Текст книги "Как я училась быть любимой"

День четвёртый – вторник

Утром, соскочив с кровати как бешеная, начала собираться на работу. Заведующая устроит выволочку за опоздание. Облачившись, встала перед зеркалом, и тут только вспомнила, что вольна как стая лебедей. Скрепя сердце, разоблачилась и поплелась на кухню ставить чайник.

Так, теперь предстоит организовать похороны. Обойдя всех соседей, и намекнув, что неплохо было бы собрать какие-нибудь средства, для погребения, я наткнулась на непонимание с их стороны. Кто-то, отводя в сторону глаза, бормотал, что денег и так не хватает. Кто-то предлагал копейки. Я, собственно говоря, тоже не располагала финансами, и не спешила осуждать несознательных соквартирников. Загрустив, присела на кухне у окна, не зная, что предпринять дальше. Тут на выручку пришёл Виктор.

– Ты, это, посмотри, быть может, Матрёна отложила чего-нибудь. Бабки обычно так делают. Ведь знала же, что родственников нет, а на нас вряд ли надеялась.

Вдвоём с Виктором Степановичем, мы зашли в комнату бабы Моти. Мне, почему-то стало жутко. Мерещилось, что дух хозяйки витает здесь. Преодолевая слабость в коленках, на негнущихся ногах, я стала обыскивать комнату. Виктор оказался прав: деньги нашлись в шкафу. К ним прилагалось письмо, в котором были указаны кое-какие пожелания покойной. Сумма была достаточной для того, чтобы вполне прилично проводить в мир иной старушку. Виктор развёл бурную деятельность и сделал всё, что полагается в таких случаях.

Несмотря на то что мне муж Инги был не очень симпатичен по-человечески, в данной ситуации, он повёл себя великодушно, исполнив всё быстро и чётко. Да и Инга, приняла самое живое участие в организации похорон. Есть люди, просто созданные для того, чтобы в трудную минуту, оказавшись рядом, взять на себя хлопоты, и заботы. По моим наблюдениям, не все способны на такой акт. Я, например, не отношусь к числу деловых людей, и вряд ли сумела выполнить обещание, данное Матрёне, самостоятельно. Остальные соседи, уразумев, что с них не потребуют больше ни копейки, прониклись нежной заботой к усопшей, и помогали, чем могли. Матрёна, должна быть похоронена завтра. А на сегодня было намечено готовить немудрёное угощение. И женщины, сплотившись, принялись за работу.

Мало-помалу, меня, как не очень умелую хозяйку, вытеснили из кухни. Придя в свою комнату, я просто-напросто завалилась на диван, и бездумно уставилась в потолок. Там, за дверью комнаты, протекала жизнь. Женщины переговаривались, иногда возникал смех, затем, спохватившись, они вновь переходили на соответствующий случаю, шёпот. Кто-то постоянно, торопливо передвигался, хлопали двери, стучали ножи, падали вилки, и только у меня в комнате и в душе было тихо и пусто. Тут нежданно-негаданно меня осенило. Ну и глупая же я! Скорей всего, ночью работал Кеша. Он, помимо всего прочего, увлекается чеканкой, вот и постукивал ночью молоточком. Меня это открытие, развеселило. Никаких духов и привидений нет, и ночью, можно спокойно спать, никого не боясь. Для подтверждения своей догадки, я решила навестить Кешку.

Кеше не повезло с самого рождения. Вначале, мамаша, пожелавшая остаться неизвестной, подбросила младенца, на крыльцо дома малютки. Малыш, пролежав на пороге около часа, несмотря на тридцатиградусный мороз, остался жив. Младенца осмотрели врачи, и нашли его совершенно здоровым. Это обстоятельство, и послужило тому, что по прошествии года, его усыновила достаточно обеспеченная семья. Приёмные родители, любили и лелеяли Кешку. До трёх лет, в доме царила атмосфера уюта, спокойствия и умиротворения. Соседи и знакомые завидовали столь гармоничным отношениям. Но однажды, малыш залез на подоконник, и вывалился из открытого окна с высоты второго этажа. Огромные деньги были потрачены на восстановления здоровья, но всё напрасно. Мальчик навсегда остался инвалидом – колясочником. Поняв это, глава досточтимого семейства, уговаривал жену, сдать Кешку в специализированный интернат, а себе вновь взять здорового и крепкого малыша. Женщина не согласилась, и лишилась тем самым мужа, оставшись с сыном – инвалидом одна. Мало того, что мужчина бросил семью, так он ещё и жилплощадь поменял. Себе он сделал трёхкомнатную квартиру в центре, а двум несчастным горемыкам досталась комнатка в нашей халупе. Состояние здоровья Кеши, год от года только ухудшается, но он, несмотря на физическую боль, старается, насколько это, возможно, быть полезным и вести полноценную жизнь. Он не сдался. Его мать, Ксения Степановна, безгранично и преданно служит сыну. И считает себя счастливой женщиной. Однажды, в пылу откровения, она поведала мне:

– Светочка, ведь я, благодаря обстоятельствам, избавилась от предателя. Он, только узнав, что предстоят трудности, сразу же ретировался. А ведь я любила этого человека. Но, уяснив, что передо мной подлец – вычеркнула его из своего сердца. И потом, это ведь расплата. Когда-то в молодости, я сделала аборт, от человека, которого по-настоящему любила. И вот теперь всю жизнь вынуждена расплачиваться. Жаль только, что все испытания выпали на долю Кешеньки. Но, говорят, что за грехи родителей, как правило, дети расплачиваются.

– Но ведь Кеша вам не родной, – попробовала немного успокоить я женщину.

– Нет, это он своей биологической матери не родной. А я по стечению обстоятельств, не могущая рожать, воспитала Кешеньку, и он мне самый что ни на есть родной.

Видя, как двое маленьких бесправных, и потому совсем беззащитных людей, борются с обстоятельствами, всегда испытываю душевный трепет. Ксения Степановна, прекрасно образованная, и интеллигентная женщина, вынуждена торговать картинами, которые написал её сын. К слову сказать, картины пользуются спросом, и семья не бедствует. Ксения Степановна в своё время преподавала в университете зарубежную литературу, и даже защитила кандидатскую диссертацию, но ради сына, сумела наплевать на своё самолюбие и амбиции. Кешка ни в чём не нуждается, мать круглогодично снабжает его витаминами, возит на курорт, и даже приобрела для своего ненаглядного сыночка компьютер. Кеша платит матери благодарностью и уважением. Он с почтением и даже с некоторым трепетом относиться к женщине, посвятившей ему свою жизнь. Иннокентий, помимо того, что прекрасно разбирается в компьютерах, имеет благодаря этому ещё один источник дохода. Последним его увлечением, была чеканка, и он, создаёт превосходные работы, которые, кстати, быстро раскупаются. Но как-то раз, у меня с Ксенией Степановной, состоялся несколько досадный разговор. Кешка, несмотря на то что стремился держаться изо всех сил, всё же был больным человеком. У него случались обострения, и он буквально рычал по ночам от боли. В один из таких периодов, по просьбе Ксении Степановны, я ставила уколы Кешке. Она, за годы, проведённые с больным человеком, так и не научилась этого делать.

– Понимаете, Светочка, я не могу вонзать иглу, в живую плоть, меня буквально мутит от этого, и я испытываю, физические страдания, оттого, что причиняю боль сыну.

Кеша мой ровесник. С ним всегда интересно. Он начитан, умён, обладает потрясающим чувством юмора. Если Ксении Степановны не было дома, а я никуда не торопилась, мы с ним болтали часами. Он, как-то быстро пошёл на поправку, и буквально искрился жизнью. Странно, но у совершенно здоровых людей, мне не доводилось наблюдать такого желания жить, и постигать действительность. Ещё от него исходила потрясающе позитивная энергия. Я, временами растрачиваясь на пустяки, придя к Кешке, тут же забывала о своих неприятностях. Честно говоря, было даже стыдно за свои минутные слабости. На фоне жизненных неурядиц Кеши, мои проблемишки выглядели как муравьи, хаотично копошащиеся под ногами. И вот как-то раз, мы беззаботно смеялись над какой-то ерундой. Вошла Ксения Степановна, и дала понять, что мне пора уходить. Я беспрекословно ретировалась. Спустя час, в мою дверь постучали. Вошла Ксения Степановна. Она, сев на стул, долго и бессвязно тщилась говорить о самых незатейливых и неинтересных нам обоим вещах. Я понимала, что она никак не решится заговорить со мной о чём-то важном для неё. Я не пришла к ней на выручку, и постановила пустить ситуацию на самотёк. В конце концов, устав, она приступила к тому, зачем явилась.

– Светочка, хочу заранее попросить у вас прощения. Поверьте, я не хочу обидеть вас.

– Простите, но я не совсем понимаю…

– Да, да, конечно, мне следует быть более конкретной. Но вот никак не решусь. В общем, хочу попросить вас, прекратить визиты к нам.

– Не понимаю, ведь я не просто так хожу, а помогаю Кеше. Ему необходимы уколы.

– Да, но я уже наняла другую медсестру.

– Почему?! – воскликнула я. – Зачем платить кому-то, когда я делаю это абсолютно бесплатно. Или вас не устраивает качество?

– Нет, вы великолепно справляетесь. Не спрашивайте меня. Просто не ходите к нам, пока во всяком случае.

– Значит, у вас деньги лишние, – обидевшись, проговорила я.

Ксения Степановна поморщилась, и, опустив глаза в пол, призналась:

– Кешенька в вас влюблён.

– Да что вы такое говорите! Неужели вы думаете, что я пыталась, как-то соблазнить его? Кешка мой добрый приятель. Мы знаем друг друга с детства. Да как вам в голову могла прийти такая глупость!

– Поймите, – продолжала Ксения Степановна, – у меня и в мыслях не было обвинять вас. Для вас он просто друг. А вот вы для него, нечто большее. Я давно подозревала это просто отказывалась в это верить. Вы благотворно влияете на сына, только вот последнее время, ему всё труднее сдерживаться. Он готов в любую минуту признаться вам в любви. Интересно, как вы прореагируете?

Я молчала.

– Вот то-то и оно, – резюмировала Ксения. – Потому, я полагаю, что если вы какое-то время не будете появляться у нас, это поможет, сыну, разобраться со своими чувствами. У нас вчера состоялся разговор. Я привела ему все доводы, и он согласился. Но я склонна считать, что сделал это он исключительно для того, чтобы, не тревожить своей проблемой меня.

– Я всё поняла, – тихо произнесла я.

На том и порешили. С того памятного разговора, прошло полгода. Я выполнила просьбу Ксении Константиновны. Кешка также ни разу не появился у меня. Когда мы случайно сталкивались в коридоре, он, отодвинув свою коляску, почтительно пропускал меня, и сдержанно приветствовал.

Прежде чем отправится к Кеше, я решила всё же спросить позволения у Ксении Степановны. Женщина была на кухне, и разделывала коровью ногу на холодец. Выслушав мою просьбу, она, задумалась, а потом, улыбнувшись, изрекла:

– Конечно, Светочка. Полагаю, теперь можно. Только мне всегда чудилось, что вы тайком от меня всё же бываете у Иннокентия. Оказывается – нет. Что ж он будет рад возобновить дружбу с вами.

И она продолжила терзать беззащитную ногу, ни в чём не повинного животного.

Я постучала, и, не дожидаясь ответа, вошла в комнату. Мне всегда нравилось, как пахнет комната, где обитал Кеша. Запах краски, перемешивался с ароматом неплохих духов, которыми пользовалась Ксения Степановна. Ещё здесь пахло уютом, и настоящим домом. Наш дом очень старый, и, во всех без исключения комнатах, воняло сыростью и затхлостью. Этот запах был неистребим. Сколько раз, я пыталась избавиться от него, делая ремонт, но тщетно. Этим тлетворным духом пропитались не только стены, но и одежда. Порой, запах ощущался и вне дома. Он преследовал меня, не давая забыть, ни на мгновение, к какому социальному слою я принадлежу. Так разит нищета, и отчаяние, людей, влачащих жалкое существование, и не надеющихся никогда выбраться из порочного круга, заданного кем-то раз и навсегда. Каким волшебным образом, удалось Кении Степановне, изничтожить вонючесть, я не знаю. Быть может, её никогда не посещало отчаяние, и в силу этого, из комнаты, сам собой, улетучился дух горести.

Кеша, обложенный горой подушек, дремал в кровати. Я окликнула его, но он не проснулся, но когда я собралась, было уже покинуть комнату, услышала позади себя:

– Стой! Не уходи.

Придав как можно больше оптимизма голосу, присев на краешек кровати, я беспечно взялась щебетать без умолку. Отчего-то боялась остановиться. Боялась паузы, и, тарахтя как пулемёт, гнала от себя этот страх. Кеша молчал и слушал. Лицо его было очень серьёзным, словно я толковала о чём-то крайне важном. Мой словесный фонтан иссяк и я, глупо улыбаясь, осведомилась:

– Как ты тут поживаешь?

– Без тебя плохо. Почему ты не приходила?

У меня закружилась голова. Я уже пожалела, что зашла к нему. Я пыталась предложить Кешке игру в ничегонепонимание, но он, как честный и бескомпромиссный человек, не принял её, он решил говорить начистоту. Пожалуй, мне слабо тягаться с ним в прямодушии. Я не боялась заводить деликатный разговор просто со временем, очень хорошо усвоила правила, по которым живут практически все представители рода человеческого. Искренние разговоры, и выяснения отношений, канули в Лету, на смену пришла фальшь, и хорошие манеры. Я предприняла ещё одну попытку, заставить Кешку вести беседу шаблонно, не касаясь темы наших личных взаимоотношений.

– А меня с работы выгнали, представляешь! Ума не приложу, что делать дальше. Может быть, ты подскажешь?

– Я подумаю, и постараюсь дать дельный совет. Но ты не ответила на вопрос, – продолжал упорствовать Иннокентий.

Я уяснила, что попала впросак. Теперь есть два выхода: либо бежать вон из комнаты, либо начать откровенно отвечать на вопросы. Убежать было бы проще всего, и по малодушию своему, было, уже собралась драпать, но в какой-то момент, перехватив взгляд Кеши, мне стало совестно. Он глядел на меня, словно ожидая капитуляции. Мало того, он был просто уверен в том, что я сбегу, и не стану откровенничать с ним. Разозлившись на себя, внутренне дрожа, как мокрая собачонка, пролепетала:

– У меня в своё время состоялся разговор с твоей мамой, она запретила мне бывать у вас.

– Почему?

Я поняла, что предстоит идти до конца. Начало положено, а вот с продолжением, опять возникла проблема. Кешка мучил меня и себя. Либо, его любовь трансформировалась в ненависть ко мне, либо, он решился раз и навсегда решить этот вопрос, и никогда более не возвращаться к больной теме.

– Ей показалось, – отчаянно кинулась я в объяснения, – что ты увлечён мной.

– Да, это, правда, только простое увлечение, на мой взгляд, не может служить препятствием для посещений. Ты не находишь?

– Да наверное.

– Тогда в чём же дело? Почему тебя не было полгода?

– Твоя мать считает, что ты в меня безнадёжно влюблён, и моё присутствие может пагубно отразиться на твоём здоровье. Она полагает, что это принесёт тебе страдания.

– Мне принесло страдание твоё отсутствие. Об этом вы с мамой не подумали? Впрочем, я веду себя как маленький капризный ребёнок. Быть может, ты просто тяготишься моим обществом?

– Нет, что ты, мне с тобой невероятно интересно. Ты хороший собеседник и друг только…

– Только любить меня ты не можешь, – подытожил Кеша

– Я этого не говорила. Поверь, я люблю тебя как брата.

– Неужели ты считаешь, что я ничего не понимаю. Ты – здоровая красивая женщина. У тебя большие планы в отношении будущего замужества. Ты достойна большего, нежели немощный убогий инвалид. У меня и в мыслях не было, что ответишь мне взаимностью. Просто твоё присутствие, придаёт мне силы. Если хочешь, ты моя муза. За эти полгода, я не написал ни одной картины. Мне незачем существовать без тебя.

Кеша разволновался, каждое слово давалось ему с трудом. От природы, он был награждён аристократичной внешностью: высокий лоб, волевой подбородок, тонкий нос. Особенно прекрасны были у Кешки глаза – бездонные и печально – мудрые. Руки, особенно мягкие и тонкие, с белой почти прозрачной кожей производили впечатление ненатуральности, до того они были хороши в своём совершенстве. Теперь же, в минуту душевного глубочайшего смятения, он похорошел ещё больше, и стал подлинным красавчиком. Мне захотелось, как-то утешить его, но комок, застрявший в горле, не позволял это сделать словесно, и тогда, я провела кончиками пальцев по его руке. Он отвернулся к стене, опасаясь, по-видимому, расплакаться.

– Я буду приходить к тебе каждый день, – не переставая гладить руку, пообещала я, – Мне, как и тебе одиноко, и страшно без поддержки. Твоей поддержки, мне здорово не хватало.

Вошла Ксения Степановна, которая сразу обличила мои незамысловатые ласки. Она, всплеснув ручками, поведала:

– Ты представляешь Кешенька, совсем забыла тебе сказать. Позвонила Наталия Марковна, и просила приехать к ней. Думаю, опять, что-то случилось с её внуком. Ты же знаешь, как она печётся о нём. Ведь наверняка какая-нибудь ерунда. А не поехать нельзя – обидится.

Ксения Степановна, стремительнее ветра носилась по комнате. И собиралась в дорогу. Через пятнадцать минут, она была при полном параде.

– Буду только к вечеру. Ты же знаешь, какая она болтушка. Пока все свои проблемы не выложит, не успокоится.

Ксения Степановна испарилась. Я ровным счётом ничего не понимала. Кешка, вероятно, тоже. Мы несколько обалдело смотрели на захлопнувшуюся за Ксенией Степановной дверь.

– Хочешь, анекдот расскажу? – спросил неожиданно Кеша.

Я кивнула.

– Приходит в публичный дом старичок лет восьмидесяти, и требует троих девиц. Конечно, все обитательницы дома несколько удивлены, но желание клиента – закон. Спустя какое-то время, он требует ещё троих, а потом ещё и ещё. И как ни странно, женщины, выходят из его комнаты, в полном восторге – дед оказался на высоте. Наконец, когда через постель ненасытного дедули прошли все проститутки, хозяйка заведения не выдержала и спросила:

– Скажите, в чём секрет вашей неуёмной, сексуальной энергии?

На что дедуля отвечает:

– Просто так удачно парализовало!

Кешка рассмеялся, и я приневолена была разделить с ним веселье.

– Знаешь, к чему это я? – продолжая смеяться, спросил Кешка. – К тому, что этот анекдот про меня.

Он резко отринул одеяло, и я узрела, что Кеша лежит абсолютно голый. Но я не могла отвести глаза, потому что мой взор приковал его детородный орган. Я не девственна, конечно, у меня были мужчины, различных физиологических потенциалов. Безусловно, не считаю себя уж очень изощрённой, в сексе, но кое-что изведала, и потому увиденное вынудило меня в буквальном смысле слова оцепенеть. Мало того, что гордость всех мужчин находился в полной боевой готовности, так он ещё и поражал воображение своими размерами. Я сумела-таки перевести взор с мужского великолепия, и взглянула в Кешкины глаза.

– Видишь, меня тоже удачно парализовало. Природа порой странно шутит над своими верноподданными. Здоровый в физическом плане мужчина, может быть обладателем, незначительного мужского достоинства. Мне он, в общем-то, ни к чему, а вот поди ж ты.

– Ты простынешь, закрой одеяло, – посоветовала я.

– Тебя действительно так заботит моё здоровье, или находишься под впечатлением от увиденного? Мне есть чем похвастаться, верно?

Мне ничего не оставалось делать, как согласиться.

– Да, ты прав, я действительно поражена.

– Можно тебя попросить об одном одолжении? – почти шёпотом произнёс Кеша.

Я напряглась, но милостиво разрешила.

– Сначала хочу рассказать, чего мне стоило, просить тебя. Жизнь обречённого человека напрочь лишена романтики. Обстоятельства ставят перед фактом, и если ты не идиот, прекрасно понимаешь, что ждать чуда не нужно. Но, как всякое мыслящее существо, человек ограниченный в возможностях, может мечтать. Только это придаёт хоть какой-то смысл жалкому существованию. Жизнь лишённая ярких событий, контактов, впечатлений, тем не менее не напрасна. Чем скуднее внешняя сторона, тем ярче и содержательнее внутренний мир. Нам, таким как я, некуда спешить. Не нужно доказывать, что-то в жизни. Вот уже много лет я инвалид и смирился с обстоятельствами, и ни на что не претендую. Единственное, чего меня не лишила жизнь, так это мой разум. Вероятно, люди лишённые этого, по-своему счастливы и беспечны. Именно он, мой рассудок, подсовывает мне фантазии, в том числе и эротические с которыми я не могу, да и не хочу бороться. Да и зачем? Так приятно, ощущать себя тем, кем захочешь. Я, например, часто вижу себя красавцем-мужчиной, от которого без ума всё женское население страны. Я способен, выбрать себе женщину, любую, которая пойдёт за мной на край света. Но мне не нужна любая, во всех моих мечтаниях, только ты олицетворяешь образ единственной и прекрасной возлюбленной.

Я попыталась возразить, что-то, но Кеша не дал мне раскрыть и рта.

– Ты послушай, и не пугайся. Не думай, что я своей откровенностью, пытаюсь вызвать к себе жалость. И вовсе не собираюсь, обременят тебя своими проблемами. У тебя своя жизнь, у меня – своя. И твоя физическая оболочка, не имеет к этому, никакого отношения. Любить не тело, а душу! Для меня это не пафосный бред. К сожалению, я сформировался как мужчина, а мужчине, как известно, необходимо женское присутствие, скажем в натуре.

– Чего же ты хочешь? – спросила я просто так. Потому что уже начала догадываться, к чему ведёт свои речи Кеша, и в связи с этой догадкой несколько струхнула.

– Ты взрослая женщина и, конечно, всё давно поняла. Не нужно играть со мной, будь откровенна. Твоей душе, которую я знаю, и ощущаю как собственную, претит фальшь. Клянусь, что никогда более не обращусь к тебе с подобной просьбой. Никогда и не намекну о том, что между нами было. Ты можешь мне верить. Будь со мной сегодня. Я хочу умереть мужчиной. Единственный раз испытать чувство настоящего сладострастия и порока. Я не могу быть непорочным. Это пресно и не запоминается. Будь со мной, прошу тебя. Подари мне это наслаждение и муку.

Не отдавая себе отчёта, скорей для того, лишь чтобы хоть как-то успокоить приятеля, я нежно почти по-матерински поцеловала его в лоб.

– Я ещё не умер. Не надо одолжений. Я, конечно, не ожидал, что ты с восторгом примешь моё предложение, но милости с барского плеча не приму. Уходи!

Я и в самом деле собралась уходить, мало того, даже обрадовалась, что Кешка гонит меня от себя. Взглянув последний раз на его лицо, которое от волнения и необыкновенного душевного смятения, стало ещё одухотворённее и прекрасней. Его, слабое бессильное тело, из которого мало-помалу утекает жизнь, было беззащитно распластано на белоснежной простыне. Чувство стыда и ещё чего-то неведомого возникло у меня в этот миг. Чудилось, что этот человек, в данную минуту, абсолютно, геройски беззащитен передо мной. Он распахнулся мне, и ждёт приговора. Я же, как последняя ханжа, ради соблюдения принятых в обществе моральных норм, отказываюсь принять его откровение. Нагнувшись, я поцеловала Кешу в губы. Он не двинулся. У меня закружилась голова от переизбытка эмоций. Неожиданно из главы в одно мгновение вылетели все мысли плохие и хорошие. Я не отдавала себе отчёта, и не контролировала себя со стороны. Не задавалась вопросом, хорошо я поступаю или плохо. Просто мы, почуяв необходимость, друг в друге, пошли за чувством любви, которое вело нас словно слепых, по лабиринтам своих прекрасных, дарующих блаженство ощущений.

У Кеши были сильные натренированные руки, способные тешить женщину незаурядно нежно и со знанием дела. Если учесть что я первая дама, до которой он дотронулся, то, по-видимому, эта способность дана ему от природы. Кешка умел боготворить. До близости с ним, я никогда ещё не испытывала таких чувств. Мужчины, любившие меня на часок, были ласковы, старались понравиться, не упасть лицом в грязь. Кто – шептал нежные пленяющие слова, но все они думали только о себе. О том, как насытить плоть и выйти из любовного приключения с наименьшими для себя потерями. Наутро, как правило, все они, усердно говоря о посторонних вещах, спешно ретировались, сулясь позвонить. Я же в течение недели страшилась подходить к телефону. А вдруг правда позвонит? Что тогда? Мне не нужна была их криводушность и желание за медный грош, получить максимальное удовлетворение. Кешка любил меня. Ему нужна была только я. Ханжеское воспитание мешало мне при близости с мужчинами. После того как всё было окончено, я полночи лежала с полузнакомым сторонним для меня мужчиной, и испытывала муки совести. В данной ситуации, с боязнью, улетучился и нарочитый стыд. Было немудрено хорошо. О дальнейшем я не думала.

Мы лежали обнажённые, и слушали сердцебиение друг друга. Изъясняться не хотелось, да и не нужно было. Кеша гладил мою грудь. И мне опять-таки не было совестно, за то, что природа обделила меня, отжалев бюст нулевого размера. Под его чувственной рукой, он казался самой себе совершенным творением Создателя. Я была красива, желанна, и редкостно блаженна. Это приключение было необходимо для того, чтобы, в конце концов, я уразумела чего стою, и чего заслуживаю в этой жизни. На меньшее никогда уже не разменяюсь. А если и разменяюсь, то буду, противна самой себе.

Мы курили одну сигарету на двоих. Затяжку я, затяжку он. Затяжку я, затяжку он. Он держал сигарету в своей руке, и подносил её к моим губам. Я закрывала глаза, и втягивала дым, с колоссальным наслаждением. Дым этот, казалось, малость заглушит впечатления от сотворившегося с нами сумасбродства. Не думая, не говоря, не стыдясь, курили, наслаждаясь процессом. Так просто жить и наслаждаться процессом.

Но как бы не было нам хорошо, нужно было уходить. Я взялась нехотя облачаться, и тогда Кеша задал вопрос.

– Света, ты зачем приходила. У тебя ко мне какое-то дело?

Я посмотрела в его распахнутые глаза, и представила комичность ситуации: пришла узнать у соседа, о ночных звуках, а оказалась в его постели. Меня это немало позабавило, и я сказала смеясь:

– Да, представляешь, сегодня часа в три ночи, слышала, как кто-то тихонько стучит молоточком. Подумала ты, вот и захотела уточнить. А то в связи со смертью Моти, мне чудятся привидения. Хотела успокоиться на этот счёт.

– Ты веришь в привидения? – принял мой шутливый тон Кешка.

– Когда, в доме покойник, а ночью, непонятно откуда раздаются странные звуки, невольно содрогнёшься, и поверишь во что угодно. Хотя, я скорей атеист. Наверное, вчера здорово перенервничала. Вот и чудиться невесть что.

Я собралась уходить, но Кеша задержал меня.

– Я не работал сегодня ночью. Я же сказал тебе, что полгода не прикасался к живописи и чеканки.

– Ну, значит, мне почудилось. Сегодня выпью успокоительное, и буду спать как сурок. Ну, я пошла. Пока!

– Пока! Скажи, ты свободна в ближайшие дни?

– Да. Теперь, сама себе хозяйка.

– Я хочу написать твой портрет. Приходи позировать. Согласна?

– С удовольствием. Только не знаю, что ты нашёл в моей внешности такого уж необыкновенного, чтобы просилось на полотно. Я – заурядная. Таких не запечатлевают на портретах, – беззаботно продолжала я щебетать.

– Я пишу не внешность. Хотя физически ты прекрасна. У тебя заниженная самооценка, – очень серьёзно отозвался Кеша.

– Как угодно. Будем лепить из меня красавицу. Это, в общем, то приятно слышать. Завтра приду непременно!

Вот я открыла дверь, переступила через порог, собралась затворить дверь, но вслед услышала:

– Я тоже ночью слышал стук.

Я закрыла дверь, сделала несколько шагов, и тогда лишь, до меня дошёл смысл фразы. Кешка страдает от бессонницы, он не солгал мне. Значит, мне не получится, убедить себя в том, что это просто послышалось. А как было бы здорово! Я бы успокоилась, и прекратила терзаться этим вопросом. Ну, ничего. Просто надобно, вычислить, кто же это по ночам, ведёт какие-то строительные работы.

В коридоре, я наткнулась на Ингу, мало того, мне показалось, что она отпрянула от двери, когда я выходила. Значит, сплетня обеспечена. Инга, роет землю носом, собирая на меня компромат.

– Ступай на кухню, займись, наконец, холодцом, – процедила она. – Одна, понимаешь ли, удрала невесть куда, вторая, личную жизнь всё никак устроить не может.

Она надменно удалилась, давая понять, что всё обо мне знает, и в соответствующий момент, всенепременно употребит это знание и, уж конечно, не в мою пользу. Пришлось послушно плестись в кухню. Я не боюсь Инги и её длинного языка. Я, вообще, после сегодняшнего происшествия перестала бояться сплетен и пересудов. Даже если вести себя аки ягнёнок, молва отыщет повод посудачить. Так зачем же упускать такую возможность. Пусть уж лучше чешут языками не голословно. Я уставилась на коровью ногу, которая, угрожающе выставив копыта, лежала в кастрюле наполненной холодной водой. Что с ней делать, я понятия не имела. И тогда, от безысходности обратилась к Инге:

– Дальше то что?

Инга, презрительно прищурясь и, сложив и без того тонкие губы в ниточку, отреагировала:

– Варить надо. Это понятно?

– Целиком?

– Сначала соскоблить, потом разделать, затем варить. Долго. Но чтобы вода не кипела, и не замерла. Потом добавь луку в кожуре, для цвета. Разделаешь, чесночок порежешь, морковочку добавишь, зальёшь бульоном и в холодильник. Усекла?

Мне почудилось, что мы с Ингой говорим на разных языках. Обрывки фраз, кое-как дошли до сознания, но вот воссоздать услышанное на практике не представлялось возможным. Я изрекла:

– В холодильник сейчас ставить, или попозже?

Инга, вероятно, сначала подумала, что я потешаюсь над ней, но потом, прочтя на моём лице полную растерянность, почувствовала превосходство над незадачливой соседкой, которая не может уяснить таких элементарных вещей. Но тут на помощь пришла Августа Павловна. Милая интеллигентная женщина, не переносившая скандалов и склок между соседями.

– Инга, не волнуйтесь, я проконтролирую процесс, – она ободряюще мне подмигнула.

Инга, разочарованная тем, что не удалось до конца насладиться моей беспомощностью, гордо ушла.

Я вздохнула спокойно. Августа Павловна истово взялась за работу, и через пятнадцать минут, омерзительная нога, лежала в кастрюле, готовясь стать холодцом. Я молча курила и лениво наблюдала за процессом. Августа Павловна, несмотря на то, что ей уже минуло шестьдесят лет, выглядела, тем не менее, отлично. Я мечтаю, дожив до её возраста, сохраниться подобным образом.

– Августа Павловна, – обратилась я к ней, – раскройте ваш секрет.

– Какой секрет?

– Молодости.

– Полагаю, вы мне делаете комплимент. Но не скрою, приятно слышать. Женщина, даже если ей стукнуло сто лет, хочет нравиться, и быть предметом восхищения. А секрета нет. Это скорей наследственное. Мать и бабка моя, дожили почти до девяноста, и неплохо при этом выглядели. И заметьте, ещё обладали превосходными мыслительными способностями. Но надо немного помогать природе, бороться со старостью. Я не курю, спиртное пью только в крайних случаях. И вот вам готов рецепт красоты и здоровья.

– Я вот курю и не хочу бросать. Как быть с этим? Выходит, достигнув вашего возраста, буду, похожа на жёваный помидор?