Текст книги "Как я училась быть любимой"

– Тише, тише, нас услышат, – предпринял попытку остановить поток пьяных слёз Юра.

Но не тут-то было! От внимания я распалялась ещё больше. Рыдая в полный голос, выкрикивала обличающие вещи. От растерянности, Юра не знал что предпринять. Тут как из-под земли, появились два дюжих молодца, и, подхватив меня под руки, поволокли куда-то. За нами поспешал Юра, всё время приговаривая:

– Светочка, ты только успокойся, не переживай так.

Окружённая бравыми молодцами, не унимаясь, я орала:

– Обещай, что простишь его. Помирись. Ведь у вас любовь!

– Да, да, конечно, всё как ты захочешь, – вторил Юрий.

Наконец, мы пришли. Меня заволокли в какое-то помещение, судя по всему служебный кабинет, и уложили на диван. Парни исчезли, как будто их и не было, а Юра, сев рядом, гладил меня по голове и плакал.

– Не плач, Юрочка, – пытаясь сесть, успокаивала я, – не плач, ты же классный, хороший, а вот я плохая, весь праздник тебе испортила. Не надо было брать меня. Теперь сослуживцы будут смеяться над тобой. Говорить, плохое. Мне стыдно Юрочка, прости меня.

Юра гладил и гладил по голове, шептал какие-то успокаивающие слова и, в конце концов, под его размеренный шёпот, я заснула, крепким пьяным сном.

Пробудилась оттого, что стало холодно. Юра, предусмотрительно накрыв меня пледом, ушёл. Из окна дуло, и плед не спасал от холода, бившего меня изнутри. Как ни странно, протрезвела я полностью. Вспомнив эпизоды вечера, и то, как отличилась, мне стало совестно, и я решила ускользнуть незаметно. Висевшие на стене часы показывали девять. Время подходящее, чтобы суметь без приключений добраться до дома.

Не обращая внимания на недоумённые взгляды прохожих, я брела домой. Дома закончились, редкие прохожие исчезли, и я, уменьшив шаг, брела, уже никуда не торопясь. Домой не хотелось, и тогда решила спуститься на берег реки. Темнеет летом поздно, поэтому смело могу посидеть у воды час-другой. Для того чтобы подойти к берегу, предстояло спуститься с довольно крутой горки. Сбросив модельные дорогие туфли, задрав платье повыше, перебежками преодолела препятствие, и, примостившись на бревне, лежащем тут с незапамятных времён, тупо уставилась на воду. Это моё место.

Облюбован бережок был ещё в детстве. Собственно, жизнь моя под крылом тётки была безоблачна и счастлива, но, всё же, возникали моменты, когда просто необходимо было побыть одной. Прибегая сюда, и глядя на воду, успокаивалась, и сами собой проходили несчастья. Казалось, что вода, уносила их вниз по течению. Сегодня, именно для того, чтобы достигнуть этого состояния, я и приплелась сюда. Нелепо смотрелась на старом бревне в красивом вечернем платье молодая женщина, но это обстоятельство ничуть меня не заботило. Сумерки сгущались, на противоположном берегу, огнями засверкал город. Пора уходить. С большой неохотой поднявшись, двинула наверх. Подняв голову, увидела мужчину стоящего на вершине и пристально следившего за мной. Я не трусиха, и смело брожу по улицам, даже если на дворе ночь, а в радиусе километра нет ни одной живой души. Это была моя территория, и она всегда хранила меня, не давая в обиду. Но по тому, как мужчина присматривал за мной, поняла – дело плохо. Соображая на ходу, что же предпринять дальше, вновь сошла к воде, и уселась на бревно. Быть может, это мои предположения и, мужчина, постояв немного и полюбовавшись на красоты, уйдет, не сделав ничего дурного. Обернувшись, увидела, что он продолжает стоять на том же месте, и всё так же неотвязчиво глядит на меня. Тут только вспомнила о бриллиантовых серьгах и кольце. Никогда у меня не было подобных украшений, и я не привыкла к тому, что могу стать объектом ограбления. Жаль было расставаться с бриллиантами но, видно, делать нечего. Отдам, если потребует.

Соскочив, помчалась вдоль берега, нельзя ждать милости от природы, а вдруг это маньяк, и он не ограничится банальным ограблением? Мужчина, двинул за мной. Я ускоряла бег, он тоже. Мы бежали по одной параллели, он наверху, я внизу у самой воды. Вокруг не было жилья и людей. Сказать, что мне стало страшно, это ничего не сказать. Отбросив туфли и сумочку, подняла громадный булыжник, и прижала оружие пролетариата к груди. Так надёжнее. Никогда прежде я не предполагала, с какой силой человек может сопротивляться условиям, если дело идёт о жизни и смерти. Откуда ни возьмись, во мне появились силы, и твёрдая уверенность, что справлюсь с ситуацией.

Вдалеке, увидев одинокого рыбака, припустила с удвоенной силой. Мужик сидел в лодке на середине реки, и неподвижно вперился на поплавок. Не знаю насколько реально он смог бы мне помочь, находясь так далеко от берега. Но, то обстоятельство, что на горизонте появилась хоть одна живая душа, придало мне силы. Встав с рыбаком на одну параллель, я как ненормальная принялась молить о спасении. Мужик, выйдя из транса, смотрел в мою сторону и, очевидно, не мог ничего понять.

– Помогите, за мной маньяк гонится! – вопила я.

Но на горке уже никого не было и, рыбак, сочтя верно, что тётка либо сумасшедшая, либо перепитая, вновь ушёл в рыбацкую нирвану. Дальнейшие призывы, не действовали на него. Делать нечего, нужно подниматься, и пробираться к дому. Полная решимости, ударить, если надо преследователя камнем по голове, начала подъём. Сердце билось так, что чудилось, выпрыгнет из грудной клетки. Подъём закончился, и я с опаской огляделась. Честно говоря, ожидала мгновенного нападения, но отчего-то никто не спешил убивать меня. Сумерки сгустились, и уже трудно было что-нибудь разглядеть. Не помня себя, отбросив булыжник в сторону, задрав платье почти к подбородку, пустилась наутёк. Всё время мерещилось, что за мной кто-то гонится. Прибавив скорость до максимально возможной я, в конце концов, увидела светящиеся окна собственного дома. Близкое спасение придало сил.

Соседи отчего-то сгрудились в прихожей. Ворвавшись и моментально схватив телефонную трубку, трясущимися пальцами стала набирать номер телефона участкового.

– Алло! Алло! Константина Ивановича пригласите.

Орала я на всякий случай, потому что разобрать что-либо по нашему телефону было просто невозможно. Не зная, услышал ли кто-нибудь мои вопли, но внезапно почувствовала, как чья-то рука опустилась на моё плечо.

– Что случилось?

Обернувшись, увидела соседей, молча смотревших на меня и Константина Ивановича.

– Вы уже здесь, так быстро? – ляпнула я. – Надо же не успела позвонить, а вы тут как тут.

Лица присутствующих буквально вытянулись и соседи с удвоенным интересом стали вслушиваться в наш разговор.

– Я и был здесь, – ответил участковый. – Вот зашёл. Что случилось?

– Маньяк! За мной гонится маньяк. Еле убежала! – прохрипела я, чувствуя, как силы покидают организм. – Он бежал, преследовал, еле вырвалась. Помоги-и-и-и-и, – заревела в полный голос и уткнулась в плечо стражу порядка.

Костик не оттолкнул меня а, наоборот, нежно взялся гладить вздыбленные волосы.

– Напилась как скотина, вот маньяки и мерещатся! – посчитала нужным высказать своё мнение Инга.

– Не твоё дело, – вступилась за меня Нюска, – человеку уж, и выпить нельзя?

– Выпить можно, а вот нажираться до соплей нет. Позорище, а ещё женщина!

Подталкивая в спину супруга, Инга проследовала в комнату, и заперлась на ключ. Мало-помалу, соседи, потеряв ко мне всяческий интерес, разбрелись почивать. Мы с участковым остались одни. Убаюканная его поглаживаниями, я не хотела двигаться с места, нервные периодические всхлипывания, напоминали о бурных слезах. Потихоньку, успокоившись, наконец, обрела способность двигаться.

– За тобой действительно кто-то гнался? – полюбопытствовал Костик, лишь только мы оказались в моей комнате.

– Вы что же мне не верите? За сумасшедшую считаете?

Я решила обидеться и не вступать ни в какие переговоры с участковым. Последнее время меня все считают малость тронутой. Это стало раздражать. Сами чокнутые, вот и торопятся на человека клеймо поставить. Всё, решено, никому никогда ничего не буду говорить. Костик продолжал допытаться, но я хранила гордое молчание.

Оглядев себя в зеркале, ужаснулась. Совсем недавно, вполне сходила за холёную, великосветскую даму. Десятки глаз были нацелены на меня, полные восхищения и зависти. Теперь же из зеркала, глядело существо неопределённого возраста. Тушь размазалась и легла тёмными кругами под глаза. Плача я растёрла помаду практически по всему лицу. От мастерски сделанной причёски не осталось и следа. Копна запутанных волос, съехала набок. Колготки порваны сквозь зияющие пространства, виднелись ободранные колени, и грязные пятки. Но самая непоправимая беда произошла с платьем. Приобретённое в лучшем магазине, и стоившее неимоверных денег, оно висело как тряпка, к тому же разрез, доходивший вначале до колена, теперь заканчивался подмышкой. Единственное что не пострадало в битве за самосохранение – это кольцо и серёжки. Не обращая внимания на Костика я стянула колготы и платье. Я полагала, что из деликатности он покинет комнату, но полицейский не двинулся с места. Красный как помидор, с открытым ртом Костик смотрел на меня в упор. Ну и нахал!

– Поставь чайник, я продрогла.

Константин Иванович побежал выполнять указание. Судя по тому, с каким проворством Костик подорвался с места, вероятно, ему просто было неловко обозревать переодевающуюся женщину. Возникнувший повод позволил конфузливому полицейскому органично удалиться.

Закутавшись в махровый халат, сидя в кресле подвернув под себя ноги, я пила обжигающий чай, заботливо приготовленный участковым. Тихо тикали часы. Стёпка умиротворённо примостился на коленях, захотелось немедленно в кровать под мягкое тёплое одеяльце. Я откровенно широко зевнула.

– Ладно, пошёл я, – нарушил покой и блаженство Константин. – Поздно уже.

Отчего-то жутко не хотелось оставаться одной. Представив, что ночью вновь кто-то станет тревожить покой, я тихо промолвила:

– Вы не могли бы остаться сегодня? Только не подумайте чего дурного, мне страшно просто.

– Хорошо, – кротко отозвался полицейский.

Соскочив с места, бросилась к Нюске. Соседка мирно глядела телевизор, облачившись в вышитую ночную сорочку.

– Дай раскладушку! – запыхаясь, потребовала я.

– Зачем тебе? – вяло поинтересовалась Нюся.

– Костика уложить негде.

– Он что, у тебя будет ночевать? – оживившись, спросила соседка.

– Да. А что в этом предосудительного? Или ты записалась в ряды радетелей за мораль? И потом, я не собираюсь укладываться с ним в постель. Он просто будет сторожить меня.

– Ой, не могу, какой ценный кадр! Даже личный полицейский у неё имеется! – протягивая раскладушку, потешалась Нюська.

– А ты не завидуй! – с вызовом отозвалась я и отправилась восвояси.

Зрелище, представшее моему взору, по возвращении в комнату, заставило замереть с раскладушкой на пороге. Костик, как ни в чём не бывало, лежал на расстеленном диване, накрывшись одеялом. Полицейская форма, аккуратно сложенная, висела на спинке стула.

– А я вот раскладушечку принесла, – отмерла я.

– Ты что, собираешься спать на раскладушке? – спросил мент.

Четно говоря, предполагала, что раскладушка достанется Косте, как-никак он мужчина. Но уж коли он, категорически не согласен, придется занять его место. В конце концов, желание гостя – закон.

Погасив свет, скинув халат, я нырнула под одеяло. С дивана не доносилось ни звука. Возможно, намаявшись за день, Костик моментально уснул. Внезапно за дверью послышался шорох. На цыпочках подойдя к двери, я с силой распахнула её, и к ногам моим кубарем свалилась Инга.

– Ты чего? – мило поинтересовалась она. – Я это шла мимо, а тут дверь распахнулась, вот я и не удержалась на ногах.

– Понятно. Подслушивала! – резюмировала я. – Катись отсюда!

Инга, собрав рыхлое тело с пола, шаркая разношенными тапочками, смешно загребая ногами, помчалась к себе.

– Можешь оповестить всех соседей, – орала я ей вслед, – У меня сегодня Константин Иванович ночует! Любовь у нас с ним образовалась. Поняла?

Инга не ответила. Примостившись на раскладушке, отметила, что Костик даже не пошевелился. Неужели и вправду так крепко спит? Эдак случись что-нибудь, ведь не добудишься его. Зря, наверное, привлекла этого увальня в качестве охранника. Скорей на Стёпку больше надежды, чем на этого, с позволения сказать, законника. От нечего делать стала думать о Константине Ивановиче. В сущности, совсем не знаю его. Интересно, сколько лет мужчине? Лет тридцать пять-тридцать восемь, ну от силы сорок. В общем, старикан. Конечно, и я не юное создание, но всё же, не настолько безнадёжно состарилась, чтобы крутить роман с ветхим участковым. Поймав себя на этой мысли, развеселилась. А кто собственно говорит о нежных чувствах? Костик дрыхнет спокойно, и знать не знает, что в моей голове роятся мысли на его счёт.

– Ты не спишь? – подал голос Костик.

– Нет, а вы?

– Обращайся ко мне на ты. Ладно? – попросил он.

– Хорошо.

– Холодно тебе там, небось?

– Да нет, нормально, из окна немного дует, но это даже хорошо. Освежает как-то.

– Иди сюда, вдвоём теплее, – срывающимся голосом пригласил мужчина.

Так, дело принимает серьёзный оборот. Конечно, совершеннолетняя женщина, оставляющая на ночь у себя мужчину, должна была предвидеть подобное развитие событий. Должна была, да вот только не предвидела. Воспринимая участкового, как нечто данное раз и навсегда, я не думала о том, что он тоже человек. Форма наложила на него определённый отпечаток, и я смотрела на бравого капитана, сквозь призму выполняемого им служебного долга. И потом, неужели он и вправду думает, что может нравиться кому-то? Обрюзгший, почти лысый, коренастый, с оттопыренными ушами? Я решила прикинуться спящей. Конечно, это глупо, ещё минуту назад вопила в полный голос, а теперь вдруг уснула. Но иного выхода из щекотливой ситуации просто не видела.

Тело напряглось, сердце билось учащённо, мозг судорожно соображал, как поступить в данной ситуации. В голову, как назло, ничего дельного не приходило. Со стороны Костика, больше не было попыток к сближению. Честно говоря, меня это немного расстроило. Ожидая, что мужчина будет изо всех сил уговаривать меня, я приготовилась дать достойный отпор, с длительными объяснениями, невозможности нашего сближения. Это было бы похоже на мелодраму.

Жизнь моя, скудная на события, не так часто предоставляет возможность, почувствовать себя героиней пьесы. Это было бы немалым развлечением, да вот только твердолобый служака не смекнул разыграть действие до конца. А как было бы здорово почувствовать себя на высоте положения, и с трезвой головой объяснять обезумевшему от страсти мужчине истинное моё отношение к нему. Можно было даже придумать несуществующую любовь к другому человеку, и опечаленно опустив глаза, признаться в своих чувствах к мифическому мужчине. По-моему, это романтично. Но Костик либо почуял моё настроение, либо не очень-то возжелал меня, потому что молчание слишком уж затягивалось. Что ж, придётся ложиться спать несолоно хлебавши.

Как на грех спать совсем не хотелось. Накинув халат, я пробралась к двери и выскользнула в коридор. Нюська по-прежнему смотрела телевизор, и при этом самозабвенно щёлкала семечки. Нисколько не удивившись столь позднему визиту, она лишь поинтересовалась:

– Семечки будешь?

Остаток фильма мы просмотрели, перебрасываясь лишь скупыми фразами, при этом увлечённо, словно заводные лузгали семечки. Наконец, кино, из которого я ровным счётом ничего не поняла, закончилось. Нюська всхлипывала, вероятно, события фильма заставили расчувствоваться провинциальную актрису. Мы ещё какое-то время молчали, Нюська всё ещё находясь под впечатлением, а я просто от того, что не хотелось раскрывать рот для никчёмных разговоров. Куда приятнее уничтожать подсолнечные семечки. Две кучки, образованные в результате нещадного потребления семечек росли. Мы, не сговариваясь, словно устроили соревнование на предмет того, у кого кучка шелухи окажется больше.

– Чего не спишь? – решила прервать молчание Нюся.

– Да, так… Отчего-то тревожно. Знаешь, всё время думаю, как там буду жить на новом месте. И почему-то становиться страшно.

– Не боись, прорвёмся. Может, ещё соседями окажемся. Представь как здорово – своя отдельная квартира! Да я на первых порах с унитаза сутки не встану.

– Почему?

– Что б хоть раз в жизни почувствовать: каково это – сидеть в туалете спокойно. У нас ведь естественные нужды необходимо справлять в темпе, в противном случае нетерпеливым соседям обязательно понадобиться в туалет, именно в тот момент, когда у тебя не всё ладиться. А если понос прохватил, так совсем беда. Сутки, не меньше, буду восседать в туалете, и ещё сутки мокнуть в ванной.

– Это да, – поддержала я разговор. – И не говори. А душ? Помнишь, когда Модест помоложе был, подглядывал всё время. Я жутко пугалась, когда он пыхтеть под дверью начинал.

Мы ещё какое-то время обсудили недостатки и преимущества отдельной квартиры, затем разговор плавно сам собой перешёл на мужчин. А собственно о чём могут разговаривать две одинокие женщины?

– Ой, – потягиваясь на стуле, зевая во весь рот, мечтательно протянула Нюська, – влюбиться охота, прям страсть!

– И мне тоже. Порой как представлю, что ничего в жизни больше не будет, так жуть берёт.

– Тебе то что? Ты молодая, найдёшь себе кого-нибудь. А вот мне поздно даже мечтать об этом. Старая уже, да и на морду мою глянь. Кто на такое сокровище польститься?

– Ты не права Нюся. Женщина твоего возраста, должна быть богата внутренне. А ты имеешь очень острый ум и тонкую душевную организацию. И потом, а как же режиссёр? Ну, этот твой…

– Спасибо, конечно, за комплимент, да только это всё неправда. Мужики любят свежих и красивых, а на внутреннее содержание, они плевать хотели. А режиссёра я разлюбила. Он оказался свиньёй – предложил мне роль Кабанихи, в то время как я мечтала о Катерине. Одно слово козёл.

– Но ведь бывают и счастливые неожиданности. Жизнь, порой предоставляет весьма любопытные моменты. По-моему, тебе рано отчаиваться.

– Но ты же вот отчаиваешься, хотя и младше меня, – парировала Нюся. – Знаешь, наша жизнь это трамвай с пассажирами. Кто-то с важным видом занимает сидячие места, и с комфортом едет по жизни. Кто-то стоит, но всё равно едет во вполне приемлемых условиях, кто-то висит на подножке, рискуя вывалиться в любой момент, то ли сверху стоящие столкнут, то ли сам на повороте свалится. Последним, конечно, не позавидуешь, но, тем не менее, они имеют шанс, растолкав конкурентов, оказаться внутри вагона. А вот я, только и делаю, что бегаю за трамваем, ходящим по кругу, и никак не могу вскочить в него.

– Может быть, стоит подождать, пока он, сделав круг, вновь окажется на твоей остановке? – задумчиво протянула я.

– Может быть. Да только времени мало осталось, да и сил тоже. Честно говоря, притомилась догонять его, и голова уже ничего не соображает, да и дыхание прерывистое, дышу через раз, а порой и вовсе не дышу. Знаешь, по молодости, любой разрыв отношений, воспринимался моим организмом, как маленькая смерть. Мужик ушёл – я умерла. Хожу, себе, дышу, по привычке, а чувств и эмоций – никаких. Так, фантом, а не женщина. Потом, на горизонте замаячит, кто-то пообещает кучу увлекательного, а я и рада стараться, вновь возрождаться. Получается, что мужики меня губили, и реанимировали одновременно. Сейчас просто никого не осталось, ни губителей, ни спасителей. Грустно.

– Вот ты про трамвай говорила, – подключилась я, – а у меня другие ассоциации. Однажды утром на работу спешила, и автобуса как на грех долго не было. Осень была, начало сентября, туман, сырость, продрогла до костей. На остановке полно народу, но одна женщина, мне особенно запомнилась. Очень высокая, лысая, в красном плаще до пят, жутко несуразная, издали было заметно, что сумасшедшая. Может, сбежала из психушки а, может, и так выпустили, видать, опасности для общества не представляет. От нечего делать, принялась наблюдать за ней. Ей тоже, как и всем стоящим, на остановке, жутко хотелось уехать. Она останавливала проезжающие машины, и бежала вслед за ними, затем, возвращалась, ведь никто и не думал останавливаться и брать ненормальную попутчицу. А она, не обращая внимания на неудачи, продолжала методично останавливать все машины. Мне тогда стало жутко. Отчего-то я стала ассоциировать себя с ней. Вот так надеешься, бежишь, а никто и не думает притормаживать.

– Выпить хочешь? – предложила Нюська.

– Давай, – с удовольствием отозвалась я.

Нюська поставила на стол вино и нехитрую закуску.

– Мы ведь не алкоголики, правда?

– Точно, – поддержала я. – Просто грустим.

Выпив полбутылки красного креплёного вина, я ощутила, как голова моя поехала, куда-то в сторону с ужасающей быстротой. Нюська же сидела трезвая, и продолжала толковать о смысле жизни. Поддерживать разговор сил не было, и я, нацепив на лицо глубокомысленное выражение, кивала, во всём соглашаясь с соседкой. Захотелось плакать, и я, не сдерживаясь, ревела, утирая сопли рукавом халата. Нюська, видя, какое впечатление производят на меня её слова, поддала жару, и с утроенными усилиями, взялась сыпать соль на рану. Под конец, мы ревели обе, жалея себя несчастных, и осуждая особей мужского пола за бесчувственность, проявляемую ими в отношении таких замечательных во всех отношениях женщин. Затем, перестав плакать, Нюська запела. Романс был жалостливый, о поруганной любви и вероломстве. Я подпевала как могла. Под конец романса, мы вновь зарыдали.

– Алкоголички проклятые! – вывел нас из минорного настроя голос Инги.

Я обернулась и увидела Ингу. Из прозрачной ночной сорочки наружу вывалилась одна грудь, она была без тапочек, а рот её извергал проклятия на наши головы.

– Три часа ночи, а они песни орут! Постеснялись бы. В квартире полно пожилых людей, а вы спать не даёте!

Она непрерывно поносила нас, изобличая недостатки. Я как-то съёжилась и совершенно растерялась. Конечно, мы не правы, горланя песни посреди ночи. Но с другой стороны, не так уж часто мы это делаем, и потом, беседа была столь задушевная, а ненавистная баба прибежала, и всё испортила. Нюська не возражала, она лишь пристально глядела в перекошенное лицо соседки, а затем, когда, наконец, канализация, льющаяся изо рта Инги, иссякла, произнесла:

– Садись Инга с нами. Выпьем, поговорим. Разъезжаемся скоро. Вот решили отметить. Садись, не злобься. Ты ведь нормальной бабой была. Чего из себя сотворила-то?

Приготовившись выслушать очередную порцию гадостей, я ещё ниже опустила голову, но, как ни странно, Инга не вымолвила ни звука.

– Ладно, – миролюбиво пробурчала она, – наливай. Разъедемся, да может быть, и вправду не свидимся больше.

Нюся набуровила полный фужер вина и Инга, без предварительных речей и тостов, осушила емкость, даже не зажмурившись. Закуривая Нюськину сигарету, ненавистная соседка, слегка опьянев, пустилась в воспоминания:

– Дак чё, говоришь, нормальной бабой была? – задала риторический вопрос Инга. – Что верно, то верно, была. Да вот, видно, судьбе так было угодно. Ты ведь жизни моей не знаешь, а берёшься судить.

– Я не сужу, а констатирую факт. Уж больно ты агрессивная, – вступила в беседу Нюська. – Говно одно слово.

– А с чего агрессия моя возникла, знашь? – не унималась Инга.

– Думаю, что родилась стервой, вот отсюда и немотивированная ненависть ко всему живому.

– Ха, горазды вы, все осуждать. Я, между прочим, родилась в интеллигентной семье. Папа – инженер, мама – учительница. Всё детство как сыр в масле каталась. Родители, для единственной, любимой дочери, ничего не жалели. Да только человек предполагает, а Бог – располагает. Папаша зазнобу себе нашёл, да и удрал от маменьки. Мамочка с горя глушить горькую начала, да так и сгорела от водки. За один год. Был человек, и нет человека. Пошла, на продавца учиться. Потом работала как проклятая. Когда с Витькой познакомилась, думала конец моим мучениям, оказалось – только начало.

– Не скажи, Виктор как раз выгодно от тебя отличается. Не орёт как потерпевший. Каждую копейку в дом несёт, – фальшиво возразила Нюська.

По тому, как у неё блестели глаза, в которых плескалось любопытство, я поняла, что Нюся не вполне искренне защищает Виктора. Муженёк по своей подлючести не так далеко ушёл от обожаемой супруги. Вместе они создавали тандем жлобов и стяжателей. Защищая Виктора, Нюська, стремилась разозлить Ингу, вывести её на откровение. Расчёт оказался верным. В следующее мгновение, горевшая от негодования Инга, выплёскивала на нас ушаты конфиденциальной информации.

– Да Витя твой потаскун, каких мало! – взвилась обиженная тётка. – По молодости, ни одной бабы не пропускал. Он и сейчас был бы горазд, да только слежу за ним пристально. Скольким вертихвосткам я волос повыдёргивала, да окон повыбивала, и не счесть.

– Неужто дралась? – фальшиво изумилась Нюська.

– А то! Бывало, выслежу голубков. Подожду, когда в кроватку улягутся, да и тарабанить в дверь начинаю. Мой– то когда пугается, ни на что ни годный становиться. Кричит на меня, лапами своими машет: «Ты – говорит, из меня импотента сделаешь!» А я ему: «Сделаю, не будешь по чужим койкам прыгать». Ой, хлебнула с им горюшка!

– Не ты одна так жила. Многие бабы мужиков своих пасут, – не унималась Нюська.

Инга, докурив сигарету, с силой задавила бычок в пепельнице. Налив ещё бокал вина, залпом опрокинула в громадный рот.

– Чё ты знаешь-то? Ай, да ну вас! – махнула рукой Инга.

Повисло молчание. Нюська не форсировала события и не приставала с расспросами. Инга, терзаемая воспоминаниями вновь не сдержалась, и понеслась дальше.

– Он, между прочим, заразу в дом таскал, – торжественно объявила она

– Какую заразу? – искренне удивилась Нюська.

– Какую, какую? Надо какую. Венерическую. Первый раз, когда узнала, думала, помру от стыда. Ещё так некрасиво получилось. Мы ведь каждые три месяца медосмотр проходим. Я, как ни в чём не бывало, сдала анализы, а потом бах! Гражданочка – вы больны. С работы попёрли. Раньше строго с этим было. Хотела руки на себя наложить. Шла в диспансер, думала что вот, дескать, одно отродье там, и я в придачу. Оказалось ничего подобного. Чистенько, тихо, люди все культурные. На улице встретишь, ни за что не догадаешься, что больные. На Витьку смотреть не могла, думала прибью гада. А потом ничего. Несколько раз он меня награждал «букетом алых роз». С того, и родить не могла, бесплодие организовалось от постоянных уколов, да заразы всяческой. А мой дурак, импотентом заделался. Хороша семейка – баба бесплодная, мужик импотент!

Инга заплакала. Я с удивлением наблюдала, как из её глаз, катятся неправдоподобно крупные слёзы. Казалось, что скорее заплачет плита могильная, но никак не эта женщина. Оказывается, и у монстра может болеть душа.

– Бабы, конечно, идиотки, – всхлипывая, продолжила Инга. – Вот на что им эти козлы – мужики сдались? Жили бы себе припеваючи, горя б не знали. Нет, каждую шваль в ЗАГС норовят потащить.

– Знаешь, одной тоже несладко, – серьёзно заметила Нюська. – Я вот одна осталась, и чего? Ни мужа, ни детей. Да вот хоть бы Светку взять, молодая, а тоже кукует в одиночестве. Скоро на стену полезет от безысходности.

– Про тебя ничего не скажу, а вот Светка как была малахольная, так и осталась. У ней сейчас в комнате, мужик лежит готовый, а она по соседям шлындает, да песни горланит. Такая как она, любой шанс прозевает.

– Между прочим, он старый, – обиделась я.

– Ха, три раза! Старый! Да ему и сорока нет. Мужик с высшим образованием. Крым и дым прошёл. Его когда с прокуратуры турнули, жена моментом отвалила. Детей забрала и видеться не позволяет до сих пор. А он мужик принципиальный, справедливый, почём зря никого не обидит. Ему бывшие уголовники после отсидки приходили и спасибо говорили. Уважали, значит. Взятки не брал, сволочей сажал, вот и неугоден стал. Тут любой с катушек слетит. Мужика надо поднять, отмыть, воспитать, приручить, и тогда он как телок с руки пищу брать будет, и в чужое стойло не заглянет.

– Что же ты своего не приручила? – резонно поинтересовалась Нюська.

– У меня особый случай, Витька не приручаемый. У него наследственность дурная. Папашка его был гулёна, и этот такой же. Что с ним сделаешь? А вот насчёт Костика другой разговор, он мужик приличный, и такими в наше время не разбрасываются.

– С чего вы решили, что я могу, как-то воздействовать на него? – поинтересовалась я.

– Ха, то я не вижу, как он на тебя пялится. Это какой же дурой надо быть, чтобы не заметить. Он и пить бросил из-за тебя. Вот попомни меня, с Костиком хорошая семья образоваться может.

С великим изумлением я внимала речам Инги. Никогда бы не подумала, что участковый всерьёз интересуется мной как женщиной. Вспоминая события последних дней, поняла, что, пожалуй, она права. Ведь не зря Костик таскался ко мне в комнату практически каждый день. Я-то думала, он подозревает меня в убийстве Моти а, оказывается, у него какие-то планы на мой счёт. Неужели, у меня напрочь отсутствует женская интуиция?

Я очень спокойно отношусь к своей внешности. Конечно, не уродина, но и особенной красотой не наделена. Я просто не допускаю мысли, что по-настоящему могу кому-то понравиться. Определённо нужно начать повышать самооценку. Сказать легко, а как сделать? С какого перепуга поднимется самооценка, когда нет денег и работы? Да ещё и одиночество проклятое. Обстоятельства, в которых я вынуждена существовать, скорей способствуют развитию депрессии и полного неудовольствия собой.

Нюска и Инга продолжали чесать языками, я их уже не слушала. Захотелось побыть одной и поразмышлять над собственным мироощущением. Не попрощавшись, я ушла к себе. Думаю, моего отсутствия женщины не заметили, так как решали вопрос: нужен всё же мужчина в доме или нет. Причём спорщицы поменяли первоначальные позиции. Инга склонялась к мысли, что без поддержки и надёжной опоры не прожить, Нюська же клялась, что ни под каким предлогом не запустит на свою территорию двуногое грубое животное именуемое мужчиной.

В комнате было тихо. Я снова улеглась на раскладушку намереваясь заснуть. Но слова Инги насчёт Константина Ивановича засели крепко в моей голове. Совсем он нестарый просто поизносился малость. И потом, вовсе не обязательно, чтобы любовь проснулась в моём сердце с самого начала. По-моему, достаточно того, что мужчина любит тебя, а уж остальное дело привычки. Где сейчас встретишь умного, принципиального, и к тому же с высшим образованием? Инга права, такие кадры на дороге не валяются. Мысли тихо копошились в моей голове, и постепенно я погружалась в сон.

Сновидения не отличались стройностью и размеренностью: я куда-то бежала, кого-то догоняла, смеялась и плакала одновременно. Во время ночного бреда со мной неотступно был Костик. Он внушал мне, что лишь только откажусь от него, мигом найдётся разбитная бабёнка, и я навсегда потеряю ценный кадр из виду. Затем полицейский начал грозить смертной казнью, и я проснулась.