Текст книги "Защита прав и охраняемых законом интересов участников недействительной сделки в гражданском праве России"

Важно отметить, что охранительное право на защиту в рассматриваемом правоотношении может возникнуть при нарушении совершенно различных субъективных регулятивных прав и законных интересов. Так, при исполнении сделки, совершенной без необходимого согласия одного из супругов, допускается нарушение права собственности на принадлежащее ему имущество, которым второй супруг распорядился в обход законодательных правил. Совершение и (или) исполнение сделки должником, в отношении которого введены процедуры банкротства, способно нарушить законный интерес его конкурсного кредитора в получении части стоимости имущества на стадии конкурсного производства, что обуславливает наличие у него права на оспаривание такой сделки.

С учетом изложенного очевидно, что правоотношение по защите прав и охраняемых законом интересов участников недействительной сделки является разновидностью общей модели гражданско-правового охранительного отношения, которое не сводится и не исчерпывается при этом в своем составе правоотношением реституционным. Как следует из п. 1 ст. 167 ГК РФ, реституционное правоотношение складывается, в отличие от правоотношения по защите, исключительно между сторонами недействительной сделки и при наличии ее исполнения, опосредуя, таким образом, только процесс обратного перемещения переданного по недействительной сделке имущества. Содержанием такого правоотношения выступают обязанности сторон возвратить имущество; юридическим фактом, влекущим возникновение реституционного правоотношения, – удовлетворение требования о применении последствий недействительности.

Цель реституционного правоотношения, таким образом, состоит исключительно в обратном перемещении исполненного по сделке. В свою очередь, правоотношение по защите прав и охраняемых законом интересов участников недействительной сделки выступает формой защиты таких субъектов с применением большего количества способов защиты (признания оспоримой сделки недействительной, признания недействительной или действительной ничтожной сделки, применения «иных последствий недействительности договора» (п. 3 ст. 431.1 ГК РФ)).

Все это в современных правовых реалиях дает основания для вывода лишь об относительной самостоятельности реституционного правоотношения, о его вхождении в качестве элемента в более общее охранительное правоотношение – правоотношение по защите прав и охраняемых законом интересов участников недействительной сделки. Помимо реституционного правоотношение по защите может включать, в частности, правоотношения по установлению недействительности (ничтожности), признанию недействительности (оспоримости).

Кроме того, как будет показано далее, в ряде случаев порок, влекущий недействительность сделки, влечет наступление не гражданско-правовых, а уголовно-правовых и административно-правовых отношений. В рамках данных правовых связей последствиями недействительности выступают санкции соответствующей отраслевой принадлежности, а способы защиты прав и охраняемых законом интересов участников недействительной сделки не применяются.

Таким образом, правоотношение по защите прав и охраняемых законом интересов участников недействительной сделки можно определить как гражданско-правовое охранительное материальное отношение, основанием возникновения которого является сложный юридический факт – совершение (или) исполнение сделки с дефектом, нарушающей права и законные интересы ее добросовестных участников (сторон, иных, третьих лиц). Субъектами данного правоотношения являются потерпевший (сторона недействительной сделки, иное или третье лицо) и нарушитель (нарушители) – сторона (стороны) недействительной сделки. Объектом правоотношения по защите выступает имущественная сфера потерпевшего, которая подвергается негативному влиянию совершенной и (или) исполненной сделки, а также иногда – публичные интересы, реализуемые субъектами, осуществляющими контрольные полномочия. Содержанием правоотношения является охранительное право на защиту, обращенное к суду, и охранительная обязанность нарушителя (нарушителей) претерпеть негативные последствия совершенной и (или) исполненной им (ими) сделки.

Глава 2
Субъекты права на защиту при недействительности сделки

Стороны недействительной сделки

Согласно п. 2 ст. 166 ГК РФ требование о признании оспоримой сделки недействительной может быть предъявлено стороной сделки или иным лицом, указанным в законе. Требование о применении последствий недействительности ничтожной сделки вправе предъявить сторона сделки, а в предусмотренных законом случаях также иное лицо.

Глубокую доктринальную разработку понятие «стороны» получило в науке гражданского процесса, где под ними понимаются такие участники судопроизводства, спор которых о субъективных правах и юридических обязанностях должен разрешить суд. С процессуальной точки зрения, стороны представляют собой действительных или предполагаемых субъектов спорных материальных правоотношений как носителей спорных прав (истец) и обязанностей (ответчик), обладающих противоположным юридическим интересом в деле, действующие от своего имени. Только на стороны распространяются материально-правовые последствия судебного решения по делу[116]116
  См., например: Гражданский процесс. Общая часть / Г. Л. Осокина. – 2-е изд., перераб. М.: Норма, 2010. С. 165–167.


[Закрыть].

В цивилистике понятию сторон не уделяется достаточного внимания. Вместе с тем анализ действующего гражданского законодательства, а также используемых в ГК РФ лексических оборотов, связанных с термином «стороны» (ст. ст. 2, 157, 308, 430, 450 ГК РФ), свидетельствует об особом положении данных субъектов в соответствующих правоотношениях. Данное обстоятельство связано с тем, в качестве сторон следует рассматривать лишь тех лиц, благодаря действиям которых возникло правоотношение и которые приобрели в нем права и юридические обязанности. Интерес именно этих субъектов, таким образом, является предпосылкой развития конкретного гражданского правоотношения, «целью права»[117]117
  Братусь С. Н. Субъекты гражданского права. М.: Юриздат, 1950. С. 20.


[Закрыть].

Участие в возникновении и прекращении правоотношения предопределяет персонифицированность сторон. Как справедливо отмечается в литературе, стороны «настолько конкретны, насколько вообще может быть конкретизировано обязательство за счет тех прав и обязанностей, которые характеризуют участников соответствующего правоотношения. Именно поэтому доктрина гражданского права по критерию межсубъектных связей относит обязательство к относительным правоотношениям»[118]118
  Чурилов А. Ю. Участие третьих лиц в исполнении гражданско-правового обязательства: монография / А. Ю. Чурилов. – М.: Юстицинформ, 2019. С. 9–10.


[Закрыть]. Персони-фицированность сторон на момент совершения сделки и их интерес в ее возникновении отличает сторон от иных и третьих по отношению к сделке лиц.

Стороны гражданско-правового отношения выступают в этой связи непосредственными его участниками – носителями прав и обязанностей в таком правоотношении, строго персонифицированными на момент его возникновения, обладающими интересом в достижении определенных целей посредством реализации приобретенных в правоотношении прав и обязанностей. Подобный подход уместен как в конструкции регулятивного правоотношения, где юридический интерес сторон состоит в достижении положительного экономического эффекта за счет приобретения материальных благ, так и охранительного правоотношения, где юридический интерес выражается в потребности восстановления нарушенной имущественной сферы.

Правоотношение по защите прав и охраняемых законом интересов участников недействительной сделки как гражданское охранительное правоотношение имеет в качестве своих субъектов, в том числе, стороны недействительной сделки. Выступая сторонами недействительной сделки, субъекты гражданского права имеют права и несут обязанности, порожденные такой сделкой, непосредственно претерпевают нарушение такой сделкой их прав и охраняемых законом интересов. Это обуславливает необходимость их первоочередного наделения средствами устранения последствий такой сделки, иными словами – необходимость защиты их прав и охраняемых законом интересов. С учетом изложенного в качестве стороны недействительной сделки можно рассматривать и третье лицо, в пользу которого заключен договор с того момента, когда он приобрел право требования исполнения по договору (ст. 430 ГК РФ).

Таким образом, под сторонами недействительной сделки следует понимать участников правоотношения по защите их прав и охраняемых законом интересов, наделенных правом на защиту посредством максимально полного, в сравнении с иными участниками недействительной сделки, набора способов защиты, а также претерпевающих все материальные последствия при изменении юридической судьбы сделки. Подобный их статус объясняется самим совершением ими недействительной сделки, непосредственным участием в ее исполнении.

Научный и практический интерес представляет вопрос о возможности уступки прав стороной в реституционном обязательстве. Анализ отечественной литературы, посвященной вопросам перемены лиц в обязательстве, свидетельствует о наличии общей тенденции к признанию возможности уступки прав требования в реституционных обязательствах[119]119
  См.: Кархалев Д. Н. Реституционное охранительное правоотношение // Налоги. 2009. № 27 // СПС «КонсультантПлюс»; Керимова М. А. Уступка права требования в гражданском законодательстве России: дис…. канд. юрид. наук. Ставрополь, 2002. С. 66; Почуйкин В. В. Основные проблемы уступки права требования в современном гражданском праве России: дис… канд. юрид. наук. М., 2003. С. 11.


[Закрыть]. Так, В. В. Байбак отмечает, что для уступки кондикционных и подобных им реституционных требований нет принципиальных препятствий, чего нельзя сказать, однако, о виндикационных, виндикационно подобных и исключительно реституционных требованиях (связанных не с передачей денежных средств, а с возвратом индивидуально-определенного имущества)[120]120
  Байбак В. В. Реституционные, кондикционные и виндикационные требования в гражданском обороте // Объекты гражданского оборота. М.: Статут, 2007 // СПС «Консультант-Плюс».


[Закрыть]. Последнее, по мнению указанного автора, связано с тем, что в случае получения вещи в порядке реализации уступленного права цессионарий будет являться таким же неосновательным ее приобретателем, как и сторона недействительной сделки, уступившая право. Более либеральную позицию отстаивает А. И. Бычков, допуская перемену лиц в реституционном обязательстве вне зависимости от его предмета. Ученый полагает, что при подобной уступке цедент реализует свое право требования, передавая его третьему лицу, получая за это встречное предоставление и восстанавливая тем самым свои права. Личность первого участника недействительной сделки для ее второго участника значения, по мнению А. И. Бычкова, не имеет[121]121
  Бычков А. И. Реституционное обязательство в гражданском обороте // Имущественные отношения в Российской Федерации. 2013. № 7. С. 79–88.


[Закрыть].

Подход, предполагающий оборотоспособность прав из охранительных правоотношений, встречается и в актах судебной практики. Так, в п. 13 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 21.12.2017 № 54 «О некоторых вопросах применения главы 24 ГК РФ о перемене лиц в обязательстве на основании сделки» со ссылкой на п. п. 2, 3 ст. 307.1 ГК РФ, п. 1 ст. 388 ГК РФ отмечается, что допускается, в том числе уступка требований о возврате полученного по недействительной сделке, о возврате неосновательно приобретенного или сбереженного имущества. По мнению суда, ст. 307.1 ГК РФ, распространившая действие общих правил об обязательствах на сферу реституции, также дает основания утверждать о допустимости перевода долга по реституционному обязательству.

Вместе с тем, как представляется, сама по себе возможность перемены лиц в реституционных правоотношениях не может быть основана исключительно на их обязательственной природе[122]122
  В настоящей работе поддерживается тезис об обязательственной природе реституции, доказанный Д. О. Тузовым (Реституция и реституционные правоотношения в гражданском праве России // Цивилистические исследования. Выпуск первый: Сборник научных трудов памяти профессора И. В. Федорова / Под ред. Б. Л. Хаскельберга, Д. О. Тузова. М.: Статут, 2004. С. 226).


[Закрыть]. Согласно экономическим и правовым причинам недействительности сделок применение реституции преследует цель защиты как публичного порядка, так и имущественных сфер частных лиц. При этом названный результат реституции может быть достижим лишь тогда, когда возврат имущества будет осуществлен теми лицами, кто его неосновательно получил, и только в пользу тех лиц, кто его неосновательно лишился. Только в таком случае дестабилизирующие оборот последствия недействительности сделки будут полностью устранены. Кроме того, квалификация реституции как частного случая кондикции предполагает необходимость изъятия имущества из имущественной сферы приобретателя и его возврата в неизменном виде исключительно в имущественную сферу потерпевшего. По выражению Е. А. Флейшиц, «во всех случаях неосновательного обогащения взаимообусловлены приобретение или сбережение имущества одним лицом (обогатившимся) и потеря (израсходование) имущества другим лицом (потерпевшим)»[123]123
  Флейшиц Е. А. Обязательства из причинения вреда и из неосновательного обогащения. Государственное издательство юридической литературы. М., 1951. С. 211.


[Закрыть]. Обратный обмен имущества в порядке реституции, таким образом, возможен исключительно между исполнившими сделку сторонами[124]124
  К аналогичному выводу пришла Н. Г. Соломина, согласно позиции которой требование о возврате неосновательного обогащения (в том числе в порядке реализации реституционного притязания) тесно связано с личностью кредитора, а потому возможность его уступки недопустима в силу положений ст. 383 ГК РФ (Соломина Н. Г. Запрет на уступку требований, возникающих из охранительных обязательств // Право и экономика. 2018. № 7 // СПС «КонсультантПлюс»).


[Закрыть].

Не вызывает сомнений, что формально легализованный Верховный Судом РФ в Постановлении Пленума от 21.12.2017 № 54 «О некоторых вопросах применения главы 24 ГК РФ о перемене лиц в обязательстве на основании сделки» подход преследует цель создания для потерпевших гарантии возврата их имущества даже за счет иных, не обязанных, лиц. Вместе с тем, подобный подход несовершенен даже с точки зрения формальной логики, оставляя нерешенным вопрос о принадлежности полученного цессионарием имущества. Последний, как справедливо отметил В. В. Байбак[125]125
  Байбак В. В. Указ. соч.


[Закрыть], будет являться его неосновательным приобретателем, обязанным к возврату имущества стороне, первоначально его передавшей по недействительной сделке, что ставит под сомнение обоснованность признаваемой и практикой, и теорией конструкции уступки права требования по реституции.

Перевод долга по реституционному обязательству порождает аналогичную проблему, когда лицо, не участвовавшее в неосновательной передаче имущества, обязывается к возвращению того, чем не располагает по определению – денежной суммой, полученной первым должником по недействительной сделке, или, что сложнее, – индивидуально-определенным имуществом, подлежащим возврату по реституции.

Важно заметить, однако, что в ряде случаев законодатель прямо указывает на возможность уступки прав любых требований. Так, в рамках процедуры внешнего управления (ст. 112 ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» и конкурсного производства (ст. 140 ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)») допустимой признается уступка прав требования должника путем их продажи арбитражным управляющим с согласия собрания кредиторов (комитета кредиторов). Подобное правовое решение связано со спецификой банкротного производства: необходимостью обеспечения удовлетворения требований кредиторов за счет стоимости полученных от реализации соответствующих прав требования денежных средств.

С учетом изложенного, представляется, что сфера применения норм о перемене лиц в реституционных обязательствах должна ограничиваться случаями перемены лиц преимущественно по недоговорным основаниям (переход права требования по закону, наследование долга и т. д.).

Дискуссионным в литературе является вопрос и о возможности уступки права стороны на оспаривание сделки. Сформированное в отечественной науке гражданского права учение о правопреемстве [126]126
  См.: Черепахин Б. Б. Правопреемство по советскому гражданскому праву. М.: Госюридлит, 1962. С. 6.


[Закрыть] позволяет выделить три актуальные проблемы права на оспаривание сделки при перемене лиц в обязательстве при универсальном (в частности, при наследовании) и сингулярном правопреемстве.

Традиционно в науке гражданского права под наследованием понимается переход имущества умершего к другим лицам в порядке универсального правопреемства, т. е. в неизменном виде, как единое целое и в один и тот же момент, если из правил ГК РФ не следует иное (п. 1 ст. 1110 ГК РФ)[127]127
  См.: Российское гражданское право: Учебник: В 2 т. Т. 1: Общая часть. Вещное право. Наследственное право. Интеллектуальные права. Личные неимущественные права / Отв. ред. Е. А. Суханов. – 2-е изд., стереотип. М.: Статут, 2011. С. 640 (автор главы – Кулагина Е. В.).


[Закрыть]. Понимание недействительной сделки как вносящей неопределенность в имущественную сферу участников недействительной сделки позволяет сделать вывод о том, что наследник как универсальный правопреемник приобретает право на оспаривание всех совершенных наследодателем сделок. Справедливо утверждение С. А. Смирнова о том, что «сама по себе смерть лица, чьи права и охраняемые законом интересы нарушены сделкой, не означает, что из правовой действительности исчезло указанное нарушение. В пределах срока исковой давности сохраняется потенциальная возможность реализации права на защиту со стороны лиц, имеющих юридическую заинтересованность. Юридический интерес в устранении нарушения могут иметь наследники»[128]128
  Смирнов С. А. Оспаривание сделок наследодателя: вопросы теории и практики // Нотариус. 2016. № 2. С. 8.


[Закрыть]. Близкой по существу, но отличающейся в части аргументации позиции придерживается А. А. Ягельницкий, обосновывающий возможность перехода права на оспаривание рядом политико-правовых аргументов[129]129
  Ягельницкий А. А. Наследственное преемство в праве на оспаривание сделки // Вестник гражданского права. 2010. № 5. С. 76–106. Данный теоретический вывод проводится и в судебной практике (п. 73 Постановления Пленума ВС РФ от 29.05.2012 № 9 «О судебной практике по делам о наследовании» // Рос. газ. 2012. № 127). См. также: Останина Е. А. Реституция обременяет наследство. Комментарий к Определению Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 21.12.2017 № 308-ЭС17-14831 // Вестник экономического правосудия. 2018. № 4. С. 16–20.


[Закрыть].

Данный вывод иногда подвергается критике в юридической литературе. Так, по мнению В. А. Белова, «способность наследодателя к оспариванию совершенной им сделки никак не может поменять своего обладателя. В силу закона она принадлежит только ему и никому другому»[130]130
  Практика применения ГК РФ, частей второй и третьей / Под общ. ред. В. А. Белова. -2-е изд., перераб. и доп. М.: Юрайт; Юрайт-Издат, 2011 (автор ответов – Белов В. А.) // СПС «Гарант».


[Закрыть]. В качестве аргумента указывается на отсутствие связи между наследником и порочным фактом, повлекшим наступление недействительности[131]131
  Там же.


[Закрыть]. То же, по мнению автора, касается, и требования о применении последствий недействительности сделки, нуждающегося, однако, по выражению В. А. Белова, в более глубокой теоретической проработке. Аналогичной позиции придерживается О. В. Гутников, указывая на строго личный характер права на оспаривание сделок[132]132
  Гутников О. В. Недействительные сделки в гражданском праве (теория и практика оспаривания). 3-е изд., испр. и доп. М.: Статут, 2007. С. 221.


[Закрыть].

Думается, однако, что вместе с правом на оспаривание сделки, а также на признание ее ничтожной, к наследнику как заинтересованному лицу переходит и право на применение последствий недействительности сделки. Последнее положение объясняется необходимостью полной нейтрализации совершенной наследодателем порочной сделки и возвращения в наследственную массу имущества, переданного по ней. Интерес наследника как новой стороны недействительной сделки в рассматриваемом случае очевиден.

Единого решения в литературе не получил вопрос об оборотоспособности права на оспаривание сделки и, как следствие, возможности его самостоятельного отчуждения. Так, по мнению А. А. Ягельницкого, право на оспаривание сделки может быть уступлено в качестве самостоятельного объекта гражданских прав[133]133
  Ягельницкий А. А. Право на оспаривание // Сделки, представительство, исковая давность: Сборник работ выпускников Российской школы частного права при Исследовательском центре частного права имени С. С. Алексеева при Президенте Российской Федерации / Сост. и отв. ред. А. В. Егоров. М.: ИЦЧП им. С. С. Алексеева при Президенте РФ, 2017. С. 197.


[Закрыть]. В обоснование приведенного положения, ссылаясь на системное толкование ст. ст. 128, 129 ГК РФ, автор отмечает, что «поскольку нормативное понятие «имущественное право» не определено и имеются достаточно серьезные основания отнести право на оспаривание к имущественным», данное право, как и любой объект гражданских прав, может переходить к другим лицам без существенных ограничений[134]134
  Там же. С. 192.


[Закрыть].

Представляется, однако, что ученым не учитывается, что совершение и (или) исполнение недействительной сделки связаны, по смыслу действующего гражданского законодательства и программных документов его реформы, с необходимостью защиты участников такой сделки. Как следует из толкования ст. 166 ГК РФ, признание сделки недействительной и применение последствий ее недействительности возможно только при нарушении ею их прав и охраняемых законом интересов ее участников. Как неоднократно подчеркивалось, данное положение было введено в гражданский закон для ограничения бесконтрольного оспаривания сделок, сокращения круга лиц, управомоченных воздействовать на юридическую судьбу сделки путем заявления соответствующих требований.

Сомнения вызывает и произведенная А. А. Ягельницким квалификация права на оспаривание сделки как имущественного права в смысле ст. 128 ГК РФ. Автором данной позиции было справедливо указано на то, что доктрина гражданского права не характеризуется наличием единых подходов к трактовке понятия имущественных прав. Однако относительно устоявшимся является их понимание как субъективных гражданских прав, выступающих средством реализации имущественного интереса, имеющих денежную оценку, не присущих субъекту изначально в силу самого факта его существования и обладающих признаком отчуждаемости[135]135
  См.: Яковлев А. С. Имущественные права как объекты гражданских правоотношений: автореф… дис. канд. юрид. наук. Воронеж, 2003. С. 9.


[Закрыть]. Право на оспаривание, в отличие от имущественного права как объекта гражданских прав, обращено не к контрагенту обладателя такого права, а к суду. У права на оспаривание, кроме того, нет никакой имущественной ценности, оно не существует автономно от его обладателя. Как справедливо было отмечено А. С. Смирновым, право на оспаривание не нацелено на увеличение материальных благ и ценностей, а преследует единственную цель – защиту гражданских прав и охраняемых законом интересов его владельца [136]136
  Смирнов А. С. Указ. соч. С. 9.


[Закрыть].

Ситуация осложняется, однако, если по договорному обязательству была совершена уступка прав требования или перевод долга. В указанных обстоятельствах при последующем обнаружении в сделке оснований ее недействительности, руководствуясь положениями ст. 166 ГК РФ, затруднительно определить, кто – цессионарий или цедент, прежний или новый должник – является носителем права на оспаривание.

Отвечая на этот поставленный в доктрине гражданского права вопрос, Л.А. Новоселова пишет, что «поскольку оспаривание сделки затрагивает структуру обязательственного отношения в целом, а не только конкретное право требования, принадлежащее кредитору, следует признать, что новому кредитору право требования не переходит. Сказанное в равной степени распространяется на случаи оспаривания оспоримых сделок и требований о признании сделок ничтожными»[137]137
  Новоселова Л. А. Сделки уступки права (требований) в коммерческой практике. Факторинг. М.: Статут, 2003 СПС «КонсультантПлюс».


[Закрыть]. При этом указанный ученый обращает внимание на то, что «для цессионария небезразлична судьба уступленного ему требования. Цедент, самостоятельно и без учета мнения нового кредитора реализуя свое право на оспаривание сделки, служащей основанием для уступленного права требования, затрагивает интересы цессионария. Реализация им такого права без согласия цессионария может являться нарушением цедентом обязательства гарантировать действительность уступленного права»[138]138
  Там же.


[Закрыть]. В качестве предложения по совершенствованию законодательства, направленного на разрешение приведенной проблемы, Л.А. Новоселовой предлагается воспринять имеющуюся в германском праве конструкцию, предполагающую, что право на оспаривание сделки цедент может реализовать только с согласия цессионария.

Свое предложение решения обозначенной проблемы предлагает и А. В. Вошатко, по мнению которого «к цессионарию в силу ст. 384 ГК РФ переходят лишь те права, которые связаны с кредиторством цедента по уступленному требованию… Напротив, права, принадлежащие цеденту как стороне договора, из которого возникло уступаемое требование, действием ст. 384 ГК РФ не охватываются, поскольку от их реализации зависит судьба не только требования, выступающего предметом цессии, но и всего договорного отношения в целом. К числу таких прав относятся, в частности, право на оспаривание договора. С их реализацией прекращается договорное отношение в целом, причем иногда с возникновением для контрагентов обязательств вернуть друг другу полученное по договору»[139]139
  Вошатко А. В. Договор уступки требования: дис… канд. юрид. наук. Ярославль, 2009. С. 171.


[Закрыть]. Поддерживая взгляд Л. А. Новоселовой о возможности разрешения указанного вопроса за счет введения правила о необходимости получения согласия цессионария на оспаривание сделки, А. В. Вошатко уточняет, однако, что в отечественном праве такая возможность может обосновываться через применение по аналогии п. 2 ст. 430 ГК РФ, а также ст. 10 ГК РФ.

Иную позицию занимает А. А. Ягельницкий, который считает, что право на оспаривание переходит вместе с передачей стороной своих прав и обязанностей по договору, при этом «возникающие проблемы с последствиями оспаривания решаются исходя из обстоятельств дела». При решении вопроса о том, кому – цеденту или цессионарию – переходит право на оспаривание, по мнению указанного автора, следует руководствоваться характером дефекта спорной сделки. Так, право на оспаривание переходит к цессионарию в случае, «когда экономический эффект неэквивалентности предоставления по оспоримой сделке падает на цессионария, в частности, когда порок воли изначально управомоченного на оспаривание касался предоставления, право требовать которое уступлено». Право на оспаривание не переходит к цессионарию, если «порок воли относился к предоставлению другой стороны по оспоримой сделке, вследствие чего, несмотря на уступку права, экономический эффект неэквивалентности предоставлений по оспоримой сделке остается на цеденте»[140]140
  Ягельницкий А. А. Указ. соч. С. 245.


[Закрыть].

Думается, однако, что при решении вопроса о принадлежности права на оспаривание при перемене лиц в обязательстве должен учитываться характер обязательственной связи сторон первоначальной сделки до перемены лиц. Понимание обязательства как простой правовой связи[141]141
  Сторонниками такого подхода являются С. К. Соломин и Н. Г. Соломина (Соломин С. К., СоломинаН. Г. Прекращение обязательства по российскому гражданскому праву: теоретический очерк. М.: Юстицинформ, 2014. С. 4).


[Закрыть] (ст. 307 ГК РФ) дает основание для вывода о «расщеплении» фигуры одного субъекта двусторонне

обязывающего договора и на должника, и на кредитора. В такой ситуации правовая связь сторон договора будет характеризоваться наличием у его сторон и (или) только у одной стороны нескольких субъектов с разными обязательственными функциями. Данное обстоятельство предполагает невозможность в двусторонне-обязывающем договоре наделить правом на его оспаривание и применение последствий недействительности сделки только цедента либо только цессионария в силу возможной заинтересованности каждого из них в удовлетворении указанных притязаний. Как цедент, так и цессионарий выступают его стороной, а значит, должны быть квалифицированы и как сторона недействительной сделки в смысле ст. 166 ГК РФ. То же можно отметить и применительно к ситуации перевода долга в отношении прежнего и нового должников.

Для внесения ясности в порядок защиты указанными лицами своих прав, Верховному Суду РФ следовало бы отдельно предусмотреть отмеченную возможность заявления ими требований о признании сделки недействительной и о применении последствий недействительности в случае нарушения недействительной сделкой их прав и охраняемых законом интересов. Данное правило следует закрепить в Постановлении Пленума ВС РФ № 25 в следующем виде:

78.1. Согласно абз. 1 п. 2, абз. 1 п. 3 ст. 166 ГК РФ требование о признании сделки недействительной и применении последствий ее недействительности может быть предъявлено сторонами сделки (они же стороны обязательства, возникающего из сделки). По смыслу приведенных правовых норм сторонами сделки, имеющими право требовать признания сделки недействительной и применения последствий ее недействительности, также являются цедент (цеденты), уступивший (уступившие) свое право требования новому кредитору, цессионарий (цессионарии), прежний должник (прежние должники), новый должник (новые должники) по обязательству, возникшему из такой сделки при условии нарушения ею их прав и охраняемых законом интересов.

Подводя итог, можно заключить, что стороны недействительной сделки представляют собой участников правоотношения по защите их прав и охраняемых законом интересов, наделенных правом на защиту посредством максимально полного, в сравнении с иными участниками недействительной сделки, набора способов защиты, не подлежащего передаче другим лицам, а также претерпевающих все материальные последствия при изменении юридической судьбы сделки.