечно, повезут. Только там нет моих следов. Меня там не было. А то, что скажет Глеб, это пустой звук. Этот звук надо чем-то подтвердить. А чем? Нечем! Ты же лучше меня знаешь, нет трупов, нет преступления.

– Я-то хорошо знаю, моя красавица, за себя я бы не волновался, но выдержишь ли ты? Я беспокоюсь за тебя! – Андрей притянул ее к себе и поцеловал, потом спустил ноги на прикроватный коврик и сел.

– Не беспокойся, Андрей, я актриса. К тому же, я надеюсь, ты дашь мне охрану! – в глазах у Евы он увидал упрямство и уверенность, а голос ее был чист и безвинен.

Снова обняв девушку, он вдыхал в себя ее запахи:

– Обязательно, полную дюжину охранников, моя красавица! Но что мы скажем нашим друзьям? Правду говорить не стоит, моя красавица, такую правду хоронят вместе с трупами! Антошка проглотит любую кашку, а вот Евгения, эта зараза все видит насквозь. Сообразит, потому что менты вокруг тебя начнут крутиться, как голодные псы. И Корозов слюной исходить станет.

Ладошкой Ева погладила Ватюшкова по щеке:

– Вот и скажи ей, что ты нашел меня, освободил, и убрал свидетелей. В это она поверит! – предложила.

– Этому поверит, – согласно мотнул лохматой головой Андрей. – Мне иногда приходится улаживать ее дела. Только она неблагодарная стерва. Всех вокруг себя дураками считает. Ладно, моя красавица, заметано! Так мы ей и сообщим! Она рвала и метала, что тебя найти не могли. А теперь Корозова разорвет. А мы посмотрим со стороны, как она станет это делать. Но, думаю, опять мне поручит рвать его. А уж я постараюсь! За тебя, моя красавица, я всякого порву в клочья! И от Корозова мокрое место оставлю!

– Теперь позвони ей сам – посоветовала Ева и вздохнула. – Она, наверняка, до театра захочет на меня посмотреть.

– И не только посмотреть, моя красавица, – проворчал Андрей, поднялся с постели, прошелся по спальне.

– Ты был великолепен сегодня ночью! – похвалила его Нарлинская, зная, как ему нравятся ее похвалы.

Он поднял Еву на руки, с удовольствием пронес по комнате, чмокнул и опять поставил на пол:

– Я старался, моя красавица! – набрал номер Думилёвой, но после нескольких слов, произнесенных им, положил телефон и направился к шкафу.

Ева вопросительно проследила за ним. Он коротко ответил:

– Сказала, чтобы немедля привез тебя к ней. Полчаса времени дала! – заспешил в ванную комнату.

Через полчаса Андрей был готов, и они с Евой вышли из квартиры.

14

Утром Исай позвонил на телефон охранников Нарлинской. Тот не ответил. Через пятнадцать минут набрал номер еще раз, но телефон опять молчал. Исай насторожился. Подождал с полчаса ответного звонка. Не последовало. Доложил об этом Корозову и срочно выехал на квартиру.

У двери прислушался. Выдавил из кнопки соловьиную трель. Долго не отрывал от нее палец. Но изнутри никто не отозвался. Тогда достал свой ключ. Открыл.

С порога осмотрел прихожую. Охранников не видно. Быстро пробежал по квартире. Пусто. Ни единой души. И никаких следов недавнего пребывания людей.

Какое-то время приходил в себя. Затем снова обошел квартиру, более тщательно осмотрел. Но ничего, что могло бы указать на случившееся в ней несколько часов назад, не обнаружил.

Чувствуя себя как у разбитого корыта, Исай пытался за что-нибудь зацепиться, ухватить какой-нибудь кончик, чтобы разгадать непредвиденную загадку.

Оставаясь в полном недоумении, сообщил Корозову. Тот примчался незамедлительно. Ошалело заглянул в комнаты и в кухню. Уставился на начальника охраны, ожидая разъяснений. Спросил:

– Ты что-нибудь понимаешь?

– Пока только одно, – ответил Исай, – в квартире никого нет, взломов тоже нет, окна и балкон задраены, следов проживания людей не видно, все идеально чисто.

– Это я без тебя вижу! Ты скажи, почему здесь пусто?

– Хотел бы я сам знать ответ на этот вопрос, – на узком лице Исая не промелькнуло никаких эмоций.

– Какой вывод?

– Неутешительный: пока ничего непонятно! – сказал Исай. – Но, похоже, Нарлинская оказалась непростой штучкой.

– А ведь я уже, было, чуть не поверил ей. – Глеб заскрипел зубами. – Как же она ловко обошла меня на крутом повороте! – судорожно сглотнул слюну и передернулся. – Что же тут случилось, Исай?

– Придется разгадывать этот ребус, Глеб! – ответил начальник охраны. – Знать, хомутали мы ее поделом. Дожать не удалось. Но ничего, найдем и дожмем.

Пока разгадка не давалась. Хорошие мысли мозг просеивал, как сквозь решето, накапливая самые мрачные. Чутье медленно клонилось к тому, что охранников он может больше не увидеть. И это было самым скверным в его мыслях.

Интуиция редко подводила Исая. Она предупреждала прежде, чтобы с Евой всегда были начеку. Он вдалбливал это охранникам. Полагался на них. И вдруг – пустая квартира.

Обстоятельства раздавливали, как цыпленка табака. Нарлинская обвела вокруг пальца. С виду – невинная овечка. Но, как оказалось, увертливая и, возможно, не такая уж невинная.

– К сожалению, нащупать ее слабое место не вышло! – проговорил Глеб. – Не получилось. – он чувствовал опустошенность в душе. У него не вышло главное: узнать от Нарлинской что-либо об Ольге. Ева не стала ключиком к разгадке, который если не отопрет замок, за коим находилась его жена, то хотя бы укажет, где дверь с этим замком. Еще недавно чудилось, он очень близко подобрался. Так близко, что вот-вот обнимет Ольгу. Но это оказалось миражом. Нарлинская каким-то чудом вывернулась, смешав все карты. Теперь надо начинать сначала. Вот только где это начало? Сделав усилие над собой, выговорил. – Она переиграла нас, Исай! Настоящая артистка! Переиграла!

– Посмотрим. Это еще не конец!

– Покрути мозгами, Исай, где она может быть, и где могут быть твои охранники? – сказал Глеб. – И еще подумай, почему мы два, в общем-то, неглупых человека постоянно наступаем на одни и те же грабли!

– Хорошо! – сухо пообещал Исай.

– Это немыслимо. Мы до сих пор не знаем, где Ольга и что с нею! – продолжил Корозов. – Сейчас мне придется сообщить о случившемся Аристарху, и полез в карман темного пиджака за телефоном.

Оперативники Акламина не обнаружили в квартире никаких следов произошедшего преступления. Встретив вопросительный взгляд Глеба, Аристарх проговорил:

– Если все было так, как ты рассказал, то здесь тщательно подчистили все следы. А ты сам себе устроил головную боль. Сколько раз я предупреждал тебя ничего не предпринимать без согласования со мной! Вот – результат твоей самодеятельности.

– Предупреждал, предупреждал, – проворчал Глеб. – Только у них моя жена! Ты забыл об этом?

– Я не забыл, – нахмурился Аристарх и еще раз окинул взглядом кухню, в дверях которой они стояли, – я занимаюсь ее поиском. Ты решил предвосхитить события. Не стоило этого делать, не стоило.

– А что стоило? – вспыхнул Корозов. – Ждать, когда ты разродишься? Я не знаю, что с Ольгой, я не знаю, где она, я не знаю, кто похитил ее, я ничего не знаю! И я должен сидеть и ждать? Нет уж, избавь! Ты надеешься, что похитители выйдут на меня и назовут свои условия. А они не выходят! Не выходят и все! И что дальше?

– Я не надеюсь, я работаю! – серьезно парировал Акламин.

– Вот и я ищу свою жену! Ищу, как умею, как считаю нужным! – погашая в себе вспышку, сдержано заговорил Глеб. – И вот что я подумал. Возможно, в квартире между охранниками и Нарлинской возник конфликт. Вполне допускаю это.

– Уж скорее сговор, – вставил Аристарх. – Ведь из квартиры исчезли все, кто был здесь. Хотя в случае сговора, не стали бы так тщательно убирать следы.

– Вот именно, – подтвердил Корозов. – Дело в том, что Нарлинская показывала мне синяки и жаловалась, что парни насиловали ее. Может, в этом как раз зарыта собака.

– Исключено, Глеб! – решительно вмешался в разговор Исай, стоявший в прихожей у дверей в комнату, плечом прижавшись к косяку. – Парни надежные, эти не клюнут на бабьи штучки!

– Клюнут, не клюнут, это из области недоказанного! – прервал недовольно Корозов. – А синяки на ее теле я видел своими глазами!

– Хорошо. Предположим конфликт, – задумавшись, подал голос Акламин. – Допустимая версия. Тогда должен быть победитель и побежденный.

– Я бы сказал, побежденные, – уточнил Глеб и прошелся по кухне, заложив руки за спину. Щеку дернула легкая морщинка. – Не хочу каркать, но, боюсь, их придется долго искать.

– Ну, почему же, побежденные? – Неулыбчивые глаза Аристарха застыли, отяжелели. – А, может быть, побежденная? Такая версия также не исключается.

– Да нет, это исключено! – опять сунулся в их беседу Исай, оторвав плечо от косяка. – Я ручаюсь за этих парней!

Акламин внимательно посмотрел на него. Какие мысли в этот миг бродили в голове Аристарха, было непонятно. Он никак не ответил Исаю. И вообще больше ничего не сказал.

Еще раз прошел по квартире, присмотрелся к входной двери. Версия о том, что кто-то мог ворваться в квартиру и устроить разборки, отпадала. Впрочем, делать выводы было преждевременно. Гадать на кофейной гуще тоже не любил. Нужны улики, а их не было.

Возмущаясь упреками Аристарха, Глеб чувствовал себя виноватым. Его самонадеянность ни к чему хорошему не привела. Тупик за тупиком. Даже не лабиринт, потому что в лабиринте хотя бы один выход, но имеется. А тут – никакого просвета, ни с какого боку. Волком завоешь.

Аристарх прокручивал в голове события последних дней, начиная с убийств Блямбы и Кума. Вырисовывалась некоторая цепочка. Удалось разыскать очевидцев убийств. Информации, правда, было минимум, но заинтересовала одна общая деталь.

Убийство Блямбы видел рыбак с противоположного берега. Под мостом появились три человека, двое насильно вели Блямбу, завернув ему назад руки. Рыбак не видел ножа, не видел лиц, был далеко. Он наблюдал из кустов, как один из двоих, худой и рослый, ударил Блямбу несколько раз. Так обычно бьют ножом. Тот упал. А двое, озираясь, быстро скрылись.

Кума убили ночью, около подъезда. Очевидцем начала конфликта оказался один из жителей соседнего дома. Он до поздней ночи просидел у телевизора, а когда отключил его, то перед тем, как лечь в постель, вышел на балкон, покурить. В свете фонарей увидал, как возле подъезда противоположного дома двое напали на одного. Первым ударил худой и высокий. Очевидец не стал досматривать, решив, что молодежь затеяла драку. Выбросил сигарету, пошел спать. Только утром узнал, что произошло убийство.

Эти два схожих случая наводили Акламина на мысль, что убийцами были одни и те же люди.

По версии Корозова подозрение ложилось на Олега Рисемского. Как месть за сына, если предположить, что тот считал виновными в похищении Блямбу и Кума. Однако после убийства Рисемского приходится теперь искать его убийц.

Вначале была некоторая надежда, что найдя его водителя, удастся что-нибудь прояснить. Однако все еще больше осложнилось, потому что водителя нашли мертвым далеко за городом в брошенной в лесу машине. Отпечатки пальцев в салоне были старательно вытерты.

Логика событий подвела к поиску Романа. Обстоятельства его похищения могли привести к разгадке убийства Олега Рисемского, и не исключено, что нащупать причину похищения жены Корозова. Ибо все странным образом переплелось в одном запутанном клубке.

События в этой квартире вносили некоторую корректировку в планы. Надо было включиться в поиски Нарлинской и охранников. Результаты поиска могли, как помочь расследованию, так и осложнить его. Но события определенно вплетались в тот же клубок.

Достав из серого летнего пиджака записную книжку, Акламин раскрыл на кухонном столе, и стал шарить по карманам в поисках авторучки, про себя удивляясь, почему ее нет. Неужели оставил на столе в кабинете? Иногда такое случалось. В спешке забывал. Оглянулся на Глеба, стоявшего у двери вместе с Исаем. Исай первым сообразил, что нужно Аристарху, быстро выхватил из джинсовой куртки ручку и протянул ему. Тот взял, что-то записал в книжку, попросил Глеба:

– Назови мне друзей Нарлинской, с которыми она была в ресторане по твоему приглашению! Начнем поиски с них! А ты, Исай, предоставь всю информацию по охранникам. Имена, фамилия, где живут, с кем? Ну, в общем, сам знаешь, что нужно.

Назвав Аристарху друзей Евы, Корозов посмотрел на начальника охраны:

– Поставь своих ребят у ее дома и театра. Если она жива, то обязательно должна мелькнуть или там или там. И не забудь, она артистка, может загримироваться под самого черта, не проворонь! А по охранникам осторожно узнай сначала, не сидят ли они по домам? И если они пропали, не напугай прежде времени семьи. Потому что парни могут быть живыми.

Сделав предупреждающее движение, Аристарх напомнил:

– Любую новую информацию сразу ко мне.

– Не беспокойся, – пообещал Глеб. – Сообщу сразу!

Вечером Исаю позвонили охранники, направленные к театру, а он тут же связался с Глебом, сообщив, что в театр приехала Нарлинская в окружении охраны. Корозов не поверил собственным ушам. Несколько раз переспросил. Потребовал не спускать с нее глаз, и тут же нашел по телефону Акламина.

Аристарх, не медля ни минуты, с группой оперов отправился в театр, попросив Глеба не появляться там. Когда группа прибыла в театр, начался спектакль с участием Нарлинской, где она играла главную роль.

Подождали до окончания первого акта. Ева увидала его за кулисами, но сделала вид, что не заметила, и продолжала играть с запалом, который на сцене был у нее всегда. Акламин поразился ее выдержке.

После первого акта дали ей переодеться, и увезли с собой в полицию. Дорчаков попытался возмущаться, но это не помогло. Ему пришлось срочно во втором акте ставить замену.

Не откладывая в долгий ящик, несмотря на приближающуюся ночь, Аристарх провел Еву в свой кабинет.

Всю дорогу от театра Нарлинская молчала, не спешила высказывать возмущение или задавать вопросы, ждала, что скажет Аристарх. На ее лице были заметны остатки от грима.

А ему было интересно, о чем она в данный момент думала.

Но ее настроение искусно скрывалось под маской безразличия. Ева смотрела безучастно, будто все происходящее сейчас для нее – новый совершенно неинтересный спектакль, в котором она играла опосредованную роль. Не каждый мог похвастать редкостной способностью сохранять такое самообладание. Даже у закоренелых преступников нередко можно было наблюдать очевидную нервозность в поведении, всячески скрываемую, но видимую опытным глазом Аристарха. А тут – ничего подобного. И это приводило в недоумение. Откуда в этой хрупкой излишне красивой девушке такая выдержка? Впрочем, еще при первой встрече с Евой, он обратил внимание на это. А ведь на первый взгляд она кажется жеманной, доверчивой и беззащитной. Так держаться может только человек, не чувствующий за собой абсолютно никакой вины.

Это несколько остудило Акламина. Может, действительно он напрасно пытается подозревать ее в том, чего нет? А вдруг охранники просто отпустили ее? Тогда такое поведение Евы логично. И весь сыр-бор, поднятый Корозовым, не имеет смысла. Аристарх досадливо сжал губы. Надо было подождать, когда выяснится, нет ли охранников дома? Не сидят ли спокойно у телевизоров, так же спокойно, как недавно Ева играла на сцене? Неужели поспешил с задержанием?

Но коль уж так вышло, придется продолжать. Повод для разговора все равно имеется. Если не о последнем происшествии, то о похищении жены Корозова.

Придвинув к себе лист бумаги, Аристрах задумчиво посмотрел на него и задал первый вопрос:

– Как вам удалось выйти из квартиры?

Нарлинская вскинула брови, и ее безвинный взгляд поразил Акламина, она словно не понимала вопроса.

И это озадачило Аристарха. Что это было с ее стороны? Игра или действительно непонимание? Но он не подал вида, что напрягся и продолжил:

– Вам кто-то помог это сделать? Около вас было два охранника. Их не могут найти, – в настоящий момент он говорил то, в чем не был уверен, но раскручивать колесо можно было только в этом направлении, и он осторожно крутил его.

Зажмурившись в ответ, Ева как бы попыталась нащупать смысл сказанных им слов, потом доверчиво заглянула в его неулыбчивые глаза:

– Вам не кажется, что вы говорите какие-то странные вещи? Что вы хотите сказать этим?

Только теперь Акламин сообразил, что она начала с ним игру так же, как и при первой их встрече. Ну, что ж, мелькнула мысль, посмотрим, куда Нарлинскую эта кривая выведет.

– Странные вещи? – переспросил Аристарх. – Да, конечно, странные, – подтвердил тоном, который не мог не насторожить Еву, потому что в нем прозвучала насмешливая ирония. – В квартире постарались убрать все следы, но когда их там было много, то убрать все невозможно. – Акламин намеренно говорил то, чего не было на самом деле. Он хотел увидеть, наконец, волнение Нарлинской и вывести ее на откровенный разговор.

– В квартире? В какой квартире? – продолжала сохранять спокойствие Ева.

– В служебной квартире Корозова, где он с вами разговаривал.

– Ах, вы вот о чем, – протянула она, как бы, наконец, разобравшись в хитросплетениях его вопросов.

Между тем, у нее уже была заранее готова позиция защиты. Ева слегка кивнула и уши у нее порозовели, будто ей до упада не хотелось вспоминать об этом. Заговорила нехотя, скучным голосом, словно сделав усилие над собой:

– Да, действительно, однажды Корозов приглашал меня на эту квартиру для разговора. Но пробыла я там совсем недолго. Потому что разговора никакого не получилось. И почему вы об этом спрашиваете? С тех пор прошло немало времени. А, кстати, никаких охранников около меня не было. Да вы могли бы узнать об этом у самого Корозова. Необязательно было срывать меня со спектакля и тащить в полицию.

В попытке поймать ее блуждающие глаза, которые безудержно плавали где-то в пространстве, Акламину не везло, ухватить их было трудно.

А Ева непринужденно с явным безразличием продолжала:

– Больше мне сказать нечего! Собственно и рассказывать не о чем. Все это пустая суета. Надеюсь, я ответила на ваш вопрос? – и, помолчав, скучно выговорила. – Об этом вы могли бы спросить меня в театре! Зачем было устраивать такой маскарад? Тоже мне, нашли преступницу! Вы представляете, что теперь начнут болтать у меня за спиной? Вы увезли меня в полицейской машине, перепугали всех служащих, хорошо хоть наручники не надели! – лицо ее сделалось расстроенным.

Она ловко ускользала из рук Аристарха.

И вид у нее при этом был такой безобидный, что в мозг невольно вбивалась мысль, ну хватит уже мучить нелепыми вопросами это воздушное создание. Однако провести Аристарха на таких штучках было трудно. Он видел, что она изворачивалась сейчас так же, как делала это при первой встрече. Однако интуиция Аристарха ловила все ее извороты, настораживала и подсказывала, что в этом воздушном создании может скрываться целая гремучая смесь. А уж изворачивалась она умело, сразу ухватить не за что.

Акламину пришло в голову, что женщине природой предначертано творить своей внешностью чудеса. И Ева творила. Она блестяще играла роль, умело пуская в ход все свое очарование, а его у нее было предостаточно.

И тогда он задал новый вопрос, подходя с другой стороны:

– Вас несколько дней не было в театре! Где вы находилась все это время?

Посмотрев с удивлением, она сделала изнеженный вздох, точно выплеснула, ну зачем спрашивать об этом свободную девушку? Разве ей запрещено делать то, что она захочет? И что с того, что несколько дней никто ее нигде не видел? Что в этом необычного?

Она могла бы не отвечать на его вопрос, сделав лицо обиженным или капризным, словно он спрашивал, с кем она спала все это время? Она знала, что никто не подавал в полицию заявление на ее розыск. Но она не захотела усложнять и без того опасную для себя обстановку, и доверительно прошептала:

– Сидела дома. Да, да, представьте себе, заперлась и сидела дома. Напала хандра, захотелось все бросить и сбежать в тайгу! Но тайги тут нет, поэтому просто спряталась в четырех стенах и ничего не делала. Беспробудно спала. Отдыхала от театральной суеты, от завистливых взглядов, от нескончаемого змеиного шепота за спиной! – поправила прическу, открывая высокий лоб. – Депрессия. Это была депрессия. Подобное случается с актерами и не только с актерами. Одни уходят в запой, другие в обжорство, третьи лезут в петлю и не останавливаются, пока их не хватит кондрашка, а четвертые просто спят напропалую, как убитые. Я отношусь к этим четвертым. Но сейчас все прошло. Я опять в форме. В хорошей форме. Ведь вы же смотрели сегодня первый акт спектакля. И вам не могла не понравиться моя игра!

Сейчас перед собой Аристарх наблюдал не просто спектакль с участием одной актрисы, ни в чем неповинной, ни к чему непричастной, ни чем незамаранной, он видел чистый образ совершенно непорочной честной красивой девушки. Ева была учтива и приятна в общении, и всячески показывала, что упрекать ее в чем-либо безосновательно. Собственно, если не брать во внимание утверждения Корозова, то фактов пока что, которыми мог бы надавить на нее Аристарх, у него не было.

Поэтому, предвидя подобный ход событий, Акламин заранее пригласил Глеба. Тот сейчас находился в соседнем кабинете с оперативниками.

– Так значит, в этой квартире вы больше никогда не были? – спросил Аристарх.

– Если бы вы попросили меня сейчас показать, где находится эта квартира, я уже и не нашла бы ее, – ответила скороговоркой Ева. – Уже и адрес не помню. Да и зачем мне это нужно?

Акламин потянулся рукой к телефону, который лежал на столешнице сбоку. Связался:

– Войдите.

Краем глаза Нарлинская проследила за его движениями, сохраняя бесстрастный вид. Ее невозмутимость меньше всего сейчас была связана с актерской профессией, выдержке ее приучило положение в театре и в триумвирате. Чтобы чувствовать себя на высоте и независимо, приходилось постоянно не обращать внимания на злые языки, которые чесались по всем углам. А также лавировать среди членов триумвирата, между которыми были сложные напряженные отношения. Звонок Аристарха сейчас немного напряг, заставил собраться больше.

За стенкой Глеб поднялся со стула и пошел к Акламину. Ева, увидав его в дверях, приготовилась к круговой обороне. Но внешне никак это не проявилось.

Показав Глебу на стул сбоку стола, Аристарх без всякого вступления сказал:

– Актриса Нарлинская утверждает, что всего один раз недолго была в служебной квартире.

Корозов сразу догадался, в каком ключе протекала беседа между Аристархом и Евой.

И все же он был рад, что Нарлинская сидела перед Акламиным. Его беспокоил вакуум, создавшийся вокруг Ольги. Мысли громоздились в голове и все замыкались на Еве. Он отгонял их от себя, но они, как назойливый комары, впивались в самую душу, и было трудно избавиться от них. Неприязненно окинув Еву с ног до головы, сел на стул:

– Актриса Нарлинская может сидеть тут и врать до изнеможения, думаю, запаса слов у нее хватит не на одну пьесу. Но если она не скажет сейчас, где моя жена, я из нее душу вытряхну! А если с Ольгой что-нибудь случится, я за себя не отвечаю!

Приподнявшись с места, Акламин оборвал вспышку Глеба. Не хватало еще, чтобы в его кабинете тот сыпал угрозами в адрес Нарлинской:

– Глеб, остынь! Включи мозги!

Сердито смотря на Еву, Корозов отдышался:

– Значит, в служебной квартире ты была всего один раз?

– Что за странный вопрос с твоей стороны, Глеб? – она будто была ошеломлена. – Ты же знаешь это не хуже меня!

– Я знаю, что это неправда! И ты это знаешь! И не нужно здесь крутиться, как блохе на веретене! Лучше будет, если ты искренне сознаешься во всем!

– Да в чем я должна сознаться? – вскрикнула Нарлинская и отшатнулась. Играла она безупречно. Казалось, все части ее тела, все клетки лица были возмущены несправедливыми наговорами. Возмущение просто било из нее ключом, превращаясь в ярость. Однако Ева мгновенно сумела сменить маску и умоляюще, даже заискивающе посмотреть на Акламина. – Оградите меня от этого! У Корозова какая-то мания обвинять меня в том, чего я не совершала!

Аристарх опустился на стул, бросил укоризненный взгляд на Глеба. Всегдашняя выдержка Корозова на этот раз подводила его. Конечно, его можно было понять, не просто сохранять самообладание, когда тебе в лицо издеваются. Да, Нарлинская беззастенчиво с невинным видом врала, открыто насмехалась, но не следовало опускаться до ее уровня. У него оставались к ней вопросы, но ответы на них он заранее предугадывал, поэтому не видел сейчас смысла задавать их. Она выскальзывала, как змея из рук. К ней требовались другие подходы.

Четко понимая, что у Акламина недостаточно козырей, чтобы задержать ее, Нарлинская чувствовала себя уверенно. Даже если она признается, что Глеб несколько дней удерживал ее в квартире для приезжих, то ведь спрос должен быть с него, а не с нее. Она уже может выступать в роли обвинителя. Хотя доказать она также ничего не сможет, как Корозов сейчас не может доказать, что она была там под охраной двух парней.

Определенно, у Акламина не хватало доводов, чтобы глубоко копнуть. Нарлинскую надо было отпускать. В общем, сейчас Аристарх не ждал мгновенного результата. Он не новичок в оперативной работе, чтобы так заблуждаться.

Естественно, что Корозов был недоволен результатом. После того, как Аристарх выдал пропуск Нарлинской, и она с независимым видом вышла из кабинета, Глеб волнами поднял свою грудь и шумно выдохнул из себя:

– Как это, Аристарх? Я же – свидетель!

– Пока что ты организатор собственного преступления! – поправил Акламин. – А вот она могла бы стать свидетелем, если бы сумела это доказать.

– Иногда все ваши закорючки мешают жить нормальным людям! – оторвался от стула Глеб и подошел к окну.

Из окна хорошо просматривался вход в здание полиции, ярко освещенный светильниками на столбах.

Видно было, как Нарлинская выскочила на улицу, и как к подъезду тут же подкатили две машины. Охранники вымахнули из авто, подхватили ее, и автомобили покатились дальше. Ко-розов задумчиво оглянулся:

– Ну и дела, Аристарх. У Нарлинской появилась охрана. С чего бы вдруг?

Акламин тоже шагнул к окну, но кроме света фонарей и полутемной площадки перед зданием ничего не увидел. Сказал:

– Видишь, как много вопросов для одной молодой актрисы. Вот завтра, – посмотрел на часы. – Уже сегодня с утра и займемся ими.

Через пятнадцать минут они разъехались по домам.

Чертовски не хотелось Глебу ехать в пустую квартиру. Щемящее беспокойство за Ольгу, тоска и одиночество давили, выбивали из равновесия.

Думилёва через два дня пригласила к себе Ватюшкова с Дорчаковым. Она хотела понять, почему Корозов захватил Нарлинскую. Объяснения Евы ее совершенно не устроили, ибо Ева старательно умалчивала о многом, чтобы не раскрылось, что она предупреждала Глеба об угрозе для Ольги, и что Рисемский был бесповоротно уверен в ее виновности.