Текст книги "Океан в изгибах ракушки или Синяя рыба"

– Чтобы они, в конце концов, не подставили тебя?

– И это тоже. Послушай, вы здесь новенькие и ещё не очень знаете здешнюю атмосферу. Тут каждый сам за себя. Если один заступается за другого – все воспринимают это с удивлением. Все без исключения напуганы и измотаны. Такое состояние в Обители является нормой. Среди такого отчаяния поднять людей – это безумие. Но я понимаю, что нужно что-то менять, а иначе мы так долго не протянем. Так что не учи меня жить! – Лания резко схватила лукошко и пошла прочь, тут же столкнувшись с Девонтом.

– Отправляйтесь работать! – приказал тот.

– Непременно, – с издёвкой произнесла посыльная и удалилась. Страж без каких-либо эмоций посмотрел на жующую Мию и вернулся на своё место.

Перед самым сном к Мие подсели Агнесса, Лания и Айри. Девочка впервые увидела этого парня: высокого, сильного, широкоплечего. Он выбивался из ряда тех детей, что работали вокруг. Он был выше и казался взрослее. Ежедневный физический труд облепил его могучими мышцами и закалил волю. Его лицо, серьёзное и уставшее, показалось ей красивым, но очень отчуждённым, будто у этого человека не осталось и больше никогда не будет никого из близких. Это первое впечатление оказалось обманчивым. Как Мия потом узнала, Айри очень дорого расплачивался за своё не по годам развитое тело. Всех, кто вырастал, Девонты забирали в другую Обитель, где работали подростки и молодые люди. Та же участь ждала и брата Лании. Но если он становился всё больше и мужественнее, то его сестрёнка, пусть и старшая, оставалась всё такой же маленькой и хрупкой, как раньше. Менялись лишь её черты лица, становясь всё печальнее и мудрее. Тогда Айри понял, что придёт момент, и стальные птицы унесут его далеко-далеко от единственного родного человека, оставшегося на этой адской планете, и они больше никогда не увидятся. Ведь Обителей молодости так много – едва ли им выпадет шанс спустя годы попасть в одно и то же место. Тогда он пошёл на хитрость. Он оставил в возводимой им стене нишу – секретный ход, известный только ему. Стоило ему увидеть, как к Обители приближается очередной орнитоптер – он прятался в этой нише и пережидал там до тех пор, пока корабль огненных людей не улетал прочь. Такие выходки не оставались безнаказанными. Так как ему неоднократно приказывалось явиться в пункт сбора, когда прилетит следующая птица, а он смел ослушаться приказа, его наказывали. Его наказывали неоднократно. За один такой пропуск он получал удар стимаром от каждого хозяина, которому попадался на глаза. Уровень ужаса на жезлах при этом был не из щадящих. По ночам парень долго плакал на плече у Лании, говорил, что больше этого не вынесет, что больше не будет прятаться и сдастся, потому что тот кошмар, который ему приходилось пережить, был сильнее его. Он просил у сестры прощенья, а она гладила его по завивающимся волосам и молчала. Так они засыпали. А когда прилетал очередной орнитоптер, Айри снова забивался в секретную нишу в стене, потому что чувствовал свою ответственность перед сестрой, знал, что ей нужна его защита. Потому что любил её. И наказывался за эту любовь.

Девонты не запрещали людям спать группами. Они воспринимали такое поведение, как очередную людскую слабость, как животное стадное чувство, на которое не стоит даже тратить своё внимание. Они считали себя великой расой, а великим понятие интриг не было знакомо. Поэтому они не чувствовали надвигающейся на них детской угрозы. Сам народ никогда не ел и не спал. Энергия от солнца ими впитывалась через кожу из воздуха, поэтому потребности в пище у них не было. Сон, общение и любые другие социальные функции им так же были чужды. Каждый из Девонтов был связан с другими единым коллективным разумом. Но не как у насекомых. Каждому титану к голове тянулась длинная волнообразная нить эфира, незримая для человека. Один гигант был связан с несколькими собратьями, но не со всеми. В целом, сеть эфирных связей по всей огненной планете и вне её представляла собой единый узор: красивый, сложный и гармоничный. Ни один член великой нации не мог передвигаться по своей воле, нарушая архитектуру рисунка. Все их движения были слаженным. Если двигался кто-то один на одной точке планеты, одновременно с ним двигались и другие Девонты, которые могли находиться с противоположной стороны от шара, обеспечивая гармонию и баланс изменяющегося рисунка. Один символ или узор сменялся другим, другой – третьим. Именно так огненный народ и общался – совершая движения, как бы рисуя в воздухе то, что нужно передать всем. Так они обменивались информацией, обучались и взаимодействовали. Но общение это не имело ничего общего с общением людским. Слово, сказанное человеком, растворялось в воздух, изредка прорастая в мыслях собеседников. Общение же титанов, воплощённое в узоре, представляло собой храм, хранящий все мысли, чувства, идеи, помнящий историю и провозглашающий долг, как единственную цель и наивысшую из религий. Титаны представляли собой жрецов, рисующих и молящихся сложной геометрической пиктограмме. Именно так для них открывались высшие смыслы и идеалы. Те, к кому приходило наибольшее количество эфирных связей, считались высшими по рангу и значимости. Ими были женщины, и они были сокрыты от людей. Ни один из порабощённых не знал об их существовании. Высшие Девонты слишком высоко ценились, чтобы допускать к ним неразумных диких и примитивных людей, которые уже готовили заговор против народа огня.

Заговор составлялся во время сна. Сгрудившись телами, Айри, Лания и Агнесса перешёптывались, обсуждая детали и привлечённых за день сторонников. Первой на себя удар должна была взять Мия. Поругавшись с охранником, она должна заманить титанов ближе к шахте с кристаллами. В том момент, когда они будут готовы нанести удар, Айри и Лания собьют их с ног и отправят вниз к их излюбленным стекляшкам. Сообразив, что происходит, другие стражники помчатся на помощь товарищам, собравшись все в одном месте. И тут дети, работающие на стенах, закидают их камнями, из которых они, собственно, всё и строят. Когда вторая волна будет отражена, Девонты поймут, что это бунт. Тогда пощады не жди. Они бросят все свои силы на подавление. Чтобы одолеть армию гигантов, все, кто может, должны кидать со стен камни. Но не для того, чтобы набить противникам шишки. Уставшие дети едва ли смогут отбиться от армии Девонтов простыми булыжниками. Камни необходимо кидать гигантам под ноги. Огромные и неуклюжие, воины солнца споткнутся и упадут, покатившись по уклону в центр Колизея – туда, где добываются кристаллы. А там уже соберутся наиболее крепкие и сильные из детей, которые будут подхватывать захватчиков и сбрасывать их в яму. Если по окончанию битвы и останется несколько титанов, то против толпы детей у них просто не будет шансов.

Мия не участвовала в обсуждении. Хоть она всегда была рядом, всё же она была очень далеко. Она смотрела высоко в небо, затерявшись мыслями в немыслимых высотах горячей атмосферы. Ей нравилось смотреть наверх – так ей представлялось, что вечно длящийся день наконец-то сменился ночью, оголив чёрное чрево своего неба. Там, вдалеке должны были гореть звёзды. Они рассыпались маленькими кристалликами по чёрному покрывалу вечности. Это чёрное покрывало было подобно её грусти, боли, обидам. И среди всей этой боли и горести острыми стёклышками, разбитыми кем-то то ли в порыве гнева, то ли на счастье, прорезались добрые моменты из жизни, полные счастья и тёплых слёз по тому, что она так любила. Раньше, когда она поднимала глаза, всё тёмное пропадало, становилось лишь фоном – подложкой для того, что действительно важно – она видела звёзды. Так её жизнь не текла непрерывной рекой млечного пути, а оплеталась вокруг счастливых моментов, маленьких фонариков, излучающих тепло и свет далеко вокруг себя, а все обиды и горечь отступали назад – за грань воспоминаний. Ей сейчас очень не хватало звёздного неба.

Город был позади, а перед глазами юноши раскрывались величественные горы огненной планеты. Пар не знал, что как только он ступил на территорию скал, ему нужно было бежать со всех ног, пока те окончательно не откажут. Ведь там, среди вершин, объятых пламенем, за ним наблюдали существа, населяющие эту планету – хищники. Они были рождены из лавы и огня. Они пожирали всё, что только могли сожрать. Но не для поддержания жизни – энергия солнца подпитывала этих тварей круглосуточно и до самой их смерти. Они охотились из-за инстинкта, врождённого им природой – вечного голода, так присущего пламени.

Существа эти окружали Пара со всех сторон. Они были подобны диким кошкам, но их шеи и лапы были намного длиннее. Перепрыгивая на своих пружинистых конечностях с вершины на вершину, хищники образовали кольцо вокруг жертвы и медленно смыкали его.

Пар смотрел на вершины холмов, видел какие-то фигуры вдалеке, но принимал зверей за всполохи пламени, так как шкура их была покрыта огнём.

Когда западня была готова, и все пути к отступлению были отрезаны, кошки из преисподней показали себя. Юноша пришёл в оцепенение. Он хотел было повернуть назад, но за его спиной тихо подползали ещё несколько хищников. Спустя полминуты из-за холмов так же показались горящие морды, пришедшие на трапезу. Все животные приближались медленно, без резких движений – так, чтобы все они дошли до жертвы одновременно. Это и пугало и в то же время успокаивало, завораживая жертву танцем пылающей шерсти. Если Пар приближался к одной из кошек, то хищники, которые были сзади, ускоряли свой ход. Но самым страшным было то, что никто из них не кидался, как одуревшее от голода животное.

Бежать было некуда. Тут Пар вспомнил про волшебные бобы. Да, тогда, когда старик Пит ему о них рассказывал, они показались нелепой выдумкой. Но сейчас ни на что, кроме чуда рассчитывать не приходилось. Пит обмолвился, что те способны останавливать пламя. Настало время это проверить.

Пар достал несколько штук из кармана и запустил ими в кошку. В мгновение ока боб, коснувшись земли, вырос до невероятных размеров. Ближайший хищник, почуяв рядом с собой то, что можно сожрать, с жадностью набросился на растение. Но стоило кошке коснуться его пламенем, как стебель за долю секунды превратился в пепел, оставляя под собой глубокую яму, в которой только что ветвились корни. Существо тут же провалилось вниз и застряло в земле. Уличив момент, Пар бросился к освободившемуся проходу. Охотники кинулись за ним. На бегу, юноша достал ещё несколько бобов и швырнул их себе за спину. Это ненадолго остановило хищников. На их истошные вопли стали стягиваться и остальные обитатели солнца.

Бобов была целая горсть, но против всех горных тварей этого явно было мало. Пар побежал к вершине горы. Её структура была иной, нежели на Земле. Из-за высоких температур материал был более мягким и податливым, так что можно было карабкаться даже по вертикали, продавливая себе пазы для рук и ног. Но за ним гнались, и на изготовление каменной лестницы не было времени, а из-за мягкой земли ноги будто увязали в трясине.

Перепрыгивая с камня на камень, прячась за углами гор, Пар медленно поднимался на самый пик, то и дело забрасывая преследователей бобами, словно гранатами. За спиной фейерверками вспыхивали высокие растения, превращая в огонь и пепел спиральные завитки растений. Это было очень красиво, будто писатель взял вместо гусиного перо жар-птицы и длинными росчерками сочинял сонет о борьбе и противостоянии. Но некому было оценить эту красоту, ибо в беглеце эти всполохи рождали лишь чувство страха, а в охотниках – чувство голода.

Когда Пар достиг вершины, он обернулся и увидел, как ловко хищники преодолевают высоту. Бежать было некуда. Он сам себя загнал в капкан. В кармане оставалось только два боба. Один нужно было сохранить во что бы то ни сало. Тяжёлый раскалённый воздух сдавливал лёгкие. Силы иссякали вместе с последними крупицами надежды.

Снова началась игра в медленное приближение. Все хищники с жаром на шерсти и с холодом в глазах медленно сокращали расстояние между ними и своей жертвой. Все, кроме одного. Эта кошка беспокойно оглядывалась по сторонам. Она смотрела то на сородичей, то на Пара, и периодически шипела на соседей. Она была первой, кто почуял Пара. Готовая разделить свою жертву ещё с дюжиной сородичей, она не хотела мириться, что теперь, после погони, на завтрак сбежалась вся округа. Так, жадность беспокойного зверя брала верх над обычаями стада, сводя с ума. И в один момент, не выдержав, кошка резко рванулась к Пару. Уже давно ожидая атаки от неадекватного зверя, юноша перекатился, уворачиваясь от когтей, подставил вперед ногу и откинул хищника в пропасть.

Жалостный визг вырвался из груди твари, и она скрылась за гранью утёса. Но радоваться было преждевременно – вместе с кошкой вниз отправилась и сумка Пара, которую тварь умудрилась зацепить своими тонкими когтями во время атаки. Среди животных началась суета: часть кошек решили последовать примеру их менее удачливого сородича, и кинулись на свою жертву, не дожидаясь остальных. Но большинство, не одобрив своеволия, сбили нетерпеливых родичей с ног, жестоко расправляясь с ними. Среди хищников началась грызня.

Это дало Пару время. Он оценил ситуацию: без сумки он бы просто не выжил. В ней было всё: провизия, снаряжение, волшебный карандаш. Уходить без неё было безумием и самоубийством. Пар зацепился за край обрыва и свесился с него. Теперь оставалось сделать выемки для ног. Он упёрся ступнями в скалу, и твёрдая, но пластичная материя медленно начала поддаваться.

Пар осторожно спускался, продолжая конструировать себе лестницу, терпеливо выдавливая проступи. Вдруг над головой возникла морда огненной кошки, и длинные когти полоснули юношу по щеке. От испуга, он с криком сорвался со скалы, сбил своим телом затесавшуюся среди уступов сумку и вместе со всем своим снаряжением отправился на дно ущелья. Лишь глупая случайность не позволила раскалённым камням солнца стать для Пара могилой. Из его кармана вывалился боб и, едва коснувшись отвесного склона, моментально пророс, став надёжной опорой для юноши. Пар схватился за образовавшийся стебель, и тот стал прогибаться под его весом.

Это было нечто среднее между спуском и падением. Сердце работало, как ненормальное, время растянулось, как расплавившаяся на жаре жвачка. Наконец, руки, так упорно цепляющиеся за стебель, как за ниточку, опустели – огонь испепелил бобовое дерево. Видимо, одна из тварей, соблазнённая жаждой и голодом, всё-таки бросилась навстречу верной гибели и спалила своим касанием надежду Пара на мягкое приземление.

Юноша с грохотом упал на землю, слегка поддавшуюся и прогнувшуюся под его телом. По счастливой случайности, стебель сгорел за несколько метров до дна, и удар о скалы не был критичным.

Едва соображая, Пар повертел головой: в стороне возвышался над плато вход в пещеру, неподалёку лежала мёртвая кошка, свернувшая себе шею, кругом были разбросаны его вещи и раскрытый рюкзак. Удар! Это со скалы сорвался ещё один кот. Тело животного замертво упало среди груды камней. Эти камни… что-то странное было в них. Все они были одинакового размера, одинаковой структуры и отличались от всего, что их окружало. Здесь было что-то ещё… Сознание мутилось, спину прострелила острая боль – падение не осталось бесследным. В пещере кто-то был! Кто-то притаился во тьме и наблюдал. Нет, не притаился. Его силуэт стал выходить из тени. Он был огромен! Массивный, широкий каменный голем с чёрными жемчужинами в виде глаз вышел на свет. Его тело напоминало те камни, что валялись повсюду: чёрные рыхлые угли с рубиновыми прожилками по всей поверхности. Только на лежащих кругом камнях эти прожилки не светились, а в големе они сияли, будто огни магазинных вывесок, будто в них, как в венах, тёк красный фосфор вместо крови.

«Почему мне постоянно встречаются какие-то великаны?» – была последняя мысль юноши перед тем, как он потерял сознание.

– Прекратить вертеть кристаллы и продолжать работать! – белый гигант широкими шагами начал приближаться к Мие.

– А чем это не работа? Вполне себе работа. Требует усилий! Знаешь, сколько терпения нужно, чтобы не запустить в тебя этой штукой?

Девочка смело издевалась над надзирателем, изредка поглядывая на друзей. Сегодня после сна к ней подошла Лания и сказала, что все дети готовы и ждут сигнала. Камни наточены, воля взята в кулак, и сегодняшний день должен был стать самым значимым в их жизни. Теперь она стояла неподалёку, смотрела подруге в глаза и улыбалась. В руках её была корзинка с провизией, в которой лежал специально заготовленный булыжник. Мия ей подмигнула.

– Лирику и оскорбления оставить в стороне. Приниматься за работу соответствующей инструкции – это приказ.

– Свои мозги оставь в стороне! А до этого, желательно, тебе их стоит найти. Так что, живо, ищи, давай.

– Нарушение правила номер два, произнёс стражник, но не успел он переключить режим на своём оружии, как тут же получил по голове запущенным Ланией булыжником. Он попытался обернуться, но тут же пропустил второй удар – на этот раз это был Айри, и его бросок был куда сильнее. Потеряв ориентацию, Девонт начал падать. Девочки подхватили его и тут же сбросили в карьер.

– Ну что, покажем этим грубиянам, как нужно обходиться с дамами, – весело заверещала Агнесса.

Тут же из строя отделились ещё три гиганта и направились к месту конфликта.

– Мы ожидали, что они все кинутся на нас, – прошипела Агнесса.

– Это плохо? – спросила Мия.

– Думаю, нет. Так их будет даже легче перебить.

По всей арене стали раздаваться приказы приниматься за работу и не присоединяться к бунтующим. Как только белые великаны подошли к Мие и Агнессе, Айри и Лания начали отстукивать простой, но понятный ритм, возвещающий начало революции.

– А теперь, чувак, тебе крышка, – произнесла Мия, злобно улыбаясь.

Она приготовилась, что сейчас град камней, наполненных гневом угнетённых, обрушится на мощные тела тюремщиков. Вся боль, страдание, часы каторжного труда стрелами должны были вонзиться в тела бледных великанов. Но всё было тихо. Очень плавно, даже демонстративно медленно один из Девонтов повернулся и оглядел детей. Те в ужасе смотрели на происходящее, не смея шелохнуться.

– Ну и что вы застыли? – отчаянно прокричала Агнесса. Этот зов о помощи эхом разнёсся по амфитеатру, наполненному гробовым молчанием. Обитель, всегда кишащая шумом и жизнью, была заморожена страхом. – Трусы! – Еле выдавила из себя дочь горца.

– Мия, Агне… – Айри не успел даже закончить слово, как был парализован за нарушение первого и третьего законов.

Девонт стоял и продолжал с укором осматривать дрожащих от страха детей. Наконец, то тут, то там стал раздаваться стук и скрежет. Обитель возвращалась в привычное русло. Титан с той же медлительностью, что и раньше, повернулся к Мие. В глазах его читался укор. Он как бы насмехался: «Видела, они боятся. Каждый раз, когда человек сталкивается со своим страхом, он думает только о себе. И его стремление замкнуться в своей сущности сажает его в клетку. Не мы тюремщики! Это вы! Мы лишь гарантируем вам эту клетку. Мышление человека столь ограниченно, что он боится сегодняшнего дня. Так же, как и завтрашнего. Он живёт прошлым. Потому что этот путь им уже пройден. И он знает, что по нему можно пройти снова. А сегодняшний день может быть болезненным. И боль эту можем причинить именно мы. Что касается завтра – если оно не будет похоже на вчера, оно может вообще не наступить. Или может принести ещё больше боли. А это страшно».

Страшно… страшно… страшно – это слово закружилось в голове у девочки. Ей было так стыдно за всех этих людей. Да, умирать она не умела, но боль чувствовала. И в чувстве этом она уяснила одно главное свойство: оно не может продолжаться вечно. Боль пройдёт, а глупости, совершённые под страхом этой боли, останутся. Так боль физическая, кратковременная, превратится в боль душевную, постоянную. А от этой боли не спастись никакими лекарствами.

– Нарушение второго правила, – произнёс титан, и огненный мир вновь преобразился для девочки в тесную темницу, едва освещённую тусклой лампочкой, свисающей из бездонной тьмы.

И снова её окружал бесконечный ряд камней, перевязанных друг с другом через цемент. Теперь Мие они напоминали не её дни жизни, а серых и убогих людей, которые не в состоянии хоть раз в жизни поступить правильно. Вся эта кладка – это были не брошенные в противника глыбы, перевязанные между собой страхом, поставленные каждый на своё место и гниющие в сырости и мгле. Каждый блок цепляется за следующий, второй – за третий, и так рабский ужас передаётся по цепочке, образуя круговорот покорности. Покорности ответу, что завтра будет таким же, как вчера. Обида и злость Мии восставали против этого. Она подошла к стене. Как всегда, выемки, проделанные ей под пальцы, никуда не делись. Сколько раз её уже смиряли стимарами, сколько раз она возвращалась в это место и снова и снова карабкалась вверх, проделывая в швах всё больше и больше борозд. Сколько раз она пыталась отсюда выбраться, но, в конце концов, срывалась вниз. Но в этот раз она не упадёт. Ни за что! В этот раз ей двигала не воля к свободе, её вела за собой злость. Ну, а если стена никогда не кончится? Если она уходит вверх в бесконечность? Значит, придётся лезть до конца времён. Но не отступать. Ни в этот раз.

Девочка вцепилась ловкими пальцами в выступы кирпича. Она лезла вверх. Прорезая ногтями новые пазы, изнывая от усталости, разодрав руки в кровь, она преодолевала метр за метром, оставляя маленький огонёк лампы почти не видимым где-то глубоко внизу. Она пробивалась через непроглядную тьму, двигалась на ощупь и в минуты накатывающей на неё жажды пила собственные слёзы. Когда лампочка казалась далёкой звездой, а мир вокруг – потерянным куском космоса, она нащупала край стены – горизонтальную плоскость, за которую можно было схватиться полной рукой, на которую можно было встать, через которую можно было перелезть. Это казалось чем-то удивительным и невероятным, хотя именно к этому она так долго тянулась. От радости она едва не сорвалась, но вовремя сумела обуздать свои чувства. Ещё несколько аккуратных движений, и она была наверху, она была на свободе, она… Чувство радости погасло столь же резко, как угасает перегоревшая лампочка. Тенью пробежав по лицу, чувство отчаяния оставило вместо улыбки изуродованную гримасу – нечто среднее между отвращением и плачем. Верх не был другим миром или выходом на свободу. Это было место, где заканчивалась стена, и начинался голый мрак. Вокруг бесконечной сеткой во все стороны разбегался лабиринт стен, образуя тысячи колодцев. В каждый колодец из пустоты тянулся шнур с тусклой лампочкой, чтобы освещать очередную никчёмную жизнь. Там, внизу, кричали, плакали, звали своих мам дети из Обители. В тюрьме собственного рабства их души медленно сливались с окружающей пустотой, их кожа серела, становясь подобной массивным стенам, их сердце перегоняло через себя уже не кровь, а тьму. Так, огромные массы людей теряли гордое название общества и коллектива – это были лишь мелкие индивиды, жалкие, загнанные в угол, перепуганные и чертовски одинокие. Обитель была реальным местом, но этот мир был создан разумом людей. Каждый из сидящих здесь сам выстроил вокруг себя стену, сам огородил себя от всего страшного и злого. Но от одного зла никому из них так и не удалось обезопасить свою темницу – от самого себя, от стремления быть брошенным, униженным, обиженным. Обиженным на весь мир и на судьбу, которая так несправедливо с ними обошлась. А в центре – маяк, светило их собственной сущности. И им бы оторвать глаза от этого мерцающего в полумраке светила, вырваться за грань их призрачного комфорта – может, и не было бы этой боли, этого одиночества. Но пока выбраться смогла лишь маленькая девочка, которая, переступив через себя, возвысившись над всем, так и не смогла избавиться от чувства, что она брошена и одинока. Наоборот: здесь, наверху, это одиночество кололо ещё больнее. Мия села на холодные камни и горько заплакала, шепча себе под мокрый нос одно лишь слово: «Мама».

Когда Пар пришёл в сознание, ему показалось, что голем был лишь плодом его воображения. Юноша и его вещи оставались нетронутыми. Он был жив, не съеден, не растоптан – оставило бы его чудовище в живых, будь оно реально? Потом до Пара дошло, что огненных кошек, преследовавших его, тоже нет. Испариться они не могли, сгореть, не задев ни его, ни раскиданных всюду вещей из сумки – тоже. Значит, он здесь не один!

Пар встал и собрал вещи. Спина ещё болела после падения, но это была меньшая из проблем. Вокруг возвышались лишь лавовые горы, кишащие прожорливыми хищниками. Единственной дорогой была пещера, образованная длинными острыми глыбами, напоминающими пасть огромного дикого зверя, застрявшего в земле после извержения вулкана. Другого пути, кроме как через логово голема не было. Пар, собрав всё своё мужество, двинулся вперёд.

Изнутри пещера походила на скелет, чьи рёбра то опускались, то поднимались под напором упругой массы гор, будто это обиталище дышало страхами пришедших. В конце своего пути юноша вышел на большую открытую арену, обрамлённую местными камнями со странной текстурой, которые встречались ещё при входе, но гораздо реже. В центре пространства, опустив голову, сидел голем.

– Зачем ты явился сюда, человек? Отвечай, пока я не поджарил тебя.

– Я ищу древнее бессмертное существо. Оно должно помочь мне.

– Оно никому ничего не должно. Это, так называемое «оно» – я! И я не потерплю, чтобы обо мне говорили, как о вещи. Оно, человек, меня поняло?

– Я извиняюсь, – начал было оправдываться Пар.

– Извиняешься за то, что человек?

– Нет… – ответил Пар, но голем прервал его.

– Это очень печально, что оно извиняется за что-то другое. Чем больше в нём от человека, тем меньше у него шансов уйти отсюда живым.

– Я никому не хочу причинить зла, – Пар понимал, что он попал в положение оправдывающегося, но жить хотелось.

– Нет, ты не можешь причинить зло. Это другое. Люди – сами по себе зло. И всё, к чему они стремятся – зло. Так что не вздумай лукавить и отвечай, какое зло несёшь ты. Если оно мне понравится, ты, возможно, будешь жить.

– Я просто хочу спасти подругу из Обители – разве это зло?

– Для тех, кто держит её там – зло. К счастью твоему, это зло мне по вкусу. К несчастью твоему – этого слишком мало, чтобы выкупить у меня свою жалкую жизнь.

– Это они украли её у меня. Это они – зло! – настаивал на своём Пар.

– Украли у тебя? То есть доля твоего зла ещё в том, что ты её не сберёг. Ещё одно очко не в твою пользу. К твоему разочарованию, этого зла я не приемлю, – голем говорил так, словно змей, спрятавшийся в камнях. Все его слова были похожи на шипение, пробивающееся через каменную улыбающуюся маску.

– Это не зло! Это вина, – возразил Пар.

– Это слово из человеческого лексикона. Значение его мне не знакомо. Я знаю лишь то, что вина – это следствие того зла, которое ты сделал, – древний начал медленно обходить юношу.

– Я ничего не сделал! – ответил Пар.

– О, я тебе верю, – улыбался голем. – Наверное, даже слишком ничего. По иронии судьбы, это «ничего» очень часто граничит с предательством. Открыто предать близкого люди, как правило, не могут. Как ты уже сказал, им в этом мешает чувство вины. А вот допустить предательство своим бездействием – это для них намного приятнее.

Пар подумал о Мие. О том, как хотел поступить с ней. В укоре гиганта были слова правды.

– Не переживай. У тебя ещё есть маленький шанс уйти отсюда невредимым. Если ты вместе со своей подружкой захватишь и остальных узников Обители.

– И остальных? – Пар не верил своим ушам. – Но мне показалось, что вы не любите людей.

– Тебе показалось. Не любить – это, пожалуй, слишком мягкое слово. Вот ненависть…

– Тогда зачем вы просите меня освободить их?

– Это моё дело. Скажем так, я считаю, что им не место на этой планете. Так как тебе моё условие? И поверь, обмануть или перехитрить меня не удастся.

– Я не знаю, как это сделать.

– Малыш, да у тебя нет плана! Что, ни одного козырного туза в рукаве? И с этим ты пришёл ко мне? Весьма печально… для тебя.

– Я что-нибудь придумаю.

– Судя по тому, что за помощью ты пришёл ко мне – думать у тебя не очень-то получается. Встань-ка на колени, чтобы мне приятнее было сделать из тебя жаркое.

– Я ищу огненного духа, – выдавил из себя Пар.

– Огненного духа? Какое печальное совпадение. Как раз я и являюсь множеством огненных духов. Видишь эти камни, из которых состоит моё тело – это они! Не очень удачный у тебя день, не правда ли! Столько разочарований за такой короткий промежуток времени, – голем очень широко улыбнулся. – А ты всё же становись на колени, не игнорируй мои просьбы. Так, и зачем тебе понадобился дух огня, не поделишься?

«Надо стать на колени, чтобы не злить его» – пронеслось в голове юноши, но он удержался от порыва подчиниться монстру.

– Я должен снять проклятье со своей девушки.

– Ещё одна подружка? С каждой минутой всё интереснее. Какой «правильный» человек ко мне заглянул. И ты ради проклятья прилетел в такую даль? Сильное, должно быть, проклятье, если без духа огня его не снять.

– Это проклятье Синей Рыбы.

Весёлая надменность и сарказм голема сменились на гнев.

– Ты – олух! Синяя Рыба – палач! Он не накладывает проклятье. Он их исполняет, – гигант так близко подошёл к Пару, что у того от тревоги закружилась голова.

– Я не знаю, кто его наложил. Но Синяя Рыба заберёт у меня мою девушку, если я не смогу ей помочь.

– Ты говоришь о проклятье Лиссианы?

– Кого? – не понял Пар.

– А ты, я погляжу, глупее, чем кажешься. Это проклятье наложено морским богом, а не его прислужником.

– Я постараюсь это запомнить, – Пар старался быть спокойным.

– К несчастью твоему, память не повысит твоего интеллекта. К счастью твоему, это – то зло, которое мне по вкусу. И даже более: я не просто сохраню твою жизнь, смертный, но и помогу тебе.

– Вы, что, богов тоже не любите?

– Одного бога – бога морей и океанов, Лаотона, – голем произнёс это имя иначе, чем произносили его люди. Из уст бессмертного оно звучало, словно шёпот волны на галечном пляже.

–Почему? – поинтересовался Пар.

Голем внимательно посмотрел на него. В чёрных глазах читалась ненависть и презрение.

– Любопытный, да? Что ж, как говорите вы, люди: враг моего врага… Нет, другом моим ты не станешь. Но пользу мне принесёшь. Слушай же легенду, восходящую к эпохе Древних Мастеров. Может, она вобьёт хоть капельку толка в твою пустую голову.